Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

– Да, слушаю. – мне кажется, что девушка спокойна и безразлична.

– Не узнаешь, Катя?

– Почему не узнаю. Привет. – и молчание в трубку. И я не знаю что сказать, что спросить. Волнуюсь, не могу найти нужных слов. Наконец выдаю первое, что пришло в мою, наверное не очень умную голову.

– Как дела? Как в стройотряд съездила?

– Все в общем то хорошо.

– Извини, но может я не вовремя? Может отвлекаю тебя?

– Да нет, ничего. – безразличный голос девушки заставляет меня дернуться.

– Ну ладно. Ничего так ничего. Маме привет передавай.

– Хорошо. Передам.

– Пока. – я положил трубку. Какой хотел получить результат, такой и получил. Трубку то бросил, а не положил. Задело, что говорили с тобой, как с пустым местом. А что ты хотел? Вернулся четвертого октября, а сегодня уже тридцатое. В общем крути не крути, а результат вполне предсказуемый. И чтобы больше не отвлекаться от дел насущных, клянусь себе, что больше никогда не наберу этот номер. Очень крутой мэн. Даже слишком. На душе мерзко, и жалко себя до слез. А еще злюсь конкретно. Может я ошибся в выборе приоритетов. И институт, и спорт в конце концов окажутся в моей жизни делом вторичным. А девушка с безразличным голосом, останется в душе навсегда. И будет уже не моей девушкой, не моей женой, не моей любимой. И все это уже нельзя будет исправить. Даже если все так и случится, что я могу вот прямо сейчас сделать, что предпринять? И стоит ли это вот прямо сейчас мусолить? Ведь точно знаю, что второй раз не смогу набрать знакомый номер. И гораздо продуктивней поразмышлять без злости и эмоций. Я виделся с ней в мае. Сегодня тридцатое октября. Отвечала девушка вежливо и спокойно. Абсолютно без эмоций. При переводе с языка интеллигенции на простой народный, меня элементарно послали. И на фоне всего этого честно спросить себя. Что я в конце концов хочу? И что я должен делать на данный момент? Получается одно, только заняться математикой. Три часа просидеть за учебниками и пораньше лечь спать, чтобы завтра с новыми силами окунуться в ежедневные проблемы. С этой минуты я весь в простых и земных делах.

Толку из моего очень даже благоразумного решения не получилось. Ни как не могу сконцентрироваться на учебе, то бишь на математике. В голове сидит этот телефонный разговор. Все мусолю что надо бы сказать, да что ответить. С горем пополам добил уравнение и закончил с учебой. Надо не на алгебре заканчивать, а на женщине. Маринке что ли позвонить? Ну нет, моя контуженная голова еще один отрицательный результат не выдержит. Как бы дров не наломать с этой любовью. Вот уже и лукавая мыслишка посетила. А не прогуляться ли до ближайшей кафешки. Если я решусь на такую глупость, то это будет самое худшее за сегодня. Коньяк выбьет меня как из учебы, так и из спорта минимум на три дня. А вот просто прогуляться – идея не плохая. Но не плохая – это когда сидишь дома, в тепле. А на улице холодный, резкий ветер выбивает слезы и через полчаса загоняет обратно в тепло квартиры. В общем день не удался. И ко всему этому ночь давила снами – кошмарами. Снилась Маринка, крутящая своими роскошным задом и трясущая большими титьками. И вдруг кровь. Все вокруг в ней. И серые камни, и целый ворох солдатского, изодранного обмундирования, сваленного почему то в большую кровавую кучу. И ни лиц, ни людей. Три раза просыпался, чтобы прекратить этот ужас. Шел на кухню пить воду, скрипел половицами. Отчего наверное просыпалась мама. И ночь тянулась утомительно долго. А когда наконец пискнул будильник, вставать ох как не хотелось. Что-то со мной непонятное творится

Девушка положила трубку и замерла в тяжелой задумчивости. Раздался звонок, которого она так ждала. Он и раздался, но обида заслонила собой все. И вот теперь мысли совсем не радостные. Своим равнодушным голосом она снова обидела парня. Ведь прервал разговор мгновенно. И она теперь вряд ли когда услышит его голос. Он разозлился и принял наверное решение. И это его решение подвело черту под их отношениями, которых практически и не было. Разве три встречи можно назвать этим словом. Вот и все, она кажется доигралась в обиды. Она получила легко прогнозируемый результат. А позвонить первой она не сможет никогда. Хотя что тут страшного? Может ее гордость – ее проклятье? Ведь и в стройотряд уехала ему назло, с гордо поднятой головой. Там чуть глупостей не наделала. А может эти глупости и есть самая настоящая жизнь? Она не знает. И спросить даже у мамы стесняется. И когда вернулась, вся из себя счастливая от встречи с привычной обстановкой, то очень ждала этого звонка. Во всех институтах занятия с пятого октября начались. Вернулся он значит давно, а вот звонит только сегодня. Когда она уже устала ждать. И этот звонок всколыхнул в ней обиду помноженную на гордость. И в этом сумбуре мыслей и чувств отвергла все разумные доводы. Ведь могла хоть выслушать его оправдания. Могла узнать почему он так долго молчал. Может приболел? С колхоза все простуженные возвращаются. Ведь и они тогда перед первым курсом все заболели после той осенней картошки. Откуда в ней эта дурацкая упертость? Только себе хуже делает. Теперь на неделю, а то и больше маяты душевной. Хотя простое решение рядом. Возьми и перезвони. Извинись, а все дальше само собой пойдет, утрясется – урегулируется. Ведь уверена, Дмитрий очень обрадуется ее звонку. И определитель номера провокационно и нагло высвечивает – мигает красными цифрами. Но она этого никогда не сделает. Мучить себя, расстраивать родителей – может в этом она находит удовольствие? Какие глупости в голову лезут, если она сегодня пол ночи уснуть не сможет. Из кухни пришла мама:

– Кто звонил? Вид у тебя очень расстроенный. Нахохлилась, как воробышек.

– Да нет, все хорошо.

– Почему тогда расстроена, если все хорошо? Опять Дмитрий?

– Да ничего не расстроенная. Просто голова болит.

– И что сказал, что спросил?

– Мямлил несуразное. Тебе привет передавал.

– Так ты и слушать не стала?

– Слушала я очень внимательно. Он в начале октября вернулся из колхоза. Спросил как у меня дела? Я ответила что все хорошо. Вот и весь наш диалог.

– Все понятно. Опять проявилась наша аристократичная холодность во всей красе. Да еще замешанная на уязвленной гордости.

– Почему так решила?

– Только по одной фразе. Вернулся еще в начале октября.

– Мамочка, ты у меня просто умничка. Все правильно, сегодня тридцатое. Товарищ почти месяц до телефона добраться не мог. А если для него это так сложно, то это его проблемы.

– А может больше твои?

– Может и мои, я не знаю. Я теперь вообще ничего не знаю, ничего не жду, ни во что не верю.

– Значит расписалась в своей слабости. Как ты можешь на пустом месте создавать проблемы. Из ничего, из воздуха. У тебя к этому талант.

– Ты права мама. У меня талант делать себе плохо. Я только что это и сделала. А коли у нас согласие по этому вопросу, то давай сменим тему. О чем ни будь приятном поговорим.

– Дай мне номер его телефона. Я поговорю.

– А вот это как раз и лишнее. Я тебя люблю мамочка, но честное слово. Это не надо делать.

– Я поговорю о своем. Мы ведь заочно знакомы. Тем более он привет мне передавал.

– Я не дам его номер телефона.

– Ну как знаешь. Ты уже у меня взрослая, сама все решаешь. А вообще-то тебе замуж пора. Пора заканчивать бродить в идеалах юности. Вдруг так и не встретишь своего принца.

– При чем тут принц. Я просто не хочу, чтобы мне звонили только под настроение. Или когда уже ни каких дел не осталось.

– Ну почему ты такая бескомпромиссная? Ты даже причины не знаешь почему человек тебе не звонил. Может болел. А может и дела очень важные. Ты себя на первом курсе вспомни. Много ты из дома выходила? А парень и учится, и работает, и со спортом связан.

– Все понятно, мамочка. Я и только я во всем виновата. Ну не могу я вникнуть в проблемы человека. Ну вот такая я, и меня уже наверное не исправить. И еще раз прошу, давай о чем ни будь другом поговорим.

– О другом так о другом. Я по своим каналам договорилась. Тебе через недельку – другую дубленка будет. Как ты и хотела. Светло – коричневая, с капюшоном. Прямо с фабрики.

– Ты просто молодец. Как тебе это удается?

– А я в облаках не летаю. Я смотрю на жизнь и принимаю ее такой какая она есть.

– Опять ты за свое. У меня этими вопросами будет заниматься муж. Кстати, а сколько эта прелесть стоит?

– С суетой, с благодарностью людям. Где то чуть больше тысячи. Первая вещь, купленная на твои собственные деньги.

– Я уже подумываю, а не повторить ли мне на следующее лето восточный круиз?

– Нет уж хватит. Пока тебя не было, я столько всего передумала. Столько седых волос заработала. Или у нас нет возможности тебя одеть?

– Не в этом дело. Как говорят художники, жизнь надо рисовать с натуры. Но если честно, то меня эти самые натуральные зарисовки уже не интересуют. И больше я в ни какие стройотряды не поеду. Видишь какая у тебя умная и практичная дочь.

– Все правильно, успеешь порисовать с натуры, еще надоест. Надо жить и радоваться пока нет больших проблем.

– Ты думаешь у меня все так гладко?

– Какие у тебя проблемы, девочка ты моя? Побудешь пару лет замужем, ребенка родишь. Вспомнишь эти свои переживания, смеяться станешь.

– Хорошо если так и будет.

– Поверь мне. Будет так и ни как иначе. – Катя в ответ промолчала. Хорошо маме быть такой уверенной. А она потеряла свою первую любовь навсегда. Ведь сама никогда первой уже не позвонит. И Дмитрий скорее всего тоже. Почему у нее все получилось так нелепо и бестолково. И от всего этого хочется уткнуться лицом в подушку и просто плакать.

Пришел из гаража отец, частенько свободное воскресное время посвящающий «Жигуленку», гаражной компании и конечно водочке. И от этого веселый, разговорчивый и с мороза краснощекий. Вся семья в сборе. Сейчас поужинаем и каждый займется своим делом. А она конечно учебой. Какие бы не были переживания, а красный диплом ее цель номер один. Мама уберется на кухне и сядет к телевизору. Папа сразу после ванной отправится в спальню. Все обычно, все как всегда. А ей хочется уже чего то другого. Она устала от этой равномерно и предсказуемо текущей жизни. И было бы гораздо лучше, проведи она этот вечер в кино, в компании молодого человека. Но как говорится, что есть, то есть. В эту ночь она спала плохо, мучаясь вязкими, не запоминающимися снами. Просыпалась постоянно, и через минуту снова забывалась чутким, можно сказать тревожным сном. Утром, собираясь в институт, чувствовала себя разбитой, просто больной.

Дни учебы тянуться тягостно долго. Признак усталости – постоянное раздражение. На лекциях силой воли заставляю себя сосредоточиться. И только к середине декабря вроде как втянулся в учебный ритм. Время покатилось веселее, настроение улучшилось. И высшая математика с другими точными науками стали потихоньку сдаваться. Сегодня в этих вопросах чувствую себя более – менее уверенно. Хотя моя уверенность тянет всего на всего на тройку. Ну может быть с маленьким плюсом. Но и это для меня просто отлично. Главное, что все понимаю. Это мне все надо больше для самоутверждения. Для жизни думаю высшая математика не пригодится. Как и английский с политэкономией, которые у меня вообще на ноле. К ним я вообще не прикасаюсь. На них нет времени. Хотя лекции не пропускаю. Слушаю внимательно, стараясь запомнить как можно больше. В этом вопросе полностью положился на тренера. Хотя мыслишка в подсознании бьется с постоянной настойчивостью. Надо как то и самому подстраховаться. Ведь совсем скоро зачеты перед зимней сессией. Начал с политолога. Внимательно изучаю объект, как в армии учили. И все мое изучение ограничивается примитивным гипнозом, которым я конечно не владею. Это кстати мое личное ноу – хау. Гипнотизирую, упершись немигающим взглядом в глаза преподавателя. Повторяю про себя одну и ту же фразу:

– Ты решишь вопрос так, как мне это надо. – политический философ, сухопарый мужик сорока двух лет, явно просек – от него что-то требуется. Не может понять, но и явно не нервничает. Мой взгляд выдерживает не больше пяти секунд. Думаю с ним все пройдет легко и просто. Недельку погипнотизирую и начну действовать. Не фиг тянуть до последнего. А вот с англичанкой Лидией Захаровной мне пока ничего не светит. Она в очках, за матовыми стеклами которых не видно глаз. И когда я смотрю в эти стекла, то первый отвожу глаза. Мне кажется, что это она смотрит на меня в упор, не мигая, как кобра. Вполне понимает что от нее требуется. И в душе смеется над этим моим посылом. И при этом ехидно думает. Мол ничего у тебя не получится. И зачета тебе не видать, как собственных ушей. От таких мыслей начинаю слегка паниковать. Решаю сегодня же переговорить с тренером. Пусть решает вопрос, если обещал.

Про меня вспомнили в комитете комсомола. Пригласили на бюро. Их там пятеро. Четыре парня и одна девчонка. Очень даже симпатичная, если не сказать красивая. Они хотят встречу с ветеранами – афганцами устроить. Просят совет у меня по этому вопросу, как это лучше и торжественней провести. Воинов – интернационалистов набирается только в нашем институте десятка полтора. А если еще из других учебных заведений ребят пригласить, то мероприятие получится довольно серьезное. Комитетчики с виду совсем молодые ребята. А в словах, в движениях солидность, прямо как у старших партийных начальников. Сам секретарь комитета комсомола молодой, да ранний. Лицом, выправкой весь из себя честный и правильный. Хоть сейчас на плакат. Ну в общем самый – самый комсомольский. Такому дорога одна – на самый партийный верх. Этот, как сейчас говорят, в обойме. И только смерть может оттуда его выковырнуть. Смотрит в глаза по доброму, прямо как отец родной. Помню я эти взгляды, в обкоме насмотрелся. Вот только как до дела дойдет, так сразу в этих глазах начинает ненависть отсвечивать. Я с удовольствием юных комитетчиков разочаровываю. Смотрю на них таким взглядом, от которого все армейские политработники сразу прекращали агитировать меня за вступление в партию. Со снисходительной усмешкой все понимающего человека ответил им:

– Простите пожалуйста, но я ни Афган, и все что с ним связано, вспоминать не хочу и не буду. Это мое горе и несчастье. И прошу мне об этом не напоминать. – почему я так ненавижу всех этих партийцев. Вроде ничего плохого они мне не сделали. У меня эта ненависть прет откуда то из глубины души. И прет видно довольно откровенно. От моего взгляда все эти отводят глаза. Секретарь явно не ожидал такой отповеди своему предложению. Попытался что-то вякать про интернациональный долг. На что я ему, этому партийному щенку, ответил еще жестче:

– Я думаю, вы там не были и не будете никогда. А значит и не знаете деталей этой бессмысленной войны. Лично я не хочу ничего вспоминать. Одно расстройство. Прошу простить, но в этом вопросе я вам не помощник. Учеба с трудом продвигается. Я ведь контужен был на этой войне. – после слова контужен все посмотрели на меня более внимательно, и кажется боязливо. Глядели так, как будто только что увидели. Я в свою очередь их тоже внимательно оглядел. Чем добавил напряженности присутствующим. Они все отводят глаза. Смотрю на этих комсомольцев и думаю, ребятки серьезно делают карьеру. Когда в школе 99.9 десятых пацанов мечтали быть моряками, полярниками, летчиками, а то и космонавтами. Эти всегда хотели только руководить. Звеньевой, комсорг класса, потом школы. И вот теперь в институте при тех же делах. Вот они кадры для райкомов и обкомов. И нигде суки не рекламируют, мол очень хочу быть руководящим партийцем. В общем очень ушлые ребята с не правдоподобно честными глазами. На том и расстались. Думаю теперь меня напрягать не будут ни с какими комсомольскими поручениями. Кому контуженный нужен. От такого всего можно ожидать. И в общем то правы. Знали бы, как я машину вырывал у ваших старших товарищей. Которые на пупе извертелись, чтобы только мне ее не дать. Именно вырывал. Потому как в этом обкоме законы волчьи. Да и вы не овцы тихие. Не одну студенческую голову отгрызли по приказу вышестоящих начальников. Чуть что и сразу на бюро комсомола. И как следствие гон из института. Так что дай Бог, чтобы эта встреча была для меня первая и последняя.

А на встречу воинов – афганцев я попал. И не просто попал, а отсидел полных два часа, пока герои – интернационалисты вспоминали боевое прошлое. И попал благодаря не кому ни будь, а моей гордой и обидчивой зазнобе. Если конечно ее можно так назвать. Столкнулся я нос к носу с Катенькой Муромцевой в коридоре института, когда шел из спортзала после тренировки в деканат. Девушка явно растерялась, увидев меня перед собой. Да и я от удивления глаза вытаращил:

– Привет, вот кого не ожидал встретить. – сердце екнуло то ли от радости, то ли от счастья.

– Здравствуй Дмитрий. Нас от мединститута направили к вам поддержать наших ребят. – тороплюсь оправдаться, что совсем случайно сюда попала. Глупость несусветная. Сама себе противна. А Дмитрий то очень рад. Улыбка до ушей.

– Что за ребята, и зачем их поддерживать?

– Ну наших, из меда. Они как и ты в Афганистане воевали. А в вашем актовом зале, как самом большом, сегодня встреча всех афганцев – студентов.

– Вот оно что. А я даже и не слышал об этом. – лукавлю. И не знаю зачем.

– А я думала, что и ты там выступать будешь. Тебе кстати форма очень идет. – комплимент это очень хороший для меня знак. Я теперь не отстану от Кати ни на шаг. Это судьба. И я не стану ей противиться.

– Нет, выступать я не буду. Но если ты разрешишь, то компанию тебе составлю. Так как? Можно? – девушка смутилась и даже чуточку покраснела.

– Конечно можно. Но я не одна, а с девчонками с курса.

– А парни ваши где?

– Не знаю. Их сразу на входе забрали. Наверное в президиуме сидеть будут. – Катя представила меня своим двум однокурсницам, стоявшим чуть в стороне. Имена которых я сразу же забыл, весь в волненье от такой нежданной встречи. Вчетвером мы прошли в актовый зал. Нашли свободные места. Устроились комфортно. Совсем недалеко от сцены. И просидели до конца. Девушки что-то по тихой обсуждают, совсем не интересуясь происходящим. Катя делает вид, что очень заинтересована рассказами геройских воинов. А я смотрю на нее. Чувствуя мой взгляд, она оборачивается ко мне, улыбается и снова внимательно смотрит на сцену. И только сейчас до меня доходит, какой я был дурак. Она же еще соплячка, пацанка пацанкой. А я принял ее за своенравную и гордую красавицу. Неожиданно столкнулись и девушка не смогла скрыть радость. Да и я наверное так же выглядел. Теперь все, будем играть по моим правилам. Не собьет меня, не поставит в тупик ее неприступная гордость. Мне нужна женщина. И не просто женщина, а любимая. И теперь этой женщиной станешь ты, Катюша. Я теперь не отпущу тебя никуда. Если мы сегодня случайно встретились, то это судьба. И я больше не собираюсь ее испытывать. Не отрываясь, смотрю на девушку в пол – оборота. И она снова поворачивается ко мне и улыбается. А отвернувшись, снова делает вид, что внимательно слушает выступающих. Я вообще не вникаю в то, что творится на сцене. Напрягся только в конце, когда услышал номер своей части. Нашей горно – пустынной дивизии ВДВ. Говорил парень с сержантскими лычками на погонах. Правда форма у него общевойсковая. Но то что номер моей части, я уверен на все сто. Надо бы по идее переговорить с однополчанином. Но это потом, как ни будь в другой раз. Парень видно только что дембельнулся, если еще при погонах. Остальные афганцы все по гражданке. У половины на пиджаках награды. Я знаю, если есть награды, то и ранения присутствуют. Закон социализма. Давать медали – ордена не за дело, а за страдания.

Наконец это мероприятие закончилось, которое вообще прошло мимо моих ушей. И окончание которого было наверное самым приятным моментом для всех присутствующих в зале. Так как студенты весело и дружно потянулись к выходу. А собралось нас много. Зал почти полный. Мы десять минут добирались до выхода. И пока я медленно следую за девушками, в уме прокручиваю варианты. Как сделать, чтобы расстаться с Катей как можно позже. Простого провожания мне сегодня мало. И она наверное тоже это хочет, но из-за своей вредности и гордости может все сделать наоборот.

А шанс мне представился в виде сержанта – однополчанина, который о чем то оживленно беседовал у гардероба с таким же воином Советской Армии. Я не задумываясь подвел девушек к ним. Мол парень из моей части. Как не познакомиться с героем поближе. Пацаны явно не ожидали такого интереса к своим персонам. Да еще со стороны симпатичных девушек. Я, как человек штатский, не обученный и не воевавший, у них интереса не вызываю. После восторженных восклицаний девчонок, какие вы молодцы, герои и прочее, запас радостного любопытства у женской стороны явно иссяк. Включаюсь в разговор:

– Я тоже в этой части служил, но мы за десантом числились. А ты смотрю к пехоте приписан.

– Дивизия как была десантной так ей и осталась. Просто наш батальон был придан ей временно, на усиление. А пока то да се, полгода пролетело. Вот и дембельнулся почти десантником.

– Все понятно. А вы оба из этой части?

– Нет. Вот Леха в Кабуле служил, на БТРе рассекал водилой. Мы земляки. Оба из Ангарска. Давай знакомиться, десантник. – через пять минут мы знали все об Аркаше и Лехе. И то что они в одной школе учились. И в одном классе. И живут рядом, на одной улице. Они слушатели подготовительных курсов. Вернулись из армии месяц назад. А то что при параде, это в комитете комсомола попросили. Мол разговор об армии, Афганистане. И никого в форме не будет. Не порядок. Солдатское обмундирование и награды очень подчеркнут важность и торжественность мероприятия.

Время только двадцать ноль – ноль, и надо что решать. И подогретый полученной сегодня зарплатой в количестве ста сорока трех рублей, я озвучиваю в общем то соблазнительное предложение. От которого почти невозможно отказаться. Очень надеюсь, что Катя против коллектива не пойдет.

– У меня идея. Как на счет того, чтобы скромно перекусить? Я как раз сегодня зарплату получил. – девушки не возражают, Катя молчит, парни немного замялись. Видно с финансами не густо. Но я успокаиваю:

– За деньги не переживайте. Посидим скромно. Вспомним боевое прошлое и через часик разбежимся. – и только сейчас подумал о плохом. А вдруг Катя наотрез откажется. А я не смогу отработать назад с этим застольем. Сказал, значит сделал. С замиранием сердца жду, что скажет самая главная для меня девушка. Она молчит, а молчание, как говорится, знак согласия. Светленькая медичка деловито интересуется:

– А где мы этот перекус устроим?

– Железнодорожный ресторан недалеко. Там кстати очень даже хорошо готовят. – недоуменные взгляды всех трех девушек. Я не понят слабым полом в упор. Та же светленькая все и расшифровывает:

– Ни каких вокзальных дел. – мне в общем то все равно. Главное не «Интурист». Не хватало там на Марину налететь.

– Тогда «Алмаз» – он в центре, но забегаловка забегаловкой. Там обычно оседают те, у кого на более приличное заведение денег не хватает. И конечно студенты с десяткой на четверых. Что и говорить, а цены там вполне демократичные. Как и обстановка. Бутылка водки, пара салатиков, и официантки совсем на тебя не косятся – не наезжают. Все вроде бы согласны, ну и отлично. И только сейчас вспомнил, что шел в деканат забрать справку с места учебы. Все ни как не могу все документы собрать на льготную очередь на квартиру. Но сейчас не до этой бумажки, боюсь оторваться от Кати. Уйду я, и она исчезнет. А сейчас, наша спонтанно скомплектованная команда, готова окунуться в омут скромного веселья.

– Голосуем. Все шестеро в тесноте машины или комфортно на трамвае? – дружно голосуют за машину. Через десять минут я подогнал свой «Жигуленок» к парадному института. Немного проехал вперед, чтобы успеть выскочить из-за руля. Надо встретить Катю у правой дверцы, чтобы усадить рядом с собой. Его запросто может занять блондинка. Она мне вроде как парочку многозначительных взглядов подарила. Усядется, как ее потом выкурить? Извини дорогуша, но я два раза на грабли не наступаю. Катя моя женщина на всю жизнь. На своей машине, за свои деньги, и чтобы моя любимая сидела у кого то на коленях. Это уже из области анекдота.

Наконец все устроились. Девушки не захотели садиться на колени к парням. Ни каких намеков на более теплое знакомство. Да и видно, что парни и девушки из разных социальных групп.

Хотя все совсем не упитанные, а «Жигуль» явно перегрузился. Показав этим, мою явную глупость. Я веду его очень осторожно, объезжая любые подозрительные колдобины. Один плюс, хоть дорога в центре и не идеальная, но все же намного лучше чем на окраинах. Вот и ресторан. Зима, середина недели, фактически начало вечера. Так что ни каких проблем найти свободный столик на всю большую компанию. Делаю заказ, как приглашающий.

– Бутылка водки и бутылка сухого красного вина «Каберне». По мясному салатику. И по рубленному бифштексу с жареной картошкой. Никто не спорит. Вот и отлично. Официантка записала в блокнотик заказ и я сразу прошу все подсчитать. Намек на то, что ограничен в деньгах. И обсчитывать меня себе дороже. Насчитает лишнее, а денег рассчитаться не хватит. Разборка, проверка счета однозначно. А там на пятерку завышено. И прощай хлебная работа. Дозаказываю кофе и фрукты. Ужин тянет на тридцать три рубля. Отдаю тридцать пять. В общем то все приемлемо и терпимо. Я рассчитываю прогулять где то полтинник. Так что у меня в запасе еще двадцатка, которую могу потратить с чистой совестью. Даже если и все деньги спущу, ничего страшного. Сегодняшний день для меня судьбоносный.

Вечер пошел немного не по запланированному сценарию. Думал через часик покинуть ресторан вместе с Катей, но не получилось. Во первых, с мороза решили водки выпить все. На пятерых графинчик пятьсот граммовый – пустяк. Тем более, что в него не долили явно грамм так семьдесят, если не больше. Я не пью, за рулем. Никто не настаивает. Первый тост за Афган. Второй за то, что вернулись живыми. Зажевали салатики. С холода, под водку, аппетит будь здоров. Да и весь день на занятиях, все фактически голодные. Девчонки выпили по маленькой рюмки водки и теперь смакуют вино. Красное, болгарское. К горячему пришлось брать еще графинчик, в который уже не долили побольше, и который приканчивали воины – интернационалисты вдвоем. Девушки к водке больше не прикасались. Они отодвинули рюмки без всяких объяснений. Несмотря на выпитое, разговор за столом явно не клеится. Аркаша не мог сказать ничего нового о моей части. Да и я, если по совести, сильно этим не интересовался. Алена и Верочка стреляли глазами по соседним столикам. Но и там ничего подходящего не наблюдалось. Парней больше интересовало, как это я машину новую урвал. А когда узнали, что это подарок родственников, интерес к этой теме у них пропал. Катя явно скучала. Ей было, как мне показалось, немного не по себе. Скорее бы это закончилось. Хочу остаться наедине со своей девушкой. Я уже уверен, Катя моя и только моя. Видя, что нашу компанию не сближает ни вторая бутылка водки, ни вино, понял какую глупость сморозил с этим застольем. Что у меня общего с совершенно посторонними людьми? Катя думаю и без этого разрешила бы себя проводить. А коли все понятно, надо действовать. И когда заиграла медленная музыка, пригласил Катю на танец. Кружась в медленном танце, почти коснулся губами ее щеки, почти прошептал:

– Может уйдем? – и легкий кивок в знак согласия. Мое сердце замерло. Девушка чуть-чуть прижалась ко мне, как бы подчинясь ритму музыки и танца. Я был готов для нее на все. Даже расцеловать на виду у всех. Но это только в мечтах. Вернулись за столик и я не стал откладывать прощание. Кстати, остающиеся не сильно огорчаются, когда мы их покидаем. Пару слов на прощание:

– Извините, мы уходим. Вам продолжение веселого отдыха. – жму руки парням, киваю девушкам. Забираю из вазы два больших, красных яблока. На душе легко и радостно. Нас поняли и не пытаются задержать. Хорошо, когда люди умные. Просто отлично, что с этим мероприятием так все быстро закончилось. И на будущее один ценный вывод, никакие армейские воспоминания меня больше не волнуют. Военное прошлое осталось в прошлом, я настроен исключительно на счастливое будущее. Немного конечно категорично, но мне хочется в это верить. И я уже счастлив в ожидании дел насущных, сердечных. Мы столько времени сегодня вместе, а еще толком и не поговорили. Сидим в теплом салоне машины и никуда не трогаемся. И первое слово Кати ложится мне на душу бальзамом. Приятно, когда тебя хвалят.

– А ты молодец. Два часа в ресторане и ни капли спиртного. Даже я водки выпила.

– Это не молодечество, а практичность. Зачем мне из-за какой-то рюмки права терять. Не рационально. К тому же у меня сейчас проблем куча. Зачеты начинаются. А несчастные сто грамм могут на пару дней из колеи выбить. Видишь какой я предусмотрительный и практичный. Наверное это плюс. Как ты считаешь? – намекаю в шутку какой я ценный кадр для семейной жизни. И какая девушка с этим не согласится?

– Думаю да. Тем более, когда у нас трезвость не норма жизни. Вот и я рюмку выпила. Ты как к этому относишься?»

– Нормально. Это одно из удовольствий. Так почему надо его избегать? И опять же практичная сторона здесь проскальзывает. Зима, холод, замерзли. Глоток водки как согревающее и профилактика простуды. Плюс отличный аппетит. Вот разделаюсь с сессией, обязательно выпью.

– Дмитрий, можно спросить? Хоть и вопрос возможно бестактный.

– Какие проблемы, спрашивай. Отвечу честно. У меня тайн нет.

– Прости пожалуйста. Ты вот совсем молодой человек. Только из армии вернулся, а у тебя уже дорогая машина. И за ресторан ты сегодня спокойно большие деньги заплатил. Ты ничем противозаконным не занимаешься? Ты так легко к деньгам относишься, как будто у тебя их очень много.

– Отвечаю по порядку. Мне уже задавали такие вопросы серьезные люди, когда разрешение на эту машину выписывали. Ее мне подарила мама и родственники. За то, что я живой вернулся с войны. Из нашей сержантской группы, с кем я начинал, три четвертых вернулись домой в гробах. Половина суммы за машину лично моя. Последние восемь месяцев я занимал офицерскую должность. И мне выплатили все причитающиеся деньги. А это в итоге сумма очень не плохая. Ведь мне заплатили сертификатами. А они у нас в городе очень ценятся. Продал их и сумма увеличилась почти в пять раз. Один сертификат рублевый стоит пять. Кстати, и за награды не плохо подкинули. Вот в общем то и весь расклад. – говорю эту полуправду, и сам сейчас в это верю. Не хочу признаться себе, что эта молодая девушка сходу «прокачала» меня. Душой поняла, что я совсем не такой уж белый и пушистый. А узнай всю правду, наверняка шарахнется от меня, как от чумного. Вру очень правдоподобно, почти профессионально. И этим убеждаю Катю в своей кристальной честности. И от этого на душе сразу становится как то не очень спокойно. И радость праздника немного в этой самой душе меркнет. Хотя лично я и считаю себя абсолютно правым. А девушка продолжает неприятную для меня тему.