Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

В этот день я с иностранцами не встретился. Как впрочем и на второй. Теперь я уверен, все идет по самому для меня плохому сценарию. Товарищи французы пудрят мозги нашим доблестным чекистам. Мол просто приехали по лютой зиме посмотреть прелести далекой Сибири. А почему именно Сибири? Так там проживает один из знакомых. Вот и совместили полезное с приятным. Такие дубовые объяснения еще сильнее напрягут правоохранителей. Одна надежда – страна потихоньку разваливается, а вместе с ней благополучно разваливается доблестная чекистская кантора. Надеюсь, что она уже не так зорко наблюдает за внешними врагами социализма, на подобие этих самых французов.

Завтра суббота. Ни каких распоряжений ни от кого не получил. А коли так, то веду себя как обычно. С утра военка, которую пропускаю. Допрогуливаюсь, что мои плечи никогда не украсят офицерские погоны. Так и придется на следующую войну идти старшиной, если такая вдруг случится. Так что до двенадцати отсыпаюсь. С часу до трех у меня усиленная тренировка. А потом с Катей отправимся на дачу. Хотя дача еще под вопросом. У моей любимой деликатные дни. Так что вполне возможно она уик-энд проведет за учебниками. В душе предчувствие, все произойдет именно сегодня. Гадать не долго. Уже полдня пролетело.

Предчувствие не обмануло. Все произошло довольно неожиданно. Французы появились в спортзале за полчаса до окончания тренировки. Когда я провел шесть спаррингов и был уже ни какой. И снова, как тогда с Катей, я не понял почему все остановились. Думал снова моя любимая здесь появилась. Спиной к дверям был. А остановиться было от чего. Ввалилось в верхней одежде, что категорически запрещено, семь человек. Я сразу узнал подругу. Несмотря на дымчатые очки на пол лица. И вязаную, белую шапочку надвинутую на самые глаза. Она кажется еще больше располнела. А может ее увеличила в размерах белая куртка – пуховик, очень большая редкость в наших краях. Такой весь из себя беленький колобок. Вошедшие остановились у входа. Шесть мужиков и одна дама. Через минуту Жозефина направилась прямо ко мне, мягко и бесшумно ступая белыми сапожками – дутиками. Сразу узнала. Ее шаги отдавались в моей голове каменной поступью Командора.

Вот что значит французы с их врожденной непосредственностью. Последние метры она бежала, размахивая руками и что-то восторженно лепеча. Мне кажется, будь мы одни, она кинулась бы мне на шею. Такая неподдельная радость светилась в ее глазах. Я молча улыбаюсь, мои пацаны смотрят на все это открыв рты. Второй раз цирк в спортзале да и только. Улыбаюсь вежливо. Беру ее под руку. Веду к выходу, где остановились сопровождающие. Среди которых очевидно есть переводчик. Высокий брюнет, самый красивый в этой группе – ее муж: мистер Конрад. Прямо вылитый Д’Артаньян. На полголовы выше меня, и в плечах крут. Переводчик, молоденький паренек в костюме при галстуке, бойко тараторит. Успевает переводить всех присутствующих сразу.

Тренировка для меня закончилась. Извиняюсь. Мол покину вас на десять минут, вот только переоденусь. Студент переводит, все согласно кивают головами. Выходят в коридор. Среди них двое из деканата. Очень улыбчивый и подчеркнуто веселый Семен Георгиевич, который явно хорошо подзаработал на этом мероприятии. Спишет на французов приличную сумму советских рубликов. Последний товарищ явно из Органов, с очень правильным лицом комсомольского активиста, отличника и самого – самого советского человека. Этот всегда чуть сзади, в стороне. И как бы не присутствует. Чем себя подставляет. Выделяясь явно чужеродным органом в этой компании. Слава Богу, что работает душевая. Обычно в ней нет горячей воды. И я тогда, не снимая кимоно, натягиваю поверх спортивный костюм и качу домой. Где ныряю в ванную, перед этим отправив спортивные шмотки в стиральную машинку. А тут смотри ты, горячая вода как по заказу. Не будут принюхиваться иностранцы к дикарю с Востока. Мне и сейчас неудобно за то, что я тогда оказался перед женщиной грязным и потным. Отдающим наверное самым настоящим звериным. Да и был я тогда натуральным зверем, привыкшим как к виду, так и к запаху крови и смерти. Не замирающим от ужаса, при виде развороченных гранатой человеческих останков.

Горячая вода смывает с меня пот, грязь и усталость. Сейчас бы на машину и к Кате. Прижаться к ней, обнять, вдохнуть всей грудью ее такую всю из себя родную и любимую. Но до этого нереально далеко. Впереди непонятно что.

Через двадцать минут я предстал перед высокими гостями в полной совдеповской красе. Черной, удлиненной дубленке и светло – коричневой шапке из крашеной овчины. Вещами, пахнущими новизной то ли фабрики, то ли магазина. Чувствую себя в этой одежде чучело чучелом. Озвучил дальнейший план мероприятий представитель горисполкома.

– Гости желают посетить твой дом, познакомиться с родителями. Ну там у тебя они и перекусят. Так что звони домой прямо отсюда, из фойе. Пусть твоя мамаша начинает готовку. – покоробило слово мамаша.

– Для вас она Татьяна Николаевна, а не какая не мамаша. Прошу на будущее учесть. – горисполкомовец было взбрыкнул, но встретившись со мной взглядом сразу обмяк. Чувствует гад силу. Видно прочитал в них что-то для себя не совсем приятное. Остальные промолчали. Сделали вид, что ничего не слышали. Тон немного грубоватый получился. На грани вызова.

В наличии две черные «Волги», но французы садятся в мой «Жигуль». Тронулись, я первый, показываю дорогу. Жозефина села рядом со мной. Кручу руль, изредка бросаю на нее взгляды. Она каждый раз откликается улыбкой. И от этой улыбки мне становится немного легче, а все происходящее понятней. Может зря я рисую картину черными красками. И муж ее очень доброжелательно на меня смотрит. Неужели не понимает в какой обстановке мы встретились в Афгане. Хотя вряд ли подруга посветила его в пикантные подробности.

Через полчаса мы на месте. У мамы все готово. Омуль и колбаса трех видов нарезаны. Куриный бульон под пельмени уже кипит. Наш большой стол, за которым я учусь, вмещает всех гостей. Даже раздвигать не пришлось. Двое из деканата не поехали.

Стол по нынешним временам просто ломится от вкусных вещей. Хотя ничего особенного на нем нет. Разливаю водку по рюмкам. «Столичная» из горисполкомовского буфета, который не для всех. Хотя мне кажется, что «Пшеничная» из обычного не сколько не хуже. Французы закусывают омулем и горячей картошкой. По их лицам видно, как им это нравится. Наши налегают на сухую колбасу, которую я не помню когда ел. Ее нет в продаже лет пятнадцать, если не больше. От второй рюмки иностранцы пытаются отказаться, но тут на столе появляются с пылу, с жару дымящиеся пельмени. Их запах просто дурманит, пробуждая еще больший аппетит. И грех под это не накатить по стопарику. Вижу что Жозефина пытается ограничить себя в еде, но это ей плохо удается. Ведь нереально вкусные пельмени, очень вредная еда для женской фигуры. А если еще и под маринованные, ярко – коричневые подберезовички, то это настоящее восьмое чудо света по-сибирски. Потом чай с простым домашним печеньем. Почти пресным. Но если его намазать протертой с сахаром смородиной, то тоже отказаться от такого десерта очень трудно. Маринованные грибы и смородина домашнего приготовления. И мне кажется, что наши иностранные гости такого никогда не пробовали. Кстати, к колбасе они не притронулись. По третьей наливаю только мужикам. Для меня, при нынешних интенсивных тренировках, и одна стопка лишняя. И не откажешься на правах хозяина. И чтобы уменьшить отравляющее воздействие алкоголя на мой спортивный организм, не закусываю. А только запиваю водой, которую щедро разбавил протертой смородиной.

Обед почти закончен. Гости все без исключения объелись. И всем сейчас хочется только одного: прилечь – подремать. Не исключение и французы. Жозефина что-то говорит переводчику и тот начинает бойко тараторить. Мол большое спасибо. Все было очень вкусно. Сегодня, вот прямо сейчас они уезжают на Байкал. И когда через неделю вернутся, то обязательно еще раз ко мне заедут. В общем всем еще раз спасибо и до свидания. Через десять минут мы с мамой остаемся одни. Я приятно удивлен быстротой этого визита. И если он последний, что под большим вопросом, то это для меня будет вдвойне приятно.

Позвонил Кате. Она себя плохо чувствует, жалуется что вся из себя ни какая. Болит голова, ни рукой, ни ногой не может пошевелить. Это скорее всего преувеличение. Наверное просто не хочет из дома выходить. Договорились завтра с утра созвониться. Да и я, после трех дней под стрессом, чувствую себя не важнецки. Весь какой-то разбитый. Так что разбираю диван и ложусь спать. Великая сила сон. Он наверное от всех болезней лечит. Вырубился, едва голова коснулась подушки.

Проснулся поздно, почти в двенадцать. И опять весь разбитый. Катя по прежнему хандрит. Я могу к ней подъехать, она не против. Но родители дома и никуда не собираются. Вежливо отказываюсь. Сегодня ни с кем не смогу общаться. Тяжело в моем состоянии целый день сидеть в квартире и вести умные беседы. Не потяну однозначно. Но если пролежать весь день на диване, то и завтра из этого состояния не выйду. Так что кряхтя и охая, собираюсь на лыжную прогулку. День вроде не такой холодный. А то уже и забыл, когда на лыжи вставал.

Все получилось просто отлично. Два десятка километров в хорошем темпе. Взмок конкретно. Не думал, что три небольшие рюмки выведут меня из строя. Переболел, перемаялся, отпарился в ванной и в понедельник был в полной форме. Как физической, так и учебной.

В среду, около восьми вечера, к нам в квартиру позвонили. За порогом стоял коренастый мужик лет тридцати в черном полушубке и лохматой собачьей шапке. Он первый протянул мне руку:

– Артемьев Николай. Я из деревни Сосновка, что на Байкале. Вот вам письмо. – я сразу понял от кого.

– Проходи, раздевайся. – мужик отнекивается. Видно понимает, что дело здесь не чисто. И не хочет глубоко в нем застревать. А мне надо прояснить детали.

– Да поеду. Мне еще два часа до дома пилить.

– Ничего, часом больше – часом меньше. Давай проходи. – тот неохотно, но остался.

– Пошли на кухню чай пить.

– Чай это хорошо. А то я весь день на рынке, на морозе. Приезжаю два раза в неделю мясом торговать. И так по мелочевке. Молоко, масло, творог. – через минуту чайник вскипел. Колбаса с барского стола, то бишь с горисполкомовского, порезана. Мама суетится возле позднего гостя. А я ушел в комнату читать письмо, написанное француженкой в довольно комической форме. А в общем то молодец, пишет довольно сносно по-русски. Я тогда еще не знал о существовании маленьких, электронных переводчиков. Хоть и были они примитивными по сравнению с нынешними, но задачу свою выполняли успешно. Переводили довольно понятно. В письме мне ставилась конкретная задача. Прибыть в деревню Сосновка в пятницу вечером. Остановиться у подателя этого письма. По адресу улица Лесная – 3. Обязательно быть с лыжами. А в субботу, в районе 15 – 00 выйти к отелю «Интурист». Там увидеть кого надо и идти следом. Есть очень важный разговор. Все понятно. Все по шпионскому сценарию. Как бы не перемудрила подруга с этой конспирацией.

Вернулся на кухню. Николай освоился. Рассказывает маме про деревенское житие – бытие. Прерываю их милую беседу.

– Француженка приглашает покататься на лыжах. Могу я у вас остановиться? Не затруднит вас это?

– Какое затруднит. Приезжай. Добро пожаловать. У меня дом большой. Целую комнату выделю.

– Проблема в том, что я не один. У меня невеста. Не отпустит меня одного. А если вдвоем приедем?

– Какая разница: один или двое. Комната у меня стоит пустая.

– Отлично. Но я в пятницу поздно приеду. Часов так в десять. У меня учеба в институте до вечера.

– Разве десять это поздно? Мы ближе к полночи ложимся.

– Договорились. И еще одна просьба. Ты как в следующий раз приедешь торговать, так сразу ко мне заезжай. И после дороги перекусишь, чай попьешь. И мне сметаны, творога и молока продашь. Ну и мяса конечно. Я в доме переговорю, может еще кто что купит. Тебе меньше на холодном рынке торчать. Договорились? – Николай улыбается:

– Заметано. Мне чем больше покупателей, тем лучше. Товар качественный, свой. Никто не пожалеет.

– Я тебя клиентурой обеспечу. А как ты с этой француженкой познакомился?

– Она с мужем на лыжах каталась, вот и прикатили в деревню. Попросила обогреться. Я как раз во дворе дрова колол.

– Все понятно. Она моя старая знакомая. Буквально три дня назад ко мне заезжала.

– А где ты с ней познакомился? Она птица не простая. Хоть и с виду деревня деревней.

– Не поверишь, в Афганистане. Я там срочную трубил. Меня за нее два дня КГБ проверяло. Но все вроде обошлось. Не нашли ничего противозаконного.

– Я вот тоже этого самого КГБ опасаюсь. Все же иностранцы, как бы чего не вышло.

– А тебе то чего бояться? Отдал письмо и все дела. Да она вряд ли к тебе еще раз зайдет. Если ты конечно ее сам не пригласишь. Иностранцы любят смотреть как наши люди живут. Может и напишет что там про тебя у себя во Франции.

– Нафиг мне такой головняк. Дела идут не плохо. Хозяйство большое, торговля на уровне. Зачем мне судьбу пытать с этими французами.

– Не волнуйся, они здесь законно. Эти товарищи друзья советского народа. Если бы что не так, их КГБ не пустило бы в страну. В другом тебе повезло, ты на меня попал. Я минимум что сделаю, обеспечу тебя солидной клиентурой. Не надо будет днями торчать на рынке. Да и сам буду твоим постоянным клиентом. Главное, чтобы все было высокого качества. Мы еще эти детали обговорим. Моя мама уже твой верный покупатель. Мам, ты не против мяса свежего купить и всего остального? – увожу разговор подальше от иностранцев и КГБ. Не фиг парню заморачиваться пустыми страхами. Пусть думает, что это пустяк и не больше.

– Кто же откажется от свежих продуктов. Все равно нигде ничего кроме рынка не купишь. – Николай уехал, а у меня головная боль. Не хочется тащить Катю с собой. Чем она дальше от этих дел, тем лучше. Но может получиться все гораздо хуже, узнай она что я встречался с какой-то француженкой на Байкале. Пусть и коровой с виду, и при муже. Но магическое слово француженка, может много мне крови испортить. Так что лучше все рассказать предельно честно и откровенно. Я с невестой, Жозефина с мужем. Только так и ни как иначе.

Все получилось совсем не плохо. Приехали мы с Катей в Сосновку как и обещали в десять вечера. И не потому что дела держали, а расчет такой был. Приехали и через час уже спали. Не надо торчать в чужом доме долгий, зимний вечер. Правда на счет этого самого ни – ни. Чужой дом, чужая кровать. И не просто кровать, а настоящая качалка на панцирной сетке. К тому же до ужаса скрипучая. Лишний раз повернуться не хочется. А вот постельное белье кипенно белое, с запахом мороза. У Николая дом действительно большой. Второй этаж еще не достроен. Это, как он пояснил, на летних туристов рассчитано. Красавица жена Галина, чернобровая казачка и двое пацанов погодков, шустрых до невозможности. Я с ними первым делом познакомился. Держу на руках годовалого карапуза, а он так удивленно смотрит. Берет ручкой меня за нос, за ухо. И мое сердце замирает от неведомого чувства. Галина смеется, пора вам своих уже иметь. Катя улыбнулась, она кажется совсем не против такой вот крохотульки. Мы уже думали об этом. Но учеба, нет жилья, встают на нашем пути преградой. Не стеной каменной, но все же.

С большим хозяйством сами управляются. Но и родители помогают, как ее так и его. Да еще родни пол деревни. Но тех привлекают, когда сенокос, когда каждые руки на счету, как и каждый погожий день. Еще признался Николай, что их называют кулаками. У него хозяйство самое большое и успешное в деревне. Да и он сам за что берется, все получается. И то правда. Вот и с французами у него все в масть пошло. И теперь с моей стороны ему поддержка. А она ох как не помешает уже через год – другой, когда наша любимая Родина съедет с катушек и пуститься во все тяжкие. Когда воровство, бандитизм и убийства станут нормой в жизни уже российского народа.

Субботний, декабрьский день выдался безветренным, но очень холодным. Таким холодным, что солнце почти не пробивалось сквозь белесый туман. Катя наотрез отказалась покидать теплый дом и вместе с хозяйкой занялась стряпней пирожков. Я ровно в два дня встал на лыжи. Приятно, когда их надеваешь прямо у крыльца дома. Лыжня пробита через всю деревню, и начинается сразу за воротами. Здесь две трети населения зимой на лыжах передвигаются. До «Интуриста» всего пять километров. По хорошей лыжне это десять минут хода. Удивительно, но на горке у этого дома отдыха много лыжников. А с другой стороны почему нет? Если не стоять, ни какой мороз не страшен. А вот и мои французы. Меня они тоже заметили. И чтобы не затягивать встречу, сразу порулил за сопку в лес. В хорошем темпе отмотал километра три и повернул назад. А иностранцы в лыжах понимают. Всего через километр встретились. Снова развернулись в сторону густого леса. Прошли пятерочку и встали. Женщина мило улыбается, ее супруг подозрительно крутит головой. Мне кажется, что такие предосторожности излишни. Ну не может такого быть, чтобы КГБ не разваливалось вместе со страной. Может на серьезных направлениях: таких как оружие и наркотики остались опытные сотрудники. А вот на иностранной мелочевке скорее всего не самые лучшие. Да и страна уже открылась, из-за рубежа народ валом валит. «Интурист» круглый год полный. Где уж тут на них всех сотрудников набрать.

Жозефина протянула мне плоский, пластмассовый футляр. Так я впервые познакомился с электронным переводчиком. На его экране было четко написано:

– Где перстень, который ты снял с ноги убитого израильтянина? – развожу руками. Делаю вид полного непонимайки. Мадам смотрит сурово. И начинает что-то торопливо настукивать на этом приборе. Снова читаю:

– Этот перстень – достояние афганского народа. Его похитили во время войны. И он сейчас разыскивается. Ты знаешь сколько он стоит? – утвердительно киваю головой. А на недоверчивый взгляд женщины, пишу лыжной палкой на снегу цифру. Увидела, поджала губы. Не зря я перелопатил всю институтскую библиотеку. Можно сказать набрал максимум информации по драгоценным камням. А этот перстень ценен не только своим огромным камнем, но и своей древней историей. Следующая фраза более агрессивная:

– Тебя посадят в тюрьму если узнают, что ты украл такую дорогую вещь. – как оказывается легко пользоваться этим прибором. Надо только набрать нужную фразу по-русски. И прибор сам переведет ее на один из трех языков: английский, французский или немецкий.

– Я честно расскажу как его добыл. Это трофей. У меня его просто заберут в доход государства. – журналистка озадачилась. Показала мой ответ мужу. Тот прочитал его довольно равнодушно. Снова настукивает фразу:

– Ты нам его должен отдать. Получишь половину стоимости. – смотрит выжидающе.

– Нет и еще раз нет. Завтра отнесу его в КГБ. Покаюсь. Думаю меня простят. А вот вам придется плохо. – за переводчик берется мужчина.

– Ты блефуешь. Бери половину. Это для тебя громадные деньги. В противном случае, клянусь, при пересечении границы мы обязательно сообщим властям об уникальном и очень дорогом перстне. Сам ты его никогда не продашь. – не надо пугать, дорогуша. Уж кто блефует, если не вы.

– Ценность перстня не от количества каратов. Это вещь историческая. Скорее всего принадлежал одному из правителей Афганистана. Вы за него получите в пять раз больше от его номинальной стоимости. Две трети мои или разговор окончен. – думают, совещаются, заглядывая в переводчик. Снова говорит мужчина. Похоже он главный в этом тандеме.

– Мы согласны. – вот это другой разговор. Не зря торговался. Хотя все равно я в пролете. Слишком быстро эти согласились. Думаю, он и вправду стоит намного больше. И представляет ценность ни как бриллиант в золотой оправе. Но по любому сумма для меня астрономическая. Вся проблема как я ее получить. Ведь у меня выезда за границу не будет во веки вечные. Послушаю, что скажут мои иностранные подельники.

– Как я получу свои деньги? – смотрю на них внимательно. Мужик глаз не отводит.

– Это наша проблема. Все будет официально и законно. Ты должен отдать нам перстень, и мы займемся его реализацией. – неужели я похож на придурка. Придется снова объяснять, чтобы они не держали меня за дикого и не очень умного азиата. Начинаю набирать большой текст. Палец от холода закоченел.

– Жалею, что тогда не пристрелил вас, мадам. Доброта моя подвела. И сейчас растроган от вашего благородства и честности. Вы мои спасители и благодетели. Спасибо вам за вашу благотворительность. – прочитала, заволновалась. Видно вспомнила детали нашей встречи в горах Афгана. Торопливо набирает текст.

– Это вещь очень ценная. А ты ее сможешь продать только как драгоценность. Ты не получишь его фактическую стоимость. Пока ты ищешь покупателей, тебя арестуют. Мы видим какая у вас в стране тотальная слежка. А мы продадим выгодно. Деньги мы переведем на один из международных банков с филиалом в Москве.

– Распиши это в деталях.

– Та встреча в горах снята мной на кинокамеру, которую ты к счастью не заметил. Тебе не до этого было. Ты поступил тогда плохо по отношению к женщине. Но Бог с тобой, это война. Ты тогда был победитель, а победителю можно все. Пусть это останется на твоей совести. Так вот, по этому документальному эпизоду снят художественный фильм. В котором ты главный герой. И как главному герою, тебе положен определенный гонорар. И деньги будут переведены на твой счет в банке. Все законно, все честно.

– А сцены сексуального характера там тоже присутствуют?

– Конечно, но без деталей. Это не порнофильм.

– А твой муж в курсе нашего интима?

– Конечно. Мы же современные люди. Иногда даже смотрим это документальное кино, где ты в полной красе. Нас оно возбуждает. Там все так первобытно – естественно. – смеется язвительно.

– Все понятно. Мое решение. Деньги на счету. Перстень ваш. Я получаю фактическую стоимость перстня. Это за порносюжет. Моральные издержки. – замерз уже конкретно. Как и мои французы. Пальцы не гнутся. Жозефина дыханием отогревает пальцы, пишет:

– Мы подумаем. – ну думайте. Я свое слово сказал. И уверен, что все будет по моему сценарию. Промерз кажется насквозь. Резко стартую с места, и до Сосновки гоню на пределе сил и возможностей. Теплый дом, запах борща и пирогов. И так уютно за большим столом, уставленным домашней снедью. И грех с хозяином не накатить по стопке под нежно – малосольный омуль.

В воскресенье после обеда мы с Катей зашли в «Интурист». Нас пятнадцать минут пытали на входе двое молодых людей в черных костюмах при галстуках. Мол зачем вам иностранные гости. Наконец кому то позвонили и в фойе появился тот самый чекист, с которым я беседовал у них в Управе. Лениво махнул молодым и бдительным. Те отошли в сторону. В его сопровождении прошли в номер к французам. Катя в недоумении и вроде как озадачена моими знакомствами. Зачем я приперся сюда, сам не знаю. Может хочу показать, что никого не боюсь? И мне плевать на конспирацию. Хотя по большому счету, самая лучшая конспирация – отсутствие этой самой конспирации. Встреча прошла довольно скучно. Нам в общем то нечего сказать друг другу. Зато Катя теперь в курсе моих дел. И это в будущем не станет для нее каким то неприятным открытием.

– Откуда ты знаешь этих французов? – в голосе тревожное любопытство.

– В Афганистане пересеклись. Я можно сказать этой журналистке жизнь спас. Они в прошлую субботу у меня дома появились в сопровождении трех наших кэгэбэшников.

– И ты мне ничего за все время не рассказал? – смотрит осуждающе.

– Так ты тогда себя плохо чувствовала. Не хотелось «грузить» тебя по пустякам. Меня по этим иностранцам в КГБ вызывали. Зачем тебя в это впутывать. Когда прояснилось, все показал и рассказал. – Катя в ответ промолчала. Так и не понял, вроде как обиделась.

Французы уехали. Но перед отъездом была еще одна встреча. Они заехали ко мне домой попрощаться. Мои условия приняты. Взяли с меня слово довести нашу сделку до конца. А в ином случае последствия будут для меня не предсказуемы. По крайней мере к властям попадет документальная съемка нашей афганской встречи без купюр. Придурки, нашли чем пугать. Обещали вернутся, как только все дела с финансами утрясут. Может через полгода, или чуть раньше.

С Катей разговор о иностранных гостях мы больше не заводили. Снова по выходным на даче. И никто из моих близких не понимает, почему мы не поженимся. А я всем любопытным повторяю одну и ту же отговорку. Мол моя любимая этому не придает большого значения. Успеем, куда спешить. Вот только с учебой немного разберемся. А на самом деле все просто и банально. Катя не хочет жить в съемной квартире. Полупустой, неуютной и совсем чужой. А я не за что не буду жить у них. Да и ее родители не горят желания видеть чужого человека в своем семейном гнездышке. Можно конечно у нас. Мама не против, но Катя от этого тоже уклоняется.

В конце марта я удачно выступил на первенстве России в Пензе. Где завоевал первое место в своей весовой категории и заработал мастера спорта. К этим двум наградам получил еще и сильное растяжение правого предплечья. И четкое представление о своем месте в большом дзюдо. Я отлично понимаю, что это мое лучшее достижение, но первое и последнее. И если быть к себе объективным, то я стал первым только потому, что в соревнованиях не принимали участие ведущие борцы страны. В моей весовой категории один травмирован. Другой готовится на первенство Союза, а потом и Европы. Потому и пропустил соревнования классом пониже. В общем решено, я с этим по большому счету заканчиваю. Тем более есть повод, буду косить на хроническое растяжение. Врач в Пензе мне по этой болячке солидную бумагу написал. На лаврах нынешней славы успею закончить институт. А дальнейшая моя дорога уже не будет зависеть от достижений в спорте. Главное, почему я расстаюсь с большим спортом? А все просто и практично. Во первых, чтобы держаться в десятке лучших, надо пахать и еще раз пахать на тренировках. Убрав на вторые, а то и третьи роли учебу, личную жизнь и прочие житейские удовольствия. Ведь при нынешней подготовке, хоть я и стал чемпионом России, не приглашен в сборную страны. Опытные тренеры не видят во мне перспективного борца. Второе, этот вид спорта не очень популярен. Я известен даже в своем городе узкому кругу людей, да и то в основном связанных со спортом. А коли нет популярности, значит нет и денег. За тяжелый труд мизерная оплата. Ну дадут квартиру в родном городе. И то, если еще пару – тройку лет буду оставаться ведущим спортсменом. Но и не это самое главное. Мне опытный, спортивный врач в Пензе объяснил. Занимаясь профессионально спортом, теряешь очки в любви. Постельная любовь и тяжелый спорт несовместимы. Платоническая не в счет. И если мол ты не против, чтобы у твоей жены были всегда любовники, то продолжай терзать себя на татами. Так что решение принято. Совсем то я борьбу не брошу, но заниматься буду только для личного удовольствия.

А вот в деле подготовки молодого пополнения я преуспел. Мои три пятнадцатилетних пацана показали себя на городских соревнованиях во всей красе. С явным преимуществом взяли верх над сверстниками. И сразу получили предложение перейти в спортобщество «Динамо». Самый главный и богатый клуб нашего города. Ментовское, как они считают, предложение было ими категорически отвергнуто. Ведь еще романтики, и предать тренера, уйти от него, то есть от меня, западло. Это неправильно по не писанным правилам улицы. Предательство для пацанвы самый большой грех. Как и для большинства нормальных людей. Вот только через несколько лет все это смажется. Воровские понятия перемещаются с уличными, и из всей этой гремучей смеси получится черт знает что. И не могло не получиться, если к власти пришли самые настоящие предатели. Которые выставили на обозрение себя не очень умных во всей красе. И свой порочный образ жизни. Какой пример могут показать недоумки, горькие пьяницы и просто ущербные по жизни люди. Наши дворовые правила хоть и не сильно отличаются от воровских, но все равно на порядок их правильней. Они останутся. И по ним всегда будет понятно, что хорошо, а что плохо.

Динамовские тренеры, получив от ребят однозначный отказ, подкатились ко мне. Мол уговори пацанов, посодействуй. И что самое удивительное, предложили деньги. И в общем то приличные. Триста рублей. Я конечно тоже мог упереться. Пойти на принцип. Но для моих ребят это совсем не плюс. Ведь я их не выведу в большой спорт. Богатый клуб – это богатый клуб. И против этого не попрешь. И тренеры в этом «Динамо» самые лучшие. Так что я убедил юных талантов идти к вершинам спортивного мастерства с динамовцами. А что? Наберутся мастерства у профессиональных наставников. Сделают себе имя. А вернуться никогда не поздно. А когда я взял с динамовцев не триста рублей, а шестьсот. И по двести раздал пацанам. Вопрос был решен. Тем более ребят сразу зачислили в команду, которая в конце лета выступит в Ростове – на – Дону, на первенство Союза среди юношей. Переход моих воспитанников состоялся. Я потерял их из виду. И снова пересекся с одним, самым талантливым и перспективным Костей Ситниковым совсем неожиданно. В первый момент даже не узнал пацана. Да и какой он пацан, уже парняга. С меня ростом. Вот только глаза ребячьи, в которых застыли слезы. И не застыли, а вдруг потекли в три ручья, когда он ткнулся лицом мне в плечо. Вот тебе и боец крутой, супермен татами. Радость от встречи, но через минуту сердце сжалось от боли, когда я Костика разглядел поближе. И до меня дошло, я ничего не знаю о нем. Как и о тех двух мальчишках, перешедших в «Динамо». Я был уверен, что пацанам досталась более благополучная и перспективная жизнь. Швыркает носом Костик, утирает слезы мама. Я ничего не понимаю.

– Чего вы хнычете? В чем дело? – зажимаю в душе страх. Оттягиваю ответ на вопрос что случилось. Ведь уже догадался, что у парня большие неприятности.

– А ты посмотри в какой он курточке. – темно – синяя из болоньи, с красочным гербом Союза на спине. Форма высшего спортивного сообщества. Вот только она совсем не пригодна для зимы. Уж больно на тонкой подкладке. И замусолена изрядно. Снова внимательно рассматриваю пацана. Вид конечно не бича, но очень близкий к этому. Зима, на улице снега по колено, а он в кроссовках затрапезных. Спортивный, шерстяной костюм отдает запахом общего вагона. С парнем явно случилось что-то из ряда вон выходящее. На кухне накрыт стол. Мама уже накормила бедолагу, и он сейчас обжигается горячим чаем. Видно не может согреться после тридцатиградусного мороза. Сажусь рядом, мама наливает мне тарелку борща.