Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

На катере двое, в моторке трое. «Казанка» проскочила чуть ниже по течению, катер идет на сближение. Бородач из мелкашки целит в меня. Но ему цель плохо видно. Я прикрыт рюкзаком. Да и катер слегка покачивает, точно не прицелишься. Стрелок видно не ожидал таких помех. Вижу его слегка растерянные глаза. Что-то говорит белобрысому крепышу, который несмотря на холод в одной маечке у штурвала. Мускулатуру демонстрирует. Все понятно, абордаж по все правилам пиратского ремесла. Нам на борт летит «кошка» на тонком капроновом кончике. Наша корма соединяется с носом катера. Высота метр, крепыш глушит мотор и прыгает к нам в лодку. Я всем телом валюсь на правый борт. Лодка резко качнулась, подбила ноги белобрысого. Он не успевает сгруппироваться и летит в воду. Счет пошел на мгновения. Ружье у меня в руках. Стреляю из нижнего ствола в корпус катера. Рюкзак в сторону, встаю в полный рост. Ствол смотрит прямо в рот бородатому. Краем глаза слежу за моторкой, вдруг у них тоже оружие. Грохот выстрела всех кажется парализовал. Не даю им опомниться, ору с ненавистью, с трудом сдерживаюсь, чтобы не спустить курок. Ору, как ненормальный:

– Брось ствол, пидор. Стреляю. – бородатый опускает винтовку. Уже легче. Тут выныривает крепыш, хватается руками за борт. Делает рывок, по пояс выскакивает из воды. Но перевалится в лодку не успевает. Резко бью стволом в нижнюю часть его лица. Именно в нижнюю, чтобы не выбить сознание. А то еще утонет. Удивляюсь себе. Как это я все успел сообразить. Удар выбил ему нижнюю челюсть вместе с зубами. Он вяло плывет к моторке, которая ниже нас метров на десять.

Два шага и я на корме. Сократил расстояние до минимума. До бородатого меньше метра. Ствол почти упирается ему в живот. Он смотрит мне в глаза и страшно боится, что я сейчас выстрелю. Напрягаюсь изо всех сил, даже палец с курка убрал. Говорю со спокойной угрозой:

– Положи винтовку. – и парняга послушно положил ее к своим ногам. Опускает осторожно, почти нежно, чтобы не ударить ствол. Понимает толк в оружии, сука. Выпрямляется и тут же получает резкий тычок стволом ружья в пах. От боли резко переломился – согнулся, и я с наслаждением сбиваю с ног прикладом в левую скулу. Думаю он надолго отвоевался. Прошла всего минута, а катер уже накренился и просел носом. Пробоина от картечи делает свое дело. Забираю мелкашку, добавляю патрон в ружье. Можно отчаливать. Лучше подожду, пока эта пиратская посудина затонет. А чтобы ускорить процесс. Достаю нож и дырявлю корпус. Лезвие легко пробивает обшивку, которая из двойной крашеной фанеры. Между слоями которой вложен для водонепроницаемости целлофан. Который теперь торчит из пробоин лоскутами. Через пять минут катер погрузился в воду на половину. Пора отваливать, пора подельникам спасать бородатого. Он пока что без сознания. Отрезаю «кошку», и не удержавшись, снимаю стресс. Двумя выстрелами разбиваю оба «Вихря» на катере. Течение подхватило нашу лодку. Моторка сделав широкий круг, заходит по течению к тонущему катеру. Вижу в бинокль, как бородатый перебирается в лодку. Его поддерживают двое. Быстро очухался. Видно челюсть нижняя самортизировала, притушила удар. Надо бы бить в район уха, чтобы надолго глушануть. Только представив, что могло случиться с Катей, взрываюсь ненавистью. И еле сдерживаюсь, что бы не пальнуть по этим пидорам. Жалко жечь патроны, расстояние между нами большое. Растрепанные нервы и не нужные эмоции точно приведут к беде. Так хладнокровно просчитать ситуацию и чуть все не испортить, пристрелив урода. Был от этого совсем близко. Палец на курке чуть не свело от напряга. Потом бы не отмазался. Сказали бы что туриста мирного застрелил. Путешествовать почти в одиночку оказывается опасно. А если бы эти подкрались по ночи. Ведь мы под утро спали очень крепко. И вообще, мне что-то расхотелось углубляться в дебри тайги. Кстати, что там с Катей? За эти минуты совсем про нее забыл. А моя любимая женщина испугана страшно. Она плачет. Забилась в нос лодки, отгородилась рюкзаками, прижимает к мокрым глазам край покрывала. Пусть выплачется, сейчас все утешения бесполезны. Наблюдаю в бинокль, как моторка взяла курс к берегу. В ней пятеро. Катер с поверхности уже исчез. Проверяю мелкашку. Хорошая машинка, пятизарядная. Магазин полный. Из недр своего рюкзака достаю НЗ, литровую фляжку коньяка и плитку шоколада. Думал праздник устроить в конечной точки сплава городке Вилково. Почти силой заставляю Катю сделать два больших глотка. Она поперхнулась, забираю у нее кружку. Откашливается в ладошки. Молчит. Вяло жует шоколад. И через полчаса засыпает, привалившись к рюкзаку. Надо бы поставить палатку, но не хочется будить любимую. Палатка как раз под ней. Накрываю ее вторым одеялом. Надо что-то перекусить. После случившегося страшно хочется кушать. Но резкий ветер не дает разгореться «Огоньку». Ту же консерву не разогреть. Глоток коньяка заедаю холодной тушенкой. В банке больше жира, чем мяса. Еще глоток спиртного, чтобы отбить противный вкус консервы. Напяливаю ватник. Вязаную шапочку на глаза. И тоже начинаю дремать, повернувшись спиной к ветру. Лодку несет довольно быстро. Течение в этом районе приличное. Думаю по ночи доберемся до деревни «Прибрежная», а там решим что делать.

Мы проспали почти четыре часа. И проснулись, когда лодка на очередном повороте воткнулась в берег. Перекур на пару часов. По любому надо останавливаться. Мальчики налево, девочки направо. Да и приготовить надо что-то горячее. Хотел было развести костер, с ним как то веселее. Но в этой дикой тайге, подступившей к самой воде, сухостоя не видно. А углубляться в непролазную чащу нет желания. Катя по прежнему молчит. Немного прогулялась по бережку и снова устроилась в носу лодки. Холодный ветер, низкие тучи вот – вот разрядятся дождем. Сыро, холодно, неуютно. И девушке наверное очень хочется в город, под теплую и надежную крышу родного дома. Но до него к сожалению нереально далеко. До ближайшей деревни, куда раз в неделю прилетает АН – 2 еще километров пятьдесят. Ставлю на корме палатку, в которой готовлю простецкий обед: разогреваю банку тушенки. Глоток коньяка, под осуждающим взглядом подруги. Она едва прикоснулась к мясу, съела всего два меленьких кусочка. Видно ей эта походная пища надоела конкретно. Ничего, у нас еще почти целая плитка шоколада и три банки сгущенки, которую Катя пока еще ест. Горячий чай согрел, поднял настроение. Катя и шоколад жует с неохотой. Надо нам поговорить. Надо успокоить девушку. Она отлично понимает, что с ней могло случиться. Да и я замер от страха, когда чужие лодки зашли с двух бортов. А когда началась свара, я отключился от всего на свете. В душе осталось только пугающее желание убивать. Которое и сейчас сидит во мне болючей занозой. И вроде как даже сейчас жалею, что не спустил тогда курок. А стрельнул бы, и потерял бы все на свете. И Катю в первую очередь. Она не стала бы жить с убийцей. Проклятое прошлое. Неужели никогда война не забудется? Останется в душе навсегда. Злюсь, стараюсь переключить мысли на другое. И не получается. Твержу себе, что это только слабаки все помнят и страдают. Начинают пить и еще больше тонут в воспоминаниях. И быстренько заканчивают земное существование в психушке или на кладбище. Хотя из этих двух вариантов, кладбище не самый плохой вариант. Улыбнулся своим черным мыслям. А все не так уж и плохо. Мы живы и здоровы, и продолжаем путешествие. Вот только Катю надо убедить, и как можно скорее, что она со мной в полной безопасности. А этот эпизод на реке, который ее страшно напугал, случаен и больше такое не повторится никогда. И я всегда рядом, прикрою и защищу. Никогда уже не расслаблюсь, всегда буду начеку, как на войне.

– Послушай, Катя, а может нам тут переночевать? До «Прибрежной» еще далеко. Попадем туда только ночью. Все равно нам спать в палатке.

– Нет и еще раз нет. Там хоть люди. А здесь неизвестно кто бродит. Я как представлю, что с нами было бы, попади мы в руки этих подонков. Прости, но я не смогу спать в палатке. Дима, поплыли в деревню. – говорит так умоляюще, что я только улыбаюсь ей согласно и целую такие родные губы.

Через полчаса мы снова в пути. Начавшийся дождик загнал нас в палатку. Надо бы погрести под левый берег. Там вроде как течение посильнее. Но не хочется вылезать на дождь. Катя забралась в спальник с головой, я примостился рядом и уснул. Открыл глаза, когда услышал под днищем скрип песка. Нас вынесло на косу, уходящую от берега метров на тридцать. Пришлось одевать болотные сапоги и сталкивать тяжелую лодку на глубину. Шесть вечера. Дождик прекратился. Выглянуло солнце и снова наступило лето. Тишина и благодать. Вот только тайга по берегам мрачная и непроходимая. И как кажется моей женщине, таящая в себе сплошные неприятности. А у меня снова настроение отличное. Выгреб на стремнину и бросил весла. Примостился рядом с Катей. Как приятно, когда твоя любимая женщина рядом, положила голову тебе на плечо. И я ее обнимаю нежно и осторожно. Моя бесценная драгоценность.

Как я и предполагал, до «Прибрежной» мы добрались только в два ночи. В деревни ни огонька. Вытянул лодку на пологий берег, рядом с большой и свежесрубленной пристанью. Первые дома начинаются в тридцати метрах от реки. Залаяли собаки, учуяв незнакомцев, но довольно вяло и не очень злобно. Катя спокойная и кажется даже счастливая, снова засыпает. А я, выспавшись днем, пялюсь в темноте на одинокий фонарь на пристани. Если бы не он, то вполне возможно проскочили бы мимо. И наше путешествие не закончилось бы. Продолжение которого я и сам не очень то желаю, не говоря уже о моей любимой. Слишком много минусов в этом деле. Надоела однообразная еда. Запах и вкус тушенки. Холод осеннего, мелкого дождя, который всегда сопровождается порывистым, свежим ветром. Постоянная влажность, от которой одежда всегда чуть-чуть воблая, даже в солнечную погоду. В общем хорошо, что все кажется закончилось. Осталось дождаться самолета и здравствуйте блага цивилизации. Так я думал и совсем не предполагал, что эта деревня приютит нас аж до середины осени. А ведь сегодня всего то двадцать пятое июня.

Проснулся от грохота моторки. Рядом в берег воткнулась «Казанка». Широкоплечий мужик в брезентовом дождевике удивленно взирал на нас, как на пришельцев из космоса. Смотрел так, что я засмеялся:

– Мы не инопланетяне. Мы простые путешественники.» – мужик хохотнул в ответ.

– Вы для нашей глуши самые настоящие пришельцы. Мы тут вдали от цивилизации совсем дикими стали. А вы значит путешествуете?

– Отпутешествовались. Домой собрались. Хотим самолетом отсюда выбраться. Не подскажете как это осуществить?

– Это вам в сельсовет надо. Все вопросы о большой земле там решаются. А что вы в город то так спешите? Лето в разгаре, природа шикарная. Отдыхай – не хочу.

– Есть причины, о которых не хочется распространяться. А вы, как я понимаю, с рыбалки? Не продадите пару рыбин на уху?

– Зачем продавать, так берите. – и мужик сыпанул из солдатского вещмешка три крупных тайменя. А может и не таймени, я в рыбе не очень разбираюсь.

– А сам то что не ловишь?

– Пробовал – не получается. Снасти видно не те. Думаю, вы эту рыбку сеткой добыли.

– Правильно думаешь. Ну пока. Приходи часа через три в сельсовет. Там все дела свои и решишь. – и рыбак, совсем не похожий на сельского жителя, закинул рюкзак на плечо и споро двинул в сторону деревни. А я, получив дармовую рыбку, сразу поставил воду на уху. Да, глухомань конкретная. Вот даже моторки на берегу не пристегнуты на цепи, и моторы никто домой не таскает.

К девяти утра поспела уха. А к десяти мы уже откушали и собрались в сельсовет. Выглянуло солнышко и сразу потеплело. Настроение нормальное. Вроде и тайга, подступившая со всех сторон, не такая мрачная и суровая. И мне, если честно сказать, уже не хочется снова в город. Чем там июль – август заниматься? Правда и сплавляться по реке нет особого желания. Сам не знаю что хочу.

– Село «Прибрежное» раскинулось вольготно. От дома до дома не меньше пятидесяти метров, а то и больше. Соответственно и огороды не маленькие. На вскидку не скажешь сколько домов. Деревня одной улицей растянулась вдоль реки, окраин не видно. Думаю, что не меньше семидесяти хозяйств. Для такой глуши совсем не мало. Магазин еще закрыт. А вот в сельсовете с красным, выцветшим флагом на крыше, гостеприимно распахнута дверь. Рубленный, просторный дом на две комнаты. Под крышей из белого шифера. И единственный присутствующий в канторе, этот самый рыбак с интеллигентным лицом. Он смеется, видя мое удивление:

– Давай знакомиться. Я самый главный начальник этого населенного пункта: Говоров Сергей Васильевич.»

– Я Дмитрий, а это Катя. Моя жена. Правда пока гражданская. – любимая зарделась, потупила глаза и ничего не сказала. – Вот сплавились из областной столицы. Хотим вернуться домой. А вот на чем не знаем.

– Тут два пути. Один самолетом, другой по реке. И оба варианта работают плохо. Самолет прилетает раз в неделю, и то не всегда. Погода у нас капризная. Кстати, вчера был. На него желающих в два раза больше, чем посадочных мест. Ведь теплоход «Сибирь» наш драгоценный встал в ремонт. И когда выйдет, ни кто не знает. На берег их вынесло. Днище пропороли. А замены нашему древнему пароходику нет. Можно конечно на грузовых судах добраться. Но вы сами видели, не часто они тут ходят. Ближе к сентябрю гонка начнется, сейчас просто груза в наличии нет. Каждый год одна и та же песня. Вот такая перспектива на сегодня.

– Самолет значит через неделю, и нам на него не попасть. Пароход сломан. А вы что посоветуете, Сергей Васильевич?

– Если вам срочно надо в город. И эта срочность подкреплена бумагами официальными, то я вас посажу на самолет. Но опять же, только через неделю.

– Нет у нас бумаги официальной.

– А на нет и суда нет. Так что я вам пока не помощник. А вы кто сами то будете?

– Студенты. Я первый курс политеха закончил. Будущий автомеханик. Катя два курса в меде отучилась.

– Я кстати тоже политех заканчивал. И тоже автомеханик. Так что мы с тобой почти коллеги. Об этом еще поговорим.

– А не подскажете где нам поселиться?

– Не только подскажу, но и устрою с максимальным комфортом. Почти городским. У меня встречное предложение. Вам все равно у нас загорать не понятно сколько. Так почему бы не поработать на благо нашего населения. Денег конечно не заработаете, в штат вас проводить не будем. Но и за жилье с едой не высчитаем. А за хорошую работу вам будет гарантировано место на самолете.

– А оказия с самолетом случится не раньше сентября. – вопрос не смутил местного начальника. Он готов к нему.

– Вполне возможно. Никто ни каких гарантий не дает. Я тем более. Жестокие реалии провинциальной жизни.

– А кем нам трудиться придется?

– Ты в гараже слесарем. А жена твоя в больнице медсестрой.

– Боюсь тебя разочаровать. Слесарь из меня никудышный. Я в машинах слегка разбираюсь.

– Не переживай, там есть специалисты. Покажут, расскажут. Твоя задача гайки крутить. Через месяц автомобильный двигатель от тракторного легко будешь отличать. А почему девушка молчит? Неужели согласна? Если так, то я очень рад. Медсестра с семьей отбыла на Большую землю на постоянное местожительство. Она девушка городская, прибыла сюда по распределению. Отхватила нашего лучшего паренька, повязала супружеством и отбыла в края родные, цивилизованные. А когда нам нового медработника пришлют – неизвестно. Так что выручайте. Я в долгу не останусь.

– А ваши слесаря тоже все на Большую землю отбыли?

– Слесарей у нас много. Вот только они сейчас все на лесоповале, на заработках. И вернутся в октябре, когда всю тайгу снегом по пояс завалит. – и тут неожиданно вступает в разговор Катя.

– Мы согласны. Только нам квартиру снять бы получше. И чтобы баня была обязательно. – председатель засмеялся.

– Повезло тебе парень с женой. Ни о чем думать не надо. Все за тебя решит. Уважаю решительных. А на счет бани, так у нас в каждом дворе своя. Здесь без этого ни как зимой не отогреться. А дом будет вам с отдельным входом и питанием. Баню хоть каждый день топите. Так что хватит разговоры разговаривать, пошли жилье смотреть и будущие места работы. Завтра с утра приступаете. – очень уж все быстро решилось. Прямо с космической скоростью. И что самое печальное, абсолютно без учета моего мнения. Не зря председатель подколол на счет главенства жены. И он в общем то прав. Катя, когда остались одни, виновато посмотрела, поцеловала и сказала так, что я согласен на все:

– Прости меня, но я почему то подумала, что ты не будешь против. Так хочется пожить спокойно, как муж и жена. Ну скажи, разве ты против? – целую любимую, и пользуясь виноватостью, опускаю руки на ее бедра.

– Не надо пока. У нас вся ночь впереди. Иди баню осваивай. – дом в котором нас поселили: громадный и добротный. Хозяйка Елизавета Григорьевна, учительница и директриса местной школы восьмилетки. Она с мужем, водителем японского лесовоза «Комацу – Ниссан, сейчас в отпуске. Далеко на югах нашей необъятной Родины. Два их сына на заработках в тайге. Лес валят. А хозяйством рулит ее мама, тоже бывшая учительница, Елена Ивановна. Очень бодрая старушка, которая выглядит явно моложе своих семидесяти лет. Половина дома, на которой нас поселили, принадлежит старшему сыну, собирающемуся по осени жениться. Две комнаты и кухня, правда с минимумом мебели. Стол и шкафчик для посуды на кухне. Четыре добротных табурета. Старый, раздолбанный шифоньер, который молодые скорее всего отправят на дрова. И самый главный предмет дома – двуспальная, деревянная кровать. Добротно сделанная местным умельцем. Который очень искусно вырезал на спинках, из цельного дерева, букеты цветов. Забегая вперед скажу, она была словно монолит. И под тяжестью наших тел, правда совсем не дородных, не скрипела вовсе. А пришлось ей перенести приличные нагрузки. Кровать стала нашим самым любимым местом за последние полгода. Ныряя под толстое ватное одеяло, прижавшись друг к другу, мы замирали от счастья и любви. И я клялся в душе, что скоро и у нас будет свой дом и своя кровать. Все наше и только наше.

Катя оказалась права, приняв это мгновенное решение, не советуясь со мной. Три месяца семейной жизни убедили нас, что мы на верном пути. А значит будем решать проблему семейного жития – бытия сразу же по возвращению в город.

– В этот день мы позвонили домой, а на следующий приступили к исполнению своих новых обязанностей. Катя к десяти утра убегает в больницу, где находится совсем не долго. В крайнем случае до обеда. Летняя страда, желающих болеть не много. Приходят только те, кому прописаны определенные процедуры. С обеда занимается домом, помогает Елене Ивановне в огороде. К моему возвращению готовит ужин. И уже отлично освоила рыбную кухню. В этих краях рыбы много. И каждый день кто-то на рыбалке. Не знаю почему, но каждый рыбак считает своим долгом выделить нам часть улова. Так что холодильник «Бирюса» на хозяйской половине, забит ей до отказа. А к рыбе молодая картошка, парниковые огурчики и редиска. Наша жизнь – лучше не придумаешь. Я встаю в семь утра, и на летней кухне Елена Ивановна уже приготовила мне завтрак. На огромной, чугунной сковородке скворчит сало с очень аппетитной глазуньей из трех яиц. Катя такую вредную еду не употребляет. И пока она нежится в постели, я ей варю манную кашу. После готовки которой отбываю в гараж. Целую свою сонную любовь, замирая от ее теплых и таких податливых губ. Выхожу на улицу, думая только об одном. Вот приду вечером с работы и сразу завалюсь спать. И как всегда этому не суждено сбыться. Посещение кино в местном клубе занятие обязательное и обсуждению не подлежит. Потому как это общение с местными. Не будешь ходить, сочтут за гордецов городских. Мы и так явление в этих местах не типичное. Мол вот приплыли откуда то и на работу устроились, за которую не платят. Чудаки да и только.

Молодежи, как и мужиков среднего возраста почти нет. Все в тайге, на лесоповале. Должны через недельку появиться на два дня. Попариться – отмыться, водочки хлебнуть и снова отбыть в глухомань на месяц.

В гараже меня ждут два пенсионера – механика. И под их чутким руководством меняю двигатель на тракторе. Меняю, конечно сильно сказано. Я просто физический потенциал для двух немощных специалистов, которым немощь нисколько не мешает в обед замахнуть по стопке домашнего самогона. Вот и кручусь весь день: принеси, подай, прикрути. И остальное прочее в том же духе. Мне конечно объясняют что к чему. Почему это надо ставить так, а не этак. Мои наставники уже на третий день приняли меня за своего. Может от того, что я быстро во все вникаю, не спорю, беспрекословно выполняя все их ЦУ. А самое главное, о чем я только догадываюсь, не корчу из себя городского. К городским у них отношение если и не плевое, по Маяковскому, то во всяком случае не очень хорошее. Почему то они считают городских, если и не тунеядцами, то бездельниками точно. Повторяя по десять раз на дню, мол если бы все городские трудились так как они деревенские, то коммунизм наступил бы давным-давно.

После трактора подоспела хлебовозка. Вернее продуктовозка, на которой сожгли сцепление. Да и немудрено ему не сгореть на этих чащобных тропинках, которые называются дорогами. Трудимся мы строго до пяти вечера. Ни каких задержек на работе.

Есть еще и завгар. Ну как же без начальства. Но этого улыбчивого толстячка, Владимира Анисимовича, я видел всего пару раз. Он постоянно в разъездах. Как говорят мои пенсионеры, выбивает запчасти для техники, которая вернется с лесоповала. Вот тогда в гараже будет шумно и весело. И с работой только успевай – поворачивайся. И в спецах недостатка не будет, как сейчас. Каждый водила сам себе механик. Каждый свою машину готовит – ремонтирует.

В пять вечера с чувством выполненного долга, усталый и почему то довольный, иду через всю деревню домой, где меня ждет Катя. И очень приятно, что все встречающиеся селяне, здороваются со мной очень уважительно. Скоро стану совсем своим среди местных. В субботу увижу и основную часть мужского населения. В пятницу вечером мужики прибудут на двухдневную расслабуху.

Дома меня ждет зеленый борщ на чистой воде. Так как летом на мясо в деревне табу. И петушок – золотой гребешок может сложить свою буйную голову только в особо важном или каком то исключительном случае. Даже краткая побывка мужиков с лесоповала таким случаем не является. Борщ хоть и без мяса, но очень вкусный. На второе салат из свежих огурцов и зеленого лука. Обильно заправленный сметаной и вареными яйцами. После ужина, не давая расслабиться после еды, Катя «грузит» меня работой местного значения. Которая каждый день одна и та же, если конечно не идет дождь. В колодец заведен ручной насос, в простонародье называемый разлукой. И я, ухватившись за двухметровый рычаг, делаю около пятьсот равномерных движений вверх – вниз. И пока я качаю, Катя наполняет железные бочки для завтрашнего полива. Бочку над летним душем. И добавляет воду в бак в бане. Заодно поливаем огурцы и помидоры на грядках. И всю остальную огородную мелочь. Как говорится лишнее не будет. Поливкой вообще-то надо заниматься после захода солнца, объясняет нам Елена Ивановна. Но после захода у нас есть занятие и поинтересней. И на постороннее совсем не хочется отвлекаться.

После насоса, ополоснувшись под летним душем, собираюсь в кино. Моя любимая уже готова и поторапливает. Опаздывать на сеанс – это очень плохие манеры по местным меркам. Кино начинается ровно девять. И без десяти, а лучше без пятнадцати надо быть на месте. Чтобы с людьми пообщаться. Я лучше бы лег спать, но это из области фантастики. Это практически невозможно. Катя стоит на охране местных законов строго и неотвратимо. Чтобы посещать эти местные киношки, мне пришлось купить в сельпо черные брюки, светло – серую рубашку и черные туфли за двадцать три рубля. Юбка, блузка и кофточка с легкими туфельками на низком каблучке у Кати оказались при себе. До сеанса я интеллигентно общаюсь с председателем, который строго посещает это мероприятие. А Катя среди женщин, как и положено замужней женщине. Хотя совсем не отличается от школьниц, которые младше ее совсем не намного.

Наконец кино закончилось, большую часть которого я продремал. В полной темноте возвращаемся домой. Моя рука на Катиной талии. Иногда останавливаемся, чтобы поцеловаться. Елена Ивановна уже спит. Нас встречает лохматый Бобка, который с первого дня признал нас за своих. Моем руки в умывальнике, подвешенном к вековой лиственнице в конце двора. И тихонько удаляемся на свою половину. Не включая света, Катя разбирает постель. А я жадно раздеваю ее. Любимая радостно распахивается мне навстречу. Ее руки на моей шее. Я в этот миг готов умереть от счастья.

Через часик идем в баню. Где в полной темноте поливаю из ковшика свою любимую, которая строго настрого запретила мне включать свет. Перебираю руками тело и снова хочу ее до безумия. Катя уступает, хотя в душе наверное осуждает такое в общем то не правильное действие. За этот подарок несу ее до дома на руках. Она счастливо смеется и целует меня в щеку.

Без эксцессов в моей жизни ну ни как не возможно. Одни козлы испортили наше путешествие, напугав мою любимую женщину. И мне чуть жизнь не сломали. Ведь готов был уже пристрелить гада, не сделав это неимоверным усилием воли. И вот новое испытание в нашей благополучной жизни. Ну ни как не получается жить и радоваться. В пятницу, двенадцатого июля, в деревню вернулись лесорубы. Основное мужское население. В деревне хором задымили бани. Мужики отмывались – отпаривались. Познакомился с сыновьями хозяев. Нормальные ребята. Старший сразу же после помывки ушел к своей невесте. А младший под присмотром бабушки занялся ремонтом погреба. Вот тебе и расслабуха. Правда на следующий день вечером он собрался на танцы, которые как раз устраивались в честь их прибытия. Все правильно, надо чем то молодежь поощрять – стимулировать. Чтобы знали в тайге, дома их любят и ждут, и начальство не забывает. Я не собирался на мероприятие. Знаю чем обычно танцульки заканчиваются. И как говорится, зачем на рожон переть, если я при женщине. И тем более при любимой. Человек я здесь посторонний. Чужак одним словом. Если у нас на соседнюю улицу вечером не сунешься, то что говорить про чужую деревню. Все оно так то так, да не учел я Катино мнение. А оно было диаметрально противоположным. Только на танцы, на праздник, в гущу молодежи. Я не стал объяснять тонкости этого дела. Их на пальцах не объяснишь. Это надо пройти лично. Да и взгляды у парня и девушки на это дело совершенно разные. Но поинтересовался у любимой:

– Катя, а ты часто в городе на танцы бегала? В парк или на «Молодежку», на острове?

– Нет конечно. Я в тех местах ни разу не была. Только на школьных вечерах. – все понятно. Она деталей не знает, и это все ей кажется светлым праздником. Окутанным легкой дымкой романтики. А как же? Она со мной будет плясать, веселиться, и радоваться жизни.

Все пошло так, как и думал. Немного скованное начало вечера. Парни не танцуют, на танцплощадке одни девчонки. Но это пока идет разогрев парней за углом клуба. Без водки то какое веселье? Смотрю моей любимой все это уже не очень то и нравится. Она представляла вечер отдыха совсем по другому. А так как многие разогреваться начали еще дома, то все пришло в норму через часик. Магнитофон взвизгнул зажигательным «семь – сорок» и веселье началось. И до девяти вечера все шло просто отлично. Но так как после каждого танца разогрев продолжался, то треть пацанов уже добрались до стадии крутых мужиков. Которым во что бы то не стало надо показать свою силу и удаль. Ведь у каждого здесь избранница, которая обязана гордиться своим мужчиной. Кто-то кому то наступил на ногу. Кого то толкнули и не извинились. В общем танцы подошли к предсказуемому результату. Но массовой драки не получилось. Так как в самый острый момент в клубе появился участковый Миша Коныгин. Этакий сибирский богатырь под два метра ростом. И с плечами, в которых сажень. Налитый природной силой, он мгновенно потушил конфликт, а двух самых рьяных бузотеров за шиворот увел на выход. И чтобы они не вернулись в зал, развел их по домам. И сам в клубе больше не появился. Снова танцы оказались пущенными на самотек. Покатились так, как им надо. Тут и до меня очередь дошла. Не могла не дойти. Ну как не прописать чужака, да еще при его девчонке. Такой городской, и такой красивой. Пусть знает, что здесь пацаны не лыком шиты. И что самое обидное, полез не молодняк сопливый, а товарищ намного их постарше. Которому по деревенским меркам на танцах то и делать нечего. Как кстати и нам, семейным людям. Обычно в возрасте за тридцать люди уже обзаводятся не только женой, но и детками. Красавчик, с прической под Битлз, весом под восемьдесят килограмм, не нашел ничего лучшего, как пригласить Катю на танго, не обращая на меня внимания:

– Девушка, можно вас на танец? – я для него пустое место. Но моя женщина танцевать с другим желания не высказывает. И предоставляет разруливать ситуацию мне. Смотрит на меня вопросительно, как и половина присутствующих в зале. Прикрываю ее собой и вежливо отвечаю:

– Моя жена танцует только со мной. – смотрю этому кадру прямо в глаза. А на его роже написано такое изумление, будто он только что меня увидел. Ну прямо артист с погорелого театра. А товарищ то совсем не прост, что и подтверждает его последующая реплика, вызвавшая смех рядом стоящих девчонок.

– А это кто? – и озирается, радостно улыбаясь. Чем снова изрядно веселит публику. Смотрю ему в глаза и спокойно жду продолжения. Катя за моей спиной не понимает что происходит. Мое молчаливое спокойствие, не стандартное для местных, ставит товарища в тупик. Домашняя заготовка кончилась и он не знает что дальше делать, что говорить. Кулаками вроде махать еще рано. Все ждут, пауза затягивается. И этот кадр, так хорошо начавший спектакль, почти сорвавший аплодисменты, делает явно тупой шаг.

– Пошли выйдем, поговорим. – Катя испуганно держит меня за руку. Успокаиваю ее, как могу. Говорю как можно спокойней, как можно обыденней:

– Не переживай, через минутку вернусь. – и освободив руку, гуляющей походкой иду на выход. Краем глаза отметив, что на выход потянулся весь мужской контингент.

Мгновенно просчитываю ситуацию. Противник чуть ниже меня и силен от природы. Такого надо валить сразу и без вариантов. Не фиг рисковать. Но опять же, я в этой деревни чужой. И останусь виноватым по любому. Не найдя лучшего варианта, говорю, едва спустился с крыльца. Больше обращаюсь к собравшимся: