Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

Когда сделали посадку в Кабуле, то два подполковника и три майора лично перегружали вещи в транспортный АН, не доверяя никому. Что подтверждало, не все у них с грузом чисто. А когда грузовик подвез партию кожаных чемоданов, я успокоился и уже был уверен, ни каких досмотров не будет. Я проскачу за компанию. Скорее всего военный борт гонят только из-за этого барахла. А эти офицеры сопровождают, чтобы в пути ни каких накладок не случилось. А я подсажен к ним в виде поощрения к награде, которую мне должны вручить в столице. Все прекрасно знают, что из Афгана пустыми не возвращаются. Вот и гонят простых дембелей через Ташкент, через свирепую узбекскую таможню, которая выворачивает их наизнанку. Я был готов распрощаться со своими кинжалами, долларами и видиком. И только ради одного того, что запрятано в моем левом сапоге. А тут на тебе, поощрение на бездосмотровую доставку в Союз. Судьба видно мне благоволит. Офицеры знают об этой моей привилегии, потому и не напрягают с погрузкой своих вещей.

Наконец чемоданы и тюки перегружены. И очень долго тянется время полета до Ташкента. Ты пассажир, от тебя ничего не зависит. И случись смертельный «Стрингер» с ближайшей горы, проплывающей совсем рядом, тебя ни что не спасет. Самолет постоянно маневрирует, видно облетая самые опасные скалы. Под нами чужая и враждебная земля, на которую мы заперлись неизвестно зачем. И вот сейчас холодеем душой и телом при каждом резком вираже самолета.

Наконец Ташкент, дозаправка и снова в небо. Офицеры заметно повеселели и сразу накрыли «стол» на одном из ящиков. Коньяк из фляжек, сухая колбаса и конечно тушенка. Мне тоже налили. Замахнув стопочку, отправился в хвост самолета, где и придремал на каких то тюках. А чтобы не испачкать параду, напялил поверх нее камуфляжную хэбэху, еще большую редкость для Союза. А офицеры так и сидели за коньяком до самой Москвы. Не знаю сколько они выпили, наверное не мало. Но по ним не скажешь, что они сутки на ногах и «заряжены» конкретно алкоголем. Что говорить, сильные люди, закаленные. Я пока боюсь перебирать. Контузия то никуда не делась, и думаю не денется. Хотя лечащий врач утверждал, что через пару лет от нее и следа не останется, если конечно вести здоровый образ жизни.

Прибыли в подмосковную Кубинку поздно вечером. Самолет зарулил на дальнюю стоянку, где нас ждал крытый «Урал» с пятью солдатами. Которые сразу же начали выгрузку. Еще в самолете майор – артиллерист сказал мне, что ему приказано завезти меня в военную гостиницу. Чтобы я никуда не отрывался, ждал его. Все равно я не смогу самостоятельно покинуть пределы военного аэродрома. Почти два часа проторчал возле самолета, пока суета выгрузки не закончилась и майор не освободился. Солдат – шофер подогнал Уазик и мы рванули в столицу. В три ночи меня поселили в двухместный номер, где на одной из коек кто-то мощно храпел. В комнате воняло перегаром, хотя окно было открыто настежь. Мне уже не до таких мелочей, разобрал постель и заснул, едва коснувшись головой подушки.

Я спал бы и спал, но сосед по комнате, здоровенный капитан – десантник, бесцеремонно растолкал меня в десять утра. Ему не с кем похмелиться. Но и я ему не компаньон. Глупо первый столичный день начинать с водки. Твердо отклонив предложение выпить, к большому неудовольствию офицера, быстро собрался и покинул номер. Меня ждет Москва, в которой я никогда не был. И в которой у меня на сегодня куча дел. Сначала надо съездить на Красную площадь. А после найти магазин типа «Березки», в котором постараться приодеться на свои кровные сертификаты. И если останется время, найти дорогу к трем вокзалам. Оттуда идет электричка в городок моего командира и друга Славы Горина. Его повидать надо обязательно.

Первый день в Москве прошел в общем то плодотворно. Станция метро оказалась совсем недалеко от гостиницы, а это уже полдела. Купил в газетном киоске план столицы, который мне в общем то почти и не понадобился. Люди, особенно пожилые женщины, охотно объясняли как и куда мне быстрее добраться. Что говорить, а солдату редко кто откажет в помощи.

Главная площадь столицы меня не впечатлила. Какая-то маленькая, я представлял ее совсем не такой. Прошелся туда – сюда и направился в ГУМ. Там оказывается есть отдел торгующий на сертификаты. С войной в Афгане этих самых сертификатов появилось до черта. Так что и цены в этих магазинах выросли на порядок, а товар на порядок уменьшился. Но столица есть столица, и то что мне надо в магазине есть. Вот только оказывается этих самых сертификатов у меня такой мизер, что и купить я ничего толком не смогу. На хорошие американские джинсы конечно хватить, а вот на кожаную курточку нет. Пока решил ничего не покупать. Подожду пару деньков, подумаю, сравню цены с барахолкой. Может выгоднее продать эти сертификаты, у меня уже их спрашивали. А отовариться на рубли тут же у ГУМа, у цыган. Кстати, я же могу Славика к этому вопросу подключить, он то Москву знает, как свои пять пальцев. Живет в часе езды от нее. Остаток дня, пока не начался час пик, покатался в метро, и изучил досконально Кольцевую. В общем слегка, но уже ориентируюсь. Думаю через пару дней освоюсь в столице.

В номере гостиницы, до которого добрался поздним вечером, все как и вчера. Мощный храп пьяного десантника, от которого я уже долго не могу уснуть. Администраторша на первом этаже передала мне записку. Завтра в десять утра награждение. В девять быть готовым, подойдет автобус.

Второй день в Москве оказался самым насыщенным по событиям и самым удачным. Нас героев двенадцать человек. Кроме меня все офицеры. Самое высокое звание майор, два лейтенанта, а остальные капитаны и старлеи. Привезли нас не в Кремль, как всем хотелось, а в Генштаб. У всех награждаемых идиотские улыбки на лицах и героический блеск в глазах. Хотя на церемонии награждения не было ни какой торжественности: просто и обыденно. И все это происходит не в зале, а в каком то большом кабинете. И было видно, что для генерала и двух полковников эта процедура скучная и тягомотная. Казалось, что мы отвлекаем их от очень важных дел. У меня на душе ни какой радости, а глядя на счастливые лица награжденных, все больше психую. И вот когда полковник закончил высокопарную речь, которую наверное никто и не слушал, я на два четких шага отделился от этой толпы и подал рапорт генералу. Спасибо командиру за эту бумагу, в которой он четко указал фактическое время, когда я командовал взводом, заменяя офицера. Он правильно сделал, приказав отдать рапорт при вручении награды старшему по званию. Сказал не дрейфь, будь тверд с этими московскими дуремарами. Им то выгодно медальки раздавать, а вот заплатить по человечески за боевую работу жаба давит. В этом вопросе они только себя не забывают. Я тогда удивился, сколько ненависти было в словах капитана. Я так и поступил, ведь приказ командира для меня закон. Да и уважал я капитана Тарасова. Да и он, если бы ко мне не относился с уважением, не стал бы возиться с этим рапортом Я и сейчас помню кислую мину генерал – майора. Помню с какой неохотой он взял мою бумагу.

Мы тогда выходили из дальней разведки. Шли долго и мучительно нудно к точке, откуда нас может забрать «вертушка». Шли очень медленно. Мы несли раненого командира, избегая любых стычек. Еще один раненый и мы застрянем наглухо. Я тогда все сделал, чтобы спасти друга, старшего лейтенанта Славу Горина. И даже немножко больше. А если честно, то это было совсем не трудно. Ведь нас было семнадцать сильных бойцов. И четыре человека спокойно час несли носилки с командиром. А то что двенадцать дней топали до встречи с «вертушкой», то эта медлительность от каждого выверенного шага. Я претворял в жизнь усвоенную за службу простую истину, с которой ни с кем не делился. Пока есть что пожрать, пока тебе не грозит явная опасность, торчи подальше от начальства. Когда ты рядом, всегда найдется гнилое место, куда тебя захотят отправить. А на войне каждый прожитый день идет в плюс. Ведь с каждым прошедшим днем все ближе твой дембель. Больше шансов остаться в живых. Бойцы понимали это нутром, потому никто сильно не возбухал. Мол чего это мы торчим в горах, когда можно сидеть в расположении части. Двигались мы тогда в основном по ночам. И только тогда, когда боевое охранение проверило ближайшие подступы. Продвинулось метров на триста и заняло круговую оборону, держа под прицелом все на триста шестьдесят градусов. Ну дали орден за спасение командира. Спасибо. Он лишним не будет. Как и не будет лишним что ни будь повесомей, посущественней. Материальные блага вещи не последние в этой жизни. И главное, чтобы их не просить, не выклянчивать. Ведь тогда на кону стояла наша бесценная жизнь, как говорили политработники.

Генерал заморгал часто – часто, когда я попросил рассмотреть рапорт. А что тут такого, сами ведь сказали, у кого есть просьбы обращайтесь.

Думаю, что из этого ничего не выгорит. Ведь в рапорте слова не подтвержденные ни одним документом. Ну командовал группой в боевых условиях. Ну и что? Это ведь ни каким приказом официально не оформлено. Ни кто не виноват, что на войне все как на войне. Командовал, ну и молодец. На то ты и младший командир, а не просто солдат. Ведь офицеры выбывали в виду ранения, а то и смерти. И командиры назначались по ходу боевых действий. Там не до формальностей.

Генерал наконец проморгался, еще раз прочитал бумажку и буркнул без энтузиазма, мол разберемся. Но я опять заставил его моргать и морщиться.

– Мне бы побыстрее этот вопрос решить, товарищ генерал. Через два дня улетаю домой, в Сибирь. – мой рапорт наверное так бы и завис надолго, пока совсем не затерялся бы в штабной бюрократии, если бы не улыбчивый штатский. Который присутствовал при награждении, но не во что не вмешивался. Я так и не узнал кто он, и вообще от какого ведомства. Но кажется он был покруче здесь всех присутствующих. Мужичок забрал рапорт у генерала, прочитал его, и принял мгновенное решение.

– Вопрос решится положительно. Послезавтра получите причитающееся.

– А вы мне телефон не оставите для корректировки. Вдруг ничего не получится. И я только зря буду ждать. – мужик коротко зыркнул, но я глаза не отвел. Улыбчивости его как не бывало. Криво усмехнулся, покачал головой и дал мне визитку, на которой только фамилия с инициалами и номер телефона. Достал он ее из солидного кожаного портмоне. Когда разбогатею у меня такой же будет.

– Не волнуйся старшина. Если я сказал что все получишь, значит получишь. Что, где и когда тебе в гостиницу сообщат. Вопрос закрыт. Будут проблемы, звони. Только по пустякам не отвлекай.

– Спасибо за содействие. Эта сумма для вас может и небольшая, а для меня существенная. Тем более за честно выполненную работу. – я так и сказал за работу, а не за долг. Я никому ничего не должен. Товарищ еще раз внимательно глянул, видно мои слова прозвучали в этом кабинете как то не очень. Качнул головой, мол все будет как надо и отступил за спины военных. У остальной награжденной братии не было ни вопросов, ни просьб, ни пожеланий. Может от того, что они по первой награде получали? Я медаль «За боевые заслуги» получил из рук начальника штаба дивизии. Вручили, руку пожали, стопку налили. И иди дальше служи. Всего торжества на десять минут. Через полгода вручили «За отвагу». Я даже не знаю в каком звании был награждающий. Поверх формы у него белый халат. А я на госпитальной койке. В ушах звон после контузии, голова кружится, тошнит постоянно. Мне не до медалей, отлежаться бы. Ну дали и дали. А кому еще давать? Если из взвода, из двадцати двух бойцов, осталось в живых трое. Попали в засаду и были расстреляны как в тире. Никто в ответ и выстрелить не успел. Меня спас валун и воронка от мины за ним. Куда я втиснулся – вжался. Лежал пока две «вертушки» не прошлись по душманам ракетами. Пока спецназ на помощь не подоспел. Мина рванула совсем рядом. Контузила, но к счастью осколками не посекла. Только и задело что каменной крошкой. Не будь этого камня, из меня осколки сделали бы решето. А так вышел из бойни с небольшими потерями. Даже под контуженного не дали «косить» больше двух недель. Выписали и отметку в военном билете сделали. А это наверное не очень хорошо. Кто будет разбираться на гражданке, тяжелая или легкая контузия была. Главное что была. И запись есть. Получается, что человек в определенных условиях может быть не адекватен. Но опять же, может и выручить, случись что криминальное. Поживем – увидим.

И вот третья награда в Москве, «Боевая Красная Звезда». Мама – Родина раздает ордена и медали на право и на лево. Процесс на потоке, упрощен до предела. Вручают начальники средней руки в закоулках Генштаба. Награды посерьезней наверное в Кремле дают, не знаю. А у меня единственная радость от этого, что вопрос финансовый пробил, чем испортил генералу настроение. Когда тебя касается, то в армии все сложно и непонятно. Никто не шевельнется в отношении простого солдата. А если и начнут решать, то грубо говоря, все норовят гланды через задницу вырвать. А вот в вопросах личного обогащения, откуда что берется. И вертолет с самолетом состыкуются минута в минуту. И топливо найдется. И военный борт убудет и прибудет в точно назначенное время. А вот как заплатить по фактически занимаемой должности, так сразу глаза округляют и проморгаться не могут. И таращатся на тебя, как баран на новые ворота. Этот генерал наверное думает, что я должен быть счастлив уже от того, что его вижу. Слышал бы он как о московских старших офицерах отзывается мой сосед по комнате. Капитан – десантник откуда то с Урала. Самое мягкое выражение в их адрес, это козлы помойные. Он получил орден «Красного Знамени. Еще недельку попьет в столице и отбудет к себе в тьму тараканью. И кому он там будет нужен с этим самым «Красным Знаменем» и оторванной выше локтя правой рукой. Пристроят конечно на первое время куда ни будь в военкомат. И дай Бог ему не спиться, тяга то к этому у него конкретная. Не знаю как я на его месте поступил бы, окажись инвалидом в таком возрасте. Сейчас то я точно знаю, что никому не нужен кроме мамы. Тем более этой самой родине, которая пожевала – пожевала и лениво выплюнула таких как я и этот капитан. А чего ей не плеваться то? Людишек в России много, на век этих генералов хватит. А не хватит, так бабы советские еще нарожают. Еще раз спасибо командиру, научил как говорить, как действовать. Да и этот гражданский видно мужик порядочный и систему четко знает. Мой вопрос решил мгновенно, одним росчерком пера на рапорте. А может в душе усмехнулся его мизерности с высоты своего положения. Мне теперь это неинтересно. Я этот вопрос закрыл. Мизер то мизер, а чутка приоденусь. Говорят, если бы год назад, то на эти деньги можно было вдвойне отовариться.

Награды вручили и за дело взялся молодой подполковник. Который провел нас в небольшой банкетный зал, где был накрыт праздничный стол. И где две трети из героев набрались почти в лежку дармовым коньяком. Но этот же подполковник не дал «отрубиться» воинам, банкет оперативно свернул, и всех быстренько отправил на штабном «Пазике» в гостиницу. Билетами в Большой театр никто не воспользовался. По причине полной к вечеру отключки. А я до сих пор завожусь – психую, когда вспоминаю восторженно-глуповатые лица награждаемых. Люди, которые прошли через пекло войны, просто ели глазами начальство не самого высокого пошиба. А выражение лиц, и весь их облик говорил, что они готовы сделать все для своей любимой Родины. Хоть завтра снова в Афган под пули. Жизнь отдать, пожалуйста, не вопрос. Может я чего то по молодости не понимаю? И отвечали в таком же духе, мол оправдаем высокие награды. И напились сразу едва представилась возможность. Зачем оправдывать то? Мне что этот орден в долг дали? Я его не просил. А коли получил, то думаю что он мне какие то выгоды принесет. Какие пока точно не знаю. По крайней мере в институт поступлю без конкурса.

Великий день награждения наконец закончен. И я засыпаю под храп десантника, который сегодня мне совсем не мешает. Засыпаю мгновенно, так как добавил еще соточку в кафешке – забегаловке под названием «Чайка». И еще рюмку пропустил в буфете гостиницы. Можно бы в той кафешке посидеть и подольше, там как раз девчонки симпатичные появились. Но скрепя душой я это мероприятие отставил. С утра мне на электричку. Обещал командиру, мол заеду обязательно, как только с награждением разберусь.

Думал съездить на выходные, а застрял на десять дней. И эта поездка стала для меня самой крутой наградой.

Маленький подмосковный городок, застроенный в центре монументальными двухэтажками сталинского периода. Сразу за ними начинается частный сектор из добротных домов и усадеб, закрытых от любопытных глаз зеленью садов. Так тихо и спокойно, что от этого спокойствия просто душой отдыхаешь. Дом командира на самой окраине. Правда от нее до центра всего то пятнадцать минут ходу неторопливым шагом. И который я нашел сразу, не плутая по ровным и широким улицам. Вижу как командир рад нашей встрече. Да и какой он мне сейчас командир, это все в прошлом. Он сейчас больше как старший брат, почти родная душа. И самое интересное, что после этой встречи мы больше так и не увидимся. Переписываться будем постоянно, с праздниками поздравлять, и не больше. В Сибирь Славик не попадет никогда, а я бывая в Москве не очень часто, никогда не смогу застать его дома. Жизнь офицерская всегда в службе, в дороге.

Не знаю, что рассказал он родителям про меня, но те устроили в честь моего приезда настоящий праздник. Столы, как здесь водится, накрыли в саду. И собрались соседи наверное со всей их улицы «Чехова». Многие подолгу не сидели, пожали мне руку, выпили, закусили и ушли. Человек двадцать сидело за столами постоянно. И все люди солидного возраста. Из молодежи только соседка Славика, десятиклассница Алена, настоящая, русская красавица, с роскошной косой ниже пояса. Она помогала накрывать столы, не присела ни на минутку, работая за официантку. И я постоянно ловил на себе ее внимательный взгляд. И уже думал как бы оказаться поближе к ней, для начала пригласить куда ни будь в кино или кафе. Но находясь в центре внимания, так и не смог за весь вечер с ней переговорить. Да и как приблизишься то, если она все время бегает, меняя закуски, то вместе с другими женщинами моет посуду.

Легкое домашнее вино из вишни почти без градусов. Пьется легко, и совсем не туманит голову. Мне хорошо, жизнь прекрасна. И если я сегодня смогу переброситься парой слов с девушкой, то эта самая жизнь станет еще прекрасней. Но этим планам не суждено было сбыться. Сегодня суббота, завтра на работу никому не надо, так что вечер затянулся далеко за полночь с песнями под баян. И мне ни как не отвертеться от расспросов про войну, которую вспоминать не хочу. Я для всех герой, которому воевать просто в радость. А легкое вино сыграло злую шутку, затуманило рассудок настолько, что я сдуру рассказал про ущелье, где погиб мой взвод. И рассказал так художественно, с такими яркими деталями, что мужики угрюмо замолчали, потянулись к стаканам, а многие женщины утирали слезы. После этого праздник пошел на убыль. К двум ночи помыли посуду и почти все разошлись. Алена исчезла еще два часа назад, и мне остается надеяться только на вечное завтра. Но оказывается для меня еще все совсем не закончилось. Как то по особому глянула мне прямо в глаза соседка Галина, совсем еще молодая женщина, особо не выделяющаяся из остальных присутствующих. Да и что я мог выделить, если у меня перед глазами все время мелькала юная десятиклассница. Так вот она попросила помочь донести стол до дома. Столы собрали от ближайших соседей. А дом Галины даже не ограничен забором от соседей, то бишь Гориных. Через сад вышли к ней в огород, потом по узкой тропинке между картофельных рядков уже в ее сад. И наконец остановились перед высоким крыльцом. Темнота такая, что не знаю как назад выберусь. Сюда то шел со столом на плечах за женщиной.

– Ставь стол к крыльцу. Завтра по утру занесу, чтобы маму с дочкой не будить. – к крыльцу так к крыльцу. Поставил стол на землю и выпрямился. И снова глаза в глаза так, что чуть не задохнулся от волнения. Темнота темнотой, а вижу ее лицо четко, будто при свете. Женщина молчит и улыбается так, что я нахожу ее руки, сухие и горячие. И подношу их к своим губам. Она прижимает их к груди. Как бы загораживается ими от меня. Может они и преграда, но не такая и серьезная. Ведь мои ладони уже легли на бедра и вот – вот замкнуться замком за ее спиной. Она сейчас оттолкнет меня, это самое разумное, самое правильное. Ведь мы фактически не знаем друг друга. Все катится наперекор логике. Голова женщины качнулась ко мне и ее лицо так близко, что мне не остается ничего другого, как коснуться губами ее губ. Губы, как и руки, сухие и горячие. И я, еще ожидая оплеухи за наглость, закрыв глаза, целую эти губы все крепче и крепче. И они открываются, а ее язычок касается моих губ, заставляя замереть от наплывшего желания. Никогда не думал, что это может быть таким ошеломляюще приятным. Не замечаю, что руки женщины обнимают меня. Оторвались друг от друга лишь затем, чтобы отдышаться. Я не отпускаю ее. Не верю своему счастью, еще боюсь, что все может прямо сейчас вот так и закончится. Уйдет и все. И чтобы этого не случилось, снова привлекаю женщину к себе, снова нахожу ее губы. Галина нежно, но настойчиво упирается мне в грудь ладошками.

– Подожди, не спеши. – от ее шепота чуть не схожу с ума. Не отпуская ее рук, иду за ней в конец двора. Летняя кухня просторная и теплая. А широкая кушетка создана для нас, для любви. Торопливо и жадно раздеваю женщину, а она, счастливо смеясь, гладит ладошками мои щеки, волосы, шею. Бархатистый животик, маленькие, упругие груди и все. Мы замерли на мгновение, слившись в одно целое, и бешено взорвались впиваясь друг в друга. И когда это закончилось, когда отдышались слегка, не расцепляя рук еще лежали наверное целый час, согревая друг друга телами.

– Не могу поверить в случившееся. Вот это подарок не по чину. – Галина смеется тихонько.

– Почему не по чину то? Молодой, красивый, да еще герой.

– Серьезная, красивая женщина. Я честно поверить не могу в случившееся. Неужели я тебе так сильно приглянулся?

– Нашел серьезную. Пацана соблазнила. Разве это трудно. Пожалела я тебя просто. Я ни о чем таком и не думала пока ты про это страшное ущелье не рассказал. У меня муж через неделю – другую возвращается с заработков. В Тюмени на буровой горбатит. Два месяца через два.

– А если он про это узнает?

– Не знаю, раньше у меня такого не случалось. Да и как он узнает, если мы ему сами не расскажем.

– Я не про нас. Вдруг соседи что заметят.

– Не переживай, у нас в чужие дела не лезут. Потому как соседи хорошие. Надо идти мыться, а не хочется, пригрелась.

– А где мыться?

– Баню днем топила. Вода еще теплая.

– Давай еще полежим. Мне так хорошо с тобой.

– Мне тоже. От тебя такое тепло. А я очень не хотела, чтобы ты с Аленкой связался. Видела как ты на нее смотрел то. Она девчонка видная, красивая. Вот только тебе не пара.

– Не достоин местной красавицы.

– При чем тут достоин не достоин. Злая она. Как и ее мамаша. Поедом мужика заели. А тебе это надо? Лети к себе домой в Сибирь, к маме. Там и встретишь свое счастье. А тут тебя одни проблемы ждут. Поверь опытной женщине.

– Какая уж Алена, если ты рядом. Мне кроме тебя никого не надо.

– Глупости не городи. Я же сказала, у меня муж вот – вот вернется. Ну а пока его нет уделю тебе немного внимания. Если конечно ты будешь умным и послушным мальчиком. Будешь меня слушаться?

– Не только слушаться, но и повиноваться. – нежно целую женщину. Она прижимается ко мне всем телом сильно – сильно. И мы снова уносимся далеко – далеко в любовь.

В понедельник вместе с командиром съездили в Москву, где я получил в Генштабе причитающиеся мне деньги. Вышла совсем ерундовая сумма в сертификатах. В общей сложности один месяц зарплаты лейтенанта. Не сказать чтобы сильно расстроился, я на это примерно и рассчитывал. Просто настроение упало ниже плинтуса. Обидно очень. Тем же афганцам прут всего без меры, не жалея. Кормим всех кого не попадя, этот долбанный социалистический лагерь. А своим лишнюю копейку дать удавятся. Уроды конченые.

В том же ГУМе, в валютном отделе купил кожаную короткую курточку. Мелкие подарки: духи – косметику, и денежки мои боевые закончились. Курточка дорогая, турецкая, из мягкой телячьей кожи. И модно, и носить долго буду. Таких вещей в нашем городе раз – два и обчелся. Я и думать не думал, что пройдет всего пять лет, и в такие кожаные куртки оденется вся Россия. И вместе с кроссовками, трикухами с яркими цветными лампасами, станут и визитной карточкой, и официальной одеждой бандитов – рекетеров. А еще мечтал телевизор японский под видик купить. Небольшой, всего на четырнадцать дюймов. Но это оказалось из области фантастики.

Время летит мгновенно. Я бы еще остался, но Галина категорически против.

– Пойми меня правильно. У меня семья, муж, и я ничего не хочу менять в своей жизни. Да и мужа не было бы, разница в возрасте у нас большая. Мне в октябре тридцать четыре стукнет. А тебе только двадцать исполнилось. Я и так плохо поступила. Измена она и есть измена. А так за недельку – другую приду в себя. Отдышусь от нашей любви неземной. – улыбнулась ласково, прижалась нежно, и я готов жизнь отдать за эту женщину.

– А тебя дома девчонка не ждет случаем?

– Случаем нет. Как то не получилось.

– Ну это дело поправимое. Я вижу ждет тебя любовь большая.

– Как это видишь?

– Вот так и вижу. Прабабушка у меня из цыганок. Вот и мне кое что от нее передалось. Гадаю иногда.

– А мне не погадаешь? Интересно как то.

– Не погадаю. Зачем тебе будущее знать. Оно и так придет, не задержится. А вдруг плохое нагадаю. Как с этим жить то? И ты сам никогда на эти гаданья – предсказанья не ведись. Живи как живется, не думай о плохом и все будет хорошо. – моя Галочка смеется, ее руки нежно ласкают, снова и снова будоража меня. Я ее буду помнить всегда. Настоящие женщины встречаются очень и очень редко. И что удивительно, все мои любовницы с именем Галина, будут самые горячие в постели.

Уже пять часов в полете. Вот команда всем застегнуть ремни, идем на посадку. До нее где то сорок минут. Все пассажиры еще спят и можно не тащиться в туалет переодеваться. Зачем парадную форму по туалетам таскать. Открыл сумку. Разложил на соседнем кресле китель. Скинул камуфляж, натянул галифе, офицерские хромовые сапоги. Камуфляж и ботинки с высоким берцем аккуратно сложил в сумку. И только тогда одел китель. На котором справа рубиновым блеском скромно и солидно отсвечивает орден: «Боевая Красная Звезда». Слева две медали: «За Отвагу» и «Боевые Заслуги». Не знаю почему, но я стесняюсь этих наград. Вот и по Москве проходил в основном в камуфляже. Наверное не привык, что на меня очень уж пристально обращают внимание. Но в родной город я просто обязан прибыть в полном параде. Ведь меня будет встречать мама. Кстати, когда пойду в военкомат становиться на учет, у меня на груди вместо наград будут орденские планки, к которым добавлю еще нашивку за ранение.

Самолет коснулся полосы, резкое торможение вдавило в кресло. И вот уже не спеша катит к аэровокзалу. Встали всего в ста метрах от него. Подали трап. Пора. Сдерживая волнение, затягиваюсь офицерским ремнем. Мне уже можно такое нарушение формы. Берет на глаза, сумка в руках. Кажется, что сердце стучит оглушительно. Чего это я так трясусь? Не понять. Ведь буквально десять минут назад был спокоен, почти апатичен. А вообще-то не каждый день прибываешь домой после двух лет разлуки. Медленно, ужасно медленно тянется народ по проходу на выход. И пока я бреду в этом потоке, все пялятся на меня, как на какое то чудо. И мне кажется, что смотрят откровенно и нагло. Может сверкаю, как новогодняя елка? Если честно, то на мне многовато блестящего. Надо бы оставить только парашютик десантника и все. А то точно на клоуна похож. Явное внимание меня снова угнетает, возвращая плохое настроение. Но вот и выход. Девушка – стюардесса ласково улыбнулась, и своей доброй улыбкой сняла раздражение, вернула радость жизни. А что грустить то? Через пять минут увижу маму и всех родных. И уже с легкой душой сбегаю с трапа. Спешу, широким шагом обгоняю пассажиров. Среди встречающих сразу увидел маму, сестру с детьми и мужем. Увидели меня, машут. И я им, сорванным с головы беретом. И все ни как не пробиться сквозь толпу встречающих. Еще чуть-чуть и я в объятиях, маминых слезах. На нас смотрят, многие женщины в толпе утирают слезы. Как в песне, радость со слезами на глазах. Боже, спасибо тебе, что я прибыл на собственных ногах, а не на инвалидной коляске. А еще того хуже, в цинковом гробу. Эта страшная мысль мелькнула и исчезла, уступив место радости и счастью.

Как хорошо когда тебя любят, когда тебе искренне рады. И стол ломится от блюд и закусок. Еще бы ему не ломиться, ведь сын вернулся не просто из армии, а с войны самой настоящей. Вернулся живой и здоровый. Вот только глаза у него почему то не совсем веселые. Даже тогда, когда смеется. И вид уж очень усталый. Как у человека прошедшего очень длинный путь. Но это пустяки, он уже дома. А под родной крышей быстро забудет все плохое и страшное.

Два дня праздника пролетели в одно мгновение. Пора и военкомат посетить, на учет встать. Пока проснулся, помылся – побрился, заменил награды на кителе на орденские планки, уже и обед наступил. Парашутик с цифрой пятьдесят оставил. Это самая заслуженная награда. Хоть и нет у меня такого количества прыжков, но какая разница. Ведь двадцать пять кровных заработал. Мама сначала была категорически против смены наград на скромные знаки отличия. Но вдруг успокоилась и согласилась, когда я сказал, что это мол за доблесть воевать в чужой стране непонятно за что. Без наград почувствовал себя спокойно и уверенно. Мне нравится моя форма, и моя принадлежность к десантному воинству. На улице почти печатаю шаг. Хотя строевой в моей службе было совсем немного. И пацанва сглатывает слюни от зависти. Да и те кто постарше без внимания на оставляют. А это еще больше поднимает настроение. Город совсем не изменился. И ему точно плевать где я был эти два года. Он стоял и будет невозмутимо стоять, не вернись я вообще на его улицы. В военкомате все быстро и буднично, а на часах всего три дня. Можно ехать домой. Но сегодня по летнему теплый день, хотя в конце августа в Сибири осень явно дышит прохладным ветерком. Прогуляюсь по городу в форме, когда еще ее придется одеть.