Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

– Давай рассказывай, что с тобой приключилось? – и снова у парня текут слезы. Не хочется ему все это вспоминать. Но придется, без этого нельзя. Я обязан знать все. Ведь это я отправил парня в далекое плаванье за славой.

– В Ростове мне ногу сломали. На «болячку» попал. Хотел вывернуться, не получилось. Потом больница. Перелом сложный. Две операции перенес. Выписали месяц назад. Вот только сегодня добрался до дому.

– Почему так долго ехал, если месяц назад выписали?

– Денег то нет. Добирался на попутках, электричках. Где как придется. Последние двое суток в общем вагоне. С проводницей договорился.

– А где тренер? Почему не позвонил в «Динамо»?

– Один раз дозвонился, обещали помочь. А потом все занято и занято. И ростовский тренер с ними пытался связаться. И все без толку. Говорит, что телефоны какие то левые. А потом у меня денег на переговоры не было. Может и дозвонился бы когда то, но мне и так жить негде было. С больницы то выписали. Вот и подумал. Скорее доберусь сам, чем помощь от них дождусь. Мне и пацаны местные сказали, что «Динамо» и есть «Динамо», чтобы динамить. Менты одним словом.

– Все понятно. Добирался месяц по зиме, а твоим наставникам ни жарко – ни холодно. И я хорош, связь с вами потерял. Ладно, хватит пустое мусолить. Назад не повернешь. Все и так понятно. Смотрю, ты все ни как не можешь согреться. Кстати, а как твои родители? Они то что тревогу не подняли?

– А ты разве не знаешь? Они у меня бухарики. Им что я есть, что нет. Я к тебе сразу пришел. К ним не заходил.

– Да, ситуация. А я мудак вдвойне. Ничего не знаю, ничего не слышу. Смотри ты жизнь какие сюрпризы подкидывает. Хорош из пустого в порожнее переливать. Давай в ванную, отпаривайся – отогревайся. Смотрю у тебя уже простуда полезла.

– Горло болит. И кашель постоянно.

– Не переживай, все вылечим. Ты теперь в моих руках. Все будет тип-топ. – говорю, а у самого сердце от жалости разрывается. Вот ведь попал парень. Как еще в дороге не замерз. И я тоже хорош, командир называется. Хотя какой я уже командир. Давно на гражданке. А здесь в основном каждый за себя. Большинство, но не все. Я то не как все. Я своих не бросаю. А от досадных проколов никто не застрахован.

Костик отмылся – отпарился. Почти три часа в ванной пролежал. Все его шмотки мама сразу в стиралку отправила. А куртку с фирменным гербом на балкон вынесла. Будет время, постирает. Она там проваляется до весны. Костик никогда ее больше не оденет. И мама отдаст ее нашему слесарю, который покрасуется в ней неделю и загонит за литр водки.

Парень конечно простыл. Зацепил ангину конкретную. Так что проваляться в постели ему пришлось десять дней. А когда пришел в себя окончательно, настало время решать, что с ним делать? Куда определять? То, что пока он будет жить у нас, решили с мамой единогласно. А там посмотрим. На лето «заряжу» его в студенческий отряд на работу. А пока надо разобраться с этими из «Динамо». Нельзя таких уродов безнаказанными оставлять. А вот как это сделать – вопрос? И совсем не простой. Обычный мордобой тут совсем не к месту.

В пятницу вечером, двадцать шестого февраля, позвонил любимой:

– Катя прости, но я завтра занят. У меня дело серьезное. Только после обеда сможем поехать на дачу. – моя женщина по голосу поняла. У меня что-то случилось. И спасибо ей, не полезла с расспросами. Все равно никому ничего не расскажу. Это мое дело. И только мое.

В борцовском зале «Динамо» мы появились с Костиком ровно в одиннадцать. Тренировка у них идет уже больше часа. И старший тренер на месте. В белоснежном кимоно в центре зала. На нас никто внимания не обращает, тренировка в самом разгаре. Переодеваюсь на зрительских местах. На пластиковое кресло сложил одежду. Сердце немного замирает, но не от страха. Скорее от злости. Костик понял что к чему. Молчит, ждет что дальше будет. Я затянул пояс на кимоно и прежде, чем шагнуть на ковер, приказал ему. Именно приказал:

– Сиди здесь и не вмешивайся. Это мое и только мое дело. Косяки надо исправлять. – сделал всего три шага и суета на коврах прекратилась. Наверное все, кто здесь находились, почувствовали исходящую от меня опасность. И сразу вокруг товарища в новеньком кимоно образовалась пустота. Не хочу называть его не по имени, ни по фамилии. Он для меня никто. Пустое место. Тот пытается кривить рот в улыбке. Но слишком уж как то натянуто. Остановился в метре от него. Вокруг нас кольцо. Все в недоумении от не типичного момента. И как понимают, ждать недолго.

– Слушай, дядя, а что с Костей Ситниковым стало? Где он? – парни заинтересованно слушают. Все Костика знают, вместе в этом зале тренировались.

– А что Ситников? Он в Ростове, в больнице. У парня перелом ноги. Я с ним созванивался. У него все хорошо. Скоро появится.

– Зачем врешь, что созванивался? Ты бросил его. Он автостопом до дому добирался. С другого конца страны без копейки денег. Одетый по летнему. – молчит. А что ему сказать, если он увидел на трибуне самого Костика. Все понял, сука, и сразу перешел в атаку.

– А ты кто такой, чтобы меня об этом спрашивать? Кто тебя уполномочил?

– Никто. Я сам по себе. Просто тут и моя вина есть. Я пацана уговорил к вам перейти. Он то не хотел, я настоял. Мол перспективы отличные, светлое будущее гарантировано. А на деле переломанного пацана бросили на другом конце страны. За это надо отвечать. Как ты думаешь? – отвечает нагло, а зря.

– И перед кем это я должен отвечать? Не перед тобой ли?

– Именно передо мной. И именно сейчас, тварь ты помойная. – делаю шаг к нему. А в глазах то страх. Что же ты боишься? Ведь ты тяжелее меня почти на десять килограмм. И всю сознательную жизнь борьбой занимаешься. Только сейчас борьбы не будет. Будет бой.

Медленно отступает. И кажется защищаться не собирается. В стойку не встал. Но это уже не мое дело. Бью резко правой в нос. Именно в нос, а не в подбородок. Чтобы все видели его разбитую харю. Получил и уткнулся в ладони. Прямо как в уличной драке совсем не подготовленный пацан. Вот гад, и здесь не может ответить, как настоящий мужик. Резкой подсечкой сбиваю его с ног. Вскочил, вроде как кинулся на меня. Но очень не расторопно. И очень не профессионально. Кидаю его через бедро. Приложился хорошо спиной к ковру. Всем телом. Встает на карачки. Более позорной позы я не видел за все время занятия борьбой. И это тренер, наставник. Все, хватит. Ударом ступни в плечо, снова сбиваю его на ковер. Больше не делает попытки встать. Ну и отлично. Все обошлось малой кровью. Я готовился на более жесткий бой. Извиняюсь перед борцами. И ухожу на трибуну к Костику. Наконец и его все заметили. Переодеваюсь. А его обступили, расспрашивают. Он гордо поглядывает на всех. А как же, можно сказать старший брат заступился.

Этот в белоснежном кимоно кряхтя поднялся, весь из себя ковыляющий, убрел в тренерскую. И самое удивительное, никаких последствий в мою сторону не будет. Даже в институт не сообщат о моем хулиганском поведении. А с другой стороны, что предъявлять то? Мы оба были на ковре по спортивному. Так что все это можно назвать тренировочной схваткой. Этот кадр так же и дальше будет тренировать в «Динамо». Но Бог с ним, он меня уже не интересует. У Костика все сложится хорошо. На следующий год с первого декабря он начнет заниматься на шестимесячных подготовительных курсах при политехе. По окончанию которых поступит в институт. Правда на горный факультет, где самый маленький конкурс. Два человека на место. С борьбой он завяжет окончательно. Хронический вывих колена приведет его к операции, которая пройдет удачно. И не только удачно, но и для парня очень даже счастливо. В больнице он познакомится с медсестрой Танюшей, очень милой девушкой. Они поженятся, и Таня полностью возьмет контроль над парнем. Такой полный, что когда грянут лихие времена, безработица и безденежье для основной массы народа. Она подозрительно на меня поглядывая, все же разрешит Костику поработать у нас, но не долго. И институт он закончит. Станет отцом двух мальчишек – погодков. От нас отойдет напрочь. Сосредоточившись на любимой жене и детях. Я еще раз переломлю сопротивление его милой женушки, которая к тому времени станет очень ценным окулистом в городе. Поставлю парня руководить автостоянкой. Работой денежной, на которую многие хотели бы попасть. Но полноценно в нашу бригаду, как модно теперь называть преступные сообщества, он так и не войдет. Бросит денежную работу через полгода. Семья для него останется самым главным и ценным. Я буду его негласно опекать всегда и везде, ведь Костик мне за младшего брата. Проживет он в нашей квартире вплоть до окончания первого курса. До знакомства со своей ненаглядной Танечкой. И мою маму будет навещать в три раза чаще чем я. На свадьбе Костик будет моим свидетелем, а я на его.

Я пытался подтянуть парня к нам поплотнее. Готов был передать ему самую большую автостоянку. Но он, видно посоветовавшись с женой, решительно отказался. В деньгах то особо не нуждается. Так как его тесть самый главный в академическом институте редкоземельных минералов. И вроде бы как академик РАН. Так что Костик будет двигать науку в институте тестя, под его покровительством и контролем. На хорошей должности, при хорошей зарплате.. Это тебе не полу криминальный бизнес. В общем у парня жизнь удалась. Он как говорится, в шоколаде. И я, если честно сказать, рад от души за него. И ни сколько не обижаюсь, числясь в глазах его новых родственников бандитом, которого никогда не пригласят в приличный дом. Даже день рождения Костика мы отмечаем только у меня. На следующий день после основного застолья в кругу семьи.

Наступила весна, о французах ничего не слышно. Как ничего не решается и с нашей свадьбой. Как я понимаю, против этого Марина Владимировна. Сама Катя на эту тему говорить не хочет. А когда я завожу об этом речь, пытаюсь выяснить почему мы не можем жить на съемной квартире, моя любимая обижается. А мне не понятно на что. И конечно любыми путями уходит от этой темы. Слава Богу, что у нас все по прежнему. И дачи нас пока не лишили. Так что два дня в неделю наши законные. А нынешнее лето нам предстоит провести в хозяйстве Сергея. И это уже не мое желание. Никитин приказал мне там основательно обосноваться. Он по ходу лета тоже там появится, чтобы навести более плотные мосты —знакомства. Катя об этом не догадывается и кажется очень счастлива. По возвращению буду конкретно решать вопрос о совместном проживании. Хватит дружить – любить по чужим дачам. Ведь моя любимая отказалась от поездки с родителями на Черное море. А это что-то и значит. Мне лично кажется, что влияние ее мамы пока сильнее моего. Вот родила бы она, все встало бы на свое место. Но об этом категорически речь не идет. Это невозможно для не замужней девушки. И пока будущая теща является для меня серьезной преградой, которую я обязательно преодолею. А кто для меня эта девушка, я понял совсем недавно. Секретарша Галина Сергеевна, после одного небольшого застолья в кабинете у Никитина попросила ее проводить. При этом глянула так, что не осталось никаких сомнений в том, что нас ожидает поздним вечером. И как бы она не была соблазнительна и желанна, я твердо отказался. Так прямо и сказал. Катя для меня дороже всех на свете. За что получил одобрительный взгляд и дружеский поцелуй в щеку.

Еще одно непонятное явление. Очень неохотно бываю у Муромцевых дома. Стараюсь это делать как можно реже. Не могу пожаловаться на плохое ко мне отношение. Может мне кажется и не больше, но в глазах Катиных родителей, в частности Марины Владимировны, я смотрюсь бедным родственником. В общем то этим сильно не «гружусь». У первого претендента на Катино сердце уже квартира в центре города. У них с женой по машине. И кажется светлое будущее обеспечено на два поколения вперед. Ведь те кто у власти, никогда эту власть не отпустят. За исключением не очень умных и не слишком предприимчивых. Власть манит многих. В лихие девяностые туда ринулся криминал. Думая, что деньги это все. Пошли, добрались, а вот наверху не задержались. Там в основном те, кто всегда был при властных делах. А Владимиру грех зависнуть на обочине жизни, имея такие крутые стартовые условия. Видно жалеют Катины родители, что не породнились с действующей властью. Рай благополучия был так близок. Ведь нынешний жених дочери просто спортсмен и не больше.

Лето началось плавно и предсказуемо. В начале июня мы уже были в селе Прибрежном. В том же доме, у тех же хозяев. Их парни снова на заработках, на лесоповале. Как и большинство мужского населения. Я снова занял место в ремонтных мастерских. А вот Катя пошла на повышение. Главврач отбыла в отпуск на Запад, на все лето. И моя любимая осталась за старшую в этом фельдшерском пункте, громко именуемом больницей. Она теперь самая главная, ведь медсестру за год так и не прислали.

Так же, как и в прошлый раз, жена Сергея в отпуске. Далеко на югах. Отбыла туда еще в середине мая. Мы ее и в этот раз не увидим, не познакомимся. А сам хозяин Прибрежного рад нам по настоящему. И вдвойне обрадовался, когда узнал, что и Никитин приедет сюда где то в начале июля. Все складывается удачно. И снова время бежит спокойно и неторопливо. А меня не оставляет вопрос: почему нам здесь так хорошо вдвоем? И почему мы до сих пор не можем быть постоянно вместе в городе? Не могу налюбоваться на свою женщину, которая просто порхает по дому. Наверное она счастлива. Ведь это вижу не я один. Сергей как то сказал под рюмку коньяка. Мол ты счастливчик. Тебя такая женщина любит. Прямо вся светится, когда на тебя смотрит. Я попытался поговорить о нашей жизни по возвращению в город. Но Катя сразу замкнулась, настроение у нее испортилось. Но однажды поздней ночью, когда мы только – только оторвались друг от друга. Когда еще не разъединили рук, разговор неожиданно состоялся. И в общем то не разговор, Катя просто высказала свое наболевшее. Она кажется искала ответа у меня. А может ждала совета, как ей быть.

– Вот почему мне сейчас хорошо и спокойно. И я хочу чтобы так всегда было. Приезжаю домой и все меняется. Все как то не так. Мы в городе сразу разъединяемся. Каждый почти сам по себе. Почему так, Дим?

– Все просто. Сейчас ты свободный человек. Сама решаешь как тебе быть. А дома попадешь под влияние Марины Владимировны. Она сильнее тебя по духу, опытнее в конце концов. Вот она тобой незаметно и манипулирует. Как бы это грубо не звучало. Ты по любому, даже на уровне подсознания к ней прислушиваешься.

– Молодец, сразу причину в моей маме нашел.

– Ты спросила, я ответил. Может и не прав. Не спорю. Ответь честно, и главное себе. Ты сама приняла решение отложить свадьбу до следующей весны? А потом может и на осень.? – Катя думает не долго. Потом как то неуверенно отвечает.

– Мне кажется, что сама.

– Никогда не поверю, что у вас с Мариной Владимировной не было разговора на эту тему. Для меня будет новость, если она сказала тебе, мол поступай дочка как знаешь. Ты уже взрослая. – Катя отвечает не задумываясь. Видно этот разговор она хорошо помнит. Он у нее занозой сидит в сознании.

– Так она не говорила. Немного по другому. Мол ничего страшного, если повремените со свадьбой. Вы же все равно вместе. И сама свадьба не больше, чем формальность. Если у вас любовь, то расписаться никогда не поздно.

– И чем она мотивировала свой совет?

– Говорю честно. Только ты не обижайся. Ей кажется, что мы не пара. И она очень жалеет, что сразу тебя по телефону не отшила. Она за это чувствует себя виноватой.

– А почему мы не пара? Ты тоже так думаешь? Почему именно она так решила? Она жалеет, как я думаю, что у тебя с тем очкастым ничего не сложилось.

– Она сказала, что с тобой у меня будет постоянная неопределенность. И зарабатывать тебе придется физическим трудом. А много ли так заработаешь? А вот с Владимиром все было бы понятно и просто. Счастливая и обеспеченная жизнь.

– Понятно. А ты сама что думаешь?

– Ничего не думаю. Я вас обоих люблю. И не знаю кого больше. Вот мы сейчас вместе, и мне ничего больше не надо. А как домой приедем, так и вопросы начнутся. И знаешь что мне кажется, мама тебя недолюбливает. Понять она тебя не может.

– Неужели я такой сложный. Вроде все делаю просто. Карабкаюсь изо всех сил по жизни. Стараюсь, как говориться, в люди выбиться. Учусь и работаю. Ты тоже меня не понимаешь?

– Я понимаю. Ты мой самый родной и близкий.» – и Катя целует меня так, что мое сердце замирает. Я ее обнимаю сильно и нежно. Хочу в ней раствориться. Все, хорош. По возвращению плотно возьмусь за решение этого вопроса.

– Вернемся и сразу квартиру снимем. Хорошую, с мебелью. И никогда больше не расстанемся. Хватит по дачам скитаться. Я твой мужчина, и все сделаю для нашего счастья. – прозвучала конечно высокопарно, хоть и шепотом.

– Я верю тебе мой мужчина и покоряюсь. – и снова ее горячие губы уводят меня, вернее нас, в мир любовной фантастики.

В этот раз мы проведены официально. Я на ставке слесаря, с окладом сто сорок пять рублей в месяц. У Кати оклад медсестры девяносто, но очень хорошие премиальные каждый месяц. Почти семьдесят рублей. Работы в мастерских хватает. На трелёвщике загубили двигатель. А так как запасного нет, то перебираем старый. В очереди УАЗ председателя с разбитой ходовкой. Поговаривают, что два трактора на лесоповале на ладан дышат. Не понимаю, почему зимой не сделали технике полную профилактику. Но вся эта работа по большому счету пустяки, которая меня совсем не напрягает. Спокойная и предсказуемая. Тяжелее дождаться пяти вечера, чтобы скорее нестись домой, к Кате. Где она уже приготовив ужин, ждет с работы своего пока что не совсем законного мужа. В деревне не понимают, почему мы до сих пор не поженились. Но об этом напрямую не расспрашивают. Мол у городских свои причуды.

Только закончил ремонт УАЗика, как прилетел Никитин. И мне пришлось на целую неделю оторваться от Кати. Я за рулем этого вездехода. Сергей знакомит Никитина со всеми партнерами по лесному бизнесу. Петрович доволен, все вырисовывается в лучшем виде. И мы уже вошли в дело. Ведь не зря три дня гасились на охоте с первым секретарем райкома. А так же в обществе районного начальника милиции и прокурора. Время бежит, отсчитывая последние месяцы Советской власти. Недолго осталось ждать, когда выпрут из Кремля балбеса с клеймом дьявола на лбу. Одно меня радует. Вот – вот выведут войска из Афганистана. Поигрались уроды, завалили тысячи пацанов молодых. И успокоились, когда все напрочь похерили. Я даже не предполагал, что Афган станет лишь малой репетицией перед большой кровью, что прольется уже на нашей Родине. Название которой пока что Советский Союз.

Сергей сдержал слово. И теперь у местных пацанов есть вполне приличный спортинвентарь. Четыре кожаных мата составляют борцовский круг. К ним боксерский мешок и «груша». И это не считая разнокалиберных гантелей и небольшой штанги на сто двадцать килограмм. Кимоно председатель не достал. А вот самбистких курток и борцовок с десяток в наличии. И при таком оснащении спортзала, вернее спортивной комнаты при клубе, грех не поучит пацанов тонкостям японской борьбы. Тем более я в этом году появился, как действующий чемпион России в среднем весе. Кстати и кимоно свое тренировочное захватил. Радует, что пацаны занимаются очень прилежно Прямо каждое мое слово ловят. И в который раз убеждаюсь, что человека принимают по его делам, по его поступкам. И мы наверное сделали что-то хорошее для местных жителей, если к нам относятся совсем не плохо. Когда в сентябре мы собрались уезжать, то нам принесли два десятка банок с вареньем и маринованными грибочками. И громадный мешок с вяленой рыбой. Я поначалу даже растерялся от такого изобилия продуктов. Как это все везти? Над чем Сергей только посмеялся:

– На себе что ли тащить будешь? До самолета довезем. А на месте тебя тоже встретят. – что в общем то и верно. Деликатесных грибочков хватило до Нового года.

Все спокойно, все привычно. У нас снова учеба. Катя на четвертом курсе, я на третьем. Усиленно пытаюсь найти квартиру. И пока ничего приличного не нахожу. И дело даже не в деньгах, хотя и это очень накладно. Квартиры, предназначенные под съем, надо вначале ремонтировать. Все в основном в убогом состоянии. Я уже родных и знакомых к поиску подключил, но пока ничего стоящего. О свадьбе не заикаюсь. Какая семья, если я не могу решить вопрос с жильем. Так что пока очки набирает Марина Владимировна. Два раза был у них дома. Встретили приветливо. Если не считать вопрос хозяйки дома о моем здоровье. Ведь она тут же с ноткой сочувствия поинтересовалась, не прогрессирует ли контузия. Спросила так, что Катя посмотрела на нее очень даже выразительно. Выходит и этот вопрос у нее на контроле. А что я хотел? Отбил девушку от завидного жениха, а взамен ничего не предоставил. Любовь любовью, так ей сыт всю жизнь не будешь. Как говорят в Одессе: любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Понимаю что это глупо, но мне кажется, что Катя моя женщина на всю жизнь. И уверен, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы она была счастлива. Глупый, я еще не понимал, что деньги не самое главное в этой жизни. Они конечно вещь великая, но по сравнению с любовью ни что. Катя не просто для меня любимая женщина, она мое счастье, моя судьба. Был бы рад не расставаться с ней ни на минутку. Я спокоен и счастлив, когда она рядом. Такое наверное выпадает не каждому. Случись все по обычному, житейскому варианту. Пересекись я сразу с блондинкой Зоей. Мы бы ровно и спокойно шли по жизни. Нам было бы хорошо в постели. Родили бы парочку прелестных ребятишек. Изредка переругиваясь без особой злобы. И все было бы как у всех. И хорошо с одной стороны, а с другой очень уж предсказуемо, типично и вяло. Меня не очень привлекает определенность – предсказуемость. Ведь сейчас я умру за свою женщину не задумываясь. Сильно конечно сказано, но я не очень то и преувеличиваю. И эта любовь в будущем принесет много переживаний. И мне кажется, что я к ним готов. Я всегда хочу замирать от ее шепота и горячих губ, которые так страстно меня целуют.

А пока суть да дело, на дворе уже январь 1988 года заканчивается. И снова судьба вмешивается в мою жизнь. Подкидывает подарок, который меняет нашу с Катей жизнь. Я стал на голову выше и значимей в глазах не только моей любимой, но всех родных и знакомых, включая Никитина. Не говоря уже о Катиной маме.

Четвертого февраля меня снова вызвали в знакомое здание КГБ в мрачном переулке. И снова тот же лысый чекист неопределенного возраста в своем тесном кабинетике пытается выяснить, как это я умудрился попасть во французский кинопрокат. И снова в ответ бубню, что ничего не помню и вспоминать не хочу. И наконец после двухчасовой и совершенно пустой беседы, товарищ открывает карты. Меня оказывается пригласили во Францию, в Париж, на премьеру фильма. Один из персонажей которого я. Собственной персоной, во всей своей армейской красе. Что я могу сказать по этому поводу? А ничего. Только искренне удивиться. А еще через пять минут удивляюсь еще больше, когда чекист говорит мне, вроде как обыденные вещи. Мол на мое имя в московском филиале солидного зарубежного банка, пришла энная сумма от постановщиков этого фильма. Так сказать гонорар. И мне надо распорядиться этими деньгами.

– Как я понимаю, поехать мне во Францию нельзя.

– Почему нельзя. У нас в стране все можно. Собирай документы. Подавай в ОВИР и жди. – и тут же добавляет: – Только ждать тебе долго придется. – и при этом ехидно так улыбнулся. Интересно, а почему он не задает мне ни каких каверзных вопросов? Такой вид у него, что он будто все знает. Надо больше молчать, не дрочить товарища по пустякам. Думаю, что совсем скоро появится моя французская подруга за перстеньком. Который она вывезет на родину в своем самом интимном месте. Которое я имел счастье посетить, и от которого сейчас, по истечению времени, и по набравшемуся опыту, совсем не в восторге. А пока деловито интересуюсь:

– А вы не знаете товарищ чекист, какая там мне сумма причитается? – опять вылез не к месту мой сарказм. Тот смотрит на меня так заинтересованно, словно хочет увидеть эту цифру на моем лице. Но отвечает спокойно:

– Не знаю. Я же просил не называть меня так.

– Простите, больше не буду. – отвечаю голосом раскаявшегося грешника.

– Все, свободен пока. – и раздражение в голосе.

– До свидания, товарищ чекист. Ой, простите. непроизвольно вылетело. Пойду в ОВИР, узнаю что там почем. – из меня снова прет наглость. Как бы не доиграться. В ответ легкая усмешка, чуть скривившая губы. И коли я брякнул про ОВИР, придется его посетить.

Не о какой поездке во Францию не может быть и речи, сказали мне там открытым текстом. У них есть положение, в котором ясно и четко говорится. Таким как я, выезд за границу категорически запрещен. Не понимаю почему категорически. Что я преступник что ли?

– Собрать и подать документы – это ваше право. Но я вам гарантирую, что положительного решения вашего вопроса однозначно не будет. – повторяет мне суровая женщина – начальница. Она мне говорит, а я пялюсь на ее мощную грудь, наверное девятого размера. На мой взгляд дама не обращает внимания, грозно сверкая линзами очков. Видно привыкла к таким сальным взглядам, приковывающим внимание мужиков к ее шикарным достоинствам.

– Очень хитро вы придумали. За границей мне воевать можно. А вот съездить туда туристом нельзя. Короче, давайте мне список документов, которые мне надо собрать.

– Молодой человек, я вас предупреждаю. Вы у нас не выездной. Так зачем лишняя суета.

– Ваша обязанность принять документы. А выпускать меня из страны или нет решаете не вы, а совсем другие люди. Так какие документы надо представить? – обиделась до красных пятен на лице. Не привыкла, чтобы ей указывали. Отдала мне стандартный листок с перечнем документов и расписанием работы своего отдела. И демонстративно отвернулась, показывая что разговор закончен.

Служивая дама оказывается так сильно обиделась, что не поленилась послать в институт грамотно составленный донос. В котором очень ярко, можно сказать даже художественно описала, как я грубо с ней разговаривал. Но не в этом суть. Она привыкла к грубости специфической клиентуры. Хамство она спокойно стерпела. А вот то, что молодой человек так настойчиво рвется из Советского Союза, ее очень даже насторожило. И если руководство института не примет должные меры, то она будет вынуждена сообщить об этом в более высокие и компетентные инстанции.

А времена то совсем не те. К доносу в деканате отнеслись спокойно, переправив все это в комитет комсомола. А те, вяло вникнув в ситуацию, влепили выговор с занесением в учетную карточку. На этом все и закончилось. И ровно через неделю дали мне положительную характеристику для предъявления по месту требования. В общем документы собрал и сдал. И успокоился, совсем не ожидая положительного результата. Потом был звонок из Парижа от Жозефины. Которой я сообщил, что меня за границу, в частности во Францию, скорее всего не выпустят. Она через переводчицу отвечала, что примерно так и предполагала. Мол ничего страшного. Она сама приедет ко мне, чтобы показать фильм с моим участием. А так как она была человеком дела, то появилась в нашем городе очень скоро. Побыла три дня и укатила. Оставив мне видеокассету с фильмом, который мы посмотрели у Никитина дома. На его фирменной видео двойке «Панасоник». Боевик и есть боевик. Дешевая стрелялка. Далекая от действительности. Худо – бедно, а мы уже насмотрелись боевиков, из которых конечно лучший «Коммандос», с Арнольдом Шварценеггером в главной роли.

Сюжет фильма простой до безобразия. Группа белых парней, по нашему наемников, выводят из окруженных советскими солдатами гор, какого то важного священнослужителя. Весь фильм группа из семи человек идет по горным тропкам, регулярно попадая в засады. И благополучно из них вырываясь. Так вот я постоянно мелькаю в группе советских солдат, преследующих наемников. Стреляю, что-то кричу, то есть командую. В общем ничего интересного. Но прикрытие нашей сделки довольно серьезное. По большому счету ко мне не подкопаешься.

Француженка оставила мне реквизиты филиала банка «Бритиш ворд бэнк», находящегося в Москве. Получила перстень и мгновенно исчезла. Недельку я слегка поволновался. Вроде все тихо. Случись что, меня бы уже допросили в КГБ с пристрастием. И не просто бы допросили, а вывернули бы все подробности этой истории. А коли все тихо, значит эта история уже в прошлом. С Жозефиной я больше никогда не встречался и ничего о ней не слышал.

Как только в моих руках оказалась эта диковинная пластиковая карта со множеством цифр на фоне солидного английского герба, так меня сразу же вызвали в горком партии. И уже главный партиец города почти убедил, что мне эти иностранные деньги совсем не к чему. У нас страна богатая. И я получу в десять раз больше. Но конечно при условии, что эти деньги отдам родному городу. Это будет лучше как для меня, так и для всех наших горожан. Да и для страны тоже. Окруженная врагами капитализма, она очень нуждается в валюте. Он конечно понимает, что с такой солидной суммой мне не хочется расставаться. Все мы люди. И ни что человеческое коммунистам не чуждо. А взамен город выделит мне, как участнику боевых действий квартиру. И не просто квартиру, а трехкомнатную. А к ней, это уже в виде поощрения, «Волгу» двадцать четвертую, импортной комплектации. Ну что я мог ответить на такую настойчивость. Только одно. Мол прошу время подумать. И отбыл из серого, мрачного здания. Горком в народе так и называют: серым домом. Уже позже, часто бывая в других городах, я всегда обращал внимание на эти самые городские комитеты партии. И все они были мрачно – серого цвета, монументально – величественные, и не больше четырех этажей. И всегда мне думалось, какими надо быть кретинами, чтобы бездарно просрать все это недвижимое богатство.

Первым делом посоветовался с Никитиным. И тот благословил меня на этот обмен. Однако порекомендовал просить четырех комнатную квартиру в очень не типичной трехэтажке, которая уже построена и вот – вот будет сдана. Квартиры в ней уже распределяются. Дом в хорошем районе, на берегу реки. И предназначен для элиты города. Сам понимаешь, каждому свое. Не хотят нормальные люди смешиваться с пролетарской частью населения. Для соблюдения хорошей мины при плохой игре, так сказать для смычки партии и народа, пару квартир отдадут ударникам коммунистического труда, авангарду рабочего класса. Чтобы никто не посмел вякать о беспределе партии. И ты отлично примкнешь к этим ударникам, как защитник родины. Ведь кровью заработал это жилье. Сумма в валюте конечно большая, что там и говорить. Но впереди у нас такие дела, что скоро эти доллары громадными не покажутся. Да и не стоит по пустякам дрочить контору. Если захотят, уроют конкретно. А не будет здоровья, ничего не будет. Я сделал так, как сказал мой старший товарищ. И очень удивился, как легко пошли на мои условия. Уже по собственной инициативе попросил участок под дачу. И не просто участок, а на берегу реки. И не меньше десяти соток, при нынешнем стандарте в шесть. Наивный, я не знал, что все солидные люди, а тем более партийцы, имеют на каждого члена семьи по участку. И начинается отсчет земли от десяти соток и выше. А мне еще и навстречу пошли. Оформили по себестоимости конфискованную дачу с участком в двенадцать соток, какого то торгового деляги еврейского происхождения. Кстати, в нашем сибирском, холодном городе оказывается очень много теплолюбивых евреев. Говорят во время войны они сдриснули из западных районов страны подальше от фронта. Так и прижились здесь у нас. Эта халявная дача за треть цены сработает, как мина замедленного действия. И совсем в недалеком будущем создаст конкретные заморочки. Которые мне придется разруливать лично, показывая тем самым свои деловые качества лидера. Решительного исполнителя самых смелых планов. Но это наступит еще через целых два года. А пока я счастлив и готовлюсь к свадьбе, которая запланирована у нас на конец апреля. Катя согласна стать моей законной женой. И всего через три месяца мы обменяемся кольцами. Я бы не прочь и пораньше, в том же феврале. Но это будет просто и обыденно. А Катя хочет проститься со свободной жизнью в торжественной обстановке. Я этим сильно не заморачиваюсь. Ждать всего – ничего. Главное, мы будем всегда вместе. И как раз квартиру получим. Про нее я не говорю любимой. Это мой сюрприз. Мой свадебный подарок. Нам не придется снимать чужое жилье. Мы начнем совместную жизнь в собственной квартире.