Текст книги "Афган, любовь и все остальное"

В очередную субботу, когда мы были на даче, и уже готовились ложиться спать, Катя поведала мне со слезами на глазах:

– Я сегодня утром сказала маме, что мы подали заявление в ЗАГС. И наша торжественная регистрация запланирована на тридцатое апреля.» – продолжаю за свою любимую.

– И Марина Владимировна проявила недовольство. Так ведь?

– Ну не то чтобы недовольство. Скажем так, не в восторге. Она почему то думает, что у нас все будет плохо. Меня это расстраивает.

– А моя мама ждет не дождется, когда ты станешь для нее невесткой. Каждый день спрашивает об этом. Я сказал, что уже подали заявление. И что в апреле станем законными супругами. Она весь вечер песни мурлыкала. Рада за сына.

– Тебе хорошо. А как мне быть?

– А ты скажи ей все как есть. Скажи, что ты счастлива. А как дальше будет, не знает никто, включая и ее. У каждого свое понятие о счастье. Я понимаю твою маму. Ей хочется чтобы и любовь была горячей, и полный материальный достаток. Ты ее успокой, я тоже этого хочу. И сделаю все, что в моих силах. Хорош об этом. Мы почти неделю не виделись. Не представляешь, как я по тебе соскучился. – бальзамом на душу льется ее шепот:

– Я тоже. – сладкие и горячие губы любимой женщины. Она закрывает глаза и просит выключить свет.

Время летит в приятной суете. Еще бы не приятной, если я вот – вот получу ордер на квартиру. Не стандартную в панельке как у нас, а громадную, в четыре комнаты, в кирпичном доме. Которую уже тщательно осмотрел. Мы будем жить выше всех. Я выбрал третий, последний этаж. Дом новой планировки. Таких в городе единицы. Окна от потолка до пола. Кухня почти пятнадцать квадратных метров, а общая площадь больше ста двадцати. Никто из родных и близких не знает про нее, включая и маму. Этот сюрприз откроется на второй день после свадьбы. С «Волгой» задержка. Большая партия машин из Горького придет где то в начале июня. Никитин помогает мне во всех вопросах. Он выбил от городских властей минимум мебели. В этот минимум вошел кухонный стол с шестью стульями. Двуспальная кровать и большой шкаф. Все это сделано на местной мебельной фабрике. Никогда не думал, что наши могут сработать такие добротные вещи. Особенно нравится мне стол. Мощный, из натурального дерева. Столешница толщиной семь сантиметров. Доски притерты так, что как будто это единый цельный монолит. Такой простоит века. Никитин обещал посодействовать в покупке импортной, гэдээровской мебели. Но на нее пока нет денег. Вся наличка уйдет на свадьбу. Вот получу «Волгу», продам «Жигуленок», тогда и обставлюсь капитально. Там и Катя подключится, как хозяйка. Свадебный подарок от Никитина лично, двухкамерный холодильник «Минск», который к свадьбе надо будет забить продуктами. Говорят подарки раньше времени – плохая примета. В это не хочется верить. Ведь у меня впереди все вроде спокойно и предсказуемо.

Учеба катит ни шатко – ни валко. Так себе, на троячок. Вот закончу на этом курсе с высшей математикой, и вообще все станет на порядок проще. Главное понимаю, что учу. А это лично для меня самое важное.

Наконец наступил самый главный для нас с Катей день. В субботу, в два часа дня, надо быть в ЗАГСе. Чтобы никого не напрягать, заказали такси. День соответствует празднику. Теплый и солнечный, что в общем то обычно для Сибири в это время года. Хотя мокрый снег с порывами ледяного ветра тоже явление не редкое. Я не совсем типичный жених. Своим видом шокирую не только родных и близких, но и многих гостей. Почти всех, кроме Кати. Она смеется: нас запомнят в ЗАГСе все. Я еду расписываться не в черном, финском костюме, как планировал раньше, а в парадной форме советского десантника. Меня никто не понял, включая и маму. Моя любимая не в счет. Она в душе может и не согласна, но виду не подает. Мол ты уже без пяти минут глава семьи, тебе и решать что и как. Она мне так позже и сказала:

– Я не знаю почему ты на официальное торжество едешь в военной форме. Думаю на это у тебя есть веские причины. – молодчинка. Я ей благодарен, я ее люблю.

– Без причины ничего не бывает. Одна из них, самая главная. Я в этой форме тебя встретил. В ней от всех отличался. Не был бы бравым десантником, разве ты меня бы заметила?

– Не знаю, не знаю. Я больше тогда на твои горящие восхищением глаза смотрела. Они меня просто загипнотизировали. – целую мою любимую, ненаглядную. Она смеется, слегка отстраняясь.

– Осторожно милый. Мое лицо готово к торжеству закона. Не испорти макияж.

– А тебя и вправду моя форма не напрягает?

– Глупый, это даже хорошо. Клянусь, мы будем самой привлекательной парой на этом мероприятии. Как и самой заметной. Нас запомнят все. Я прекрасно понимаю, ты идешь в форме не от того, что одеть нечего. Правда немного родственников жалко. Особенно мою маму. – Катя смеется, слегка касаясь губами моих губ. Мне хочется прижаться к ним сильнее, поднять на руки любимую, унести на кровать. Скорее бы закончилось все это праздничное столпотворение, чтобы скорее остаться наедине.

Садимся в нарядное такси с кольцами и лентами. Со мной рядом Костик, мой свидетель. Пацан от этого горд и важен. Кстати, я у него на свадьбе буду тоже в этой роли. По виду он счастливее меня. А в черном костюме, купленном в свадебном салоне ГУМа по моему приглашению. Да еще при галстуке, который нацепил первый раз, он кажется себе наверное супер крутым и важным. Как и Катя, он меня понял. Сказал просто, по мальчишески. Десантная форма – это круто, как и морская. Он тоже в десантники пойдет, если на флот не возьмут.

Если сказать что мое появление у гостей вызвало шок – это не сказать ничего. Марина Владимировна осторожно промокает глаза платочком. Ее супруг засмеялся. На него не обижаюсь. Он не служил, а тем более не воевал. Что он может понимать в делах армейских. Только сам знаю почему я сегодня в форме. Армия сделала меня тем, кто я есть сейчас. Не было бы армейки с ее Афганом, не было бы все этого. Не было бы у меня Кати. Без армейской закалки я не смог бы завоевать ее сердце. И сегодня вместо нее рядом была бы другая девчонка. И все у меня было бы как у всех. Не больше и не меньше. Благодаря армейки я выбился из общей толпы. И эта форма сегодня знак уважения всей Советской армии. И это уважение не выжечь из меня каленым железом. Единственное, что я не сделал – это не нацепил награды. Вместо них цветные планки. И берет дома оставил, нарушив тем самым форму одежды.

Катина однокурсница Верочка в полном ступоре от моего вида. В котором она находится вплоть приезда в ЗАГС. Где все происходит в общем то быстро и предсказуемо. Народ пялится на нас, как на инопланетян. И только женщина, которая ведет брачный обряд, улыбнулась нам тепло. Она наверное здесь и не такое видела.

Мне немножко не по себе от всеобщего внимания. Катя в шикарном свадебном платье за триста семьдесят пять рублей из магазина для новобрачных. На котором я настоял. Оно самое дорогое. Воздушно – невесомое, а главное легкомысленно – короткое. На целых десять сантиметров выше колен. Производство Франция, и этим все сказано. А может совсем не одеждой мы привлекаем внимание? А нашими счастливыми лицами. Может на моем, слегка глуповатом от счастья, явно читается любовь. И любимая смотрит на меня так, что хочется выкрикнуть во все горло что-то первобытно – радостное. Но если я выкрикну солдатское, радостное ура. Другое просто в голову не приходит. Меня не поймут конкретно. Ведь собрались все до ужаса правильные. Которые делают все согласно правилам и инструкциям. А Марина Владимировна точно окажется в обмороке. А закричать то очень хочется, если честно себе признаться. Не зря солдаты криками ура выражают степень своей крайней радости. Единственное, что тенью скользит по душе, то, что думает сейчас Катина мама. Нет, не прошла у парня контузия бесследно. Бедная доченька, она с ним еще намается. А мучиться буду я. Ведь не проходящая и со временем любовь, будет все время держать меня в напряжении. И я буду ее всегда и везде оберегать и прикрывать на десять рядов. В то же время совсем не показывая посторонним свое почти неземное чувство. Ведь Катя, а потом и дочурка Дашенька, будут моей самой великой ценностью. А при не совсем праведной деятельности, это станет для меня тяжелым испытанием. Но когда это еще будет? А сегодня теплый апрельский день. Солнышко яркое и горячее. И вся процедура бракосочетания занимает не больше пяти минут. Почти строем, с небольшим интервалом проходят счастливые пары. Расписываемся под торжественную музыку Мендельсона, получаем стандартные поздравления. Женщина – распорядитель достает из небольшой чашечки кольца, которыми мы обмениваются. Процесс закончен, все свободны. Кортежи машин, украшенные кольцами и лентами, уносят молодых в будущую счастливую жизнь.

Свадьба продолжилась в арендованной студенческой столовой. Гостей много. Кроме не многочисленных друзей, родственников и знакомых, две студенческие группы в полном составе. Мои механики и Катины врачи. В общей сложности больше восьмидесяти человек. Из моих новых знакомых: Никитин с женой и Галина Васильевна. Она как всегда без мужа. И с первых же минут в окружении моих однокурсников. Очень контактный человек. Думаю она сегодня одна не останется. Пацаны не представляют где и у кого она работает.

Мне лично все это застолье по боку. Не терпится поскорее преподнести моей любимой подарок. И конечно услышать в свой адрес такие слова, от которых душа и сердце замрут от счастья. Но надо по любому отсидеть два часа, пока я и моя Катя станем всем неинтересны. Когда гости начнут решать свои собственные задачи, а может быть и личное счастье.

При входе в зал нас обсыпали мелкими монетками и зерном. Не знаю каким. Только сели за стол – сразу крики «горько». Катины счастливые глаза, теплые губы, и она вся такая родная и близкая. В течении часа еще три раза кричали «горько», пока наконец веселье не покатилось в правильном направлении. Торжественная часть окончена, все сгруппировались по интересам. Молодежь танцует. Наш институтский вокально – инструментальный ансамбль почти не простаивает. Ребятам выпить некогда. Мы с Катей танцуем танец за танцем, и в этой общей толчее, никем не замеченные, выскальзываем на улицу. Моя мама и Катины родители предупреждены о таком развитии событий. Они конечно против нашего быстрого исчезновения с собственной свадьбы. Для них это неприемлемо. Потому мы и исчезли можно сказать скрытно.

Удивительно теплый вечер. Не спеша идем к конечной остановке троллейбуса. Целую свою ненаглядную через каждые десять шагов. Катя только счастливо смеется в ответ:

– А не слишком ли экстравагантно передвигаться сегодня в троллейбусе?

– Не знаю. Ты такая красивая в этом белом платье, а я весь из себя крутой десантник. Пусть люди смотрят и завидуют. Я не хочу в такой вечер забиться в машине, а потом в квартире.

– Если честно, то я бы предпочла такси. Тем более я не знаю куда повезет меня мой любимый муж на общественном транспорте.

– Куда я могу везти единственную и ненаглядную? Только к нашему счастью. В наш дом. Это мой тебе подарок и сюрприз, о котором почти никто не знает. Думаю ты будешь не разочарована. – троллейбус на половину пустой. Мы на задней площадке спиной к салону. И не видим с каким любопытством на нас глядят немногочисленные пассажиры. По летнему теплый вечер. И я не удержался, чтобы не выйти за остановку до нашего нового дома. Этот район толком еще не застроен. Нет тротуаров, но есть вполне приличная дорога. На которой только мы одни. Вот и наш дом, в котором горят всего несколько окон. Основная масса жильцов еще не заселилась. Положил в теплую ладошку моей законной супруги два ключика. Один от двери подъезда, другой от квартиры.

– Вот и наш дом. Первый подъезд, квартира семь. – Катя нерешительно остановилась. Я ее чуть подталкиваю.

– Ну что ты растерялась? Давай смелее. – она нерешительно вставляет ключ в замочную скважину. Просторное парадное. По широкой лестнице поднимаемся на свой третий этаж. Еще запах нежилого помещения. Запах краски, новостроя. Щелкнул замок и мы одни в большой и пока что пустой квартире. Катя молчит. То ли заворожена увиденным, то ли немного испугана. Беру ее за руку, веду из комнаты в комнату, везде включаю свет. Придерживаю ее в нашей спальне, где кроме кровати ничего нет. Она застелена новым бельем, купленным мамой именно для этого счастливого события.

– Сразу в кровать или еще погуляем? —

– Даже не знаю. Хочется и то, и другое. – улыбается моя любимая жена.

– Решай быстрее. – она смотрит так, что мои руки сами ложатся на ее бедра. Она счастливо шепчет:

– Пошли руки мыть. – целую свою законную жену. Несу ее ванную.

Свет мы выключили, но в комнате светло от уличных фонарей. Штор нет. И Катя приказывает мне отвернуться. Шелестит одеждой. Я послушно жду. Через мгновение оборачиваюсь и делаю шаг к ней. Любимая гибко уклоняется и ныряет под одеяло. Через минутку мы чувствуем дыхание друг друга.

Дома нам не сидится. Мы вышли на улицу в два часа ночи. Тишина, уличные фонари погасли. По прежнему тепло, ни ветерка. Все для нас. У нас ни плаща, ни куртки. Катя в белом подвенечном платье. Снимаю китель, под которым у меня только тонкая тельняшка, и накидываю его на плечи жены. От нашего дома до главной улицы, которая ведет в центр, всего сто метров. Выходим на нее и идем не зная куда. Просто вперед. Завтра праздник продолжится только для самых близких и родных. Проснемся утром и Катя будет названивать родственникам, приглашая их на праздничный обед. Кстати, телефон подарок Галины Сергеевны. А это для нашего времени поистине царское подношение. Пройдет больше пятнадцати лет пока телефонная связь не станет простой бытовой услугой. И даже бабушки будут при мобильниках. А забыв сотик, будешь чувствовать себя на улице голым.

Тишина, в городе ни души. Так бы идти вперед не останавливаясь. Но завтра снова день суеты и веселья. И желательно всех собрать хотя бы к двум дня. Как говорится раньше начнешь, раньше закончишь. Мы поворачиваем назад.

– Сколько человек завтра будет? Если много, то у нас и посадить будет не на что.

– Разберемся. Нашу кровать задействуем. Будут только самые близкие. Они уже сегодня все в нетерпении. Задали мы им ребус. Представляешь, никто не знает где наше брачное ложе.

– Задачка не простая. Особенно для моей мамы. Не представляю что она скажет, когда увидит нашу квартиру.

– А мы не будем никого ни огорчать, ни удивлять. Скажем, что сняли это жилье. Временно. Когда будем прописываться, тогда и введем в курс дела.

– Тоже верно. А почему ты меня не посвящаешь в детали. Откуда такая шикарная квартира взялась? Чудес на свете не бывает. Или бывают, товарищ десантник? – Катя вроде говорит шутливо. Но мне кажется, ответа ждет серьезного и обстоятельного. Да и мне нет смысла что-то скрывать, если все законно и относительно честно. Думаю только у Марины Владимировны останется легкое недоверие. Надо объяснять все предельно честно и убедительно.

– Во первых, вышло постановление правительства обеспечить всех участников боевых действий жильем. Я подхожу под это на сто процентов. Во вторых, Никитин и Галина Сергеевна не последние люди в обкоме партии. Поэтому квартира в престижном доме, и главное четырех комнатная. И в третьих, а это самое главное. Моя боевая группа «засветилась» в Афгане перед иностранными журналистами. В камеру Жозефины попал бой. Самый настоящий. Сняли в живую смерть и кровь. И эти кадры ввели в художественный фильм, который она сама и сняла. Вот и получилось, что я и несколько моих бойцов стали полноценными участниками ее художественного кино. И за это нам оказывается положен гонорар в валюте. По поводу которого и приезжала француженка зимой вместе с мужем. Обговорили сумму, и они деньги перевели в Москву, в международный банк. Сумма приличная. В итоге мне весь джентльменский набор советского человека: квартира, машина и дача. А доллары государству. Равнозначный обмен или нет, я не знаю и знать не хочу. Жить надо сегодня. А конфликтовать с КГБ и Партией себе дороже. Стереть меня в порошок им нечего не стоит. Я уже несколько раз был у них на профилактических беседах. И кстати, я лишен допуска за границу. А ведь планировал участвовать в чемпионате Европы. – говорю вроде убедительно. Вру самую малость. Зачем Кате знать мутные подробности, которые не принесут ей ни спокойствия, ни здоровья.

Сегодня я еще толком не представляю в каком направлении двигаюсь. И не отдаю себе отчета в том, что мое личное счастье под большим вопросом. Пока я близко не догадываюсь, что моя жизнь уже начала превращаться в русскую рулетку. И уже сегодня почти невозможно сойти с этого пути. И совсем не подозреваю, что в опасности будет не только моя жизнь, но и жизнь моей любимой женщины и детей. Пока и в мыслях не держу, что пойду по самому краю. Хотя, если честно, то в глубине души представляю неподъемную тяжесть совсем недалекого будущего. И сколько мне придется приложить усилий, ума и энергии, чтобы моих любимых и родных не задели страшные тучи совсем недалекой действительности. Сегодня я не представляю, что у меня будут глаза на мокром месте, когда буду держать на руках спящую дочурку. Но это наступит потом, не сейчас и не сегодня. А пока проснувшись в теплой супружеской постели, названиваю родным, приглашаю их на продолжение праздника. Мне не терпится похвастаться своей квартирой. А еще больше тем, какой я удачливый и крутой парень. Сидит еще во мне крепко пацанство. Вообще-то что тут такого? Если многие мои земляки почти всю жизнь ютятся в халупах, мечтая об отдельной квартире. Не говорю уже о сверстниках. Таких вообще единицы. Сколько еще горожан проживают в домиках, построенных их дедами, если не прадедами. Городу нашему уже далеко за триста лет.

Первой позвонил маме. Назвал адрес, попросил захватить пельмени. Она ближе всех к нам. Всего четыре остановки на троллейбусе. Еще из моих будет сестра с детьми. Мужа не берет. Он вчера перебрал конкретно. С утра похмелился и спит. И конечно Никитин с Галиной Сергеевной. Она обещает подъехать чуть попозже. Интересно, кто из моих однокурсников покорил сердце красавицы? Устроил ей бессонную ночь. Голос в трубке очень уж сонный и усталый. Потом за трубку берется Катя и долго объясняет Марине Владимировне как до нас добраться. Попутно убеждая, что у нас все просто отлично и она счастлива до бесконечности. Просит захватить подарочную посуду. А к ней заранее испеченный торт и сладости. Убеждает не экономить, взять такси. К двум часам дня ждем гостей. На часах двенадцать, у нас еще куча времени лично для себя. И снова замираю, когда теплые губы жены нежно касаются моих.

Это день моего торжества. Показать себя крутым мэном перед родителями жены, задача номер один. И это получилось в полном блеске. Ведь Марина Владимировна с нескрываемым восхищением рассматривает наше жилье. И совсем не верит, что оно съемное. Что – что, а в интуиции ей не откажешь. Двухкамерный холодильник «Минск», еще жуткая редкость в нашем городе, которой обзаводятся в первую очередь власть имущие, тоже не оставил ее равнодушной. Не говорю уже о телефоне. А то что свадьба обошлась им по минимуму, и как говорится молодые, то есть мы, решили эту задачу самостоятельно, прибавило мне уважение. И не малое. Даже показалось, что она хочет обратиться ко мне по имени – отчеству. Из всех присутствующих на все это спокойно взирают Никитин и Галина Сергеевна. Он без жены. Она как всегда без мужа. Все ни как не могу назвать ее просто Галиной. Скорее всего от того, что у нее девичья фигурка и очень высокая грудь. Которая при резких движениях так упруго вздрагивает. Может официальное обращение и есть та самая сдерживающая граница, которую я боюсь перейти. И которую не перейду никогда. Моя Катя – для меня самая любимая, и самая главная в этой жизни.

Следом за моей свадьбой отгремят еще три. Не зря я оставил своим однокурсникам два ящика водки и закуску в большом количестве. Они продолжили праздник в общаге политеха вместе с Катиными медичками.

Третий курс закончился для меня счастливо. И снова мы уехали в таежное село «Прибрежное», которое стало нам почти родным. В этот раз поехал по настоятельной просьбе Никитина, имея при себе крупную сумму денег и паспорт Кости Ситникова. Который через месяц станет владельцем большого, рубленного дома, хозяева которого отбыли на Большую землю. В планах Никитина приобрести дом еще в райцентре. Мы серьезно внедряемся в лесной бизнес. Готовим плацдарм для своего постоянного присутствия. Лето получилось для меня каким то суетливым. Ведь в этот раз мы жили в собственном жилье, которое пришлось и белить, и красить. А заодно заниматься огородом, который посадили прежние хозяева. А в общем то на душе спокойно. Главное, что Катя счастлива.

Прошло два спокойных, и самых счастливых для меня года. Все пока катится довольно предсказуемо. По крайней мере для меня лично. Хотя страну уже колотит и колбасит конкретно, как выражается нынешняя молодежь. Катя торжественно пообещала мне, что после защиты диплома родит мне дочку. Я счастлив, хотя в душе все же надеюсь на сына. Но если моя любимая решит рожать только дочек, то ради Бога. Как она скажет, так и будет.

Вот и тренькнул первый тревожный звоночек. И брякнул лично для меня. Не думал, что придется начинать первым. Не думал – не гадал, а вот пришлось самому принимать решение, и самому его исполнять. Выстрелила по мне халявная дача, с ее добротным двухэтажным домом и участком в двенадцать соток. Халява и есть халява, и железное правило, никогда не стоит вестись на нее. Себе дороже получится. Нежданно – негаданно появился бывший хозяин этой самой дачи, которую у него законным путем конфисковали. Пожилой еврейчик Яков Абрамович Кузнецов освободился условно – досрочно. Русская фамилия по жене, с которой он в разводе. И которая по славной русской традиции, не желает знать бывшего мужа – зэка. Который по ее словам принес ей так много горя и страданий. Которые она озвучивает всегда в неопределенной форме. Непонятные ни кому несчастья этой дамы не скрасили ни трехкомнатная квартира в доме сталинской постройки. Ни последующее удачное замужество. Еврей перехитрил сам себя. Чтобы избежать конфискации, с женой развелся задолго до уголовного преследования. Все имущество на нее переписал. Вот только дачу не успел. Пришли товарищи, которые были ему совсем не товарищи, и увели под белы рученьки. Вернее увезли в края холодные и не ласковые, но очень богатые лесом. Который пришлось валить полных три года, из отпущенных судом семи. И слава Богу, что случилась перестройка. А вместе с ней и амнистия. Так что предприимчивый товарищ от торговли появился в родном городе раньше на целых четыре года. Бывшему зэку никто не обрадовался. Он здесь для всех чужой, бездомный, никому не нужный. Дети взяли больше материнского, то есть русского. Потому и отнеслись к родному папочке без должного почтения. Да и какое почтение может быть к старому, бедному и совсем бесперспективному человеку, будь он хоть трижды родным и близким. Конечно, не все русские такие уроды. Может быть в своем большинстве добрые и порядочные люди. Но при смеси русского с евреем – это уж больно гремучая смесь. Так что с родственной стороны у товарища все полный шванц. Подошел бы он ко мне, объяснил свою суть – проблему по человечески. И думаю, мы бы все решили. По крайней мере он бы на своей даче жил постоянно. А попозже и Никитин бы его пристроил на теплое местечко. Тот никогда не отказывает умным и предприимчивым. И все у еврейского мужика сложись бы по уму. Все было бы путем. Ведь он пострадал от предательства близких, которое для нас преступление номер один. Надо бы так, а не этак. Что теперь об этом думать – рассуждать, если товарищ выбрал совершенно другой путь. Видно нахватался на зоне уголовных заморочек и решил под старость поблатовать. А может возомнил себя крутым и борзым. Я этого не знаю и знать не хочу. Мне уже надо что-то предпринимать, а не рассуждать. Ведь события покатили весьма резко. Началось со звонка соседа по даче, тоже представителя великого еврейского народа. Кстати, население всего дачного поселка одни евреи. И я первый русский, кто влился в это национально – специфическое сообщество. Чуть позже, этак через год – полтора, мы хорошо разбавим население этого дачного поселения. И не только разбавим, но и возьмем под свое чуткое и правильное руководство. А пока из телефонного разговора узнаю, что на моей даче поселились какие то люди. И не просто поселились, а живут уже все лето очень громко и весело. В детали товарищ не углублялся. Мол приезжай и сам посмотри. Я конечно поехал и сдуру взял с собой Катю. Дело было в середине сентября. Мы с ней только – только вернулись из «Прибрежного». И пока были целиком в учебе. До дачи тридцать километров. Моя мама туда не ездит, ей не на чем. А у Катиных своя заботы и ухода требует. Вот и стояла дача фактически без присмотра.

Приехал полный решимости выяснить кто это незаконно эксплуатирует наш загородный домик. Навести так сказать порядок. Увидел и неприятно удивился статусу не званных гостей. По многочисленным наколкам на руках стало понятно с кем имею дело. Матерые уголовники, для которых криминал – родная стихия. А вот и бывший хозяин с седым ежиком на голове и характерным тонким носом с горбинкой. А так же большими на выкате глазами, маслянисто – черными. Я молчу, все понятно. Молчат и урки. Смотрят с любопытством, вроде как оценивают. Пытается говорить бывший хозяин, но его никто не слушает.

У меня два варианта решения этого вопроса. Или сейчас их выкинуть отсюда. Или молча уехать. Первый неприемлем. Я с Катей, которая боязливо не отходит от машины. Молодец, не вмешивается, не возмущается. Да и элементарно выкинуть бандитов из дома проблема. Три сухопарых мужика с волчьими глазами так просто не сдадутся. А при наличии у них холодного оружия, мои шансы наверняка проигрышные. Но я по любому решу этот вопрос. А для начала надо подумать, все взвесить, посоветоваться с Никитиным. Прежде чем уехать, под настороженными взглядами уголовников, молча захожу в дом. На кухне куча пустых бутылок. В комнате, на диване спит молодая деваха. Видно пьяная. Ведь заголена на половину и хоть бы хны.

Общая картина понятна. Господа уголовники расположились здесь надолго. И думают что навсегда. А еврейчику опять не повезло. Он у них на подхвате. В роли шестерки. Все суетиться, пытается что-то объяснять. Вот только кому – не понятно. Молчаливое противостояние пугает его конкретно. А о чем говорить то? Все понятно. Меня наказали с этой халявной дачей. Я взял не свое. Ну заплатил? Ну и что? Человек вложил в нее на много больше. Ты дом не строил. А главное купил не у хозяина, а у каких то непонятных людей, которых сегодня не найти днем с огнем. Отдал им деньги, так иди у них и забери. Так что куда ни кинь, везде клин. И в милицию не обратишься. Не по понятиям это. Уголовный мир уже плотно обосновался среди совдеповской бытовухи. В общем пора уезжать. Картина простая и понятная. Выхожу из дома и молча иду к машине. Те тоже молчат. И мне кажется, что им тоже не очень то нравится исход нашей встречи. Все непонятно. А когда непонятно, тогда и тревожно. Так вот и тревожьтесь дальше, а я поехал. И ваши тревоги не напрасны. Я это уже по любому не оставлю. Ведь свидетелем этого беспредела стала моя женщина. Вижу ей страшно из-за этого молчаливого противостояния.

Прежде чем уехать из поселка, проведал председателя. Шустрый толстячок с бегающими глазками, горячо жаловался мне на Кузнецова и его подельников:

– Эти уголовники над нами издеваются. Постоянные пьянки, если не сказать оргии.

– Так милицию вызовите.

– Какая милиция? Они приехали и уехали. А эти бандиты нас потом перережут. Они нам так и сказали. И не просто сказали, а еще и нож показывали. Не знаю прямо что и делать. Страшно и жутко. Ведь я фактически здесь круглый год живу. Я же еще и за сторожа.

– Ничем вам помочь не могу. Мне тоже страшно и жутко. Хотя решить все можно легко и просто.

– Как это легко и просто? Поделитесь этим пожалуйста, молодой человек.

– Земля и дача по большому счету принадлежат Кузнецову. У него все это просто отобрали. Он кстати жертва, как и я. Ведь я тоже деньги отдал и потерял их безвозвратно. Так вот, пусть дача ему и остается. Вы мне выделите земли столько, сколько у меня было, а я навожу порядок. Вот и все решение вопроса.

– Простите, а где нам землю взять?

– У вас три крайних участка к реке бесхозные. Вернее оформлены на подставных лиц.

– Простите, но у вас сведенья не верные. Там есть хозяева и вполне реальные. Да и эта земля хороших денег стоит.

– Это вам решать что и сколько стоит. Что вам важнее: спокойствие или какие то десять тысяч долларов? Узнают про эти участки уголовники, вы их все равно лишитесь.

– Хорошо. Допустим мы вам выделим участок. А где гарантии, что Кузнецов здесь не останется и не продолжит нас мучить?

– Это моя проблема и я ее решу. – а жиды то при деньгах. Совсем толстячек не дернулся при определении стоимости участка.

– Хорошо. Мы подумаем.

– Ну и отлично. Кстати, я предлагаю вам оставшиеся два участка отдать очень нужным людям. Клянусь, пользы вам будет намного больше, чем фиксированная сумма денег.

– И кто эти важные люди?

– Очень уважаемые и солидные господа. Можно сказать из действующей власти.

– Вы начните решать проблему, а там видно будет. Наша главная просьба, чтобы этого Кузнецова здесь и близко не было. Он все сделал не правильно.

– Полностью с вами согласен. Подумайте как юридически грамотно оформить мой бывший участок в пользу кооператива. Ни каких обменов. Чисто благотворительный жест. Например для постройки на нем теннисного корта. Вообще-то я сам этим займусь. – мужичок уже на меня смотрит с опаской. Из огня да в полымя. Увидел во мне зверя поопасней их единоверца с подельниками. Но и выгоду за версту чует. И главное, никуда ему от меня не деться, ведь я полноправный член их кооператива. Хорош воду в ступе толочь. Сегодня же увижусь с Никитиным.

По дороге в город Катя молчит, изредка поглядывая на меня. И все не решается задать вопрос, который просто написан на ее лице. Ей очень хочется обо всем меня расспросить. А что я могу сказать, если толком ничего не знаю. Хотя успокоить любимую надо.

– Не переживай ты так. Все утрясется – успокоится.

– Мне было страшно. Я боюсь этих людей.

– Уголовники конкретные. Мне самому не очень уютно было.

– Я думала они драться начнут. Они хотят забрать нашу дачу?

– Они ее уже забрали. Она уже не наша. Зря я на дармовщинку повелся. У конфискованного по любому хозяин есть.