Текст книги "Я ни о чем не жалею…"

Скажите мне, о чём можно столько времени болтать (а главное – зачем?) с этой восемнадцатилетней стервой, которая вот уже две недели живёт в гостинице, появившись здесь среди зимы с улицы в одном лёгком платье, переходя из одного мужского номера в другой и ложась под каждого за стакан портвейна. Кроме чувства брезгливости, эта шалава никаких других эмоций у меня не вызывает.

Проснувшись утром около десяти часов, я обнаружил Уточку мирно спящим в своей кровати. Наташи не было, и я решил, что парень в очередной раз оконфузился.

Через четыре дня Уточка поехал сдаваться в вендиспансер.

Женщинам

 
До чего ж вы мне опротивели —
все, кто не был со мной и был!
Ваши души продажные влили
яд в мои обожанье и пыл.
 
 
Правда, есть одно исключение…
Только вот поражён я тем,
что пример единственной Женни,
жизнь её – заслугою всем.
 
 
Пыль в глаза вы пускать умеете,
в этом трудно вам отказать,
ярлыков себе понаклеите —
впору лики святых писать.
 
 
Только этим вы и загадочны,
как сказал однажды поэт
(вряд ли умный, скорей припадочный),
ослеплённый тем, чего нет.
 
 
Восхищаться можно лишь формами,
что природою вам даны:
только в них красота, гармония,
ощущение новизны.
 
 
Мысли ж ваши скудны и убоги,
жизни смысл – тряпьё да постель.
Вы добры: утешеньем многим
щедрость душ, обнажённость тел.
 
 
А число утешаемых каждой?
Необъятность души видна.
Прав, кто хвалит вас. Прав, кто скажет:
– Дорогие! Грош вам цена!
 

Зарисовка о телеиграх

«Своя игра» – это высокий индивидуальный интеллект. «Что? Где? Когда?» – это высокий групповой интеллект. «Счастливый случай» – просто семейно-родственный интеллект.

«Колесо истории» – эрудиция.

«О, счастливчик!» – его величество Случай.

«Пойми меня» – актёрство и сообразительность.

«Сто к одному» – групповая безвкусица.

«Поле чудес» – всенародная игра для Буратин (даже судя по названию).

«Поле чудес» сродни нашей российской политике.

Загадочная русская душа – это, с моей точки зрения, какое-то просто дикое сочетание житейской мудрости с по-детски сказочной наивностью (верой в чудо) и полным отсутствием способности учиться не только на чужих, но даже на своих собственных ошибках (авось, была не была).

Что далеко за примером ходить! Посмотрите, кого у нас народ выбирает в депутаты, в губернаторы, в президенты. И если бы это было один раз…

И всё же нашу страну напрасно называют Страной дураков. У нас Страна доверчивых Буратин.

И поэтому передача «Поле чудес» – в отличие от других «бабочек-однодневок» типа «L-клуба» и «Золотой лихорадки» – вечна!.. Поле чудес у нас огромно: все страны бывшего Союза, за исключением разве Прибалтики.

Кстати, до чего высокомерный народ в странах Балтии! Только вот непонятно, чем кичатся. Ни гульнуть с размахом, ни душу излить, ни покаяться – ничего не умеют. Короче, чем гордятся, тем и отвращают: своим занудством.

Помню, поехали мы с другом ещё в советские времена дикарями в Ялту и познакомились там с двумя девушками. Свою-то я уже и не помню, а ту, что подцепил Миша, звали Юля. Это была красивая семнадцатилетняя блондинка из Таллина с еле заметным брезгливым выражением лица, в любой момент готовым обернуться маской отвращения и презрения. Поначалу общей компанией мы не встречались. Через два дня Миша сказал мне, что больше не может.

– В чём дело?

– Она нас ненавидит.

– Не понял…

– Юля презирает русских, считает всех пьяными, грязными тварями.

– Ладно, не горюй, разберёмся. Сегодня гуляем вместе. Беги за вином.

Мне стало дико интересно. Справедливости ради надо сказать, что если личиком и фигурой создатель Мишу не обидел, то интеллекта маленько не додал, пожадничал.

На встречу мы пришли уже навеселе и предложили девушкам посетить кафе «Корвет». Видя, что нам уже достаточно, они благоразумно отказались, и мы отправились гулять по вечерней Ялте.

Незаметно и исподволь, путём наводящих вопросов, я подвёл Юлю к тому, что она взахлёб стала расхваливать Эстонию. Я поддакивал, похвалил какую-то писательницу, по-моему, Беэкман (но она её всё равно не знала), и в результате выяснил, что кроме голого апломба за восторженными словами Юли ничего не стоит. Она не знала даже истории своей родной Эстонии. Доказывать что-либо незнайкам – дело неблагодарное и безнадёжное, потому что доводов разума они не приемлют. Они зациклены на вбитой им в голову догме, даже не зная, откуда у этой догмы растут руки и ноги.

Юля была полукровкой: отец эстонец, мать русская. У меня сложилось впечатление, что её папаша – недобитый националист с двумя классами образования.

Постепенно пламенная Юлина речь плавно перетекла в дискуссию между нами, зрителями которой были помалкивавшие Миша и моя подруга. Понемногу я начинал злиться. Над всеми моими доводами о том, что русский народ тоже не из помойки вылез, Юля просто смеялась, а ссылки на исторические факты отвергла сразу, заявив, что эту историю русские написали для себя сами и что она признаёт западную версию неспособности славян управлять самими собой. И тогда я изменил тактику.

– Ну, хорошо… – сказал я. – Ты, кстати, заметила, что я ни разу не сказал про эстонцев плохо? Ты же поливаешь русских грязью через слово.

– Да я ненавижу себя за то, что я наполовину русская!.. А ты не можешь ничего плохого сказать про эстонцев просто потому, что в них ничего плохого нет, – запальчиво ответила Юля.

– Девочка, кто же тебе так душу искорёжил? Ладно, согласен, Эстония – великая страна. Но ответь, есть в твоей Эстонии хотя бы один поэт, который смог бы написать о ней такие… пускай примерно похожие строки, какие написал о России Есенин?…

И я процитировал:

– Если крикнет рать святая:

«Кинь ты Русь, живи в раю!»

Я скажу: «Не надо рая,

Дайте родину мою».

Юля притихла – видимо, сообразив, что такого рода сравнение явно не в пользу Эстонии. Всё-таки надо отдать ей должное: природный ум у неё был.

Но неожиданно она встрепенулась:

– А вы знаете, что эстонский язык по мелодичности стоит на втором месте после итальянского?

Лучше бы она этого не говорила. Мне стало смешно, и я сказал:

– Дело за малым: осталось выяснить, на каком месте стоит итальянский.

То, что после этого Юля меня сильно зауважала, – это слабо сказано. Я мог позволить себе напиться в стельку – выражение «русская свинья» на меня не распространялось. Да и вообще она как-то перестала смотреть на русских свысока, а может быть, мне это просто казалось…

Юля написала мне несколько писем в Якутию, где я в то время обитал, с уверениями в своей любви. Я ответил только на первое. Я был молод, жизнь бурлила, кровь играла. Да и вообще – на фига мне какие-то эстонцы, если рядом появились татары. (И почему меня так сильно влечёт к женщинам других национальностей? Совсем недавно я был просто без ума от якутки. Наши обижаются.)

Ну да я отвлёкся. У меня просто какая-то патологически-болезненная способность уклоняться от главной темы и уходить в сторону.

Так вот, возвращаясь к «Полю чудес». Там главным клоуном работает ведущий. Главный клоун от политики – пресс-секретарь. У нас их два таких на всю страну, начинающихся на «Я…» Прямо близнецы-братья по Маяковскому, как партия и Ленин. Я имею в виду два непотопляемых линкора: Якубовича и Ястржембского. Что их объединяет? – Всё то же «поле»… от Москвы до самых до окраин.

Но если клоунада Енгибарова помимо смеха несла светлую грусть, клоунада Попова – солнце, клоунада Никулина – добро и любовь к людям, то клоунада Якубовича – это фиглярство, это песня одинокого павлина. Петь не умеет, но показать раскраску – мастер. До Листьева не дотягивает: грубоват, интеллигентности не хватает… хотя сказано, скорее всего, неправильно: интеллигентности не может быть много или мало, она либо есть, либо нет. До «Масок-шоу», слава Богу, не опускается – видимо, интеллект не позволяет. Но по большому счёту его злые шутки вреда никому не приносят. Бог с ним.

Другое дело Ястржембский. Кто-нибудь знает, что у него в голове? Я лично не знаю. Ястржембский – это сосуд, обволакивающий содержание: то бишь мысли, слова и поступки «больших» людей (часто бессмысленные, непредсказуемые и одиозные), и придающий этому содержанию удобоваримую и иногда в связи с этим понятную для народа и так называемого цивилизованного мира форму.

Российская политика наших времен, как и телеигра «Поле чудес», – сплошная кукольная клоунада. Только если собственно клоунада ассоциируется с чем-то светлым и чистым, то политика всегда с чем-то тёмным и грязным.

* * *

 
Увлекаюсь непрестанно и ищу
новизны и острых ощущений.
Каждый раз себя надеждой тщу,
что достигну пика наслаждений.
 
 
Только вновь и вновь мечты в разнос,
только снова разочарованье.
Ни один роман мне не принёс
ни любви, ни сильного желанья.
 
 
Серо, скучно, буднично и сыро…
Лишь когда напьёшься посильней,
лишь тогда безумного эфира
на губах почувствуешь елей.
 
 
Но недолго розовое зренье…
И когда полночный кайф пройдёт,
начинают мучить угрызенья…
В этот год мне явно не везёт.
 

О групповом браке

(зарисовка 1989 года)

Групповой брак – нравственно ли это в наше время?

По-моему, через некоторый промежуток времени мы, то есть наше цивилизованное общество, вернёмся от ныне существующей моногамии к групповому браку. Возможно, промежуточным звеном при этом переходе будет брак «парный».

Почему я так считаю? Да потому что моногамный брак вырос из высокой концентрации эгоизма (чувства собственности). Моё, мол, и принадлежать больше никому не может. В то же время, как говаривал Энгельс, мужчины и в наше время не прочь пожить группками.

Что же мешает? Мешает женский консерватизм. Ухватив своего мужчину и сочетавшись с ним законным браком, женщина на полном серьёзе начинает считать мужа своей законной собственностью, всё равно как какую-либо вещь, а многие, у которых мужчина оказывается под каблуком, вообще забывают, что он – гомо сапиенс.

А кто, скажите мне, добровольно откажется от своей собственности? Кроме Оуэна других примеров не было, да и не решает в таких случаях ничего сила примера.

Но, конечно же, женский консерватизм – это не самый главный сдерживающий фактор. Когда-то, в конце XIX века, Энгельс усматривал этот сдерживающий фактор в боязни женщины забеременеть и говорил о том, что по мере развития цивилизации, когда общество сможет взять на себя ответственность за воспитание и содержание потомства, этот страх перед последствиями отомрёт, и женщина без каких-либо препон сможет смело отдаваться любимому человеку.

Наука решила эту проблему более простым способом: от страха женщину избавили презервативы и контрацептивы. Однако проблемка осталась.

Справедливости ради надо отметить, что когда на эту тему рассуждал Энгельс, его больше всего волновало отличие брака буржуазного от брака пролетарского, то есть брака по расчёту от брака по любви. Мы же, придя к браку по любви, проблему так и не решили. Более того, возникли новые проблемы: пьянство родителей, разводы, сиротство детей, безотцовщина и т. д. и т. п.

А растут эти проблемы как раз из того, что какой-то олух когда-то зациклился на фразе, что брак по любви – единожды данный, зациклился на супружеской верности до гробовой доски, зациклился на том, что всё остальное безнравственно. И меня поражает то обстоятельство, что и в нынешнем обществе эта точка зрения на половые взаимоотношения считается единственно верной как в официальных кругах, так и в повседневной жизни в среде обывателя. А отсюда, как говорится, возможно, и наши беды – не все, но очень многие.

И вообще, прежде чем вешать ярлык «аморала» на того или иного человека (чем, кстати, очень грешат наши общественные организации), надо сначала чётко разграничить, что нравственно, а что безнравственно в сфере половых и семейно-брачных отношений.

Брак по расчёту – безнравственно без всякого сомнения, хотя имеется масса примеров, когда живут, и живут счастливо и до гроба.

Брак по любви – однозначно нравственно во всех отношениях, хотя часто бывает, что при этом разрушается другая семья, и дети остаются без одного родителя.

Сожительство по расчёту – одна из форм проституции.

Сожительство по любви (так называемый гражданский брак) – а почему бы и нет? Всё в рамках морали.

Ну а если была любовь и кончилась, то продолжающийся брак можно считать нравственным?… И вообще, что в таком случае более нравственно: оставить семью из-за потери любви или продолжать жить с нелюбимым человеком ради детей? Кто ответит, кто даст рецепт?… Нет таких рецептов. И судья при этом только один – совесть, а к этому судье ещё два заседателя: время и последствия содеянного.

А вдруг «шведская» семейка решит проблему безотцовщины? Что тогда? Нравственно или нет? А прикинем просто так: обиженному супругой мужику податься некуда, сильный пол слаб, сразу за стакан, а так бы с кровати на кровать перепрыгнул, вторая подруга пожалела бы да приголубила – глядишь, и отмяк бы мужик без водки, не озлобляясь. И никаких тебе при этом супружеских измен…

Личное

 
Боюсь. Когда любимой нет,
вкривь мысли катятся,
в мозгу рождают дикий бред,
тревог сумятицу.
 
 
О, дар богов! Люблю всерьёз,
хочу жениться.
Судьба мне тычет кукиш в нос,
костьми ложится.
 
 
Удар опять – в который раз! —
наносит в спину
и выжидает, щуря глаз,
когда загину.
 
 
Готов я был весь мир обнять,
теперь же трушу
на девушку глаза поднять —
грехи наружу.
 
 
Откликнулась, не надо звать,
рать из болота,
куда по дури угадать —
была б охота.
 
 
Во сне мечусь. Сам виноват:
где тонко – рвётся.
Днём ловлю взгляд, лгу невпопад —
вдруг обойдётся?
 
 
Узлы вязать на всякий раз
я не умею.
Жил на «авось». Любил на час.
Пришлось – жалею.
 
 
Коль повезёт, шанс выдаст рать
с ней побороться.
Мой первый ход – себя достать
со дна колодца,
 
 
на ноги встать и устоять.
Тогда посмею
при всех её к груди прижать,
назвать своею.
 
 
Рать предо мной стоит грозна,
раскинув сетку:
больница, память, тайна дна
и небо в клетку.
 

* * *

Женщина ощущает себя состоявшейся, когда есть семья: хотя бы один ребёнок и мужчина – пусть плюгавенький, пусть временный, но обязательно свой.

Монолог любящей женщины

 
Приласкай меня, приголубь, —
я так долго этого жду,
языком коснись моих губ,
на край света с тобой пойду.
Ты скажи, что любишь меня,
что тебе я нужнее всех.
Я поверю, верность храня,
хоть короток девичий век.
Не бросай меня и прости
за истерики и за крик…
Отпусти меня, отпусти…
Ненавижу за твой язык,
за обиды, за пустоту,
что пригоршнями раздаёшь,
за душевную маету,
что не ставишь меня ни в грош,
за измены, за слёзы, за…
Вот опять ты нахмурил бровь —
надвигается вновь гроза,
закипает и стынет кровь.
Я не буду, угомонюсь,
стисну зубы, перетерплю.
Без тебя остаться боюсь:
слишком сильно тебя люблю.
 

* * *

Пародия на стихи Бориса Корнилова:

 
«…что за девушка? Бровь дугой,
руки – крюки, зовут Людмилой,
разумеется – дорогой…»
 

Портрет любимой

 
Длинный, как у Буратино,
нос краснеет иногда.
Скулы – слепок от кувшина,
можно шире – но куда?
Милый прыщ на подбородке,
уши оттопырены,
чисто детская походка,
кем-то груди стырены,
с кулачок как у ребёнка
задница отклячена…
Полупьяная девчонка
табаком накачана.
Ножки тонкие, как спички,
волосаты и стройны.
Не хватает только клички
виноватой без вины.
А зовут её Людмилой,
не закроешь ей роток.
Любит Мила чай с малиной
и слаба на передок.
 

О семье и детях

* * *

 
Тоска по дому… Что это такое?…
Кто не имел семьи, тем не понять.
Пусть прожил жизнь он, всё равно такое
ему не доведётся испытать.
 
 
Ни днём, ни ночью не находишь места.
Чем ближе к дому, тем сильнее дрожь.
Спасает водка – впрочем, как невеста,
которую не любишь, а берёшь.
 
 
Тревога, страх, порой животный ужас,
мрак, неизвестность, холод изнутри…
Грудь и в жару сжимает вихорь стужи,
и мысли, мысли… чёрт их побери!
 
 
Как там жена?… Как дочки?… Боже правый!..
Как эту тяготу преодолеть?
…А для других ты бесшабашный малый,
который не способен зареветь.
 

* * *

 
Я повзрослел и стал другим вдруг:
с друзьями встретиться недосуг,
застолье пышное не по душе,
и осторожней стал на вираже.
Меня смешит порой максимализм,
я не терплю пустой, глупый каприз,
но, как и раньше, не приемлю лжи…
Когда в семье, хочу побыть один,
я – никуда не годный семьянин,
но места не могу себе найти,
когда их нет, когда они в пути.
 

Письма жёнам (такие разные)

I

 
Сколько можно нам с тобой ругаться,
воз обид взаимных волочём.
Не хватает мужества расстаться…
восемь лет, дай Бог, уже живём.
Восемь лет мы топчемся на месте,
и никто не хочет уступать.
И в постели, и на людях вместе,
а друг друга не дано понять.
Что-то не похоже, что мы любим:
любящий к любимому терпим.
Мы ж друг друга больно жалим, судим,
не вникая, что любовь гноим.
 

II

Если я даже совсем перестану употреблять, твоё брюзжание на эту тему не только не закончится, а ещё сильнее станет. Это очевидно, я же не дурак. Ты же без того, чтобы уколоть, ущипнуть, нагадить, обидеть, плюнуть в душу, жить не сможешь, потому что иначе чувствуешь себя никем, а ведь надо самоутвердиться. А за счёт кого? За счёт мужа, конечно, – приятно ведь ноги об него вытирать.

Кроме того, прощать ты не умеешь, не дал тебе Господь этого дара.

* * *

 
– Где ты был, когда мне было двадцать лет?
Где ты был, когда я девственной была?
– Верности другой хранил обет.
Та другая сына родила.
– С той поры прошло всего пять лет,
Почему другая не мила?
– Мы гордыне не сказали «нет»,
А любовь взбрыкнула и ушла.
– Милый мальчик, я тебя люблю.
Может, та же и судьба моя?…
– Девочка, одежды обновлю,
Но любови не приказываю я.
…
– Я моложе Вас на целых двадцать лет.
Почему Вы обижаете меня?
– Для меня любовь – в окошке яркий свет,
Впрочем, дыма не бывает без огня.
 

Семейная лодка

 
Семейная лодка накренилась и зачерпнула
бортом грязную воду из мутной реки жизни.
Вода в конце концов отстоялась и стала чистой,
а грязь осела на дне лодки и не отстаёт.
Как быть?
Плыть в грязной лодке – не хочу.
Высадить пассажиров – не могу.
Уйти самому и оставить их один на один со стихией – противно.
Затопить лодку – гнусно.
Как заменить лодку на чистую?…
 

III

Не зря, видимо, Господь задержал меня в городе А. Дал мне два дня без телевизора, чтобы я заглянул в себя, дал книжку «Как создать христианскую семью», и я прозрел – как будто пелена с глаз спáла.

Я, оказывается, вообще не понимал, что такое церковный христианский брак. Оказывается, ты – мой самый близкий, самый дорогой, самый родной человек; ближе родителей, детей и кого бы то ни было, потому что ты – это я.

Я только сейчас понял, как я тебя должен любить: как самого себя, как свободного человека, в котором заключён образ Божий, и что любил я тебя неправильно: как собственник свою вещь.

Я хочу любить тебя, как Христос любит свою Церковь, бескорыстной всепрощающей любовью, потому что если я не смогу так любить тебя – самого родного видимого человека, – я никогда не смогу полюбить незримого Бога.

Выяснилось, что до настоящего времени у нас с тобой была не христианская семья, а обыкновенная земная. Потому что христианская семья кроме телесного единства («да будут два одной плотью») предполагает единство духовное, и это основное в христианской семье: то есть полное доверие друг другу, растворение друг в друге, вверение друг друга и семьи промыслу Божию. У нас с тобой не должно быть друг от друга никаких тайн, с искушениями и помыслами каждого мы должны бороться вместе. Это так прекрасно: познавать глубину друг друга, помогать друг другу избавляться от греховных «болячек» и становиться более совершенными, расти духовно и приближаться к Богу. И вот тогда мы будем одним человеком в двух, и тогда посреди нас всегда будет Господь, а с ним мы горы свернём.

А у нас с тобой доверия друг к другу как раз и нет. Вот, например, почему ты так сильно переживаешь из-за работы?… То, что ты хочешь самореализоваться, это понятно. Но фактически главное твоё желание – быть самостоятельной, не зависимой ни от кого, в том числе и от меня, своего мужа, а ведь мы перед алтарём стояли и клятву верности не кому-нибудь давали. А почему? – Потому что ты мне не веришь. Мне кажется, твоя мама доверяет мне значительно сильнее, чем ты.

А это плохо: христианская семья не терпит закрытости в отношениях. Это для семьи погибель.

Ты больше мужа доверяешь батюшке: грехи свои ему несёшь, а от мужа прячешь. Какая же это у нас домашняя церковь?

Или вот открываю Савву, а у тебя там подчёркнуты отчаяние и уныние, а я даже ничего об этом не знаю.

А отсюда и ссоры, и недопонимание, и обиды, и упрёки, и подозрительность, и ревность. И здесь, конечно, бόльшая часть моей вины, я это прекрасно понимаю.

А помнишь, кино было затяжное про императора Александра Первого и Наполеона (потом этот сериал бесконечный прикрыли)?… Помнишь, там муж увидел у жены медальон с изображением другого, а она ему солгала, и к чему это привело? Вот что делает даже самая маленькая ложь – как ты раньше говорила, «во спасение».

Не бывает лжи во спасение.

Давай попробуем жить по-настоящему: одной жизнью на двоих, по-христиански. Я очень сильно тебя люблю, счастье моё, дарованное мне Богом, приведшее меня к Богу, спасшее меня от погибели. Прости меня за былую слепоту!

Я вижу в тебе образ Божий. Я больше никогда не буду тебя обижать.

* * *

 
Я люблю свою жену,
как татарскую княжну
времён женщин верных.
 
 
За любимою женой —
как за каменной стеной
от невзгод и скверны.
 
 
Потому над молодой
я как скряга над казной
вещей драгоценных.
 
 
Не каменьев дорогих,
а крупинок золотых
теплоты душевной,
 
 
от которых как живой
наполняешься водой,
если был повергнут.
 

* * *

 
Я скучаю по жене
и скучаю по Серёжке.
Грусть свою топлю в вине
и работой понемножку.
 
 
Перегрузками свело
голову и спину малость.
Трудно мне и тяжело:
Знать даёт себя усталость…
 
 
И работа не идёт,
нет настроя и желанья —
мозг душе преподаёт
институты мирозданья…
 
 
И в любви всё накосяк,
когда нету милой рядом,
а интрижки просто так
как бы мне уже не надо.
 

Зарисовка о семье к-ых

Семейка эгоистов, воспитавшая в таком же ключе своих детей. Все живут только и исключительно для себя, никого вокруг не замечая.

Что такое благодарность, они не знают. Им все должны, а они – никому.

Помощь оказать кому – самую элементарную – от них не дождёшься, а если попросишь об услуге, словесного поноса огребёшь немерено. Окажется, что им некогда, они заняты, у них своих проблем по горло (особенно детьми любят прикрываться – своими, конечно), что этим другие должны заниматься, что по этому вопросу надо обращаться не к ним, советов надают кучу – куда и к кому нужно обратиться, возмущённых фраз будет вагон по поводу того, что этот нуждающийся в помощи тип неправильно поступает, не тех беспокоит («а почему он к такому-то не обратился?»), в конце концов, он сам виноват в том, что так случилось. И т. д. и т. п. – лишь бы от них отстали, лишь бы отпихнуться, лишь бы не помогать, лишь бы доброе дело не сделать. И объяснение этому есть: врут сами себе, что им-то в жизни никто и никогда не помогал.

Зато если им чего-то не додадут либо не помогут, с говном сожрут, всю оставшуюся жизнь вспоминать будут «добрым словом», все кости перемоют, во всяком случае, заклеймят так, что мало не покажется.

В то же время, сколько им хорошего ни делай, не оценят, потому что добра не помнят и даже не замечают его. Это в порядке вещей, само собой разумеется. Так должно быть, ведь это же для НИХ – ПУПОВ Земли.

Безысходное

 
Я, как волк затравленный, зверею,
исподлобья на людей гляжу.
Я бы рад заплакать – не умею,
выхода ищу – не нахожу.
 
 
Заблудился: с крáпленой колодой
познакомясь, можно ль не пропасть?…
И неволю окрестив свободой,
сжёг мосты, в намордник сунув пасть.
 
 
Трудную голодную свободу
на уют вольера променял.
Чистую колодезную воду
из ведра лакаю, как шакал.
 
 
Не стремился к сытой жизни сроду,
от бессильной ярости рычу.
Пусть болотом пахнущую воду…
из ручья… на воле жить хочу.
 

Рождение сына

 
Господь подарил мне сына —
весну в тридцать девять лет.
Какая к тому причина,
узнать не дано мне… нет!
 
 
Господь подарил мне радость,
ликует моя душа.
Стараюсь я жить как надо:
по совести, не греша.
 
 
Серёжка, родной комочек, —
от нежности сердце жмёт.
Ты – Божьей любви цветочек,
Господь тебя сбережёт.
 

* * *

Март. Серёже 3 года 9 месяцев.

Я веду его утром в детсад. По дороге нам попадается сосед.

– Привет, Толик.

– Привет, Михалыч. Здравствуй, Серёжа, – Толик протягивает сыну руку.

Серж подаёт ему свою руку в варежке и ничего не отвечает.

– Перестал здороваться, – объясняю я Толику. – Раньше всем подряд «здравствуйте» говорил, а теперь перестал.

– Ничего, всё наладится.

Мы продолжаем путь.

– Серёж, ты почему не здороваешься?

Мальчик, угрюмо посмотрев на меня снизу вверх, неожиданно отвечает вопросом на вопрос:

– А зачем?

– Надо здороваться… ну… таким образом люди приветствуют друг друга…

– Приветствуют?… А зачем?

– Ну, понимаешь, когда люди здороваются, они желают друг другу здоровья. Вот ты…

– Не объясняй, я понял.

– Ты будешь здороваться?

– Буду.

Серёжкины выражения в 3 года

Пульт от телевизора называет «плют».

Ругается: «ё-моё», «отстань», «я с тобой не дружу», «ты – плохой мальчик».

Возмущается: «Господи, Боже мой!».

«Мальчика устал».

Себя называет «мальчик Серж».

На тесный ботинок – «он щиплется».

Серёжкины выражения в 4 года

«Да пошёл ты в задницу!».

«Ты меня послушай…».

«Щука-рыба».

«Коля, как ты меня напугал».

Отцу: «ты – мой мужчина».

Как мы называли маленького Серёжку

Луноликий. Маленький. Татарчонок. Пузырёк. Малыш. Кнутёнок. Разбойник. Псих. Немой. Тиран. Малчик. Серж. Апельсин.

Отдых на Азовском море. Серёжке 6 лет

В частном пансионе, где мы проживаем вместе с другими отдыхающими, полно детей. Серёжа, не стесняясь, пристаёт практически ко всем девчонкам, обнимает, целует их, не обращая внимания ни на их возраст, ни на их рост.

Я задаю ему вопрос:

– Серёжа, разве можно так с девочками?

– Пап, ты ничего не понимаешь, с ними стесняться не надо.

У меня рот так и раскрылся.

Рождение дочери

 
Две недели отпуска прошло,
как мелькнувший в небе истребитель.
Пόзднее родительство пришло:
жизнь полна нечаянных событий.
 
 
Я жену из клиники забрал,
дочку окропил святой водичкой,
в ЗАГСе акт рожденья записал —
стала Лиза коренной москвичкой.
 
 
Много есть сюрпризов у весны:
так, в апреле нынешнего года
кроме ранней Пасхи новизны
аномально тёплая погода.
 
 
Дочка-Овен – круто, не отнять.
Дочка-Тигр – нежнейшие объятья.
Надо же так было угадать:
Богоматерь выбирала платье.
 
 
Будь новорождённой светлым путь,
будь удачливой её дорога.
Господи, о Лизе не забудь —
приюти у своего порога…
 

* * *

Лиза к двум годам выучила уже несколько односложных слов, которые произносит чётко: «папа», «мама», «баба», «пить», «да», «на», «дай», «няня», «я», «соса». Самое любимое слово – «неть».

Понимает абсолютно всё. Пытается разговаривать, лопочет что-то по-своему, жестикулируя при этом; видит, что у неё не получается и что её из-за этого не понимают, и очень сильно расстраивается. Выучила уже всех животных, показывает на них и называет: лиса – са, заяц – за, ёжик – ой-ё-ооо.

Когда спрашиваешь, кивает головой либо утвердительно, либо отрицательно.

С пультами и другой техникой обращается лучше меня: знает, как включать и пользоваться не только своим Ролсеном и музыкальными игрушками, но и большим телевизором при помощи пульта и без него.

Вечером Лиза кушает шоколадку, сидя на кровати, я лежу рядом. «Лиза, дай папе». Даёт, протягивает ручку с зажатым в ней кусочком шоколада к моему рту. Я откусываю. «Спасибо, Лиза». Прожевал. «Лиза, дай ещё». Лиза опять тянет руку, но так как в её пальцах от шоколадки остался маленький кусочек, я его заглатываю целиком.

Смотрит на меня, смотрит на свою ладошку, в которой не осталось шоколада. Нижняя губа начинает дрожать, девочка обиделась, вот-вот заплачет. «Лиза, я тебе сейчас принесу ещё», – и пытаюсь подняться. Дочь хватает меня обеими руками, заставляет лечь на спину, открывает мне рот и засовывает в него свою правую руку чуть не по локоть, пытаясь нащупать там свой кусочек шоколада.

Я зову жену, и мы смеёмся до изнеможения, а Лиза получает новый кусок шоколада и сразу успокаивается…

Во время отпуска научил Лизу кататься с горки, теперь не оттащишь.

Сразу после Нового года, в 2 года 9 месяцев, Лиза пошла в детский сад – без каких-либо истерик и плача.

Жена обучает её читать по какой-то интересной методике показывания карточек, поэтому дочка уже сносно разговаривает, читает стихи по книжке и, конечно, знает их наизусть («Котик по воду ходил и ведёрко утопил, Щуки вёдрышко поймали и друг друга угощали, Наливайте поскорей – Из ведра вода вкусней» и т. д.). Таких стишков очень много. Девочка считает до ста; знает, как называются все пальчики, очень любит, когда ей читают. Я недавно в который раз перечитывал ей «Мойдодыра», а потом мне надоело, и я ей говорю: «Ты бы мне сама почитала», и она как выдала!.. Оказывается, она всего «Мойдодыра» уже давно наизусть выучила.

Интересно наблюдать за нею, когда она злится: кричит, ругается: «неть, хватить-хватить, не хочу!», сжимает кулачки, швыряет игрушки и визжит: «а-аа…»

Когда уже сильно забалуется и совсем никого не слушает, я говорю жене, что надо бить её по попке. Она, хоть и вымотанная вся, начинает мне возражать, что это непедагогично. В конце концов соглашается со мной, что растёт эгоист, который кроме себя никого не видит, и придумывает альтернативу телесному наказанию: ставит девочку в угол. Как ни странно, Лиза не возражает, становится в угол и стоит там около десяти минут, пока маме не становится её жалко.

К вечеру жена подходит ко мне, чуть не плача: «Саш, она меня за целый день мамой не назвала и ни разу не поцеловала». Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Оказывается, девочка обиделась на маму за угол.

В конце января Лиза подцепила ангину и подпускала к себе только маму, а меня полностью игнорировала и отталкивала, даже обидно было.

Когда выздоровела, сама запросилась в детский сад: «Хочу в садик; папа, отведи меня в садик, там мальчишки в машинки играют».

Интересно сейчас за нею наблюдать. Каждый день приносит что-то новое, словарный запас у ребёнка растёт не по дням, а по часам. Вчера собираюсь в баню, стою в коридоре. Она выбегает, целует меня и говорит: «Одень шапку… на голову».

Из садика приносит новые слова: «Ты кто?» – «Лиза, наверное».

Сослуживец в конце апреля привёз мне из командировки планшет айпад за 32 тысячи рублей, а туда напихал и детских игрушек, и развивающих игр. Так Лиза отобрала у меня планшет, никому не даёт, разбирается в нём уже лучше меня, сама включает его, выбирает игры, играет и говорит, что это «Лизин планшет».

В мае откуда-то притащила выражение «друг мой небесный» и повторяет его и к месту, и ни к месту. Учим: «Лиза, надо говорить – друг мой любезный», но она не внемлет. Наизусть знает около десяти стишков и песенок, которым их учат в детском саду.

Мне больше всех нравится следующая песенка-речитатив:

 
Паучок, паучок,
тоненькие ножки,
красные сапожки.
Мы тебя кормили?
Мы тебя поили?
На ноги поставили,
Танцевать заставили.
Танцуй, сколько хочешь.
Выбирай, кого захочешь!
 

Лиза представляет его как актриса: и ручками что-то показывает, и ножками подтанцовывает…