Текст книги "Двор Тьмы"

Виктор Диксен
Двор Тьмы

© Éditions Robert Laffont, Paris, 2020

Published by arrangement with Lester Literary Agency & Associates

© Исхакова С., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

«Возможно сделать все, что захотим,

Пока мы живы,

После смерти ничто нам не властно».

Слова Короля-Солнца на закате жизни

«Наконец-то Великий Людовик мертв!

О ля-ля, да будет пир!

Морта[1]1
  Морта – богиня смерти в древнеримской мифологии.


[Закрыть] оборвала его жизни нить.

В восторге весь мир!»

Популярная песня, посвященная смерти Короля-Солнца до его превращения в Короля Тьмы 31 октября 1715 года

1
Визит

– ИМЕНЕМ КОРОЛЯ НЕМЕДЛЕННО ОТКРОЙТЕ! – громогласно прорычал чей-то голос.

Родители тревожно переглянулись. Наша семья из пяти человек только что устроилась поужинать. Валер – старший брат, замер. Младший – Бастьян уронил на пол ложку, которую я тут же подхватила.

– Кто бы это мог быть в воскресенье, да еще в такой час? – удивилась мама, бросив взгляд на настенные часы.

Они показывали чуть больше семи вечера. Висевший рядом календарь был открыт на сегодняшней дате: 31 августа 299 года Тьмы.

Вместо ответа чей-то кулак принялся дубасить по входной двери так, что дымящийся бульон из фазана задрожал в тарелках. У меня похолодело в груди.

– Именем короля! – повторил чужак, что прозвучало равносильно: «Именем дьвола во плоти».

Я покосилась на гравюру с изображением Людовика Нетленного, занимавшую почетное, впрочем, как и во всех домах Франции, место над камином. Длинные локоны парика суверена давно утратили каштановый оттенок. А может, сама бумага выцвела за прошедшие годы, ведь портрет был напечатан задолго до моего рождения. На лице Короля ни единой морщинки: оно скрывалось за золотой маской, за гладкими, без возраста и выражения чертами лица, в центре которого выделялись два черных глаза, сурово взиравших на своих подданных. Сжатые металлические губы вызывали еще бо́льший страх, словно за ними прятались острые клыки.

Сдерживая волнение, я подбежала к окну, чтобы разглядеть происходящее снаружи.

Сквозь квадраты толстого стекла главная улица Крысиного Холма утопала в ослепительном золотом потоке солнечных лучей. Близился конец лета, но на плоскогорьях Оверни еще стояли длинные дни. Солнце садилось после восьми часов – значит, вампиры просыпались позднее.

Это то счастливое время года, те несколько недель, когда еще тепло и можно гулять без пальто. Счастливое время, когда жители городка почти забывали о Кодексе смертных, который на протяжении многих поколений подавлял Магну Вампирию – внушительную коалицию, объединившую Францию и ее вице-королевства.

– Жанна, отойди от окна! – попросила мама. – Не рискуй без надобности.

Нервным жестом она заправила прядь длинных каштановых волос за ухо. Мои собственные волосы, чуть выше плеч, были седыми от рождения, и только мама находила эту аномалию очаровательной.

– Лучи не сожгут мою кожу, – ответила я, пожав плечами. – Я же не кровопийца.

– Не употребляй такие выражения! – прикрикнул отец, гневно треснув кулаком по столу.

Папа, как законопослушный гражданин, всегда возмущался отсутствием уважения к вампирам. Это он благоговейно разложил под портретом монарха сухоцветы из хризантем – букеты живых мертвецов: в следующем году королевство будет отмечать юбилей деспота.

Почти три столетия от Рождества Христова по старому календарю прошло с момента его трансмутации. В ту ночь 1715 года монарх должен был умереть от старости в конце своего бесконечного правления, отмеченного войнами и голодом.

Вместо того чтобы уснуть навсегда, Король-Солнце тайно совершил страшный медицинский ритуал, подаривший ему бессмертие, но изуродовавший его лицо.

Людовик XIV стал Людовиком Нетленным, Королем Тьмы, первым вампиром в истории. Вскоре все монархи континента присягнули ему на верность, чтобы в свою очередь трансмутироваться в бессмертных. Европа застыла под железным игом, в воздухе повис страх. На земле воцарилась эра холода и тьмы.

– Откройте немедленно, или мы выломаем дверь! – рычал злобный голос снаружи.

Кулаки вновь забарабанили в дверь аптекарской лавки, расположенной рядом с нашими апартаментами.

Братья тоже поднялись из-за стола. Валер поспешил к буфету за длинным ножом, которым отец разделывал фазана, пойманного мной утром в чужих владениях. Бастьян смотрел по сторонам обезумевшими от страха глазами. Даже Тибер, старый домашний кот, оторвался от тарелки с потрохами, чтобы скрыться в углу.

Я инстинктивно приняла оборонительную позу, чувствуя, как под штанами из овечьей шкуры напряглись мышцы ног. Может быть, я и невысокая для своих семнадцати лет, но мое тело, привыкшее к бегу, ловкое.

– Узнаю манеру жандармерии, – пробормотал Валер, часто моргая за стеклами очков, делавших его старше. Он всегда был самым нервным в семье.

– Успокойся, Валер, – приказала мама тоном одновременно мягким и властным. – И убери нож. С нами ничего не случится.

Он подчинился. В присутствии хозяйки дома братья вели себя кротко: в ее руках бразды правления и счета лавки, за ней – последнее слово.

– Мама права: с нами ничего не случится. Просто потому, что в нашей деревне никогда ничего не происходит. Не правда ли, Бастьян? – пошутила я, желая вызвать улыбку любимого брата.

Но за моим напускным сарказмом скрывалось смутное беспокойство. Кому пришло в голову навестить супругов Фруаделак, почтенных аптекарей из деревушки, затерянной в глубине одной из самых отдаленных провинций Франции (ближайший город Клермон находился в двадцати лье от нас)?

Родители всегда исправно платили налог, будь то золото или кровь. Отец даже помогал доктору Бонифасу двенадцать раз в году пускать кровь всем жителям деревни, начиная с себя самого, своих жены и детей.

Согласно Кодексу смертных, в обязанности аптекаря входило не только снабжение людей лекарствами, но и сбор драгоценной жидкости. Такова десятина гематического Факультета, название которого произошло от греческого слова haimatos – кровь. Таков налог, возведенный в религию, основанную врачами-священниками, трансмутировавшими Короля.

Мы, простолюдины, должны жертвовать десятую долю своей крови, чтобы кормить знатных вельмож и дворян. Каждый месяц доктор Бонифас отправлял в Клермон двести заполненных доверху флаконов своему начальнику, главному придворному врачу, как теперь называли прелатов, заменивших епископов прежних времен.

– Ведь нас не в чем упрекнуть? Если не считать, что мы смертельно скучны? – подмигнула я Бастьяну, единственному, кто ценил мой черный юмор.

Отец привычно кивнул, как делал всегда, чтобы успокоить больных. Только сейчас он тревожно хмурился. Я никогда не видела его таким. Вернее, видела, однажды, морозной декабрьской ночью. Пять лет назад. Тогда жандармы притащили в аптеку чужеземца – путешественника в заснеженном пальто. Несчастный нарушил комендантский час, запрещавший жителям четвертого сословия выходить из дома после наступления сумерек, и стал жертвой вампира, имя которого мы никогда не узнаем.

Повелители ночи имеют право питаться по своему усмотрению теми, кто осмелился показаться на улицах после звуков набата. Словно расписавшись, хищник оставил на шее почти бескровной жертвы два багровых прокола.

Мне было двенадцать, и тогда я в первый и последний раз в жизни увидела укус вампира. Здесь, в нашей глубинке, где овец в два раза больше, чем людей, а крыс и вовсе в десять, повелители ночи больше так не забавлялись.

Я тяжело вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. В ту далекую зимнюю ночь на лице отца застыло беспомощное отчаяние от того, что замерзший бедняга умирал в муках на его руках. Но сегодня что могло омрачить этот ясный летний день?

– Аптекарь, слушай внимательно: это последнее предупреждение! – пригрозил свирепый голос снаружи.

Родители вновь переглянулись. Отец подошел к двери, отделявшей столовую от аптечной лавки, где на аккуратных полках разместились глиняные горшочки с различными мазями и снадобьями, подписанные каллиграфическим почерком Бастьяна.

Вечернее солнце освещало деревянный прилавок. В этой тесной комнате я частенько маялась от удушливой тоски и тягостных дум о своем бесполезном существовании.

Только бегая по лесам и полям, собирая лекарственные травы и… подстреливая дичь, когда представлялась возможность, я могла дышать свободно и легко. В кожаных кюлотах, с распущенными волосами под пастушьей шапкой, мне было хорошо и уютно.

При этой мысли я запаниковала: а что, если жандарм пришел арестовать меня из-за фазана, которым мы собирались поужинать?

Охота для простолюдинов запрещена… но до сих пор жандарм Мартан закрывал глаза на мои проступки, потому что родители любезно поставляли ему настои из шалфея для лечения его приступов подагры.

Я повернулась, стараясь разглядеть незваных гостей. Прищурилась от ослепляющих бликов солнца. За стеклянной дверью, выходящей на деревенскую площадь, увидела силуэт посетителя. Но это вовсе не простодушный добряк Мартан, возглавлявший полицию из трех человек на Крысином Холме.

Визитер, угрожавший разбить окно кулаком в перчатке, высокий и сухой, зловещий, как виселица, был облачен в длинную, до пола, черную мантию. Его шею обвивал пышный, гофрированный воротник «фреза» из белой ткани – украшение, типичное для Факультета.

– Инквизитор… – в ужасе выдохнула я, узнав железную пряжку в форме когтя летучей мыши, свисавшую с конической шляпы незнакомца.

Я видела инквизиторов лишь на страницах книг. Тем не менее прекрасно знала: носящие когти летучей мыши – единственные члены Факультета, готовые любым способом найти и разорить логово врага государственной религии, где бы тот ни прятался.

Присутствие столь высокопоставленного мужа здесь, на Крысином Холме, – неслыханное дело. Факультет в деревушке почти не представлен, за исключением доктора Бонифаса, чей скромный воротник «фреза» был маленьким и плоским.

На этот раз я уверена: это ошибка, ужасное недоразумение, которое отец скоро разрешит.

– Дети, поднимитесь наверх, – приказала мама.

– Почему? – запротестовал Валер.

– Не перечь!

Мы нехотя подчинились. Но, поднявшись на верхнюю площадку, ведущую в наши спальни, я шепнула братьям:

– Оставайтесь в тени коридора, а я буду шпионить за тем, что происходит внизу.

В этом преимущество маленьких: можно спрятаться где угодно. Я затаилась за перилами так же, как обычно делала на охоте в лесу, когда из-под полей охотничьей шляпы высматривала добычу.

Засов входной двери со скрежетом повернулся. Тут же раздался грохот сапог по плитке пола: инквизитор, очевидно, пришел не один.

Из своего укрытия я увидела, как он вошел в столовую, а вслед за ним еще один… два… три хорошо вооруженных солдата, облаченных в темную кожу и высокие сапоги. Их головы покрывали серые, подбитые мехом, драповые шапки с длинными концами, ниспадающими до плеч.

Потрясенная, я узнала головной убор королевских драгунов – беспощадных воинов Тьмы, уничтожающих всё, что угрожает жестокому порядку Вампирии. Но почему они здесь?

Мой отец пытался изобразить уверенность:

– Добро пожаловать в мою скромную обитель, Ваше Преподобие. Польщены вашим визитом. Мы с женой как раз собирались отведать куриный горшочек.

Куриный горшочек – маленькая ложь, чтобы выдать незаконно подстреленного фазана за птицу, купленную на рынке.

Инквизитор – чужак и, вероятно, не знал, что на Крысином Холме, где две трети года царят морозы, люди и животные вынуждены добывать пищу из бесплодной земли. Даже такой уважаемый человек, как аптекарь, не может позволить себе куриное мясо по выходным.

– Будем рады разделить с вами нашу скромную трапезу, – продолжал отец как ни в чем не бывало.

Он показал на стол, где дымилась супница с выщербленным краем, возвышались кувшин с разбавленным вином и корзинка с хлебом, которую мы обычно накрывали салфеткой, чтобы уберечь от крыс.

Сервировка невзрачная, но букет свежих полевых цветов, собранный мамой, привносил нотку изящества, в отличие от засушенных хризантем, украшающих алтарь Короля.

– Разве милосердный король Генрих не желал в свое время, чтобы его подданные обедали курицей по воскресеньям? – с улыбкой обратился к незваным гостям отец.

– Оставь старика Генриха там, где он есть: в могиле с тлеющими костями! – рявкнул инквизитор гортанным голосом, острым, как и его лицо, торчащее из воротника «фреза», словно лезвие клинка.

До меня донеслись приглушенные ругательства Валера. Генрих IV – предпоследний смертный король, правивший государством. Проповеди Факультета, которые доктор Бонифас читал прихожанам на службах каждое воскресенье, гласили, что трансмутация высшей знати принесла Франции и Европе pax vampyrica – прочный вампирический мир, положив конец войнам прошлого.

Догма также объясняла, что вампиры защищают смертных от ночных тварей, покидающих свои логова после захода солнца. Не знаю, существуют ли они на самом деле: я их никогда не видела.

Наконец, гематическое вероучение утверждало некую теорию династической преемственности от Генриха IV – основателя Бурбонов, который искренне любил свой народ, до Людовика Нетленного – его внука, сегодняшнего правителя.

Но монархи прошлого вершили дела с открытыми лицами, жили и умирали как обычные люди. А Нетленный вот уже триста лет прятался за непроницаемой маской, купая свое бессмертное тело в крови французов!

Я сильнее прижалась к балюстраде первого этажа, охваченная бессознательным страхом: а вдруг инквизитор заметит меня и прочтет мои кощунственные мысли… Кто знает, какими способностями одарена высшая знать духовенства, состоящая на службе в Вампирии?

Но все внимание посетителей по-прежнему было приковано к бедному отцу.

– В этих стенах зарождается бунт, я чувствую это… – рычал инквизитор, раздувая ноздри, будто вынюхивал что-то запрещенное. Он негодующе указал на супницу: – От этой похлебки несет чесноком!

– Мы бы никогда не допустили этого! – возразил отец. – Нам хорошо известно, что чеснок запрещен в королевстве, потому как вызывает ожоги у наших господ вампиров! Вероятно, вы слышите запах лука, Ваше Преподобие.

Утратив интерес к супнице, визитер прошелся вдоль стены, где были сложены поленья, заготовленные братьями на долгую зиму. Потом тяжелой поступью направился в глубь комнаты, к библиотеке. Он осуждающе кивнул на полки:

– Слишком много книг в доме простолюдина. Вот откуда воняет ересью!

– Это самые обыкновенные классические трактаты о лекарственных травах и несколько безобидных романов, – твердым голосом объяснила мама.

И она права: в нашей библиотеке нет ничего необычного, за исключением, пожалуй, коллекции английских приключенческих романов, которые я зачитала до дыр, спасаясь от болотной скуки Крысиного Холма. Мама унаследовала их от безвестного двоюродного дедушки, которого никогда не видела. Она знала английский язык и обучила меня ему. Но мамина нога в жизни не ступала по ту сторону Ла-Манша.

Согласно Кодексу смертных, простолюдины обязаны подчиняться не только комендантскому часу, запирающему их в домах каждую ночь, но и закону о невыезде, запрещающему им выезжать за пределы деревенской колокольни…

Инквизитор пришел явно не для светских бесед о литературе. Он резко повернулся и направился к отцу. Длинная черная мантия развевалась в воздухе, словно крылья летучей мыши.

– Веди меня в свою лабораторию! – гаркнул чужак.

– В мою лабораторию? Помилуйте, этот глухой подвал наполнен опасными для здоровья испарениями из-за крысиного яда, который приходится изготавливать в больших количествах. Подобное место недостойно человека вашего ранга…

– Немедленно, или я перережу тебе горло!

Драгуны угрожающе выхватили шпаги. Тень сомнения промелькнула на секунду в глазах отца.

И я тоже засомневалась. Да, впервые засомневалась в нем. Почему он отказывается показать лабораторию этим чужакам? Какой интерес может представлять комната, заставленная старьем: потрескавшимися сосудами – ретортами и лабораторными дистилляторами?

Если только…

– Ну, что ты видишь, ласка? – растерянно шепнул Бастьян позади меня.

Ласка – нежное прозвище, которым он меня наделил. Его натренированный глаз художника, дни напролет проводящего за мольбертом, мгновенно определял, на какое животное похож человек.

– Папа идет к люку подвала… – так же тихо ответила я.

Отец, которому всего сорок пять, внезапно превратился в сутулого старика. Он посмотрел наверх. Беспокойные глаза встретились с моими, горящими в темноте. Показалось, что он хочет мне что-то сказать, открыть то, что долго скрывал. Только теперь слишком поздно. Дурное предчувствие сковало мне сердце: его уста никогда больше не произнесут этих невысказанных слов.

– Живее! – рявкнул инквизитор, раздраженно толкнув папу.

– Я работаю в лаборатории один, – продолжал настаивать отец.

Еще одна спасительная ложь. Мама, опытная травница, каждый день в лаборатории помогала ему с лечебными микстурами и настоями. Валер долгие годы обучался бок о бок с ними. Бастьян тоже проводил там много времени, растирая каменную крошку, чтобы добыть красящие пигменты для живописи.

По правде сказать, я единственная в семье никогда не спускалась в подвал. Что, если там происходит то, о чем я не знаю?.. Запрещенные практики, привлекшие внимание инквизитора?

Отец погрузился в темноту люка. За ним, следуя по пятам, спустились прелат и один из драгунов. Двое других остались снаружи, по обе стороны от матери.

Вскоре из подвала донесся грохот: звон стекла и лязг металла. Валер, прислонившись к моей спине, задрожал от ярости.

– Надо что-то делать! – шепнул он.

– Что именно? – беспомощно выдохнул Бастьян. – Одна надежда: они не обнаружат тайный ход.

Я изумленно уставилась на братьев, будто впервые увидела их. Я и раньше знала, что мы разные. Дело не только в каштановых волосах, отличавшихся от моих серебристых, и не в карих глазах, не похожих на мои серовато-голубые.

Хотя мы все трое погодки, но характеры у нас настолько разные, насколько это возможно. Валер унаследовал трудолюбие отца. Предполагалось, что позже он примет на себя управление лавкой. Бастьян обладал маминой утонченностью. В часы, свободные от рисования и грез, он, благодаря красивому почерку, подрабатывал деревенским писарем. Я же отличалась от всех: никакая работа меня не занимала.

А сейчас впервые почувствовала себя уязвленной: в собственной семье от меня секреты.

– О чем вы говорите? – потребовала я ответа. – Какой тайный ход?

– Лучше тебе не знать. – За стеклами очков взгляд Валера стал жестче. – Родители считают, что ты слишком непредсказуема.

– Какой тайный ход? – не унималась я, схватив его за запястье.

Старший брат, крепко сжав губы, потянул руку, которую я не намерена была выпускать, не получив ответа. Бастьян, испугавшись, что наша стычка привлечет внимание драгунов, вмешался:

– Я тоже ничего не знал до своего восемнадцатилетия, – признался он едва слышно. – И тебе, ласка, тоже бы сообщили. Я уверен: мама ждала твоего совершеннолетия, чтобы все рассказать.

– Рассказать что? – Я почувствовала, как мои внутренности перевернулись.

Меня ранило то, что любимый брат хранил от меня тайны. Он, мой самый близкий человек во всем мире, мой единственный друг. Ну а мама…

Я опустила взгляд к основанию лестницы, где она, находясь между солдатами, продолжала твердо стоять на ногах. Ее лицо по-прежнему было непроницаемым.

Мама всегда отличалась сильным характером, как и я, поэтому мы часто ссорились. Она была примером для подражания: многому научила меня, привила вкус к книгам и знала, как пробудить любопытство к окружающему миру.

В подростковом возрасте я обижалась на нее: зачем было разжигать во мне эту жгучее желание что-то узнать, куда-то уехать? Только для того, чтобы жить в неволе, подчиняясь комендантскому часу и запрету о невыезде? Я росла, а Крысиный Холм уменьшался, становился теснее. Осознание того, что мы навсегда заперты в этой деревушке, усиливало неудовлетворенность и разочарование.

– В подвале скрыта тайная дверь, – прошептал Бастьян, едва шевеля губами. – За ней – секретная комната, – лаборатория, где мама и папа проводят запрещенные алхимические опыты по поручению овернских фрондеров[2]2
  Фрондер – человек, восстающий против чего-нибудь из духа противоречия.


[Закрыть].

Я хотела было возразить, что это невозможно. Что наши родители – обычные лавочники, занятые повседневной рутиной, а не заговорщики, рискующие жизнью ради заведомо проигранного дела. Всем известно, что алхимия как наука запрещена Факультетом. Всем известно, что фрондеры – это подписавшие себе приговор смертные, осмелившиеся восстать против Короля.

Ходили слухи, что эти пустые мечтатели использовали ту же энергию, что текла в крови вампиров: таинственную Тьму. С ее помощью хотели создать кощунственное оружие для свержения Вампирии. Но только это все сплетни! Ведь Вампирия – несокрушима!

– Родители никогда бы не позволили вовлечь себя в такое безумие! – горячо возразила я. – Они бы никогда…

Конец моей фразы потонул в оглушительном взрыве, от которого ходуном заходили стены дома.