Текст книги "Mediaгрех"

Глава десятая
Пилотный номер

Сказать, что большей части редакции утро далось нелегко – это ничего не сказать. Во всяком случае, не я один пришел с бутылкой минералки, и, кажется, последним. Башка раскалывалась, хотя минералка и таблетки потихоньку начали помогать, и жизнь уже не казалась настолько гадкой. А вот мои парни похмелиться не догадались – видимо, походы по клубам, а у кого-то и ностальгический универский тусняк прошли на ура. Цветущий вид был только у Б. Рысь, контингент ей достался попроще, да и формат вышел скорее дневной. Впрочем, меняться с ней я бы не стал – после общения с дворовыми бабами надраться хочется еще больше, чем после идиотских россказней про яйца Расторгуева.

– Ну как, все живы?

Народ вяло отреагировал. Взлохмаченная ЗапяТая раздраженно глянула на меня исподлобья и закурила.

– Что-то реакция у вас не очень. Да и насрать. Что принесли, с чем работать-то будем? О чем хотят читать наши читатели?

Ребят словно прорвало, я и не ожидал такого шквала:

– Всё, что ниже пояса!

– Член – всему голова!

– Тема траха всегда покатит, отвечаю!

– Дерь-мо!

– Чем больнее и хуже, тем лучше, – спокойно выступил Васо, усевшись на стол. – Ничего не изменилось за последние тысячелетия. Простые люди – существа убогие, поэтому кормить их нужно простым хлебом. И зрелищами. Если кто-то отрезает себе ухо, пусть это будет не Ван Гог, а однокурсник Вася. Микс обывательщины и чернухи – вот на чем всегда можно заработать.

Я довольно улыбнулся и сделал еще пару глотков «Ессентуков-17». Какая же все-таки гадость. Но хоть хуже не становится.

В целом противоречий не наблюдалось. Вчера я и сам попал в тренд, который подметил Васо, – с теми же грязными трусами Пугачевой и прочей лажей, которую я втирал завсегдатаям кабаков, барменам и гопоте.

– Итак, Васо прав. Мы, конечно, изобретаем велосипед. – Я сделал умудренное годами лицо. Надо было немного щелкнуть сияющего парня, нарушать равновесие в коллективе пока вообще не хотелось. – Но зато теперь мы наверняка знаем, что нужен именно велосипед «Кама», а никакой не «Мерс-600». Ну разве что в этом «мерсе» кого-нибудь расчленят. Но это основной принцип, давайте теперь по деталям. Целевые группы у вас были разные. Я хочу поводов, мяса, конкретики – о чем писать-то будем?

Странно, но первой заговорила Лора. Она вообще говорила тихо, но все остальные настолько усиленно соображали, что тишина стояла гробовая.

– Кхм! – Она поправила юбку. Кстати, ноги у Ениной были просто шик, но демонстрировала она их нечасто. – Я бы написала про чью-нибудь скандальную беременность. Можно даже оформить это как липовое письмо в редакцию: неблагополучная девчонка, родители пьют, залетела от одноклассника. Или сиделого, кстати – вот про сиделых они очень любят. Точно, так и надо написать. Главное – подробности: как именно она боится предков, как ее стремают в школе, как она любит этого там Васю или Петю, и что рожать ей страшно, ибо всего шестнадцать, живут в хрущевке вчетвером, а Вася что-то в последнее время ее не жалует, с Машкой гуляет. Надо, чтобы в этой девке узнали каждую вторую школьницу со своего двора – будет с кем сравнить, посудачить. И постоянно писать такие вот письма про наркоманов, про алкашей, про любовницу из соседнего подъезда. Их можно даже не придумывать – пара вылазок в поле, и все нарисуется само собой.

С каждым словом Енина говорила все увереннее, а юбка поднималась все выше. Я засмотрелся, но вовремя одернул себя – времени мало, мне завтра отчитываться, а она дело говорит.

– Гуд, принято, – одобрил я, хотя на самом деле был немного недоволен. У нас же концепцию надо было определить, а не статьи. Тут вклинился Шланг:

– А если еще гомиком кто окажется, а? Вот это вообще на ура пойдет!

– Не, ни фига, – покачал головой Тин Тоник, – гомики – это отдельный объект ненависти, ты же сам недавно говорил. Дифференциальное, черт его дери, счисление.

– Так-то да, – задумался Шланг. А потом поднял голову и просиял: – Я понял! Гомиками должны быть даже не всякие медийные типы, которых и так все считают педерастами. Гомиками должны быть те, кого хоть и знают хорошо, но не ожидают от них – ну, там, Чубайс, например, или Клинтон, или хрен его знает кто, Лужков – ну поближе к русскому народу.

– Ага, а еще можно вкинуть про заграницу – мол, там уже все окончательно в жопу пережарились и эпидемия СПИДа скоро полмира выкосит. Круто, кстати, вообще про Европу и Штаты гнать, по старой советской привычке – мол, хоть у нас Вася школьниц и фачит, но он-то не гей, он-то настоящий мужик! Хоть и бедно живем, но с душой! – Я тоже разошелся, но линия уже начала вырисовываться. Потом опомнился: – Забудем же все, – подскочил к доске и начал рисовать схемы. – Девчонки, парни, я тут кой-чего накидаю вам, а вы записывайте!

Марат поднял палец.

– Ребята, вы только не забывайте, что нам надо сперва концепцию утвердить, а потом уж статьи…

– После, старик, – крикнул я. – Давай пока как есть, если идеи прут!

– Секс – тема богатая, разнообразная, – задумчиво сказала ЗапяТая, с ногами забравшись на стул, у нее ножки были детские, беспомощные, на любителя. И сама она была как девчонка, которая сюда зашла по ошибке: фенечки, кедики, кулончики, шортики, носочки. – Вот мы сейчас решили считать гомиков элитарными, а залет от соседа – житейским, и это так. Только это все – секс. А интересней всего этим читать знаете что? Их интересует, как трахаются звезды – те, до кого им никогда и никак не дотянуться. Раком, сверху, снизу…

ЗапяТая раздухарилась, раскраснелась, пальцы с ногтями в полоску почти ломали карандаш.

– Откуда это узнать, спросите вы? Да все очень просто! Но это я беру на себя. – Неожиданно свернув спич, девушка плюхнулась обратно на стул и равнодушно уставилась в монитор.

– Ну ни хрена себе!.. – хором протянули парни.

Да и я вместе с ними, если честно. Хотя, если она и правда сделает все, как обещала, мы просто прославимся – таким эксклюзивом похвастаться не мог никто. И мне было абсолютно насрать, втроем ее при этом будут драть или по одному. Это было мега круто.

Васо сгонял в магазин, притащил кефир, батон, сыр, блок сигарет, и мы начали составлять план, попутно захламляя комнату объедками, бычками и пустыми пачками из-под сигарет. Процесс шел, и шел на ура.

Через пару часов мы придумали, кто и какие статьи напишет, а мы с Маратом должны были все это красиво оформить и вместе с художником Ромарио сложить в красивую презентацию. В общем-то, темы и рубрики мы расписали все вместе, но все равно надо было встать и озвучить по списку.

Все выглядело так, как будто это я прописал ребятам их обязанности, но на деле они придумали их сами, и это было круто. Потому что слепые щенки, которыми надо командовать и за которыми надо следить и лужи подтирать, мне на хрен не нужны. Я сам был щенок. Но все получилось отлично. Все получилось!

Планерку мы закончили уже в ночи, но задания я раздал сразу же – так что ЗапяТая с Чукоткой отправились по клубам, Глюк засел за комп в офисе, а сам я пошел сдаваться Тимуру. Сказать, что я был доволен, – это ничего не сказать: просто сиял, как медный казан. Влетел в кабинет и с порога выложил Тимуру план действий.

– Все! Мы все собрали, подготовили и решили! Вот! Наша газета «Бадлер» через неделю уже увидит свет! Всего неделя и… Мне надо немного поработать с ребятами, разработать каналы сбыта, маркетинговую и креативную концепцию, потом уже пойдем на регистрацию, и тогда «Бадлер»…

– «Next», – перебил меня Тимур.

Я обернулся. Next – это «следующий». Кого он еще ждал? Но никто не вошел.

– Не понял, – сказал я.

– «Next», – повторил он. – Газета будет называться «Next». То есть уже называется, я ее зарегистрировал.

– Почему? – ошарашенно спросил я.

– Следующие. Мы. Вы. Они. Мы должны все изменить. Ты должен. Если хочешь, конечно. Выбирай, кем ты хочешь быть: следующим или прошедшим.

После этого Тимур развернулся в кресле и снял висевший на стене пневматический пистолет, точную копию знаменитого оружия Третьего рейха системы «Люггер». Покрутил его на пальце и, развернувшись, выстрелил в пластиковую бутылку. Бутылка, уже до этого неоднократно продырявленная, покачнулась и упала в мусорное ведро. Довольный Тимур повесил свой «люггер» на место и сказал:

– Короче, студент, давай так договоримся. Любой успех зависит от грамотного распределения сил и задач. Не хватайся за все. Обосрешься. Твое дело – концепция газеты, работа с журналистами и ведущими рубрик. Во всю прочую администрацию не лезь. Сегодня в ночь мы сдаем пилотный выпуск газеты в типографию. Три тысячи экземпляров. Восемь полос. В два ночи материал должен быть у меня вот тут.

И он значительно и тяжело постучал по крышке своего огромного стола.

– Но… но мы не успеем, – залепетал я. – Мы же еще концепцию не до конца утвердили… рубрики не разработали, ведущих не назначили…

– Концепция уже утверждена! – заорал Тимур и еще раз долбанул рукой по столу. – Скандалы! Шок! Секс, секс! Люди у тебя есть! И ты должен их заставить работать – как хочешь! За идею, чтобы глаза горели у них! Давай! Стань для них отцом и братом! Чтобы в рот смотрели! Рубрики пока можно не разрабатывать, это пилот! Нужны материалы! А вы тут неделю хреном груши околачивали, а материалы не нашли? Всё, иди, работай! Жду в два часа ночи! Свободен!

Умел Тимур напомнить, кто есть кто на этой земле. А впрочем, может, и не зря, а то что-то мы и в самом деле расслабились. Десять часов у нас есть, за это время можно «Войну и мир» написать, особенно с нашим гениальным коллективом. Я промчался мимо улыбающейся Марины, вбежал в кабинет, на который кто-то приклеил на жвачку написанный от руки листочек «РЕДКАЛЕГИЯ». Что-то писал в блокноте Марат, печатала ЗапяТая на редакционном «пентиуме», выделенном Тимуром, и лазил по интернету на другом компе дизайнер Ромарио.

– Марат, труби общий сбор! – заорал я, и мне в голову пришла ассоциация с гайдаровской книжкой, там тоже были Тимур и его команда. Надо еще колесо с колокольчиками завести, пока на мобильные не все заработали. На мое счастье, мои бойцы не успели далеко разбрестись: сидели рядом в парке и пили пиво. Марат просто открыл окошко и заорал во все горло, после чего все сразу судорожно доглотали пиво и, бросив бутылки в урну, побежали в офис.

Я начертил на доске восемь полос нашей газеты, на первой нарисовал шапку с названием «NEXT», добавил орден Ленина.

– Нас ждет великий подвиг, – сказал я, – сдать пилотный выпуск сегодня в полночь. – Пару часов я срезал, знал, что все равно не успеем. – За работу, друзья!

Конечно, никто не бросился писать после этих вдохновляющих слов. Васо-прикольщик кинул в меня скомканной бумажкой. Пришлось выйти из-за своей трибуны и надавать всем пинков и подзатыльников. Коллеги вяло поплелись к своим столам, и я понял, что так ни отцом, ни братом никому стать не удастся. Что делать? Сердце заколотилось. Зарядить речь в духе Петра Первого: пришел час, который решит судьбу отечества? Или президента США из фильмов-катастроф? Чепуха какая-то. Может, самому просто сесть писать, и им станет стыдно? Это лучше, но тогда сам буду жалко выглядеть.

– Ребята, – сказал я, – вы же ждали этого момента всю жизнь. Взорвать этот город. Разорвать. Не как журнашлюхи. Как творцы. Как боги. Мы все изменим тут. Давайте начнем.

И все мы сели за компы и блокноты, а Ромарио превратился в бильд-редактора и принялся искать в интернете подходящие изображения нужного разрешения. На наше счастье, восемь статей у нас уже было, что-то репортеры принесли в своих загашниках, штук пять нашел у себя. Ромарио принялся верстать номер, и стало понятно: половина газеты у нас уже есть! Да еще и с неплохими картинками!

А дальше дело пошло! ЗапяТая написала крутой текст про недавний скандал за кулисами шоу-бизнеса, Шланг принес небольшую зарисовку про гомосексуалиста, который работал на заводе по переработке нефтешлама, Васо наворотил похабных анекдотов, которыми мы сразу закрыли последнюю полосу, Антон Хорошев добавил туристический очерк про путешествие в Москву, а Глюк (он, похоже, удалялся в туалет, чтобы там немного выпить) сотворил скучнейший текст про интернет, и я отправил его переписывать статью.

Мы одновременно правили, верстали и переверстывали, я смотрел по сторонам и видел, что азарт рождения газеты зажег каждого.

Я принес макет пилотного выпуска газеты «Next» Тимуру на подпись в 01.38. Он играл на компьютере в «Half-Life». Поставил на паузу, потер красные усталые глаза и посмотрел в мое счастливое лицо.

– Это на всех. – Он положил на стол передо мной триста долларов. – Отдыхайте.

После оглашения вердикта Тимура я ураганом влетел в кабинет, бросил на стол баксы и сообщил радостную весть: «Бухаем!» Для меня, конечно, это был еще далеко не конец рабочего дня, ведь мне предстояло отвезти материал в типографию и проконтролировать процесс печати – но я не мог противиться захватившей меня радости успеха.

Ребята пошли бухать, а мы с Маратом поехали в типографию. Я сел за руль и гнал как сумасшедший, казалось, машина летела, не касаясь дороги.

На проходной нас уже ждала симпатичная помощница дизайнера.

– Вы Максим?

Я кивнул.

– Оля, очень приятно. Следуйте за мной.

Мы с Маратом пошли за ней. Ее бедра на пару минут отвлекли меня от мыслей, зачем я сюда приехал.

Отдав макет в типографию, я вышел покурить. Подумать только, так быстро мне удалось из говна и палок сделать целую газету. На улице шел дождь, а я стоял под козырьком и размышлял о будущем своего творения, иногда, впрочем, вспоминая и о персонале типографии.

Когда я вернулся, препресс уже шел вовсю. Оля заканчивала сканировать макеты, а сам дизайнер корректировал изображения, объясняя свои действия Марату простыми и грубыми, но точными словами. Я пошел пить кофе, потирая потные от волнения ладони.

Через два часа первый выпуск сошел со станка. Схватив его, я побежал к Марату.

– Есть! – заорал я и в душевном порыве обнял друга.

Мы сели рассматривать газету. Пестрые заголовки бросались в глаза – дизайнер знал свое дело.

«Россия потрясена! Виктор Цой – жив и здоров, отдыхает на пляже в Карловых Варах! Фото!»

«Сенсация! Адмирал-сантехник забил внука насмерть вантузом за то, что тот пропил его кортик! Даже милиция не ожидала такой жестокой расправы!»

«Шок! Жанна д'Арк была лесбиянкой! Поразительные догадки историка-гомосексуалиста!»

«Власти скрывали предсказание, оставленное Сталиным! Сенсационная находка журналистов!»

Пролистывая газету, от которой еще исходил запах свежей типографской краски, я не переставал удивляться, как ладно все вышло.

Как и было оговорено, в четыре утра начали появляться сонные развозчики, кто на чем – наверное, здесь встречались даже продавцы из ларьков, приехавшие на велосипедах. Вычеркнув последнего распространителя из списка, изможденный, я наконец сел в машину. Ко мне подбежала Оля, мы недолго поговорили, я взял ее телефон. И уехал. Марат дрых на заднем сиденье, и я с трудом растолкал его около дома.

Приехав домой, развалился в кресле. Хотя я и чувствовал себя выжатым покруче лимона, спать не хотелось. Я ворочался и строил догадки, как люди воспримут мою новую идею. Заснуть смог только к утру. Крепкий сон выключил меня из жизни редакции на целые сутки.

Глава одинадцатая
Горькая весть

Впервые за очень долгое время я проснулся на полчаса раньше будильника, – еще не прошел драйв минувшей ночи, во мне бурлила сила, мне захотелось вскочить с кровати и петь от радости, что вообще для меня странно. Последний раз я пел в этом дурацком баре «Тема», и тогда это было так опасно, что я уже мысленно раздавал поручения относительно своего скудного имущества: шкаф кузине в Уфу, ей еще учиться, чайник соседке, чтобы компенсировать мои ночные шумные приходы домой.

Я собрался меньше чем за полчаса, так как завтракать не хотелось, да и грязная посуда и липкая пыль на плите вызывали брезгливость, а не аппетит, а убираться совсем не хотелось. Я вышел из дома с ощущением, будто бы накануне выиграл чемпионат по боксу или побил мировой рекорд. На улице было пасмурно, но мне было плевать, я был победителем, я ощущал, что все встречные девушки отдались бы мне, дай я им простой сигнал. Чтобы понаслаждаться своей офигенностью, я прошелся пешком, благо время позволяло.

Когда я подходил к офису, во мне продолжало бурлить ощущение подвига, который я совершил вместе со своей командой вчера. Мне хотелось теперь подкрепления этого чувства, наконец-то можно будет узнать, насколько разошлось наше детище, послушать отклики, похвалу, зарядиться для следующего броска!

Я почувствовал неладное, когда увидел у подъезда две черные машины. Неподалеку от них стояли двое мужчин в черных же костюмах и спокойно курили. Это, по всей видимости, были водилы. От этого я насторожился сильнее. Такие бывают у действительно серьезных людей, у быков и братков водилами служат такие же отморозки, каждый подбирает людей под себя. Судя по всему, с Тимуром уже некоторое время говорили, и я пришел вовремя, смогу вмешаться, если что. Хотя я был уверен, что именно сейчас Тимур защищает нас, свою команду, нас он никому не сдаст. Потом, конечно, разберется по-своему, но сейчас он за нас вступится.

Интересно только, кто это. Неужели за какой-то сплетней узнали выходку отпрыска главы администрации района? Или это представители Аллы Пугачевой? В любом случае в серьезности посетителей я не сомневался. Я вбежал в офис, Марины не было на месте, что было совсем дурным знаком. Из-за двери кабинета босса слышались голоса. Я подошел ближе и сел на стул в углу.

– Тимур, мы все-таки твоя семья, – слышался из-за двери громкий голос с акцентом.

У меня отлегло от души, это его родственники, они приехали к Тимуру по своим семейным делам. Но отходить от двери я не стал.

– Вы не обязаны вмешиваться во все, чем я занимаюсь, – послышался злобный голос Тимура, у которого внезапно тоже появился акцент.

Значит, все-таки хоть родственники, но приехали прессовать. Что ж, не так страшно, как чужие отморозки, эти пожурят да уедут. Наверняка у Тимура будет плохое настроение пару дней, но ничего, перестроится, как обычно. Но вскоре я понял, что происходящее по ту сторону двери кабинета явно не было приглашением на юбилей бабушки.

– Послушай, ты наш брат, значит, мы несем ответственность за все, что ты делаешь. И если ты заигрался, то нам стоит отобрать у тебя игрушки, – снова говорил тот громкий голос.

Тимур отвечал мгновенно:

– Это не игрушки, я зарабатываю на этом деньги.

Его резко оборвали:

– Ты называешь зарабатыванием денег растрату тех средств, что ты у нас взял, на всякую грязь? – возмутился собеседник Тимура, и вместе с этой фразой послышался гомон, который указывал на то, что в кабинете находятся еще несколько мужчин.

– Так дело в деньгах, – голос Тимура звучал утомленно, – я через полгода смогу выйти в плюс, у меня есть бизнес-план, сильная команда.

Однако этот довод не действовал на раздосадованных родственников:

– Нас интересуют деньги, но мы не хотим, чтобы твои деньги были настолько грязными, ты не должен этим заниматься, и мы тебе не дадим.

Звучало угрожающе, и, судя по голосу Тимура, для него это было крайне пугающе, он срывался чуть ли не на плач:

– Это всего лишь газета, я же никого не подставляю, я же не растлеваю детей!

– Тимур, что ты вообще делаешь! Зачем, что это за писанина? – послышался уже другой голос, грубый и жесткий.

Мужчина, видимо, достал газету и стал читать:

– …как происходит осветление ануса… Тьфу, я не даже могу этого читать, зачем это тебе! Ты чё делаешь, сука, а? Ну ладно – дурь, ладно оружие, но это-то куда?

– Ты бы мог показать такое нашему Акраму? – спросил второй голос, горько и печально. – А Сахите? Ты нас позоришь, на кого ты стал похож! Занимался бы дальше спортинвентарем, нет, полез!

Тимур не отвечал.

– Значит, так! Или ты закрываешь газету, или мы поговорим с твоими писаками и осветлим им анусы раскаленным паяльником!

У меня похолодело внутри, именно в анусе.

– Нет, это моя газета, значит, моя ответственность! Я сам инициировал, чтобы все было именно так! – Голос Тимура звучал отчаянно, но во мне проснулась гордость за шефа. – Всё сделали так, как приказал я!

Он, видимо, захлебнулся словами и снова замолчал.

– В любом случае денег мы тебе больше не дадим, и будь добр вернуть все, что ты истратил на свои дурные развлечения. – Голос Тимурова родственника теперь стал отстраненным, равнодушным и разочарованным.

Я вдруг вспомнил, как в детстве так же стоял за дверью, когда за меня вступился мой двоюродный брат. Мне было лет шесть, а ему уже двенадцать. Я случайно сжег ковер, а он за меня вступился, взял все на себя. Сказал бабушке и маме, что это он спалил ковер, что он хотел зажечь спичку, и вдруг огонь оказался под ногами. Я стоял за дверью, когда мой брат меня выгораживал, и плакал от того, насколько я был бессилен ему помочь. Я был ему благодарен, как сейчас Тимуру. У меня от воспоминания навернулись слезы. Я взял себя в руки и понял, что разговор за дверью, видимо, закончился, и поспешил отойти. Ровно в тот момент, когда я оказался на не вызывающем подозрения расстоянии, дверь распахнулась и из кабинета вышел Тимур.

Запахло парфюмом с какими-то нотками сигарного дыма и абрикосов. Тимур сел на стол, сжал руки в замок у рта и, подергивая ногой, уставился в пустоту. Он был подавлен, раздавлен, выглядел каким-то смятым и неловким. Раньше я никогда его таким не видел. Он совершенно не сочетался с силой и уверенностью, которую обычно внушал особенно ловко на фоне всего своего оружия.

– Похоже, это катастрофа, – сказал он, не глядя на меня, из чего я заключил, что обращался он скорее к себе.

– Что теперь будет? – отозвался я.

Тимур не удивился моему присутствию и говорил так, будто я был с ним, когда он беседовал с родственниками.

– Газета, считай, закрыта, и на бабки я попал.

Он наконец посмотрел на меня. Я не знал, что ответить, и молчал.

– Да не бойся, триста баксов можешь не возвращать. – Казалось, он снова продемонстрировал мастерство переключения, однако в ту же секунду огонек в его глазах потух и он остался так же растерян. – У меня есть дядя в США, поеду к нему, там они меня не достанут… Он меня не выдаст, он меня на руках носил, когда я был младенцем, и виноградом кормил, когда меня братья искали, чтобы поиздеваться… – Удивительно, что Тимур говорил не так, как обычно, и все еще с небольшим акцентом. – Одна надежда осталась… – тоскливо проговорил Тимур… – Иди.

Я не знал, куда мне деваться. Только что казалось, что я нашел, ради чего просыпаться утром, как тут же это у меня отобрали! Причем из-за того, что по каким-то азиатским законам не стоит писать про то, что интересует без исключения всех (ведь прочитали же про анальное отбеливание Тимуровы родственники). Я встал и пошел к своим ребятам. Надо было принести им горькую весть.