Текст книги "Шмордонские тайны"

– Не может быть! – вскричал Крокозябл. – Она же леди!

– В первую очередь она женщина, а потом уже все остальное.

– Вы хотите сказать, что моя горячо любимая жена спуталась с этим макакоподобным бандитом?! – глаза Крокозябла метали молнии.

– Успокойтесь, – сказал Пахан обнадеживающим голосом. – Это уже в прошлом…

– Что «это»?

– Хачапур Волосатый. Сей жулик решил в бухте Джяна насыпать остров и построить на нем отель-небоскреб. Чтобы узаконить дело, он подарил танк судье Паю Даю. Теперь судья «рассекает» на нем, а ваша жена учит его управлению. Она перешла в чужие руки вместе с машиной как навесное оборудование; ну, или, скажем, как учебная документация.

Пахан Родимый рассмеялся.

Крокозяблу вдруг захотелось от всей души молодецким ударом в нос свалить с ног смешливого начальника полиции, а потом схватить его за усы и, раскрутив как следует, зашвырнуть на самую высокую елку. Он сжал свои тощие кулаки, но тут же понял, что если кто-то кого-то и зашвырнет повыше, то явно не он и явно не Пахана. Потому что выйдет все наоборот. От невозможности перевести свое желание в физическую плоскость бытия Крокозябл взвыл дурным голосом, развернулся и, ломая кусты, понесся в сторону полянки, на которой стоял его бот.

Пахан, пожав плечами, констатировал вслух:

– Даже шпионским мордам свойственны простые человеческие чувства.

Он ласково улыбнулся и в задумчивом настроении направился к парковке.

Крокозябл же времени даром не терял. Как бы ни помутился от ревности его разум, действовал он в высшей степени профессионально.

Совершив посадку во дворе шмордонского посольства, лорд поднялся по лестнице в свои апартаменты, по пути лишив премии трех нечаянно встретившихся сотрудников. Не повторяя своих прошлых ошибок, он сразу же переоделся в майку и шорты, не забыв при этом натянуть плавки.

Затем он взял свой любимый черный портфель и перегрузил в него из большого сейфа, вмонтированного в стену, пять противотанковых гранат. Потом лорд бросил в недра портфеля несколько толстых пачек тагриков, и с этим грузом легко сбежал по лестнице вниз, уволив попавшуюся на пути джаппурскую уборщицу.

Запрыгнув в бот, Крокозябл запустил двигатель и с дикой перегрузкой унесся свечкой в стратосферу.

Патрульный полицейский джабль, висевший на орбите Слякоти, зарегистрировал несанкционированный старт с планеты. Один из полицейских, несших дежурство в боевой рубке джабля, сказал второму:

– Это бот шмордонского посла, о жене которого писали в газетах, будто шлюхи похлеще ее нет во вселенной. Трогать этот бот не велено, но положено доложить министру полиции.

– Доложишь ты, как же, – с сомнением произнес второй полицейский. – У них только что закончилось совещание в Усосанном Лесу. Сейчас Квас вместе с Морсом и Дрыном что делает?

– Квасит, естественно! – догадался первый.

– Правильно, – похвалил его второй. – Посмотрим, куда этот бот полетит. Вот туда и доложим.

Первый полицейский согласно кивнул головой и принялся смотреть в экран радара за рваным полетом спасательного бота, в котором Крокозябл, сгорая от желания кого-нибудь убить, изо всех своих сил давил на рукоять управления двигателем, в надежде скорее увидеть золотые пляжи курортного города Джяна и тяжелый шмордонский танк, рассекающий гусеницами прожаренный Джаппурией песок…

Полицейские патрульного джабля оказались неправы. После совещания никто квасить не стал, так как Дрын с Квасом друг друга не любили, а Морс в своем джабле улетел на Сочи, где у него должна была состояться встреча с королевой.

Потому спустя два часа Премьер-министр, оставив свой шморовоз под охраной личного водителя, вышел на городской пляж Джяна. Правда, до этого он специально распорядился, чтобы шофер проверил, можно ли парковаться на улице Арбузной. Последний, высунув от усердия язык, оббегал весь квартал и не нашел никаких запрещающих знаков. До встречи с Беллой оставалось еще целых три часа, и Морс решил потратить время с пользой для себя.

Он успел не только наплаваться вволю, но и съесть два початка кукурузы, купленных у вездесущей бабки Чурчхелы Конченой. Более того – за время нахождения на пляже к нему не пристало ни одного сви́стона, и потому короткий отдых удался на славу.

Слегка уставший, но сытый и довольный, Премьер-министр поднялся на набережную. И здесь так хорошо продолжавшийся день вдруг поменял свой знак с положительного на отрицательный.

На одном из участков набережной расположились сочинские художники, выставившие для продажи свои работы. Морс, проходя мимо, остановился и с интересом принялся разглядывать произведения искусства.

Картин было много и среди них попадались неплохие. В основном, полотна содержали изображения, связанные с пляжно-курортной тематикой, и прославляли красоту человеческого тела. Взгляд Премьер-министра привлекла одна из таких картин.

На ней прекрасная молодая девушка, стоя на пляже у кромки воды, вытянула струной свое обнаженное тело вверх навстречу закатному шару Джаппурии. Руки ее, поднятые над головой, сплелись в какую-то загадочную ветвистую фигуру, а черные волосы, растрепанные ветерком, струились по плечам непослушными волнами.

Рядом с девушкой на картине была изображена и бабка Чурчхела, протягивающая юной прелестнице початок вареной кукурузы. В глазах старухи застыла зависть, и контраст прекрасного с убогим делал картину эстетически интересной. Морс, очарованный увиденным, решил купить полотно, но сделать этого не успел.

Неожиданно вокруг Премьер-министра замелькали люди в белых одеждах, и идиллически-спокойная набережная вдруг превратилась в натуральный ад, сопряженный с самым обычным погромом.

Картина, так понравившаяся Морсу, была с треском надета на голову старому художнику, написавшему ее; другие полотна оказались брошенными на мостовую и потные звериные рожи, торчавшие из белых одежд, уже топтали их ногами. Вокруг стоял вой, через который пробивались крики:

– Долой блуд!

– Вон отсюда, пакостные малевщики!

– Не позволим порнографии проникнуть в наши души!

Морс попытался криками остановить погром, и потому его мимоходом двинули кулаком в живот. Он, согнувшись от боли, отбежал в сторону. Нападавших было не более десятка, но все они отличались физической крепостью, обильной бородатостью и крайней невежественностью. И вдруг что-то изменилось!

Один из погромщиков с воплем, полным неподдельного изумления, перелетел через парапет набережной и врезался носом в песок пляжа. Морс, превозмогая боль, выпрямился и увидел, что в толпу бородатых фанатиков ворвались два свистона – Эндульген и Аллилуй. Их посохи крутились, как заведенные, и раздавали удары направо и налево.

Здесь Премьер-министр заметил парочку полицейских, стоявших в сторонке и что-то весело обсуждавших. Один из них ел сушеную джарабульку, обдирая чешую и бросая ее себе под ноги. Морс, держась рукой за живот, подошел к ним и задал справедливый вопрос:

– Почему вы не реагируете на беспорядок?

Полицейский, жуя рыбу, смерил взглядом приставучего старикашку и откровенно ответил:

– Мы с напарником сначала посмотрим, кто победит. Он поставил тысячу на свистонов, а я – на этих белых отморозков столько же.

Морс, наполнившись яростью, открыл рот, собираясь устроить разнос полицейским, но грудь его вдруг взорвалась огненным пучком боли. Он, задыхаясь, медленно сполз под ноги стражам порядка и растянулся на брусчатке мостовой.

– Никак сознание потерял? – удивился первый полицейский.

– Где-то я его видел, – сказал второй, тупо пялясь на лежащего Морса.

Неожиданно на тело Премьер-министра шлепнулся один из погромщиков. Первый полицейский, отшвырнув в сторону обглоданный рыбий позвоночник, схватил фанатика за плечи и поставил его на ноги. Второй выдал бородачу хороший пинок, и погромщик улетел падать в другое место.

– Мать моя сиротская! – вскричал вдруг второй полицейский. – Да это же Морс Мутный Кисель! Так, я вызываю медиков, а ты делай ему искусственное дыхание!

Он тут же принялся орать в рацию, а его напарник упал на четвереньки и своим ртом добросовестно присосался к посиневшим губам Премьер-министра…

Когда приехала «Скорая помощь», потасовка на набережной уже закончилась. Художники, охая, собирали затоптанные полотна; белые фанатики с набитыми рожами, хромая, нестройной толпой плелись жаловаться пророку Джо́су Суперзвездо́су; Эндульген с Аллилуем, откупорив бутылку водки, праздновали победу, а первый полицейский положил в карман выигранную у второго тысячу тагриков.

Лишь Морс никак и ни в чем не участвовал. Его аккуратно погрузили в джамобиль фургонного типа с красным минусом на дверце (эмблема «Общества помощи глухим и нищим») и подключили к аппарату искусственного дыхания.

Джамобиль, чадя и воняя бензином, понесся по кочкам в больницу. Голова Премьер-министра, подлетая на колдобинах вместе с носилками и аппаратом, к которому была подключена, получала воздух рывками и тем самым жила перченой и интересной джаппурской жизнью.

Королева, располагаясь на диване, постаралась занять удобное положение, так как живот уже ощутимо мешал ей. Беседа происходила в кабинете главного врача городской больницы Джяна и собеседницей Беллы была министр здравоохранения Джаппурии Пипе́тта Обязательная.

Министрессе было далеко за сорок, но выглядела она совсем неплохо. Ходили слухи, что у Пипетты были любовные отношения с Морсом, и Белла этим слухам верила, потому что оба члена парочки как нельзя лучше подходили друг другу, если критериями отношений брать вредность и нудность.

Принцесса Нелла, болтая ногами, сидела на диване рядом с матерью и делала вид, будто читает детскую книжку о похождениях доброго суслика Няма в злой стране Шмурляндии.

– Вы говорите, у него инфаркт? – участливо спросила королева.

– Обморок с последующим предынфарктым состоянием, – строгим голосом ответила Пипетта. – Сильное переутомление, связанное с его повседневным трудом. Слишком большую работу вы взвалили на него, ваше величество.

– Жаль, что эта работа не придавила его до конца, – пробормотала Нелла себе под нос, но ее услышали.

Королева и министресса осуждающе взглянули на девочку.

– Что вы на меня смотрите? – спросила Нелла, ничуть не смутившись. – Я нечаянно прочитала вслух реплику суслика Няма.

– Где это написано? – поинтересовалась Белла.

– Вот, – принцесса показала ногтем какую-то строчку в книге.

Королева не стала углубляться в текст, а обратилась к Пипетте.

– Я надеюсь, он поправится?

– Да, – ответила министресса. – Но, думаю, ему уже нельзя будет выполнять свою работу в прежнем режиме.

– Выходит, нам надо готовиться к смене Премьер-министра?

– Возможно, – утвердительно кивнула головой министресса.

– И наступят, наконец, светлые времена! – недетским голосом вдруг крикнула Нелла.

Обе женщины вздрогнули от неожиданности и с укором посмотрели на девочку.

– Это суслик Ням так сказал! – принцесса сунула книгу под нос Пипетте.

Королева отвела руку дочери от лица министрессы и спросила:

– Можно сейчас увидеть Морса и поговорить с ним?

– Нет! – твердо ответила Пипетта. – Он принял нужное количество лекарств и теперь спит.

– Жаль, – печально произнесла королева. – Как проснется, передайте ему наши пожелания скорее поправиться. И скажите, что я сегодня же буду требовать от парламента предоставления Морсу отпуска, нужного для полного восстановления здоровья.

– Лет на десять, мамочка! – присоединилась Нелла.

Как только Белла с дочерью покинули кабинет, Пипетта вышла через другую дверь, проследовала по коридору некоторое расстояние и переступила порог отдельной палаты, в которой лежал Морс. Усевшись на стул в изголовье его кровати, министресса увидела, что Премьер-министр совсем не спит.

Положив свою руку на колено Пипетте, Морс нежно погладил его и сказал:

– Время стучит мне в виски.

– Это не время, Морсик, – ответила ему Пипетта, ответно гладя его руку. – Это кровь. У тебя повышенное давление.

– Нет, дорогая, именно время… Сегодня я не хочу никого видеть. А завтра свяжись с министром иностранных дел и пригласи его сюда. И еще позови… короче – из парламента сама знаешь кого, и Дотацию Постоянную. Она тоже из моей партии.

– Хорошо, – кивнула головой министресса.

Подумав немного, она задумчиво произнесла:

– Нужный порядок вещей. Мы сделали свое дело, и потому приходится уходить, давая дорогу новому поколению.

– Да, милая, – улыбнулся Морс. – Но это касается нас со Стандартом Резиновым и тех, кого я сказал позвать. А тебе уходить рано! Ведь ты молода и хороша собой.

Пипетта благодарно улыбнулась и сказала:

– А помнишь, как мы с тобой познакомились? Ты был красив и молод, и тебя назначили на должность воспитателя, который принимал нас.

– Тс-с, – Морс испуганно прижал палец к губам.

– Я тихо, – прошептала Пипетта. – Тебе было тогда двадцать лет, а нам – по пять. Ты показался мне волшебным принцем из сказки. Именно меня ты взял за руку, и, назвав красавицей, повел к трапу. А толстяка Кваса чуть не забыли, потому что он в столовой дожевывал пирожное, недоеденное мной! А Застой Твердый упал с трапа и сломал себе нос…

Она тихонько рассмеялась и маленькая слезинка, выкатившись из ее левого глаза, упала на руку Морса. Премьер-министр, улыбнувшись, произнес:

– Жизнь идет своим чередом, но еще не прошла. Я выйду на пенсию, ты бросишь свои пилюли, и мы с тобой уедем куда-нибудь.

Они помолчали немного и вернулись из мира воспоминаний к действительности.

– Так, – сказала Пипетта, вытирая платочком глаза. – Сейчас выпьешь мочегонные таблетки, чтобы сбить давление, и немного поспишь.

– Как же я буду спать с мочегонными таблетками? – удивился пациент. – В луже?

Министресса нагнулась к голове Морса, желая поцеловать его в лоб, но вдруг испуганно отпрянула.

– Почему от тебя пахнет… нет, – даже воняет сушеной рыбой? – прищурив глаза, спросила Пипетта.

– Не знаю, – искренне ответил Морс.

– Ах, не знаешь? – переспросила министресса, сводя губы в узкую линию. – Значит, ты не ел эту мерзкую, дохлую, склизкую, жирную, соленую, сушеную рыбу?

– Нет, – честно сказал Премьер-министр.

– Тогда сразу после приема таблеток я поставлю тебе клизму! – взвизгнула она.

– А без клизмы нельзя? – недовольно спросил Морс.

– Нельзя, – успокоившись рывком воли, ответила Пипетта. – Заодно обследуем кишечник ректоскопом. Сам говорил, что время тебе куда-то там стучит. Вот и посмотрим, куда и что! Будешь в следующий раз думать, прежде чем в рот всякую гадость пихать!

Морс, взглянув в потолок, вдруг вспомнил полицейского на набережной, жующего сушеную рыбу. Но связать этот факт с запахом, исходящим от него самого, не смог, поскольку участвовал в реанимационных мероприятиях в качестве бессознательного мешка с костями. В связи с этим он тяжко вздохнул и отдался в прекрасные медицинские руки любимой женщины.

Аккуратно посадив бот в центр какой-то заброшенной стройки, располагавшейся на окраине города Джяна, лорд Крокозябл взял такси и подъехал к городскому пляжу.

Возле кромки воды он разделся, накрыл свой черный портфель майкой, достал из карманов шорт пару увесистых булыжников, подобранных на стройке, и зашел в море. С наслаждением плюхаясь возле берега, он охлаждал тело.

Через пару минут Крокозябл, не выходя из воды, использовал булыжники по назначению, дважды подбив ожидаемую цель. Один из пляжных воришек, позарившийся на посольский портфель, с воплями убежал в сторону набережной, держась руками за голову и зад.

– Личный опыт – великая штука! – довольно сказал Крокозябл сам себе.

Он вылез из воды, намазался противоожоговым кремом, и, растянувшись на песке, стал ждать. Ему было все равно, кто появится первым: свистоны или бабка Чурчхела. Все они были нужны только для одного дела – получения нужной послу информации. Поскольку свистоны в этот момент были заняты на набережной мордобоем с приспешниками Джоса Суперзвездоса, Крокозябл дождался Чурчхелы.

Купив у нее початок кукурузы, он не взял сдачи, что привело старуху в неописуемо– радужное настроение. Нахваливая кукурузу, Крокозябл спросил:

– Говорят, у вас тут танки ездят?

– Один есть, – ответила довольная бабка. – Но вони и шума от него – как от стада цирковых слонов! А ездит в нем судья Пай Дай вместе с этой похабной Крокозяблихой!

Посол, слегка подавившись кукурузой, поинтересовался:

– С утра до вечера?

– Куда там! – усмехнулась Чурчхела. – Днем эти развратники дрыхнут. А как только Джаппурия начинает садиться за горизонт, они подъезжают к ресторану «Кошерный копчик», что находится в Халяльном переулке, закрывают танковые люки на сигнализацию и начинают пьянствовать. Ну, а потом едут куролесить. Либо в пустыню, либо к Хачапуру в казино «Поле дураков».

Узнав все, что было нужно, Крокозябл доел початок, оделся и быстрым шагом вышел на набережную. Спросив у первого же попавшегося навстречу торговца жареными семечками, как пройти в Халяльный переулок, посол отправился в указанном направлении, и через десять минут уже входил в нужный ему ресторан.

Заказав себе двести граммов коньяка, бутерброд с копченой суслятиной, лимон и чашку кофе, Крокозябл уселся за один из столиков на открытой террасе, выходившей в переулок. Убедившись, что с его места открывается чудесный вид, и танк незамеченным никак мимо не проедет, посол хлебнул коньяка, закусил лимоном и стал терпеливо ждать.

Он знал, что бронированной машине весом в шестьдесят тонн одна противотанковая граната совсем не страшна. Чтобы подорвать такое чудовище конкретно, надо было соединить все пять имеющихся гранат в одну связку. Но даже самому сильному гранатометчику не удастся бросить такую связку далеко (ввиду ее тяжести), и он рискует взлететь в небо вместе с подрываемым танком.

Но одна граната легко сорвет гусеницу и бронированная машина не сможет ехать дальше! А экипаж вряд ли останется сидеть в танке, ибо – что там делать без кондиционера? Вот когда экипаж начнет эвакуироваться наружу, тогда и настанет время Крокозябла! Посол, ухмыльнувшись, присосался к бокалу.

Но время шло, а танк не появлялся. Крокозябл, допив коньяк и доев бутерброд, заказал себе еще сто граммов. Потом еще и еще раз еще… Странное дело, но алкоголь, сжигаемый ревностью, не делал его пьяным (по его мнению)! Золотой шар Джаппурии клонился к горизонту, а Крокозябл шептал и шептал себе под нос:

– Мерзавка! Изменница! Наплевала на все святое… Раздавила распутным местом мою любовь… Предала мою верность! Да, я раньше ненавидел тебя. Но сейчас-то все наоборот!

Он отхлебнул опять и здесь его слух уловил тонкий звук комариного зудения.

– Что, снова?! – возмутился Крокозябл. – И здесь эти бесовы комары?! Ну, сейчас я вам дам! Взорву вас!

Он сунул руку вниз, нащупал портфель, стоявший под столом, расстегнул его и достал одну гранату.

– Я очищу эту планету от комарья! – взревел Крокозябл, поднимая руку с гранатой вверх.

Посетители ресторана, нудно жевавшие заказанные ими деликатесы, с удивлением и интересом стали смотреть на разворачивавшееся перед их глазами представление.

Крокозябл, опрокинув стул, вскочил на ноги. И здесь переулок вдруг наполнился леденящим душу ревом! Посол взглянул вперед и увидел танк, вывернувший из-за угла. Громадное бронированное чудовище неторопливо катилось по мостовой, хрустя ломаемыми булыжниками брусчатки. Прохожие разбегались в стороны и прятались в первых же попавшихся дверях. Судя по тому, как быстро опустел переулок, народ привык к ежедневному появлению танка в этом месте Джяна и потому достаточно хорошо натренировался удирать с дороги.

Крокозябл, посмотрев на гранату, зажатую в правой руке, вспомнил, что он здесь делает. Придав своему лицу суровое мужественное выражение, он медленно вышел в переулок и встал посреди проезжей части. Сердце его наполнилось героизмом, в связи с чем грудь потребовала больше воздуха.

Посол поднял руки к горлу, но понял, что граната ему мешает. Тогда он сунул ее между ног, схватился обеими руками за ворот майки, рванул его что было сил, и ткань треснула до самого пупа. Получив от этого смелого поступка моральное удовлетворение, Крокозябл вдохнул воздух полной грудью, вытащил гранату из промежности и, взяв ее за длинную черную рукоять, изготовил для броска.

Танк продолжал неторопливо катиться, все ближе подбираясь к самоотверженному гранатометчику. Он имел газотурбинный двигатель, отбрасывающий звук назад, и потому его далекий свист был сначала принят Крокозяблом за зудение комариных полчищ. Теперь же в узких стенах переулка рев, возвращаемый назад фасадами домов, давил на уши так, что казалось, будто весь мир погрузился в центр ревущего циклона.

Волосы на голове Крокозябла поднялись дыбом, и он, сдурев от напряженности момента, рванул чеку и швырнул гранату вперед. Упав на мостовую, посол закатился в углубление, оставленное гусеницами танка ранее, в периоды прошлых посещений его хозяевами ресторана, и увидел, как танк, накрыв собой гранату, остановился. Дуло его орудия, направленное вверх под углом в сорок пять градусов, качнулось, удерживаемое стабилизаторами. И тут же грянул взрыв!

Танк окутался облаком дыма, по мостовой застучали осколки, и в домах рядом посыпались стекла. Кто-то в ресторане истошно заорал:

– Атас! Шмордонцы идут!

Крокозябл приподнял голову и в просвете среди клубов дыма увидел, что левая гусеница танка сползла на мостовую. Передний люк под пушкой поднялся. Из него на броню выпрыгнула красивая стройная женщина, одетая в вечернее платье. Встряхнув копной дивных золотистых волос, она крикнула в сторону посла:

– Эй, ханыга в порванной майке! Ты что натворил?!

Крокозябл, узнавший в красавице свою жену, удивился ее познаниям в джаппурском языке, но ревность, новой волной окатившая его, не дала раздумывать дальше. Он вскочил на ноги, рывком преодолел расстояние до танка, запрыгнул на броню и сходу залепил своей жене пощечину.

– Шлюха! – рявкнул он в ее покрасневшее лицо. – Проститутка!

Глаза леди Крокозябл от удивления увеличились раза в два.

– Милый, неужели это ты? – не веря своим глазам, спросила она.

В этот момент крышка второго люка, находившегося в танковой башне, откинулась вверх и замерла в вертикальном положении. Из люка появилась сморщенная плешивая голова, которая поинтересовалась противным голосом:

– Дорогая, что случилось? Почему танк не едет?

– Дорогая?!! – возопил посол.

Он в два прыжка взлетел на башню. Голова, увидев перед собой грязного человека в рваной майке, попыталась нырнуть обратно в люк, но Крокозябл, оказавшийся проворнее, уже схватился пальцами левой руки за одно из торчавших ушей.

– Сейчас твой танк так поедет, что ты от скорости не успеешь увидеть достопримечательности! – зловеще процедил посол и крутнул ухо.

– Ай! – заверещала голова. – Как ты смеешь?! Я – лицо неприкосновенное!

– Представь себе, я тоже! – ответил Крокозябл.

Он разжал пальцы и кулаком правой руки от души врезал крикливой голове в глаз. Голова откинулась назад и стукнулась затылком о вертикально торчавшую сзади крышку люка. Раздался мелодичный звон. Крокозябл снова поймал голову за ухо.

– Я судья Пай Дай! – взвизгнула голова. – Ты у меня сядешь!

– А ты ляжешь! – ответил посол и врезал судье кулаком в другой глаз.

Голова служителя джаппурского закона повторно врезалась в люк. В этот раз удар был настолько сильным, что Крокозябл не успел поймать ее за ухо. Она отскочила от крышки и провалилась в люк. Крышка захлопнулась. На какой из рычагов свалился судья – неизвестно. Но, видимо, рычаг был особенным, потому что пушка вдруг оглушительно грохнула, и в бездонное сочинское небо со свистом улетел снаряд. Крокозябл, выпрямившись в полный рост, обалдело взглянул сверху вниз на свою жену.

Леди Крокозябл стояла, прижав к щекам ладони, и с обожанием смотрела на своего мужа.

– Милый, – произнесла она с придыханием. – Я не знала, каким грозным ты бываешь…

– Откуда у него взялись боеприпасы? – удивленно спросил посол. – Ведь танк сюда доставили без них.

– Да Хачапур купил целый вагон у разгульдяйских контрабандистов, – ответила ему своим обычным голосом жена и махнула рукой, будто говорила о какой-то пустяковой мелочи.

И тут же перешла на прежнюю манеру общения: с придыханиями и восхищенными взглядами.

– Любимый, я с тобой больше не расстанусь никогда! – восторженно сказала она.

Крокозябл спрыгнул вниз, схватил жену за руку и строгим голосом спросил:

– Значит, судье снаряды достались по наследству, как и ты?

– Снаряды – да, – согласилась леди Крокозябл, сияя глазами. – А я всегда тебе была верна. Я просто шпионила. У меня ничего такого с ними не было. Двенадцатиликим Богом клянусь! Неужели ты мне не веришь?

И она припечаталась своими губами к губам лорда Крокозябла. Посол тут же растаял, как сало суслика на сковородке. Сколько бы продолжалась эта семейная идиллия – неизвестно, но вдруг где-то вдалеке раздались крики.

Влюбленные Крокозяблы, оторвавшись друг от друга, посмотрели в конец переулка и увидели там толпу полицейских мундиров, несущуюся к ним. Впереди этой своры перпендикулярно стенам зданий двигались громадные черные усы, выделяясь из общей массы форменной одежды.

– Это Пахан Родимый! – испуганно сообщил жене Крокозябл.

– Уйдем дворами, – обнадежила его леди. – Я тут все проходы изучила.

Крокозябл, спрыгнув с танка, подхватил ее и поставил на брусчатку. Жена посла, сбросив с ног туфли на высоких каблуках, устремилась босиком к ближайшей подворотне, увлекая за собой мужа…

Пахан Родимый, пыхтя сигарой, задумчиво смотрел на танковую гусеницу, распластавшуюся по проезжей части. Один из полицейских, глядя туда же, докладывал:

– Судья Пай Дай доставлен в больницу. Предварительный диагноз – алкоголизм…

– Об этом вся планета знает! – перебил подчиненного Пахан. – Конкретнее!

– Сотрясение головного мозга, плюс гематомы под глазами и в области затылка, – продолжил полицейский. – И ухо слегка надорвано. На две трети.

– Куда попал снаряд?

– На южной окраине недостроенный стадион. Там Крокозябл посадил свой бот. Вот снаряд в этот бот и попал. Теперь нет ни бота, ни стадиона. Там в баке бота топливо ракетное было. Оно и рвануло, как следует. Теперь мэр Джяна опять отмажется от обвинений в воровстве. Нет стадиона – нет доказательств.

– Откуда у судьи взялся снаряд? Насколько я знаю – танк был доставлен из Шмордона без боекомплекта.

– Хм, – хмыкнул полицейский. – Мы проверили: в механизме заряжания еще тридцать два снаряда имеются.

Пахан, выбросив окурок сигары в урну, распорядился:

– Позвони в службу эвакуации. Пусть пришлют сюда пару джактористов. У них есть такие специалисты. Они поставят гусеницу на место, а танк загонят во двор Управления. Все люки опечатать и выставить к танку охрану. Без моей команды никого к нему не пускать!

– А если судья придет за ним?

– Ты глухой?

– Понял, никого не пускать! – рявкнул полицейский. – А как быть с послом и его женой? Ловить?

– Не лезь в это дипломатическое дерьмо, – посоветовал ему начальник полиции Джяна. – Я сам их поймаю.

Полицейский убежал выполнять распоряжение, а Пахан Родимый неторопливой походкой направился в сторону городского пляжа.

Пока продолжалась вся эта полицейская работа, посетители ресторана, с интересом наблюдавшие за действиями стражей порядка, не обращали внимания на обедавшего за угловым столиком солидного носатого господина, одетого в приличный летний костюм. А зря!

Господин, до конца прожевав свиную отбивную, вытер губы салфеткой, и с таким видом, будто он зашел к себе домой, уселся за столик, недавно покинутый Крокозяблом. Нюхнув пустую рюмку, он допил уже остывший кофе из чашки посла, уверенно сунул руку вниз и взялся за ручку черного портфеля. Встав из-за стола, господин аккуратно задвинул стул, сошел с террасы на мостовую и неторопливо пошел хоть и в неизвестном, но явно жульническом направлении.

А в портфеле, тесно прижавшись друг к другу, мирно лежали обложенные пачками тагриков четыре противотанковые гранаты, волею судьбы сменившие хозяина, но оставшиеся верными своим убийственным свойствам и взрывному предназначению.

ШМОРДОН. ШМОРА

В желтом свете естественного спутника Шморы, который назывался Кукарачей, спальня казалась кладбищенским склепом, заставленным вдоль стен ровными рядами шкафов. «Надо бы повесить занавески», – подумал Джем. Он улегся в кровать и закрыл глаза. Через пять минут пришло понимание, что заснуть сразу не удастся. Тогда Джем повернулся на спину, хлюпнул слегка подбитым носом и задумался.

В комнате запахло табаком. Джем, переведя взгляд влево, заметил, как со стороны одного из шкафов струится сизый дым, в свете Кукарачи похожий на облако выхлопных газов шморовоза. Шпион находился на своем обычном месте. «Интересно, а ходит ли он в туалет? И куда?» – возник вопрос в голове Джема.

Ему тут же представился мрачный подземный ход с торчавшими в стенах факелами, пламя которых зыбко плясало от сквозняка. В середине хода находилась белая пластиковая дверь с нарисованной на ней громадной буквой «М», и прямо у порога этой двери высилась здоровенная куча дерьма.

Джем встряхнул головой и видение пропало. Он перевернулся на левый бок, чтобы не упускать из виду шкаф с курящим внутри шпионом, и принялся вспоминать события, участником которых он стал за месяц, проведенный им в самом центре Шмордонской империи…

После аудиенции у императора Джем вернулся в посольство, где уже находился Кебаб. Был он грязным и ободранным.

– Черт знает что! – возмущался последний. – Вечно в этот Шмордон не въедешь по-человечески! Впрочем – не выедешь тоже… Стоим на перекрестке, никого не трогаем. Я даже за руль в этот раз не влез. И что? Помогло, думаете? Дудки!

Кебаб скрутил кукиш и почему-то сунул его под нос Джему.

– Вылетает из-за угла танк, и хр-рысь гусеницами по капоту! Я в стекло лбом – блямц! За ним второй. Я в окно, водитель – в другое! А танк по крыше – вжик! Тут и третий подоспел. И по багажнику – как по картонной коробке… Был шморовоз – и нету! А я лежу себе в луже и думаю, каким бы сам стал, если б не успел выпрыгнуть? Невозможно представить в деталях! Как до своей раздавленной печени дохожу – сразу тошнить начинает… И это цивилизованное государство?!

Джем, смеясь, предложил отпраздновать прибытие в Шмордон, и весь немногочисленный штат посольства засел в ближайшем ресторане, который носил гордое название «Шмордонский империал». Поскольку в этот раз место начальника службы безопасности пустовало, двери посольства просто заперли на ключ.

– Все равно, – заметил по этому поводу Джем. – Кому надо – и так сюда войдут. А кому не следует – преградят путь шпионы, сидящие в шкафах.

Вечер прошел весело. Шмордонцы были любезны, хозяин ресторана обходителен (особенно, когда узнал об отсутствии Отжима), а то, что Кебаб в туалете набил морду какому-то наглому танковому офицеру, сошло с рук.