Текст книги "Уроборос. Том 1"

Но что же произошло? Каким-то образом, Иоанн выполнил свою миссию и уговорил Йездигерда уйти, но тогда где он? Возможно, убит персами, не терпящих предателей и лазутчиков. Но Иоанн не был ни предателем, ни лазутчиком. Правда, он и переговорщиком не был, а был, так скажем, послом с деликатной миссией.

Последние отряды великолепных воинов прошли мимо его жалкого отряда. Через час, когда начал стихать гром передвижения огромной армии и осела пыль, Ираклий увидел в нескольких сотнях метров выстроенных солдат Филиппика. К Ираклию подъезжала группа всадников, впереди он узнал Филиппика, а сзади, глотая пыль, он разглядел несуразную фигуру Иоанна. На измученном, но довольном лице последнего виднелись синяки и кровь.

–Мы думали, тебя убили или ты убежал. Что у тебя с лицом?

Ираклий демонстративно не замечал Филиппика, из-за которого по большому счету, и возникла эта ситуация.

–Как ты мог такое подумать, командир?!,-насмешливо ответил Иоанн. Убить – да, убежать? Куда? К ариям? Армянин из ромейской империи? Для них я буду никчемнее собаки. Я выполнил свой долг, Когда персы провожали, решили немного на мне отвести душу. А через полчаса уже наши, стража в городе, не разобрались, приняли меня за лазутчика и снова избили.

–Так ты решил не возвращаться в лагерь, а пробираться в городок? Потому, что мы не предупредили вторую армию?

–Все правильно. Последнее, чего бы я хотел, это чтобы офицера Филиппика не поняли, что к чему и атаковали уходящих персов. Тогда бы они всех нас перерезали.

Филиппик вклинился в разговор:

–Ничего, что я вам помешаю? Да, твой шпион, Ираклий, здоров и все сделал в лучшем виде. Можно тебе сказать спасибо, что ты произвел такую хитрую операцию.

–С тобой, Филиппик, мы поговорим позже, обсудим твою опрометчивость и как нам написать отчет в Константинополь, почему мы отдали врагам столько денег,-процедил сквозь зубы Ираклий.

–Да, поговорим. Но позже. У твоих солдат есть продовольствие? Мы столько дней были без нормальной еды. Как у нас еще не начался голод, чудом только.

–У нас нет еды. У нас обоза-то нет нормального. Как только я получил твое сообщение о блокаде, я собрал, кто есть под рукой и помчался тебя выручать. Извини, что не додумался еще и овец пригнать.

–Ладно, у нас есть немного денег. Подожди немного.

Некоторое время Филиппик раздавал приказы своим офицерам насчет покупки стада овец в близлежащих селах и осмотра брошенного лагеря персов. Выступление назначили на следующий день рано утром.

Когда взошло солнце, измученная армия ромеев потянулась домой, на северо-запад. Оба полководца ехали рядом и молчали

–Ты зря злишься, Ираклий,-наконец заговорил первым Филиппик.

–Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен злиться. Ты собрал почти все доступные войска, заигрался в Ганнибала и попал в ловушку. Я, стратиг, но в первую очередь представитель гражданской власти, вообще не должен лезть в военные дела. Но я собрал последние отряды стражников, проскакал несколько сотен километров по горным горам и, не вступая в серьезные бои, вызволил тебя и сохранил твою армию. А если бы я хоть на день опоздал? А если бы не пришел ко мне Иоанн? Это кстати, его план и ты, мне кажется, должен его как следует отблагодарить.. А если бы не нашлось два кентария золота? Что тогда? Мы с тобой в любом раскладе потеряли бы армию, и в лучшем случае сейчас мчались в беззащитный Феодосиополь и думали, как его защищать, а в худшем – лежали бы мертвые. Но даже теперь, когда все удачно относительно завершилось, мне надо писать объяснение Феодосию, почему мы потратили столько денег, если у нас под командованием были тысячи солдат.

–Ну, я тоже не отсиживал задницу в городе,-немного обиженно ответил Филиппик. В первый же день, когда еще нас не загнали внутрь, я посылал шпионов на тот, другой берег озера. Я посылал их много и добыл достаточно полезной информации.

–Лучше бы ты ее добывал, сидя в Феодосиополе. И армию не подверг бы риску, и деньги бы сохранили,-огрызнулся Ираклий.

–Пиши что хочешь, наместник. Но что-то мне подсказывает, что пока твой отчет достигнет Константинополя, пока столичные чиновники, боящиеся малейшей личной ответственности, согласуют наказание между собой и с кем-то из первых лиц государства, всем нам будет не до того.

–Это почему?

–Пока ты меня не перебил, я пытался рассказать. Ормизда свергли.

Ираклий резко натянул поводья коня.

–Ты не шутишь? Свергли? Кто, Бахрам?

–Как ни странно, нет. Свергли братья матери Хосрова.

–Шахиншаха Ормузда свергли люди не из рода Сасана?! Такого не может быть!

–Подожди, это еще не все. Дяди Хосрова, не знаю, как из зовут, все иранцы их зовут просто «дяди», так вот, они ослепили Ормизда и заточили его в темницу. Уж не знаю как, но в Ктесифон прибыл из Азербайджана Хосров, и его признали повелителем.

–Ты послал об этом послание в Константинополь?

–Еще вчера, еще не успела армия Йездигерда уйти.

–Правильно. Может новый шахиншах пойдет на мир с нами, ему сейчас очень не хочется держать войска далеко в Армении. Да, а куда так спешил Йездигерд, если Хосрова уже взошел на престол?

–А теперь и начинается самое интересное, Ираклий. Бахрам Чубин не признал Хосрова шахиншахом и ведет свою армию к Ктесифону.

Ираклий второй раз за несколько минут резко натянул поводья и остановил коня.

–Подожди, или я что-то не понял, или этого не может быть. Точно, не может быть. Он не признает законного царя? Какие у него перспективы? Нулевые и все об этом знают.

–Я знаю, ты знаешь, весь Иран знает. Но он идет. А теперь подумай, хотелось Йездигерду держать свою классную армию в диких ущельях, если сейчас решается вопрос, кто будет править и кому какую провинцию отдать? Думаю, даже без хитроумного плана Иоанна они бы через два-три дня сами ушли.

–Что для всех нас это значит, Филиппик? Для меня и для тебя?

–Для меня, думаю, наконец, отставка и я вернусь из этих диких земель домой в Константинополь. А для тебя…Управление мирной провинцией и спокойные персы по ту сторону границы. Это дорогого стоит. Все кончено.

Глава 9.

Но Ираклий и Филиппик зря посылали гонца в столицу с шокирующими новостями об Иране. Оставшиеся в отсутствие императора единственной властью в Константинополе Феодосий и Константина уже давно получили известия о мятеже. Шпионы Феодосия не зря обходились в круглую сумму, но их ценность было сложно переоценить. Люди, некоторых из которых за много лет он так и не узнал лично, работали постоянно им империю, посылали или секретные новости с государственных советов шахиншахов или совершали такие действия, которые только на первый взгляд выгодны Ирану. Казалось, почему постоянно тюрки вторгаются в Хорасан и эфталиты, а ранее кушаны, стараются отхватить восточную половину земель Ирана и не-Ирана? Не лучше бы и выгоднее жить мирно, чтобы развивалась торговля между Римом, Китаем и Индией на благо всем? Зачем Иран вторгся и полностью завяз в кровавой и беспросветной мясорубке Йемена, чем создал себе врагов из почти всех арабских племен, иудеев пустыни и христианского Аксума? Везде работали шпионы империи, многие структуры он получил по наследству, от своего предшественника. Ни в одном крупном племени не было человека, который бы не получал от него деньги. Но самый верх мастерства, в чем Феодосий себя постоянно хвалил, был в том, что многие его агенты, особенно, в окружении шахиншаха, и не догадывались, что совершают измену Родине и шпионят на пользу врагу. Они искренне считали, что им платит или один из сыновей Ормизда или представители какого-то из семи великих родов. Наверняка, зачастую так и было, и его шпионы не только ему сообщали информацию, ибо человеческая глупость и жадность не имеют границ. Но вкупе с автономностью агентов это давало Феодосию спокойствие за безопасность сети в целом.

За этими шпионами присматривали другие, и о том, что в конечном итоге у них один наниматель, никто даже не догадывался. По оценкам Феодосия, до четверти высших чиновников Ирана, участвующие в советах шахиншаха и принимающие решения государственной важности, были его людьми. Да, вероятно, не только его, но за многие годы он привык любую информацию проверять из нескольких независимых источников. Часто Феодосия занимала мысль, сколько из высших чиновников здесь, в Константинополе, получают деньги от персов. Выслеживать их, а они, без сомнения, существовали, пусть и в небольшом количестве, должен другой орган, ему не подчиняющийся, но это и хорошо. Сверхконцентрация ресурсов и полномочий в одних руках приводит к тому, что страдают в итоге все. Разумная децентрализация власти была традицией власти ромейских императоров, и то, что он сейчас одновременно возглавлял и финансы, и разведку было исключением из правил. Феодосий давно хотел передать тайную службу кому-то помоложе себя и такому же одаренному, и сосредоточиться на экономическом развитии государства, но достойных преемников пока не видел.

Вот и сейчас, он рассеяно крутил в руках письмо от одного из своих высокопоставленных шпионов в Ктесифоне. Напротив за столом сидела императрица, которая так же прочитала сообщение и теперь ждала его соображения.

–Это твоя работа, Феодосий? Ты подготовил заговор и бунт?

–Не знаю, императрица. Это не работает так, как ты себе представляешь. Мои шпионы сами не делают никаких резких шагов, они только поддерживают те или иные решения, выгодные Риму.

–Ну так они готовили и участвовали в заговоре?

–Готовили – вряд ли, участвовали – точно. Я думаю, они подогревали недовольство знати Ормиздом, и в какой-то момент все достигло определенной точки невозврата и ситуация стала раскручиваться сама по себе неуправляемо. И уже никак не возможно на нее повлиять. На некоторое время придется отдаться воле течения и просто наблюдать за событиями.

–Отлично. Просто замечательно. Твои агенты раскачали ситуацию в Ктесифоне, и теперь ты не знаешь, что делать. Что нам сообщить императору?

Феодосий вздохнул, иногда ему было уже тяжело строить многомудрые планы, отслеживать их выполнение и принимать быстро резкие решения, когда они шли не так, как надо.

–Императрица, ты немного не так представляешь себе ситуацию в Иране. Ормизд хороший шахиншах, очень способный, однако, слишком уж резкий и не принимающий во внимание интересы знати. Он как старый медведь, его травят собаками со всех сторон, которых мы подготовили, а он как-то умудряется еще наносить нам поражения в Армении. Он очень похож на своего отца, Хосрова Великого, но черт, которые должны быть у настоящего господина, у него нет. Он опирается на народ, который в основном христиане, и пытается выстроить четкую государственную власть. За это знать и вузурги его ненавидят. И за то, что он обложил их налогами, и за то, что не дает много власти магам. Против него уже много лет были заговоры, но то, что только сейчас, наконец, что-то произошло – чистая случайность.

–Что ты предлагаешь делать? Мы признаем молодого принца Хосрова шахиншахом? У тебя нет в его окружении шпионов?

Феодосий нехотя откликнулся.

–Почему нет? Есть. Но мы не думали, что ситуация будет развиваться так быстро и не тратили много сил на него. И не формировали особо пока отношение к Риму. Но от тех людей пока сообщений нет, надеюсь, они живы.

–Пошли сегодня же сообщение императору и свои соображения. Я тоже пошлю, со своим гонцом.

–Да, конечно. Мои первые соображения такие: Хосров еще молодой человек и вряд ли сможет сам проводить свою линию. Меня волнуют два аспекта, которые мы пока не можем спрогнозировать.

–Дяди и Бахрам Чубин?

–Дяди и Бахрам Чубин. Даже больше полководец. Дяди будут первое время действовать по обычному сценарию: бросить сторонников старого шахиншаха в тюрьму, расставить своих людей на ключевых постах государственного аппарата и армии. В общем, пока им будет не до нас. А что предпримет Бахрам Чубин – это загадка. Выразит покорность новому повелителю? Сомневаюсь. У него колоссальная популярность и среди знати, и среди простого народа, да и не для того он поднял бунт, чтобы сейчас покориться мальчишке. Который может через месяц его судить и казнить. Станет мстить за Ормузда? Не думаю. Когда тот правил, между ними были крайне напряженные отношения. С чего все началось уже сейчас никто не знает, но они еле терпели друг друга. Поэтому, чтобы он не решил, любой повод для дальнейшего похода на Ктесифон будет логичен.

–А где сейчас Ормизд? Убит?

–Можно и так сказать. Ослеплен и заточен в Башне Безмолвия.

Константина прикрыла в ужасе рукой рот.

–Да, старику Ормизду не позавидуешь. А такие надежды с ним связывались после смерти его великого отца, помнишь? Еще немного, и он добьет Рим, но не получилось. А теперь про него все забудут. Так проходит людская слава.

–Так ты думаешь, Бахрам Чубин пойдет на свержения Сасанидов и становление своей династии?

–Может да, а может и нет. Пока я жду информации от шпионов среди его окружения. Их мало, всего несколько человек. Ты знаешь, это военная элита, чистокровные арии со своим кодексом чести и понятиями о доблести. Как только будет ясность о намерениях полководца, можем сделать свой ход.

–Пусть мой муж принимает решение. Но ты должен быть готов в любую секунду к любому его решению.

–Я готов, императрица. Любое решение Маврикия будет требовать много денег, очень много. Я прикажу готовить Нарсесу, это один из моих ближайших помощников, быстроходный корабль, чтобы в зависимости от решения императора отплыть или в Трабзон или в Антиохию. В любом случае, если мы что-то и сможем сделать, то действия будут развиваться или в Армении или в Месопотамии. Если император скажет выжидать, мы пошлем сообщения и туда, и туда, обеим армиям.

–Ты очень умен, Феодосий,-внезапно сменила тему императрица. Слишком умен. Я тебя знаю много лет, когда ты еще служил моему отцу. И ни разу никто не смог оклеветать тебя ни в чем преступном или просто неподобающем. Живешь ты с семьей скромно, в небольшом доме. Жена не носит дорогие украшения. Небольшое поместье в Анатолии, но настолько невзрачное, что любой константинопольский сенатор оскорбился бы им, хотя ты один из самых могущественных людей нашей части мира. Что движет твоей верностью?

Феодосий широко улыбнулся, и эта открытая детская улыбка осветила озарила лицо ребенка, счастливого и довольного.

–Мной движет долг, императрица. Если я, как и наш император, не будем служит беззаветно Риму и делать все для его пользы, то кто его спасет? Эти букашки,-он махнул головой в сторону двери, где сейчас заседал сенат,– с их мелкими амбициями, жадностью и алчностью думают, как бы им украсть еще денег или выпросить у тебя титул или поместье. Церковь…Не буду ничего говорить, ты и сама все знаешь. На нее нельзя положиться, в самую тяжелую минуту они предадут ради льгот или земель. Я уверен, что если Рим когда-нибудь падет, то церковь будет защищать завоевателя изо всех сил и уничтожать свой же народ ради привилегий, будет проклинать нас и молиться о благополучии чужаков. Нет, не церковь, точно. Мной движет только долг. Долг сохранить величие и свет Рима. Поручив заботу о нем серым людишкам, он погибнет.

Глава 10.

Далеко на Западе, в самом сердце балканских провинция Рима, неподалеку от крепости Сердика был разбит военный лагерь. Шел дождь, не просто дождь, а хорошо известный в тех землях землерез, настоящий ливень, от которого, казалось, нигде нет спасания ни человеку, ни зверю. Все дороги, какие еще были, превратились в непролазное болото, но сходить с них никто не смел, потому, что дальше начинались просто океаны грязи, да такие, что без следа исчезали повозки и лошади. Дождь шел не переставая уже несколько дней, солнца не было и солдаты, несмотря на то, что каждый день видели императора и убеждались, что у него условия ничуть не лучше, чем у них, разве что палатку ни с кем не делил, начинали роптать и вслух говорили о том, что пора заканчивать компанию и отводить армию в города. Эти весенние походы для отражения варварских вторжений были, как ни странно, на удивление удачными. Благодаря разведке, еще осенью военный штаб имел информацию, какие именно племена вторгнутся и по каким направления. Были сосредоточены силы в ключевых укрепленных пунктах, часть аваров блокировали возле Дуная, а остальным дали втянуться подальше вглубь и уничтожили.

Император сидел на небольшом стуле в углу палатки и диктовал послание своему полководцу Приску, который действовал еще западнее. Имевший в качестве базы Сингидунум и Сирмий, Приск совершал глубокие рейды по ту сторону Дуная и выполнял задание уничтожать все и всех на своем пути. Как бы ни был хорош полководец, сколько бы он не перебил славян, но число их росло быстрее, чем он успевал сокращать их. Страшнее было другое: славяне игнорировали границу и селились там, где им вздумается. Их поселения уже простирались по всем балканским провинциям, а уничтожить или выселить все население этого региона император все-таки не смел. Ведь власть правителя не в размере территорий, не в количестве провинций или протяженности границ. Власть правителя – в подданных, и государство существует до тех пор, пока оно живо а головах. Гораздо крепче власть на маленькой территории, которую признают множество людей, чем формально владеть огромными областями, на которых нет никого. Так или иначе, варваров придется интегрировать в социальную систему ромейской империи. Древние народы: фракийцы, иллирийцы, македонцы, да и во многом греки таинственно растворялись в глубине веков, они не могли продолжить свое историческое шествие сквозь века, но вливались тоненькими струйками и могучие руки новых варваров, молодые народы, жадные до чудес Рима и древней цивилизации.

В палатку вошел Петр. Он был практически полностью залит кровью, его меч еще не был очищен от жизней, которые сегодня оборвались в ходе большой битвы. Петр еще полностью не отошел от боевого безумия, его руки подрагивали, а широко раскрытые глаза беспокойно вращались.

–Ну как, закончили бойню,-скупо поинтересовался Маврикий.

–Император, армия, возглавляемая тобой, сегодня превзошла самого Ганнибала! Давно не было такого слаженного и четкого взаимодействия всех частей!

–Да, только утром чуть не бросились все в бегство, когда первый удар аваров обрушился на пехоту. Я уже думал, придется отступать в Сердику. Почему они вообще ударили по правому флангу, да еще по диагонали? Наши шпионы уверяли, что последует обычная тактика.

Петр пожал плечами.

–Кто их знает, император. Варвары. Вчера они решили так, сегодня утром уже иначе. Главное, что это великая битва. Особенно, последняя часть! Это было великолепно!

–Ты не слишком предавайся радости, учти, в окружение попали славяне, ополченцы, от которых в бою не так много пользы. Они раньше в жизни ничего опаснее плуга или топора не видели, авары их использовали, как скот, рассчитывая, что пока мы будем сквозь них прорубаться, сильно устанем. Сколько их там?

–Пока трудно сказать, Маврикий, но определённо количество огромное. Только в кольце погибло больше пятнадцати тысяч пехотинцев, точнее скажем через пару дней. Примерно столько же попали в плен.

Маврикий тяжело встал, чтобы разогнать кровь по затекшим членам. Да, более тридцати тысяч воинов его враги потеряли только в последней фазе битвы, когда очаг переместился от равнины ближе к реке. Тридцать тысяч за три часа. Да, даже по меркам великих битв древности это грандиозная победа. Пленных, которые выживут, проведут маршем мимо Константинополя на восток, чтобы поселить в пустынных землях Анатолии, подальше от своей родины. Империи нужны новые подданные.

Маврикий наблюдал только первую часть сражения. Когда же стало ясно, что варвары потерпят грандиозное поражение, он удалился в палатку для занятий государственными делами. Маврикий старался не вмешиваться в непосредственное командование войск и больше координировал действия разных армий и не допускал соперничество между полководцами. Но как закаленный вояка, проведший много лет в походах, он не мог не осознавать, что его брат, Петр, являлся никудышным оперативным командиром. И что самое печальное, всех, кто был талантливее его, он старался уничтожить. Приск, действующий с маленькой армией в глухом углу империи, добивался успехов гораздо больших, чем Петр. Или, не сомневался император, стоит только Ираклию достичь каких-либо успехов в Армении, у него появится враг, очень высокопоставленный. Поэтому, Маврикий старался держать Петра около себя, чтобы тот в слепоте своего тщеславия не принес большой беды.

Маврикий скосил глаза на брата и нарушил тишину:

–А авары? Выскользнули?

–Да, император. Несколько тысяч этих варваров не попали в кольцо. Пусть благодарят своих коней за это, наши всадники были слишком заняты вргами, чтобы бросаться в погоню. Сейчас они бегут на север, к Дунаю. Если пересекут его, считай они дома, в безопасности.

–Пусть наша конница отдохнет сегодня, а завтра с утра начинает преследование беглецов. Дунайская флотилия уже неделю на месте, они не дадут переправиться через реку варварам. Если операция закончится успешно, и у нас в плену окажутся несколько тысяч аваров, можно считать камланию этого года успешной.

–А если и Приск так хорош, как ты его ценишь, и выполнит свою часть плана,-свернул глазами Петр,-мы снимем угрозу вторжений на несколько лет.

–Помолимся Господу, чтобы ты был прав,-прошептал Маврикий, и, немного, подумав, продолжил диктовать распоряжения.

Ближе к ночи, когда пыл битвы у солдат уже сошел и скромные трофеи были осмотрены и поделены, в палатке императора проводили небольшое совещание Маврикий, Петр и несколько гражданских чиновников. Дела, не требующие отлагательств, сейчас, как ни странно, были не военные, а сугубо мирные. Обсуждались расширения гавани столицы Сицилии Сиракуз и постройка акведука и капитального ремонта крепостных стен Неаполя. С Сиракузами все было ясно: огромный город богатой провинции, который жил торговлей со всем западным Средиземноморьем давал огромный доход империи, но задыхался от невозможности принять все корабли, которые пытались пришвартоваться. Город напоминал здорового человека, который давно вырос из детских штанин, но никак не мог избавиться от них. Проблема была старая, еще до императора Юстиниана Великого, при власти готов, городские власти своими силами пытались ее решить, но вихрь войн заставил отложить. И последние годы, когда царствовал Маврикий, просьбы от сената Сиракуз регулярно приходили к нему. Наконец, совпали все аспекты, и наличие денег в казне, и успешная кампания против балканских варваров, и тишина на восточном фронте, и просто благодушное настроение императора. Маврикий решил удовлетворить просьбу сената. Осмотрев варианты расширения и сметы, он выбрал один из них. Указ был готов, и гонец отправился в Константинополь для команды на мобилизацию зодчих и инженеров и выделения денег.

С Неаполем было с одной стороны проще, но с другой возникали проблемы совсем другого толка. Во время готских войн было полностью разрушена система водоснабжения города, из-за чего, соответственно, перестали использоваться многие общественные здания и бани. Некогда жемчужина южной Италии, крупнейший город, стали покидать жители и Неаполь стал напоминать Рим. Сам город, где после власти варваров по улицам стали перегоняться овцы, а девять из десяти жителей не могли назвать императора, которому был посвящен тот или иной храм. Да, Рим стал полностью христианским, но где написано, что христианство и вера в святую Троицу должна означать примитивизм и запустение? Рим представлял сейчас только тень ушедшей мировой славы, а в дворцах, откуда посылались неустрашимые легионы на покорение всего мира, завывал лишь ветер и лежали кучи мусора. Примерно то же самое произошло и с Неаполем. Почему так случилось? Что произошло? Да, Италия пережила долгие годы войн, но в старые времена и войны были куда более кровавые и жестокие, но, однако же, держава всегда восстанавливалась. Сейчас невозможно найти в Неаполе человека, который мог бы отремонтировать и запустить бани. Почти все жители и понятия не имеют, что в помещениях, где они устроили склады и коровники, люди раньше принимали ванны, да так, что в каждом бассейне была вода со своей температурой. Они не знают, что в земле проложены километры труб, по которым вода подавалась из-за города, хитрым способом смешивалась и служила так, как велит человек. Не знают о существовании под землей огромных галерей и патерн, огромных водохранилищ и складов для продовольствия в случае осады, которые пустуют уже несколько столетий. Никто уже не строил знаменитые вечные римские дороги, потому, что никто уже и не знал, как их строить. Максимум, что получалось делать – это поддерживать и ремонтировать их, и то, только в восточных провинциях, где сохранились школы инженеров, архитекторов и геометров. Здесь же, в западных провинциях, дороги постепенно зарастали травой. По небольшому участку пути Неаполь-Капуя, где раньше было не протолкнуться от повозок, всадников и шедших людей, где вдоль дороги было множество таверн и гостинниц, где каждый клочок земли был распахан, теперь можно было за целый день не встретить ни одного человека, а некогда цветущие пашни сейчас использовались только как пастбища и изредка виднелись на холмах стада овец. О чем можно говорить, если в старой империи практически все свободные и большая часть рабов умели читать и писать, а в настоящее время читающий человек был большой редкостью на западе. Грамоту знали только монахи, но их было очень немного, а простые люди все глубже опускались в пучину невежества. Однажды, много лет назад, когда готские войны едва отгремели, Маврикий, в то время еще молодой воин, был в Неаполе и стал свидетелем удручающей картины. Один из крупнейших землевладельцев прибыл в город, и, не найдя дров для обогрева, нашел какой-то дом и, собрав какие-то свитки, приказал их сжечь и таким образом согреться. Подошедший позднее Маврикий увидел, что это были труды древних авторов по истории, юриспруденции и сельскому хозяйству, скорее всего, последние экземпляры на земле. Согревшись и забыв уже на следующей день об этом, землевладелец, между прочим, сенатор Неаполя, лишил цивилизацию великих трудов, работы людей всей жизни и одного из камней, из которых состоял фундамент цивилизации. Еще тогда, много лет назад, Маврикий стоял молча у угасающего костра из древних свитков и думал, что империя давно погибла, и люди просто притворяются, что она еще жива, чтобы жил символ, чтобы было понимание, что где-то далеко есть император, ты его подданный, а он защищает тебя. Что есть не право сильного, а есть незримый и неосязаемый закон, перед которым все равны и его нельзя нарушить.

Все эти мысли роились в голове императора, пока он слушал доклад по Неаполю. Они возникли не внезапно, не вдруг. Несколько дней назад, когда были в разгаре эти бесконечные маневры по утопающим в грязи равнинам, император с небольшим отрядом только въехал в Сердику и заметил необычный камень, подпирающий поилку для лошадей в местной конюшне. Обычно император не обращает внимание на такие мелочи, он должен думать о государственных делах, но что-то привлекло его внимание, и он подошел посмотреть получше. Необычным камнем служила голова статуи. Она была вся в сколах, видно, уже давно служила в хозяйстве. Протерев голову от грязи, император с удивлением различил черты лица человека, который, по сути, и создал империю и заложил основы ее управления. Гай Юлий Цезарь. Судя по тонкости и детальности работы, этот шедевр был создан с натуры, запечатлел черты лица великого деятеля еще при жизни. К сожалению, Маврикий нигде не смог найти знак скульптора. Он долго смотрел на предмет из прошлого, великого времени, когда цивилизация была на подъеме, и никто не сомневался в прогрессе, потом приказал стражам отмыть голову и отправить в Константинополь в Большой дворец.

Что же случилось, почему даже он, ромейский император по меркам древних времен выглядел провинциальным князьком? Искусство угасло, талантливые художники и архитекторы оставались только в Константинополе и нескольких крупных городах. Все только и делали, что рисовали иконы, изображения на которых объявляли богом и заставляли молиться им. А сам художник, соответственно, являлся Создателем Создателя? В прошлом году у императора сломался искусный механизм, который указывал прошлое и будущее положение планет, звезд и предсказывал затмения. Судя по описаниям старых авторов, такие приспособления хоть и были недешевы, но имелись в большом количестве, практически у каждого зажиточного горожанина. Но последний механизм, еще остававшийся рабочим, никто не смог починить. Во всем Константинополе не нашлось ученого или инженера, который смог бы разобраться в десятках мелких шестеренок и механизм выбросили. Зато, как грибы после дождя росли и в столице, и в остальной империи монастыри, где монахи спорили о природе Господа и толковали неясные места в Библии. У императора оставалось еще несколько диковинок, как та небольшая лодка, которую двигал пар, но Маврикий чувствовал себя дикарем, который набрел на развалины великой цивилизации и высокомерно объявил себя правителем, даже не догадываясь о значении титула и не зная секрета величия древних.

Так и сейчас, принимая решение о Неаполе, Маврикий не сомневался, что это следует сделать. Но зачем? Восстанавливать стены практически пустого города? Но длиннобородые не заходили так далеко на юг, их удерживали укрепления Рима и Равенны, лучше дополнительно потратить на эти города. Да и зачем тратить деньги на блага цивилизации, есть в Неаполе живут люди, которые не знакомы с этим? Через несколько месяцев они начнут разбирать акведук на стены для загонов для скота и отламывать украшения для продажи мелким торговцам. Маврикий не очень верил в теорию управления, гласящая о том, что цивилизационные улучшения тянут вверх образованность населения. Не будет, к примеру, построенная библиотека стимулировать крестьянина, чтобы прочесть Гомера или поставить Эсхила. Построить можно, но это будут выброшенные на ветер деньги, а местные жители еще и будут возмущаться, зачем тратить деньги на непонятные строения, если налоги и так высоки, а защита от длиннобородых чисто символическая.

Маврикий не смог принять решения насчет Неаполя, и он дал знак, что ему следует подумать и указ будет отложен до возвращения в Константинополь. До этого, как малодушно думал император, проблема как-нибудь сама решится, или, по крайней мере, от него отстанут эти просители.