Текст книги "Тим. Часть 3"

Глава 4

«Период восстановления завершён. Ввиду отсутствия персонала необходимо самостоятельно изучить составленные рекомендации».

Тягучий звук, пробиваясь откуда-то издалека, ломая незримые барьеры, заполняет собой пространство.

«Период восстановления завершён. Ввиду отсутствия персонала необходимо самостоятельно изучить составленные рекомендации».

Теперь звук воспринимается как нечто неоднородное. Он мягко проникает в уши и, наполняясь смыслом, складывается в слова. Тим понимает их значение.

«Рекомендации составлены на основе персональных показателей. Во избежание осложнений вы обязаны их неукоснительно соблюдать».

Последняя фраза служит неким крючком для сознания. По её окончании Тим разом всё вспоминает и начинает чувствовать собственное тело.

Не открыв глаз, не шевелясь, он напрягает мышцы ног, пресса, руки. Тело отвечает, нигде ничего не болит. Не совсем понимая, чего ждать, Тим медленно, полной грудью вдыхает и открывает глаза.

Размытая картинка обретает чёткость. Он лежит на спине, взгляд упёрт в прозрачную крышку бокса восстановления. За ней тёмные тона с точками светильников, силы которых едва хватает, чтобы превратить кромешную тьму в густой полумрак.

Зная, что первое же приметное движение даст сигнал к открытию крышки бокса, Тим не торопится. Скосил взгляд, но увидел лишь крышки соседних боксов. Обмануть датчики, медленно приподняв голову, не получилось. Лёгкое шипение, прозрачная крышка беззвучно поднимается и громко щёлкает фиксатором. Тим ждёт появления Сурийцев, но их нет. Слух не может выловить ни единого звука, кругом густая звенящая тишина.

Тим не встаёт, голова ясна и свежа, в ней сразу выстроились в очередь сплошные вопросы.

«Зачем бокс? – думает Тим, – тратят ресурс, при этом сами меня калечили. Браслет? Но ни единого вопроса о нём я не слышал».

Нет сомнений, что у Сурийцев оказался по воле случая – о браслете они не знают. Тим уверен: от огня зенитного автомата прикрыл сгенерированный браслетом барьер. Он задался новым вопросом и упёрся в их бесконечное количество.

«Почему не бросили нас под бортом? – текут мысли, – Сурийцев заинтересовал их проход сквозь огонь? Но спросить об этом можно без бокса восстановления. А если сквозь огонь провёл браслет, то почему прошла висевшая на спине рыжая. Возможно, роль сыграла их близость. Рыжая», – отыграло сознание, зацепившись за всплывший образ.

Стоило подумать о женщине, и в голову хлынул поток связанных с ней воспоминаний.

Тим садится. Светильники плавно набирают яркость, раздвигая границы просторного медицинского отсека. Ему есть с чем сравнивать, взгляд царапнул зелёный цвет стенных панелей. Почему не белые, как везде, осталось гадать. Огляделся. Вокруг ещё восемь пустующих боксов. Рядами по три. Крышка того, что позади Тима, открыта. Кроме него в отсеке ни души.

Пользуясь свободой, Тим прислушивается к себе. Он машет руками, гнёт ноги в коленях, крутит шеей. Сдвигает боковой бортик бокса и для начала, держась за него рукой, спускает ноги и, коснувшись пола, выпрямляется в полный рост.

Напротив груди вспыхивает спроецированное окно. Уловил движение, присел, укрылся за соседним боксом. Одна из панелей сдвигается, в открывшейся нише на одной из полок Тим видит сложенную одежду.

Легкий свитер с карманами и такие же серого цвета свободные брюки, зачем-то прихваченные внизу резинками, Тиму нравятся. Не стесняют и ничего не весят. Мягкие тапки тоже легче пуха и отлично сидят на ноге.

Оделся, медленно обошёл отсек по периметру и направился к боксу.

Из спроецированного окна вместо пунктов рекомендаций на него смотрят пустые строки, под каждой из которых стоят время и дата. Внизу пустой таблицы рекомендаций одна единственная строка, прочтя которую, Тим чешет затылок. Читает ещё раз и опять не понимает.

«Поправка. ДИ—107 в режиме восстановления. Прежние рекомендации отменены».

И всё. В Тиме зреют сомнения, что он у Сурийцев. Здесь что-то очень не так. Никто никогда не даст пленнику столько свободы.

Ведущий из отсека люк откатился в сторону, стоило встать напротив. Перед Тимом широкий яркоосвещённый проход с полукруглыми стенами. Всё, кроме пола, того же зелёного цвета. Длиной метров восемь, за ним темнота, в которой что-либо рассмотреть никак не выходит.

Кругом мёртвая тишина, и Тим делает первый шаг. Чем ближе к краю прохода, тем сильнее разгорается освещение впереди.

Открывшийся отсек мало чем отличается от подобных на крейсерах и эсминцах. Пункт питания не спутать ни с чем. И хоть зал здесь в форме овала, а столы расставлены в разнобой, раздатчики и утилизаторы вдоль переборки говорят о принадлежности помещения.

Зал рассчитан человек на двести, в нём пусто и чисто. Заметил лишь, что один из откатных стульев сдвинут, а перед ним на столе стоит полупустая кружка. Увидев её, направился к раздатчику. Всё знакомо. Тим машет рукой перед датчиком, включает экран, вызывает меню. В копилку странностей падает ещё одна: среди десятков доступных блюд и напитков Тим не видит ни одного знакомого названия. Количество предложенных раздатчиком блюд тоже выглядит странно. Интерфейс отличается, но методом проб Тим выводит на экран их изображение. Листая картинки, облизал пересохшие губы, но вниманием Тима уже владеют три прохода, куда-то ведущие из зала.

Он наугад выбирает напиток, получает высокий бокал с ядовито-жёлтой жидкостью. Не уловив запах, Тим с опаской пробует жидкость на вкус и через несколько секунд смотрит в тонкое дно бокала. Стекло в мойку, рука тянется к экрану. На третьем бокале Тим перестаёт поглощать влагу жадными глотками. Он цедит, получая удовольствие от вкуса и чувства отступающей жажды.

Едва теплящиеся светильники уже привычно набирают яркость. Короткий проход упирается в закрытые створы. Потоптавшись перед воротами и не получив отклика, вернулся обратно. Следующий привёл в тамбур с парой закрытых ворот. Ближние на приближение Тима не реагируют, за следующими открывается жилой отсек. Перед Тимом длинный коридор с нишами, по обеим сторонам двери кают.

Здесь тихо и пусто. Заглянул в каюту. Она больше привычных и кроме широкой кровати имеет пару массивных кресел, низкий столик и похожий на голограф прибор на нём.

Заглянул в душевую, в ниши шкафов. В одной из ниш наткнулся на прижимную трубку. В руках появилось хоть что-то, чем можно отмахнуться. Длинный коридор упёрся в закрытые ворота. Идя обратно, Тим насчитал в отсеке двести четыре каюты.

В последнем проходе горит свет. Проход длинный он плавно забирает вправо, и Тим не видит, что там дальше. Перехватив трубку, неторопливо пробирается вперёд. Сразу за поворотом проход расширяется и выводит Тима в большой яркоосвещённый отсек, напомнивший просторный вестибюль высотного здания. Здесь, как и везде, зелёные стены, как и везде, здесь пусто и тихо.

Потолок на уровне третьего этажа. По левую руку стена, по правую – что-то вроде открытого широкого балкона, глубину которого Тим снизу не видит. Балкон тянется метров на пятьдесят, с обоих его краёв вниз ведут две широкие полукруглые лестницы.

Уровень, на котором, озираясь, стоит Тим напоминает увеличенную в размерах кают-компанию. Кругом расставлены низкие диванчики, развёрнутые друг к другу, между каждой парой обязательный столик.

Под балконом Тим видит длинный высокий стеллаж, на котором стоят тысячи старинных бумажных книг. Такой роскоши и в таком количестве он никогда не видел. Вспомнилась кают-компания крейсера. Там тоже были книги, но их количество не шло в сравнение.

Пройдясь вдоль стеллажа, выяснил, что книгами заставлено две его трети, остальные полки заполнены множеством коробок разной формы и раскраски, сделанных из разных материалов. Снял одну с полки. Деревянная коробка, внутри разноцветные фигурки, отчасти похожие на людей, а отчасти на незнакомых животных. Фигурки трёх цветов, много одинаковых. Закрыв коробку, Тим вернул её на место.

Вернулся к книгам, взял одну в руки. Приготовился увидеть что-то сногсшибательное, но увидел лишь строчки мелконапечатанного текста. Бегло прочтя абзац, Тим обнаружил, что многие слова ему неизвестны, часть написана с ошибками, а в паре мест встретил вообще непонятные буквы. О чём в книге речь – не понял. Какие-то люди выказывают друг другу крайнюю степень привязанности.

На обороте обложки взгляд цепляется за строку.

«Дата выпуска 7642 год».

На дворе семь тысяч девятьсот пятьдесят восьмой год от прибытия. Тим быстро выводит, что книге триста шестнадцать лет и создана она перед разрушившей содружество войной. Вернув книгу, снял ещё несколько и, не читая, просмотрел даты. Разница их издания максимум десять лет. Книги, несмотря на почтенный возраст, новые и совершенно не затёртые.

Поднялся по лестнице. Балкон глубже, чем казалось снизу. Пятьдесят метров в ширину и добрую сотню в глубину. На нём Тим видит ряды спортивных тренажёров. Воочию подобного Тим не видел, но, просматривая каналы, натыкался на подобные залы. Ассортимент здесь богат. От странной формы скамеек до громоздких тренажёров, рассматривая которые, Тим не совсем понимает, что с этим делать. Здесь же пара больших столов с блёклой расцветкой по периметру.

Вдоль всей дальней стены переливается звёздная россыпь, смотрящая на него сквозь толстое стекло длинного смотрового иллюминатора. Вдоль него тоже стоят длинные диванчики, а над спинкой крайнего Тим видит взлохмаченную шевелюру.

Укрывшись за стойкой тренажёра, он несколько минут не сводит взгляда с её затылка. Сидит не шевелится, подумал, что спит, но глаз уловил едва заметное движение. Увидел поправившую волосы руку. Оставив увесистую трубку на полу, Тим, не таясь, направляется к рыжей.

У неё крепкие нервы. Тим специально запнулся, дав понять, что идёт, но та даже не вздрогнула. Она не подняла взгляд, когда он сел на край занятого ей диванчика. Её взор направлен сквозь стекло, туда, где мерцают точки звёзд, где пёстрое свечение заполняет их скопления.

Навязываться не стал. Сделав вид, что тоже смотрит сквозь стекло, задумался. Когда она начнёт говорить, Тим задаст много вопросов, пока же исходит из собственных наблюдений.

Над лестницей светильники светят ярко; чем ближе к борту, тем свет их тусклее. Над диванами светильники едва теплятся, но света достаточно, чтобы внимательно рассмотреть рыжую.

Она свежа и хорошо себя чувствует. На правильном, вполне себе красивом лице ни царапинки, ни синяка. Одета в такие же брюки и свитер, что и Тим, но есть различия. Тиму всё в пору, но сидит свободно, рыжую одежда плотно облегает. Не заметить её стройность невозможно, но вместе с этим Тим видит, что одежда без подтёков, чистая и не рваная.

«По уму, – думает он, – надо было свернуть ей шею. Подойти сзади, правильно обхватить голову, дёрнуть до нужного угла».

Он честно пытался вызвать в себе порыв и решить всё разом, но в итоге сидит напротив неё и думает, что, будь рыжая стерва хоть чуточку проще, Тим значительно расширил бы собственные познания

Посидев ещё какое-то время, он молча встаёт и уходит прочь. Ловя малейший шорох позади, Тим показательно неторопливо направляется к лестнице. Зная, что исследовал все доступные зоны, он спешит к раздатчикам. Тарелки, кружки, поднос, и, вдыхая дурманящий аромат, он выбирает место так, чтобы контролировать ведущий с балкона проход.

Рыжую увидел к окончанию трапезы. Она, не глядя на Тима, молча делает заказ, подхватывает поднос и направляется в его сторону. Садится через стол к нему лицом и неторопливо принимается за пищу.

Тим молчит. Он откинулся на спинку, сложил на груди руки и смотрит, как она ест. Дамочка спокойна. Она молча перекусила. Долго, не торопясь, по глоточку, сбивая дыханием пар, разбиралась с напитком, после чего отставила кружку и впервые заглянула ему в глаза.

– Как шея?

Тим усмехается. Ему было интересно, как она себя поведёт, и она не разочаровала. Глядя на неё, вспоминает Лилу, но даже та, откусив от него кусок, вряд ли бы спросила, болит или нет?

– Хорошо, – слышит она в ответ, – сразу предупреждаю: не вздумай подойти ко мне со спины, поняла?

– Услышала, поговорим?

– Ты их видела?

– Нет.

– Давно мы здесь?

– Скажу тебе на будущее, – она подошла и присела за его стол, – «поговорим» в моём понимании – это диалог, не допрос. Понял?

– Услышал.

– Твоё мнение? – продолжает она.

– Моего мнения ещё нет, но начинаю подозревать, что мы не у Сурийцев. Это пока всё. Давно мы здесь?

– Двадцать семь суток, – она тоже откидывается на спинку, скрещивает руки, – за это время здесь ни разу никто не появился.

С языка рвётся следующий вопрос, но, приняв правила, Тим их соблюдает.

– Почему все мертвы кроме нас?

На этот вопрос мог бы ей ответить, но, конечно, не стал.

– Сбой наведения, несколько трасс мелькнули рядом, автомат мог смазать.

– Не мог, – заявляет она, – по нам не стреляли.

– Ты не можешь об этом знать, мы подходили спиной.

– Ты спиной, – выпятив губу и смахнув дыханием непослушную прядь, говорит рыжая, – работу автомата я видела от начала до конца, по нам не били.

– Уверена?

– Я видела, – твёрдо повторяет она, – мой вопрос прежний. Почему мы прошли, а остальные нет?

– Не знаю, – почесав на манер Гернота щёку, заявляет Тим, который после её слов потихоньку теряет нить понимания, – давай подумаем, чем мы так отличались от остальных, может, здесь причина.

– Тем, что шли в связке, а остальные нет.

– Вот и ответ.

– Тупой ответ.

– Какой есть.

Тим поднялся, направился к раздатчику. Получив бокал с соком изумрудного цвета, вернулся на место.

– Как тебя зовут?

– Тим Вирон.

– Я Аня Тау.

– Почему, Аня Тау, ты так упорно хочешь меня убить?

На какое-то время она задумалась, но всё же дала ответ.

– Приказ. В чужие руки ты попасть не должен.

У Тима было время над этим подумать, и в мыслях версия мелькала.

– Спрашивай, – напомнил он, видя, что она опять задумалась.

– Смысл. Ты здесь три часа, что ты можешь мне сказать? Хотя один вопрос есть: почему ты не сдох?

– Лет через двести после тебя, – улыбается Тим, – почему приказали меня убить и кто приказал?

– Кто-то.

– Понял, – прихлебывает он из бокала, – и ты умрёшь, но приказ выполнишь, правильно?

– Не сейчас, – держа взгляд Тима, отвечает она, – возможно, позже. А в свете фактов, возможно, никогда.

– Каких фактов?

– Таких, что людей здесь нет, а эта железная рухлядь, – обвела Аня пункт питания взглядом, – висит здесь с войны в содружестве.

Такая версия Тима ещё не посещала.

– Поясни.

– Подумай, зачем Сурийцам такие сложности с нашим убийством? Они нашли это, – разводит она руки, – и пытаются разобраться, как проникнуть на борт. Они не зря здесь такую толпу Адритийцев собрали, – и нас попутно прихватили, – добавляет она.

– И ещё дали в след ракетный залп, остановленный силовым барьером вот этого, – Тим тоже в свою очередь обводит пространство взглядом.

– Помнишь, что было в шлюзе? – продолжает она.

– Помню твою злую морду, – усмехается Тим, – я терял сознание, видел лишь силуэт, шагающий к шлюзу.

– Верно, – кивает она, – в шлюз наведался «Ортэр»

Решил, что она шутит, но выражение на лице не оставляет сомнений. Это название человекоподобной машины, используемой ещё в первой войне.

– Говорят, Сайдон смог воссоздать подобные машины, – делится Тим слухами.

– Сайдон испытал их в схватке за Мелорон, – добавляет она.

– Значит, мы у своих.

– Не значит. Ортэр вырубил меня глушаком, а на произведённых Сайдоном образцах его нет. Я знаю, о чём говорю. И я говорю ещё раз: это железо живёт своей жизнью и висит здесь очень давно.

Глава 5

Приобретённая на Сайдоне привычка напомнила о себе при первой возможности. Фыркая и отдуваясь, Тим подолгу и с удовольствием каждое утро стоит под упругими струями воды. Торопиться некуда, в его распоряжении неограниченное количество времени. Оказалось, что, изнывая от безделья в Новом Вироне, Тим даже не подозревал о настоящем значении этого слова.

С момента пробуждения в пустом медицинском отсеке прошло двенадцать дней. Из доступных занятий здесь только сон и еда. Как выяснилось, он способен по многу часов сидеть на месте и бездумно таращиться сквозь толщу бронестекла в подсвеченную звёздами пустоту. Тим каждый день поднимается на балкон и, занимая дальний крайний диван, подолгу сидит напротив иллюминатора.

Не раз за эти дни возвращался к словам Ани. Теперь Тим тоже склоняется к тому, что станция необитаема. Он вывихнул голову в поисках причин нахождения здесь древнего объекта и попадания их с Аней на его борт, но лишь смог себя убедить, что они здесь застряли. Тим всё чаще посматривает на тренажёры и книги, но разом кидаться на то малое, что хоть как-то способно скрасить одиночество, пока не решился.

При мысли об одиночестве уголки его губ слегка дёрнулись. Как-то взявшись оценить себя со стороны, Тим почему-то решил, что он, как и Эйшор, по складу одиночка. Рыжая Аня наглядно показала, как он заблуждался относительно их обоих.

Тот короткий диалог оказался единственным за все эти дни. Услышав его мнение, она просто встала и молча покинула пункт питания. В тот же день заговорил с ней ещё раз, но в ответ послушал тишину. На следующий повторил попытку и теперь, встречая её то в одном, то в другом отсеке, Тим молча проходит мимо.

Несколько дней назад, услышав её истошный вопль, Тим очертя голову взлетел на балкон и удивлённо замер. Ожидал увидеть что угодно, но не то, что увидел. Первая мысль: Аня сошла с ума. Растрёпанная, с выражением бешенства на лице, она, в голос исторгая проклятия, молотила диван. Пиная мебель, рыжая не успокоилась, пока не отломала подлокотник, вырвала из крепежа металлическую пластину и не изрезала в лоскуты спинку и сиденье.

Затем последовало мгновенное преображение: потеряв к дивану интерес, Аня сникла. Спина ссутулилась, плечи опустились, шаркая подошвами, она шагнула к соседнему дивану, села, привычно уставилась в иллюминатор. На следующий день встретил её в трапезной, как Тим окрестил пункт питания. Рыжая как ни в чём ни бывало поела и, по-прежнему не замечая Тима, отправилась в каюту.

– Уф, – фыркает он, когда кабина, подчиняясь настройкам, резко меняет горячую воду на холодную, – хорошо, – чуть ли не в голос кричит он, стоит процессу запуститься в обратную сторону.

В трапезной Тим садится за стол, приступает к позднему завтраку. Вскоре появляется Аня. Взяв заказ, она не идёт как обычно к дальнему от Тима столу, а направляется в его сторону, садится за соседний стол.

– Что такое ДИ-107? – ковыряясь в тарелке, как бы между прочим спрашивает она.

– Представления не имею, – отвечает Тим.

Аня смерила его долгим, внимательным взглядом.

– Ты вообще кто?

На третий день заточения, исследуя доступное пространство, Тим был в медицинском отсеке, когда услышал её шаги. Не выдав своего присутствия, он спрятался за боксом. Тим видел, зачем она пришла, и подобный вопрос ждал. Думал, спросит раньше, но то, что Аня далека от человеческих стандартов, Тим уже понял.

– Я тот, за кем тебя посылали, – приподняв подбородок, он с усмешкой смотрит ей в лицо, – кстати, а за кем тебя послали?

Во время их первого диалога заметил, насколько Аня скупа на слова. К нынешнему диалогу Тим готов, он решил вытянуть из неё максимум информации, прежде чем отвечать на вопросы.

– За тобой послали, – говорит она.

– Я польщён, – жмёт Тим плечами и возвращается к прерванному завтраку.

Ответ рыжую не устроил.

– Тим Вирон, восемнадцать лет отроду, гражданство Сайдон, рядовой, третий гурт, первый взвод, второе отделение, принадлежность – экипаж крейсера, капитан – Нуркан Горор. Это всё, что я о тебе знаю.

Тим молчит. Он прихлёбывает тёплый сладкий напиток, смотрит в переборку.

– Мне приказали тебя убить.

– Это я слышал, – кивает он, – кто приказал?

– Кто-то.

Взгляд на переборку, ленивый глоток из кружки.

– Я получила приказ непосредственно от начальника своей группы.

– Какой группы, кто начальник?

– Сказать не могу.

– Не пойдёт.

– Не могу, – дёрнула она головой так, что всколыхнулись волосы, – не могу и всё, ты солдат, должен понимать.

– Хорошо, тогда твоё мнение? Интересно узнать, что обо мне думаешь ты.

– С тобой история непонятная, приказ относительно тебя спущен как минимум не с уровня начальника группы.

– Поясни, – требует Тим.

– Я пояснила, – вскидывается женщина, – приказ пришёл с более высокого уровня. Чтоб ты понимал, начальник группы департамента имеет очень высокие полномочия.

– А откуда ты знаешь, что приказ пришёл не с его уровня, а выше?

– Давай не будем лезть в дебри, есть масса признаков, озвучивать которые я не буду, не хочу тратить время.

– Торопишься?

– Не буду, – повторяет она.

– Два примера, – упёрся Тим, – я должен понимать, о чём мы говорим.

– Какой ты тяжёлый.

– Стремлюсь соответствовать.

– То, что за тобой отправили меня, пример первый. То, что я ничего о тебе не знаю, – второй. Со мной это впервые, – добавляет она, – теперь доволен?

– Пока да.

– Моя очередь. Кто ты, Хал тебя родил, такой?

– Тим Вирон, рядовой, третий гурт, первый взв…

– Я о другом, – перебивает она.

Тим ещё раз пригубил напиток, и под сводом трапезной послышался его тихий голос. Рассказ занял несколько минут, в которые Тим правдиво уложил историю своей жизни, оставив за скобками лишь несколько отдельных моментов.

– Вот так, – закончил он монолог, – больше мне сказать нечего. Почему кто-то проявил ко мне интерес, я хоть убей не знаю.

Какое-то время Аня молчит.

– Значит, Вирон, – привычно сдув с лица непослушную прядь, заявляет она, – у вас нет фамилий, поэтому ты Вирон?

– Так.

– Соль твоей жизни – Вирон, остальное – шлак, – озвучивает она мысли. – Если не врёшь, то интересен ты, на мой взгляд, как житель давно потерянной колонии. Что там настолько необычного, что за тобой отправили меня?

– Всё необычное, – слышит она его смех, – от отсутствия элементарных условий до стремящейся сожрать тебя фауны.

– И всё же?

– За прожитые на Вироне годы я, может, пару сотен раз вышел за частокол. Из них раз двадцать мы отдалялись от поселения на несколько дневных переходов и только раз уходили километров на сто пятьдесят. Будь на этом клочке что-то необычное, я бы помнил.

Аня замолкает.

– Я тебе свою историю выложил, – напоминает Тим о себе, – может, в ответ что расскажешь?

– Ты понял, откуда вопрос о ДИ-107? – словно не слыша, спрашивает она.

Тим кивает.

– Мои рекомендации бокса восстановления присутствуют, – продолжает Аня, – я две недели на раздаче получала три вида восстанавливающих смесей, и это норма, – говорит она, – а вот ДИ-107 не норма. Я о подобном не слышала, хотя в инженерии и создании управляющих систем хорошо разбираюсь. У меня профильное образование.

– Поэтому штрафников возишь, – улыбается Тим.

– Увы, крайне редко. Конвой для меня отдых, своего рода привилегия, которой я охотно пользуюсь. Разгрузка для головы, конвой – то место, где не надо думать

– Не надо думать, – вспоминая парализующие удары током, повторяет за ней Тим.

– Так вот, – продолжает она, – о ДИ-107 я ничего не знаю.

– Я тоже, – признаётся Тим.

– Твой бокс не дал данных по динамике хода восстановления. Мой дал. И карту, и графики с отдельной раскладкой периодов. Твой закрыл всё, но отчитался, что ДИ-107 в режиме восстановления. Так? – спрашивает она, глядя ему в глаза.

– Так.

– Приходим к тому, что ДИ—107 есть прибор, переведённый боксом восстановления в определённый режим. Ты машина? – всё так же пристально глядя ему в глаза, спрашивает она.

Она не шутит, и Тим это видит. К подобному заключению рыжая пришла явно не только что, и к её словам он отнёсся серьёзно. Тим пытался поставить себя на её место и даже местами предугадал направление её мыслей, но вот версия с машиной ему не пришла.

– Я не машина, – внятно, чтобы Аня хорошо слышала, говорит он, – и даже не вздумай пробовать это проверить. Поняла меня?

– Как себя по физике чувствуешь? – игнорируя вопрос, гнёт она свою линию.

– Ты поняла? – хмурит Тим брови.

– Поняла. Так как чувствуешь?

– Хорошо.

– При этом никаких упражнений и восстанавливающих смесей?

– Никаких.

– Здесь не поняла, – заключает она.

– Я тоже мало что понимаю, – соглашается Тим, – ты книги здесь читала? – указывает он подбородком в сторону отсека со стеллажом.

Аня фыркает.

– Не суть, – продолжает он, – я читал. Ещё я читал выписанные тебе боксом восстановления рекомендации, читаю меню раздатчика. Текст в книгах и текст на экранах сильно разнится. Впечатление, что написано на похожих, но разных языках.

– И?

– Если станция, – терпеливо объясняет Тим, – висит здесь с давних пор, то можно предположить, что язык со временем видоизменился, и это объясняет, почему изданные триста лет назад книги написаны так непонятно.

– И что? – не улавливает она его мысль.

– То, что твои рекомендации написаны на понятном, вполне себе современном языке. Меню в пункте питания, экран настроек в каюте тоже привычны и понятны. Если на станции давно нет людей, то кто тогда внёс изменения?

Аня встала и покинула трапезную. Вернулась, держа в руках книгу.

– Ну да, – пробежав по строкам, говорит она, – так и есть, – добавляет через минуту, не отрываясь от текста.

– Что думаешь? – спрашивает Тим.

Через пару минут он повторяет свой вопрос.

В ответ ни слова. Такое он уже видел. Когда в прошлый раз Аня перестала отвечать, молчание длилось много дней. Тим молча сбросил посуду в утилизатор и, позабыв об Ане, направился на балкон к иллюминатору.

***

Прислушавшись к собственным ощущениям, понял, что опять проспал непростительно долго. В теле тяжесть, в голове ком. Прикинув, сколько часов надо спать, чтобы чувствовать себя столь скверно, Тим решил, что пора ставить метку.

В доступных им отсеках нет часов. Даже на консолях кают, раздатчиков пищи и боксов восстановления нет привычных окон и циферблатов. Спасает выработанное на Вироне чувство времени. С первого дня Тим принялся параллельно Ане ставить метки и быстро выяснил, что за трое его суток у Ани проходит пять. Они утратили дату, но Тим всё равно царапает стену каждое на его взгляд утро.

По ощущениям проспал почти сутки. С недавних пор Тим начал замечать, что сон есть болото. Или организм адаптируется к безделью, или разум бежит от однотонной реальности, но к концу проведённого на станции месяца Тим научился спать бесконечно долго. Даже сейчас достаточно закрыть глаза, и сон, несомненно, вернётся. Шевелиться заставляют лишь физиологические потребности, без них, по мнению Тима, спать можно неделями. Это странно, подобного с ним никогда не случалось, как, впрочем, никогда не было столько свободного времени.

Откинув одеяло, заставил себя сесть. Ступни приятно холодит покрытие пола, тьма в каюте тает под напором набирающих яркость светильников. Царапина на переборке, душ, лёгкий перекус, и, взяв с полки книгу, Тим устраивается на ближнем к стеллажу диване.

Прочитав несколько листов, кидает её на столик.

– Так не бывает, ложь, – раздражённо бормочет он, в очередной раз обманутый в ожиданиях.

То ли исковерканные до неузнаваемости слова, то ли речь идёт о вещах, которых он не понимает, но что-то упорно не даёт Тиму вникнуть в смыслы написанного. Так уже не первый раз, только за последние дни это уже третья попытка.

На Вироне, посадив младших вокруг горящего в центре ратуши костра, старшие упорно внушали им, что книга есть источник знаний и каждая просто бесценна. Тим видел в доме скупщика, с каким трепетом старые потёртые книги складывались в контейнер с самой ценной добычей. Вспомнил и кают-компанию крейсера, где капитан выделил книгам самое видное место.

Сейчас, пробуя их читать, Тим откровенно не понимает, о каких знаниях твердили старшие. По его мнению, со страниц сошла несусветная лепень, в которой нет не то что знаний, нет ничего даже похожего на реальность.

Тим задумчиво смотрит на полки с книгами. Он старается понять, почему столь бестолковые вещи стоят таких огромных денег.

Слух ловит лёгкое шарканье, Тим настораживается. Он напрягается каждый раз, когда шорох её шагов приближается сзади. Тим ещё раз стал свидетелем вспышки её бешенства, и чего от рыжей ждать, он не знает. Вместо того, чтобы тенью проскользить мимо, Аня подходит, садится на стоявший по другую сторону столика диван, берёт в руки отброшенную им книгу.

– Скрифты Айвери, – читает она слова на обложке, – Нит о Вмунри, – произносит название книги, – что скажешь?

– Чушь, – заявляет Тим.

– Тогда зачем этот жанр выбрал?

– Что выбрал?

За следующую минуту Тим узнал о книгах больше, чем за все предыдущие годы. На примере информационных и развлекательных модулей Галакса она разъяснила ему о жанрах, и он уяснил, что далеко не каждая книга несёт в себе знания и мудрость.

– Скрифты, – объясняет Аня, – это выдуманные истории в выдуманных параллелях, разбавленные чувствами и драмой. Смыслов там не найдёшь, кисель с соплями и переживаниями.

– Дурь полная, подтверждает Тим, – беру третью книгу, а понять ничего не могу.

– Ты их из одного ряда берёшь?

– Как идут друг за другом.

– Попробуй с другой полки взять, может, с другого конца, – советует она, – должно помочь.

– На разных полках разные жанры? – догадывается он.

– По логике да, но к Халу книги. Я думала над этим ДИ-107. Может быть, это какой-то код твоего Вирона, а станция тебя опознала? Ведь мы не знаем название планеты, которая осталась левее. Ты уверен, что это не Вирон?

Тим какое-то время на неё смотрел, после чего качнул головой.

– Мне нравится, – заверяет он, – вот только об этом ДИ-107 мы говорили с тобой две недели назад. Тебе требуется столько дней, чтобы обдумать две фразы? У тебя процессы приторможены или ты по жизни задумчива? – улыбается он, зная, что вскоре Аня замолкнет на пару недель.

– Если мои процессы приторможены, то у тебя, дикарь, их нет вовсе, – парирует она и, тоже откинувшись на спинку, закидывает ногу на ногу.

– Возможно, – соглашается Тим.

– Так что ты думаешь о моих словах?

– О твоих словах я ничего не думаю, нет процессов.

– Иди ты, – взвилась она и, подскочив с места, горделиво ушла.

Не сомневаясь, что, выведав его мнение, Аня опять включит режим тишины, Тим попросту её отшил. Своего рода месть, хотя удовлетворения он не получил.

Её версия пустая, и он об этом знает. Тим не сомневается, что причиной прохода на станцию является браслет. Теперь Тим знает, как тот называется, но к пониманию ситуации это знание не приближает. Возможно, будь рыжая немного другой, он в сложившихся обстоятельствах рассказал бы ей обо всём, но Аня с отклонениями, и чутьё говорит Тиму, что подробностей ей знать не надо.

«К Халу её, – думает Тим, вновь скользя взглядом по длинному стеллажу».

Рассматривая корешки книг, он наконец определяется, с какого края и с какой полки возьмёт следующую. Он уже привстал, но, увидев вышедшую из ведущего в трапезную прохода Аню, сел на место. Сесть заставило не столько её появление, сколько два высоких, наполненных тёмной жидкостью бокала в её руках. Она смотрит на него, и Тим почему-то сразу понимает, что один из бокалов предназначен ему.