Текст книги "Самые нашумевшие преступления истории"

Виктор Колкутин
Самые нашумевшие преступления истории

Билет в один конец…

Вечер пятницы – благостное время. Впереди два выходных дня, радостные планы на их проведение в кругу родных и близких, возможность заняться любимым делом… Как говорится, у каждого свои виды. Тем не менее более чем тридцатилетняя военная служба приучила меня к тому, что чрезвычайные события происходят именно тогда, когда их никто не ждёт, когда о них думают меньше всего. Сколько их уже было на моей памяти! Вот и это трагическое событие, о котором сейчас пойдёт рассказ, произошло в пятницу вечером – 27 ноября 2009 года.

Из официальной хроники: «…крушение скоростного фирменного поезда «Невский Экспресс» № 166 произошло 27 ноября 2009 года в 21 час 30 минут по московскому времени на 285 км (перегон Угловка-Алёшинка, на границе Тверской и Новгородской областей) линии Санкт-Петербург – Москва, недалеко от деревни Лыкошино. Согласно официальной версии, крушение явилось результатом террористического акта, ответственность за который взял на себя лидер «Кавказского эмирата» Доку Умаров. По версии следствия, подрыв взрывного устройства произошёл под электровозом ЧС200-010, в результате чего был вырван кусок рельса длиной более 50 см. Вследствие высокой скорости, состав миновал место разрыва, оставаясь на рельсах. Сход двух последних вагонов с рельсов произошёл через 260 м в результате разрушения рельсового пути в месте схода. Хвостовой вагон находился в вертикальном положении правее железнодорожного пути на 10–15 м. Второй от хвоста вагон остановился от места схода ещё через 130 м, находясь на боку на рельсошпальной решётке. Третий от хвоста вагон сошёл с рельсов одной тележкой, но остался стоять на пути. Хвост состава остановился на расстоянии 750 м от предпоследнего вагона. На месте происшествия обнаружена воронка, диаметром около 1 м. Было возбуждено уголовное дело по ст. 205 («террористический акт») и 222 («незаконный оборот оружия, взрывчатых веществ и взрывных устройств»)…».

Согласно данным, опубликованным в СМИ, в момент крушения скорость поезда составляла 190 км/ч. Большинство погибших пассажиров ехали в последнем вагоне (вагон № 1). Первые 10 вагонов не пострадали. Вагоны №№ 2, 3 и 4 завалились на бок, прислонившись к откосу. Вагон № 1 оторвался от состава, поднялся над рельсами, столкнулся с тремя бетонными опорами линии электропередач и ударился в откос своей торцевой частью. Именно этот удар (а не взрыв!) оказался губительным для погибших пассажиров.

Что происходило дальше, можно узнать из соответствующих разделов, размещенных в Интернете. Мне же хочется поведать о том, что осталось «за кадром».

Не могу сказать, что у меня было какое-то предчувствие трагедии, хотя кое-какие интуитивные предвестники имели место быть. Так уж мы приучены, что если слишком долго всё тихо – жди в скором времени беды. Тем не менее в конце рабочего дня пятницы 27-го как обычно все необходимые распоряжения относительно «повышенной готовности на выходные дни» были отданы приказом, определена дежурная группа на случай потенциального ЧП. Кто же мог предположить, что в эту ночь для данной группы сигнал тревоги прозвучит с добавлением «фактически»?

Около полуночи из состояния полудрёмы меня вывел телефонный звонок. Звонила одна из руководителей департамента министерства и вкратце изложила суть произошедшего события. После такой информации стало ясно, что никаких приятных выходных в ближайшей перспективе не предвидится. Остатки сна быстро сброшены – теперь все мысли только о предстоящем деле. Предварительных вопросов было немало. Прежде всего, необходимо было выяснить точное количество пострадавших (во время боевых действий в таких случаях ведут речь о «санитарных» и «безвозвратных» потерях). Естественно, нас в первую очередь интересовали «безвозвратные» потери, то есть погибшие. Во время происшествий на железной дороге в содержании экспертной работы существует много нюансов. Как это ни покажется странным, прежде всего, следовало принять меры к предупреждению искусственного обезличивания тел погибших. Если не принять должных мер, может произойти изъятие документов неопытными следователями, и когда погибших несколько десятков, можно нажить огромную искусственную проблему – на секционном столе окажутся люди без документов, а на соседнем лаборантском столе – документы, непонятно кому принадлежащие. А в это время во дворе экспертного учреждения будет волноваться толпа возбуждённых и в то же время убитых горем родственников, желающих отдать своим близким последний долг. Мне приходилось видеть подобные картины и, смею заверить, мало что может сравниться по глубине психологического накала с такими ситуациями.

С 01.00 до 02.00 28.11.2009 г. было проведено окончательное формирование и уточнение состава мобильной группы, которая должна была по указанию из министерства выдвинуться к месту этого жестокого террористического акта. В ходе короткого оперативного совещания мною было принято решение отправить в составе данной группы четырех человек – заместителя директора Российского Центра судебно-медицинской экспертизы Минздравсоцразвития России (далее – РЦ СМЭ) кандидата медицинских наук В.А. Ляненко, начальника отделения С.А. Смиренина, двух экспертов – кандидата медицинских наук А.Л. Кочояна и бывшего судебно-медицинского эксперта одной из лабораторий Минобороны России Ю.О. Кучерявца. В таком составе должна была обеспечена максимальная продуктивность экспертной работы вне места основного базирования учреждения.

В.А. Ляненко и С.А. Смиренин, в недавнем прошлом офицеры медицинской службы, которые неоднократно участвовали в подобных мероприятиях в ходе боевых действий на Северном Кавказе, А.Л. Кочоян имел хорошую и всестороннюю практику по вопросам исследования тел погибших от механических повреждений, а Ю.О. Кучерявец, наряду с судебно-медицинскими знаниями, еще имел и подготовку по патологической анатомии. В случаях гибели большого количества людей очень важно иметь работоспособный коллектив, который сумеет быстро и безошибочно начать эту непростую работу. Выбранный мной состав «бригады быстрого реагирования» позволял надеяться на быстрое и качественное решение возникающих экспертных задач.

До сих пор не могу избавиться от того гнетущего чувства тревоги, которое охватило всех экспертов – участников этой трагедии. Казалось бы, нам ли привыкать к подобным случаям? За спиной у каждого из участников – события на Северном Кавказе, многомесячная работа в отношении подводников, погибших на АПРК «Курск», и многое-многое другое, но… Правильно говорят, что не бывает похожих трагедий. Психологическое напряжение в данном случае было очень сильным, однако это не должно было мешать работе.

Надо заметить, что мои опасения перед началом экспертных действий оказались далеко не беспочвенными. Слишком неожиданным оказался этот террористический акт, слишком слабой была наша судебно-медицинская система, чтобы быстро и с высоким качеством обеспечить следствие необходимыми действиями и информацией.

Начнем с того, что к моменту моего прихода на пост директора РЦ СМЭ МЗ и СР РФ в конце апреля 2009 года в этом учреждении не было даже прообраза «группы быстрого реагирования», полноценно оснащенной необходимыми аппаратно-техническими средствами и экипировкой. К июлю того же года удалось создать подвижный отдел, но заполнять его штат случайными людьми – это было бы откровенной дискредитацией хорошей идеи. Каждого человека необходимо было отбирать не только по его профессиональным, но также и определенным личным качествам. Психологическая несовместимость между коллегами в нашей работе абсолютно недопустима. Поэтому данный фактор любой руководитель учитывает в первую очередь.

С учётом всего выше сказанного к трём часам утра следующих суток формирование выездной бригады и её экипировка были завершены, и личный автомобиль коллеги С.А. Смиренина с экспертами двинулся в сторону г. Твери.

Следует сказать, что это был тот непростой период в истории Российского центра судебно-медицинской экспертизы, когда большинство «благ и средств», необходимых для выполнения своих прямых профессиональных обязанностей, числились исключительно «на бумаге». Не было спецодежды для группы быстрого реагирования, автомобиля для выезда на места происшествий и многого другого, что появилось уже весной 2010 года. Пока же приходилось уповать только на собственные силы и экспертную удачу. Финансирование – естественно, за счёт средств РЦ СМЭ (как и многие другие последовавшие ЧС 2009–2010 гг. со стороны руководства Министерством здравоохранения и социального развития Российской Федерации воспринимались весьма эмоционально в плане руководства, но весьма «прохладно» в смысле обеспечения материальными средствами и деньгами. Порой создавалось впечатление, что эксперты ездили развлекаться на какое-то безумное «сафари», за которое потом ещё и находили наглость просить некую компенсацию. «Господа, а как же патриотизм?» Был, был патриотизм – отвечаю с опорой на факты. Только этот самый патриотизм в компьютер вместо программы не «закачаешь» и в пробирку вместо реактивов не нальёшь. А они, ох какие дорогие наши реактивы – потому что все импортные. Не производит Россия качественных реактивов для генетических исследований судебно-медицинских объектов!).

Однако это всё лирические отступления, а на данный момент основная цель – организация и участие в проведении судебно-медицинского обеспечения ликвидации последствий конкретной железнодорожной катастрофы, с особым вниманием к вопросам идентификации личностей погибших.

Первичная задача, которую предстояло решить, – прибыть в больницу города Бологое, доложить главному врачу о факте прибытия и действовать по ситуации до достижения поставленной цели. В соответствии с намеченным планом, бригаде удалось прибыть в город Бологое в 6 часов утра 28.11.2009 г. Именно здесь на базе ЦРБ и было расположено судебно-медицинское отделение Тверского областного бюро СМЭ, в котором в это время находился представитель департамента здравоохранения Тверской области, начальник бюро СМЭ и пять судебно-медицинских экспертов. Следует со всей прямотой отметить, что какого-либо управления судебно-медицинскими формированиями, работающими в ЧС, фактически не было, обязанности по организации и осуществлению управления и обработки оперативных данных, технологического процесса судебно-медицинских исследований никем не распределялись. Единственный отправленный на место происшествия эксперт к осмотру трупов не допускался, оперативная связь с ним отсутствовала. Прямые контакты и взаимодействия со службами, работающими на месте происшествия, также отсутствовали. Сортировка и маркировка трупов с указанием локализации на месте происшествия не осуществлялась. Достоверная информация о пострадавших судебно-медицинским экспертам представлена не была. Имеющиеся у начальника бюро и главного врача ЦРБ данные о количестве погибших, состоянии трупов были противоречивыми, поступали из различных источников, что затрудняло оценку обстановки и планирования необходимых сил, средств и выбор места работы. Имеющиеся у начальника бюро данные о количестве погибших колебались от 22 до 32 человек. Также было озвучено решение, что местом судебно-медицинских работ будет отделение СМЭ города Бологое. При том техническом состоянии отделения (один секционный стол, холодильник для хранения двух трупов) подобное решение могло попросту погубить всю работу, так данное учреждение ни при каких обстоятельствах не могло использоваться в качестве базы для работы с большим количеством погибших. Об этом было немедленно доложено мне – на тот момент директору РЦ СМЭ – главному судебно-медицинскому эксперту Минздравсоцразвития России и далее по команде. В качестве места проведения исследований был предложен морг Тверского областного бюро СМЭ, расположенного на базе 4 городской больницы и оборудованный 4 секционными столами, а также холодильником на 30 трупов, ритуальным залом и иными техническими возможностями для исследования большого количества тел. Далее старший группы экспертов предложил руководству местного департамента здравоохранения обеспечить условия для проведения процедуры опознания на базе 4 городской больницы, выделить помещение для опроса родственников, демонстрации фотоснимков, опознаваемых тел погибших, личных вещей, предметов одежды, а также организовать обязательное психологическое и медицинское сопровождение опознавателей (родных и близких прибывших на опознание).

Без ложной скромности могу сказать, что только мое личное участие в согласовании данного вопроса привело к принятию оптимального решения о месте проведения работ – в Тверском бюро СМЭ (в последующем, спустя очень непродолжительное время это станет одним из вариантов обвинения меня в «волюнтаризме» и «неумении выслушать мнение окружающих»). Связь и взаимодействие с правоохранительными органами и службами, занимающимися расследованием и ликвидацией ЧС на 9.00 часов утра, по-прежнему, отсутствовала. В 10.00 часов группа экспертов РЦ СМЭ самостоятельно выдвинулась в Тверь. Одновременно тела всех погибших, обнаруженные на месте происшествия, в вагоне-рефрижераторе транспортировались в Тверь. Следует отметить, что судебно-медицинские эксперты в осмотре трупов на месте происшествия не участвовали, их сортировка и маркировка с указанием места обнаружения также не проводилась.

В бюро судебно-медицинской экспертизы Тверской области группа экспертов РЦ СМЭ прибыла в 14.00 часов. Определившись с объемом работы (по предварительным данным в 19–20 часов ожидалось поступление 22 погибших), самостоятельно вселились в ближайшую к месту работы гостиницу и приступили к организации проведения исследований – определению сил и средств, необходимых для работы с погибшими, к поискам представителей следственных органов, занимающихся экспертизой и опознанием трупов, установления контактов с местными органами здравоохранения, а также согласованию совместных действий с руководством бюро СМЭ тверской области, обеспечению спецодеждой, инструментами и организацией рабочих мест. Не хочется писать ничего плохого об этих своих коллегах, но факт остается фактом – более халатного отношения к своим обязанностям я в жизни не видел. Мало того что встреча москвичей была произведена по принципу «Вы приехали – Вы и работайте», но даже каких-либо реальных попыток поинтересоваться нуждами «гостей», во главе которых был заместитель главного эксперта Минздравсоцразвития России, исполнено не было.

Очень сильно настораживало еще и то, что алгоритм работы с телами погибших, предложенный руководством Тверского бюро СМЭ (проведение судебно-медицинского исследования по традиционной схеме с последующим, после вскрытия, предъявлением для опознания всех трупов), не соответствовал основной и первоочередной задаче, поставленной перед экспертами, – обеспечению максимально полного, достоверного и быстрого опознания погибших.

Надо ли говорить, что в экстренной ситуации гибели большого числа людей их родственникам необходимо максимально быстро убедиться в том, не случилось, какой-либо ошибки, что их близкий человек действительно погиб, либо, наоборот, чудом остался в живых? А такие случаи неоднократно имели место! Спустя несколько лет после данной трагедии при покупке железнодорожного билета на поезд «САПСАН» (Москва–Санкт–Петербург) я разговорился с одним из кассиров московских железнодорожных касс, и эта женщина мне поведала удивительную историю о том, что в этот злополучный поезд покупал билет ее постоянный клиент, который принципиально ездил только в вагоне № 1. И в этот день он также просил продать ему билет именно в первый вагон, но что-то удержало ее от этого шага. Женщина-кассир обманула этого пассажира и сказала, что все билеты в данный вагон уже проданы. Пассажир посокрушался и купил билет в пятый вагон, который, как известно, не пострадал. Вот такая «ложь во спасение»!

А вот другой, не менее любопытный, хотя и весьма трагичный случай. Известно, что среди пострадавших была жительница Санкт-Петербурга, на тот момент 35-летняя Наталья Новикова, которая также была среди пострадавших на аналогичной аварии с «Невским экспрессом» в 2007 году. С тяжёлыми переломами она была доставлена в реанимационное отделение в Боровичах, затем была переправлена родственниками в больницу в Санкт-Петербург. Вот иногда убеждаешься, насколько неисповедимы пути Господни! Дай Бог здоровья и крепости духа всем этим людям, пострадавшим в той катастрофе!

Однако вернёмся к самому повествованию. В связи с тем, что предложенный тверскими экспертами алгоритм следственно-экспертных действий не выдерживал никакой критики, специалистами Российского Центра был предложен иной алгоритм этих действий:

– выполнение следователем (совместно с экспертом) допроса прибывающих опознавателей для установления и фиксации идентифицирующих признаков в отношении каждого человека, который по списку должен был находиться в этом поезде;

– регистрация и маркировка трупов в порядке поступления;

– сортировка трупов по степени разрушения (с сохраненными частями тела, с отсутствием отельных частей тела, отдельные части тела – фрагменты);

– формирование рабочих групп в составе следователя, эксперта-криминалиста, двух судебно-медицинских экспертов и двух санитаров с целью детального осмотра и фиксация (фото-, в протоколе осмотра, в формализованных картах-схемах) одежды, сопутствующих предметов, наружных повреждений, выявление и фиксация идентифицируемых признаков;

– туалет трупа (с элементами щадящей реставрации);

– сопоставление полученных баз данных (на погибших и пропавших пассажиров) для установления схожих по идентификационным признакам пар;

– предъявление для опознания наиболее близких к пропавшему человеку по идентификационным признакам тел, с предварительным уточнением особенностей этих признаков;

– составление протокола опознания с указанием совпавших при опознании признаков не только внешности, но также одежды, сопутствующих предметов и др.;

– проведение судебно-медицинского исследования (экспертизы) трупа с целью ответов на поставленные вопросы;

– оформление медицинского свидетельства о смерти и выдача трупа для захоронения;

– оформление заключения эксперта по каждому трупу (либо фрагменту трупа).

Имевшиеся у экспертов Центра карты признаков неопознанных погибших и пропавших без вести были срочно адаптированы к конкретной ЧС и размножены в необходимом для решения поставленных задач количестве.

Работа с родственниками представителей следствия также требовала серьёзной организационной коррекции. Прежде всего, она была начата в абсолютно неприспособленном для этого ритуальном зале, причём в самом неприемлемом для научно-методического подхода варианте. Проще говоря, пущена на самотёк. Родственники (опознаватели) были заведены в секционную и холодильные камеры, где располагались трупы, и самостоятельно искали своих родных и близких. Стараюсь никогда не критиковать следователей – у них очень тяжёлая работа и это совершенно объективный факт, но иногда просто диву даёшься, почему всё происходит вопреки логике и здравому смыслу?

В данном случае, несмотря на весьма большое количество присутствовавших следователей (около 15 человек), ответственного за проведение этого процессуального действия человека представителю РЦ СМЭ найти не удалось. Пришлось связываться с центральным аппаратом и вопрошать: «А кто у вас тут командует?» В ходе проведения процедуры опознания оказалось, что все без исключения следователи не имели элементарного представления об алгоритме проведения процедуры визуального опознания в условиях массового поступления неопознанных тел.

Старшим группы экспертов РЦ СМЭ было принято решение упорядочить данную процедуру. Однако составленные накануне протоколы осмотров тел, протоколы допросов опознавателей, с зафиксированными в них идентификационными признаками, для проведения опознания представлены не были. Одежда, личные вещи на опознание также поначалу не предъявлялись, что существенно снижало эффективность проведения данной процедуры.

К вечеру в морге бюро СМЭ Тверской области появились представители следствия во главе с Ю.Г. Новиковым, с которым был согласован порядок действий, – принято решение работать по варианту, предложенному специалистами РЦ СМЭ.

После этого работа пошла в конструктивном ключе. Менее чем за сутки с момента катастрофы нашим специалистам удалось приступить к своей специфической работе в плохо приспособленном помещении. Могу авторитетно заявить – США с Европой отдыхают!

В результате осмотра трупов было установлено наличие тел 24 погибших, из них 7 женщин и 17 мужчин. При этом 5 трупов имели незначительные наружные повреждения (преимущественно в виде тупой травмы в виде ссадин, кровоподтеков, небольших ушибленных и рваных ран), у 15 отмечались выраженные единичные (глубокие, обширные раны, открытые переломы, дефекты передней стенки живота) повреждения, с сохранением мягких тканей лица, у 4 трупов отмечено разрушение головы.

Путем сопоставления антропологических характеристик, особенностей анатомического строения доставленных отдельно фрагментов нижних конечностей, и частей сохранившейся на них одежды (брюк) установлена принадлежность этих фрагментов одному лицу мужского пола (впоследствии опознан как житель Санкт-Петербурга).

В 22.00 часа из г. Бологое было дополнительно доставлено тело женщины, умершей при транспортировке в стационар, а также получены данные, что труп мужчины, умершего в ЦРБ Бологое, опознан на месте и отправлен для захоронения.

К 7.00 часам 29.11.2009 г. осмотр тел, который проводился следователями Тверского СУСК с участием экспертов РЦ СМЭ и при помощи санитаров Тверского бюро, был завершен. Эксперты Тверского бюро в данном мероприятии участия не принимали (причины мне неизвестны до сих пор).

Большое значение для установления личности погибших имели их личные вещи, которые в обязательном порядке изымали (вплоть до самых мелких) и тщательно фиксировали. Это печальное правило наши специалисты усвоили ещё со времён чеченских событий и неукоснительно соблюдали в любой обстановке.

Иногда даже лекарства, обнаруженные у погибшего, помогали принять ориентировочное решение о его личности.

А в иных случаях – только форма ушной раковины.

Ввиду большого объёма трупов, крайне ограниченного времени, отведённого на исследования, а также отсутствия каких-либо условий для посменного отдыха экспертов, перерывов в их работе не было. Питанием эксперты также не обеспечивались. Физическое и психо-эмоциональное перенапряжение при высокой интенсивности труда, отсутствие условий для отдыха привело к выраженному ухудшению состояния здоровья одного из экспертов (С.А. Смиренин), который был госпитализирован бригадой «скорой помощи» с серьёзным неврологическим диагнозом и находился на стационарном лечении в больнице № 4 г. Твери. А ведь этот специалист (в недавнем прошлом подполковник медицинской службы) прошёл несколько командировок в Чечне и отличался исключительной выносливостью и трудоспособностью. Но это так, «лирическая зарисовка»…

В дальнейшем опознание проходило по алгоритму, разработанному экспертами РЦ СМЭ, и было в целом завершено к 15.00 часам 29.11.2009 г.

Наиболее существенная и организованная помощь родственникам погибших в процесс опознания была оказана службами МЧС – активно работали психологи, врачи, регулярно предоставлялась питьевая вода, чай.

После завершения процедуры опознания каждое тело поступало для проведения судебно-медицинской экспертизы. В основном вся работа была завершена к 17.00 часам 29.11.2009 г.

Таким образом, по данным судебно-медицинской экспертизы при катастрофе погибло 26 человек (24 тела исследовано в Твери; 2 тела отправлены к местам захоронений из г. Бологое). Установление личности и судебно-медицинское исследование всех погибших проведено в течение двух суток.

Отправка к местам захоронений осуществлялась после вскрытия и была в основном выполнена 30.11.–01.12.2009 г.

Поэтапный анализ работы группы экспертов РЦ СМЭ по ликвидации ЧС на тот момент показал наличие ряда существенных недостатков в организации подобных работ, как в региональном бюро СМЭ г. Твери, так и во взаимодействии судебно-медицинской экспертизы с другими структурами, принимающими участие в расследовании и ликвидации последствий ЧС, прежде всего с представителями следственного комитета.

Недостатки подготовительного этапа в региональном бюро СМЭ:

– отсутствовал план мероприятий в ЧС;

– не проведена подготовка специалистов к работе в условиях ЧС с формированием бригад быстрого реагирования постоянной готовности из компетентных специалистов;

– не отработана система оповещения о ЧС;

– отсутствовало необходимое материально-техническое оснащение, в том числе форма, спецодежда, транспорт, средства связи, аппаратно-программные средства для работы бригад быстрого реагирования;

– не был отработан порядок управления и координации деятельности судебно-медицинских формирований различных организаций между собой, с территориальными органами здравоохранения, а также их взаимодействий с правоохранительными органами и бригадами других ведомств;

– отсутствовали нормативные документы, методические материалы, регламентирующие порядок действия судебно-медицинского формирования в условиях ЧС, а также необходимая учётно-отчётная документация; существующие наработки не внедрены в практику;

– не отработана преемственность во взаимодействии подразделений различных ведомств на этапах осмотра и эвакуации тел погибших на месте катастрофы.

Недостатки на этапе работы в условиях ЧС заключались в отсутствии организации следующих мероприятий:

– судебно-медицинской разведки;

– экспертной работы на месте происшествия;

– формирования группы организации управления и обработки данных, а также группы организации технологического процесса СМЭ;

– взаимодействия с другими службами;

– условий для работы СМЭ (размещение, питание, отдых, организация рабочих мест).

Недостатки завершающего этапа (окончание работы с телами погибших):

– не был проведён анализ работы всех структур, принимавших участие в ликвидации последствий катастрофы (в таких случаях всегда посещает чувство досады – работали-работали, а анализ этой работы никому не нужен. Как говорится, «подписано – и с плеч долой!»);

– не организованы медико-психологическая реабилитация и лечебно-оздоровительные мероприятия в отношении личного состава судебно-медицинской бригады.

По завершении работ мною были поданы соответствующие документы с выводами и предложениями. В основном их можно свести к следующим позициям:

«1. Задачи, поставленные перед группой экспертов РЦ СМЭ по судебно-медицинскому обеспечению ликвидации последствий крушения пассажирского поезда «Невский экспресс», выполнены своевременно, полностью, на допустимо профессиональном уровне.

2. Судебно-медицинская экспертиза Мин-здравсоцразвития России располагает принципиальной возможностью своевременного и эффективного оказания следствию и структурам, занятым в ликвидации последствий стихийных бедствий, техногенных катастроф, террористических актов и т. п., связанных с массовыми человеческими жертвами.

3. В настоящее время в России отсутствует функционирующая система судебно-медицинского обеспечения быстрой и эффективной ликвидации последствий стихийных бедствий, аварий и катастроф, с единой стратегией, тактикой и постоянной готовностью к работе в экстремальных условиях с отработанными вопросами взаимодействия, планирования и организации деятельности судебно-медицинской экспертизы при ЧС.

4. Поручить РЦ СМЭ научно-методическое обеспечение, а также координацию планирования и организации деятельности судебно-медицинской службы при ЧС…»

К сожалению, моя Родина – это не та страна, где слышат «глас вопиющего в пустыне». Прошло совсем немного времени – и мы столкнулись с теми же проблемами при катастрофах более масштабного характера (взять хотя бы крушение польского самолета в апреле 2010 года или трагедию на шахте «Распадская»). А потом были и пароход «Булгария» и гибель ярославского «Локомотива» и многое-многое другое. До сего дня в судебно-медицинской системе, связанной с работой по ЧС, принципиально не изменилось НИЧЕГО! И ничего не изменится, пока у кормила судебно-медицинской власти будут находиться те люди, для которых важнее всего – в некрологе «работал директором РЦ СМЭ с … – по …».

P.S. Эта история была бы неоконченной, если бы я не привёл кое-какую информацию из Интернета. А информация такая:

Президент России Дмитрий Медведев своим Указом наградил орденом Мужества Александра Антонова – машиниста электровоза локомотивного депо Санкт-Петербург-Пассажирский-Московской Октябрьской железной дороги – филиала ОАО «Российские железные дороги», который вечером 27 ноября управлял поездом «Невский экспресс». Как сообщает пресс-служба главы государства, машинист награждён за самоотверженность и высокий профессионализм, проявленные в экстремальных условиях.

Глава ОАО «Российские железные дороги» Владимир Якунин вручил знак «Почётный железнодорожник» Голубевой Елене Михайловне, которая предоставила свой дом, расположенный неподалёку от места крушения, для временного размещения пострадавших и оказывала им первую помощь.

Указом Президента РФ от 5 апреля 2010 года № 422 за мужество и высокий профессионализм, проявленные в экстремальных условиях при спасении пассажиров скоростного поезда «Невский экспресс», награждены:

Орденом Мужества:

• Гаджиев Мохубат Вакил оглы – проводник пассажирского вагона

• Иванов Алексей Александрович – проводник пассажирского вагона

• Матюшина Светлана Леонидовна – проводник пассажирского вагона

• Семенова Юлия Сергеевна – проводник пассажирского вагона

Медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени:

• Агеев Андрей Александрович – помощник машиниста электровоза

• Васильев Сергей Дмитриевич – электромеханик тяговой подстанции

• Макарихин Анатолий Валерьевич – проводник пассажирского вагона

• Пузанков Александр Анатольевич – начальник отдела организации ремонта вагонов.

Работа судебно-медицинских экспертов и в этом случае по «доброй традиции» осталась незамеченной…