Текст книги "Самые нашумевшие преступления истории"

Линия защиты Ю.Д. Буданова

Редкий преступник в состоянии самостоятельно выстроить прочную линию защиты. Это дело адвоката. С адвокатом Буданову явно не повезло. В своих адвокатских кругах этот господин, безусловно, известная личность. Однако работа адвоката (кстати, как и спортсмена, и артиста) требует того, чтобы каждый раз доказывать, что ты лучший. Нельзя один раз достичь своего Олимпа и потом всю жизнь почивать на лаврах. В деле защиты полковника Ю.Д. Буданова данному адвокату достичь своего Олимпа явно не удалось. Впрочем, помешали этому и объективные причины, но о них ниже.

Итак, что же предложил адвокат своему подзащитному?

Прежде всего – ни в чём не сознаваться, а, следовательно, ничего не помнить. Как я уже говорил, и сам Буданов пытался самостоятельно действовать по этому принципу. Поэтому его первые показания на допросе 27 марта 2000 года отличались армейской прямотой: «не помню», «не видел», «не ездил», «не похищал». Правда, когда дошло до очевидных фактов, подтверждённых вещественными доказательствами и показаниями свидетелей, дело пошло хуже. Особенно странным выглядит его пояснение, что раз он зашёл к ней живой и невредимой, а потом её вынесли с повреждениями и мёртвой, да ещё обнажённой, то возможно, что он её и убил, но точно может сказать, что сексуальных посягательств не имел. Потом были показания, что он спал и ничего не знал о похищении и убийстве Кунгаевой. Всё это для него наутро стало новостью и откровением. Когда подчинённый ему личный состав сообразил, что «дело пахнет керосином», никто не стал «выгораживать» своего командира и практически сразу были получены признательные показания всех участников этого преступления. С этого момента у Ю.Д. Буданова осталось только два защитных приёма: действовал в рамках закона, но «погорячился» и – «болен на всю голову». Складывалась интересная ситуация: неожиданно в деле появился некий информатор Ш., который постоянно докладывал Буданову о том, что в конкретном доме живет женщина-снайпер, лет 40-45, муж её боевик, а одна из дочерей постоянно информирует его о действиях федеральных сил, их перемещениях и планах. В конце концов прозвучала (правда, уже на суде) даже фамилия осведомителя (мы не будем её приводить, скорее, это очередная ложь Буданова), который якобы приносил Буданову фотографии боевиков, где Эльза Кунгаева держала в руках винтовку с оптическим прицелом. Почему-то эту информацию Буданов не стал докладывать ни органам федеральной службы безопасности, ни органам внутренних дел. Он всё решил сделать сам, по «понятиям». Так он поступал всегда и считал это единственно эффективным средством «решения вопросов». Логика человека, откровенно презиравшего нормы человеческой морали и поведения. Это не осуждение и не оценка Буданова, это констатация очевидного факта, и в его истоках ещё придётся долго разбираться.

Как бы то ни было, но к вечеру того рокового дня у Буданова в мозгу созрела чёткая доминанта: есть женщина-снайпер, и он должен её «взять». На суде практически все подчиненные Буданова однозначно высказались о том, что он действовал самовольно, никаких попыток по организации взаимодействия с правоохранительными органами с целью задержания снайпера не предпринимал, командованию группировки о планируемых мероприятиях не докладывал. Особенно нелепо выглядит тот факт, что вместо 40-45-летней женщины-снайпера Буданов принимает решение захватить её 18-летнюю дочь. Как говорится – где смысл? Где логика?

И вот, когда предварительное следствие почти подошло к завершающей фазе, когда надо было уже выходить на обвинительный приговор, возникла «интересная» версия о том, что Буданов – психически больной человек, а значит, подлежит судебно-психиатрической экспертизе. Здесь оговоримся, что никакого эксклюзива в назначении Буданову судебно-психиатрической экспертизы не было. При рассмотрении уголовных дел, связанных с убийствами, обвиняемым практически в 100 % случаев назначают судебно-психиатрическую экспертизу. Особенность данного случая заключалась в том, что этих экспертиз было столько, что хватило бы на три уголовных дела.

Первая стационарная комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза в отношении Ю.Д. Буданова, 1963 года рождения, была проведена в Новочеркасской областной психоневрологической больнице, где имелось отделение судебно-психиатрической экспертизы для лиц, содержащихся под стражей. Оговоримся, что по данному уголовному делу Ю.Д. Буданов ещё в мае 2000 года был амбулаторно освидетельствован внештатной судебно-психиатрической экспертной комиссией, в результате чего было вынесено решение, что у него выявлены признаки «органического поражения головного мозга с эмоционально-волевыми нарушениями и невротические проявления», однако решение экспертных вопросов данная комиссия на себя не взяла, в связи с чем 31 июля 2000 года Ю.Д. Буданов поступил на экспертизу в Новочеркасскую психоневрологическую больницу. Представляется важным полностью здесь привести вопросы, которые следствие поставило перед комиссией экспертов (по всем остальным экспертизам мы также будем стараться придерживаться этого правила).

"1. Имелось ли у Буданова какое-либо психическое заболевание на момент совершения преступлений и страдает ли он таковым в настоящее время, если да, то каким именно, в связи с чем, как давно?

2. Мог ли он отдавать отчёт своим действиям и руководить ими в момент совершения противоправных действий в отношении Багреева и Кунгаевой?

3. Было ли у Буданова в момент совершения преступлений сильное душевное волнение, временное расстройство психики, находился ли он в состоянии физиологического или патологического аффекта, если да, что конкретно у него было, как длительно протекало и чем было вызвано?

4. Могли ли действия Багреева, Кунгаевой или других лиц вызвать у Буданова состояние сильного душевного волнения, если да, то в силу чего, по каким причинам?

5. Годен ли Буданов к военной службе?

6. Нуждается ли Буданов в применении к нему принудительных мер медицинского характера?"

Следует отметить, что эксперты, работавшие по делу Буданова, проявили максимальную профессиональную пунктуальность во всех вопросах, так как понимали, что оно будет иметь большую социально-политическую окраску и что их экспертизу (явно далеко не последнюю) будут рассматривать, что называется, «под микроскопом» во всех инстанциях, а также все участники грядущего судебного процесса. Поэтому после месячного наблюдения за пациентом и проведения ряда специфических психологических проб, комиссия экспертов пришла к следующему заключению: «Буданов Ю.Д. страдал в период инкриминируемых ему деяний и страдает в настоящее время органическим расстройством личности и поведения в связи с травмой головного мозга [обратим внимание на эту часть диагноза, далее с этой травмой мозга будут происходить странные метаморфозы. – Авт.]. Преморбидно испытуемому были свойственны такие личностные особенности, как высокая активность, работоспособность, стеничность, требовательность, общительность, выраженное стремление к лидерству, педантичность, обязательность, стремление быть в центре происходящих событий и т. д., что укладывалось в акцентуацию истеро-возбудимых черт характера, удерживающихся в пределах границ диапазона психофизиологической нормы и на определённом этапе жизни способствовало успешному продвижению по службе и не нарушало социальной адаптации испытуемого. Перенесённые испытуемым на протяжении жизни черепно-мозговые травмы (контузии головного мозга), нахождение испытуемого с октября 1999 г. в условиях хрониостресса (нахождение в зоне боевых действий), а также перенесённая им в январе 2000 года острая психотравма (связанная с потерей личного состава в бою) с последующей фиксацией на психотравмирующей ситуации (чувство вины перед родственниками), накопление признаков «боевой усталости» с нарастающей дезадаптацией испытуемого (неадекватные вспышки гнева, ярости, агрессии, астения, инсомния, депрессивный фон настроения, подавленность, тревога, внутренний дискомфорт и т. д.) способствовали усилению и углублению свойственных ему ранее индивидуально-личностных особенностей на органически неполноценной почве и привели к формированию личностно-аномального симптомокомплекса с преобладанием эмоционально-неустойчивых и реактивно-лабильных черт характера, достигающих степени психопатизации личности со склонностью к выраженным аффективным «вспышкам» с выраженными социально-дезадаптивными тенденциями… Провоцирующим или «разрешающим» поводом для аффективно-взрывной реакции испытуемого в ходе конфликта с Кунгаевой послужили действия потерпевшей (нецензурная брань в адрес испытуемого, его близких, погибших товарищей, а также физическое противодействие)… Данная реакция испытуемого [убийство Кунгаевой. – Авт.] развилась по типу «последней капли», достигла степени безудержной ярости и характеризовалась внезапностью, бурным течением, кратковременностью, частичным сужением сознания, фрагментарностью восприятия с концентрацией внимания на аффектогене и последующей постаффективной астенией, завершившейся сном. Таким образом, в момент инкриминируемого ему деяния в отношении Кунгаевой Буданов Ю.Д. находился в состоянии аффекта, не мог в полной мере осознавать фактический характер и значение своих действий и осуществлять их произвольную волевую регуляцию и контроль…» Иными словами, в момент убийства Эльзы Кунгаевой Буданов был «частично вменяемым» – этот профессиональный термин означает, что обследуемый попадает под действие ст. 22 УК РФ.

Таков был вердикт специалистов Новочеркасской областной психоневрологической больницы, которые своим экспертным заключением положили начало долгому разбирательству всех вопросов, прямо или косвенно касавшихся состояния здоровья Ю.Д. Буданова, как психического, так и соматического. Однако, прежде чем мы перейдём к дальнейшему ходу событий, представляется полезным дать критический анализ некоторым положениям данного заключения.

Прежде всего бросался в глаза тот факт, что комиссия экспертов ни словом не упомянула о факте алкогольного опьянения Буданова. Казалось бы, что тут особенного? Забыли? Не сочли важным? Ни то, ни другое. Любому судебно-психиатрическому эксперту известно, что даже маститые психологи часто не берутся определять состояние аффекта у лиц, находящихся в состоянии алкогольного опьянения. Дело в том, что одно состояние (алкогольное опьянение) практически исключает возможность возникновения другого (аффекта).

Я много раз перечитывал это заключение, сопоставлял его текст с теми материалами, которые были предоставлены в распоряжение комиссии экспертов, и не мог понять: как с точки зрения здравого смысла объяснить эту «слепоту»? Объяснений могло быть два: либо комиссия экспертов сговорилась между собой и решила во что бы то ни стало спасти русского полковника Буданова от судебного возмездия за совершённое им деяние в отношении чеченской девушки Эльзы Кунгаевой, либо чётко исполняла чьи-то указания. Потому что третья возможная версия – о некомпетентности комиссии – не может быть принята всерьёз.

Мы так долго рассматриваем именно это экспертное заключение, хотя в последующем оно никак не сказалось на приговоре и судьбе самого Буданова, потому что именно с него началось расслоение экспертного сообщества на тех, кто был «за» и «против». Сразу оговорюсь: это не естественно, но, к сожалению, не редко – когда эксперты забывают о своей беспристрастности и решают экспертные вопросы, исходя из личных симпатий к обследуемому пациенту. Другая сторона этой проблемы – неприязнь к пострадавшему. Вспомним, что 1999 год ознаменовался взрывами домов в Москве и Каспийске, в августе 2000 года произошли гибель подводной лодки «Курск» и взрыв в переходе у станции метро «Пушкинская» в Москве. Всё это так или иначе увязывалось с начавшейся в сентябре 1999 года второй Чеченской кампанией. Неудивительно, что эксперты таким способом выказали свою не столько экспертную, сколько гражданскую позицию. Это, с одной стороны, объяснимо, но с другой, с точки зрения служения закону, – неприемлемо. Учитывая особенность построения иерархии в системе судебно-психиатрической экспертизы Российской Федерации того времени, представляется наиболее вероятным вариант прямого указания «сверху», что и как написать. А «верхом» был (и пока остаётся) Российский государственный научный центр судебной и социальной психиатрии (ГНЦ) имени В.П. Сербского в лице его директора (на тот момент им была академик Татьяна Борисовна Дмитриева, ныне покойная). Следовательно, указание о таком варианте построения экспертного заключения однозначно последовало из Москвы и должно было пройти через суд как оправдательный документ деяний Буданова.

Почему? Кто-то дал такую команду на самом верху? А давал ли её? Может, это была инициатива самой академика Т.Б. Дмитриевой? Теперь уже, конечно, не спросишь, да и пока она была жива (и при власти) спрашивать было бесполезно. Хотя нас и связывали многолетние деловые отношения, но их никогда нельзя было назвать «тёплыми». И это несмотря на то, что Главный государственный центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации всегда делал для ГНЦ имени В.П. Сербского очень непростую и обязательную работу (военные эксперты проводили военно-врачебные экспертизы на предмет годности к военной службе лиц, совершивших преступления, сам ГНЦ не имел такого права), отношение к специалистам из Министерства обороны было всегда более чем прохладным. А после экспертиз по делу полковника Буданова началась настоящая «зима», но это – совсем другая история…

…К тому моменту, когда эксперты (не психиатры, а судебно-медицинские эксперты) 111 Центра судебно-медицинских и криминалистических экспертиз Министерства обороны Российской Федерации были приглашены для участия в судебном заседании по делу полковника Буданова, в ходе судебного следствия наметилась некая стагнация. С одной стороны, все экспертизы, о которых заявляли участники процесса, были проведены, с другой – оставалось много откровенно «тёмных» мест. Самое главное, с чем не могли разобраться судьи, – какое из заключений экспертов-психиатров положить в основу судебного решения?

Как мы уже говорили, после рассмотренного нами выше акта стационарной комплексной судебно-психологической экспертизы от 30.08.2000 г., выполненной в Новочеркасской областной психоневрологической больнице, было проведено ещё несколько психиатрических экспертиз.

Особого внимания заслуживает повторная стационарная комплексная психолого-психиатрическая экспертиза (Акт № 1111/4 от 24 сентября 2001 года), выполненная совместно экспертами ГНЦ судебной и социальной психиатрии имени В.П. Сербского и Центральной судебно-медицинской лабораторией Министерства обороны Российской Федерации (впоследствии переименованной в 111 Центр судебно-медицинских и криминалистических экспертиз). Состав объединённой комиссии, которая выполняла экспертизу, был весьма авторитетным. Достаточно сказать, что она состояла из шести человек (пяти психиатров и одного психолога, двое в комиссии были профессорами, докторами медицинских наук, один – кандидатом психологических наук). Вопросы, поставленные перед комиссией экспертов, во многом перекликались с вопросами Новочеркасской экспертизы. Однако в ней появились и новые, связанные с восприятием Будановым Эльзы Кунгаевой как дочери «снайперши», которая угрожала ему физической расправой.

После длительных наблюдений за пациентом и проведения ряда психологических тестов комиссия пришла к следующему заключению (из-за перегруженности заключения специальными медицинскими терминами и большого объёма текста приводятся только основные моменты результатов работы комиссии): Буданов хроническим психическим расстройством (типа эндогенных, то есть обусловленных внутренними факторами, заболеваний) ранее не страдал и не страдает таковыми в настоящее время. Иными словами – психически здоров. И тут же пишет следующее: «У него имеется состояние неустойчивой компенсации органического поражения головного мозга травматического генеза с психопатизацией личности, сочетающееся с посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР)».

Таким образом, с одной стороны – психически здоров, с другой – нездоров, так как имеется это самое пресловутое «органическое поражение головного мозга». Чем же комиссия, в составе которой нет ни невролога, ни нейрохирурга, доказывает наличие данной патологии у Буданова? Оказывается вот чем: «Об органическом поражении головного мозга… свидетельствуют данные анамнеза [то есть, собственный рассказ обследуемого лица. – Авт.] о перенесённых ранее Будановым черепно-мозговых травмах, в том числе, с потерей сознания, контузиях головного мозга с появлением и усилением в последующем церебрастенической симптоматики в виде постоянных головных болей, головокружений, непереносимости жары, духоты, атмосферных колебаний, повышенной утомляемости, вегето-сосудистых расстройств…»

Когда мне уже в ходе судебно-медицинской экспертизы довелось прочитать эту часть заключения, я сначала просто не поверил своим глазам. Серьёзная комиссия из серьёзных людей рассуждает о травматических изменениях со стороны головного мозга (в том числе, ушибах!), которые, с одной стороны, получены относительно недавно, с другой – их объективные проявления сохраняются практически на всю жизнь. И такой грозный диагноз выставлен только на основе анамнеза? Так не бывает! Но, как известно, сколько не говори «сахар, сахар», во рту слаще от этого не станет. Каких-либо инструментальных и лабораторных исследований для объективного подтверждения этой экспертной версии в ГНЦ имени В.П. Сербского Буданову не делали.

Справедливости ради следует сказать, что далее в тексте экспертного заключения появляется фраза о том, что на электроэнцефалограмме, выполненной с применением современных компьютерных методик, обнаружены некие «выраженные патологические изменения, а также патологические изменения на глазном дне, рентгенограммах костей черепа… с умеренно выраженной органической неврологической микросимптоматикой», что было расценено как проявление травматической энцефалопатии. Подобные формулировки всегда настораживают, ибо рассчитаны, как правило, на дилетантов.

Далее приведу часть текста в его первозданном виде: «Как следует из материалов уголовного дела и данных настоящего комплексного клинико-психологического обследования, в период времени, относящийся к совершению инкриминируемого ему деяния в превышении должностных полномочий, <…> у Буданова на фоне астенизирующего хронического внутреннего напряжения, снижения порога аффективного реагирования, связанных с пролонгированно действующей мощной боевой психогенией, в ответ на грубое поведение и слова Б. развилось усугубление состояния декомпенсации (непсихотического уровня), что сопровождалось резко повышенной возбудимостью, гневливостью, импульсивными агрессивными и брутальными действиями вследствие ограничения возможностей адекватной оценки ситуации, снижения интеллектуально-волевого самоконтроля и ослабления прогноза возможных последствий своих действий. Указанная декомпенсация психического состояния ограничивала способность Буданова Ю.Д. в период совершения инкриминируемого ему деяния по ст. 286 ч. 3 пп. «а», «в» УК РФ в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими (что соответствует смыслу ст. 22 УК РФ)».

Пора открыть «тайну» данной статьи Уголовного Кодекса Российской Федерации и сказать, почему вокруг неё шли такие экспертные «баталии». Статья называется «Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости» и гласит: «1. Вменяемое лицо, которое во время совершения преступления в силу психического расстройства не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, подлежит уголовной ответственности. 2. Психическое расстройство, не исключающее вменяемости, учитывается судом при назначении наказания и может служить основанием для назначения принудительных мер медицинского характера». Таким образом, признание состояния Буданова соответствующим смыслу ст. 22 давало ему весьма серьёзный шанс избежать уголовной ответственности и ограничить его наказание принудительными мерами медицинского характера.

Однако данная комиссия «удивила» всех ещё больше, когда перешла к рассмотрению ситуации, непосредственно связанной с убийством Кунгаевой. Здесь опять нельзя обойтись без цитирования текста данного заключения: «…В период времени, относящийся к совершению инкриминируемого ему деяния в момент удушения Кунгаевой Э.В. (ст. 105 ч. 2 п. «в» УК РФ) у Буданова Ю.Д. на фоне хронического стрессового воздействия вследствие военных действий, постоянного нервного напряжения с ожиданием внезапных нападений боевиков и снайперов, гибели товарищей, с учётом его высокой тревожности, выраженной напряжённости, склонности к образованию сверхценных идей и искажённой оценки ситуации последних дней, в ответ на действия Кунгаевой Э.В. (грубая брань, стремление овладеть пистолетом, угрозы «намотать на автомат кишки дочери») развилось временное болезненное расстройство психической деятельности в форме острой психогенной декомпенсации психотического уровня на почве органического поражения головного мозга травматического генеза с психопатизацией личности и клиническими проявлениями посттравматического стрессового расстройства. Указанное временное болезненное расстройство психической деятельности характеризовалось сумеречным расстройством сознания, возникшим на высоте аффективного возбуждения, выражавшимся взрывом злобы, ярости, психомоторным возбуждением с импульсивностью, стереотипными автоматизированными агрессивными действиями, а также нарушением восприятия реальной обстановки с последующей трансформацией психического расстройства в менее грубые психопатологические феномены (растерянность, признаки дезорганизации мышления и поведения), а в дальнейшем – возникновение чувства опустошённости, чуждости своих действий, с астенизацией и амнезией произошедшего. Поэтому Буданова, как находившегося в период совершения инкриминируемого ему деяния (по ст. 105 ч. 2 п. «в» УК РФ) в состоянии временного болезненного расстройства психической деятельности, лишавшего его способности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими, в отношении указанного инкриминируемого ему деяния следует считать НЕВМЕНЯЕМЫМ».

Дальше, как говорится, ехать некуда!

Такого вердикта от уважаемой сборной комиссии не ожидал никто. Получалась следующая картина (постараюсь разъяснить её понятным языком для людей, не имеющих медицинского образования и не знакомых с судебно-психиатрическими нюансами): Буданов – человек, страдающий органическим поражением головного мозга, происхождение этого поражения – травма.

Этот момент явился отправной точкой нашего критического анализа данной ситуации уже непосредственно в окружном суде Северо-Кавказского военного округа.

Прежде всего необходимо было установить, действительно ли Буданов получал столь тяжёлые черепно-мозговые травмы, которые, по мнению экспертных психиатрических комиссий, привели к столь странному болезненному изменению его психики? По этой причине в ходе проведения судебно-медицинской экспертизы состояния здоровья Буданова мы (комиссия судебно-медицинских экспертов, в состав которой уже не входили психиатры) столкнулись с явными противоречиями. Это касается самого Буданова и нескольких свидетелей (среди которых, кстати, был и потерпевший Б.). В уголовном деле имелись два медицинских документа: медицинская книжка Буданова с двумя записями, датированными 15 октября и 17 ноября 1999 года о полученных контузиях, и справка от 4 апреля 2000 года, подписанная начальником медицинской службы войсковой части 13 206, о том, что в ходе боевых действий в Чеченской Республике Буданов получил две контузии: первую 15 октября 1999 года при блокировании села Кирова, вторую – 17 ноября 1999 года при блокировании села Самашки. Сам Буданов сообщал о четырёх черепно-мозговых травмах, а также о том, что у него в голове осталось шесть осколков. В то же время в медицинских характеристиках Буданова и его наградном листе упоминания о подобных повреждениях отсутствовали.

Изучив представленные документы в рамках комиссионной судебно-медицинской экспертизы № 9 от 12 мая 2003 года, не удалось подтвердить травматическую причину возникновения у Буданова указанного в медицинских документах патологического состояния. Стала понятна необходимость проведения дополнительного углублённого клинико-инструментального обследования, по результатам которой была назначена дополнительная судебно-медицинская экспертиза. По заключению № 10 от 4 июня 2003 года комиссии судебно-медицинских экспертов, она пришла к выводу, что у Буданова травматическое происхождение патологических изменений со стороны его нервной системы ИСКЛЮЧАЕТСЯ. Это нанесло ощутимый удар по тем судебно-психиатрическим экспертизам, результаты которых выводили Буданова на состояние невменяемости, основываясь на посттравматическом поражении головного мозга. Базисный для психиатров диагноз «органическое расстройство личности в связи с травмой головного мозга» разваливался на глазах.

С этого момента достаточно прочная линия защиты Ю.Д. Буданова превратилась в совокупность разрозненных «отрезков», в которых сторона обвинения формировала на объективной основе всё более и более широкие «бреши».