Текст книги "Псевдо"

– Но не сейчас, – я усмехаюсь.

– В точку, – улыбается Хёрд. – Короче, те еще ублюдки, эти альвы. Малость умом тронулись, возомнили себя хрен знает кем и были категорически против союза с людьми. А потом пошло-поехало… Междоусобица началась. По итогу они переманили на свою сторону большую часть представителей всех рас и развязали на скрытом Континенте войну, которая перекинулась и на нашу родную планету. Против них выступило тоже внушительное количество… Что может быть страшнее гражданской войны? Брат против брата… Столько тысячелетий вместе. А потом все смешалось… Все бились против всех… Короче, эти ублюдки одержали победу, но к тому времени контроль над людьми ослаб, не до этого было. А вы уже и сами погрязли в бесконечных войнах, к тому же, ударились в технологический прогресс с такой скоростью, что остановить эту Машину было невозможно. Засрать такую планету… Мда… – Хёрд презрительно морщится. – Альвы, и без того отбитые, озверели не на шутку и, будучи у власти не только людской, но уже и нашей, затеяли всю эту движуху с «Клауд».

«Клауд»… Вот и разгадка. Все-таки я был прав. Дело в них… Ловлю себя на мысли, что слушаю рассказ Хёрда с большим увлечением. Пускай, что-то для меня не совсем понятно, но затягивает в пучину неизвестности… Докопаться до истины.

Просыпается жажда информации. Я хочу узнать все. Только… Нужно спасти Еву.

Может, они помогут? С таким отрядом мне точно удастся пробраться к ней живым и вытащить оттуда.

Если его слова – правда, то какие же люди дураки. Не видят дальше собственного носа. И, судя по тому, к чему идет история, им вообще не суждено увидеть что-либо еще.

– Ты тоже человек, если что.

Голос усмехается. Забавляет ход моих мыслей? Да, наверное, я зря обобщил… Среди нас были и есть потрясающие личности-исключения. Но из общей массы – огромная редкость.

– Ты слушаешь? – Хёрд щелкает перед моим лицом пальцами.

Святослав тоже так делал… Что с ним? Живой? Или…

– Да, прости, перевариваю… – отвечаю я.

– Понимаю, но надо дальше. У тебя будет время все обдумать и принять. Так вот… С помощью сигарет и распространили эту хрень. Получилась смесь ваших знаний о вирусах и наших о… Эм… Мы называем это просто Силой, – Хёрд пожимает плечами. – А теперь к сути. На сегодняшний день Человека больше нет. Побочные – безобидная ошибка. Через сутки они умрут, а через четыре дня от них ничего не останется.

– Ускоренное разложение, – поясняет Рауд, не поднимая глаз с автомата, который пристально осматривает. Или делает вид. – Эти гады перетянули к себе почти всех некромантов.

– Некромантов? – вновь спрашиваю я, но не потому, что не знаю кто такие некроманты, а потому, что не могу поверить в услышанное.

– Именно. Тебе стоит привыкнуть, что некоторые эм… персонажи… – начинает Хёрд.

– Персонажи? – в диалог вступает Барди и смеется. – Да, и правда, персонажи! Люди так все и всех исковеркали, что и не понять, кто есть кто! Короче, Крис, они тебе тут три часа буду все разжевывать. Самое главное – людей нет больше. Истребление проведено успешно, можем похлопать альвам!

Барди встает и наигранно хлопает в ладоши, но, поймав хмурые взгляды остальных, садится обратно.

– Все-все… Продолжайте сами, – говорит он и замолкает.

Истребление… А мы считали себя венцом творения, мнили, что находимся на верхушке пищевой цепи. Вот как получается…

– Но почему я жив?

– А ты… Как бы так… – Хёрд задумывается.

– Да че думать-то, – Рауд берет объяснение на себя. – В нашем мире были… надеюсь, что и сейчас есть, Покровители. У каждой расы свои. Они помогали, наставляли и обучали всякому, в том числе и управлению осязаемым и не осязаемым, однако не говорили, откуда сами родом, и кто такие. Предки им не поклонялись, но когда их рядом не было, то общались через определенные… вы называете это «молитвами», не совсем верно, но суть примерно та же. Так сложилось, что они иногда заключали союзы с нашими женщинами. Любовь это или еще что – неважно. Важно то, что в роду тех женщин мог появиться, обладающий частью силы Покровителя. А будет это ребенок первого поколения или хрен знает какого – никто не знал.

– Так вот ты и есть «хрен знает какого», – подхватывает Барди.

– Погоди, – я обращаюсь к Рауду, стараясь не упустить нить, – но я же человек?

– Человек, – он улыбается, обнажив клыки. – Дело в том, что среди вашего брата порой толковые ребята встречались. И поодиночке, и целыми цивилизациями. Вот для них предки приоткрывали завесу, вербовали, и, кстати говоря, они отлично среди нас приживались. А так как межрасовые браки не запрещены, то частенько кто-то вступал в союз с человеком, и в их детях кровь текла смешанная. Догадываешься теперь?

Я тру виски. Голова, кажется, должна взорваться от такого количества новой и крайне бредовой информации. Но…

А что, если правда? Приспособиться… Быть может, Хёрд прав. Вместо того, чтобы постоянно отрицать происходящее, не верить и подвергать сомнениям, нужно просто принять все это.

Появляется ощущение, что внутри меня разгорается огонь. Просыпается интерес к жизни? Сейчас? Чувствую прилив сил…

– А голос, который ты слышишь – это, скажем, сущность данная таким как ты. Немногие могут с ней совладать и в основном сходят с ума, но тех, кто более менее уживался с голосом в голове пытались вербовать альвы. Они за каждым Потомком следили и ждали, пока он себя не выдаст. Если же им этого не удавалось – сплавляли в психушки. Возвращаясь к «кое-кому», кого ты хочешь спасти, тебе должно быть ясно, что…

– Я понимаю, но шанс все-таки есть, – я не желаю отступать. – Пусть даже он и минимальный.

– Есть-то, он есть. Давай так… Союзник в твоем лице будет далеко не лишним и, если согласишься примкнуть к нам, то мы поможем.

Заключать союз с Существами? Почему бы и нет.

Все страньше и страньше… Теперь я понимаю Алису.

– С радостью, – я протягиваю руку.

Сомневаться и раздумывать – непозволительная роскошь. Главное – Ева. А дальше… По ходу дела разберемся.

– Верное решение, Крис. Все-таки ты разумный человек.

– Подлетаем! – в наушнике раздается голос Свейна, и вертолет начинает снижаться.

* * *

Массивная дверь вертолета шумно отъезжает в сторону: на Марсовом поле ни души… Ни живой, ни мертвой. Непривычная тишина создает дискомфорт и сеет чувство тревоги.

Я спрыгиваю на траву, закрываю глаза и втягиваю носом порцию свежего воздуха. Легкие наполняются, а мозг взбадривается.

– Ты как?

– Как будто спал всю жизнь… – я поднимаю взгляд на небо.

Такое же голубое, как и раньше, и солнце светит так же ярко, но мир, который под ними находится… Совсем не тот. И никогда не был таким, каким его я представлял.

Каким его представлял Человек.

Истребление…

Спасем Еву, а что дальше? Если она жива, то подобна мне – потомок неких Покровителей. Недобогов…

– А дальше переберемся на Континент. Прорвемся.

– На Континент… – повторяю я.

– Держи, – позади меня спрыгивает Хёрд и протягивает пистолет с двумя магазинами. – Побочных не должно быть очень много, и, надеюсь, что справимся руками. Но подстраховаться стоит. Это «Вектор». Пуля в голову – труп, на крайняк – две. Предохранитель у него необычный, смотри: есть клавиша на рукоятке, и есть на спуске. Чтобы выстрелить – зажми обе. Понял?

– Понял.

О «Векторе» мне рассказывал отец. И об этих клавишах тоже… Если не зажать их одновременно, то выстрела не будет. Не забыть бы, если придется стрелять.

– Я напомню.

– Хорошо. Если будешь перезаряжаться, то просто вставь новый магазин, а пистолет сам дошлет патрон в патронник. Так… И вот еще кобура. Удобнее, чем за пазухой таскать. Кстати, нож твой отдать или новый? У нас получше есть, а то этот, как перышко. И не помахать особо, – Хёрд крутит в руках мою финку.

– С перышком мне как-то удобнее, – говорю я.

Цепляю к поясу шорт кобуру, затягиваю на правом бедре лямки. В дополнительные кармашки ложатся два магазина – третий в пистолете.

– Ну как знаешь, – Хёрд отдает финку. – И не забывай про клавиши. Сначала на рукоятке, целишься, а потом спуск.

Я молча киваю.

– Ладно… С нами пойдет Барди, остальные здесь будут. Мало ли… Втроем сил нам хватит пробиться.

– А если не хватит? – в них-то сомнений нет, а вот я – другое дело.

– Тогда будет шумно, – с довольным оскалом и двумя автоматами из вертолета показывается Барди. Сверкнув клыками, он спрыгивает на землю, по которой проходит дрожь от такой туши.

На голову выше меня, и на полголовы выше Хёрда… Да он один всех Диких раскидает.

Привыкнуть к их внешности и не пялиться – очередная задача. Не из простых.

– А на что ты рассчитывал, когда хотел туда сам сунуться? – Хёрд перекидывает черный матовый автомат через спину и поправляет форму.

– На чудо, – бормочу я, не желая признавать, что это была заведомо провальная идея. Но что мне еще оставалось делать? Сидеть на месте? Нет…

– Да пошли уже. Раньше начнем – раньше закончим, – Барди нетерпеливо переминается с ноги на ногу.

– Он прав. Надо торопиться, – соглашаюсь я. Промедление может стоить жизни Еве.

* * *

По Миллионной улице мы идем, прижавшись к ее правой стороне. Идем тихо, след в след, и прислушиваемся к каждому шороху, но это лишь ветер, который гоняет мелкий мусор по вымершему Петербургу.

Впереди – Хёрд, в середине – я, замыкает Барди. Ножи наготове, пистолеты спрятаны в кобуру.

Останавливаемся у постамента крайнего правого Атланта – одного из десяти гигантов, держащих портик Нового Эрмитажа. От их исполинских гранитных фигур всегда веяло какой-то мощью, скрытой силой… В преданиях многих народов существуют упоминания о некой цивилизации великанов.

Вымысел? Теперь я ни в чем не уверен…

Зайти с главного входа – единственное верное решение, так как от него путь до Военной галереи самый короткий. Не факт, что безопасным, но иные варианты отсутствуют.

Миновав Атлантов, мы приближаемся к Дворцовой площади: никто больше не поет культовых Питерских и обычных песен, не играет задорно на гитаре, а толпа не аплодирует… Ни глазеющих туристов, ни умиротворенных местных. Только их мертвые, гниющие тела, смрад от которых носится по всей площади. Он настигает и нас.

– Ну и вонь… – Барди первым нарушает молчание, длящееся с Марсова поля.

– Внутри будет хуже, – озабоченно бормочет Хёрд. – Хорошо, хоть противогазы захватили.

В противогазе бродить по залам не очень хочется.

Диких, как ни странно, на Дворцовой практически нет: у арки Главного штаба ходит четверо, двое у Александровской колонны и трое разрозненно бродят в разных концах площади. У ворот, ведущих во внутренний двор Эрмитажа – никого.

– Здесь – пусто, там – полно, – говорит Хёрд, и мы почти бегом двигаемся к воротам.

Искусство

Эрмитаж я не посещал с тех пор, как умерла бабушка.

Проработала она в нем большую часть своей жизни, и постоянно приводила нас с Варей с самых малых лет на ознакомление с искусством. Это был новый мир, где мы воображали себя египетскими фараонами, античными царями, и, конечно, российскими правителями. Немало времени потребовалось, чтобы мы с сестрой смогли ориентироваться без карты: бесчисленные помещения с множеством входов и выходов были похожи на хитроумный лабиринт, собравший в себе неимоверное количество экспонатов.

Бабушка показывала нам роскошные залы и рассказывала о скульптурах, картинах, творцах, из-под чьей руки рождались все эти шедевры, и о том времени, когда они создавались. Мы могли ходить и слушать ее часами, не замечая, как наваливается усталость, и требовательно урчат животы.

А после музея нас встречал дедушка, держа в руках по мороженому…

Но ничто не вечно. Особенно человек.

За день до смерти бабушки, мы прогуляли уроки, чтобы навестить ее в Эрмитаже. Как всегда, она была улыбчива и не отругала за пропуск школы. Как всегда, ее теплые, шершавые ладони коснулись наших щек. В последний раз…

На следующий день у нее случился сердечный приступ. Она умерла буквально у дедушки на руках, а через месяц, не выдержав горя, и он покинул нас.

С тех пор мы с сестрой держались от Эрмитажа в стороне. Он напоминал о самой большой утрате в нашей жизни.

Пять лет назад погибла Варя, и на этом моя жизнь закончилась. Началось бесцельное существование.

Включить автопилот и пытаться не сдохнуть – выполнено.

Выключить автопилот и пытаться не сдохнуть – в процессе.

* * *

Во внутреннем дворе Эрмитажа висит мертвое, гнетущее безмолвие. Ни следов крови, ни намека на Диких. Разлагающиеся тела вереницей тянутся к главному входу – очередь за билетами.

Все мертвы.

Нет никаких героев или Избранных…

Все мертвы.

Нет никаких злодеев, которые долго и в деталях рассказывают свой план…

Все мертвы.

Нет никакого шанса на спасение…

Они захотели – они истребили.

Все просто.

– Гораздо сложнее, чем ты думаешь.

– Хотелось бы уже узнать… – бормочу я. Неведение мне порядком надоело.

К главному входу мы подбираемся с левой стороны. Без особых усилий Барди оттаскивает заблокировавшие дверь тела. Одна рука – одно тело. Откуда у него такая сила, остается только гадать.

– Натягивай, – Хёрд протягивает мне один из противогазов, – не будем испытывать желудки.

Меньше всего я хочу таскаться в резиновом изделии на голове. Не таким Эрмитаж меня помнит, не таким и увидит вновь. Справлюсь…

– Можно и без них.

– Объясни, – что-то внутри меня зашевелилось… Будто внутренности начали крутиться вокруг своей оси.

Дискомфорт.

Щекотка.

Дрожь.

– Заберем у них обоняние так же, как и я у тебя забирал.

Но они должны довериться и сделать все, что я скажу.

Хёрд и Барди понимают, что я говорю с Голосом, и в ожидании вопросительно на меня смотрят.

– Эм… – я не совсем уверен в том, что нужно сказать, – Мы можем перекрыть у всех обоняние. Так будет удобнее.

– И как? – Барди приподнимает бровь.

– Нашей кровью.

– Нашей кровью, – повторяю я.

После секундного молчания Существа переглядываются. В их глазах появляется сомнение.

– Хорошо, – произносит Хёрд и на шаг приближается ко мне.

– Не доверяют… Но ты им нужен. На этом и сыграем.

– Ладно, – я напряженно выдыхаю: вновь беспомощная марионетка. Это раздражает.

– Крови много не понадобится, так что палец подойдет.

Режь его, выдавливай сколько сможешь и делай каждому полосу от середины лба до переносицы.

Себе не нужно. Дальше я сам.

Четкая пошаговая инструкция. Жаль, нет буклетика с пронумерованными рисунками. Как у «ИКЕА».

Используйте вашу кровь, чтобы соединить номера 1 и 2.

Используйте Голос, чтобы не ошибиться.

Шаг первый… Шаг второй… Шаг третий…

– Режь.

Лезвие финки с легкостью разрезает подушечку большого пальца.

Как и велел Голос, я оставляю по кровавой полосе на лбах Хёрда и Барди и отхожу назад.

– Дыши медленно. Сосредоточься на ком-нибудь из них и не моргай.

Повинуясь указаниям Голоса, я перевожу взгляд на Хёрда.

Секунда, две, три – ничего. Еще секунда, и начинается быстро нарастающее покалывание в кончиках пальцев. Оно охватывает ладони и почти сразу поднимается по предплечьям. Добирается до локтей и все…

Усиливается. Сотни тысяч игл касаются моих рук. Некоторые проникают под кожу, а некоторые едва касаются ее…

Звон в ушах не сбивает меня. Лишь тревожит.

В глазах темнеет. Сердце перестает биться… Несколько секунд – вновь работает, и на мгновение его первого удара, кожа на лице Хёрда становится прозрачной…

Я вижу каждую его вену.

– Сосредоточься…

Удар – снова появляется кожа, удар – вены, удар – теперь я различаю мышцы.

И вдруг все обрывается. Словно ничего и не было…

Полоса крови на лбу Хёрда бесследно пропадает.

– Неплохо… Всего пятнадцать секунд… Теперь на второго.

Проделав тот же самый «ритуал» с Барди, я ощущаю неимоверную тяжесть в руках ноющую боль в пальцах. К горлу подкатывает тошнота.

От голода?

– Через пару минут пройдет. Спроси, чувствуют ли они что-нибудь.

– Чувствуете что-нибудь? – я неотрывно смотрю на Хёрда, ведь он первым подвергся… Этому.

Он втягивает воздух несколько раз – на его лице появляется удивление.

– Ничего. Хм… Слышал я о таком, но никогда не испытывал.

– Тоже ничего. Абсолютно. Да… Интересно, – Барди тоже не улавливает никаких запахов.

Короткими вдохами через нос я проверяю свое обоняние – ничего.

– Тебе многому предстоит научиться, Крис. А пока иди.

Я прикрою.

Звучит обнадеживающе… Но тогда отчего внутри меня разгорается тревога…

* * *

Барди убирает последнее тело от двери – путь свободен. Первым так же шагает Хёрд. За ним, ступая след в след, иду я. Барди замыкает.

Внутри тихо. Я давно здесь не появлялся, но прекрасно помню, что Эрмитаж и тишина – несопоставимые вещи. Разве что по ночам. Днем же залы наполняются людьми порой настолько, что приходится с огромной ловкостью лавировать между нескончаемыми группами, потоками и одиночными туристами.

Снуют из зала в зал. Фотографируют. Рассеянно слушают экскурсоводов или аудиогид на шее… Мало кто по-настоящему наслаждается искусством, вникает в историю экспонатов и с восхищением проводит долгие часы в музее. Прерваться можно на туалет или на чашку кофе в буфете на первом этаже…

Туристы… Летом к кассам собираются такие длинные очереди, что в некоторые дни они растягиваются до Александровской колонны.

Туристы… Многие из них чересчур шумные. Мы с Варей никогда не могли понять: ругаются они или просто громко говорят. Нам эти иностранцы казались такими странными, иногда смешными и какими-то недосягаемыми…

Но сейчас у касс крайне тихо. Никаких голосов, никаких передвижений. Только безжизненные, вздутые, гниющие тела почти полностью устилают собой пол, местами громоздясь друг на друге.

Между трупами расползается и затекает под них какая-то темно-коричневая жижа… Возможно, рвота, кровь и выделения слились воедино и…

Хорошо, что мы не чувствуем смрад, который явно заполонил собой тут каждую щель.

– Н-да-а-а… – протягивает Хёрд, оценивая обстановку. – Куда идти?

– Налево, – я указываю нужное направление. – Первый поворот направо, а дальше прямо через вестибюль и галерею до центральной лестницы.

– Понял, – Хёрд едва заметно кивает. – Смотрите в оба. Стреляем в крайнем случае.

– Слышь, командир, – усмехается Барди. – Все никак «Егеря» из головы не выкинешь?

– Да… – отвечает задумчиво Хёрд.

– Не парься, скоро исчезнет. Я от этого «Мурома» тоже пока не избавился. «Муром»… Надо ж так обозваться…

– Надо идти, – я понятия не имею, о чем они говорят, но медлить нельзя.

– Да… – Барди хмыкает и перекидывает нож в правую руку.

* * *

В вестибюле на информационной стойке лежит мертвый мужчина с полностью обглоданным предплечьем. Локтевая и лучевая кости переходят в нетронутую Дикими кисть. На других телах видимых повреждений нет, но они порядком сгнившие.

«Ускоренное разложение»… Занятно.

Хёрд идет молча. Барди что-то периодически бубнит себе под нос.

* * *

Иорданская галерея располагается сразу после вестибюля. Два ряда массивных колонн, подпиравших высокие своды, условно разделяют ее на три части, и центральная упирается в широкую лестницу с красной ковровой дорожкой.

Перескочив через турникет между вестибюлем и галереей, мы держимся правой стороны.

Хёрд замедляет шаг и останавливается, касается пальцем своего уха, а затем указывает вперед. Мы застываем на месте и не сразу улавливаем тихие, прерывистые хрипы, судя по которым, где-то затаились несколько Диких.

Вот и первая встреча.

Их четверо. Стоят с запрокинутыми назад головами за одной из колонн на левой стороне. Из открытых ртов, измазанных засохшей кровью, и доносятся хрипы. У всех на шеях висят аудиогиды, а в ногах валяется пара разбитых фотоаппаратов – туристы.

Хёрд легонько стучит рукоятью ножа по колонне, за которой мы стоим.

Привлек внимание.

Первой реагирует Дикая в длинной черной футболке с большим желтым смайлом, на краю которого виднеется багровое пятно крови. Повернув голову на источник звука, она срывается с места. Мгновение – ее рука почти вцепляется в шею Хёрда, но он с совершенно спокойным выражением лица уклоняется в сторону, перехватывает Дикую за волосы и перерезает горло.

Хлынувшая кровь окончательно заливает смайл на футболке.

Вторая тварь.

Третья тварь.

Четвертая тварь.

Каждому по твари.

Хёрд встречает свою жестким «джебом». Барди – ногой в грудь.

Последний Дикий – мой. На полголовы выше, в разорванной рубашке он несется, перепрыгивая через тела, выставляет руки перед собой и готовится ко вкушению свежей плоти… Я резко пригибаюсь, подаюсь вперед правым плечом, врезаясь им Дикому в живот, хватаю его под колени и тяну на себя. Издав хриплый стон, он теряет опору, пытается извернуться, чтобы встать ногами на пол, но я без промедлений бросаю его на спину и наваливаюсь сверху всем весом. У Дикого перехватывает дыхание, и внезапно из него вырывается кровавый кашель.

Прямо. Мне. В лицо.

В глаза. В рот.

Я отплевываюсь, перехватываю нож острием вниз и вонзаю его в горло твари. Булькающие хрипы… Застывшие выпученные глаза… Тишина.

– Без меня справляешься?

– Пока что, – говорю я, усмиряя нарастающую жажду крови.

Этот голод. Рвется завладеть мной… Убийство – небольшая порция на пути к его утолению.

Ловлю на себе взгляд Хёрда.

– Забылись мы… Надо бы потише, иначе живыми не выберемся, – нахмурившись, он вытирает лезвие ножа о штанину.

Барди молчит, а я согласно киваю. Здесь нам повезло – никто на шум не сбежался, но в следующий раз удача может быть не так благосклонна.

Продолжая держаться правой стороны, мы двигаемся дальше и останавливаемся только у основания лестницы, вслушиваясь, нет ли никаких звуков сверху.

Мое сердцебиение вдруг учащается, виски сдавливает жгучей болью, а перед глазами на секунду все расплывается в неясной дымке.

– Только не сейчас… – шепчу я, стараясь отогнать грядущую галлюцинацию…

На красной ковровой дорожке, поднимающейся по ступеням, появляются прозрачные силуэты. Сначала несколько, затем их все больше и больше. Размытые лица… Они занимаются своими делами. Стоят, ходят, говорят… Разобрать, что именно я не могу. Множество слов сплетаются друг с другом в галдеж, напоминающий жужжание пчелиного роя.

Его нарушает детский смех: на лестницу забегают двое ребятишек и замирают у силуэта, начинающего обретать черты. Проявляется платье цвета лаванды, светлые туфли, седые волосы, собранные в «дульку»… Морщинистое, доброе лицо…

Бабушка…

Девочка рядом – шестилетняя Варя, а мальчишка – я. Мне было пятнадцать.

– Варюша, подскажи-ка нам, как называется вот эта мраморная лестница? – бабушка с улыбкой смотрит на внучку.

– Иорданская!

– А почему?

– Потому что на Крещение по ней царь спускался со своей семьей к проруби специальной в Неве – иордани! – выпаливает Варя.

– Умничка моя! А как раньше она называлась, Кристофер? – бабушка всегда называла меня полным именем, чтобы я чувствовал себя взрослее и серьезнее. Мне это нравилось.

– Посольская. Потому что по ней послы разных стран поднимались для Аудиенции, – без запинки отвечаю я.

– Вот молодец, – бабушка гладит меня по макушке и ведет нас наверх, рассказывая о статуе «Владычица» и декоративных скульптурах, которые украшают стены. А мы с Варей, затаив дыхание, внимательно слушаем…

Все исчезает внезапно, как по щелчку. Словно ничего и не было. Только в голове еще отдаленно звучит голос бабушки.

– Крис! Крис! Да что с тобой? – Хёрд встряхивает меня за плечи, видимо, уже не в первый раз.

– Все в норме, – я прерывисто выдыхаю, чувствуя, как сердцебиение возвращается к обыкновенному ритму, а головная боль уходит.

– В норме? – вертикальные зрачки Барди в один миг расширяются. – В норме? Что это за хрень? А если бы твари сбежались?!

– Эй! Остынь, – Хёрд зло смотрит на закипающего соратника. – Крис, объяснись.

Кто бы мне объяснил.

– Это… Это галлюцинации. Отрывки из моего прошлого, и они просто приходят и все. Обычно недолго длятся…

– Класс! Не хватало еще, чтобы ты посреди драки в ступор впадал… Просто зашибись… – Барди вновь вспыхивает.

– Ладно. На разговоры нет времени. Взяли себя в руки и вперед, – Хёрд уверенно шагает по лестнице, переступая через тела.

Я следую за ним.

Воспоминания, которым сейчас не место в голове, мешают сосредоточиться на настоящем. Главное, чтобы с Евой ничего не случилось, а с остальным разобраться можно и потом. Если только она жива…

– Слушай, ты извини. Я просто… немного на взводе, – поравнявшись со мной, неожиданно начинает Барди. Хоть он и говорит тихо, но от его низкого голоса, кажется, вздрагивал воздух.

– Забей, – я выдавливаю кислую улыбку.

Дальше мы поднимаемся молча и останавливаемся только между гранитных колонн на верхней площадке. Перед нами высокая дверь, с приоткрытой правой створкой.

Странно… В рабочее время они должны быть открыты полностью. Может, кто-то пытался там закрыться?

– Куда дальше? – Хёрд, задрав голову вверх, смотрит на плафон с изображением композиции «Олимп». – Ваше представление богов… Да уж.

Барди нетерпеливо крутит в руках нож.

– Налево. Три зала и будем в Военной галерее, – отвечаю я.

Хёрд подходит к нужной двери и дергает пару раз за ручку.

– Хм… Заперто. Другой путь есть?

– Есть… Но очень длинный.

– Тогда поторопимся, – в голосе Хёрда чувствуется напряжение.

Мы возвращаемся к приоткрытой створке, и на этот раз первым решает пойти Барди. Зазора вполне хватает, чтобы он с легкостью в него протиснулся. Через пару секунд его рука манит нас внутрь.

* * *

В центре зала установлена Ротонда с малахитовыми колоннами и золоченым куполом, вокруг которой разбросаны тела экскурсионных групп. Динамик одного из аудиогидов, лежащего в стороне, тихо потрескивает, но он оказывается не единственным источником звука.

Барди указывает на дверь в другом конце зала. Оттуда доносятся приглушенное шарканье и чей-то кашель. Вряд ли он принадлежит живому человеку.

Лишних встреч с Дикими нам не надо, поэтому мы поворачиваем налево и входим в длинную портретную галерею.

* * *

Здесь всегда было не так много людей и из экспонатов – только висящие на стенах портреты династии Романовых, представители которой наблюдали за нами с Варей. Нередко мы любили устроить забег наперегонки, но всегда откуда ни возьмись появлялась «сидунька». Так маленький Кристофер назвал в свое время милых женщин, восседавших на стульчиках в каждом зале музея, а его сестра потом унаследовала право на это слово…

Заливистый смех Вари, кажется, вновь раздается где-то рядом, и я, ведомый подсознательной глупой надеждой, оборачиваюсь. Прищуренный взгляд Хёрда возвращает меня на землю.

– Что-то не так? – спрашивает он.

– Просто показалось, – бормочу я и разворачиваюсь обратно, уставившись на шагающего впереди Барди.

Широкоплечий, метра под два ростом и весом за сотню килограмм, он идет на удивление легко. Его движения плавные, выверенные, однако, не лишены жесткости. Конечно, среди людей часто встречаются представители таких размеров, но от Барди, в отличие от них, исходит некая первобытная, дикая мощь, как и от Эйрика, оставшегося в вертолете. Странно, что от других членов группы такого ощущения нет…

Под взглядом Романовых мы пересекаем галерею и заходим в полностью пустой зал. Ни тел, ни картин, ни скульптур… Ничего.

Дверь слева заперта. Это обрекает нас на дополнительный крюк. Во мне поселяется чувство, что они закрыты не просто так.

– Думаешь, подстроено?

– Скорее всего.

– Что «скорее всего»? – интересуется Хёрд, а Барди разворачивается и застывает с вопросительно поднятой бровью.

– Слушайте, – я решаю поделиться догадкой, – днем здесь ни у кого нет ключей, чтобы запирать двери. Тем более, судя по телам, смерть почти у всех наступила в одно время и довольно быстро, а значит паника не успела начаться. Если кто-то из службы безопасности и выжил тогда, то вряд ли бы он побежал в залы, где происходило… Мысль, в общем, вы поняли.

– Поняли… – Хёрд мрачнеет. – Если так, то вполне возможно, что мы идем в ловушку.

– И кому это нужно? – я отдаю себе отчет в том, что замешаны не люди.

– Тем, кто следил за твоим родом. Не знаю, кого выбрали для такой длительной задачи… Но ждать хорошего не стоит, – Барди намного спокойнее к этому относится.

Мне бы его выдержку.

– Нет у нас времени разжевывать. Просто будьте начеку, – Хёрд ведет нас.

– Им можно доверять. Я за ними наблюдал.

Я киваю и получаю косой взгляд Барди. Видимо, мне они не очень доверяют…

 
– Они еще не пришли в себя после «Псевдо»…
Это замещение твоей личности той,
что нужна исполнителю или заказчику.
Они многое поставили на кон и теперь опасаются потерять.
Мы можем им помочь… Полезный будет союз.
 

А если Голос – это и есть та личность…

 
– При «Псевдо» личность формируется путем внедрения
ложных воспоминаний. По сути, ты это ты, просто
с иным прошлым. Иногда, как в случае с ними,
проводится масштабное замещение воспоминаний,
чтобы создать абсолютно новые личности. А иногда
это выборочные моменты, чтобы манипулировать эм… существом.
 

Надо же… Целая лекция от Голоса. Давно он не был таким разговорчивым…

* * *

Насколько я помню, то следующий зал именуется Малой столовой, и он действительно небольшого размера: шагов десять в длину и в ширину столько же, если не меньше. Стоящий в центре белый мраморный стол обычно пустует, но сейчас на нем лежит три свежих тела, сверху которых спиной к нам сидит Дикий. Занятый пережевыванием плоти, он нас не замечает и иногда лишь дергает в сторону головой, словно у него нервный тик.

Тик… Я тебя понимаю.

Барди негромко щелкает пальцами, привлекая внимание твари. Реакция следует моментальная: Дикий, резко оглянувшись, с хрипами бросается к Барди, но тот уходит под его вытянутую вперед правую руку, перехватывает за волосы и втыкает нож в шею.

Повторяет Хёрда?

Одно движение – лезвие перерезает шею изнутри и вместе с хлещущей кровью выходит наружу. Барди тихо опускает тело на пол.

Голова практически отрезана… Силы у него немерено.

* * *

Из следующего зала доносится кашель и громкое, тяжелое дыхание с прерывистым хрипом. Не теряя ни секунды, мы вбегаем через открытые двери: у дальнего окна на четвереньках стоит Дикая, захлебываясь нескончаемым потоком рвоты, и спустя мгновение падает. Образовавшаяся тишина давит на уши.

В зале, помимо умершей твари, лежит еще несколько гниющих трупов и один свежий.

– Видишь? Сами по себе дохнут, – Хёрд подходит и пинает Дикую в бок.

Я пожимаю плечами. Дохнут – хорошо, но неизвестно, сколько живых впереди.

Живых Диких… Активных Диких? Не совсем понятно живы они или мертвы…

Перед выходом из зала на стульчике я замечаю тело старушки с наполовину обглоданным лицом и полностью съеденной плотью с шеи. Все четыре ножки стульчика стоят в луже крови, натекшей с бывшей смотрительницы музея.

– Сидунька! – внезапно раздавшийся рядом голос Вари, заставляет меня вздрогнуть и вновь обернуться.

На вопросительный взгляд Барди я просто качаю головой, стараясь угомонить взбесившееся сердце…

* * *

Следующие восемь залов совсем небольшие. Дикие нам не встречаются. Ни одной твари. Только неподвижные гниющие мертвые.