Текст книги "Псевдо"

Дикость

Провод. Патрон. Лампочка не горит – днем включать свет не имеет смысла.

Особенно когда шторы раздвинуты.

Особенно когда окна выходят на солнечную сторону.

Особенно когда ясная погода.

За пять лет я так и не смог выбрать подходящую люстру.

На потолке в дальнем правом углу раскинулась трещина в форме паутины. Восемь глаз невидимого паука всегда направлены на меня, а по ночам, он спускается на невидимой паутине и невидимыми лапками перебирает по моему лицу.

Ночь. Комната. Паук.

Аптека?

Варя стоит у приоткрытой двери, которая ведет на лоджию.

Пламя негодования бушует в глазницах.

Совершенно точно это моя квартира.

Гудит череп. Ленно сокращаются мышцы. С трудом поднимаю руки… Кисти и предплечья покрыты засохшими кровавыми брызгами: круглые, овальные, полосы и пятна…

Из груди вырывается тихий стон, когда я сажусь на край кровати – болит буквально все, что находится в моем теле. Каждая клетка. Каждый атом.

Кеды, штаны и футболка также в засохшей потемневшей крови.

Ни слова не говорю Варе и иду в ванную, где в зеркале над раковиной вижу засохшую кровь на лице. Смешавшись с потом и грязью, она размазалась по лбу, щекам, носу, губам и подбородку.

Я выжат. Как после изнурительной тренировки… Как после серии изнурительных тренировок с выжиманием из себя ВСЕХ сил. На пределе возможностей.

Голова тяжелая, опускается, и я обращаю внимание на часы на левом запястье.

12:02 – день.

Прошлый вечер и эту ночь я был в отключке…

* * *

Ни Артем, ни Ева не отвечают на звонки. Восьмой час безуспешные попытки связаться с ними укореняют во мне беспокойство. Нарастает раздражение от собственной беспомощности.

Я сижу на лоджии и выкуриваю сигарету за сигаретой. Выкуриваю и не желаю смотреть на то, что происходит на улице.

Не вижу, но прекрасно слышу: звуки просачиваются даже через закрытые окна. Тонкие стекла, щели – слишком громко.

Страх порождает во мне отрицание. Я боюсь. Я не хочу верить.

Осуждение.

Если бы Варя могла, то давно бы выкинула все заначки «на случай срыва».

Но Варя не может. Единственное, что сейчас в ее силах – пытаться сжечь взглядом почти пустую пачку на столике. Рядом со мной. Варя тоже рядом, как и всегда.

Скрипит раскладной стул, на котором я раскачиваюсь.

– Не нуди. Не до этого…

Попытка обидеться.

– Извини… – я вздыхаю. – Я не хотел.

Понимающая улыбка.

– Спасибо…

Как обычно, Голос хранит молчание в стенах квартиры. Неужели ему нужно приглашение? Как вампиру.

Или не нужно? Призрак… Он просто невидим и ходит постоянно за мной. И говорит. А в квартире стоит и молчит. Возможно, вот здесь, слева от Вари. Или справа… Выглядывает из-за ее ключицы? Пялится через ребра…

Стоит и молчит. Смотрит на меня. Ждет, когда я выйду из квартиры…

Ждет, когда я проснусь утром и умоюсь…

Ждет, когда я позавтракаю и оденусь…

Ждет, когда я зашнурую кеды и открою дверь…

Стоит и молчит. Смотрит на меня. Беззвучно дышит и не моргает…

Вампир… Призрак… Как же. Но даже от мысли о том, что кто-то невидимый постоянно находится за спиной, слева, справа или перед лицом… От этой мысли становится немного не по себе. Еще и тот паук.

Которого нет.

Всего лишь глупая фантазия. Но реальность не лучше.

Все-таки приходится встать со стула, выдохнуть последнюю порцию дыма и открыть окно. На лоджии накурено так, что и дышать особо нечем.

Бросаю окурок вниз.

Я не боюсь, что попаду кому-нибудь в сумку или в пакет. Или испорчу прическу прохожему. Или прожгу одежду. Нет страха, что непотушенная сигарета залетит в окно припаркованной машины. Потому что со вчерашнего дня подобные мелочи никого не интересуют, и никто не обратит внимания на окурок у себя за шиворотом или на кожаном сиденье новенькой машины.

Люди. Я напряженно смотрю на них. Слежу за одним, вторым, третьим…

Они срывают голоса. Зовут на помощь. Рыдают. Истекают кровью. Умоляют о пощаде. Не понимают, ЧТО на них нападает.

ДИКИЕ преследуют и не церемонятся. Раздирают, рвут, пожирают. Настигают всех.

– Что же это… – бормочу я себе под нос.

* * *

Yersinia pestis – бактерия, размер которой составляет примерно одну десятитысячную часть сантиметра.

0,0001 см – совсем малютка. Попадая в организм человека, она упрямо движется по лимфатической системе до ближайшего лимфатического узла. Там она чувствует себя вполне комфортно, обустраивается и приступает к размножению, что приводит к воспалению лимфатического узла. Он набухает. «Бубон» – так его называют.

Yersinia pestis – это чумная палочка.

Резкое повышение температуры, сильный озноб, невыносимая головная боль, слабость. Тело ломит и выкручивает так, что хочется выть. И человек воет. Тошнота и нескончаемая рвота. Потоки рвоты. Возникает бред. Нить с реальностью постепенно теряется.

Сознание крошится, и человек теряет над ним контроль.

Это не Чума.

Vibrio cholerae – еще одна малютка-бактерия. Инфицированного она приговаривает к частому, обильному и водянистому стулу. И к рвоте. Никакой тошноты не будет – сразу рвота. Мочи тоже не будет. Зато появятся мышечные судороги, понизится давление, и пульс станет совсем слабым. Полностью или почти полностью пропадет голос. Высохнет кожа.

Организм подбирается к четвертой степени обезвоживания.

Vibrio cholerae вызывает Холеру.

Это не Холера.

Сильная простуда оказывается вирусом гриппа типа «А» подтипа H1N1. Новый штамм.

«Испанский грипп» или «Испанка».

Чрезвычайно быстро развивается пневмония. Обширное поражение легких, назойливый кашель с большим количеством крови в мокроте. Появляется хриплость, начинаются носовые кровотечения.

Головная боль, ослабление памяти. Бессонница сменяется сонливостью и наоборот. Возникает бред. В некоторых случаях – беспокойство и возбуждение.

Буйство?

Это не Испанский грипп.

Variola vera – Натуральная Оспа.

Вполне можно принять за грипп. Пока тело не покроют пятна розового цвета – па́пулы. Но совсем скоро в центре папул появятся пузырьки с прозрачной жидкостью – вези́кулы. Затем с гноем – пу́стулы. Круглые и тугие.

Температура ползет вверх, ясность сознания – вниз. Мучительный зуд, гной сочится из пустул. На лице, руках, туловище, ногах… Везде.

Бред, беспокойство и возбуждение… У детей – судороги.

Это не Натуральная Оспа.

* * *

То, что произошло в торговом центре – не единичный случай.

Что бы ЭТО ни было, оно появилось сразу и везде. Сотни подобных «вспышек». Сотни черных кружков на карте, диаметр которых увеличивался до тех пор, пока не сливался с соседними…

Теперь город не имеет просветов.

Закрасить в квадрат – будущего нет.

Полиция и военные действуют локально и самостоятельно. Скорее, за себя, чем за население.

Как и все. Как и каждый.

Интернет переполнен фотографиями и видеозаписями с мест происшествий. Некоторые предпочитают здравому смыслу безрассудство и снимают, снимают, снимают…

Я смотрю новые публикации в соцсетях.

Человек Публикация – отличный источник информации для Человека Разумного. Для того, кто заперся. Забаррикадировался. Изолировался от угрозы.

Человек Публикация показывает, что «Дикость» вспыхнула не только в Питере. Но и в Москве. В Новосибирске. В Екатеринбурге… От самых крупных городов до самых маленьких деревень.

Человек Публикация доносит, что под угрозой исчезновения оказалось все население страны…

Я смотрю прямые трансляции в соцсетях.

Человек Прямая Трансляция кричит.

– Мы… Мы в спортзале сто пятой школы… Учителя нас тут заперли… Такие страшные звуки… Кто-то ломится в дверь! – две заплаканные старшеклассницы, позади которых перепуганные парни.

– Мой брат… Он… Он только что бросился на официантку и укусил ее… Я… Я в туалете… А он… Или не он… Не знаю… Дверь не выдержит… – мужчина в помятом сером костюме со следами крови. Слышно, что в дверь кто-то ломится.

– Они убили ее!!! Нет… Не-е-е-ет… Такого не может быть… Они… Эти существа… Монстры! Я поняла! Это просто сон. Кошмар! Нужно просто умереть, и я проснусь! – запыхавшаяся девушка, останавливается и направляет камеру на бегущего за ней Дикого. – Это просто сон…

– Друзья нашего сына… Они гостили у нас, а потом… А потом Вадик закашлялся… Его стошнило и он… Он умер… А Андрюша накинулся на нашего сына и укусил его! Ему совсем плохо! Он кровью истекает! Но… Но мы не можем выйти из квартиры. Перед дверью какие-то существа… Они убили соседей… Они их… Едят… Господи, столько крови… – за спиной плачущей женщины сидит отец с ребенком на руках.

– Мне так плохо… Сильно тошнит… Но я держусь… Я не хочу как Дэн… Он блеванул и… И умер… Я… Я не могу терпеть… – глаза бледного подростка закатываются, его рвет на телефон, картинка исчезает, но по гулкому стуку понятно, что мальчик упал.

Трансляций много. Очень много. Но в какой-то момент их количество перестает расти и начинает стремительно снижаться.

Они обрываются. Навсегда. После тихого шепота и слез, после криков и хрипа на фоне, после истерик и молитв…

Человек Прямая Трансляция оповещает Мир, что на Земле больше нет светлых пятен.

Черный Квадрат поглотил города, страны и континенты.

* * *

– Вызываемый вами абонент не отвечает. Пожалуйста, перезво… – бездушный голос из динамика забирает с собой еще одну частицу надежды. Опять неудача.

– Херня, херня, херня… Херня все это! – я хожу от одного края лоджии к другому. От коробки из-под холодильника до коробок из-под пицц.

Варя молчит.

Верить в то, что Артем и Ева превратились в этих тварей или убиты, я не хочу. Они просто одновременно и живы, и мертвы.

Кот Шредингера.

Артем и Ева Шредингера.

Я выглядываю из окна. Слишком ясное небо, кошмарно яркое солнце – совсем не Питерская погода.

По тротуару гонимый двумя остервенело хрипящими Дикими бежит мужчина. Его ноги заплетаются. Он оглядывается – раз, он оглядывается – два, он оглядывается – три… Спотыкается и падает перед мертвым телом старика, кишки которого лежат между его ног. Тянутся из разорванного живота и закручиваются на подогретом солнцем асфальте.

Дикие набрасываются на мужчину, вгрызаются в живую и теплую плоть.

Он кричит. Вопит. Орет. Теряет голос и хрипит, как Дикий.

Мой живот урчит.

Невеселая усмешка.

– Желудку не прикажешь, – я пожимаю плечами и бреду на кухню.

Крик мужчины обрывается.

* * *

На меня смотрят две сморщенные морковки – истинные старцы моего холодильника. Немного молодняка: бутылочка соевого соуса, пустая коробка из-под яиц, две вытянутые плоские банки сардин в масле…

Я смотрю на них. Они смотрят на меня.

«Черный день» – вот и он.

* * *

Скудный ужин на лоджии… Звучит, как название картины.

Тяну за «чеку» – постепенно открывается первая банка. Рыбешки одна к одной, ждут, когда их положит себе в рот, пережует и проглотит кто-нибудь голодный.

Я голодный.

Вопрос в глазницах.

– Нет. Пока еще… – отвечаю я. – Пока еще я в своем уме.

«Чека» с металлической крышкой на моем указательном пальце. Если бы в другой руке лежала не емкость с сардинами, а ручная граната РГД-5, то в моем распоряжении было бы всего от 3,2 до 4,2 секунды. Приземлится между жрущими Дикими как раз момент взрыва… Расстояния вполне хватит. Граната не самая мощная, но парочку тварей точно заберет.

Забрала бы.

Я знаю это, потому что это знает мой отец.

Фанатичные рассказы об оружии – то, что нужно ребенку.

* * *

Сухая, почти безвкусная рыба. Масла совсем немного, его не хватает, чтобы придать влажности, и проглотить ее становится неприятным испытанием. Пережеванные рыбешки застревают комом в горле.

Приходится раздавить вилкой все кусочки в мелкую труху, разом закинуть это месиво в рот и запить полным стаканом воды. Отличный ужин.

– Да-да… Как всегда, была права… Мне стоило сходить в супермаркет… – говорю я.

Торжествующий оскал.

– Думаешь, это бы меня спасло? На какое-то время… Да, наверное… – я сажусь на раскладной стул. – А дальше что? Выходить из квартиры – самоубийство. Да и смысл? Куда идти? Ты сама видела, что происходит в городе, в стране… Везде.

Наконец-то на лице Вари отражается понимание. Я всматриваюсь в очертания ее костей.

– Знаешь что? А вдруг и тебя нет? Меня нет…. Вообще ничего нет?

Я вскакиваю со стула и бегу в комнату. Спешно ищу записку Святослава. Если ее нет… Ведь воображаемый друг не может написать послание?

Да?

– Где она? Где она?! Ага! – в руках у меня помятый лист бумаги. Пробежавшись по тексту глазами, я освежаю память о старике.

Его существование подтверждает бумажка… Ничего она не подтверждает. Не исключено, что и это тоже плод воображения.

Реальна ли действительность?

Действительна ли реальность?

Заперт ли я в собственной голове?

Волны беспокойства с лоджии.

– В порядке? Не знаю… Это как посмотреть. Хотя, как ни посмотри – не в порядке.

Волны усиливаются.

Я тащу Варю в комнату, ложусь спиной на пол и скрещиваю руки на груди. Надо мной висит одинокая лампочка на черном кривом проводе.

Черная кривая линия, как моя жизнь, тянется к источнику света, который может никогда и не загорится. Надеется. Ждет. Просто некому щелкнуть переключателем.

– Допустим, это вирус или бактерия… Чума? Холера? Испанка? Оспа? Что у нас есть… Кто-то… Эм-м-м… Превращается в… Диких. Кто-то умирает, а кто-то – нет. Но и Диких что-то убивает изнутри. Скольких мы видели сегодня? Пять? Десять? Просто блюют и подыхают.

Вопросительный взгляд.

– Да… «Дикость» может быть побочным эффектом. Тот рыжий хрен так и сказал: «Один Побочный»… А если это Rabies lyssavirus[9]9
  Вирус бешенства


[Закрыть]? Бешенство… Дикость… Как думаешь?

Сомнение.

– А что? Биологическое оружие никто не отменял. Синтезировали вирус, провели тесты, а эксперимент вышел из-под контроля и понеслась… Или не вышел?

Задумчивость.

– Иммунитет или просто вопрос времени. Я тоже могу быть заражен, – я раскидываю руки и ноги в стороны.

Страх.

– Не тошнит. Не бойся…

От ветра с улицы лампочка покачивается. Покачивается и тень от нее на стене. Увеличенная в несколько раз, едва различимая. Призрак настоящего.

– Больше похоже на бред, чем на правду… Лечебница теперь не кажется такой чушью, да?

Недобрый оскал.

– Говорю, потому что неуверен… Обе версии мне не нравятся, в обе верится с трудом, – я встаю и отношу Варю обратно на лоджию.

Облокачиваюсь на край окна.

Внизу четверо Диких набивают свои желудки свежей плотью.

Клокочущие хрипы. Булькающие хрипы. Просто хрипы.

Затяжные и короткие. Громкие и совсем тихие.

Нервный не тот, кто стучит карандашом или щелкает ручкой, а тот, кого это раздражает.

На самом деле они оба нервные.

Хрипы раздражают. Заполняют собой мою голову и кружатся в бесконечном вихре.

– Да чтоб вас… – я беру со стола стакан и с силой швыряю его, целясь в ближайшего Дикого.

Точно в затылок – звон разбившегося стекла. Рассыпается прозрачной крошкой в лужу крови.

Тварь игнорирует и жрет, запихивая в пасть новые и новые куски мяса.

Восхищение.

– Я даже не целился, – отмахиваюсь я, но в душе улыбаюсь.

Нужно срочно кинуть что-нибудь еще. Пустая банка из-под сардин слишком легкая, а вот та, неоткрытая…

Предостережение.

– Что мне с этой банки? От голодной смерти не спасет. Отсрочит ее на день…

Я бросаю – попадание. В тот же затылок. На этот раз Дикий оборачивается и ищет глазами того, кто его потревожил. И он находит.

Сверлит меня голодным взглядом, не переставая двигать челюстями. Процесс пережевывания не должен прерываться.

– Че уставился?! – кричу я ему.

Сердцебиение и дыхание учащаются.

И вот, я стою на кухне и выгребаю с полок стаканы с кружками.

И вот, я стою на лоджии и избавляюсь от принесенной посуды.

Она летит в того самого Дикого, но на меня обращают внимание и другие. Таращатся, подходят к дому. Только парочка из них не отвлекается ни на что.

Почти все «снаряды» достигают своих целей. Асфальт усеян керамическими и стеклянными осколками, по которым топчутся твари.

Хруст и хрипы.

Хрипы и хруст.

Последний стакан отправлен в путь. Пункт назначения – твердый лоб Человека Дикого.

Улыбка, почти смех.

– Спасибо! Спасибо! – я театрально кланяюсь ей.

Дикие пялятся, пучат глаза, задрав головы вверх, и не понимают, как до меня добраться.

Хрипы. Хрипы. Хрипы. Хрипы. Хрипы.

Хреновый Хриповый Хор.

– Господа, и это вы называете пением? Верните деньги за билет! – мой нервный хохот эхом выливается на мертвую улицу.

Беспокойство в глазницах.

– Наверное, да, сошел с ума. Как иначе… – я со вздохом опускаюсь на стул и беру со столика пачку сигарет.

Но закурить мне не дает стук во входную дверь. Очень настойчивый стук. Кулаком.

– Я знаю, что ты там! Открывай! – крик доносится из подъезда до самой лоджии.

Знакомый голос…

Убийца

– Падла, я тебя достану! Выходи по-хорошему!

– Его еще не хватало, – я перетаскиваю Варю в комнату и с сигаретой во рту медленно подбираюсь к двери.

– Че надо? – я смотрю в глазок.

Патлатый, нос крюком, поросячьи маленькие глаза. Расстегнутая засаленная рубашка, шорты, мокасины на босу ногу – Серега. Появление «любимого» соседа не сулит ничего хорошего, особенно с таким настроем.

Серега тарабанит, что есть сил.

– Башка твоя!

– Вали нахер!

– А ты бы не дерзил. Он сегодня не один, – ехидно отвечает кто-то басом, а затем раздается визг болгарки. Оглушительный, режущий слух и петли скрежет говорит о том, что дни моей двери сочтены.

Беспомощная сардина.

Широко шагая, я возвращаюсь в комнату и сажусь на кровать. Взор в пустоту.

Укор.

– Знаю… Надо было тебя слушать, – перед глазами проносятся события недельной давности.

* * *

После работы мы встретились с Артемом, выпили по паре бутылок пива в неплохом баре в центре и к полуночи я приехал домой. Ведь дежурство следующего дня не позволяло сильно разгуляться.

Душ – ужин – разговор с Варей – две серии затянувшегося сериала.

И, когда я собирался лечь спать, то за стеной послышалась нарастающая ругань. Серега с женой закатили очередной скандал… Тонкие стены новостроек выдают жизнь соседей со всех сторон. Хочешь ты этого или нет.

Громкие голоса переросли в крики, к крикам добавился звон посуды, после звона начались пощечины и грохот мебели. Кого-то били о шкаф, комод или стол… Кого-то швыряли в стены… Явно, не Серегу.

Полицию вызывать – зря время тратить. С большой вероятностью мне бы просто сказали: «Если будут убивать, тогда и звоните». Печальная реальность домашнего насилия.

Я не герой и никогда не хотел им быть. Просто тогда все сложилось не в пользу соседа: моя усталость от тяжелого дежурства, мое желание выспаться, моя давняя раздраженность его пьяными выходками и перегаром в подъезде, моя мечта как следует покорежить это тупое лицо… Это был порыв не помочь женщине, а утолить внутренний голод. Свой или чей-то – вопрос другой.

Достучался я не сразу – долго и с силой долбил по двери кулаком. Когда Серега ее все-таки открыл и даже вышел из квартиры, то… Я не горжусь тем, что сделал: два «хука» справа – он лежит на пороге. Дышит, но не двигается. Стеклянными глазами смотрит вверх.

Нашел повод, чтобы выпустить пар.

Благодарности от женщины не было – набросилась на меня, истошно выкрикивая проклятия. Я скрутил ее и откинул к лежащему почти без сознания мужу, после чего удалился, расталкивая сбежавшихся на шум соседей.

Никто не помогал мне, никто не помогал им.

* * *

Сейчас для Сереги сошлись все звезды.

Я злюсь на себя. Следовало сидеть тихо и ждать чего-нибудь… А я… Устроил концерт с криками и боем посуды на лоджии… Идиот.

Один на один он угрозы не представляет. Семь лет тренировок в бойцовском клубе «Мясорубка» вместе с Артемом не были потрачены впустую.

Каждый раз дрались, как в последний. Соревнования – ринг в крови – победа.

А вот с двумя будут проблемы. Тем более, неизвестно с чем они пришли, и какова их конечная цель.

Избить, пытать, убить? По очереди?

Отчаяние в глазницах.

– Слышу!

Скрежет болгарки замолкает, и в дело идет лом или монтировка… Врата в мою обитель отчаянно скрипят и не хотят поддаваться, но их падение – вопрос времени.

Я срываюсь с кровати и несусь на кухню, надеясь найти там хоть что-нибудь способное помочь.

Из ножей только те, что для масла… Был один нормальный – сломался. А новый так и не купил… Этими только глаза выковыривать. По одному глазному яблоку – четыре подхода.

Вот и расплата.

Гремя кастрюлями, крышками и прочей посудой, я роюсь в ящиках и, наконец, вытаскиваю старую чугунную сковородку. Других идей нет.

Скейт, сковородка… Издевка случая.

– Щас ты огребешь, урод!

Дверь с грохотом падает в подъезд, жалобно лязгнув под шагами моих «гостей». Они поворачивают на кухню.

Чуют меня всем своим гнилым нутром.

Я стою в нише между холодильником и стеной, сжимая ручку двумя руками. Обычно, в те редкие случаи, когда я готовлю, здесь стоит Варя.

– Че прячешься? Все равно найдем! Выходи, тварина! – голос соседа совсем рядом.

Места для бокового удара у меня нет, поэтому бью сверху, как только в мое укрытие заглядывает Серега.

Днище – лоб – звон чугуна.

Вскрикнув, он пошатывается, но удерживает равновесие. Я тут же выскакиваю и наношу еще один удар сверху.

Днище – лоб – звон чугуна.

Недоумение и растерянность на его тупорылой физиономии пропадают, глаза закатываются и Серега вырубается.

Шансы уравнялись, но…

В проеме кухонной двери спокойно стоит незнакомый мужик и направляет на меня пистолет. Пистолет Макарова… Его сложно не узнать…

– Ну что? Теперь не такой смелый? Давай бросай, – на его лице самоуверенная ухмылка.

Порядком выше меня, широкоплечий. Огромная лысая голова с косым шрамом на лбу. Белая майка, черные спортивки. Растоптанные донельзя серые кроссовки. Пистолет в его здоровенных руках смотрится совсем игрушечным.

Муляж? Рисковать не стоит. Да и как справиться с таким бугаем…

– Разберемся как мужчина с мужчиной? – я бросаю сковороду.

Дешевая фраза из дешевых фильмов, конечно, не работает.

– Самый умный что ли? На колени, быстро! И руки за голову убери! – рявкает лысый.

На колени…

Мразь.

Стиснув зубы, я выполняю его требования.

– Вот так, – ухмылка перерастает в ехидную улыбку. Он тормошит Серегу. – Эй, ты живой? Вставай! Да подними ты свою задницу!

Перед глазами проскакивает пелена. Пульс растет.

Голод растет.

– Голова… – держась за лоб, Серега встает на ноги. – Ах ты, сука!

Он подскакивает ко мне и неуклюже бьет по лицу. По щеке. Не в нижнюю челюсть, не в скулу – посередине. Не очень сильно, но крайне неприятно.

Голова уходит вбок.

– Да чего ты стоишь?! Врежь ему! – вопит Серега, понимая, что сам вреда мне не нанесет. Держится за лоб, морщится и трясет кистью. Вывих?

– Это я с радостью, – его кореш берет пистолет в левую руку, сжимает пальцы правой в кулак.

Удар.

Ударище…

В глазах темнеет, в ушах гудят тысячи пароходов. Мощь такая, что меня сметает на пол. Перехватывает дыхание.

Щека касается кремовой плитки – прохладная.

– Ага! Будешь знать, как лезть не в свое дело! – ликует Серега.

Гул спадает, тьма рассеивается. Во рту металлический привкус.

– Давай уже пойдем? Пару раз шибанем его и пойдем. А? – неожиданно уверенность и суровость лысого улетучивается. Он с испугом оглядывается назад.

Из подъезда раздается чье-то шарканье и тихие хрипы.

– Это что? – нервно спрашивает Серега. – Эй! Кто там?!

Отвлекся… Мой шанс.

Я вскакиваю, хватаю его за волосы и, приложив столько силы, сколько могу из себя выжать, отправляю его лицо на встречу с кухонным столом.

Удар – грохот. Стол содрогается.

Серега на полу – там его место. Лысый опять направляет на меня пистолет, однако, его руки дрожат. Не сильно, но заметно.

Хрипы звучат громче. Приближаются.

– Слушай, будем разумными… – я держу руки поднятыми. – Мы же не хотим здесь оба сдохнуть? Ты знаешь, кто сюда идет. Уверен, что знаешь…

Я осторожно, маленькими шажками обхожу стол, приближаясь к пустой бутылке из-под рома на краю. Она до сих пор стоит. Опустошенная мной и Святославом.

– Вдвоем у нас есть шанс выбраться. Может, и друга твоего спасем…

План появился сам по себе, когда я заметил одну маленькую, но важную деталь – флажок предохранителя стоял в верхнем положении.

– Ты зубы мне не загова… – начинает он.

В этот момент я хватаю бутылку и бросаю в него – просто отвлечь.

Врасплох.

Лысый уворачивается, нажимает на спусковой крючок, но ничего не происходит. Опустить флажок он успевает – подобранной сковородой я бью снизу по его подбородку.

Зубы клацают друг о друга. Голова откидывается назад.

Удар сверху по кистям – пистолет вылетает из рук.

Удар по нижней челюсти – сломана.

Я чувствую эйфорию… Она растекается от кончиков пальцев, постепенно распространяясь по всему телу. Разжигает голод…

Наслаждение.

Превосходство.

Это не должно заканчиваться. Но волна откатывает… Необходим прилив.

Удар по виску – лысый сползает по стене. Голова болтается, как у марионетки без хозяина.

Новый прилив: еще лучше, еще приятнее. Пульс зашкаливает, зрачки, наверняка, расширены.

Откат… Голод.

Удар по затылку – лысый теряет сознание и в неестественной позе застывает на полу.

Кровь в его рту смешивается со слюной, густой массой вытекает и тянется от губ до кремовой плитки… Нижняя челюсть деформирована, выпирает вбок.

Откат… Голод.

УБИТЬ, УБИТЬ, УБИТЬ, УБИТЬ!!!

Срезанная входная дверь жалобно скрипит под чьими-то ногами. Я оборачиваюсь на звук и уверенно иду встречать «гостей».

Жажда новой волны правит мной. Велит, что делать. Заставляет. А этот голод…

УБИТЬ!!! ВСЕХ УБИТЬ!!! УБИТЬ, УБИТЬ, УБИТЬ, УБИТЬ!!!

Дикий и Дикая. Первый впереди, вторая отстает на несколько метров. Узнаю их с трудом – молодая пара из квартиры напротив. Те, кто хотел направить меня на путь истинный, бредут по моему коридору, и привел их сюда точно не Бог.

Широко открытые пасти, губ нет… Зубы и десна – вот, что первым бросается в глаза. Как и черные кривые полосы во все стороны ото рта. Словно черви, которые расползаются по лицу.

Я быстро приближаюсь к Дикому, заношу руку со сковородой над головой… Но вдруг одним стремительным рывком он оказывается со мной нос к носу, хватает за плечи и швыряет о стену.

Затылок – бетонная стена – потеря координации.

На миг я вижу перед собой только сотни ярких точек, вспышек, искр… Затем появляется размытое пятно, а шею прожигает острой болью – зубы Дикого.

«МЯСО, МЯСО, МЯСО, МЯСО, МЯСО, МЯСО!!!»

Тварь вжимает меня в стену. Хочет вырвать кусок…

От боли я невольно разжимаю пальцы и роняю сковороду. Теперь только руки и ноги… Это все, что есть.

На счету буквально каждая секунда. Промедлю – сдохну. Зубы Дикого уже проникают под кожу… Боль усиливается и окончательно возвращает на землю.

Ни голода, ни эйфории… Зато есть нарастающий страх.

Добро пожаловать в реальный мир.

Надеясь, что нервные окончания у этих тварей не теряют чувствительность, бью Дикого коленом в пах.

Он издает подобие стона, тяжело дышит – хват челюстей слабеет. Я бью вновь – еще слабее.

Вторая тварь рядом и пытается дотянуться хоть до какой-нибудь части моего тела.

«МЯ-Я-Я-Я-ЯСО! МЯСО, МЯСО, МЯСО!!!»

Слюни Дикого текут по шее вместе с моей кровью…

– Отвали, отвали, отвали!!! – кричу я.

Третий, четвертый, пятый удары в пах – Дикий пыхтит, но не разжимает челюстей. Сколько же у него силы…

Удар в живот – закашливается и отпускает меня.

Удар в живот – сгибается пополам.

«Джеб» в нос налетевшей на меня Дикой – сломан.

На кухне какая-то возня и невнятное бормотание – первые «гости» очнулись. Я спешу туда – Дикие за мной.

Серега пытается встать, держась за край стола, лысый же с закрытыми глазами лежит на спине и стонет.

Живые…

Торопливые шаги настигают, совсем близко… Вот-вот… Не оглядываясь, я перепрыгиваю через Серегу, разворачиваюсь и ногой толкаю его к подоспевшим тварям. От такого подарка никто отказывается.

– Нет! Не-е-е-ет! – он в ужасе машет руками. – Крис! Братишка! Помоги!!!

Дикая впивается зубами в предплечье Сереги, а Дикий в шею. Вопит, дергается… Смотрит на меня, умоляет без слов. Одним только взглядом…

Я стою и тоже смотрю. Только сердце бешено стучит.

Пистолет… Он лежит всего в полуметре от меня. И как я его не заметил раньше…

Или не хотел замечать…

Желаемое, действительное. Реальность и иллюзия… Размывается сознание и неясен мир вокруг. Я беспомощно барахтаюсь в океане непонимания ВСЕГО.

Голос… Где ты… Может, вон там, рядом с Диким? Сидишь и усмехаешься над моей нерешительностью, растерянностью… Ты бы подсказал, что делать, направил бы. Подтолкнул к тому решению, на которое мне не хватает духа. Не позволяет страх, отгораживает слабость, держит что-то…

Помочь Сереге – риск ножа в спину. Такие гады переживут саму Вселенную. Разбежимся, залижет раны и придет с новым другом или же сам. Кто знает, чей пистолет на самом деле, и есть ли в арсенале что-нибудь еще…

Дикая выдирает порцию из предплечья и с чавканьем жует.

Серега плачет. Скулит. Бьется словно в агонии.

Дождаться, его смерти… Не лучше ли убить самому? Прекратить его страдания и себя обезопасить.

Убить…

Убить всех.

Я подбираю пистолет, опускаю флажок предохранителя и проверяю магазин – полный. Досылаю патрон в патронник… Взводится курок. Пальцем неуверенно касаюсь спускового крючка.

Это вынужденная мера… Именно здесь и сейчас. Если дорога за спиной будет чиста, то есть шанс потягаться со Смертью. Оторваться, убежать…

Серега воет.

Он понимает, ЧТО я обдумываю. Совершить… Дергается на полу, как выброшенная на берег рыба. Его лицо багровеет, от переносицы на лоб ползет вена. Одна. Толстая и вздутая.

Наверное, глаза человека не способны одновременно выражать столько боли и отчаяния, но вот они, прямо передо мной, с красными от лопнувших сосудов белками, застыли и смотрят на дуло пистолета.

– Нет! Нет! Помоги!

Челюсти Дикого приходят в активное движение – Серега орет, брызжет слюной. Из последних сил бьет Дикую. Она отшатывается и встает. Стоит, жует. Лицо с черными «червями» измазано кровью, которая капает с ее подбородка на мою кремовую плитку.

Кап. Кап-кап. Кап.

Убить всех.

– Прости… – шепчу я сам себе.

Я не знаю, как по-другому. Это лучший выход, чтобы выжить.

– Мразь! Убью! – выкрикивает Серега и пытается рвануть в мою сторону, но Дикий крепко его держит.

Убить всех!

Давлю на тугой спусковой крючок…

Хлесткий звук выстрела разносится по квартире, достигает всех ее уголков и вылетает через проем срезанной двери… В ушах звенит. В нос врывается знакомый со стрельбищ едкий запах пороха. Приятный запах.

Гильза вылетает с правой стороны и со звяканьем несколько раз отскакивает от пола…

Я не моргаю, не отвожу взгляд и вижу все: как голова Сереги запрокидывается назад, как напряжение в его теле уходит, как рот остается открытым в безмолвном посмертном крике. Я нервно выдыхаю, чувствуя, как где-то на моей душе с шипением выжигается клеймо «УБИЙЦА». Если бы Голос сейчас не молчал, то, несомненно, процитировал бы:

 
«Я видел их, кричащих, погруженных
В бурлящий пламень с головы до ног.
И показав рукой на осужденных,
Кентавр сказал: „Вот казнь земных владык,
Невинной кровью ближних обагренных…“»[10]10
  Данте Алигьери «Божественная комедия». Ад, Песнь двенадцатая.


[Закрыть]
 

– Ты это… Как… Не надо… – лысый приходит в сознание и с ужасом отползает к холодильнику.