Текст книги "Конфедерация"

Пролог.

Волгоград, 2030 год.

Дверной замок…Ключи… Два раза повернуть. Дверь открыта. Пройти три шага, поднять руку и зажечь свет в коридоре…

Андрей делал это уже много раз. Каждые будни дни, приходя со своей ненавистной работы. Он снял сумку со своего плеча, бросил ее на пол, снял ботинки и прошел дальше в комнату.

–Ах, ты ж сука, – завопил он, наступив на кошку, которая спряталась в дальнем углу и которую не освещала лампа. Кошка злостно мяукнула и скрылась в другую комнату.

Андрей сел на кровать, взявшись руками за виски, немного так посидел, резким толчком лег на спину. Пролежав так полторы минут и смотря в темный потолок, он достал из-под кровати планшет.

Жизнь в вакууме, без новостей. Если хочешь что-то узнать, то ты сам должен достать информацию

Стартовая страница, страница поиска. Андрей пальцем ударил по экрану, и появилась клавиатура. Быстро в поисковом запросе он набрал "Новости Московии".

Система задала вопрос на экране: "Данная информация содержит материалы, которые запрещены для свободного распространения. Вы уверены, что хотите посмотреть результаты по данному запросу?"

Красным-нет, зеленым-да. Указательным пальцем Андрей нажал на "да"

Быстро прокрутив страницу, система выдала результаты:

– В Московии были расстреляны тринадцать человек по обвинению в заговоре против действующей власти.

– Глава государства Солнцев выступил против переговоров о присоединении к конфедерации. Поддержка Главы достигает 80 процентов населения.

– Организация Объединенных Наций признает право на существование государства Московии.

По сути, Андрею неинтересны ни Глава, ни ООН, ни расстрелянные. Он заходит каждый день, чтобы прочитать новости, чтобы на какой-нибудь странице увидеть фото человека, по которому давно соскучился и с которым его так много связывает.

Обратно на страницу поиска. Теперь Андрей в поисковом запросе набрал «Свежие фото Московия».

Бесконечные фото с улиц Москвы, обычные люди, которые идут по делам, на работу, с учебы, в магазин, в спортзал. Стоящие в пробке, озлобленные, влюбленные, уставшие, довольные. Разные. Но на этих фото не было того, кого он искал. И это было паршиво.

В третий раз на страницу поиска. Теперь в строке Андрей написал «Новости Московии независимое агентство».

– В Московии были расстреляны тринадцать человек. Они заявляли о готовности к переговорам с конфедерацией.

– В Московии готовится массовая акция протеста против политики властей.

– Количество жертв режима Солнцева увеличивается с каждым днем.

–Солнцев принял решение об увеличении внутренних войск.

Всё по-иному. Здесь совершенно всё по-иному. Официальный источник Московии говорит о процветающем государстве, о благодарных людях своему руководителю. А Независимое Агентство Конфедерации говорит о режиме, об убийствах и репрессиях.

– Только бы с тобой все было хорошо, – сказал шепотом Андрей.

И тут по его руке пробежали мурашки.

– Массовая акция неповиновения прошла сегодня вечером в Москве. Около двух с половиной тысяч задержанных.

И фото, множество фото. И он увидел её. Крупным планом, она кричала что-то, возможно просила помощи, а может она проклинала своих врагов. Рядом с ней такие же молодые люди, как и она. И они кричат. Позади толпа, которая поднимает руки в небо.

Андрей долго смотрел на это фото. В нем смешались все чувства разом. Он не знал, что ему делать и как помочь. Он смотрел на фото и чувствовал опасность. Для нее. И для себя. Для всех людей.

Пальцем прокрутив дальше фото, Андрей вновь замер. Она, Олеся. В нем все оборвалось. На фото ее тащили под руки люди в форме по улице, усеянной упавшими флагами, разбитым стеклом, цветами.

– Моя Олеся!

На веке застыла слеза. Он не видел Олесю уже 2 года, он знал, что она жива, верил в это. Верил, что увидит ее вновь и верил, что они будут счастливы. Но Андрей не знал, что всё произойдет именно так.

Он смотрел на фото и плакал. Словно закончилась знаковая история для него и закончилась трагично. Сознание Андрея выключило его из реального мира. Туман…

Пришел в себя Андрей лежа на полу в собственной спальне. Руки были закованы наручниками, носом он упирался в пол. Вокруг ходили люди и собирали вещи по комнате.

– Лебедев Андрей Яковлевич, – мужской грозный голос произнес сверху его имя, – Вы поедете с нами. Вы сами себя наказали.

Его подняли с пола, перед ним стоял мужчина в тряпичной маске.

– И куда вы меня повезёте?

– Туда, где вы можете быть полезны нашему государству, – сказал этот же мужчина. Тут же Андрей почувствовал боль в правой руке. Ему ввели шприцом мутную жидкость. Простояв еще секунд десять, Андрей упал на пол.

Глава 1.

Севастополь

Теплый ветер дул с моря, разнося по воздуху чувство свободы, безмятежности. Море обладает интересным свойством. Оно успокаивает, волны скрывают тебя от другого мира. Нет ничего, кроме тебя и этих волн.

Ветер раздувал русые волосы Константина. На вид ему было 27 лет, он был молод, среднего роста, среднего телосложения, красивый и зеленоглазый. Про такого обычно говорят – типичный красавец. Но на этом его типичность и заканчивалась. Ветер не мог знать, что он трепет волосы президента Конфедерации.

Константин любил стоять долго на огороженном побережье и смотреть на море. Может быть, именно поэтому столицей государства и стал Севастополь. Вроде близко от мира, в тоже время далеко. Он пристально всматривался в волны, пристально слушал шум. Казалось, что именно так президент получает новости с материка, что море ему обо всем рассказывает.

Чуть поодаль мельтешили пару человек. Ставили стулья, настраивали непонятную аппаратуру. К Константину подошел молодой человек лет 30, такой же типичный красавец. Его звали Кирилл, помощник президента.

– В принципе, у нас все готово, мы можем приступать, – сказал он

– Хорошо, а где звезда?

Кирилл указал рукой в правую сторону. Со стороны открытой веранды приближалась привлекательная блондинка в белом брючном костюме. Костюм отлично подчеркивал ее загорелую кожу. Похоже, под костюмом не было белья, и вырез оголил упругую молодую грудь.

– Президент, позвольте Вам представить Разумовскую Жанну Владимировну, главного корреспондента Независимого Агентства Конфедерации.

– Очень приятно, – промолвил Константин, – Вы выглядите шикарно.

– Большое Вам спасибо, – тихо ответила Жанна, – приступим?

– Конечно!

Они прошли к подготовленным местам, где стояла камера, был выставлен свет. Получилось, что президент сидел на фоне Черного моря.

– Сразу хочу спросить, – поправляя свои брюки, сказала Жанна, – есть ли темы, которые нам не стоит затрагивать в сегодняшнем интервью? Вы только скажите…

Президент слегка повел бровью. Конечно же, такие темы есть. Но Константин научился отвечать на любой вопрос и давать ответ, который порой вопроса и не касался.

Тем более он прекрасно запомнил тот неловкий случай, когда Губернатор Новгородской Республики решительно сказал «нет» на вопросы о семейном бизнесе, содержании публичных домов и дружбе с наркоторговцами. Разумовская, делая репортаж, высмеяла позицию Губернатора. Через 3 дня его с позором выгнали. А Жанна прибавила себе еще пару очков к репутации.

– Нет, таких тем нет, я отвечу на все ваши вопросы, – произнес президент.

– Отлично! Влад, ты готов?

Оператор кивнул головой. Съемка началась.

– Добрый День, с Вами Жанна Разумовская, Независимое Агентство Конфедерации. В ближайшее время состоится подписание нового конфедеративного договора между всеми членами. Именно к этому событию мы и приурочили цикл интервью с главами государств, входящих в Конфедерацию. Сегодня с нами президент Конин Константин Алексеевич. Добрый День, господин президент.

– Добрый День, Жанна. И давайте без господина, – улыбнулся Константин.

– Конечно. Я провела много интервью с вашими коллегами. Думаю, что отрывки из них Вы видели. Каждый со своей стороны говорит о разных целях подписания нового договора. Зачем он нужен? Разве цель не провести выборы в Учредительное собрание, как это было озвучено после печальных событий пятигодичной давности?

«Вот куда ты вырулила», – подумал про себя Константин.

– Жанна, давайте я Вам объясню. Нашей целью, как я много раз повторял и буду повторять, является созыв Учредительного Собрания для того, чтобы определить в каком государстве нам жить дальше. Но чтобы провести созыв, нам нужно спокойствие и нам необходимо единение. Невозможно это сделать, когда все мы живем по разным законам, когда у нас разные понятия источника власти. Нужно привести к общему знаменателю. К унифицированному выборному законодательству.

– То есть Ваш взгляд на вопрос именно таков. Вначале мы подписываем конфедеративный договор, затем проводим выборы в Учредительное Собрание.

– Все верно, Жанна, все верно.

– Многие считают, что такая позиция создана для оттягивания времени и для лишения голосов избирателей, которые проголосовали бы за политику Солнцева…

– Это не так, – президент переходил на односложные ответы.

– И немного о Солнцеве. Лишь одно государство, Московия, не готово присоединяться к новому договору…

– Это ошибка руководства, это страдание народа, – зло перебил свою собеседницу Константин. Напряжение между ними возрастало.

– И всё-таки. Политика, которую проводит Белослав Солнцев…

– Давайте говорить честно. И называть людей их именами, – вновь перебил Константин, – этого человека зовут не так. Его имя Сергей Авдюхин.

– Хотите честного разговора? – с улыбкой спросила Жанна.

Сидящий позади президента Кирилл сидел с напряженным лицом. Видимо, пришло время вмешаться ему.

– Давайте будем вести беседу в рамках темы, которую мы обговаривали с Вами, – предложил Кирилл.

– Спасибо Вам, но Жанна Владимировна хочет честного разговора, – отмахнулся от Кирилла президент.

– Что ж, – Жанну распирало изнутри, мой вопрос такой, – говорят, что Вы толком не участвуете в управлении страной. Что все решения принимает Высший Совет, или сводя к одному человеку, Елена Кожевникова. Ваша же роль как хранитель поста, который достался после убийства вашего отца.

Это был сильный удар по самолюбию президента. Но не смертельный.

– Это не так, – ответил холодным голосом Кирилл, – можно Вас спросить?

– Обычно вопросы задаю я.

– И всё же.

Жанна кивнула утвердительно головой.

– Вы считаете себя независимым агентством, или признаете, что существуете на ЧЬИ-ТО деньги. И порой выполняете ЧЕЙ-ТО заказ, – на эти слова президент сделал особый акцент.

– Мы независимое агентство, совершенно. Политика журналиста никем не сдерживается и не покупается. Такова позиция. Теперь вопрос от меня?

– Пожалуйста!

Жанна на несколько секунд замялась.

– Почему Вас чаще замечают в окружении симпатичных мужчин, а не женщин?

Лицо Константина в миг побледнело. Такого вопроса он не ожидал. Президент приблизился к Жанне корпусом, словно хотел нанести удар.

– Наш с вами разговор окончен, – тихо прошептал президент, встал и, обернувшись, сказал, – всего хорошего.

Константин быстро пошел в летний сад, Кирилл моментом встал за ним и сопровождал его двумя шагами позади. Они скрылись за деревьями.

Жанна также сидела на мягком кресле. Белый цвет ее пиджака сливался с белым цветом этого кресла. Вдруг сегодня она поставила крест на своей карьере? А может наоборот? Все сделала правильно?

Константин был в бешенстве.

– Эти журналюги совсем потеряли чувство реальности! Потаскуха с трясущейся грудью…

– Возможно, от Вас, президент, Тарасов что-то хочет. И это было его послание, – Кирилл неуверенно произнес фразу.

– Не говори это «Вас», «президент». Мы тут вдвоем.

Кирилл приблизился вплотную к Константину, обнял и поцеловал его.

– Расслабься. Мы решим этот вопрос. Мне устроить встречу с Тарасовым?

– Устрой, – прошептал Константин и своей щетинистой щекой провел по губам Кирилла.

Глава 2.

Москва

В отражении зеркала можно было увидеть мужчину сорока лет, высокого, стройного, с гордой осанкой. Его светлые русые волосы были зачесаны пробором направо так, что иногда проскальзывала седина. Голубые глаза скрывались в отяжелевших веках, которые появились от недосыпа и усталости. На коже стали заметны морщины, она изменила цвета на серо-коричневый, стала сухой и обезвоженной.

Набрав в ладони воду из-под крана, мужчина окунул свое лицо в холодные руки. Посмотрел вновь в зеркало и застыл.

Хлопок… И на стекле остались сгустки крови от убитого комара.

Москва была плоха тем, что в ней летом всегда было много комаров.

Мужчина еще простоял полминуты под шум воды из под крана, смотря на кровь, оставшуюся на резном зеркале, закрыл его, обтер лицо полотенцем и вышел из ванной.

Перед своими подчиненными нужно показаться хоть отчасти бодрым. Не показывать, что сон ушел уже месяца три назад, что их руководитель постепенно превращается в нечто полуживое-полумертвое.

В квадратной комнате, куда он прошел, стоял длинный стол, по бокам которого друг против друга сидели два мужчины. Он прошел к своему месту в центре стола, сел на стул и запрокинул ногу на ногу.

Белослав Солнцев, по рождению Сергей Авдюхин, был уже не так похож на лидера славянской революции, которая привела и его, в том числе, к власти. Пять лет жесткой политики дали о себе знать. По сути, Белослав и не хотел становиться во главе государства, но мягкотелый Пугачёв, организовавший переворот, и вставший у руля, совсем не устраивал славянистов. Для великого славянского государства нужен был другой правитель – твердый, которого не сломить, готового ради великой цели четко говорить нет, хоть и ценой многих жизней. В итоге, Пугачёва убили его же соратники, пока тот спал, а Белослава сделали новым Главой. Главой всего одного города-государства Московии.

Когда пять лет назад было решено действовать жестко и уничтожить всю правящую верхушку власти, такой сценарий успешно был реализован в Москве. На местах же власть захватывали те, у кого на тот момент были в большем количестве ресурсы, деньги, связи.

Финал Славянской революции был не особо ярким. Тут и там возникали новые государства, остатки правительства уехали в Крым, мировое сообщество революцию не приняло и посчитало все происходящее террором.

– Прошу прощения, разболелась голова, так на чем мы остановились, – Белослав задал вопрос своим соратникам.

– Во время разгона прошлой демонстрации было задержано три с половиной тысячи человек. Все они находятся под стражей. Я призываю к смертельной казни для них. Если мы не покажем силу сейчас, нас сломают, – сказал Святослав Новгородцев. В государстве он был руководителем внутренних войск. Про него говорили, что он сделал из камня и ему совершенно чужды человеческие качества. Именно он пять лет назад организовал революцию, именно он привел Пугачева, именно он его спустя два года застрелил во сне и увидел часть себя в Солнцеве.

– Я выступаю против этого, – резко ответил мужчина, сидевший напротив Новгородцева. Его звали Владимир Зуйков. Когда-то он возглавлял кафедру истории в московском ВУЗе, благосклонно относился к славянистам, посещал их встречи. Он был против переворота, настаивая на том, что нужно сотрудничать с властью, что нужно нести идею в народ. Его ненавидел Новгородцев. Но то, что Владимир был шурином Белослава, позволяло ему оставаться у руля комиссии по образованию и просвящению, – у нас огромная эмиграция. Люди массового бегут из Московии. А ваши предложения еще больше усилят этот побег.

– Это все из-за ваших полумер, – зло бросил Новгородцев, – это вы предложили разрешить выйти людям, которые устроили погромы позавчера. Может быть, Владимир, вы тоже хотите присоединиться к Конфедерации и оказаться вздернутыми?

– А что вы больше боитесь: оказаться вздернутым или войти в состав Конфедерации? – отмахнулся Владимир. Белослав улыбнулся.

– Хватит Вам, как бабы! – прекратил полемику Солнцев. Он часто вызывал их вдвоем на разговор, потому что они излагали совершенно диаметральные взгляды. И выслушав каждого, можно было найти золоту середину. Хотя и Новгородцеву, и Зуйкову эта середина больше казалась полумерой.

– Серёж, ты пойми простую вещь, – Зуйков был одним из немногих, кто называл Главу по настоящему имени, – ситуация критическая. То, что хотели сделать пять лет назад, сделать не получилось. Мы в агонии, как это не тяжело говорить.

– Враньё, это враньё. У нас высокий рейтинг в некоторых частях Конфедерации, – прокричал Святослав.

– Я говорю не об этом сейчас. Да, та идея, которую мы воспевали, она популярна и сегодня. Но мы совершенно неправильно поступили, когда решили взять власть штурмом. Мы окружены кольцом Конфедерации, мы анклав. Мы существуем, потому что есть договоренности с Советом и Президентом, – на этих словах Новгородцев заерзал на стуле, – если бы они перекрыли доступ к этим деньгам, мы бы и недели не продержались. Позавчера вышли более двухсот тысяч человек на улицу, задержали три тысячи. Всех не пересажать, а если пересажать, то кем мы будем управлять, каким государством. Поэтому я прошу начать переговоры с Крымом, торговаться за каждый шанс для нас.

Белослав все это время молчал и чертил ручкой на листке бумаги непонятные даже ему символы и знаки. Когда Зуйков закончил говорить, он поднял голову и посмотрел на Новгородцева.

– Что ты мне скажешь, Святослав?

– Мою позицию Вы знаете, я непреклонен. Эта идея стоила столько жизней, чтобы сейчас ее хоронить.

– Мы ее и не хороним, – вновь вступил в спор Владимир, – мы ее немного изменяем под реалии времени. Мы сами виноваты в том, что условия поменялись. И поменялись кардинально.

– И все-таки я против, – раскачиваясь на стуле, сказал Новгородцев.

На комнату опустилась тишина. По лицам троих мужчин было видно, что они усердно думают. И все думали о разном. Зуйков думал о проклятом смартфоне, который жужжал вибрацией у него в кармане. Солнцев думал о том, как ему соединить воедино сегодняшние мнения. Новгородцев думал, что пора искать замену Белославу.

– Тогда я Вас отпускаю, – сказал Глава, – завтра состоится расширенное заседание. Подготовьте ключевые тезисы вашего мнения. Спокойной ночи.

Владимир и Святослав встали из-за стола и вышли из комнаты. В большом и длинном коридоре их пути разминулись. Один пошел налево, другой направо.

– Наконец-то смогу ответить на звонок, – тихо прошептал Владимир.

– Да! Алло! Да, я вижу прекрасно, что Вы мне звоните. Я был на совещание… Да, у Солнцева… Я работаю над этим вопросом… Всё идет по плану… Москва будет в составе Конфедерации… Не надо никаких больше шагов, прошу… Никаких санкций… Это не делается так быстро… Глава почти согласен с моим мнением, я переговорю с ним завтра наедине…

Владимир говорил тихо, стоя на пустой лестнице. Но его разговор отчетливо слышал Святослав, стоявший за большой колонной. В его голове моментом созрел план.

Глава 3

Санкт-Петербург

Холодный мелкий дождь бил по стеклу, смывая каплю за каплей с окна, через которое смотрела Екатерина. Ее взгляд был таким же холодным, как этот дождь, который она так не любила. Ее глаза были холодными, словно лишены пигмента. Ее руки были холодны. Говорят, что и сердце этой женщины было холодным.

В комнате горел камин и согревал теплом в этот вечер Екатерину, двух мужчин и молодого человека. Они сидели полукругом на мягких диванах и горячо обсуждали последние новости. До Екатерины доносились лишь обрывки фраз, совершенно ненужных ей. Доносился стук дождя по стеклу, шум Невы, шум города. Все это было ей не нужно.

– Екатерина, присаживайся к нам, – прозвенел громкий голос позади нее.

Екатерина обернулась в комнату лицом, улыбнулась и уверенной походкой подошла к глубокому кожаному креслу, куда и села, пристально посмотрев на молодого человека, на своего сына. Вот что было таким нужным в ее жизни.

– Мы обсуждали новости из Крыма, Катя, – так же звонко сказал мужчина. Николай, муж и Император Северной России. Его можно было назвать человеком без возраста. Смотря на таких людей, Вы никогда не скажите, сколько им лет. Единственное, что выдавало Николая – его глаза, они были уставшие, потухшие. Может быть, так на него подействовал Петербург.

– Да, я слышала. Как понимаю, никаких продвижений нет.

– Все вилами на воде писано, – взял слово второй мужчина, Георгий, брат Николая. Он был крупным мужчиной, красавцем, за кого любая женщина готова выйти замуж, чтобы быть как за стеной. Горделивая осанка, темные вьющиеся волосы. Он совершенно не был похож на своего брата.

– Мне звонил вчера Президент, – вновь заговорил Николай, – и мы долго обсуждали стратегию по поводу Московии. Он предлагает быть еще жестче, ввести новые санкции, почти блокаду.

– А что ты на это ответил? – спросила Екатерина, беря кружку горячего чая в руку.

– Я обещал подумать и вынести вопрос на заседании Сената. С одной стороны, это ускорит падение Солнцева, акций неповиновения будет больше. Тем более что наравне с Крымом мы отправили своих агентов в Москву для координации действий. С другой стороны, эти шаги еще больше ужесточат Солнцева. Больше расстрелов, больше людей в тюрьмах, больше паники.

– Но мы не можем отказать Президенту, не так ли? – задал вопрос молодой человек, сын Николая и Екатерины, Павел. На вид ему было восемнадцать лет, он был хорошо сложен, красив. Прежде всего, всех привлекали его яркие зеленые глаза. В которых многие видели будущие свершения.

– Император может многое, – улыбнулся Николай, – и отказать тоже.

– Но Президент старше по своему положению, разве не так? – удивился Павел.

Все трое засмеялись.

– Тебе еще много надо изучить, сын мой, – ласково сказала Екатерина, – ведь ты тоже будешь Императором.

– Как я могу быть Императором, когда только и разговоров о новой Конфедерации, где будет один президент, да и только, – возразил Павел.

– Все по-иному, сын, – трепетно ответил Император, отхлебывая чай из чашки, – Новая Конфедерация сейчас нужна для того, чтобы на определенных условиях объединить людей под временной властью Президента. Но его власть будет действовать ровно год, время, необходимое для разработки условий, по которым соберется Учредительное Собрание, чтобы решить, какой будет страна.

Наступило молчание. По лицу Павла было видно, что он переваривает ту информацию, которую только что услышал.

– И все-таки, отец, ты откажешь Президенту?

– Сейчас не могу этого сделать. Понятно, что Крым будет давить на всех членов Конфедерации. Завтра еженедельная конференция. Кожевникова, наверняка, хорошо потрудилась и в Сибири, и на Дальнем Востоке. Они скажут да.

– Она уже не стесняется, когда эти территории называют ее вотчиной? Когда она в открытую уже скажет, что на самом деле она заправляет всем в Крыму? – с негодованием спросил Георгий.

– Она не может этого сказать, ты сам понимаешь, – улыбнувшись, сказал Николай, – этот вопрос я ожидал от Павла, а не от тебя.

Все в комнате вновь разразились смехом. Павел с недоумением посмотрел на отца.

– Она не слишком популярна у народа, ее методы. Силовой операцией в Сибири и на Дальнем Востоке она не прибавила себе очков, а наоборот. Хорошо, что Константин вовремя ее остановил. Может быть, и мы бы не сидели сегодня здесь и не пили бы чай, – развел руками Николай.

– Время уже позднее, – посмотрев на большие часы и поставив пустую чашку на стол, сказала Екатерина, – пора заканчивать этот вечер. Пойдем, Павел, я провожу тебя в твою комнату.

Екатерина с Павлом встали со своих мест и направились к двери, которую мигом открыли два молодых человека. Как только они скрылись, Георгий встал с дивана и стал шагать по комнате большими шагами.

– Павел совершенно не готов стать Императором, – быстро выпалил Георгий.

– Ему пока и рано, – равнодушно ответил Николай, – вспомни себя в восемнадцать лет. Какие были интересы у тебя?

– Коля, не сравнивай. Тогда были совершенно другие времена, тогда мы жили в другой стране, мы не были здесь, мы не создавали свою империю. Сейчас мы на вершине и падать с нее будет больно.

– Я и не собираюсь падать. О чем ты говоришь?

– Об этой затее с новым договором. Мы восстановили историческую справедливость, мы вернули России то, что она потеряла, что у нее забрали силой. Помнишь, с каким трудом мы продавливали эту идею, как на нас смотрели в первые месяцы твоей избирательной кампании. Помнишь? Сейчас ты хочешь все отдать Константину, этому жалкому Президенту?

– Успокойся, немедленно, – яростно прокричал Николай, подошел к Георгию и положил руки на плечи, – пойдем спать. Екатерина уже заждалась.

– Хорошо, – тихо сказал Георгий.

Оба быстро направились к двери, которую тот час же открыли. Они шли бок о бок по коридорам императорской резиденции, лишь были слышны стук мужских каблуков. Оба остановились у двери, в которую вошел вначале Николай, а затем и брат.

Это была спальня Императорской четы. На кровати лежала Екатерина, рассматривая люстру, висевшую на ней. Император подошел к столу, на котором стояла бутылка коньяка, открыл ее и налил себе в бокал.

– Вы не будете, – обернувшись, спросил Николай?

Екатерина покрутила головой, Георгий едва слышно сказал «нет».

Николай отхлебнул из своего стакана, сел на кресло около столика и пристально посмотрел на брата. Георгий обернулся к двери, закрыл ее и повернул ключ.

Екатерина, изучавшая все это время на люстру, теперь направила свой взор на Георгия, который приближался к ней. Секунда… И он рядом. Горячий поцелуй. Его рука скользит по телу. Но это было таким ненужным для нее… Как и этот город… И дождь, который все еще бил по стеклам спальни.

Глава 4.

Москва

Они сидели друг напротив друга. По три человека с одной стороны и три человека с другой. Всего шесть квадратных метров. В воздухе совершенно не чувствовался кислород. Воняло грязью, потом, влажностью. В комнате было настолько темно, что вытяни руку на полную длину, ее невозможно было различить.

С одной стороны три девушки, с другой – три парня. И таких комнатушек в здании было множество. И комнатушкой было сложно назвать такое помещение. Это была камера. Тюремная камера.

Олеся мирно сидела с правой стороны, там, где еле горела лампочка. В руках ее была книга, но каждая страница чтения давалась с трудом – то из-за тусклого света, то из-за криков о помощи с соседней камеры. Читать было жутко неудобно, но и умирать от скуки Олеся не торопилась.

Успешная девушка, работающая в отделе маркетинга крупной нефтяной компании. Когда произошла «славянская революция», у большинства компаний штаб-квартиры находились в Москве. После долгих переговоров между Крымом и Солнцевым было подписано соглашение о том, что все крупные компании остаются в Москве под протекцией Конфедерации, однако, налоги шли в казну Московии. Для гигантов промышленности это было облегчением – никаких затрат на переезд офисов, никаких издержек. Для Московии тоже существенный плюс – пополнение бюджета. Конфедерация же обладала рычагом давления и часто использовала компании для прикрытия своих агентов.

Олеся поначалу, как и многие, с радостью восприняла события пятилетней давности. Выходила на площади, и не силком, а по собственной воле. Но вскоре все стало меняться. Ограничения свобод, массовые аресты, протесты – все это стало нормой для нового государства Московии. Кто жил в Москве, не привык к такой реальности.

Олеся, закончив ВУЗ, отправилась на работу в нефтяной холдинг, который де-факто управлялся из Крыма. Для большинства жителей города-государства вставал вопрос – либо работаешь на Конфедерацию, либо на Москву. Либо ты с Солнцевым, либо ты с Кониным. Была четкая грань, параллель. Общество было разделено. Пополам.

Устроившись на работу и слушая рассказы коллег, которые либо возвращались из командировок, которые либо были переведены из Конфедерации в Московию, Олеся четко понимала, что у нее, у молодой девушки, отняли многие радости жизни. И прежде всего у нее отняли любимого человека. Андрея.

Они познакомились в университете, поначалу ей не понравился этот высокий и худощавый молодой человек. Революция их связала, революция и развела. Они вместе ходили на площади, вместе защищали идеи Славянского государства, вместе радовались и смеялись.

Когда же режим стал трансформироваться, когда сотни москвичей бросали все свои вещи, чтобы только уехать незамеченными в Конфедерацию, стало понятно, что идеи революции не стали реальностью. Впрочем, как и всегда. Реальность была совершенно иной. Противоположной тем самым идеям.

В один из солнечных дней Андрей встретил Олеся с работы.

– Извини, что пришлось меня ждать. Было совещание, – извинилась на ходу Олеся, приближаясь к своему любимому.

– Ничего страшного. Сегодня отличная погода. Я погрелся на солнце. После простуды это самое то, – тихо сказал Андрей и закурил сигарету.

– Поехали? – спросила Олеся. Но Андрей не ответил.

– Давай пройдемся, погуляем. Мне нужно тебе кое-что сказать, – опять тихо прошептал Андрей.

В глазах Олеси прочиталось удивление. Прогуляться? За это можно было попасть в изолятор. Нельзя показывать, что ты влюблен, счастлив, что тебя переполняет радость. За это могли наказать. Ты был в зоне подозрения.

– Недолго, я тебя не задержу, – убеждал Андрей.

Они пошли вдоль здания.

– Отсюда надо бежать! Думаю, у тебя нет сомнений по этому поводу? – быстро начал Андрей.

– И куда мы убежим? – улыбнулась Олеся.

– Сегодня сюда приезжает мой дядя, он работает в администрации Волгоградской области. На обратном пути мы поедем с ним. Здесь нельзя больше оставаться. По его сведениям, режим будут провоцировать. Чтобы полилась кровь. И его можно было смести.

– Так если его сметут, зачем уезжать? – спросила Олеся.

– Не боишься, что ты можешь стать той самой кровью?

– Андрей, я не хочу играть в эти игры, – резко остановилась и, повысив голос, сказала Олеся, – я устроилась недавно на хорошую работу. Я вижу тех, кто приезжает из Конфедерации. Там – не лучше. Здесь Солнцев пытается наладить порядок, порой жесткими мерами. Но ТАМ… Там царит хаос и неразбериха. Неясно, кто кому подчиняется. Кто входит в состав Конфедерации. И этот референдум, который они хотят провести… Они пойдут по пути Московии.

Такой ответ застал врасплох Андрея. Он верил, что Олеся согласится уехать вместе с ним.

– Поехали со мной!

В ответ только тишина. Олеся смотрела на свои черные туфли и не знала, что ответить.

– Я могу отвести тебя до дома… Если хочешь, конечно, – таков был ее ответ.

Андрей пристально посмотрел в ее глаза, обнял, крепко поцеловал и, развернувшись, пошел прочь по улице. Олеся молча смотрела, как силуэт исчезает в лучах солнца…

И вот сейчас, сидя в тюремной камере, она четко осознавала, как был прав Андрей. Она превратилась в ту кровь, которая прольется для того, чтобы режим был уничтожен. Но вместе с режимом уничтожат и ее.