Текст книги "Запах страха"

9

На работу я опоздал.

– Штраф двести пятьдесят рублей. Выписываю, – сказал Фастфуд.

Когда предприниматель задерживает зарплату, или платит меньше, чем ты заработал, или, хуже того, штрафует (всё наказуемо, незаконно), я понимаю: предприниматель хочет решить свои проблемы за мой счёт, хочет подчинить своему влиянию. А это то самое унижение человеческого достоинства, за которое бьют в лицо. Но я решил всё же обходиться без жёлтых, а тем более красных карточек. Стоп-кран!

– Почему опоздал? Объяснительную записку писать пока не будешь. Опоздал ты, Виталий Иванович, на десять минут. Но мне интересно, почему? Почему ты пришёл позже меня?

Сказать правду, что я вчера кирял и поздно лёг спать? Это не оправдание.

И я сказал правду, но добавил несколько ярких красок, чтобы общая картина не получилась слишком мрачной:

– Жена в отпуске, уехала к маме, в другой город. Обычно она меня будит, а не будильник, а я вчера решил расслабиться, пивка выпил. Проснулся позже, чем обычно, поспешил на работу. Увидел женскую задницу. Хорошую задницу! Пошёл за ней. Минуты через три очнулся – иду не туда…

– Всё ясно, продолжать не стоит… – перебили меня. – Иди, переодевайся…

Я уже выходил из кабинета, когда Фастфуд спросил:

– Хоть познакомился?..

– Зовут Татьяна, – назвал первое пришедшее на ум женское имя.

В складе встретился Володя.

– Директор тебя спрашивал.

– Уже нашёл.

– Всё хорошо?

– Штраф и лёгкий испуг.

– Без вони?

– Чисто. Вчера просто чуть трезвым спать не лёг.

10

Я получил свой первый выходной день. Рабочая неделя длилась не пять, а семь дней.

Всего сутки, чтобы отдохнуть! Как мало мне надо, оказывается.

В былые времена выходной проходил так: проснулся, позавтракал – стемнело.

Здесь и сейчас ничего не изменилось.

Я пошёл к Геннадию Гофману, в мастерскую. Зашёл в гипермаркет «Магнит». От работы горб, от пива пузо. Я выбрал водку. Самую дешёвую. Закусь.

Гофман был художником. И наркоманом. Рисовал маки, только маки. Нигде не работал. Жил на проданные картины. Иногда ему удавалось продать несколько картин. И он опускался на дно, творчество исчезало в бескрайнем море алых маков.

Когда я к нему зашёл, то сразу утонул в сигаретном дыме – так было накурено в его мастерской. В углу, на кушетке, лежала голая девица, спала. На журнальном столике вместе с палитрой, кисточками и краской стояла открытая бутылка вискаря, алкоголя в ней почти не было. Видимо, картины продавались.

Я дополнил натюрморт, поставил бутылку водки на журнальный столик, выложил закусь.

Гофман сидел в кресле-качалке, укрывшись пледом. Глаза закрыты. Во рту сигарета. Она дымила. Я вытащил сигарету из его губ, затушил в пепельнице. Сел на диван напротив.

Гофман открыл глаза.

– О! Витас! – только и сказал он.

– Творческий процесс? – спросил я и посмотрел на голую девицу. Та не просыпалась.

– Жизнь идёт своим чередом, как видишь.

– А это кто? – я кивнул головой в сторону спящей девушки.

– Лера, кажется. Она считает, что её недостатки это её достоинства. Я так не считаю. Она любит выпить и поспать. Не трогай её.

– Вроде ничего так, даже спящая…

– Я же говорю, это достоинство недостатка… Сам как?

– Работаю. Жена скоро должна приехать из отпуска.

– Ещё не развёлся?

– С чего бы это? Не собираюсь.

– Хм! Я поражаюсь, как ты женился!

– Её тихий омут нравился моим чертям.

– Может, наоборот?

– А это имеет значение?

– Правильно, нет никакого значения. Скоро разведёшься.

– Почему так решил?

– Она тебя имеет, а не ты её.

Я посмотрел на полупустую бутылку вискаря.

– Да, я выпил, Витас, но это правда – не ты её имеешь. Не думай, что я пьяный. Моя мысль очень трезвая. Она бросит тебя при любых обстоятельствах, даже если бросишь пить. Это называется – судьба!

– Лучше бы не философствовал, а работу нашёл.

– Виталя, зачем, а? Я не работаю, но рисую маки, не приношу пользу обществу. Но я не приношу и вреда этому самому обществу. Социум меня не касается. Я не касаюсь его. Я рисую маки, взгляни, – Гофман обвёл рукой стены, где висели картины, – они мне нравятся. Я не могу жить без творческого процесса. Если думаешь, я бездельничаю, то неправильно думаешь, – это и есть творческий процесс. Посмотри, маки имеют алый цвет – это цвет крови и вожделения. Это цвет жизни! А все думают, и ты так думаешь, что я рисую маки, потому что наркоман. Лера тоже так думает. Нет, Виталя, это не так.

Из сказанного я понял, что у каждого своя правда, своя истина. Каждый порождает свой ад, пишет свои стихи, свои картины – живёт своей прозой жизни. Я не исключение.

– Понятно, занимаешься передо мной саморекламой. Знаешь же, я у тебя картин не куплю.

– Современное искусство – это самореклама. А я саморекламой не занимаюсь. Я просто с тобой разговариваю.

Гофман поднялся с кресла-качалки, плед упал на пол. Я увидел голое, тощее тело. Прикрыть свою наготу он не соизволил. Голые мужики мне никогда не нравились.

Из ящика он достал две таблетки. Красную и зелёную.

– Выбирай, – предложил он.

– Есть разница?

– Зелёную проглотишь – улетишь в небеса. Красную проглотишь – улетишь в Космос.

В наркотиках я не разбирался. Как и в искусстве. Мне предстоял выбор.

– А если проглотить и зелёную и красную?

– Увидишь Ад! Не советую.

Я разломил таблетки пополам. Положил на язык половинки той и другой таблетки. Запил остатками вискаря прямо с горла…

– Хитрец, – усмехнулся Гофман и закинул в рот свою долю наркоты. Себе он налил водки.

Я откинулся на спинку дивана. Закурил.

Прошло минут пять.

– Лиза тебя имеет, не ты её, – повторил Гофман.

Я попытался возразить, но мой язык разбух, я им еле ворочал, получилось несвязное бормотание.

– Скоро ты с ней разведёшься…

…И я увидел тёмную сторону Луны – там был Ад. После меня перебросило на видимую часть спутника Земли: эта половина хоть и была светлой, но Рая там тоже не было. И так меня стало бросать туда-сюда, что я почувствовал головокружение, затошнило. Чтобы избавиться от этого ужаса, я закрыл глаза – не помогло. Я открыл глаза – ещё хуже! И тогда я уставился на одну из картин с маками. Стало легче. Но только я переводил взгляд куда-нибудь в сторону – меня снова тошнило. Я опять смотрел на маки. Так продолжалось, наверно, несколько часов.

За это время я понял, что Солнце греет каждого, даже самого отъявленного мерзавца; что мы имеем представление не о нашем мире, а о том маленьком мирке, в котором обитаем, а кто наш сосед – не представляем; что параллельный мир существует – между нами двери, надо только открыть…

Гофмана отпустило давно, а я не мог оторваться от написанных маков на картине, всё смотрел и смотрел. Гофман рассудил это по-своему. Он решил, что мне понравилась эта картина, на которую я пялился несколько часов, и подарил её, когда я стал уходить.

Он предложил ещё таблеток.

– На дорожку.

Я отказался. А вот картину прихватил с собой.

Дома я её повесил над кроватью, имелось свободное пространство на стене. И насколько было моё удивление, когда утром обнаружил, что на картине написаны не распустившиеся алые цветки, а зрелые головки маков, покрытые прозрачными капельками росы. И так эти капли были прописаны, «тонко», «влажно», «искусно», что захотелось испить этой влаги!

Гофман определённо имел выдающийся талант. Но у него отсутствовал успех, который определял достаток. От случая к случаю, от вискаря к водке, от одной проститутки к другой… Зато какие маки!

11

Я познакомился с Инной Эдуардовной.

Меня трудоустраивали официально.

Помимо бухгалтерской работы Инна Эдуардовна вела работу отдела кадров. Не знаю, доплачивали ей за дополнительные обязанности, значения не имеет. Просто я зашёл в кабинет, увидел её, вспомнил, что говорил Селиванов, и, мне показалось, – он слишком преувеличивал. Обычная женщина под сорок, очень крупная. Не в моём вкусе. Как говорится, на вкус и цвет – пошли вы все на хер! Я ожидал увидеть, наверное, мисс Мира. Но такие женщины бухгалтерами не работают.

Трудовой договор заключался на год. Я подписал необходимые бумаги.

В кабинете находилась жена шефа. Она поздравила меня с официальным вступлением в должность, как будто я стал чуть ли не губернатором, или доверенным лицом президента, дала другие бумаги на подпись.

– Что это? – задал я резонный вопрос.

– Материальная ответственность.

– И?..

– Теперь – как все, Виталий Иванович.

– То есть?..

Инна Эдуардовна пояснила:

– Каждый месяц в магазине проводится ревизия. Все материально ответственные лица, включая техников выдачи, платят недостачи, если такие выявляются.

– И битый товар, – вставила слово Александра Александровна. – Бьёте-то вы его, верно? Такой товар идёт на уценку. Разницу в цене оплачивает – кто? Правильно – тот, кто стукнул, поцарапал, разбил или сломал. – Она, видимо, думала, что шутит. Невинный голосок звучал в кабинете. Но шутка не удалась. Было не смешно. Штрафы, недостачи, бой… За что ещё могут лишить тебя зарплаты?.. А ещё, я подумал, ей надо было родиться мужчиной – так она выглядела: короткостриженая, широкие плечи, узкие бёдра, толстенькие ножки тяжелоатлета.

Из кабинета я вышел и наткнулся на Владимира Евгеньевича.

– Чего шляешься, Виталий Иванович?

Я показал бумаги.

– Иди в склад, сегодня фура с товаром приходит. Готовьте место. Володя тебя ждёт.

Завтра приезжает жена, вспомнил я. А я вот стал, скажу ей, маленькой шестернёй большого механизма – она, как известно, больше всех вертится.

12

Кто понял жизнь – работу бросил. Я – на неё устроился. Понятно, что мне нужны были деньги. Все работают из-за денег. Вот и я ничем не отличался от других.

Фура была огромной! Я залез в кузов. Никто не хотел залазить, а я полез.

На разгрузку выгнали всех продавцов мужского пола. Володя и Селиванов снимали товар, я опускал, подтягивал, наклонял, придерживал, страховал – делал свою работу быстро до тех пор, пока товар находился с краю.

Затем ко мне присоединился Володя, и мы в паре с ним снимали, опускали, подтягивали, наклоняли, придерживали, страховали – работали слаженным механизмом.

Перекур! Лучший промежуток рабочего времени.

И пошли работать снова!

Продавцы затаскивали товар в склад. Часть товара распаковывалось для витрины.

Фастфуд принимал товар по накладной. Владимир Евгеньевич – руководил разгрузкой. То есть мешал работать. Он напоминал гниду в мудях, которая вызывает раздражение. Почесать, раздавить? Некогда – руки заняты.

По-хорошему, любая работа – не кайф, а обязанность, повинность, за которую платят не те деньги, на которые мы рассчитываем. Грузчик ли ты, директор ли или продавец-консультант. Любая работа приедается, становится оскоминой: тупое согласие превращает рабочее место в ад, где приходится вариться.

За час с лишним мы разгрузили машину.

Продавцы ушли. Володя, я и Селиванов остались, чтобы сложить пустые коробки, убрать мусор.

В конце рабочего дня выдали зарплату. Я знал, что зарплата меня ненавидит. Но не знал, что настолько! Пусть я проработал неполный месяц.

– Как платят, так и работаем, – сказал Селиванов и ушёл домой. Хотя Анатолий Николаевич после работы всех собирал у себя в кабинете.

– Кому не нравится зарплата – могут писать заявление на увольнение и валить ко всем чертям! – начал свою речь Фастфуд.

Два продавца-консультанта взяли чистые листы бумаги, ручки.

– Кто ещё не хочет работать?

В кабинете воцарилась тишина.

– Ясно, остальные согласны. Есть желающие перейти в продавцы-консультанты? – Анатолий Николаевич посмотрел на меня и Володю.

– Меня устраивает должность завсклада, – сказал Володя.

– Я хочу, – сказал я.

– Пиши заявление, Виталий Иванович.

События развивались стремительно. Это радовало и пугало одновременно.

Дома я вытащил деньги из кармана. Положил на журнальный столик. Зарплата – это маленькое безумие.

13

Лиза приезжала ночью. На железнодорожном вокзале я должен был её встретить в полтретьего утра.

Я решил сделать уборку в квартире. Сначала сгрёб все пустые бутылки.

В один пакет вся эта тара не вместилась. Я наполнил один пакет, второй, третий. Мне показалось, я столько не пил. Откуда это всё?

Пакеты вынес на мусор.

Приступил к мытью посуды. За этим неблагодарным занятием я пришёл к умозаключению… чем именно отличается мужчина от женщины. Так вот, женщина моет посуду после еды, мужчина – перед едой.

Потом я поужинал.

Посуду за собой убрал. Всё чётко!

Вымыл полы, вытер пыль – там, где она была видна. Скопившееся грязное бельё закинул в стиральную машинку, нажал кнопку «пуск».

Мы жили в маленькой съёмной «двушке». Но как только я приступал к уборке, квартира превращалась в настоящий «пентхауз»!

В конце генеральной уборки пропылесосил ковровые дорожки.

Пылесос спрятал под кроватью (проблема со свободным местом). Вышел на балкон перекурить.

Когда я познакомился с Лизой, а это произошло двенадцать лет назад, и собирался на ней жениться, она казалась милой и умной девушкой. Тогда я плохо её знал. Мне нравилось её тело, и только тело! На другие «заскоки» будущей жены я не обращал внимание. Например, она завешивала зеркало в спальне перед сном, говорила, что так спит спокойней. Собирала свои выпавшие волосы и остриженные ногти в кулёк, а после Нового года всё сжигала на костре – зачем она это делала, я не знал. Могла абсолютно голой выйти на балкон. Когда я ей говорил, что на неё смотрят тысячи глаз, она отвечала, пусть смотрят, я никого не знаю в этом городе.

Помню, как впервые пришёл поздно домой. Я был на работе, а после слегка выпил с товарищами. Именно слегка! Такси высадило меня возле дома, я поднялся на второй этаж, тихо открыл входную дверь ключом, зашёл в прихожую. Но тут же спотыкнулся на ровном месте, упал, разбил вазу, она загремела осколками.

Лиза проснулась, подошла ко мне. Я собирал осколки вазы.

– Дорогой, ты меня будишь, – молвила она, потирая сонные глаза.

– Буду, – сказал я.

Мой ответ меня спалил. У нас случился первый конфликт.

Сейчас я бы никогда на ней не женился, потому что готовить и убирать было бы моей прямой обязанностью. И дело не в том, что для меня это трудно – нет. Просто, она не считала домашние дела своей прямой обязанностью. Даже если я работал, и меня не было дома почти сутки.

Посуду лишь я не мыл. Это делала чаще Лиза. Но здесь я поставил условия.

А ещё у нас не было детей. Я был готов усыновить ребёнка, Лиза хотела только своих деток. Но у нас ничего не получалось.

В тот день, когда мы познакомились, Лиза сказала:

– Что-то не попадаются мне настоящие мужчины.

– Они не в твоём вкусе, – ответил я.

Она посмотрела на меня внимательно, как бы оценивая.

– Ты не прав, Виталя.

Тогда я не знал, что она второй раз замужем, и ищет последнему мужу замену.

Зато каждый день она задавала один и тот же вопрос:

– Ты меня любишь?

Я отвечал:

– Люблю!

Говорил честно. Но однажды сказал:

– Если человека спрашивать об одном и том же, то можно разубедить его в ответном чувстве. Это не заклинание.

Но она продолжала спрашивать:

– Ты меня любишь?

– Люблю, милая!

 
У меня была собака, я её любил,
Она съела кусок мяса – я её любил;
Она писала на коврик – я её любил;
Она тапочки сожрала – я её любил…
И сказал я той собаке: «Видишь, всё терплю!..»
И ответила собака: «Я тебя люблю…»***
 

По китайскому гороскопу Лиза была собакой. Был собакой и я.

Я усмехнулся, взял из пачки ещё одну сигарету, закурил. Хотелось выпить пива. Но я поспешил себя остановить: встреть жену без перегара. И отправил смс: «Жду! Люблю!»

Ответа не получил.

14

До приезда поезда оставалось несколько часов. Сидеть дома и ждать – это не моё.

Я зашёл в букмекерскую контору испытать фортуну-лотерею.

Поставил тотализатор. Из пятнадцати футбольных событий требовалось угадать минимум девять. Я сделал две минимальные ставки.

Игры начинались в разное время.

Я сыграл в «Live». Поставил на теннис. Одна ставка проиграла сразу. Вторая выиграла. Я отбил те деньги, которые проиграл и которые поставил на тотализатор. Выигрыш получил в кассе. Поставил на футбольный матч. На первый тайм.

Фортуна была со мной рядом. Я снова выиграл.

В баре купил безалкогольное пиво. Две бутылки. Закурил.

Матчи в тотализаторе в одном из билетов росли. Играли так, как я предполагал.

Сделал ещё несколько ставок в «Live». Выиграла только одна. Но я остался при своих деньгах.

Решил больше не играть. Главное, вовремя остановиться. Даже если проиграю в тотализаторе – в минус не уйду.

Через час закончились десять матчей в тотале. Из десяти событий я угадал девять. Оставалось дождаться, как сыграют другие пять событий. Но в любом случае – я уже выиграл, в плюсе! Пусть – не очень много. Я играл не ради денег, а чтобы убить время. Но большинство, кто приходил в букмекерскую контору, – убивали жизнь. Некоторых игроков я хорошо знал. Один умер у меня на глазах. От сердечного приступа. В тот самый момент, когда он отыгрался. Звали его Толик. Накануне он отметил своё шестидесятилетие. Но те переживания, которые он на себя навлёк в тот злосчастный день (он много проигрывал, в самый последний момент рисковал, делал ставки на большие коэффициенты, отыгрывался), дали о себе знать. Он отошёл от кассы, спрятал деньги в карман. И вдруг завалился на стол. Стал хватать ртом воздух. Через минут семь посинел и умер.

Скорая помощь приехала через полчаса.

Я тогда подумал, приехала бы она раньше – исход был тот же. Игрок за карточным столом – это жизнь. Смерть – шулер. Нет ещё в этом мире игрока, сумевшего переиграть смерть. Если ты играешь – пасовать, конечно, не стоит. Никогда. Выигрываешь – помни, тебе поддались. А завтра ты можешь проиграть. Не торопись влезать в игру. Лучше следить за ней со стороны. Потому что жизнь проходит быстро, часто ей с нами не интересно.

Поезд прибыл с опозданием на тридцать минут.

Лиза вышла из вагона самой последней. Она всегда всех пропускала вперёд.

Я помог ей спуститься на перрон. Поцеловал. Она ответила холодно, повседневно, я не успел почувствовать её губ.

– Всё хорошо?

– Я устала, – сказала она. – Вызови такси.

15

Таксист взял деньги.

– Сдачи не надо, – сказал я.

– С каких это пор мы стали с тобой богатыми? – Лиза повысила на меня голос.

– Я нищий, но не жадный. А во-вторых, я устроился на работу.

– Могу обрадовать, «нищий, но не жадный», – я с тобой развожусь.

В этот момент я почему-то вспомнил про тотализатор. Стало интересно, как сыграли оставшиеся пять событий. Я достал телефон, вошёл на сайт букмекерской конторы.

– Чего молчишь?

Я не ответил, искал нужную страницу. Когда нашёл, сказал:

– Я выиграл…

– Что? – Лиза не поняла, о чём я говорю.

– Десять из пятнадцати.

– Ты радуешься?

– Очень!.. Кто он?..

– С чего ты взял, что есть «кто-то»?

Я подобрал сумку (только сейчас почувствовал, какая она лёгкая, в ней находилось минимум вещей), пошёл домой. Лиза засеменила следом.

– С чего ты взял? – повторила она. Моя уверенность в собственных рогах напугала её. – Я приехала за вещами. Заявление на развод завтра подам.

– Насильно мил не будешь, – сказал, а сам почувствовал, что проигрываю в этой игре.

Ночью мы занимались сексом, а не любовью. Я ощутил, как она далека от меня. Лиза делала одолжение, чтобы я не мог разобраться, что у неё кто-то есть. Она изменилась в постели. Но осталась той же маленькой лгуньей, которую надо выводить на чистую воду фактами. А у меня они отсутствовали. Можно было только догадываться.

Я выключил свет.

– Меня ждёт мама.

Я молчал.

– Виталя, ты меня не любишь: киряешь, гуляешь… У нас нет детей. Денег.

– Будущего нет, – добавил я. – Давай спать! Не оправдывайся.

Она погладила меня по голове. Пожалела.

– Будущего нет, если мы останемся вместе.

– Канарские острова всегда от нас были далеки, Лиза. Надеюсь, развод тебя приблизит к ним.

Она повернулась ко мне спиной, на левый бок. И вскоре уснула.

Несколько раз я выходил на балкон покурить. Уснуть так и не смог. Гофман был прав, я мешаю ей жить красиво. Для этого у меня нет средств.

Я чувствовал, как мне лгут. Но не мог предпринять контрмеры. Ложь должна быть ужасающей, чтобы стать правдой. И в неё поверили. У нас всё происходило дипломатично.

16

Когда личная жизнь идёт под откос, лучшее средство, чтобы забыться, уйти с головой в работу.

Я так и поступил…

Выучил практически наизусть (мне предстоял экзамен) должностную инструкцию менеджера торгового зала… менеджер торгового зала является должностным лицом, призванным осуществлять все функции связанные с продвижением товара… Основная задача менеджера торгового зала – организация полного взаимодействия клиента и компании, максимальное удовлетворение нужд клиента… На должность менеджера торгового зала назначается лицо, имеющее среднетехническое, незаконченное высшее или высшее образование… Как должностное лицо компании, менеджер торгового зала несёт всю ответственность за свою деятельность в рамках Законов РФ, Гражданского кодекса РФ… и так далее и тому подобное…

Знание товара (отдел «белой техники», меня определили туда): холодильники, стиральные машины, газовые плиты, посудомойки и прочее. Предстояло выучить все основные технические характеристики и особенности этой бытовой техники. Это не составило особого труда, понадобилось всего три дня, чтобы во всём разобраться.

Мерчандайзинг. Часть процесса маркетинга, определяющая методику продажи товара в магазине. Мерчандайзинг призван определять набор продаваемых в розничном магазине товаров, способы выкладки товаров, снабжение их рекламными материалами, цены. Я разобрался и с этим.

Экзамен сдал «хорошо». На «отлично» не потянул, как выразился Фастфуд, он был мной доволен. Но это не имело никакого отношения к заработной плате. И первые мои продажи, когда я раскидывался словами и утверждал покупателям, что мир прекрасен, а если вы купите эту вещь, то мир станет еще прекрасней, чуть было не убедили меня самого в своих же словах, что так и есть. И, по-видимому, моя вера заставляла покупателей так легко расставаться с деньгами. Когда часто врёшь, сам начинаешь верить своей же лжи.

– Продавец хорош настолько, насколько плох покупатель в своём выборе, – сказал Владимир Евгеньевич. А он, жук, знал, что говорил.

Понадобилась неделя, чтобы из стажёра стать обычным продавцом-консультантом. Вот теперь, казалось, можно хорошо заработать. Не взирая на штрафы.

Я ликовал, но молча, внутри себя. Лиза ничего не знала. Я ей ни о чём не рассказывал.