Текст книги "Рассказы о былом. Книга 1"

КУРЬЕЗ-4. Карабин 5.6 мм.

В процесс обучения входили упражнения с карабином и стрельбы.

Карабин 7.62мм

Знающий толк в оружии еще по экспедиции, где на время полевых работ, мне выдавали боевой карабин калибра 7.62 мм, я не мог относиться к положенного мне в учебке карабина СКС калибра 5.6 мм безразлично.

Бердана калибра 10.8мм

Я даже нашел как-то в Верхоянье бердану калибра 10.8 мм, оставленную прямо на земле на временной стоянке каким-то местным оленеводом или охотником.

Такие винтовки были на вооружении царской армии во время войны с Турцией. Затем их сменили «мосинки». Приклад от времени был серый, высохший и легкий, а затвор было не вынуть. Ствол с затвором я отмочил в керосине, а приклад покрасил и покрыл лаком. Гильз не было. Но один из геологов, имевших такую, сказал, что с ней можно смело на медведя в кустах ходить. И научил, как переделать гильзы охотничьего карабина 8.2 мм под берданочные. Я отлил 32 граммовые пули и мы испытали ее, привязав, на всякий случай, веревочкой за курок. Дернул… Все в дыму… Порох-то дымный… Но все в порядке, работает…

Выстрелил просто в галечную косу, так целая борозда осталась… Мощная штука! Но гильзы плохо вынимались и надо было поработать «притиром» в патроннике. Я и притир достал, но руки-то тоже нужно умелые иметь, и навык работы с ним. Короче, с расточкой патронника ничего у меня не вышло. И от греха подальше, чтобы у меня не возникло неприятностей, я просверлил дырку в патроннике снаружи. Теперь можно было хоть на стенку на ковер повесить. Красивая, все-таки, вещь!

СКС был настолько красив, прикладист, легок и удобен, что мне было даже жаль громко стучать прикладом об асфальт плаца, как этого требовал сержант.

СКС 5.6мм

Громко стучать нужно было для наглядности и форса, а я все боялся, не треснет ли приклад от такого стука… В оружейной комнате мы постоянно разбирали и собирали затвор, смазывали его и ствол маслом и я все удивлялся его конструкции – какие-то болванки с пружиной внутри… Раз, два и разобрал. Раз, два и собрал.

А точности и кучности боя я поразился на стрельбах, куда нас вывозили пару раз за полгода. Я стрелял хорошо и на стрельбах в тире от экспедиции держал третье место. А здесь я с легкостью и без усилий поразил мишень в «яблочко». Жаль, патронов выдали всего штуки три… я бы еще пострелял.

На стрельбах…

КУРЬЕЗ – 5. С кинокамерой…

А еще, в порядке политпросвещения и воспитания в любви и гордости за Родину и Армию, нас выводили в клуб городка для просмотра художественных фильмов.

Это дело я любил, сам был киноманом и фильмы, как ни странно, показывали довольно интересные. На мой взгляд, конечно.

Так, если многие я уже видел, но смотрел с интересом, мне запомнился, например, фильм «Белый взрыв» о выполнении боевой задачи в горах во время Великой Отечественной. В главных ролях были молодые Гурченко и Никонов. А впечатление было такое, что, по непонятным причинам, такой патриотический фильм долгое время пролежал «на полках».

Я сам как-то в экспедиции снял любительской 8 мм камерой фильм о полевой жизни геологов и назвал его «Геологи на Колыме». Получился фильм хоть и не очень качественный, но довольно внятный и с нехитрым сюжетом. Захотев показать его своим сослуживцам, я попросил жену прислать мне катушки с пленками. И вскоре получил посылку.

Взяв у ребят из радио-технической роты, а она располагалась в соседней зале казармы, киноаппаратуру и, пригласив всех желающих, я показал в классной комнате фильм всем собравшимся. Кассеты затем убрал в тумбочку у кровати.

Дело в том, что с нас собирали иногда по рублю и покупали какую-нибудь нужную, но дорогую вещь. Телевизор, например. А командир радио-технической роты, капитан, собрал со своей роты по рублю на эту киноаппаратуру и снимал свою роту на занятиях и учениях.

И вот, будучи как-то дежурным по батарее, он прошел с обходом по казарме, проверяя заправку коек и содержимое тумбочек. Ничего лишнего в них держать не полагалось, только умывальные принадлежности.

А тут кассеты с кинопленкой! Уж не диверсионный ли пропагандистский материал?

Он забрал их и просмотрел. Вечером вернул и сказал, что держать лишнее не положено. И я отправил кассеты домой. но скоро случился какой-то праздник, на котором наша «учебка» должна была промаршировать по центральной части города, показывая выучку, боевой дух и слаженность – в честь знаменательной даты.

Любительская пленочная кинокамера

И капитан, вручив мне кинокамеру, поручил запечатлеть на кинопленку процесс парада с упором на свою роту. И я без стеснения, как заправский кинооператор, запечатлел этот процесс, начиная с выхода роты из ворот части, затем строевой шеренги на центральной площади и, после торжественного митинга за мир и дружбу между народами. строевого марша с площади обратно в часть!

Выход из ворот части…

Жаль только одну кассету дал, я бы побольше поснимал!

КУРЬЕЗ – 6. ПРИЕМ В КОМСОМОЛ…

Вспомнилось еще, как меня в комсомол приняли.

Я и пионером-то был никаким… Мама моя тогда в универмаге работала и выбрала для меня великолепный шелковый красный пионерский галстук.

Шелковый пионерский галстук

И вот прием… Линейка… Нам торжественно повязывают галстуки… И мне повязали галстук… какой-то сатиновый грубый в пятнах… А мой, оказывается, какому-то дядьке из гостей повязали. Мне тогда этот пионерский «энтузиазизм» как палкой отшибли…

А о комсомоле, это уже в старших классах, мне и не предлагали. Видно, чувствовалась во мне какая-то бедовость, какая-то червоточинка. Хотя я сам себя считал очень спокойным, послушным и исполнительным.

Помню фразу нашего учительницы-зауча школы (сейчас колледжа) №348 на Бауманской (возле Елоховской церкви): – У нас в школе два бандита, один закрытый Гершвильд, другой открытый – Музис.

Я тогда так и не понял, за что она нас таким эпитетом наградила.

И вот Армия, учебка. И выясняется, что в подразделении есть великовозрастный 25-летний детина, да еще и с МГУ-шным высшим образованием… и не комсомолец.

Парнишка секретарь комсомольской организации как-то подошел ко мне и предложил вступить. Я думаю, в армии тоже гордились тем, что кого-то в комсомол принимали – на грудь значок, а себе галочку. А мне это зачем? И срок пребывания в комсомоле до 25-ти.

– Мы тебе домой поздравительное письмо пошлем, – добавил он.

Этим меня и купил – я как представил, что жена официальный конверт из Армии получает, где в первой строчке: – Уважаемая Екатерина! Извещаем Вас, что ваш муж, Музис Виктор Анатольевич…» Что бы тут можно было подумать? Уж не похоронка ли это пришла?

Вот такой черный юмор у меня…

Я потом спросил ее о письме, когда демобилизовался. Но мне показалось, что она так ничего и не поняла. Ну, приняли и приняли…

КУРЬЕЗ – 7. Сдача крови. Отпуск

Как-то нас построили на плацу и объявили, что весь состав учебной части должен добровольно сдать по стакану крови на благо Родины. Медики приехали к нам в часть и процедуру эту проводили у нас, маршировать никуда не пришлось. Было немного страшновато. Все мы побаивались уколов. Но шеренга за шеренгой подходили к пункту сдачи и по очереди, с подрагивающими коленями, входили в приемную.

Юный сержант даже упал в обморок… Но на миру и смерть красна! И я вошел, стараясь не показывать страха. Лег на кушетку и протянул руку… Все оказалось безболезненно… Народу было много и врачи еле успевали… Подойдя ко мне, они заметили, что с меня накапало даже больше, чем положено… Иглу сняли, я поднялся. Почувствовал только какое-то тепло в организме. В комнате на выходе нам дали по стакану сладкого чая с печеньем и освободили на день от физических нагрузок.

Я понимал, что сдача крови очень нужна медицинским учреждениям, но где они брали такое количество, чтобы обеспечивать всех нуждающихся, просто недоумевал. Ведь никаких доноров не хватит. Теперь понимаю! Армия снабжает!

Можно еще рассказать, как я съездил в отпуск… Причина прискорбная!.. Меня вызвали в администрацию и показали телеграмму о смерти моего младшего брата… я даже растерялся.

Не буду вдаваться в подробности, но происшествие это явилось даже каким-то облегчением в его судьбе…

В штабе полка я получил командировочное на 10 дней, авиабилет и суточные. Приученный к различным перелетам на работе, я без труда долетел до Москвы, но на похороны, как оказалось, опоздал. Отпуск есть отпуск, да еще в самый холодный месяц для Таджикистана, мне только в радость…

А вот без очередного курьеза и здесь не обошлось. По прилету, я поехал в центральный военкомат, чтобы отметить командировочное удостоверение. Одевать шинель мне не хотелось и поверх форменного костюма я одел пальто и пыжиковую шапку. Точного расписания работы военкомата я не знал и, оказалось, приехал ко времени закрытия… Приемщица очень удивилась, что я не в форме и заметила, что мне повезло, что дежурившего патруля уже нет. За нарушение формы я легко мог попасть на гауптвахту. А военный патруль и гауптвахта Москвы славились своей жесткостью – придраться могли и к пустяку. Так что мне нечаянно повезло…

А вот при закрытии командировочного мне пришлось деться в гражданское уже сознательно: уже одевшись, я никак не мог найти свой солдатский ремень и пришлось опять надеть пальто и ехать опять к закрытию… И мне опять повезло!

Приученный уважать дисциплину, я приехал в часть точно в срок. Но, как я понял, если бы я опоздал на пару дней, никто бы на это внимания и не обратил бы.

А приехав в «учебку», я удивился, что наша рота на занятиях изучает все тот же раздел методического пособия, что и при моем отъезде.

Но в конце пособия мы должны были изучить электрическую схему действия ракеты и это оказалось действительно сложно. Понять, а, главное, запомнить как, откуда и куда текут токи, по каким перемычкам они переключаются и какие предохранители от чего предохраняют… это было невозможно… Мы сидели над схемой месяц и зубрили, зубрили, зубрили. А ведь нам экзамены сдавать! По всему пройденному курсу! Сержант понимал это и, поэтому, откровенно сказал нам:

– Главное, отвечайте бойко, а в схему быстро тыкайте указкой «наобум-лазаря», все равно никто ничего не поймет и придираться никто не будет.

Моя рота

Так и было! И по практике, и по теории я получил «отлично». Особенно хорошо у меня получался «подход» и «отход» к начальству – четкий строевой шаг, отдача чести, разворот.

Но вот обучение закончено и нас развезли по боевым гарнизонам!

КУРЬЕЗ – 8. В гарнизоне

Меня направили в гарнизон в поселке Кок-Су в Таджикистане. Не успел я еще слезть с грузовика, как несколько солдат из гарнизона, запрыгнув в кузов, сняли с меня пилотку и ремень… В каптерке старшина, вытряхнув мой дорожный мешок, с удовольствием забрал мою «сменку» – рабочую гимнастерку с отложным воротничком времен Великой Отечественной – она пользовалась большим спросом у дембелей и ее выпрашивали у нас на всем протяжении дороги, где мы останавливались для пересадки… «Парадный» костюм он повесил на вешалку и больше я его не видел – тоже прибрал к рукам кто-то из дембелей.

Встретивший нас майор заметил: – Накаченные ребята… – и добавил, – осваивайтесь…

Служба в гарнизоне сразу поразила меня резким отличием от учебки.

Например – утренним подъемом! Услышав команду дневального: – Подъем! – я, спавший на верхней двуярусной кровати, откинул одеяло и хотел соскочить… Но с удивлением заметил, что все спокойно лежат… Дневальный еще два раза повторил побудку и тогда народ начал потихоньку шевелиться и вставать.

Утреннюю зарядку я вообще не помню – делали ее или нет. Если делали, то руководил ею обычно кто-нибудь из самых тупых дембелей… им нравилось погонять «салаг».

Затем «Перекличка» в коридоре казармы, проводимая старшиной. Некоторые дембеля, при озвучке их фамилий, выкрикивали – «Здесь!» – все еще лежа в кровати. Казарма состояла из двух жилых комнат и одной поменьше, где стоял телевизор и несколько рядов скамеек.

Завтрак, обед и ужин разнообразием не отличались, в основном часто селедка и щи из какой-то тухлой квашеной капусты и та же перловка. Но нам, стартовикам, была положена, дополнительно, увеличенная порция сливочного масла и сахара. Редко, но все же готовили пшенку, гречку или макароны.

В отдельном загоне с сараем держали еще несколько хрюшек для «поддержания штанов». Я как-то пошел туда, перед входом было такое месиво из навоза и грязи, что я, чтобы не пачкать сапоги, стал пробираться по приступочке кирпичного забора, перехватывая рукой за верхнюю его часть. И вдруг часть забора, за которую я хватался, обвалилась, рассыпавшись и похоронив меня под собой… Я выбрался, представляя, во что превратилась моя шинель… Отряхнулся… И с удивлением заметил, что шинель совершенно не испачкалась… Как уж там чинили забор или нет, не помню, могли посчитать, что развалился от ветхости. А скорее, просто цемента для раствора пожалели… Экономика должна быть экономной!

После завтрака «развод» на плацу под руководством дежурного офицера и все отправлялись на позиции чистить технику. Для этого нам выдавали ведро с какой-то оранжевой мастикой и мы натирали ею пусковые установки, чтобы блестели. Но, степи же, ветерок, пыль… и к вечеру от этого блеска ничего не оставалось. Значит на следующий день опять то же самое.

Гарнизон стоял на боевом дежурстве и, когда прозвучал продолжительный однотонный сигнал, я даже не понял поначалу, что это такое.

– Боевая тревога! Давай за мной! – скомандовал симпатичный сержант, которому поручено было «натаскать» меня. Мы побежали на участок, где находились пусковые установки с ракетами и он, соединив «паштетной» ручкой, как мы шутя называли ее, ракету с установкой, побежал в следующий окоп. Подключив таким образом три установки, он куда-то исчез… Три остальные подключили другие… Дождавшись отбоя тревоги в каком-то убогом блиндаже, пошел в казарму так и не поняв, боевая она была или учебная.

Войдя в казарму, я вошел в комнату с телевизором, где уже полно было солдат, в основном из дембелей, но очень скоро меня попросили сходить за водой. Я взял чайник и пошел к крану рядом с казармой. Принес в комнату и его пустили по кругу. Через несколько минут меня снова попросили сходить за водой. Наполнив чайник и зайдя в комнату, отдал его и тут же вышел. Теперь я понял, почему группа солдат сидит в беседке, а не в комнате…

Назначенный через пару дней в группу дневальных, которые, сменяясь через два часа, несли службу то у шлагбаума при въезде в часть, то на сторожевой вышке, то у тумбочки с телефоном, я понемногу приспособился и к этому.

Сначала меня отправили к шлагбауму. Но у грибка не было даже скамеечки, чтобы присесть. И еще я недоумевал, как мне пропускать машины, если кто-то приедет? Я еще почти никого не знал и кто там свой, а кто чужой не отличил бы. И никто меня не проинструктировал. Да и стоять два часа – в ногах правды нет! И решил я, раз нельзя присесть, надо прилечь… А вокруг «трава по пояс», как в какой-то песне поется. Сделал пару шагов за «грибок»… а там лежанка из примятой травы и даже старенькая шинель постелена…

А через два часа меня сменили и послали на вышку. Туда даже карабин нести не пришлось… там «постоянный» стоял. И лавочка была.

А вечером и ночью нужно было дежурить или внутри жилой зоны гарнизона, обходя казарму и офицерский городок, или расположение боевой части с установками и гусеничными тягачами.

Когда я вышел первый раз на ночное дежурство, я сразу стал искать, где бы «притулиться», уж очень мой организм был не приспособлен к бодрствованию по ночам… Я с интересом обошел офицерский городок, где стояло несколько одноэтажных домиков, каждый на две семьи, небольшие домики клуба и бани, и домик умывальню с клозетом на несколько «очков». Весь участок гарнизона утопал в зелени, это был как зеленый островок в степи.

Единственное место, где можно было притулиться, нашлось только в клубе. Но и первое, где тебя стали бы искать. Так и произошло… Кто-то за клубом крикнул: – Дневальный! – и вошел в здание клуба. Он еще раз крикнул меня, но я затаился – не хотелось нарываться на неприятности. А он стал чиркать спичкой о коробок… Почему-то она, слава богу, никак не зажигалась… Он вышел и отошел. Я выскочил из клуба и откликнулся:

– Я здесь!

– Ты где был?

– У офицерского городка…

– Встань «на тумбочку».

Оказывается дембеля не стоят ночью у телефона. Они шли спать, ставя вместо себя «салагу» (молодого) или «фазана» (ему служить еще год).

А вот во время дежурства на участке с техникой я попался… Положено было ходить и периодически кричать: – Стой! Кто идет! – Но ведь это же было нелепо… Забравшись в кабину тягача, я не успел еще вздремнуть, как появился дежурный офицер и быстро нашел меня… Я выслушал целую проповедь и был отправлен продолжать дежурство… Скандал никому не был нужен.

Дембеля потихоньку разъехались и их место заняли «старики» – те, которые прослужили 1.5 года и которым до дембеля оставалось еще полгода. А я уже стал «стариком», у меня ведь весь срок 1 год.

Назначенный в первые дни дневальным, меня послали приготовить к сдаче бетонный туалет и умывалку. Надо, значит надо. Взял ведро, тряпку и начал протирать полы.

Грязной работы я не чурался, случай на гражданке научил меня этому. Как-то на работе мне поручили приготовить для работы небольшое глухое подвальное помещение, которое использовалось для хранения мешков с цементом. В основном, нужно было отмыть от цементной пыли бетонный пол. Я был не приучен к такой работе и, обмакнув тряпку в ведро с водой, стал елозить ею по полу. В это время, поболтать, в комнату спустились Юра Волков, наш техник-радист, и его приятели. Один из них, небольшого роста, но какой-то квадратный, крепкий угрюмый, сурового вида парень, отслуживший в свое время три года во флоте, поглядывал на мои неумелые действия. И, вдруг, со словами: – Да разве так моют! – отобрал у меня тряпку и, хорошенько намочив ее, стал отдраивать пол… Вот, после этого случая я и перестал стесняться любой «грязной» работы…

Вот во время моих стараний в бетонном каземате армейского туалета, вдруг прибежал другой дневальный с извинениями – они не знали, что я «старик». Ничего, – говорю, – сейчас закончу и приду. Домыл все и пришел в казарму.

А вскоре мне присвоили звание младшего сержанта и определили в должности замкомвзвода. Оклад 12.5 руб., против 3.80 рядового. Можно было в магазинчике при части купить что-нибудь из фруктов или сладкого: печенье, вафли, сок. И койку я занял в нижнем ряду…

Присвоили «младшего сержанта» и кое-кому из грамотных молодых. Но из относительных свобод они были освобождены только от дежурства на «тумбочке», а командовали всем «старики».

Некоторые из них поглядывали на меня как-то искоса, с недоверием… Вряд ли они завидовали тому, что я из учебки» и владею большими знаниями, скорее им было обидно, что они прослужили уже 1.5 года, чтобы стать «стариками», а я стал им уже через полгода.

Сержант Шкулепа (слева) и я

Зато я подружился с водителем-механиком, отвечающим за технику, со связистом сержантом Шкулепой, присланным из штаба полка для держания какой-то спецсвязи и имевшим отдельную станцию в балке-кунге на грузовой машине (он даже ночевал там на специальном диване), и другими.

А когда, через три месяца в гарнизоне, меня послали на двухмесячные курсы офицеров, мне уже было совсем плевать на любые косые взгляды…

Вечера я коротал в классной комнате с телевизором, просматривая программу «Время» и какой-нибудь фильм.

А иногда «старики» накапывали где-то картошку и жарили ее втихоря на кухне. Приглашали и меня. То косятся, то угощают…

Станковый пулемет ДШК

Имея на вооружении боевое оружие, как солдаты ПВО мы были вооружены карабинами калибра 5.6 мм, в отличии от пехотных частей, которые вооружались автоматами «Калашникова». Имея во время дежурства ключи от «оружейки», в которой хранилось оружие и патроны, я видел там и крупнокалиберный станковый пулемет, и ручной дисковый пулемет «Дегтярева» и большой металлический ящик с патронами.

Ребята, готовясь к дембелю, любили фотографироваться с карабинами, чтобы поместить фотографии в свой дембельский альбом.

С «Дегтяревым»

Меня же альбом не заботил, а вот фотографии на память об армии, я делал. Но не стандартные с карабином, а взял… пулемет «Дегтярева». Уж держать в руках что-то серьезное, так это пулемет. Но только, чтобы сфотографироваться – таскать такую тяжесть мне было бы тяжело с моим весом. Пусть его здоровяки таскают!

С ручным пулеметом «Дегтярева»

Однажды, вступая в дежурство, я по привычке принял его, а во время дежурства вдруг обнаружил отсутствие одного патрона в обойме к карабину. Это поставило меня в тупик и я озадачился, где же мне его достать? Пожаловался приятелю, а тот завел меня в оружейку и подошел к огромному ящику с патронами, на котором висел огромный амбарный замок. Взявшись за угол крышки ящика, он отогнул ее вверх и, засунув под нее ладонь, вытащил патрон. Вот так просто!

Как-то наш командир роты, майор, толковый добродушный, но со строгим взглядом дядька, вывел нас за приделы части и показал места, которые нам полагалось занять в случае нападения противника. Вокруг степь с мелкосопочником, вся красная от цветов мака, а позиции, я поразился, какие-то несерьезные траншейки по колено глубиной. Да нас бы перещелкали всех как куропаток в таких окопчиках… Чем драить технику мастикой, лучше бы поручили нормальные окопы отрыть. Хоть и не ожидали мы никакого нападения, и время мирное было, все же это было бы более полезным делом, чем просто блеск наводить…

И, вообще, техника была в ужасном состоянии… Из шести тягачей только один рабочий, некоторые машины вообще без моторов, на одной что-то случилось с цепью, которая должна была загружать ракету со склада, так так она и стояла непочиненная…

А если приезжали проверяющие и просили продемонстрировать технику, то им говорили, что она на консервации и демонстрировали работу подразделений на действующей дежурной технике.

Случись «команда», залп-то мы успели бы дать… ну и все… Дальше бы нас засекли, шарахнули бы сверху, и от нашего зеленого городка только пыль бы осталась…

Я не удивляюсь теперь, почему немцы так быстро до Москвы дошли!

Заодно нам, вновь прибывшим, показали расположение ложных позиций в стороне от боевых.. Большие округлые окопы с фанерными, грубо, если не примитивно, сделанными пусковыми и ракетами на них. Но покрашенные в защитный серо-зеленый цвет, сверху они должны были выглядеть внушительно и отвлечь внимание глупого противника.

Я помню, как несясь на моторе на Колыме, мы увидели впереди утку… Похватали ружья, приготовились… Подплываем… А она даже не дергается – и не ныряет, и не удирает, и не взлетает… Подплыли совсем вплотную – «манок»! Достали – просто грубая деревянная раскрашенная поделка. Видно, сорвало с якоря ветром и унесло…

Юра Волков (слева) и я

Или вот, увидели как-то с Юрой Волковым с сопки на речной косе стаю гусей. Осторожно спустились, подкрались поближе, а они что-то не тревожатся – гуси ведь очень осторожные птицы, недаром говорят – Рим спасли! Подползаем вплотную… Чувствуем, что-то здесь не так… Подошли – примитивно сделанные фанерные «манки»! А ведь не отличишь от настоящих…

А как-то повел нас майор на разгрузку угля для гарнизона. Вагон стоял на станции на отшибе. Часть угля саморазгрузилась под откос, но большая часть осталась в вагоне. Вот мы его лопатами и довыгружали. Перемазались как черти… Лица как у негритосов стали… Но майор повел нас на речку и разрешил поплескаться. А проходя по поселку, зашел на рынок и купил нам ведро яблок. А не обязан был! Благородно с его стороны! И такие поступки и о человеке говорят и запоминаются!

В принципе, офицеров в текучке дня мы почти не видели. Они присутствовали на утреннем разводе, иногда появлялись днем или во время «тревоги», но вся жизнь части шла под руководством «стариков».

Командир части, пожилой коренастый подполковник с типичным русским лицом, был действительно, что называется, «отец родной».

Батя-комбат – «настоящий» подполковник

Послуживший, толковый, знающий службу, он и солдатскую нашу службу знал и понимал. И даже пойманных в самоволке никогда не наказывал, не вынося «сор из избы» и не посылал на гауптвахту, боже упаси, а выстраивал перед гарнизоном и «пропесочивал» с таким юмором, с такой жестикуляцией, что ему мог бы позавидовать и сам Юрий Никулин.

Помню, вызвав из строя одного нашего дебилоида, заставил вылить самому на землю две бутылки отобранного у него дешевого портвейна, выговаривая при этом какую гадость они пьют… И долго еще это место выделялось красным пятном и запахом.

Лейтенант, старшина и я

Командир радиотехнического подразделения, капитан или майор, не помню, тоже был офицер толковый. А вот политработник – откровенный солдафон. Было еще два лейтенанта. Один из них, наш «стартовик», был из местных и какой-то неумеха, у которого «все из рук валилось». И был прапорщик, заведующий хозяйством.