Текст книги "Записки странного человека. Повесть в рассказах"

КРАЙНЕЕ ВРЕМЯ

Она уже давно освоила эту профессию продавца, и профессия эта ей уже настолько надоела, что и жить не хотелось. Всю жизнь она торговала одеждой и косметикой, а не продовольствием… Там, где она работала раньше, можно было немного постоять, порассматривать посетителей и прохожих, поболтать с подругами-продавщицами… Там продажи были крупнее и чище, но здесь она снова работала в помещении, под крышей, в тепле. И это её тихо радовало. Но, видимо, для неё наступил крайний срок. И вот она здесь. Последнее время, а время это было немаленьким, она всегда торговала где-то. И хотя вся эта торговля ей уже давно надоела, как уже упоминалось выше, деваться было некуда. Она честно почти каждый день ходила на работу. Работала подолгу. Нужно было кормить себя, своего ещё не взрослого сына, да и просто нужно было чем-то заниматься в жизни. Кому-то быть нужной, полезной, быть при деле.

А жизнь когда-то давно начиналась и складывалась у неё не так уж и плохо. Она вышла замуж за неплохого человека, уехала с ним в другой город, родила ребёнка – красивую умную девочку. Но времена начинались тяжёлые, неспокойные времена. Образованием и хорошей, чистой профессией она не успела обзавестись. И дело даже не в этом. Муж вдруг пристрастился писать и хотел от жизни только одного – стать писателем. Вначале работал на своей привычной работе, но потом совсем забросил эту работу. Деньги, правда, на жизнь всегда находил, но как-то их было меньше, чем было им всем нужно. Она тоже работала – в детском саду, уборщицей. За работу платили не много, но она была всё время рядом с ребёнком. Да, думала она, всё было бы ничего, если бы муж не поменял так сильно свою жизнь… А муж сначала, когда уже не работал, целыми днями читал, думал, писал что-то; стал уже довольно скоро известным в своей местности писателем. К нему приходили брать интервью, читали его стихи на радио… Иногда у него были выступления в важных местах города. Она всегда ходила его послушать, но уже наступило время, когда за писательскую работу перестали платить. Потом как-то жизнь совсем пошла косо. Муж уехал в столицу, оставив её одну… Тут у них всё и совсем раскололось. И они расколотыми половинками целого легли жить в разных местах страны.

Она пошла торговать. Сначала осторожно, боязно, неумело, а потом всё бойчее и привлекательней. И наконец оказалась здесь, в небольшом продуктовом магазине… Бывшего её мужа тоже носило, и по столицам, и где только ни носило. Но из вида они друг друга никогда не теряли. И хотя давно уже вырос их ребёнок, они никак не могли совсем друг с другом расстаться: перезванивались, переписывались, иногда даже встречались, когда оказывались где-то недалеко. Она его всегда любила, но жизнь дошла уже как-то до такого места, когда уже жилось больше по привычке. А он вот прислал ей сегодня свою новую книжку стихотворений. Она увидела сообщение от него на телефоне и обрадовалась. В последнее время их отношения проходили как-то нервно. Особо нервничал, конечно, он, её бывший муж, поскольку она теперь уже жила с другим мужчиной и не могла больше общаться со своим бывшим мужем свободно, как раньше, когда она ещё подгуливала с разными мужиками-ухажёрами. Теперь она не уходила от этого мужчины даже к своему бывшему мужу, которого по-прежнему помнила и любила.

Поздним вечером после работы она до глубокой ночи читала его стихи. Книжка была немаленькая. В ней была часть её жизни тоже. Книжка была приятно оформлена. Чёрный печатный текст легко лежал на белой электронной бумаге. Стихи были новые и старые. Некоторые с тех ещё времён, когда они жили вместе и он только начинал своё писательское дело. Содержание его стихов ей нравилось. Они поднимали её, кружили и плескали ей чувства. Приятное и радостное оттеняла трагедия их общего прошлого. В книге были стихи, посвящённые ей.

Наступило утро. Она снова привычно пошла в магазин, но шла уже не понуро и устало, она торжественно несла себя через город: мимо прохожих, машин, мигавших светофоров, грязного снега, чувствуя себя причастной к тому, что произошло, этому большому событию их жизни, вышедшей книге. Магазин сегодня ей не казался таким уж совсем тупиковым местом жизни. Она снова взвешивала покупателям пельмени, подавала завёрнутую в прозрачную плёнку рыбу, считала на кассе деньги… Но смотрела уже на покупателей не как вчера, не тяжело и устало, а торжественно и строго…

ТУПИК

Однажды, в один из последних годов прошлого века, в столице, я согрешил шибко: увёл бабу из семьи. И не то чтобы я очень настаивал сильно на сожительстве с ней, с этой бабой, не то что мы афишировали свои отношения, но жизнь так сошлась, что всем везде про нас раскрылось. И пошли там по нашей столице волны разного шёпота и всякого негодования. Знакомые – то руку кто мне не подаст, то рожу кто от меня отвернёт, то вдруг кто прикинется, что мы с ним никогда вообще не были знакомы. И людишки-то незнамо кто и незнамо откуда, ни о чём, нисколько, нигде не стоят ничего, но с явным всяким гонором, ходят вокруг меня и вдалеке, и повсюду, ругают и интригуют, и сплетничают, и рожи мне корчат. Ни бабу, ни корову такие господа сами-то со двора, даже при открытой двери, свести не могут, но шипеть отовсюду своими шершавыми ртами умеют славно.

Стали мы с бабой совсем публичные по всей нашей столице. А мужик-то её прямо взбеленился совсем. Ходит по городу бледно-бледно-зелёный, понурый, молчит, дуэли (по слухам через знакомых) от меня хочет. Но при встрече ведёт себя смирно. Разговаривает со мной спокойно на всякие умные и высокие темы. Показывает мне, что он о-го-го ума-то какого и достоинства. А про жену свою со мной ни гу-гу. Общение такое с ним, что вроде кто кого умом за одной столешницей переплюнет. Сижу с ним, чаи пью. А с бабой нам весело, хорошо. Ездим везде по гостям. Она меня со своими друзьями и родственниками знакомит. И вроде я им всем не противен, а даже наоборот. Нахваливают они меня. Говорят, что я много лучше её того мужа. И нам с бабой неплохо. То здесь поживём, то там переночуем. А потом и совсем оставили столицу, уехали жить в пригород. В город только за деньгами ездим – где заработаем, где перехватим, где подарят денег. Живём даже совсем не плохо. Разговоры умные разговариваем, прогулки гуляем, хорошо нам. С родителями своими меня познакомила. Живём как у Христа за пазухой, потому как вдвоём веселее, чем мыкаться по одному. И баба неплохая оказалась: умная, весёлая, внимательная и ласковая в обращении, если гладить её жизнью. Но как разойдётся, если что не по ней, беда… То графин со стола возьмёт да как об пол его даст – и сломает до мелких стеклянных брызг. Да так сделает это, что всем вокруг страшно и беспокойно станет. А то выпьет в каком-нибудь клубном известном месте да как запрыгнет на стол, и давай на столе свои танцы танцевать перед всеми!.. Еле удаётся стащить её со стола всей клубной толпой.

При всём при том прекрасном и развесёлом житье нашем – у меня какой-то тупик прямо в душе и в жизни образовался. Как будто я – это и не я уже. И моя жизнь мне уже не совсем принадлежит. Вроде как жизнь стала втроём. И я стал – точно уже совсем какая-то другая, не своя, личность. А мужик её от бабы, теперь моей уже, никак не отступает. И развода ей давать не хочет. Куда ни придём с ней, он тоже уже там сидит. Очухался от водки – забегал по городу. Бабу, уже не свою, себе вернуть хочет. А бабе за жизнь с ним надоела агрессия мужика и его неласковое отношение к ней – и она к нему назад возвращаться не хочет. Со мной-то ей сильно свободней, со мной она прямо стала королевна. Живём, между собой ладим. И мне с ней хорошо.

Только как-то на душе тяжко…

Вместо эпилога

Когда закончил писать, за окном уже давно стоял белый день… Тревожный ночной сон почти полностью растворился, стал блёклым до неузнаваемости, но не уходил из памяти. Видимо, что-то было в этом сне реальное, из его непросто прожитой жизни. И вовсе не случайно после того, другого, теперь уже далёкого сна с несуществующей женой оказался рядом ночной человек, голоса которого он не мог вспомнить, как ни старался. Да и зачем?