Текст книги "Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец"

Глава третья
По следам великана

Стал Василий на некоторое время знаменит на весь Новгород. Стоило ему появиться на улице, люди начинали перешептываться и тыкать в него пальцами: «Вот он – сын Буслая! Оборотня одолел!»

Василий поначалу горделиво вскидывал голову, сдерживая наползавшую на уста самодовольную улыбку. Вскоре ему это надоело. Не о такой славе он мечтал. Простой люд и до этого к нему благоволил. Бояре же новгородские хоть и зауважали Василия, но в свой круг принимать его не спешили.

Однажды домой к Василию пришли выборные от братчины меховщиков и с ними новгородский тысяцкий Ядрей. Повели такую речь:

– В позапрошлый год отправились наши даньщики за Онегу, в земли чуди белоглазой аж до реки Вычегды, и сгинули без следа. Опосля ходила на поиски их дружина новгородская и наслышалась от местных охотников, будто бы великан неведомый перебил людей наших. В тех краях все люди ему поклоняются, приносят в жертву лосей и красивых девушек. Обитает тот великан среди горных кряжей, поскольку равнинная земля тяжести его тела не выдерживает.

Василий слушал купцов с небрежной усмешкой.

– Небылицами пришли меня потешить?

– Я тоже улыбался до поры, – промолвил воевода Ядрей, – покуда сам следы того великана не увидел. Я ведь водил ту дружину. След у него почти в два локтя. Вот такой след!

Воевода отмерил руками на столе.

Василий посерьезнел:

– Побожись.

– Вот тебе крест! – Ядрей размашисто перекрестился. – Не сойти мне с этого места, коль лгу!

– Не один Ядрей – все ратники его те следы видели, – заговорили купцы, – а было их без малого сотня.

– Найти того великана не пробовали? – Василий взглянул на воеводу. – При такой ступне, надо думать, он головой в небо упирается. Издалека его увидеть можно!

– Да какое там, Вася, – махнул рукой воевода, – у ратников моих одно на уме было: убраться подобру-поздорову. Не удержать их было ничем.

– Чего же вы от меня хотите? – Василий посмотрел на купцов.

Те смущенно опустили очи долу.

– Сходил бы ты, Вася, до реки Вычегды, – пробормотал один из них.

Другой продолжил:

– Дело рисковое, скрывать не станем, но славное.

Навеки прослывешь самым удалым из удальцов, коль одолеешь чудского великана.

– А мы тебе поспособствуем в этом, – добавил третий, – ествы на дорогу дадим, одежду, снаряжение.

– Кликни клич по Новгороду, Вася, – сказал Ядрей, – за тобой многие пойдут. Недаром говорят, что тебя ни стрела, ни копье, ни хворь не берут. Оружие тебе выдадим сколь надо. Ну как, по рукам?

– Покумекать надо с друзьями, – сказал Василий, хотя в душе был готов немедленно отправиться на поиски неведомого великана. – Завтра ответ скажу.

Купцы и воевода ушли.

Недолго совещались с Василием его побратимы: решили – дело стоящее. Общее мнение выразил Домаш: «Даже если и ждет нас несчастная доля, зато своими глазами увидим диво дивное – человека с двухсаженными ступнями!»

Полсотни молодцев крепких и широкоплечих отобрал Василий в свою дружину. Были тут и старые друзья-товарищи, ходившие с ним на ладье по Волге до Хвалынского моря, были и новые люди, в основном неимущие и беспортошные.

Воевода выдал каждому по топору, ножу и рогатине. Купцы снарядили отряд теплой одеждой – близились холода, – дали лошадей, сани, куда можно было сложить провизию и все необходимое в дороге.

По первому снегу выступили ратники в поход.

Долог был путь.

Покуда добрались до городка Устюга, из-за которого шли раздоры у новгородцев с суздальским князем, завьюжило так, что пришлось оставить сани и лошадей, становиться на лыжи.

Проводником у Василия был новгородский дружинник Худион, который за свои тридцать лет не раз хаживал в Заволочье.

Снег валил и валил, засыпая черные огнища на местах ночевок, скрывая пушистым белым покровом широкий лыжный след, уходящий по реке Вычегде. Обширные болота и озера под ледяным панцирем сменялись тайгой. Есть ли ей конец на земле?

Ратники глохли от давящего безмолвия. Тишина и снег, расписанный следами зверюшек и птиц. Может, где-то в глубине тайги, за дремлющими заснеженными елями, скрывается хрустальное царство мороза и лешего.

Василий осунулся и потемнел лицом. Он, как и все, недосыпал, недоедал. Мерз и прокладывал путь наравне со всеми.

В верховьях Вычегды, близ волоков к Печоре, стояли два почерневших домишка с изгородью и навесом из жердей. Помоздин погост – самое дальнее подворье новгородцев.

Василий оглядел заиндевелые внутри стены, бахрому из тенет в углах, сгнивший пол. И тоскливо сделалось на сердце.

– Давно не живет здесь никто, – сказал Худион. – Чудь уходит все дальше в леса, за ней идут и вольные новгородские охотники. Погосту этому, почитай, полсотни лет.

– Дальше погостов нет? – спросил Василий.

– Нету, – ответил Худион. – Дальше земля незнаема.

– Где же сгинули даньщики?

– Отсель недалече. Завтра доберемся.

Ночь опустилась белесая и звездная. Стояли безветрие и тишь.

Дым от костров стлался низко и щипал глаза.

– Правду ли говорят, что дальше к северу начинаются земли Югры? – обратился к Худиону Фома. – И будто люди тамошние рогаты и с песьими головами?

– К северу отсель самоядь живет, – неторопливо отвечал Худион, помешивая деревянной ложкой варево в котле. – Совсем дикий народ. На оленях ездят да на собаках. Женщинам поклоняются. Ночи там по полгода и дни такие же. А Югра отсюда на восток. Не бывал я в тех краях и людишек тамошних не видал.

– Кто-нибудь до Югры добирался? – спросил Потаня.

Худион попробовал из ложки похлебку и ответил:

– Новгородец Гурята Рогович хаживал туда. И сказывают, дань привозил великую серебром и мехами. Только давно это было, еще при отцах наших. При мне же уходила дружина Костоверта на Югру, да только назад никто не воротился.

Возле костра повисло мрачное молчание.

Утро застало ратников уже в пути. Отряд медленно двигался по увалам, каменистым возвышенностям, поросшим чахлым сосняком. К полудню пришли в селение чуди.

Оказалось, Худион был знаком со старейшиной стойбища, которого звали Микко.

Старейшина был стар и мал ростом, с редкой бороденкой и черными живыми глазами. На нем была разрисованная красными узорами куртка, пошитая мехом внутрь, подхваченная в талии пояском. На груди болтался большой медный крест, которым старейшина очень гордился.

– Однажды подпоили его ватажники-новгородцы и окрестили, как смогли, – поведал Василию Худион, – теперь дед Микко единственный христианин в своем селении. У него в доме даже иконка есть.

Добродушный старейшина часто кивал головой и столь же часто крестился то левой, то правой рукой, давая понять рослым пришельцам с запада, что он с ними одной веры.

В селении было два десятка больших бревенчатых домов, крытых берестой. В каждом доме жило по двадцать-тридцать человек. Только жилище старейшины населяла одна его семья: сын с двумя женами и четырьмя детьми и сам Микко.

В доме старейшины было полутемно. На земляном полу был выложен очаг из речных валунов. В нем тлели уголья. У стены на лежанке, устланной собачьими шкурами, сидел старейшина. Напротив, у противоположной стены, сидели в ряд на скамье Василий, Потаня и Худион. За перегородкой в глубине дома был слышен детский писк и приглушенные женские голоса.

Худион вел беседу со старейшиной, который неплохо знал русский язык.

– Почто не хочешь дать своих следопытов, друг Микко?

– Моя знай, зачем твоя пришел – Хеогену искать.

– Верно, – кивнул Худион. – Нам нужен великан Хеогену. Помоги найти его.

– Ай-ай, зачем искать гору? Ее и так видно! – замотал головой старейшина. – Идите на восход и увидите Хеогену.

– Чего ты боишься, старик? Мы не станем заставлять твоих воинов сражаться с великаном. Нам бы только увидеть его.

– Хеогену вас первый увидит и сделает вот так! – Старейшина притопнул ногой. – Он вас всех убивать, а потом всех нас. Хеогену все видит и все знает. Возьми меха и ступай к своему очагу.

– Пообещай ему золото, – шепнул Василий Худиону.

Но и за золото старейшина отказывался помогать новгородцам.

– Хорошо, Микко, – промолвил Худион, – мы уйдем. Но сначала покажи моим друзьям то место, где вы молитесь Хеогену. Они не верят в существование великана. Я хочу показать им его следы.

Старейшина затряс седой головой и захихикал:

– Твоя тоже сначала не верил.

– Не верил словам, зато поверил глазам, – улыбнулся Худион.

Старейшина с уважением поглядел на могучую фигуру Василия и согласился:

– Ладна. Будь по-твоя.

* * *

Под нависшим крутым обрывом бурная река, разливаясь год от года, вымыла неглубокую пещерку. Потом русло реки отступило в низину, и даже в сильное половодье вода не доходила до широкой береговой вымоины – творения своей неукротимой силы.

К этой пещерке чудские шаманы привели Худиона, Василия и всех русских ратников, пожелавших идти с ними.

Ветер завывал в кронах могучих кедров, росших на высоком берегу, а внизу, у подножия козырьком нависающего обрыва, было тихо. Шаманы знаками показывали новгородцам, что громко разговаривать здесь нельзя.

Василий строгим голосом приказал ратникам не шуметь.

В пещерке стоял грубо сработанный идол из дерева, с большими круглыми глазищами и ощеренными зубами. Перед ним на плоском камне стояла деревянная посудина вроде корыта. Тут же валялись обглоданные кости.

– Это и есть Хеогену? – спросил Василий, стараясь скрыть омерзение.

– Нет, это дух реки, – ответил всезнающий Худион. – Этот дух что-то вроде родственника Хеогену. Поэтому Хеогену и приходит сюда.

– А где же следы?

– В глубине пещеры. – Худион знаком попросил Василия следовать за ним.

На плотном глинистом пласту Василий увидел два огромных человеческих следа. Босые ступни отпечатались глубоко, особенно оттопыренный большой палец. Однако до двух локтей этим следам было далеко.

Василий присел и ощупал один след рукой. До другого было не меньше сажени. Что и говорить, велик шажок у этого босяка!

Выбравшись из пещерки, Василий стал расспрашивать Худиона о неведомом великане. Худион в свою очередь обращался к чудским шаманам на их родном языке.

– Когда последний раз чудины видели великана? – спросил Василий.

– Давно. Много лун назад, – переводил Худион ответ шаманов. – Шибко рассердили его новгородцы, приходившие за данью. Убил он их и сам сгинул.

– Какой же он из себя?

– Огромный и лохматый. С большими зубами.

– Почто зимой босым ходит?

– Про то шаманы не ведают, но полагают, дабы силы от земли набираться, – пояснил Худион.

Ратники, осмотрев следы, негромко переговаривались. Иные тревожно озирались по сторонам. И только Потаня шутил:

– А что, если это детские следы великана? Что, если еще подрос он с той поры, как его видели, а? Что мы супротив него тогда сделать сможем?

Но ратникам было не до смеха.

Странным показалось Василию: местные жители утверждают, что даньщики новгородские погублены великаном Хеогену, а где это случилось, никто толком не знает. Все твердят одно и то же: ушли, мол, новгородцы за реку к селениям за Каменной Грядой и угодили в лапы к Хеогену. Больше их не видели.

– Кто живет в селениях за Каменной Грядой? – расспрашивал Василий Худиона.

– Пермяки, – отвечал тот.

– Что за народ?

– Язычники, одно слово. Живут охотой да рыбным промыслом.

– С чудью враждуют?

– Нет. Вражда у пермяков с Югрой. Хотя югорцы с ними одного племени. Такие же узкоглазые и скуластые. Югра берет дань с пермяков.

Василию сделалось смешно и грустно.

Народцы, затерянные в тайге на бескрайних ее просторах, не имеют городов, не знают, что такое торговля и христианский Бог, дома здешней знати мало чем отличаются от жилищ бедных новгородских крестьян, но и тут существует вражда. Сильный притесняет слабого, стремится отнять его жалкое имущество. А еще говорят, что где-то за Каменным Поясом, там, где рождается солнце, существует счастливая земля, населенная миролюбивыми людьми. Мудрено поверить в это.

– О чем позадумался, атаман? – окликнул Василия Худион.

– Дальше идти надо, – сказал Василий, – к пермякам. Сможешь довести?

– А чего ж! – после краткого раздумья ответил Худион. – Смогу, пожалуй.

Седоволосый Микко не стал удерживать новгородцев, провожатых не дал, зато щедро снабдил отряд Василия вяленой рыбой и олениной.

Ратники шли сначала по тропе лесом. Перейдя реку, стали подниматься в гору. Утреннее солнце окрасило верхушки кедров розоватым цветом. Снег похрустывал под лыжами. Западный склон горы был укрыт голубоватой тенью.

Поднявшись на вершину, ратники осмотрелись.

Вдали синие горы сливались с бледно-голубым небом. Внизу между лесов и скал змеилась река. Далеко на севере чернели густые леса на сколько хватало глаз.

– Простор какой, – улыбнулся Василий и снял шапку.

Спуск с горы занял больше времени, чем подъем. Ратники проваливались в глубокий снег, продираясь сквозь бурелом и заросли кедрового стланика. В седловине между двумя горами приютилось озерцо, круглое, как блин. На ослепительно-белом, искрящемся снегу были отчетливо видны огромные следы босого человека. Не заметить их было невозможно.

Ратники остановились, сгрудились кучкой.

– Во, прошагал детина! – изумился кто-то, измеряя ширину шага древком копья.

– Недавно прошел, – определил Худион, – меньше часа назад.

– На ловца и зверь бежит, – усмехнулся Фома и подмигнул Василию.

– В погоню! – приказал Василий. И первым устремился по следу таинственного великана.

До полудня ратники шли без передышки, изнемогая и обливаясь потом.

След огромных ступней уводил сначала по склону горы к лысой вершине, далее вел по ее гребню и скрывался в ельнике на другом склоне.

Продравшись сквозь ельник, новгородцы обнаружили в расселине у подножия скалы лежанку из сухих листьев и мха.

– Вот где, стало быть, великанище ночки коротает.

– По-звериному живет.

– Бобыль бобылем! – переговаривались ратники.

Василий дал людям передышку. Костров не разводили, закусывали сухарями и вяленой рыбой. Затем двинулись дальше.

След опять тянулся то вверх, то вниз по холмам, описывая большие круги.

– Заметил нас великанище, а может, учуял, – проговорил Худион, утирая пот со лба. – Чудины говорят, чутье у него волчье.

– Чего же он бежит от нас, коль такой верзила! – проворчал Домаш, с трудом переводя дух.

– Осторожничает, – предположил Потаня, – а может, норовит в ловушку нас заманить.

Худион воткнул копье в снег:

– Не догнать нам его. Коль великанище во всю прыть припустит, так за ним и собакам не угнаться, не то что нам.

– А я думаю, братцы, великан пуще нас повыдохся, – проговорил Василий. – Он-то без лыж. Потому и кружит по взгорьям, ибо на равнине ему от нас не уйти. Мы-то в гору долго карабкаемся, вот он и успевает оторваться. Надо гнать его, как лося, пока не упадет. А там видно будет…

Василий разделил отряд. Самых сильных и быстроногих ратников повел вперед. Остальные во главе с Потаней должны были идти по их следу до темноты, затем разбить стан так, чтобы костры далеко было видать. Лишнюю поклажу ратники Василия отдали ратникам Потани. При себе оставили только оружие.

Теперь началась настоящая погоня.

Василий, не жалея сил, прокладывал путь в снегу рядом с цепочкой следов великана. Пятнадцать ратников шли за ним по лыжне. Словами не перекидывались, берегли силы.

Около двух часов пополудни два человека из отряда Василия отстали. Вскоре еще трое изнемогли и сбавили шаг. Затем сразу четверо не смогли быстро преодолеть очередной подъем и остались за холмом.

Закатное солнце уже подсвечивало снег на елях красноватыми бликами, удлинились тени деревьев, когда впереди на снежной равнине замаячила темная неясная точка.

Василий прибавил шагу.

Отстали еще два ратника. Темная точка увеличилась в размерах, уже можно было различить, что это идет плечистый человек в шубе мехом наружу, причем идет без лыж.

– Он! – радостно выдохнул Василий и оглянулся на свой поредевший отряд.

Худион, окутанный клубами пара, вырывающимися у него изо рта, лишь молча кивнул.

– Нажимай, Вася! – хрипло крикнул Фома.

Равнина кончалась у горы, поросшей лесом. К ней-то и спешил великан.

«Не смог великанище нас запутать, теперь стремится в лесу схорониться, – думал Василий. – Да и сумерки ему на руку».

Василий прибавлял и прибавлял шагу. Он уже отчетливо видел широкую спину великана, его длинные руки, которыми тот размахивал при ходьбе. Шуба и штаны на великане были из длинного густого меха рыжевато-бурого оттенка, волосы на его слегка заостренной голове были совершенно черные. Великан то и дело оборачивался на ходу, и Василий успел мельком разглядеть его страшное лицо, темное и морщинистое, с круглыми сверкающими глазами-льдинками.

Когда великан достиг леса, Василий уже почти догнал его и вполне мог бы поразить его в спину копьем. Однако привычка встречаться с врагом лицом к лицу удержала руку Василия.

Опять начался подъем. Великан, цепляясь ручищами за стволы деревьев, стал быстро удаляться. Он громко пыхтел и сопел, тонкие осины с треском ломались под его могучей дланью.

Внезапно с небес стал падать густой медленный снег. Сумерки сделались гуще.

Василий отдышался на вершине горы, оглянулся на Фому и Худиона. Лишь эти двое не отстали от него.

– Времени у нас, други, всего ничего, – сказал Василий. – Вот-вот стемнеет, а ночью засыплет снегом все следы, тогда ищи-свищи великана.

Оба ратника молча согласились со своим вожаком.

Виляя между пихтами, три лыжника начали спуск с горы. Плотный наст скрипел под лыжами на поворотах. Хлестали по лицу ветви кустарников.

Худион, зацепившись лыжей за корягу, перекувырнулся через голову и ударился о древесный ствол. К нему подоспел Фома.

Василий, задержавшись, крикнул снизу:

– Ну, что там?

– Худион ногу повредил, – прокричал в ответ Фома.

– Оставайся с ним! – приказал Василий и устремился дальше вниз по склону.

След великана был еще хорошо различим. Но скоро опустится ночь, и тогда погоню придется прекратить.

Василий задыхался, пот заливал ему глаза. Он спотыкался, падал, поднимался, и снова падал, и снова поднимался, ругаясь вполголоса. Лес словно ополчился на него, подсовывая ему под ноги стволы поваленных бурей деревьев, пряча под сугробами пни, цепляясь кустами за руки. Темные ели и сосны со всех сторон надвигались на него, совершенно заслонив полыхающий на западе закат.

Внезапно Василий увидел Хеогену. Тот сидел на поваленной ели шагах в тридцати от него. Видать, совсем притомился.

Василий свистнул.

Великан оглянулся, нехотя встал и зашагал по сугробам прямо в бурелом.

Василий, напрягая последние силы, бросился вслед за ним. Он уже видел бурую шубу великана, мелькающую впереди среди деревьев совсем рядом, слышал его шумное дыхание… И вдруг великан пропал из виду, будто растворился в воздухе. Но оставались его следы в глубоком снегу. Василий шел по ним через густой осинник, держа копье наготове. Может, великанище затаился и ждет его в засаде! Осинник кончился. След уводил в сторону, к разлапистым столетним пихтам, под которыми уже скопилась предательская темнота.

Лыжи легко заскользили под уклон.

Могучие сосны вставали на пути. Василий обогнул одно дерево, другое…

Внезапно прямо перед ним возникла черная яма, словно разверстая пасть чудовища. Василий не успел ни крикнуть, ни воткнуть копье в снег, как полетел вниз вместе с комьями снега и обломками тонких жердей, которые наполовину прикрывали яму сверху.

«Ловушка!» – мелькнуло у него в голове.

Василий шмякнулся на что-то мягкое и тут же был отброшен к земляной стене какой-то неведомой силой. Боль искрой прошла по телу. Василий открыл глаза и похолодел. В полумраке ямы-ловушки в двух шагах от него сидел великанище, издавая какие-то нечленораздельные звуки и щелкая зубами. Его желтые круглые глаза не мигая смотрели на Василия.

«Ну, молодец, поминай всех святых!» – подумал Василий.

Его рука потянулась к рукоятке кинжала.

* * *

…Целый день друзья-побратимы искали Василия.

Ближе к вечеру Василий сам наткнулся на них. После радостных объятий и похлопываний по плечу ратники развели костер в укрытой от ветра лощине. Василий снял лыжи, бессильно опустился на вязанку хвороста и протянул к огню озябшие руки.

– Догнал ли ты великана? – спросил Фома, изнемогавший от любопытства.

– Догнал, – устало ответил Василий и вынул из-за пазухи клок рыжевато-бурых волос.

Фома взял волосяной пучок из руки Василия, понюхал. Сморщился:

– Ну и запах от его шубейки!

– Такие волосы растут у великана по всему телу, кроме головы, – сказал Василий. – В остальном он такой же человек, как и мы. Только разговаривать не умеет.

– Коль разговаривать не умеет, значит, не человек, а дух нечистый, – заметил Домаш.

– Стонал великанище, как человек, и кровь у него красная, – со вздохом произнес Василий, – силища только нечеловеческая.

– Прикончил ты его? – спросил Костя Новоторженин.

– Пришлось, – ответил Василий. – В яму-ловушку свалились мы оба. Великан на меня бросился, да пособил мне Господь зарезать его. Чудом жив остался.

– Как же ты из ямы выбрался?

– Сумел вот.

– Молодец, Вася! – воскликнул Фома. – С честью в Новгород вернемся. И за даньщиков убиенных рассчитались.

Но Василий был мрачен. Его не покидало чувство, будто убил он безвинного человека или, того хуже, ребенка зарезал. Хоть и силен был великанище, но нападал он на Василия с голыми руками. И умирая, глядел на него так печально, как-то по-детски глядел.

– Худион-то где? – спросил Василий. – Где Потаня?

– Для Худиона санки из лыж смастерили и отвезли его в пермятскую деревню верстах в десяти отсюда, – ответил Фома. – Потаня и почти вся дружина пребывают там же. К ночи и мы туда доберемся. Отоспимся.

При одной мысли о сне Василий почувствовал сильнейшую усталость. Враз ему все стало безразличным. Усилием воли он заставил себя подняться и приказал выступать.

Холодное северное солнце уже погрузилось в густую пелену облаков у далекого горизонта.