Текст книги "Институт реабилитации в Российском законодательстве. Возникновение, развитие, понятие, перспективы"

2. Зарождение и развитие института реабилитации в российском законодательстве

Институт реабилитации в современном своем значении возник не сразу.

Первое, отдаленное по своему правовому значению от принципа ответственности государства перед личностью, требование о возмещении ущерба лицу, в отношении которого обвинение «не удастся», содержалось в пространной редакции Русской Правды и относилось к так называемому частному преследованию.

В ст. 85 пространной редакции Русской Правды говорилось: «Все эти тяжбы решаются показаниями свидетелей из числа свободных (людей); если случится свидетелем быть холопу, то на суде ему не выступать; но если захочет истец подвергнуть ответчика испытанию (железом), то сказав так: "согласно показаниям этого (холопа), я беру тебя (для испытания железом), но беру тебя я, а не холоп", (он может) взять его (т. е. ответчика) для испытания железом; если удастся обвинить его, то он (т. е. истец) получает с него свое; не удастся обвинить его – платить ему за истязания гривну, ибо взял его (для испытания) согласно показаниям холопа»[79]79
  История государства и права зарубежных стран: Хрестоматия/ Авт. – сост. H. Н. Ягур, Минск, 2004. С. 207.


[Закрыть].

Не имея прямого отношения к принципу государственной ответственности, данное положение находит свое место на законодательном уровне, гарантирует выплату денежной суммы лицу, невинно претерпевшему определенные лишения в результате несостоятельного обвинения в совершении посягательства на чужое имущество. Кроме того, данное положение обеспечено силой государственного принуждения, в связи с чем заслуживает внимания.

В период царствования Петра I предпринимались попытки установить ответственность чиновников по искам лиц, пострадавших от их служебных действий; таким лицам позволялось «в партикулярных обидах бить челом» на должностных лиц и «искать с них судом, где надлежит»[80]80
  Карпович Е. Русские чиновники в былое и настоящее время. СПб., 1897. С. 294.


[Закрыть], однако дальнейшего развития они не получили.

Воинский артикул от 26 апреля 1715 г. закреплял следующее положение: «Салдаты и офицеры в великих преступлениях, как и прочие злодеи, могут быть пытаны, в сем нет сомнения, ибо в то время не яко салдат или офицер, но яко злодей почитается. Ежелиж он на пытке явится невинен, или от его величества, или фелтмаршала весьма прощен будет, то для невинности своей высокоповеренный чин свой может конечно паки отправлять, хотя он и в палачевских руках и на пытке был. Однакож иногда в сем деле бывает не без трудности до тех мест, пока над ним публично знамя не возложится. И тако чрез сие паки за честного причтен, и всем всеконечно запрещено будет, дабы ему сим впредь не попрекать»[81]81
  Российское законодательство X–XX вв.: В 9 т. Т. 4/Под ред. А. Г. Маньков. М., 1986. С. 365–366.


[Закрыть].

С 1834 г., когда был издан Указ, предусматривающий взыскание с судьи 200 рублей ассигнациями за каждый необоснованный удар кнутом, в России начинает развиваться положение об ответственности судей. В 1851 г. данная мера ответственности была заменена единовременным вознаграждением в размере от 10 до 160 рублей и введено правило об обязанности судей возместить наказанному все имущественные убытки, предоставить ему средства на лечение и на содержание до выздоровления, в случае же, если наказанный становился нетрудоспособным, суд должен был обеспечить его и его семью приличным содержанием.

В последующем ответственность судей находит свое выражение в ст. 366–377 Уложения о наказаниях 1885 г., ст. 677–682 Законов гражданских, ст. 1316–1331 Устава гражданского судопроизводства, начинают развиваться положения об ответственности «полицейских чиновников, виновных в неправильном исполнении приговора», и других лиц, «по упущению коих понес наказание невинный или же виновный излишне наказан».

Статья 677 Законов гражданских гласила, что «всякое должностное лицо, которое из корыстных или иных личных видов, по суду доказанных, через принятие каких-либо противозаконных мер или иные, также противозаконные, по службе действия, причинит кому-либо вред или убытки по имуществу, не только подвергается за сие наказанию, в законах определенному, но обязано сверх того вознаградить за сии убытки и вред»[82]82
  Законы гражданские с разъяснениями Правительствующего Сената и комментариями русских юристов / Сост. И. М. Тютрюмов. Книга вторая. М., 2004. С. 428.


[Закрыть].

Ответственность судей конкретизировалась в ст. 678 Законов гражданских, согласно которой судьи, постановившие, умышленно или по неосмотрительности и невниманию к делу, окончательный приговор, вследствие которого понес наказание невинный, не только подвергались наказанию, но и обязывались вместе с тем возвратить неправильно осужденного за свой счет из места ссылки или заключения и заплатить приговоренному таким образом к наказанию уголовному от 100 до 600 рублей, а понесшему наказание исправительное – от 10 до 60 рублей, в зависимости от строгости наказания, его продолжительности и других обстоятельств, отягчающих участь осужденного. Кроме того, по иску осужденного судьи должны были возместить все понесенные им имущественные убытки. В случае если невинно осужденному был причинен вред здоровью, судья обязывался возместить ему средства на излечение и содержание на период болезни; если же вследствие такой болезни осужденный лишился возможности содержать себя и семью, ему назначалось содержание. Судьи освобождались от ответственности, если при пересмотре дела осужденного было «разномыслие на счет его изобличения».

В соответствии со ст. 680 Законов гражданских, если по неправильному приговору осужденный понес наказание свыше установленной законом меры, то судьи отвечали только за те убытки, которые были причинены имуществу осужденного, или когда достоверно известно, что именно усиление наказания повергло осужденного в болезнь, лишившую его способности добывать себе средства на пропитание. Если этого условия нет, то исправление неправильного приговора ограничивается изменением срока наказания или заменой одного наказания другим.

Несмотря на то, что ст. 677–680 Законов гражданских, казалось бы, предусматривали ответственность судей за неправильные решения без каких-либо изъятий, цивилист И. М. Тютрюмов отмечал, что «на основании суждений Государственного Совета, высказанных им при рассмотрении действующих законов (ст. 677–680), можно прийти к заключению, что судья должен отвечать за причиненные им убытки, независимо от умысла и корыстных или иных личных видов побуждений, когда он действовал неосторожно или неосмотрительно. Ошибочное же толкование закона само по себе не может служить справедливым основанием к привлечению судей к имущественной ответственности»[83]83
  Там же. С. 436.


[Закрыть].

Позиция ученого была в последующем поддержана и законодателем.

Н. И. Лазаревский отмечает: «Статьи 1316–1330 Устава гражданского судопроизводства установили не только новый порядок ответственности должностных лиц, они установили новое основание для нее: нерадение, неосмотрительность и медленность, хотя бы они и не вызывались "корыстными или иными личными видами, по суду доказанными", как то раньше требовала 677-я статья Законов гражданских. Таким образом, материально-правовой основой ответственности должностных лиц в порядке гражданского суда по действующему русскому праву является ст. 1316 Устава гражданского судопроизводства, устанавливающая имущественную ответственность должностных лиц не за всякую вину, а лишь за неосмотрительность, нерадение и медленность»[84]84
  Лазаревский Н. И. Ответственность за убытки, причиненные должностными лицами. СПб., 1905. С. 408, 422–426.


[Закрыть].

Порядок предъявления иска осужденным регламентировался ст. 1331 Устава гражданского судопроизводства. Для заявления иска к чинам окружного суда и мировым судьям требовалось получение разрешения судебной палаты, а к председателям, чинам и прокурорам высших судебных установлений – разрешение Соединенного присутствия 1-го и кассационных департаментов Правительствующего сената. Признав, что жалоба может подлежать удовлетворению, палата или сенат направлял копию просьбы обвиняемому для дачи объяснений. По истечении установленных сроков в закрытом заседании после предварительного заслушивания докладов одного из членов и заключений прокуратуры постановлялось решение. В случае признания просьбы, заявленной в иске, подлежащей удовлетворению назначался окружной суд, в который проситель мог обратиться с иском о вознаграждении.

Следует согласиться с высказыванием Н. И. Лазаревского о том, что «существующая постановка гражданских исков, основанная на преступлениях должности, сводится к выдержанному отказу в правосудии»[85]85
  Лазаревский Н. И. Объяснительная записка к проекту третьей книги Устава гражданского судопроизводства. СПб., 1904. С. 582.


[Закрыть].

Итак, можно сделать вывод, что ответственность должностных лиц была ограниченной, устанавливалась не за всякую вину, а «лишь за неосмотрительность, нерадение и медленность». Ошибка же, вызванная неверным толкованием закона, не считалась поводом для наступления такой ответственности. Сложная процедура возмещения убытков и вреда делала последнюю и вовсе декларативной. Ответственность государства не предусматривалась.

Нормы, относящиеся к вопросу о вознаграждении лиц, пострадавших от привлечения к уголовному суду, содержались и в ст. 32, 121, 780, 781, 783 Устава уголовного судопроизводства, которые допускали взыскание вознаграждения либо с частного лица, выступившего обвинителем, но не потерпевшего от преступления, без каких-либо ограничений, либо с потерпевшего, возбудившего судебное преследование оправданного, который отвечал перед ним только в случае своих недобросовестных действий: при искажении обстоятельств происшедшего, даче ложных показаний, употреблении иных незаконных или предосудительных средств. Что же касается ответственности должностных лиц, то ст. 782, 784 Устава уголовного судопроизводства предусматривали те случаи, когда должностные лица, в том числе прокурор и судебный следователь, действовали пристрастно, притеснительно, недобросовестно и тем самым вызвали привлечение к суду лица, впоследствии оправданного. Однако в сенатской практике понятие «оправданный» толковалось ограничительно, буквально: имелись в виду граждане, в отношении которых состоялся оправдательный приговор. В связи с этим, значительная часть пострадавших от уголовного преследования оставалась без защиты.

Вопросы, связанные с компенсацией ущерба, причиненного несправедливым привлечением к уголовной ответственности или осуждением, нашли свое место в Объяснительной записке к проекту новой редакции Устава уголовного судопроизводства, подготовленной Комиссией по пересмотру законоположения по судебной части. Комиссия указала на нецелесообразность сохранения прежней редакции ст. 781 Устава уголовного судопроизводства, отвергая положение, согласно которому обвинители, свидетели, эксперты, действовавшие добросовестно, не подлежат ответственности за содействие возбуждению преследования, поскольку другие правовые постановления предусматривают обязательность донесения. В обоснование приводились следующие доводы: во-первых, свидетели связаны присягой, дав обязательство показывать все известное по делу, а во-вторых, нельзя игнорировать то, что некоторая доля вины падает на должностных лиц, виновных в неосмотрительном привлечении обвиняемого к следствию и суду. В итоге Комиссия пришла к заключению о необходимости отменить ст. 781 Устава уголовного судопроизводства и соединить ст. 121 со ст. 782, введя постановление о том, что на частное лицо – обвинителя может быть обращено взыскание, если суд признал обвинение недобросовестным. Далее Комиссия высказалась за введение института вознаграждения лиц, понесших наказание в результате судебной ошибки и при полной добросовестности участвовавших в деле частных и должностных лиц вследствие несчастного стечения обстоятельств. Вознаграждение, по мнению членов Комиссии, должно быть принято государством на себя и не может рассматриваться как предмет одной общественной благотворительности. Однако в проект новой редакции Устава уголовного судопроизводства было внесено положение совершенно иного толка, согласно которому в чрезвычайных случаях, когда «представляются особые уважения» к вознаграждению оправданного подсудимого, о коем, вследствие обнаружившихся доказательств его невиновности, дело было возобновлено и вступивший в силу обвинительный приговор отменен, суду дозволялось ходатайствовать перед Императорским Величеством через министра юстиции о вознаграждении подсудимого, невинно понесшего наказание, причем министр юстиции должен был предварительно обсудить вопрос с министром финансов.

В ст. 26, 938, 958 Устава уголовного судопроизводства частично получила отражение идея о необходимости восстановления доброго имени и репутации жертв судебных ошибок, допускавшая восстановление прав и чести невинно осужденного во всякое время, несмотря ни на протечение давности, ни на смерть осужденного.

Дореформенное законодательство предусматривало, помимо мер, указанных выше, возможность опубликования сообщений о невиновности должностных лиц, преданных суду, с публичным оглашением по требованию оправданных печатными указами от департаментов или общих собраний Сената, в которых окончательно рассмотрены дела об этих лицах. Однако данная норма была упразднена и не вошла в Устав уголовного судопроизводства на том основании, что в условиях гласности уголовного процесса каждый оправданный сам может позаботиться об опубликовании приговора суда.

Таким образом, к концу XIX в. законодательно оформленная ответственность государства отсутствовала, имели место лишь отдельные случаи, носившие характер актов милости.

Как отмечал Н. Н. Розин, в 1901 г. было выдано из средств государственного казначейства по 500 рублей крестьянам Панфилову и Финову, невинно приговоренным к каторжным работам, в 1903 г. было выдано вознаграждение в 100 рублей крестьянину Сыченко, невинно приговоренному к тюремному заключению, и в том и в другом случае вознаграждение было назначено по особому Высочайшему повелению[86]86
  См.: Розин H. Н. Уголовное судопроизводство. Пособие к лекциям (2-е изд., изм. и доп.). СПб., 1914. С. 529.


[Закрыть].

Некоторыми лицами, например сенатором Буцковским и главным военно-морским прокурором Янкевичем-Яневским, были пожертвованы особые капиталы для выдачи такого вознаграждения.

На рубеже XIX–XX вв. в среде ученых формируется устойчивое мнение, что «государство не только de lege ferenda, но и de lege lata должно быть признано ответственным за противозаконные действия и упущения должностных лиц, безразлично судебного или административного ведомств, совершенные ими по должности, каковая ответственность вытекает из самой природы государства как юридического лица и из понятия должности и учреждения»[87]87
  Горенберг М. Б. Ответственность государства за действия должностных лиц // Судебная газета. 1900. № 12. С. 6.


[Закрыть].

Ответственность казны, как указывает Н. И. Лазаревский, проникла в наше право благодаря тому, что потребность установления ответственности государства за убытки, причиненные чиновниками, давно уже сознавалась, и благодаря тому, что некоторые постановления судебных уставов, сами по себе не имевшие в виду устанавливать ответственность казны, позволили судам рассматривать иски к казне об убытках, а ввиду отсутствия в нашем законодательстве каких-либо материально-правовых норм для этих исков к ним практически оказалось необходимым применять ст. 684 и 687 Законов гражданских и другие постановления об ответственности[88]88
  Лазаревский Н. И. Ответственность за убытки, причиненные должностными лицами. СПб., 1905. С. 157–158.


[Закрыть].

К числу первых шагов в решении вопроса об обязанности государства компенсировать причиненный гражданину ущерб, как отмечают В. В. Бойцова и Л. В. Бойцова, можно отнести принятие Закона от 1 мая 1900 г, установившего, что расходы по возвращению в прежние места жительства ссыльно-каторжных, признанных судом невинно осужденными, а равно их семейств принимаются на счет казны[89]89
  См.: Бойцова В. В., Бойцова Л. В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. Тверь, 1993. С. 26.


[Закрыть].

Последующие же попытки законодательного установления ответственности государства относятся к более позднему периоду – второй половине XX в., когда принцип государственной ответственности за ущерб, причиненный жертвам необоснованного уголовного преследования получает надлежащее законодательное признание, несмотря на то, что необходимость принятия на себя государством такой обязанности осознавалась общественностью ранее и служила предметом исследования для многих русских юристов, которые всесторонне обосновали идею реабилитации, осветили историю правового института вознаграждения невинно пострадавших в ходе уголовно-процессуальной деятельности граждан и выдвинули предложения относительно совершенствования соответствующего законодательства России[90]90
  См., напр.: Лазаревский Н. И. Ответственность за убытки, причиненные должностными лицами. СПб., 1905; Люблинский П. И. Свобода личности в уголовном процессе. СПб., 1906; Миролюбов Н. И. Реабилитация как специальный правовой институт. Казань, 1902; Розин H. Н. О вознаграждении лиц, невинно привлеченных к уголовному суду//Журнал Министерства юстиции. 1897. № 9. С. 9.


[Закрыть].

П. И. Люблинский, отмечая публичный характер отношений, возникающих между государством и гражданином в связи с компенсацией ущерба, понесенного оправданным лицом, указывал, что незаконное подследственное задержание, а тем более осуждение наносят непоправимый вред не только частным, но и общественным интересам. Разрыв хозяйственных связей лица с обществом, лишение его заработка подрывает экономическое состояние государства. Граждане, озлобленные против государственного строя, выбросившего их на улицу, «несколько уже затронутые во время заключения под стражей заразой преступных склонностей», могут легко пойти под влиянием безысходной вражды по дороге преступлений. Нарушения справедливости в области правосудия причиняют государству и нематериальный урон, поскольку оказывают развращающее влияние на психику гражданина, деформируют его правосознание, порождают отчуждение в обществе, вызывают неуважение к закону и должностным лицам. Поскольку нанесенный материальный и нравственный ущерб подлежит возмещению в публичных интересах, публично-правовые отношения в связи с компенсацией вреда жертвам судебных ошибок нельзя втиснуть в цивилистические конструкции[91]91
  Люблинский П. И. Свобода личности в уголовном процессе. СПб., 1906. С. 607.


[Закрыть].

Подчеркивая важность гражданского права, регулирующего общие вопросы возмещения вреда, Н. И. Лазаревский справедливо отмечал, что установление ответственности казны на основании государственно-правовых соображений было бы страшно затруднено, если бы в гражданском праве и в вдохновляемой им общей теории права твердо держались того положения, что ответственность без вины невозможна. В связи с этим автор делал заключение: «Специфическая особенность этого вида отношений и ответственности за вред по сравнению с гражданско-правовой ответственностью сводится единственно к тому, что тут к аналогичным имущественным отношениям привходит то условие, что убытки причиняются не частными лицами один другому, а органом власти лицу, этой власти подчиненному. Поэтому общие начала ответственности за вред можно прямо заимствовать у цивилистов… и затем эти общие начала следует так или иначе видоизменить, сообразно привходящим публично-правовым элементам рассматриваемого вида ответственности»[92]92
  Лазаревский Н. И. Ответственность за убытки, причиненные должностными лицами. СПб., 1905. С. 13.


[Закрыть].

Вместе с тем и П. И. Люблинский, и Н. И. Лазаревский критиковали механическое перенесение теорий иных отраслевых наук в область отношений между гражданином и государством по возмещению вреда, нанесенного неправомерным уголовным преследованием.

Скажем, П. И. Люблинский полагал неправильным приравнивание ответственности казны к ответственности страховщика, поскольку данная концепция неверно ссылается на договор страхования, ибо в данном случае и характер вреда иной, и размер компенсации определяется не величиной взносов, а значением признаваемых государством публичных интересов. Теорию крайней необходимости П. И. Люблинский, допуская общеобязательность этого принципа в частном праве, также признавал непригодной для публичного права. Теория филантропической обязанности государства, по мнению ученого, способствует недооценке юридической обязанности государства возместить ущерб: филантропия, относясь к сфере нравственности, иногда противоречит даже справедливости; закон же строится не на чувстве, а на разуме, при такой постановке вопроса нематериальный ущерб остался бы невозмещенным, поскольку воздаянием за понесенную несправедливость является не филантропия, а присвоенное пострадавшему, как корректива этой несправедливости, право на вознаграждение. Также П. И. Люблинский отмечал, что риск государства нельзя уподоблять риску предпринимателя, как это делает теория предпринимательского риска, ибо интересы государственной власти не тождественны интересам корысти, личной выгоды[93]93
  Люблинский П. И. Свобода личности в уголовном процессе. СПб., 1906. С. 639–647.


[Закрыть].

Интересными представляются рассуждения H. Н. Розина, который указывает, что при рассмотрении вопроса об установлении так называемой «аквилианской вины», в силу которой ответственным признается каждый, причинивший другому вред своими умышленными или неосторожными действиями, следует учитывать, что понятие вины имеет частноправовое начало и неприменимо к государству, кроме того вина, при формальной законности действий должностных лиц, не может быть установлена и даже вовсе отсутствует. Далее ученый приводит собственную цепочку умозаключений, колеблясь с ответом на вопрос о последствиях причинения вреда законными действиями должностных лиц. Его рассуждения представляются нам интересными в связи с их практической значимостью и возможностью сопоставления с современными положениями правовой доктрины. В итоге ученый отмечает следующее: «Судебный приговор, по ошибке осудивший невиновного; мера пресечения, принятая по отношению к невиновному, – действительно скрывают в себе существенный внутренний порок, так как направляются против лиц, против которых не должны направляться, к которым у государства нет названного правоотношения, – этот приговор и эти меры не соответствуют действительной воле законодателя и истинным задачам и целям правосудия. Но противоправные с точки зрения основ уголовного права, эти действия правомерны с точки зрения процессуального права, в области особого процессуально-юридического отношения, которое создается между лицом, привлекаемым к уголовному суду, и органами правосудия. Действия эти совершаются в пределах законных полномочий органов судебно-следственной власти, с соблюдением законных предположений и форм, и скрытый внутренний порок их не лишает их законного характера и не делает причиняемого ими вреда противозаконным. Таким образом, изложенная аргументация в сторону обоснования юридической обязанности государства вознаградить указанный вред – падает»[94]94
  Розин H. Н. Уголовное судопроизводство. Пособие к лекциям (2-е изд., изм. и доп.). СПб., 1914. С. 523–524.


[Закрыть].

Потерпевший и должностное лицо, по мнению ученых, не являлись субъектом ответственности за вред, причиненный в результате деятельности органов уголовной юстиции, ответственным выступало само государство. В такой ситуации уместна дисциплинарная ответственность должностного лица, а материальная ответственность правомерна и политически оправданна лишь при злоупотреблении вверенными служащим полномочиями, грубой небрежности, приближающейся к умыслу. Между тем авторы не исключали возможности в будущем, при большом росте сил государства, в случае установления в деяниях должностных лиц преступлений взыскивать в возмещение понесенных государством расходов соответствующие суммы с виновного, не исключалась и возможность возложения на казну субсидиарной ответственности за деятельность чиновников[95]95
  См., напр.: Люблинский П. И. Свобода личности в уголовном процессе. СПб., 1906. С. 663; Лазаревский Н. И. Ответственность за убытки, причиненные должностными лицами. СПб., 1905. С. 14.


[Закрыть].

Следует сказать, что многие положения, обоснованные русскими юристами, в частности тезисы о том, что компенсация вреда невинно пострадавшим гражданам выступает в качестве необходимой основы, предпосылки правового государственного строя, средства укрепления доверия между гражданином и государством; о соотношении гражданского и государственного права и их роли в процессе установления и регулирования государственной ответственности; о том, что непосредственная ответственность должностных лиц перед гражданами в случае причинения ущерба в сфере уголовного правосудия не имеет под собой достаточной юридической, политической, социальной почвы, в настоящее время нашли законодательное признание.

Несмотря на всестороннее теоретическое обоснование необходимости установления ответственности государства перед личностью, утверждение данного принципа в действительности проходило с трудом.

Как указывает Г. 3. Климова, «ценные рекомендации русских юристов после Великой Октябрьской революции были незаслуженно забыты. Разрушение "буржуазных" юридических институтов сопровождалось отрицанием прежних правовых идеалов и, в частности, права на предъявление исков к государству. Нигилистическое отношение к субъективным личным правам выразилось и в том, что изучение проблемы ответственности власти практически прекратилось. В условиях экономической нестабильности, финансовых трудностей власть отказалась принять на себя обязанность компенсации ущерба, причиненного неправомерными актами своих органов. Установление общего правила об ответственности государства было признано опасным ввиду возможного ущемления авторитета государственной власти и предполагаемых высоких государственных расходов. Поскольку принцип разделения властей отрицался, и государственные органы рассматривались в качестве элементов интегрального аппарата государства, они не признавались ответственными за причинение ущерба в публичной сфере, за исключением строго ограниченных законодательством случаев. Государство как таковое не подлежало привлечению к суду: презюмировалось, что социалистический строй исключает нарушение прав граждан народной властью. Безответственность также являлась зеркальным отражением теории обострения классовой борьбы в период построения социализма: мощь государства следовало всемерно укреплять, а не ослаблять, поэтому сами дискуссии о расширении его ответственности были признаны излишними. В условиях господства административно-командной системы власти было не принято говорить и писать о следственных и судебных ошибках, о необходимости возмещения гражданину причиненного вреда. Государство во многом игнорировало свои обязанности перед гражданами, пострадавшими от незаконной деятельности органов дознания, предварительного следствия и суда»[96]96
  Климова Г. 3., Сенякин И. Н. Реабилитация как правовой институт (вопросы теории и практики). Саратов, 2005. С. 147–148.


[Закрыть].

«На реабилитацию утвердился упрощенный взгляд – как на признание невиновности обвиняемого (подсудимого, осужденного). Из нее исключалось едва ли не самое основное – компенсационные и правовосстановительные меры, которые призваны возвратить гражданину прежнее имущественное и социальное положение»[97]97
  Пастухов М. И. Реабилитация невиновных. Основы правового института: Автореф. дис… канд. юрид. наук. Минск, 1993. С. 5.


[Закрыть], – отмечает М. И. Пастухов.

Гражданский кодекс РСФСР, введенный в действие 1 января 1923 г., в ст. 407-а содержал положение об ответственности госучреждений, в том числе судебных, следственных органов и прокуратуры, за служебные действия их должностных лиц в области административного управления, однако ответственность госучреждений наступала лишь в случаях, особо указанных законом[98]98
  СУ РСФСР. 1922. № 71. Ст. 904.


[Закрыть]. Названная статья отсылала к несуществующим нормативно-правовым актам, а также предусматривала ответственность госучреждений, а не государства непосредственно, что не позволяет говорить о надлежащем законодательном закреплении рассматриваемого принципа.

Еще одним нормативным актом этого времени, содержащим положения об ответственности государства, был Циркуляр Наркомата юстиции, Наркомата внутренних дел и Прокуратуры СССР от 5 декабря 1936 г., согласно которому реабилитированному гражданину должны были полностью возмещать суммы, удержанные из его заработка в процессе исполнения приговора[99]99
  См.: Справочник по законодательству для судебно-прокурорских работников. Т. 1.М., 1949. С. 496.


[Закрыть]; однако указанным нормативным актом предусматривалась ответственность не за все виды вреда, причиненного гражданину неправильными действиями должностных лиц органов государственной власти, и не в полном размере.

Отдельные нормативные акты затрагивали некоторые вопросы реабилитации, не решая проблемы в целом.

Пленум Верховного Суда СССР в своем постановлении № 7 от 29 сентября 1953 г. «О судебной практике по применению конфискации имущества» закрепил, что в случае исключения вышестоящим судом конфискации из приговора суд, вынесший приговор, обязан независимо от просьбы осужденного по получении определения вышестоящего суда направить копию определения финансовому органу, в распоряжение которого поступило конфискованное имущество, для исполнения – возврата имущества или возмещения его стоимости[100]100
  Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29 сентября 1953 г. № 7 «О судебной практике по применению конфискации имущества» // СПС «КонсультантПлюс». ВерсияПроф.


[Закрыть].

Постановлением Совета Министров СССР от 8 сентября 1955 г. № 1655 было установлено положение о выплате двухмесячной зарплаты лицам, необоснованно привлекавшимся к уголовной ответственности. Условие возмещения ущерба – оправдательный приговор или прекращение уголовного дела. С требованием о выплате реабилитированный должен был обратиться к администрации предприятия, из средств которого эти суммы и возмещались, а в случае отказа в выплате гражданин имел право на обращение с иском в суд. В случае посмертной реабилитации двухмесячная зарплата выдавалась семье. Время нахождения граждан в местах лишения свободы, ссылки, а также время отбывания исправительно-трудовых работ засчитывалось в общий трудовой стаж и в стаж работы по специальности; администрация предприятия должна была вносить в трудовые книжки соответствующую запись. В непрерывный трудовой стаж оно включалось, если перерыв между днем извещения о реабилитации или освобождения из мест заключения или ссылки и днем поступления на работу не превышал 6 месяцев. Исполкомы местных Советов депутатов трудящихся были обязаны в первую очередь обеспечивать таких граждан жильем[101]101
  Постановление Совета Министров СССР от 8 сентября 1955 года № 1655 // СПС «КонсультантПлюс». ВерсияПроф.


[Закрыть].

Не стало переломным моментом в законодательном закреплении принципа государственной ответственности перед личностью и принятие Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик 8 декабря 1961 г., несмотря на предшествовавшие его появлению полемику в научной среде и публикации юристов[102]102
  См., напр.: Антимонов В., Флейшиц Е. Проект Основ гражданского законодательства// Советская юстиция. 1960. № 8. С. 6–7; Брагинский М. И. К вопросу об ответственности за чужие действия по советскому гражданскому праву// Труды. М., 1961. Т. 1, С. 81; Толстой Ю. К. О проекте Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик // Правоведение. 1960. № 4. С. 45; Строгович М. С. Теоретические вопросы советской законности// Советское государство и право. 1956. № 4. С. 25.


[Закрыть]. Как указывают В. В. Бойцова и Л. В. Бойцова, ст. 89 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик стала «результатом компромисса между теми, кто защищал расширение ответственности государства, и теми, кто сопротивлялся ему»[103]103
  Бойцова В. В., Бойцова Л. В. Реабилитация необоснованно осужденных граждан в современных правовых системах. Тверь, 1993. С. 35–36.


[Закрыть].

В результате ст. 89 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик обладала теми же недостатками, что и ранее действовавшие нормативно-правовые акты: она содержала отсылку к специальному законодательству, регулирующему порядок возмещения вреда государственными органами, при отсутствии такого законодательства, и упоминание об ответственности государственных органов за возмещение вреда.

Важным моментом стало принятие 7 октября 1977 г. Конституции СССР, где в ст. 58 предусматривалось право на возмещение ущерба, причиненного незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей[104]104
  Свод законов СССР. 1990. Т. 3. С. 14.


[Закрыть]. В отличие от ст. 89 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик, ст. 58 Конституции СССР не ссылалась на специальное законодательство, а в императивном порядке наделяла данным правом граждан СССР. Интересно, что в Проекте Конституции ст. 58 была сформулирована иначе: возмещение ущерба должно было производиться «способом и в пределах, указанных законом». Исключение из Проекта данной отсылочной нормы было вполне оправданно, поскольку тем самым устанавливался принцип полной и безусловной ответственности за ущерб, причиненный государственными органами и должностными лицами. Несмотря на сказанное, данная конституционная норма не имела практического применения, поскольку механизм реализации указанного права не был создан.

И лишь с принятием 18 мая 1981 г. Указа Президиума Верховного Совета СССР «О возмещении ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями государственных и общественных организаций, а также должностных лиц при исполнении ими служебных обязанностей» и Положения «О порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда», утвержденного вышеназванным Указом[105]105
  Ведомости Верховного Совета СССР. 1981. № 21. Ст. 741. Далее– Указ, Положение.


[Закрыть], а также утверждением 2 марта 1982 г. Инструкции «По применению Положения о порядке возмещения ущерба, причиненного гражданину незаконными действиями органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда»[106]106
  Бюллетень нормативных актов министерств и ведомств СССР. 1984. № 3. Далее – Инструкция.


[Закрыть] принцип ответственности государства получил должное законодательное закрепление и регулирование.