Текст книги "Котовский"

Глава 4
Кандальный звон

Генерал-губернатор Херсонской губернии бросил на поимку «котовцев» крупные силы полиции. Ведь продолжалась мировая война, рядом проходил Румынский фронт, а «разбойничьи шайки» подрывали надежность тыла. Снова во всех населенных пунктах появились листовки с предложением награды в 2000 рублей за указание места, где скрывается Котовский. С февраля 1916 года начались «провалы» членов банды. Первыми были арестованы Ивченко, Афанасьев и известный лидер преступного мира Исаак Рутгайзер. При выезде из Тирасполя повозку, в которой ехали эти преступники, нагнала полиция, завязалась перестрелка, и бандиты были захвачены. Помощник начальника одесского сыска полковник Дон-Донцов задержал 12 «котовцев», но сам атаман смог скрыться…

В Кишиневское полицейское управление поступил донос о том, кто скрывается под личиной управляющего поместьем Ивана Николаевича Ромашкана, проживающего в Бендерском уезде на хуторе имения «Кайнары». Котовский утверждал, что был «продан властям за 10 тысяч рублей» провокатором, но провокатор получил только тысячу рублей.

У Бессарабского вице-губернатора Арсеньева было получено разрешение на арест Котовского.

25 июня сформированный отряд полицейских во главе с кишиневским полицмейстером Зайцевым (иногда ошибочно указывают фамилию Славинский), приставом 3-го участка Гембарским и исправником Хаджи-Коли (который уже три раза арестовывал знаменитого главаря банды, отстраненный от должности в связи с делом Зильберга в 1908 году и избежавший суда лишь благодаря шурину, товарищу министра юстиции Люце, был восстановлен в полиции на должности уездного исправника) на машине тайно выехал в Бендерский уезд. О готовящемся аресте осведомлены были очень немногие в полиции, остальным же участникам операции сказали о цели столь спешной поездки лишь тогда, когда отряд прибыл в имение помещика Недова, соседа Стаматова. Эти предосторожности указывают на то, что у Котовского, по-видимому, оставалась агентура в полицейском управлении.

Хутор был окружен тридцатью полицейскими и жандармами. Полицейские, переодетые в крестьян, устроили засаду на Котовского в экономии. Но Котовский почувствовал, что под личиной крестьян прячутся полицейские, и галопом пытался ускакать на коне из экономии. На своем пути он наткнулся на конный отряд полицейских. Преследователи гнались за Котовским 12 верст… Поняв, что он окружен, а конь под ним обессилен, Котовский пытался спрятаться в высоких ячменных полях. Но полицейские решили прочесать поле. Когда они уже были близко, Котовский встал с поднятыми руками. Но по безоружному атаману они сделали два выстрела. Стрелял Зайцев из нагана. Котовский упал, обливаясь кровью, но рана в грудь оказалась несмертельной. На Котовского надели наручники и кандалы, а уж после этого перебинтовали.

Выяснялось, что за полгода до своего ареста Котовский, чтобы легализоваться, нанялся надсмотрщиком в имение, но часто отлучался с хутора на несколько недель. В эти «отпуска» он и руководил налетами своей банды. При обыске комнаты в имении, где проживал Котовский, был найден «браунинг» с единственным патроном в стволе, рядом лежала записка: «Сия пуля при трудном положении принадлежала для меня лично. Людей я не стрелял и стрелять не буду. Гр. Котовский».

В аресте Котовского принимал участие его товарищ по учебе, ставший помощником пристава, Петр Чеманский. Интересно, что через двадцать четыре года, когда войска Красной Армии вошли в Бессарабию, старика Чеманского судил Военный трибунал и приговорил к расстрелу за участие в аресте Котовского.

Сопровождали арестованного Котовского до Кишинева полицмейстер, Хаджи-Коли, Чеманский, пристав 3-го участка титулярный советник Гембарский и околоточный надзиратель Садовский.

«Одесские новости» в статье «Задержание Котовского» уверяли: «Чем дальше, тем больше выясняется своеобразная личность этого человека. Приходится признать, что название «легендарный» им вполне заслужено. Котовский как бы бравировал своей беззаветной удалью, своей изумительной неустрашимостью… В то время как его имя было на устах местной полиции, Котовский, живя по подложному паспорту, разгуливал по Кишиневу, просиживал часами на веранде местного кафе «Рабина», занимал номера в самой фешенебельной гостинице, посещал театры и увеселительные заведения, часто сталкивался как раз с теми чинами полиции, которые его знали, но не узнавали».

9 июля 1916 года Григория Котовского, закованного в специально сделанные для него кандалы, вместе с группой заключенных перевели из кишиневской тюрьмы в одесскую. Первым делом Котовский написал письма знакомым адвокатам с достаточно громкими именами – В. Шишко и В. Лузгину – с просьбой взять на себя его защиту на предстоящем суде. На эту просьбу откликнулся только Лузгин, дав официальное согласие защищать Котовского.

В октябре 1916 года начался суд над «атаманом Ада». Зная, что ему неминуемо грозит казнь, Котовский полностью раскаялся в своей пространной «исповеди» на суде. В свое оправдание он заявил, что часть захваченных денег он отдавал бедным и в Красный Крест, на помощь раненным на войне. Никаких доказательств этих благородных деяний не предъявил.

Котовский оправдывался тем, что он не только не убивал людей, но и никогда из оружия не стрелял, а носил его ради форса, потому что «уважал человека, его человеческое достоинство… не совершая никаких физических насилий потому, что всегда с любовью относился к человеческой жизни». Просил Григорий отправить его «штрафником» на фронт, где он «с радостью погибнет за царя»…

Суду и следствию нужны были не факты, детали нападений, а фамилии тех бандитов, которые еще не арестованы, адреса, куда передавались деньги и ценности. Котовский утверждал, что деньги направлялись в Красный Крест для помощи раненым, раздавались беднякам. Что сказал Котовский на следствии, мы никогда не узнаем. Но ни молчание, ни сотрудничество со следствием ему уже не могли помочь. Советские историки уверяли, что Котовский даже в камере «смертника» готовил новый побег. Но он был невозможен, да и сам Котовский принял тактику полного раскаяния.

В середине октября 1916 года Котовский был приговорен к повешению Одесским военно-окружным судом: «…подсудимого Григория Котовского, уже лишенного всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение…»

Но власти почему-то не спешили исполнить приговор. Сорок пять суток Григорий Котовский просидел в камере «смертников», ожидая повешения. А тем временем он забросал царскую канцелярию прошениями о помиловании и одновременно отослал в местную администрацию просьбу заменить повешение расстрелом.

Преступникам чрезвычайно везло в Российской империи. Еще один «благородный разбойник» – Камо – Тер-Петросян – четыре раза был приговорен к смертной казни через повешение и жив остался! По амнистии в связи с празднованием в империи 300-летия царствования дома Романовых смертную казнь Камо заменили двадцатилетней каторгой (1913), которая через четыре года закончилась освобождением и лаврами героя революции.

Любопытно, что за разбойника Григория Котовского хлопотали популярный тогда командующий Юго-Западным фронтом генерал Брусилов* (который по долгу службы должен был утверждать смертные приговоры) и его жена Надежда Брусилова-Желиховская. Котовский, зная, что мадам Брусилова занимается благотворительностью и опекает осужденных, пишет ей письмо, умоляя спасти его. «Письмо длинное, подробное и очень хорошо написанное, – вспоминала Н.В. Брусилова. – На рассвете он должен был быть повешен. Письмо было написано за несколько дней ранее, но никак не могло быть передано… Читая это письмо, первый раз в жизни я отдала себе отчет, что от меня зависят жизнь и смерть человека».

Письмо во многом повторяло «Исповедь» Котовского. Он раскаивался, перекладывал вину на обстоятельства и плохую компанию, сожалел, умолял… Теперь он осознал гибельность разбоя и революции, теперь он за царя и хочет смыть позор кровью… Вот строчки из этого письма: «…поставленный своими преступлениями перед лицом позорной смерти, потрясенный сознанием, что, уходя из этой жизни, оставляю после себя такой ужасный нравственный багаж, такую позорную память, и испытывая страстную, жгучую потребность и жажду исправить и загладить содеянное зло… чувствуя в себе силы, которые помогут мне снова возродиться и стать снова в полном и абсолютном смысле честным человеком и полезным для своего Великого Отечества, которое я так всегда горячо, страстно и беззаветно любил, я осмеливаюсь обратиться к Вашему Превосходительству и коленопреклоненно умоляю заступиться за меня и спасти мне жизнь».

В письме он так именует себя: «…не злодей, не прирожденный опасный преступник, а случайно павший человек». Письмо к Брусиловой спасло жизнь обреченному. Госпожа Брусилова была очень впечатлительна и сердобольна. Мадам Брусилова позвонила командующему Одесским военным округом генералу М. Эбелову (будет расстрелян большевиками в июле 1919 года), прокурору Одессы и попросила их отложить казнь Котовского, чтобы иметь время написать мужу. По настоянию жены генерал Брусилов (герой Брусиловского прорыва) сначала просил губернатора и прокурора отложить казнь, а впоследствии своим приказом заменил казнь пожизненной каторгой. Как только Февральская революция позволила Котовскому покинуть тюрьму, он нанес визит Н. Брусиловой и поблагодарил за свое «чудесное» спасение, заявив, что теперь «будет жить для других».

В начале декабря 1916 года Котовскому объявили о милости и сохранении ему жизни, перевели в камеру «вечников». В тюрьме он встретил своих подельников из отряда: Стригунова, Афанасьев, братьев Гефтман, Ивченко, Кициса.

* * *

Грянула Февральская революция 1917 года. Ворота тюрем распахнулись для идейных революционеров. Даже анархисты-террористы и бомбисты-эсеры были выпущены на свободу и встречались народом как «буревестники революции». Каторжанин Нестор Махно, несмотря на статью терроризм и вымогательство, обрел свободу и вернулся на Родину как герой.

Но Котовского новая революционная власть Временного правительства не выпускала на волю. Причем первое решение новой власти касательно судьбы мнимого «революционера» и пересмотра приговора было довольно суровым. Вместо пожизненной каторги он «получал» 12 лет каторги с запрещением заниматься общественно-политической деятельностью.

Никаких доказательств длительного участия Котовского в революционных организациях не было обнаружено, как не нашлось и доказательств «благотворительной» деятельности разбойника и раздач «молока», «хлеба» или денег беднякам. Революционные власти продолжали считать его только банальным разбойником, хотя часть одесских газет всячески расхваливала «подвиги» Котовского и требовала его освобождения.

В хор радетелей за Котовского включился и местный одесский писатель Александр Федоров, который лично просил министра юстиции освободить арестанта «с перегоревшей в раскаянии душой». «Если Вы, господин Министр, – писал Федоров, – склонны верить некоторой зоркости писателя, двадцать пять лет изучавшего человеческие сердца, вы не ошибетесь, если в это благословенное время даруете Котовскому просимую милость». Ошибся Федоров и в своем герое, и в благословенном времени…

8 марта 1917 года в одесской тюрьме вспыхнул бунт заключенных. Во время бунта неожиданно отличился заключенный Котовский, призывавший уголовников прекратить бунт. Он надеялся, что такой поступок ему зачтется. Уголовники попытались, используя революционный момент, бежать, но, как только они перелезали через стену, их тут же хватали казаки и снова водворяли за решетку. Котовский объяснил заключенным тщетность их попыток.

Григорий Иванович предложил охранять ворота силами самих заключенных из бывших солдат, снять со всех кандалы, двери камер днем держать открытыми, разрешая свободное передвижение в пределах тюрьмы, контроль за поступлением продуктов и их использованием по назначению возложить на заключенных, разрешить свидания заключенных с родственниками, все камеры обеспечить матрацами и одеялами, наладить отопление всех камер… Переговоры с начальником тюрьмы поручили группе каторжан во главе с Котовским.

Результатом этого бунта стали новые тюремные «революционные» порядки. Газеты тогда сообщали: «Все камеры открыты. Внутри ограды нет ни одного надзирателя. Введено полное самоуправление заключенных. Во главе тюрьмы – Котовский и помощник присяжного поверенного Звонкин. (В действительности Котовский был членом тюремного комитета. – Прим. авт.) Котовский любезно водит по тюрьме экскурсии».

Так возникла «тюремная республика» во главе с Котовским. Шумиха, поднятая в одесских газетах, привлекла внимание одесситов к тюрьме. К ней потянулись любопытные, и Котовский охотно стал водить их как экскурсионные группы по тюремным корпусам. Показывал темные крохотные карцеры, перевоспитание уголовных преступников. Прокурору Желуднику, выступившему против «тюремной республики», Григорий Иванович дает отповедь в письме, которое было опубликовано в одесской газете «Власть народа».

В конце марта 1917 года газеты сообщали, что Котовский был на время отпущен из тюрьмы и явился к начальнику Одесского военного округа генералу Марксу с предложением о своем освобождении. Котовский убеждал генерала, что может принести большую пользу «новому режиму» как организатор «революционной милиции» (!). Он заявил, что знает всех преступников Одессы и может помочь в их аресте или перевоспитании. Таким образом, Котовский признавал себя частью «преступной среды» и уголовным авторитетом.

В одесской прессе появлялись сообщения о том, что Котовский успел оказать некоторые услуги Секции общественной безопасности в поимке провокаторов и уголовных. В частности, он ходил вместе с милицией на обыски и аресты, будучи при этом заключенным… Невероятная изворотливость и способность жертвовать… своими друзьями!

Предложение Котовского о его персональном освобождении «за революционные заслуги» рассматривали городские одесские власти и решили отказать ему, оставив его на нарах.

Но Котовский не унимался… Он отправил телеграмму министру юстиции Александру Керенскому, которому сообщил об «издевательствах над старым революционером» и просил помиловать его и отправить на фронт…

Эту просьбу начальник штаба округа «революционный» генерал Николай Маркс снабдил своей резолюцией: «Горячо верю в искренность просителя и прошу об исполнении просьбы». Исполком Румчерода* поставил перед Одесским военно-окружным судом вопрос о немедленном пересмотре дела Котовского. Александр Керенский, не решаясь сам освободить разбойника, вернул прошение «на усмотрение местных властей».

Пользуясь огромным авторитетом в одесской тюрьме, Котовский под честное слово на несколько дней отлучался из тюрьмы для своих демаршей по условному освобождению. Он также шантажировал одесские власти, угрожая им восстанием заключенных в тюрьме, в случае если он не будет освобожден до 1 мая 1917 года.

В марте 1917-го в кафе «Саратов» 40 уголовных «авторитетов» Одессы и округа провели свою конференцию. Котовский тогда вещал: «Мы из тюремного замка посланы призвать всех объединиться для поддержки нового строя. Нам надо подняться, получить доверие и освободиться. Никому от этого опасности нет, мы хотим бросить свое ремесло и вернуться к мирному труду. Объединим всех в борьбе с преступностью. В Одессе возможна полная безопасность без полиции». Это была программа, схожая с заявлениями современных «бригадных», берущих под «крыши» богатых коммерсантов. Котовский говорил от имени воров и расписывался за воров… От имени воров он обращался к одесским властям с просьбой отправить всех уголовников на фронт «защищать революционное Отечество». Но власти тогда проявили мудрость.

«Блатная» конференция приняла резолюцию, в которой инициативная группа от имени уголовных преступников Одессы, как находящихся на свободе, так и заключенных в одесской тюрьме, заявила о полной готовности содействовать поддержанию и сохранению порядка и безопасности в возрожденной Одессе, особенно если уголовникам будет дана возможность ознакомить все общественные организации с их положением и нуждами, если будет возвращена свобода всем узникам одесской тюрьмы и если им разрешат открыто собраться и обсудить способы устройства честной жизни и ликвидации позорного прошлого. Собрание поручило Г. Котовскому, А. Кицису, Поляку, И. Иванову и М. Медведеву в ближайшее время созвать общее собрание уголовных преступников Одессы.

В конце марта 1917 года в одной из одесских газет было опубликовано сообщение о том, что Котовский якобы бежал из тюрьмы. Представители секции Общественной безопасности исполнительного комитета Одесского Совета рабочих депутатов были вынуждены выступить с опровержением этого заявления. Они заявили, что Котовский не только не скрывался от властей, но и выполнял специальное задание секции Общественной безопасности.

В апреле Котовский пишет письмо от имени заключенных начальнику тюрьмы и городским властям. В этом письме он предлагает преобразовать тюремную систему и выпустить большинство уголовных на волю «для строительства коммунизма!». Котовский решает начать сбор средств на перевоспитание уголовных. Он добивается разрешения 19 апреля провести в тюрьме благотворительный концерт. Сбор от концерта должен был поступить для организации Комитета содействия перерождающимся преступникам. Газеты Одессы пестрели сообщениями о блатном концерте, но концерт не состоялся.

Котовский использует свое назначение членом комитета самоуправления тюрьмы для давления на власти. Он добился отставки надзирателей, улучшения быта заключенных и открытия дверей камер «для полноценного общения заключенных». 30 апреля 1917 года Котовский отослал прокурору новую просьбу – амнистировать его как политического и отправить на фронт.

* * *

Суд над Котовским состоялся 5 мая 1917 года. Он принял решение: «Подсудимого Григория Котовского… если он по состоянию здоровья окажется годным к военной службе, условно освободить от наказания и передать его в ведение военных властей». Помощник прокурора Бонгард лично пожаловал в тюрьму и зачитал решение суда. Вместе с Котовским освобождался еще сорок один заключенный (в их числе и заключенные-«котовцы»). Решение об условном освобождении героя вынес и начальника штаба Одесского округа, но с условием немедленного «выдворения» на фронт. Однако вскоре Котовский утверждал, что был освобожден «по личному распоряжению Керенского». Еще до этого Котовский имел «особый статус» заключенного, носил гражданскую одежду, часто приходил в тюрьму только на ночлег. После освобождения он беспрепятственно ходил в тюрьму, продолжая считаться негласным лидером.

Летом 1917-го кумиром Котовского был глава Временного правительства Александр Керенский. Гриша Котовский тогда полностью одобрял политику последнего и забыл про свой анархизм.

В мае 1917-го вся Одесса носила «атамана Ада» на руках. Одесские «левые», матросы-«братишки», эмансипированные дамочки, бандиты «со стажем» чествовали своего героя. В Одесском Городском (ныне оперном) театре Котовский предлагает на аукцион свои уникальные «революционные» кандалы. Ножные кандалы приобрел либеральный адвокат К. Гомберг за огромную по тем временам сумму в 3100 рублей. В дальнейшем он передал их как дар музею Городского театра. Ручные кандалы приобрел хозяин «Кафе Фанкони» за 75 рублей, и они несколько месяцев служили рекламой дорогому кафе, красуясь на витрине. 783 рубля, из вырученных за кандалы, Котовский передал в фонд помощи заключенным Одесской тюрьмы.

Во время аукциона в театре юный Владимир Коралли читал стишки, написанные «по случаю»:

 
Ура! Котовский здесь сегодня с нами!
Его с любовью встретил наш народ.
Встречали радостно с цветами —
С рабочим классом он идет.
 

А юный Леонид Утесов подбадривал его репризой: «Котовский явился, буржуй всполошился!»

Но Котовский не спешил на фронт «проливать кровь за революцию». Его полностью устраивает одесский курорт. Три месяца под любыми предлогами он отмазывается от армии. То лечит нервное расстройство, то по командировке от Советов ездит с революционной агитацией в Бессарабию, то занимается перевоспитанием преступников. Но главное – Котовский сумел оттянуть свой приезд на фронт до завершения июньского наступления русской армии, в котором полегли десятки тысяч солдат и офицеров армии Российской республики*.