Текст книги "Иероним"

8

Выпустившая нас, изрядно намучив в пещере, гора уходила высоко вверх, теряясь в белой с красными прожилками вате облаков, и частью огромного хребта простиралась далеко за горизонт. Перед взором плавно сбегала вниз залитая лучами заходящего солнца, покрытая густым хвойным лесом холмистая долина. Голубой веной рассекая зеленый массив сопок, петляла, поднимая рвущиеся на ветру паруса холодного тумана, своенравная горная река. Изумрудное море деревьев волнами обтекало высокие сопки, обнажив ветвистые, кривые кораллы сухостоя, упираясь в красное марево заката. Девственная первозданность природы дышала свежим весенним ветерком с запахом талого снега.

Порыв свежего ветра холодком погладил лысину. Рюкзак, освободив плечи, гулко стукнулся о землю, и, сев на набитый нужным хламом мешок, я уставился в изумрудную даль. Тянущее, ноющее чувство тоски вгрызлось в душу, слегка уколов сердце. Свобода – слово объемное и многозначительное. С детства привыкший находиться в обществе, системе, ограниченный законами и правилами, нормами поведения, завуалированными моралью, я чувствовал себя винтиком, выпавшим из огромной машины государства. Детский сад, школа, военное училище шлифовали и обтачивали меня до нужного состояния, чтобы потом, обмазав маслом обещаний и социальных гарантий, воткнуть на замену сломанного колесика огромной бюрократической машины. Свобода как пережиток прошлого давно загнана в рамки морали, закона, идеологии и воспитания. Люди – винтики общества, машины, идущей по непонятному простым смертным курсу, и вот сейчас я тосковал о своем пусть ничтожном, но все-таки месте, чувствуя себя абсолютно свободным, но полностью незащищенным перед огромным миром. По необъяснимой случайности вырванным из системы, обработанным и переделанным с непонятными целями, выброшенным на волю случая в совершенно незнакомую среду. Слабая надежда на возвращение пусть и в несвободный, бюрократический, но все-таки с детства знакомый мир едва теплилась. Окружающая красота гор, неторопливо выдавливая тоску, заполняла щенячьей радостью избавления от постоянно давящих тьмой стен пещеры.

Живой! Я живой!

Адольф, прекрасно чувствуя мое состояние, благоразумно молчал, усевшись рядом. Немного успокоив радостное чувство избавления, глубоким вздохом отогнав остатки тоски, постарался включить мозг и принялся оценивать создавшееся положение. Пораженные красотой и эйфорией открытого пространства мысли застыли прозрачным стеклом.

– Ну как тебе? – спросил пушистого.

– Красиво. Но опасно, – вздохнул Адольф.

– Что опасно?

– Впереди, на том холме, люди.

– Отлично, хоть не одни на земле.

– Плохие люди, злые. Прячутся, и место самое подходящее, мимо не пройдешь.

– Откуда знаешь? Я ничего не вижу, и дыма нет.

Очень не хотелось новых проблем, но желание поскорей увидеть людей и понять, куда попал, взвилось, заставив сильнее застучать сердце.

«Может, все обман и я дома? До весны провалялся в коме и теперь вышел?» – заголосила надежда.

– Вижу и слышу: говорят, что взяли хорошую добычу. Теперь собираются отметить и еще прославляют атамана, кажется, Джека Безжалостного, – продолжил вампал.

– Разбойники. Сколько их?

– Не меньше двадцати, у других запах странный. Наверное, пленники.

– Стемнеет – пойдем. Постараемся незаметно проскользнуть. Деваться некуда, дорога в долину одна, – подвел я итог беседе.

Тихо пробираясь по склону, растворившись в увеличивавшихся тенях деревьев, мы вышли на небольшую тропку.

Справа – глубокий, покрытый туманом и ревущий горной рекой обрыв.

Слева – заросли корявой колючки, густые и непроходимые.

Встречи не избежать, обойти лагерь не получалось.

Осторожно, скрываясь от посторонних глаз, петляя между кустами, подкрались к разбойничьему лагерю и на небольшом взгорке затаились. Перед взором отчетливо раскинулась лесная проплешина. Аккуратно достав из рюкзака бинокль, я тщательно изучил выделявшийся среди подлеска шатер и деревянные постройки, пытаясь определить слабые и сильные стороны расположения и систему охраны. Неуклонно садившееся солнце закрывало обзор постоянно растущими длинными тенями, пуская поверху яркое красное покрывало.

Незаметно проскочить – можно.

Но увиденное не радовало – мир не мой. Все-таки я правда непонятно где, как это ни прискорбно.

Посредине лагеря – небольшой серый шатер из грубой ткани с заплатками шкур. Чуть поодаль – обложенный камнями костер. Вечерняя суматоха снующих, одетых в лохмотья с элементами грубых кожаных и железных доспехов, озадаченных людей. Единственный воин в латах ходил хозяином, при встрече с ним разбойники кланялись.

Вожак – Джек Безжалостный.

Мир довольно отсталый и, можно сказать, остановившийся в развитии раннего Средневековья, что давало мне хорошее преимущество в знаниях и, надеюсь, в возможностях.

Да, попал так попал.

Лежащий под рукой верный АКМ возвысился до ранга божественного оружия, жаль только патронов мало.

Удлинившиеся тени, сгущаясь, объединялись в вечерние сумерки, угрожающие помешать наблюдению. Разбойники особо не таились, разводили костры, освещавшие периметр.

«Разведать обстановку и выждать время. Глупо прорываться, не зная ситуации. Недооценить противника опасно, в условиях леса примитивное холодное оружие могло стать смертельным. Жаль, нет прибора ночного видения», – генерировал мысли заработавший мозг.

– Что такое прибор ночного видения? – раздался в голове голос вампала.

Я от неожиданности вздрогнул. Забываю, что Адольф читает мысли.

– Потом объясню, шуметь нельзя – услышат, – ответил шепотом.

– Мысленно объясни, нас не услышат, – проворчало в голове.

Точно! Можно общаться мысленно! Как сам не сообразил?!

Рассказал вампалу, что за прибор и почему пригодился бы сейчас.

– Хочешь, помогу? Будешь видеть лучше, чем с прибором. У тебя есть я, – предложил Адольф и принялся объяснять про глубокую связь вампала и хозяина, имеющую некоторые прелести.

Долго и нудно пытался втолковать мне, как правильно расслабиться, что сделать, как сосредоточиться, что в первый раз трудно, но потом намного легче.

Неуклонно темнело. Поняв бесполезность бинокля, я внимательно слушал советы Адольфа, попытался расслабиться и посмотреть на мир его глазами. Долго не получалось, я почти уснул от расслабления, как вдруг почувствовал плавно меняющийся мир. Сумерки принимали другие, яркие краски. Стараясь не поддаться волнению и не выйти из транса, глубже погружался в чувства вампала.

Поразительно, какие открылись возможности.

Я видел мир отчетливо, лучше, чем днем. В картину вписывалось детальное изображение, дополненное запахом и обостренным слухом. Видел и чувствовал передвигающихся по лагерю людей. Запах пота, температура тел, видимая красноватым спектром. Голова закружилась от хлынувшего потока информации. Мир предстал в новом свете. Неописуемые ощущения обострили восприятие. Чувства на грани нереальности, будто человеку, смотревшему всю жизнь немое черно-белое кино, показали 3D с полным объемным звуком. Мозг закипал от нагрузки, пытаясь обработать непрерывно поступающие данные. Кровь прилила к напрягшимся ушам, свербело в носу, чесались глаза. Органы чувств работали на пределе, тщательно изучая местность.

Лагерь предстал как на ладони. Небольшая яма – зиндан – недалеко от шатра привлекла внимание доносившимся нежным запахом молока и трав, пробивавшихся через сплетенную из палок решетку. Изредка к вырытой тюрьме подходили разбойники, говорили пошлости и громко смеялись, иногда кидали камни, а двое под общий хохот справили сквозь решетку естественные надобности. Перед глазами всплыли картины из прошлого.

Изуродованные останки пленных… Злость ударила вспышкой, и я моментально вышел из транса, щелкнувшим выключателем погасив прекрасную картину мира. Шторой упала на глаза обычная темная горная ночь.

Сказав Адольфу, что будем ждать глубокой ночи, я расстелил коврик и лег.

В голову лезли назойливые, липкие мысли. Пытался анализировать фрагменты сложившейся ситуации – не получалось. В итоге решил больше не думать и продолжать жить как ни в чем не бывало, решая проблемы по мере поступления. Лучшего на ум не пришло.

– Вот это да! Жаль, нельзя так видеть постоянно, когда захочешь. Можно проскользнуть сквозь лагерь, и не заметят, – мысленно восхитился я.

– Почему нельзя? Можно. Могу научить пользоваться даром постоянно. Нужно стать еще ближе друг к другу.

– Насколько ближе?

Вампал принялся долго и нудно объяснять смысл близости.

Выходило так – вампалы сами не находили будущих хозяев. Они просто слышали зов и уходили из мира, так же дело обстояло и с другими демонами. После ухода никто не возвращался. Слепое подчинение вызвавшему заложено изначально. Демон, покинувший родной мир, сразу становился рабом одного хозяина, и обычно не самого хорошего. Для надежного управления озлобленный дух привязывали к одной из материальных вещей – к кольцу или талисману. После смерти хозяина демон навеки оставался прикованным к вещи и очень редко подчинялся кому-нибудь другому.

С вампалами дело обстояло намного хуже. Услышавшие зов, они, покидая родной мир, становились верными спутниками и, преданные хозяину, сопровождали его и после смерти, растворяясь в небытии. Единственные из демонов обретали материальный облик и, как правило, принимали личину одного из одомашненных животных, спутников человека.

Вот откуда появлялись легенды о кошках и прочих животных, сопровождающих колдунов, ведьм и остальных выдающихся личностей!

Вампалы помогали хозяевам, используя свои возможности, дрались вместе с ними и вместе умирали. Преданность достигалась полным слиянием с повелителем. Вампал, не прошедший ритуал слияния, после смерти хозяина навеки обречен, скитается между мирами. Мучительнее и придумать нельзя. Прелести полного соединения заключались в том, что хозяин обретал определенные возможности и навыки вампала, но терял преданного слугу. Безграничной власти над вампалом после проведения ритуала он не имел. Получая новые возможности, хозяин лишался безропотного раба, но приобретал верного друга, а демон-спутник получал единственную возможность отказа выполнять требования хозяина.

Полное слияние происходило редко, проще потребовать любой из даров, и вампал с легкостью его отдавал, оставаясь калекой, вечно сопровождавшим господина. Мало кто хотел обрести друга, все хотели иметь слуг, бездумно выполнявших волю хозяина.

Предстояло хорошенько подумать над предложением – потерять слугу или обрести преданного друга вместе с иными возможностями.

Я долго расспрашивал о самом ритуале. Сколько времени занимает, и вообще что нужно делать. Адольф отвечал уклончиво – сам ритуал он знал, но последствия не представлял. Пообещав ему подумать над этим, я постарался вновь воспользоваться даром.

Раз уж есть такая возможность, то глупо ею пренебречь. Пора привыкать жить по новым правилам.

Войти в транс удалось, и, сдерживая нахлынувшие ощущения, отогнав в сторону эйфорию, я принялся внимательно изучать место предстоящего прорыва. Служба у разбойников слабо организована, бодрствовали лишь двое часовых, остальные готовились к вечернему веселью. Люди были одеты в кольчуги и кожаные доспехи и имели лишь примитивное холоднее оружие и пару луков, что меня не могло не радовать.

Обостренный слух улавливал разговоры разбойников. Странно, но их язык я отчетливо понимал и, наверное, мог на нем разговаривать. Удивляться этому было некогда. Разбойники недавно совершили налет на какую-то деревню, взяли много добычи, а жителей убили, оставшиеся сидят в яме, для ночных развлечений. Пленных, судя по запаху, немного. В основном несколько девушек, и один темноволосый парень, оказавший бандитам сильное сопротивление и убивший нескольких. Герой крепко привязан к дереву. Из шатра иногда выходил атаман и периодически избивал парня, требуя криков и мольбы о помощи. Пленник стойко терпел истязания и издавал лишь слабые стоны. Атаман хохотал, откровенно глумясь над беспомощным пленником. Обещал, что тот скоро запоет соловьем, и принимался в красках расписывать незабываемое зрелище, ожидающееся на пиру, когда достанут из ямы девушек.

Происходящее в лагере всколыхнуло во мне отвращение и ярость. В памяти еще свежи картины войны, зверски истерзанные тела замученных в плену бойцов и офицеров. Когда это видишь, хочется голыми руками рвать зверей, такое сотворивших.

Ненависть к отбросам, безжалостным мучителям и садистам, закипала, толкая на безрассудство. Падаль необходимо стирать с лица земли, чтоб не плодилась, не распространяла зло. Я представил сидящих в яме девушек, их страх, унижение и ожидание приближающейся незавидной участи.

И я, хорошо вооруженный и обученный жестоким современным миром разведчик, лелею надежду незаметно проскользнуть?

Сплюнув от нахлынувшей гнусности, пахшей не трусостью – потерей собственного уважения, решил: война так война.

Терять, кроме собственной жизни, подкидывающей такие приключения, нечего.

Холодная уверенность вперемешку с нотками злобы прочно овладела мною.

Уничтожу безжалостно, и воспоминаний не останется.

Ждать, когда скоты начнут развлекаться с пленницами, я не собирался.

Подлое племя без совести и морали, живущее на горе других, – язва на теле общества.

Никого из ублюдков в живых не оставлять – приговор был вынесен, и совесть успокоилась.

Я разведчик, да еще и свалившимся комом – рыцарь и по праву наследования герцог Сапсанский, как ни глупо звучит, а значит, парень, привязанный к дереву, и сидящие в зиндане девчонки могут оказаться моими подданными.

Оставалось немного подождать непроглядного покрывала темноты и посмотреть, чего стоит обученный разведчик. Адольф лежал, не вмешиваясь в грызню с совестью. Мелкие мурашки, покалывая, забегали по телу, ярость огнем разгоралась в душе, заставляя учащенно биться сердце. В ушах застучало, шипящий голос проник в сознание:

– Х-хоз-зяин, отпус-с-сти… дай насладиться муками и смертью…

От неожиданности я вздрогнул и с опаской огляделся по сторонам. Вампал внимательно наблюдал за мной.

Глубоко вздохнул, пытаясь успокоить ярость. Злость – плохой советчик в бою, а разговаривающая злость – дурной знак.

– Голова чешется. Почеши? – попросил Адольф.

Не задумываясь я принялся чесать зверька, запустив пальцы в желтую пышную шерсть. Рука нащупала маленькие остренькие рожки.

– Ты что, рогатый?!

– Такой же, как и ты! – буркнул Адольф.

Я лихорадочно ощупал свою лысую, покрытую наждачкой прораставших волос голову. С облегчением обнаружил – все в порядке, рогов не наблюдалось.

– Ты странно злился, будто в тебе еще кто-то есть, большой, очень древний и очень сильный. Ты меняешься, меняюсь и я, – сказал Адольф и опять принялся вещать о необычной связи вампала и хозяина.

Из всего услышанного я понял лишь одно – нужно держать странный зов в узде, не давать взять верх над собой. Адольфу очень не хотелось превратиться в уродливое чудовище.

А я умолчал об убитом ящере, утолении жажды свежей солоноватой кровью и о видении, выдохнувшем в меня облако тьмы.

– Вот рогов только и не хватало, ладно когти и зубы удлинились, но рога-то зачем? Нет, не пойдет, борись с этой гадостью, а то еще теплая шерсть выпадет, и я покроюсь чем-нибудь мерзким. Здесь очень холодные зимы! – завелся рыжий.

– Не выпадет, у меня же рога не выросли?

– При чем тут твои рога?! Я же говорил, ты меняешься внутренне, а я по твоей милости внешне. Чешуйчатым быть не хочу!

– Хватит орать, успокойся. Понял, постараюсь сдерживаться.

– Постарайся, очень постарайся, – закончил возмущаться Адольф.

В лагере разбойников засуетились. К зиндану подошли двое и, кинув туда веревку, принялись вытаскивать на свет грязных и оборванных созданий, напоминающих девушек. Пятерых испуганных и трясущихся пленниц слегка попинали ногами, накинули на шеи веревку, связав гусеницей. Резко откинулся полог шатра, и вышел атаман. Погоготав, он приказал отвести оборванок на реку, отмыться. Строго предупредив к ним не прикасаться, он будет первый.

Два разбойника, подбадривая тычками копий, повели пленниц вниз, к реке. На счастье, тропа пролегала между нашей засадой и лагерем. Решение пришло само собой. Удачнее момента для освобождения пленниц и придумать нельзя.

Тенью скользнув между кустарниками, я растворился в темноте. Плащ хорошо защищал доспехи от ненужного блика. Смазанные маслом пластины лат двигались бесшумно. Шпоры, крепко замотанные тряпками, не нарушали позвякиванием тишину передвижения. Вытеснив все окружающие звуки своим грохотом, мощно текущая вода прекрасно скрывала шорох камней под кожаными подошвами. Обостренные чувства вампала давали мне фантастические возможности. Темный лес, выложив все карты на стол, больше не скрывал тайн.

Чувства дикого зверя, вышедшего на охоту, будоражили. Полный красок, запахов и звуков окружающий мир раскрыл объятия, усилив вкус адреналина осознанием превосходства над жертвой. Адаптировавшийся под непривычный поток информации мозг со скоростью мощного компьютера поставлял и анализировал данные о беспечно движущейся добыче. От нетерпения и азарта покалывало кончики пальцев, и ноздри трепетали, предвкушая терпкий запах смерти и крови.

Главное – держать себя в руках.

9

Липкий запах страха, густо замешенный на смраде нечистот и вони немытых тел охранников, подхватывал горный ветерок, безошибочно выдавая расположение моей цели. Горная река надежно скрыла в шуме бурлящего потока голоса и звуки, но это было не так уж и важно. До предела обостренные чувства вампала бешеным сканером поставляли непрерывный поток информации в перенапряженный мозг, окрашивая непроглядную картину ночи в насыщенные цвета. Пульс гулко стучал в висках, легкой резью отдавая в уголки глаз. Адреналин, гулявший по венам, угрожал бросить сознание в бушующие море эйфории. Казалось, мозги вот-вот закипят, и напор непрерывного потока информации выдавит их через уши. Мой разум, не успевший закиснуть после училища и слегка натренированный ночными студенческими зазубриваниями, неспешно привыкал к новым чувствам.

Бесшумно огибая корявые стволы деревьев, растворившись в густом тумане, я подкрался к берегу реки и увидел страшную картину. Двое разбойников, осветив факелами небольшое пространство, держа концы веревок в руках, копьями загоняли в быстрый горный поток девушек и громкими возгласами комментировали оголенные прелести, обсуждая предстоящие развлечения. Девчонки сбились в стайку и прижались друг к другу. Невыносимый холод воды пронизывал их насквозь, заставляя трястись тела.

Тот, кто хоть раз в жизни спускался в горную реку или купался зимой в проруби, понимает ощущение ледяной воды, сталью сковывающей тело и тысячами игл обжигающей кожу. Охранявшие несчастных разбойники отпускали пошлые шуточки с обещанием хорошо согреть. Тычками копий загоняли поглубже в бурлящий поток, заставляя снять остатки одежды и выбросить на берег. Тела девушек покрылись крупными мурашками, губы посинели от холода. Несущийся от воды ветер разрывал туман на белые лохмотья, открывая освещенную танцующим огнем факелов картину жуткого купания. Долго наблюдать за издевательством не хватило сил.

Мучители слишком увлеклись созерцанием обнаженных тел и не заметили, как я оказался рядом. Меч, тускло блеснув, покинул ножны, и два точных удара клинком оборвали никчемные жизни. Звук разрубаемой плоти слился с визгом женщин, потонув в грохоте реки. Терпкий запах крови со специфической вонью внутренностей ударил по ноздрям, вызвав легкий спазм, и я брезгливо столкнул трупы в бурлящую воду. Потоки ветра подхватили свежий запах пролившейся крови и, смешивая с рваными хлопьями тумана, понесли над рекой. Обостренные чувства чуть не сыграли злую шутку, я еле смог удержать подкативший к горлу тугой комок. Хотя последние дни, проведенные в непонятной коме, и закалили меня, но это были первые убитые мною в рукопашной люди. Вытеснив из головы не успевшие окрепнуть сентиментальные мысли и окровавленные образы, я, взяв концы веревки, принялся вытаскивать из воды насмерть промерзших девушек. Адреналин гулко стучал в висках, придавая сил.

Пленницы безропотно подчинились. Жестокий поток бил по обнаженным телам, заставляя несчастных периодически падать. Девчонки помогали друг другу, крепко держась закоченевшими руками. Чем ближе я подтаскивал их к берегу, тем сильнее отображался страх в глазах посиневших от холода пленниц. Складывалось впечатление, что если бы они так не замерзли, то позвали бы на помощь мучителей.

Оказавшись на берегу, пленницы тут же рухнули на колени и сбились в трясущуюся от холода и страха стайку. Вода ручейками сбегала по обнаженным мраморным телам и, змейкой извиваясь по черной гальке, ускользала в реку. Намокшие волосы тонкими прядями мышиных хвостов спускались по плечам. Глаза испуганными искорками светились в сполохах валявшихся на камнях факелов.

– Успокойтесь, я ничего плохого вам не сделаю, оденьтесь и сидите тихо. – Я бросил к ногам несчастных бесформенную кучу влажной, дурно пахнущей одежды.

Пленницы не удостоили и взглядом скомканные тряпки и не предприняли попыток одеться. Еще сильнее прижались друг к другу, не переставая трястись. Самая смелая, обладательница рыжих слипшихся волос, осторожно, не вставая, продвинулась вперед и, дрожа, стараясь не смотреть мне в глаза, поползла. Мокрая галька захрустела под белоснежными девичьими коленями. От неожиданности я замер столбом, не попытавшись поднять девчонку. Тонкие ручонки обвили мои ноги, и девчонка, прижавшись рыжей головой к стопам и не поднимая взгляда, дрожащим от страха и холода голосом пробормотала:

– Господин, сжальтесь, не убивайте… Клянусь, буду служить вам до смерти! Сжальтесь!..

Она была на грани истерики. Этого еще не хватало.

Еще немного, и разбойники устанут ждать и примутся за поиски пропавших пленниц.

Взяв за хрупкие холодные плечи, попытался поднять бедняжку с колен. Но девушка еще сильнее прижалась головой к стопам, крепко обвив мои ноги руками, и продолжала бессвязно лепетать о преданности.

– Успокойтесь и оденьтесь, вы спасены, – повторил я.

Ситуация обострилась. Испуганные девчонки одновременно, не поднимаясь с колен, кинулись ко мне, трясущейся стайкой облепили со всех сторон и стали наперебой клясться в верности. Попытки поднять их с колен и привести в чувство ни к чему не привели. Вздрагивая от каждого моего прикосновения, они лишь все сильнее прижимались и все громче лепетали про верность и преданность. Положение спас голос Адольфа, раздавшийся в голове и разогнавший хаос мыслей:

– Принимай быстрее клятву, в лагере начинается суета.

– Какую клятву?

– Клятву слуги и господина… Вот, посмотри со стороны.

Яркая вспышка ударила в глаза – и я увидел жуткую картину.

По спине беспокойными муравьями пробежали мурашки. На берегу реки возвышался крепкий, широкий в плечах человек, одетый в черный кожаный плащ до пят, из рукава выглядывает закованная в сталь рука, сжимающая рукоять меча. Длинное матовое лезвие с рубиновыми капельками лучом спускалось вниз, теряясь в хрупких обнаженных телах девчонок. На спине огромного размера рюкзак, на абсолютно лысой голове виднелись маленькие рожки. Правая рука, зловеще поблескивая великолепным перстнем, пыталась поднять с колен рыжую девчонку. Жуткость картине добавляли глаза человека. Без зрачков, горящие желтым, потусторонним светом, они подсвечивали острые черты лица. Глаза вампала. Обнаженные, блестевшие слоновой костью замершие тела девушек, стоящих на коленях, дополняли нереальность происходящего.

Осенило – я, используя чувства и силу вампала, принимаю другой облик?!

Теперь мне стал понятен страх несчастных пленниц, когда такое чудовище их вытаскивало за веревку из реки.

– Побудь немного герцогом и прими клятву, успокой несчастных. Начинаешь обрастать личной преданной свитой… А я пока не стану показываться, а то будет хуже, – решил вампал.

Вспышка – и картинка поменялась. Обостренными чувствами я созерцал создавшееся положение. Грохот реки, обрывки тумана, сполохи пляшущего пламени факелов и белая пена обнаженных тел девушек, сбившихся в трясущееся кольцо у моих ног.

– А как? – жалобно пронеслось в голове.

Адольф принялся диктовать, а я, обняв девушек за плечи, повторял:

– Я, сэр Алекс Дрэгон, герцог Сапсанский по праву наследования, принимаю клятву верности, обязуюсь защищать и заботиться о поданных. Служите верно, преданно, и я не забуду ваши нужды и заслуги. Встаньте с колен. Отныне вы под покровительством герцога! – Слова подхватывал ветер, заботливо смешивая с шумом бурлящего потока.

Девушки сразу успокоились, прекратили бессвязно бормотать, но встать с колен не решались.

Ждут команды.

– Быстро встать, одеться и чтоб тихо.

Пленницы подскочили, отряхнув с покрасневших колен прилипшую гальку, и, абсолютно не стесняясь наготы, принялись без суеты разбирать одежду. Отвернувшись, я лихорадочно соображал, что делать дальше. Обостренный слух уловил перешептывание – хозяин стесняется подданных, жаловались друг другу дрожащими от холода голосами бедняжки и опасались, что их непременно прогонят.

Странные нравы!

Повернулся к несчастным лицом и с довольной улыбкой принялся пристально разглядывать изгибы тел. Девчонки приободрились.

Нужно срочно заканчивать представление, разбойники вот-вот пойдут искать пленниц.

– Быстро одеться – и бегом ко мне! – Я постарался вложить в голос стальные нотки.

Время неумолимо играло против, и промедление угрожало плохими последствиями. Теперь я не один, и придется заботиться о так некстати свалившихся на мою голову девчонках. «Ну хоть помогут разобраться, куда попал», – обнадежил себя.

Подданные встрепенулись, быстро оделись и практически моментально подбежали. Выстроились в ряд, первой стояла девушка с рыжими волосами. Покорно опустив головы, преданно ждали распоряжений господина.

«Вот тебе и первые подчиненные», – усмехнулся я.

Больше не теряя времени, шепотом объяснил, куда нужно спрятаться, велел сидеть тихо и ждать. Рыжая покорно кивнула, приняла из моих рук рюкзак и повела стайку в кусты, но остановилась у валявшихся на берегу копий и вопросительно посмотрела. Я кивком одобрил решение. Мило улыбнувшись, девчонка подняла оружие и юркнула в темноту, уводя за собой дрожащих подруг.

Как бы не простыли…

Факелы, описав огненную дугу, с шипением канули в бегущем потоке. Черная горная ночь моментально поглотила пространство.

С одной проблемой покончено.

Вернув клинок в ножны, тенью поднялся по тропе и затаился возле дерева. Обостренные чувства раздвинули возможности до нереальных пределов. Ночь, залитая красками звуков и запахов, открыла тайны, оберегаемые плотным покрывалом тумана и сумерек. Сквозь шум горного потока чуткий слух улавливал со стороны лагеря разбойников пьяные недовольные голоса, особенно выделялся один раздраженный, принадлежащий атаману. Мозг немного адаптировался к непрерывному потоку информации, и тянущая боль ослабла, давая возможность подумать.

Один против банды – трудно, но возможно.

Знание и недавно приобретенные навыки плюс обостренные чувства уравнивали шансы, склоняя чашу весов в мою пользу. На всякий случай проверил верный АКМ, поправил ремень и крепко сжал нож разведчика. Азарт и волнение улеглись, уступив место холодному расчету.

Долго ждать не пришлось – по тропе затопали ноги. Чуткий слух и различимый запах давно не мытых тел рисовали троих раздраженных разбойников, быстрыми шагами спускавшихся к реке в поисках пропавших пленниц. Тропа осветилась трепещущим пламенем факела. Неуверенный слабый свет еле боролся с наседающим туманом, одетым в черное покрывало горной ночи. Тусклый ореол выхватывал из мрака фигуру с факелом, остальные два разбойника, нервно сжимая короткие мечи, следовали гуськом, стараясь находиться в освещенном пространстве.

Подождал, слившись с кривым стволом дерева. Отряд, шурша камнями, протопал мимо, и я последовал за ними, стараясь ступать в ногу с замыкающим. Разбойники, переругиваясь и выкрикивая угрозы в адрес задержавшихся у ручья товарищей, не заметили тихо скользящую сзади фигуру. Время поджимало. Шум горной реки усилился, растворив шуршание камней под ногами. Я нанес первый удар, накрепко зажав ладонью рот разбойника. Сам не понял, как получилось. Тело сработало на автоматизме. Легкий запах крови ударил в ноздри, и я, на ходу положив затихшего врага на тропинку, бесшумно нагнал следующего. Адреналин обострил реакцию, отдав разум на волю натренированных навыков, и мысли перестали поспевать за руками. Второй тоже пискнуть не успел, и труп надежно укутала горная ночь. Лишь первый, несший факел, слегка занервничал и обернулся.

Глаза бандита расширились от испуга, когда он увидел меня. Блеснул короткий меч, рот открылся, готовясь огласить округу криком. Кинжал щелчком покинул эбонитовые ножны и завибрировал блестящей рукояткой в глазнице разбойника. Лезвие легко вошло в череп, насквозь выйдя из затылка. Покачиваясь, разбойник еще продолжал единственным, полным ужаса глазом смотреть на потухающий мир, а жизнь – оборвалась. Я плавно скользнул к оседающему телу, крепко схватив за пояс и за торчащую в глазнице рукоять.

Ладонь пронзило током. Пальцы сжались до хруста, удерживая завибрировавший кинжал. По руке, выворачивая мышцы, хлынул поток энергии, обвивая синими молниями, заставляя от боли сжать зубы, удерживая рвавшийся крик. Труп разбойника исчез, и на тропу рухнула, звякнув оружием, горка одежды, подняв облачко праха.

Нахлынувшее расслабление бросило меня на колени, но очень быстро оно сменилось необычайной бодростью, влившейся в мышцы. Грудь распирало непонятное, но сладостное чувство бурлящей силы.

Ого, не зря Адольф говорил – кинжалы поглощают сущность!

Но удивляться нет времени, и литые черные ножны за спиной щелкнули, принимая темно-синее лезвие. От эйфории победы шумело в голове, и под сердцем шевельнулся какой-то комок, заставив зачесаться заживающий шрам. Рука автоматически поскребла железной перчаткой кожаный плащ, ощутив под ним невозмутимость литого панциря. Легкий зуд безнаказанно щекотал грудь. Смирившись с тщетностью попыток, я поднял упавший факел. Огонь прочертил световую дорожку, исчезнув в речном потоке.

Настало время действовать.

Трупы убрал с тропы, засыпав рубиновые капли свежей крови мелкой галькой. Растворившись в ночи, мягкой походкой хищника вернулся к кривому дереву. Вдыхая трепещущими ноздрями пропитанный запахами воздух, я четко различал находящихся в лагере бандитов. Шестнадцать окутанных смрадом кисловатых немытых тел вперемешку с дымом и еще трое невдалеке, в дозоре.

Новые возможности продолжали впечатлять меня, вселяя ощущение всевластия и эйфорию. С детства меня учили: человек – хозяин мира и король всего вокруг. Теперь я понял, как люди ошибались, растеряв или не приобретя в процессе эволюции такие чувства. Не мог человек быть хозяином мира, полностью не осознавая всю гамму цвета, запаха и окружающих звуков. Если бы с рождения люди обретали такие возможности, то ни войн, ни заводов, отравляющих атмосферу, не было бы и в помине. Осознав истинную полную картину красоты мира, научившись наслаждаться свежестью воздуха, различая тончайшие оттенки запахов, человек не сделал бы столько глупостей, постоянно уничтожая родную планету.