Текст книги "Романовы. История великой династии, Страна Советов. Забытые вожди. Комплект из 2 книг"

Анна Иоанновна

Анна прибыла в Москву. Ее встретила гвардия – преображенцы. Анна тут же объявила себя шефом Преображенского полка, дала аудиенцию офицерам… И узнала много нового и интересного. Оказывается, в Москве все были весьма возмущены «Кондициями»: никого не устраивал переход власти в руки нескольких аристократов. Возникла дворянская оппозиция Верховному тайному совету, к которой примкнула гвардия…

Еще недавно забытая всеми герцогиня захолустной Курляндии, теперь без пяти минут российская императрица, Анна Иоанновна почувствовала свою силу. И, собрав в аудиенц-зале гвардию и всех «верховников», торжественно разорвала поднесенные ей «Кондиции».

Через неделю был упразднен Верховный тайный совет. Еще через месяц отец и сын Долгоруковы отправились в ссылку в сибирский Берёзов, где годом раньше умер их заклятый враг Меншиков. Но в самую первую очередь – на следующий день после воцарения – императрица затребовала из казны драгоценности, конфискованные у семьи Меншикова, и отобрала себе из них украшений на 23 тысячи рублей (138 миллионов рублей в современном эквиваленте). Вызвала к себе молодого, подающего большие надежды архитектора из обрусевших итальянцев Бартоломео Растрелли и поручила ему строить два новых дворца: зимний деревянный в Кремле и летний каменный на Яузе. Надо было обустраиваться на новом месте.

Следом за Анной Иоанновной в Москву прибыл ее камергер Эрнст Бирон. Курляндский дворянин Бирон был фаворитом Анны, она жила с ним как с мужем, совершенно не смущаясь тем обстоятельством, что Бирон женат и у него трое детей. Младший сын, Карл Эрнст, по всей вероятности, был рожден самой Анной, поэтому она и взяла мальчика с собой в Москву. Чуть позже приехала законная жена Бирона со старшими сыновьями. Все вместе они составляли странную, но дружную семью новой российской императрицы.

Распорядок дня Анны Иоанновны: около 8 часов утра она пила утренний кофе, с 9 до 10 часов работала – принимала министров, подписывала указы. Затем в манеже с Бироном занималась верховой ездой. Около полудня обедала вместе с Бироном, его женой и детьми. Послеобеденный сон занимал около часа, все остальное время посвящалось развлечениям.

Анна Иоанновна часами глазела в окно, или играла в карты с придворными, или просто слонялась по дворцовым комнатам. Возле каждого окна во дворце было приготовлено заряженное ружье, чтобы императрица могла в любой момент выстрелить в пролетающую мимо ворону.

Анна хорошо стреляла по движущимся мишеням. Любила охоту в технике «парфорс-ягд»: с комфортом и без риска отстреливала заранее загнанных животных в огромных количествах. Так, в 1740 году газета «Санкт-Петербургские ведомости» сообщала:

«С 10 июля по 26 августа ее величество, для особливого своего удовольствия… застрелить изволила: 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайца, 68 диких уток и 16 больших морских птиц».

В это же время, согласно общей европейской моде, при русском дворе начали ставить итальянские музыкальные спектакли, возникла первая в России балетная школа. Императрица любила театр. Но еще больше она любила наблюдать за драками шутов и карликов.

Шуты при русском дворе известны по крайней мере со времен Ивана Грозного. У Алексея Михайловича был умный и язвительный шут-горбун Валтазар, прекрасный шахматист. Шутами Петра I считались бывший прапорщик Преображенского полка Иван Балакирев, своими остротами доносивший до царя серьезные мысли, и ученый еврей-выкрест Ян д’Акоста, который вел с царем богословские споры. Но никогда институт придворных шутов не достигал такого размаха, как при Анне Иоанновне. Ее шутами были, помимо Балакирева и д’Акосты, музыкант-итальянец Пьетро Педрилло, а также разжалованные в шуты аристократы – князь Никита Волконский, граф Алексей Апраксин, князь Михаил Голицын.

Князь Михаил Голицын провинился тем, что женился на итальянке и перешел в католицизм. Решением императрицы брак был расторгнут, итальянку выслали из столицы, а князя Михаила назначили шутом с почетным заданием разносить гостям императрицы квас и новым прозванием – Квасник.

Любимым развлечением государыни было выстроить всех шутов вдоль стенки, а одного заставить бить остальных палкой по поджилкам – чтоб падали и желательно дрались. Насмеявшись вволю, Анна Иоанновна обыкновенно отворяла дверь в комнату фрейлин и говорила: «Ну, девки, пойте!» И «девки» – тоже из знатнейших семей России – пели до тех пор, пока государыня не кричала: «Довольно!» Всякий раз, как Анна Иоанновна слушала обедню в придворной церкви, в той комнате, через которую ей нужно было проходить во внутренние покои, усаживались по особым лукошкам шуты и кудахтали, подражая наседкам.

Постепенно императрица вошла во вкус и стала закатывать при дворе грандиозные праздники – ужины на несколько сот гостей, маскарады с иллюминацией и фейерверками. Не терпела только пьянства: много лет назад ее супруг, молодой герцог Курляндский, умер от алкогольной интоксикации сразу после свадьбы, попытавшись пить наравне с Петром Великим.

Для государственных дел императрица учредила Кабинет министров – аналог Верховного тайного совета, но в другом составе. Из бывших верховников уцелел только хитрый Андрей Иванович Остерман, именно он стал «серым кардиналом» в правительстве Анны Иоанновны. Сама она делами почти не занималась, зато в деятельность Кабинета постоянно вмешивался Бирон, получивший титул герцога Курляндского.

Один из кабинет-министров, Артемий Волынский, говорил:

«Государыня у нас дура, и резолюции у нас никакой не добьешься, и ныне у нас герцог что захочет, то и делает».

Правда, изначально сам Волынский был ставленником Бирона, но потом начал интриговать против своего покровителя. Был обвинен в попытке переворота и казнен по приговору суда.

Анна Иоанновна панически боялась возможных переворотов и заговоров. Установила слежку за царевной Елизаветой Петровной – возможной претенденткой на престол. Возродила Тайную канцелярию – орган политического сыска, созданный Петром и ликвидированный при Екатерине I. В основном Тайная канцелярия – «государынино око» – занималась делами об «оскорблении чести Ея Императорского величества». Агенты канцелярии были повсюду. Поводом к аресту могло стать неосторожное слово, особенно если оно касалось личной жизни императрицы. Основным методом следствия были допросы с пристрастием – пытки.

За 10 лет правления Анны Иоанновны через застенки Тайной канцелярии прошло около 28 тысяч человек, из которых 20 тысяч были сосланы в Сибирь и на Камчатку, 5 тысяч пропали без вести, 2 тысячи умерли во время следствия и более тысячи были казнены, в том числе трое князей Долгоруковых.

Угроза государыне исходила и от гвардейцев, в особенности от Преображенского полка. Как возвели на трон, так могли бы и свергнуть. В противовес Преображенскому полку Анна Иоанновна основала новый лейб-гвардейский полк – Измайловский, офицеры которого набирались из лифляндцев и курляндцев. Измайловцы стали охранять императорский дворец, а преображенцев Анна Иоанновна отправила подальше от Москвы – на войну с турками.

Русскую армию возглавил фельдмаршал Христофор фон Миних. В 1736 году русские впервые вошли в Крым. По приказу Анны Иоанновны были разорены дотла Гезлёв (Евпатория), Карасу-Базар (Белогорск) и Бахчисарай. На следующий год Миних взял крепость Очаков на Чёрном море и Хотин на Днепре.

Это событие вдохновило 28-летнего Михайло Ломоносова написать свою первую поэтическую оду – «На взятие Хотина»:

 
О россы, вас сам рок покрыть
Желает для счастливой Анны.
Уже ваш к ней усердный жар
Быстро́ проходит сквозь татар,
И путь отворен вам пространный…
 

Ломоносов тогда учился в Германии, во Фрайбергском университете, и не знал реального положения вещей. Эта война продлилась четыре года и окончилась бесславно.

Потери русской армии составили 46 тысяч человек, из них в бою погибло около 6 тысяч, и 40 тысяч – из-за плохой организации переходов, «от жаркого климата и дурной воды», как было доложено императрице. Результатом войны стал Белградский мир 1739 года, по которому Россия снова получала Азов и небольшие территории Правобережной Украины вдоль Днепра, при этом не имела права держать ни военный, ни торговый флот на Чёрном и Азовском морях.

Анна Иоанновна не пожелала вникать в происходящее. Она была очень рада, что долгая и обременительная для казны война наконец закончилась. Императрица занималась переездом в Петербург из Москвы, сильно пострадавшей от пожара.

В Московском пожаре 1737 года выгорели Кремль, Китай-город, Белый город, часть Земляного города – то есть почти все в пределах современного Бульварного кольца. В Кремле в литейной яме стоял Царь-колокол, уже готовый к подъему. От пожара загорелись деревянные леса над ним, пожарные залили все это водой, и от перепада температур колокол лопнул. Тогда же полностью сгорел Анненгоф – Зимний дворец Анны в Кремле.

Ровно через полгода императрица уже отмечала свой день рождения в Петербурге в новом Зимнем дворце, построенном Растрелли: 138 парадных апартаментов, украшенных позолоченной резьбой, лепниной и живописными плафонами.

Годовая смета расходов при Анне Иоанновне: на содержание царского двора – 260 тысяч рублей (1,5 миллиарда в современном эквиваленте), на конюшни герцога Бирона – 100 тысяч рублей (600 миллионов рублей), на мелкие личные нужды императрицы – 42,5 тысяч рублей (255 миллионов рублей). Почти столько же, сколько на булавки Анны Иоанновны, тратилось на содержание Академии наук с типографией – около 47 тысяч рублей (282 миллиона рублей современными деньгами), и в 10 раз меньше – на народное образование – 4,5 тысяч рублей (27 миллионов рублей).

Самой дорогой и грандиозной забавой императрицы стала свадьба шутов в Ледяном доме. Любимая приживалка императрицы, калмычка Авдотья, немолодая и некрасивая, прозванная Бужениновой за любимое блюдо, вдруг захотела замуж. В женихи выбрали 60-летнего Голицына-Квасника.

Этот праздник обошелся казне в 30 тысяч рублей. Между Адмиралтейством и Зимним дворцом был выстроен дом длиной 17 метров, высотой 3 метра, целиком из ледяных плит. Впереди дома стояло шесть ледяных пушек и две мортиры, у главных ворот – два дельфина и слон, из пасти которых била горящая нефть. Все внутреннее устройство, включая мебель и посуду, тоже было сделано изо льда. Прежде бывшая только домашней, шутовская забава оказалась вынесенной на всеобщее обозрение и превратилась в грандиозную церемонию.

В день бракосочетания состоялось невиданное шествие – первый в истории этнографический маскарад. Со всех концов огромной страны были заранее свезены представители разных народов, в том числе абхазы, финны, мордва, чуваши, черемисы, самоеды, камчадалы, якуты, киргизы, калмыки и множество других – всего 300 человек, в традиционных костюмах и с музыкальными инструментами. Одни ехали на верблюдах, другие – на оленях, на собаках, на волах, на козлах, на свиньях, – в соответствии с тем, как их обычаи представляли себе организаторы маскарада. Шествие открывали жених и невеста, восседавшие в большой железной клетке на спине слона. После многочасового празднества с пиром, плясками и «огненной потехой» – фейерверками – новобрачных оставили в красиво подсвеченной через прозрачные стены ледяной спальне, приставив охрану, чтобы они не вздумали сбежать.

Из донесения французского посла де ла Шетарди:

«Только в этой стране можно увидеть такую забаву… как в ледяном доме молодых положили, тогда баню затопили соломою… Необыкновенное сияние сквозь блещащийся лед со всех четырех сторон и сквозь ледяную крышу так велико, что все смотрящие безмерно тому удивлялись».

Не до веселья было только цесаревне Елизавете Петровне. В последнее время императрица даже не пыталась скрыть ненависть к юной красавице-царевне. К тому же Елизавету очень любили гвардейцы: у одних она крестила детей, другим помогала деньгами, но главное – она была дочерью Петра Великого. И Анна Иоанновна уже подумывала отправить Елизавету в монастырь, подальше от трона.

Анна Иоанновна желала закрепить на престоле линию своего отца, Ивана V – брата и соправителя Петра. Но у нее самой законных детей не было: она овдовела почти сразу после свадьбы и больше замуж не выходила. Но зато была племянница, дочь ее родной сестры Екатерины, герцогини Мекленбург-Шверинской. Принцессе Елизавете Катарине Кристине было 14 лет. Анна Иоанновна объявила наследником русского престола ее будущего ребенка. Принцессу привезли в Петербург, где она приняла православие с именем Анна Леопольдовна. В 20 лет ее выдали замуж за герцога Брауншвейгского Антона-Ульриха, специально вызванного в Россию. И вскоре у пары родился сын Иоанн Антонович.

Едва августейшему младенцу исполнилось два месяца, Анна Иоанновна серьезно заболела. Обострилась ее давняя почечнокаменная болезнь, началось воспаление, и спустя всего две недели после первого приступа, 17 октября 1740 года, 47-летняя Анна Иоанновна умерла. Перед смертью она подписала завещание, по которому регентом малолетнего императора Иоанна Антоновича назначался герцог Курляндский Эрнст Иоганн Бирон.

В народе Анна Иоанновна оставила о себе недобрую память. Время ее правления считается мрачным и тяжелым: шуты, немцы и Тайная канцелярия. Однако именно при Анне Иоанновне начал складываться тот образ Петербурга, который существует сейчас. Петропавловский собор, здание Двенадцати коллегий, Кунсткамера, первоначальный вариант Адмиралтейства с высоким шпилем, а также основная часть фонтанов и скульптур Петергофа – все это было создано в 1730-е годы по проектам великих итальянцев Растрелли и Трезини. Тогда же в России впервые появился итальянский музыкальный театр, типография Академии наук издавала регулярную газету «Санкт-Петербургские новости» и первые русские журналы: «Комментарии Санкт-Петербургской Академии наук», «Ежемесячные исторические и географические приложения к Ведомостям». Уже писали свои оды Тредиаковский и молодой Ломоносов.

Правда, императрица сама всем этим не особенно интересовалась. Она была по большому счету обычная помещица Анна Ивановна, которую случайно занесло на престол Российской империи. Спустя две недели после ее смерти все заведенные ею придворные порядки и выстроенные планы рассыпались, как карточный домик.

Герцог Курляндский, Эрнст Иоганн Бирон, бывший всесильный фаворит императрицы Анны, в роли регента при императоре-младенце не устраивал никого. И в дело опять вмешалась гвардия. В ночь 9 ноября 1740 года фельдмаршал Бурхард Кристоф Миних с 80 гвардейцами двинулся к Зимнему дворцу, занял все входы и выходы и послал своего адъютанта, подполковника фон Манштейна, захватить Бирона.

Герцог Курляндский не знал о заговоре. Его охрана спокойно пропустила фон Миниха с сопровождающими его гвардейцами, как будто подобные прогулки вооруженных людей по ночам были в порядке вещей. Сам герцог спокойно спал. Когда его разбудили, он закричал и попытался спрятаться под кроватью, но солдаты вытащили его наружу. Бирон быстро овладел собой. Как вспоминал потом фон Манштейн:

«Встав, наконец, на ноги и желая освободиться от этих людей, герцог сыпал удары кулаком вправо и влево; солдаты отвечали ему сильными ударами прикладов, вложили в рот платок, связали ему руки шарфом одного офицера и снесли его голого до гауптвахты, и положили в ожидавшую тут карету фельдмаршала».

К 6 часам утра в России сменилась власть: регентом при младенце-императоре стала его мать, 21-летняя Анна Леопольдовна, которую даже не блиставшая умом покойная императрица Анна Иоанновна признавала на редкость бестолковой особой. Анна уже несколько лет была без памяти влюблена в саксонского посланника графа Линара, в нем теперь видели нового Бирона. Готовясь вступить на должность обер-камергера при русском дворе, Линар ненадолго отбыл в Саксонию, чтобы уладить там свои дела. Но пока он ездил, в России снова сменилась власть. Российский престол заняла дочь Петра I, царевна Елизавета.

Елизавета Петровна

О том, что готовится переворот в пользу Елизаветы, знали очень многие. К Анне Леопольдовне ежедневно приходили с докладами о заговоре, но она с поразительным легкомыслием не обращала на это внимания. Наконец она все-таки решилась серьезно поговорить с царевной, которая была ее старше на 10 лет и приходилась ей двоюродной тетушкой.

Этот разговор сыграл роль катализатора: Елизавета поняла, что отступать ей некуда. Через сутки она с несколькими доверенными людьми, в золоченой кирасе поверх пышного платья, явилась в казарму гвардейского Преображенского полка. «Помните ли вы, чья я дочь? – спросила Елизавета. – Готовы ли умереть за меня?» – «Готовы, матушка!» – восторженно заревели гренадеры.

Надо было торопиться, но царевна путалась в намокших от снега юбках, два гренадера подхватили ее и понесли на своих плечах. И так, верхом на гвардейцах, Елизавета отправилась на штурм Зимнего. Однако штурма не получилось. Дворцовый караул перешел на сторону дочери Петра Великого, Елизавета вошла в спальню Анны Леопольдовны со словами: «Сестра, пора вставать!» В спальню младенца Ивана Антоновича были посланы гвардейцы. Новая императрица строжайше запретила им будить ребенка. Сама взяла на руки Ивана Антоновича, поцеловала и сказала: «Малютка! Ты ни в чем не виноват!» Что с ним делать, в тот момент не знали. Так, с ребенком на руках, Елизавета из Зимнего дворца поехала в свой дворец.

Младенец-император Иоанн VI Антонович станет «Железной Маской» на русский лад: всю жизнь он проведет в изоляции – сначала в Ораниенбурге, потом в Холмогорах и, наконец, в одиночной камере Шлиссельбургской крепости под именем «безымянный узник». Все время заключения он будет полностью лишен общения даже с надзирателями и в возрасте 24 лет, при попытке прапорщика Мировича освободить его, погибнет от рук охраны. Его родители тоже остаток жизни проведут в заключении в Холмогорах, чтобы ни у кого не возникло соблазна вернуть их на престол.

Но сразу после переворота еще никто не знал, что делать со свергнутым младенцем и его семьей. У Елизаветы были другие заботы. Первым делом она объявила, что намерена восстановить все порядки и государственные институты, которые были «при батюшке», то есть при Петре Великом. В качестве высшего законодательного и судебного органа был восстановлен Сенат, Кабинет министров упразднен. Исполняя данный перед совершением переворота обет, Елизавета Петровна подписала указ об отмене смертной казни.

Во время коронации, необыкновенно пышной и торжественной, Елизавета – первой среди русских монархов – сама возложила на себя императорскую корону. И в дальнейшем очень строго следила за тем, чтобы никто из ее советников не пытался взять слишком много власти и – упаси бог! – не навязывал императрице свою волю. Иностранные резиденты, помогавшие ей совершить переворот, очень скоро были разочарованы: Елизавета не собиралась плясать ни под чью дудку. И даже ее старый друг, французский посланник маркиз де ла Шетарди, был в полночь выслан из страны после того, как в руки императрице попало его письмо:

«Мнение о малейших делах ее ужасает и в страх приводит… Слабость и непостоянство – вот суть всех царицыных поступков».

Так же, как когда-то ее мать Екатерина I, Елизавета жила преимущественно ночной жизнью. Ей трудно было успокоиться и уснуть после шумных балов, к тому же она боялась возможности ночного переворота. Поэтому Елизавета никогда дважды не ложилась спать в одной комнате, в ее апартаментах не заканчивался ремонт – прорубались новые двери и окна, переносились лестницы: все было рассчитано на то, чтобы предполагаемые заговорщики запутались.

Обычный распорядок дня императрицы Елизаветы: просыпалась в полдень, в 5 часов вечера обедала, в 2 часа ночи ужинала, около 6 утра ложилась спать. Придворное расписание на неделю было закреплено особым указом: по понедельникам во дворце играет музыка танцевальная, по средам – итальянская, по вторникам и пятницам даются театральные представления.

Так же, как ее отец, Пётр I, Елизавета была очень непоседлива. Ей не сиделось на одном месте, она любила переезжать из одного дворца в другой, а то из Петербурга в Москву, и вскоре обратно. Для зимних поездок у нее был особый возок с печкой, рассчитанный на 8 человек. Запрягали в него 20 лошадей цугом – попарно. А поскольку императрица любила быструю езду, каждые 20 верст лошадей приходилось менять. Возок императрицы всегда сопровождала целая кавалькада, и в первую очередь ее личная охрана – Лейб-компания. Так называлась элитная воинская часть, образованная из 300 гренадеров и 64 «заротных» чинов, которые возвели Елизавету на престол.

Лейб-компанцам было позволено абсолютно все. На часах они стояли из рук вон плохо: напивались, засыпали, могли вообще покинуть пост, но императрица им все прощала. Сама она была капитаном Лейб-компании, а офицерами числились ее друзья и приближенные, в том числе братья Пётр и Александр Шуваловы и Алексей Разумовский.

Алексей Разумовский не был сенатором, не возглавлял никаких учреждений. Он мог бы стать самым влиятельным человеком в стране, если бы захотел. Но он был совершенно лишен честолюбия. Зато сумел составить личное счастье императрицы.

Казачий сын из села Лемеши под Черниговым, Алексей Григорьевич Разумовский обладал прекрасным лирическим тенором и был необыкновенно хорош собой. Много лет спустя уже другая императрица, Екатерина II, писала, что не встречала мужчины красивее Разумовского, а уж она-то повидала немало красавцев.

Алексей Григорьевич никогда не лез в политику, но всегда был рядом с Елизаветой – добродушный, спокойный, надежный. Они очень любили друг друга и были вполне счастливы. Но ситуация внебрачной связи тяготила набожную Елизавету. Вскоре после своего воцарения, на 11-м году совместной жизни, она тайно обвенчалась с Разумовским в маленькой церкви Знамения в Перово. Позже императрица велела построить в этом подмосковном селе великолепный дворец и разбить липовый парк, и все это подарила своему Алеше, тогда уже графу Разумовскому. Парк и церковь существуют до сих пор.

Разумовский приохотил Елизавету к украинской кухне. Борщ с чесноком и галушками ей готовили едва ли не ежедневно. Вообще императрица очень любила хорошо поесть и имела не самые здоровые пищевые привычки. Например, для аппетита выпивала чарку водки с редькой, ела жирное на ночь, любила сладкое и пила очень много кофе. Личный кафешенк Елизаветы Карл Сиверс был обязан следовать за ней повсюду, чтобы варить ей кофе. Специально выписанные из Франции и Италии кондитеры возводили из конфет, пирожных и мармеладов фантастические сооружения, от которых ломились столы на пирах.

Елизавета обожала балы и могла танцевать хоть сутки напролет. Особенно она любила устраивать маскарады, на которые велено было мужчинам приходить в женском платье, а женщинам – в мужском. Все участники таких маскарадов обычно выглядели нелепо и смешно, кроме самой Елизаветы, обладательницы необыкновенно стройных ножек.

Императрица вообще была очень красива, причем возвела собственную красоту в некий культ. Все обязаны были ею восхищаться. Никто из придворных дам не смел хоть в чем-то превзойти императрицу. Если фрейлина удачно украшала прическу, Елизавета могла лично срезать это украшение вместе с прядью волос.

При дворе существовал диктат моды: императрица регулярно издавала особые установления, в чем следует являться на балы и праздники, с указанием фасонов, цветов и отделки. Все торговцы, привозившие из-за границы дорогие ткани, обязаны были в первую очередь показывать их Елизавете, чтобы она могла отобрать самое лучшее. Платья она никогда не надевала дважды и часто меняла наряды по нескольку раз за вечер. Гардероб императрицы составляли около 15 тысяч платьев, несколько тысяч туфель и по меньшей мере два сундука шелковых чулок.

В моде был стиль рококо и пышные платья на версальский манер, с тонкой, затянутой в корсет талией и огромными юбками на фижмах – каркасах из китового уса. Прически поначалу были гладкими, но во второй половине века они выросли до 60 сантиметров в высоту, и с помощью шиньонов на головах модниц сооружались сложные конструкции в виде причудливых шляп, цветочных клумб и даже кораблей и ветряных мельниц. В волосах закреплялись колбочки с водой, в которые вставлялись живые цветы. На ночь рекомендовалось надевать на такие прически чепцы, чтобы в волосах не заводились вши. А порой сооружения из волос заключались в металлические сетки – для защиты от мышей.

Для красоты императрицы нужна была достойная оправа, и тут Елизавете очень пригодился радостный гений Растрелли-младшего. Сын знаменитого скульптора Бартоломео Карло Растрелли архитектор Бартоломео Франческо (или Варфоломей Варфоломеевич) Растрелли стал едва ли не единственным зодчим в русской истории, чьи самые смелые замыслы и дорогостоящие проекты были воплощены в полном объеме именно при Елизавете: Новый Зимний дворец, Смольный собор, Большой дворец в Петергофе, Царскосельский дворец.

Все это стоило огромных денег: один только дворец в Царском Селе обошелся в 1 миллион 600 тысяч рублей (9 миллиардов 600 миллионов рублей в современном эквиваленте). Налоги доходили до казны только в половинном размере, остальное раскрадывалось чиновниками. Невероятные размеры приобрела коррупция. При Елизавете практически все министры состояли на параллельном жалованье иностранных дворов. Наиболее известны поборами с союзников канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин и вице-канцлер Михаил Илларионович Воронцов, который, по словам молодой Екатерины II, «продавался первому же покупщику».

Целые отрасли, например соляное дело (невероятно доходное по тем временам, ибо соль была единственным консервантом для продуктов), отдавались в монополии крупным вельможам таким, как Пётр Шувалов.

В стране катастрофически не хватало монеты, чеканный станок работал не останавливаясь. Подданные не верили в спокойное житье и поэтому прятали серебряную монету в кубышки. Каждый год приходилось ее дочеканивать, но она уходила как в песок. Однако хоть и медленно, но верно развивалась внутренняя торговля. Появились первые банки, предоставлявшие желающим кредиты под 6 % годовых. Количество промышленных предприятий увеличилось в 4 раза. Одного чугуна выплавлялось 2 миллиона пудов – в полтора раза больше, чем в Англии, и больше половины железа продавалось на внешнем рынке. Население страны увеличилось за четверть века на 5 миллионов.

Елизавета мучительно переживала приближение старости. И когда притирания и косметика перестали помогать, она прибегла к сильнодействующему средству – увлеклась камер-пажом Иваном Шуваловым, который был на 18 лет ее моложе. Увлечение переросло в настоящую любовь. Разумовский все понял одним из первых и без скандалов и выяснения отношений тихо удалился в одно из своих имений.

Новый фаворит оказался под стать старому: был спокоен, кроток и добродушен, абсолютно предан своей императрице, при этом не требовал от нее ни чинов, ни денег и не лез в политику. Но в отличие от Разумовского Шувалов получил прекрасное образование, переписывался с французским философом Гельвецием и целью своей жизни видел способствование развитию русского образования и культуры. Именно с его подачи Елизавета подписала указ об учреждении Академии художеств и Московского университета.

Указ об открытии Московского университета был подписан 12 января 1755 года, в день памяти святой мученицы Татианы. По легенде, Шувалов неслучайно выбрал именно этот день для поднесения проекта императрице: 12 января были именины его матери, Татьяны Романовны. Иван очень хотел порадовать мать своим назначением на должность куратора российского университета. С тех пор святая мученица Татиана считается покровительницей российского студенчества, а Татьянин день, который по новому стилю сейчас приходится на 25 января, стал отмечаться как праздник всех студентов и выпускников высших учебных заведений.

Жизнь «веселой императрицы» состояла не только из балов, праздников и изящных спектаклей. У Елизаветы Петровны было одно серьезное, очень модное тогда увлечение: внешняя политика. Дипломатию называли «ремеслом королей», а вся Европа представляла собой большую и весьма склочную семью императоров, королей, принцев и герцогов. Они дружили и ссорились, заключали родственные союзы и отчаянно интриговали друг против друга. Елизавете регулярно готовили выписки из зарубежных газет и перлюстрированных писем дипломатов, и она всегда была в курсе того, что происходит в Европе.

В 40-е годы XVIII века воинственный король Пруссии Фридрих II захотел играть ведущую роль в европейской политике и диктовать остальным свою волю. Этому воспротивились крупнейшие континентальные державы. И против прусского короля сложилась вдвое превосходящая его по силам мощная коалиция. Мария Терезия – императрица Австрийская, Елизавета – императрица Российская и мадам Помпадур – фаворитка французского короля.

Известный женоненавистник Фридрих II упражнялся в остроумии, придумывая для антипрусской коалиции названия, из которых самым пристойным было «союз трех нижних юбок». Разгневанные дамы начали войну, которая войдет в историю под названием Семилетней и станет одной из самых крупных войн Европы.

Россия вступила в войну сразу после Австрии, в 1757 году. Несколько сражений в Восточной Пруссии заставили Фридриха сказать: «Русского солдата мало убить, его нужно еще и повалить». И русские солдаты почти полностью уничтожили его армию. Восточная Пруссия получила статус российской провинции, ее население присягнуло новой императрице.

Вскоре Елизавета получила письмо от прусского доцента-философа, который просил утвердить его профессором кафедры логики и метафизики Кенигсбергского университета. Но Елизавете его научные достижения показались недостаточными, и она отказала. Доцента звали Иммануил Кант.

Через три года после начала войны русские войска, хотя и ненадолго, взяли Берлин. Еще через год положение короля Фридриха стало катастрофическим. Но внезапно военные действия остановились. Императрица Елизавета была серьезно больна.

Вот уже несколько лет она мучилась от водянки и пугала придворных внезапными обмороками: то в церкви, то на балу теряла сознание, и ее не могли привести в чувство более часа. Несмотря на это, императрица отказывалась выполнять назначения врачей, не меняла свой нездоровый распорядок дня, не соблюдала диету. И даже не пила лекарства, слугам приходилось прятать пилюли внутрь конфет. Когда становилось совсем худо, императрица запиралась в своих покоях и не желала никого видеть.