Текст книги "Пасть: Пасть. Логово. Стая (сборник)"

1

Если Воронин и удивился намеченной акции – ничем этого не проявил. Граев, пока Астахов растолковывал Кате механику закулисной жизни фирмы, зашел в его кабинетик, посмотрев с легким любопытством: знал или нет? В принципе, особого значения его информированность не имела. В заговоре Дима не участвовал, комплот сложился задолго до его появления в «Орионе» – а если что и пронюхал по долгу службы, то явно занял выжидательную позицию.

– Ну что, Дима? Особист спит, а служба идет? – Граев изрядно недоспал и говорил с каким-то понурым сарказмом.

Воронин не стал делать вид, что ничего не понял из разговора Славы и Граева с Катей.

– Не наезжай, Граев! Директор Колыванов запретил Потапову прослушку подчиненных – так? Так! Екатерина Андреевна мне запрещение подтвердила. На разработку личной жизни данных не было – да и к чему? Вся шайка-лейка из своих, и все гешефты они крутили в офисе… Чтением мыслей я не владею, в контрактах-инвайсах понимаю не больше твоего… Какие ко мне претензии?

– Да какие претензии… Устал я, как собака… Все последние дни копал в этом направлении. Потому как картина складывается интересная: похоже, орлы наши о свободном полете задумались до исчезновения директора. Аферы их могли пройти исключительно при его отсутствии. И он, полное впечатление, что-то инстинктивно подозревал… Есть кое-какие зацепки…

Версия, привязывающая орионовских заговорщиков к исчезновению шефа, рассказом Метцеля не подтвердилась и не опроверглась. Но сейчас Граева интересовало другое. Происхождение его ночной находки. Довольно неприятной и неожиданной.

– Претензий нет… – повторил он. – Есть кое-какие вопросы… Как часто ты проверяешься на предмет вредных насекомых? Сильное подозрение, что наши прохиндеи тут слушали. Иначе непонятно, как кое-какая информация к ним попала…

– Два раза в неделю, все по инструкции…

– И?

– Чисто. Ничего. Ни разу…

Два раза в неделю… Эх, Воронин… Небось в одни и те же дни и в одно и то же время…

На самом деле проворовавшихся менеджеров Граев в этом грехе не подозревал. Не тот уровень техники. На радиорынке такого не купишь. И по Интернету не закажешь. Очень серьезные штучки нашел Граев, поработав здесь ночью с детектором. Очень серьезные люди интересовались происходившим в «Орионе».

2

Зря все-таки обвиняли Граева в грубой приземленности и полнейшей оторванности от мира изящных искусств. Художественная жилка у него несомненно присутствовала, и спектакль, разыгранный в «Орионе», оказался срежессирован на славу…

Проштрафившиеся менеджеры сидели по углам приемной, ожидая вызова к начальству, беседовавшему пока с Сережей Метцелем – телефоны на секретарском столе отключены, мобильники у всех изъяты.

Быкообразные индивиды из спортивно-оздоровительного комплекса создавали надлежащую атмосферу: нагло курили, порой извлекали из карманов тяжелые предметы членовредительного назначения, лениво обменивались замечаниями о незавидной судьбе выявленных в других фирмах крысятников.

Одному из арестованных от неопределенности и переживаний приспичило по малой нужде – бычара навис над ним, повертел у носа пудовым кулаком и утробным голосом посоветовал отойти к окну и отлить в цветочный горшок – бедолаге сразу расхотелось. Ребята из службы Воронина, не столь зверообразные, но весьма плечистые, – тоже поглядывали на сослуживцев без любви и нежности, выразительно почесывая кулаки – им объяснили, что среди прочего разворовывались их премии.

А из кабинета доносился рявкающий голос Граева, порой перемежаемый жалобным блеянием Сережи – слов из-за двойных дверей было не разобрать, но звук удара и шум падающего тела побледневшая часть аудитории услышала прекрасно. Блеяние стало чаще и активней, в рыкании Граева появились поощряющие нотки.

Минут через пятнадцать дверь распахнулась, вылетел Метцель, прижимающий обе ладони к лицу – из-под пальцев капало красным. Высунулся Граев, обвел свирепым взглядом сжавшихся на стульях жертв и уволок в кабинет ближайшую. Один из ребят Воронина увел в другую дверь Сережу.

Демонстрировал окровавленный кулак заговорщикам Граев недолго – театральная красная краска от крови вблизи и при дневном свете все же отличается. Ладно, клиенты в панике, не разберут ничего – зато, если кто и дернется жаловаться (практически невероятно, но чем черт не шутит) – ни одно освидетельствование физического ущерба не обнаружит.

Граев усмехнулся и начал работать.

3

Менеджеры ломались и крошились, как чипсы в трясущихся руках любителя пива.

Сольную партию вел Граев – метался угловатой тенью по кабинету, нависал над размягченными пребыванием в приемной клиентами и, казалось, готов был повторить методы, только что опробованные на Метцеле. Порой, сбавив обороты, давал понять, что считает очередную жертву отнюдь не главной пружиной в деле, и готов многое спустить на тормозах, – при условии полной откровенности. Однажды даже вызвал из-за двери двух радостно осклабившихся обломов и устало сказал, показывая на упорствующего глупца:

– Забирайте. Но без шума, – и протянул им толстый рулон скотча. Подействовало моментально.

Словом, танец злого волшебника, режиссер-хореограф П. Граев. Когда обвиняемые начинали колоться, но пытались юлить и приуменьшать свои грехи, в дело вступал Слава. Его бритвенно-острые вопросы (никаких эмоций, сухие цифры, даты и факты) действовали на данном этапе ничуть не хуже жесткого прессинга Граева.

Катя и Воронин играли роль статистов. Она – неподвижная, бледная, безмолвная, – всем своим видом демонстрировала, что является ярой противницей силовых методов, но других способов разговора со столь низкими и гнусно ее предавшими людьми не видит.

Воронин же – хоть он делал грозное лицо и задавал порой нелицеприятные вопросы – Воронин, как Граеву показалось, происходящим спектаклем несколько забавлялся. Действительно, такая метаморфоза – превращение лощеных и самоуверенных бизнес-мальчиков в обделавшиеся ничтожества – могла рассмешить человека с определенным складом характера.

Финал представления был одинаков для каждого из проштрафившихся: писали подробные заявления в милицию о том, как обкрадывали предпринимательницу Колыванову Е. А. И отправлялись в кабинет к ожидавшему нотариусу – оформлять задним числом договор о займе у фирмы со сроком возврата через неделю.

Суммы менеджерам назначали довольно божеские, даже поменьше, чем по прикидкам Славы они нахапали – доводить дело до крайностей и иметь дело с загнанными в угол крысами Граев не хотел…

Последним, пятым (считая Метцеля) номером программы шел Вадик Раевский – заместитель и даже в свое время друг Колыванова, уже примерявший зад к креслу генерального директора. Этот держался не дольше остальных, хотя и был постарше и поопытнее. Но когда его собственноручное рукописное покаяние завершилось, Катя сказала бесцветным голосом:

– Отпустите его… Пусть идет. Не надо мне этих денег. Все равно ему счастья от них не будет… Те-то ладно… А его Михаил другом считал…

Не верящий такому счастью Раевский метнулся к двери, не прощаясь. Граев обменялся с Катей взглядами, кивнул ей утвердительно и выскользнул следом. Догнал главного интригана в коридоре, ухватил за плечо, развернул, притиснул к стенке. И тут же с коротким замахом вмазал левой в солнечное сплетение.

– Эт-то она тебя отпустила, – прошипел разъяренной гадюкой в лицо задыхающегося Вадика, – я тебя, сука, не отпускал! Признание твое у меня, свидетелей полный мешок – пойдешь на нары как миленький. А в камере шепнут кому надо. И чтобы оттуда ты живым вышел, у тебя возьмут всё. Так что делись – через три дня принесешь семьдесят тонн. Зелени. Сюда. Лично мне. И не пой песни, что не собрать! У тебя-то, паскуда, лежат наготове. На выкуп фирмы приготовленные.

К Раевскому вернулось дыхание и он невнятно попытался сослаться на Катю. И заработал второй удар – еще сильнее.

– Заткнись! И делай, что говорят! А вздумаешь к кому бежать или какие кренделя выкручивать – подумай сначала. Хорошо подумай. Про семью. Про жизнь. Про здоровье. Про деньги. Что из всего этого тебе дороже. Меня ты под вымогательство не подведешь – все фокусы наизусть знаю, сам вязал на таком пачками. А тебе – конец. Пшел вон, мудак!

Отлично. Граев покосился на ближайшую стенную панель, под которой минувшей ночью, пока Слава рылся в бумагах, обнаружил жучка. Отлично. Пускай те, кто вдруг заинтересовался происходящим в ЗАО «Орион-Трейд», успокоятся: старину Граева интересуют деньги и только деньги, за которые он готов и подхалтурить за спиной хозяйки, – а на всё остальное ему наплевать, благо дело Колыванова закрыто…

4

– Ну и методы у тебя, Павел… – сказала Катя.

– Вполне действенные, – проворчал Граев.

Финал совещания он проводил с Ворониным и Катей. Слава Астахов, утомленный бессонной ночью и выматывающим днем, давно отправился отсыпаться. Да и Граев был не в лучшей своей форме – тридцать пять часов на ногах.

– Что с остальными делать, решайте сами. Тут всё есть. – Граев хлопнул левой ладонью по пачечке излияний. – Я думаю, даже те, кто просто знал про их гешефты, но молчал – заработают лучше. Если припугнуть чуточку. На Раевского я надавил персонально, как договаривались. Дальше твоя забота, Дима, – если он завязан на кого-то в стороне, если куда-то дернется – мы должны знать… Ну вроде все, пойду, – упаду и усну…

Он поплелся к дверям походкой не до конца воскресшего зомби. Вспомнил, обернулся:

– Да, кстати… Дима, поищи внепланово жучков, клопов и прочих насекомых. Эти мазурики график твоих проверок знали, могли убирать и снова ставить…

1

Одно из подразделений Всероссийского института растениеводства притаилось на тихой улочке Петроградской стороны.

Именно здесь, в лаборатории генетического анализа, работала Полина Костикова, та самая обиженная Колывановым (точнее, в его интересах) женщина…

Теперь не работает – погибла под колесами скрывшегося с места происшествия автомобиля. Ровно через месяц после трагедии в Редком Кузьмине. В случайность такого совпадения Граев не поверил.

Оказалась она не старушкой, как представлялось после разговора с Мишей – всего сорок пять лет. Подробностей последних недель ее жизни Граев узнать пока не смог – одинокая, бездетная, нелюдимая, с соседями по новому жилью лаборантка почти не общалась. Можно было попытаться разыскать ее старых соседей, наверняка знавших о ней гораздо больше, – но те разъехались по купленным на разных окраинах квартирам, да и сведения их не отличались свежестью. Граев решил поговорить с сослуживцами Костиковой…

Охраняли генетиков-растениеводов на совесть, и не бабульки с раритетными наганами, как того ожидал Граев.

Немигающий глазок телекамеры долго лицезрел бейкерстритовское удостоверение. Затем замок в деревянной двери автоматически щелкнул. Граев прошел в обширный тамбур – впереди высилась другая дверь, металлическая, на вид несокрушимо-броневая, готовая поддаться лишь заряду взрывчатки, да и то не каждому. Турникет и вахта, если таковые и существовали, находились за этой фортецией…

В тамбуре Граева встретили. Из третьей, неприметно затаившейся в углу двери выскользнул охранник в камуфляже и вопросительно посмотрел на него. Граев снова продемонстрировал удостоверение и спросил, как можно пообщаться с коллегами Костиковой.

– Никак не возможно. Не положено. Объект режимный, посторонние не допускаются. Только по спецразрешению директора института, но вам он его не выдаст. Разговаривайте с сотрудниками у них дома, после работы.

– Могу я хотя бы позвонить по местному телефону? Договориться о встрече?

– Нет. Совсем недавно приказ до личного состава доводили – никаких контактов.

Затем охранник немного смягчился и объяснил факт такой беспрецедентной закрытости объекта, с ядерным оружием вроде бы не связанного. Причем тон и лексика его резко изменились:

– Тут ведь, братила, тайна не военная, коммерческая. Врубись: за какую-нибудь там фасоль с генами лягушки буржуины лимоны баксов отбашлять могут. Лимоны! Баксов!! За такие бабки тут вокруг танковый полк, в натуре, поставить можно! А то им, гадам забугорным, стырить всяко проще, чем честно башлей отслюнить… Ан хрен… Ну ладно, братан, бывай, забазарился я тут с тобой…

В продолжении разговора Граев хорошо рассмотрел его. На вид нет и тридцати; короткой стрижкой и манерой выражаться страж броневой двери пытался походить на недалекого мафиозного братка – но глаза поблескивали слишком умно.

Вся его якобы случайная тирада о фасоли с лягушачьими генами наверняка сочинена и отрепетирована заранее. Легкая издевка в глубине глаз словно говорила: ну да, я вру; ну да, ты это понимаешь; ну и что? Будешь прошибать лбом броневую дверь? Серьезная контора чувствовалась за парнем – такая серьезная, что пройдет по детективному агентству «Бейкер-стрит» и не заметит, что к подошве что-то прилипло…

Граев обратил внимание на эмблему на правом рукаве камуфляжа – эмблему в форме дельтоида, обращенного тупым углом вниз. На фоне вписанного в дельтоид пылающего костра скрещивались два кривых клинка и надпись под ними: «Охрана». Среди множества нынешних эмблем Граев такой никогда не видел – и все-таки она о чем-то ему напомнила – о чем-то виденном недавно, но показавшемся неважным, малозначительным…

Выйдя на улицу, Граев задумался. Подстерегать сотрудников у выхода и начинать разговоры о Костиковой не стоило – наверняка проинструктированы о подобных подходах. Да и не похоже, что здесь их выпускают, не приспособлена бронированная дверь для массового входа-выхода. Наверняка распахнутся неприметные ворота без вывески и служебный автобус-развозка с зашторенными окнами повезет по домам сотрудников.

У Граева мелькнула мысль, что визит сюда стал ошибкой. Стоило сначала разведать про странную лабораторию. Хотя тут разведаешь, пожалуй… Но препоны в получении информации – тоже информация. И узнал он даже больше, чем хотел.

2

Интересная получается картина.

Менеджеры, похоже, с убийствами и с исчезновением Колыванова не связаны. Просто воспользовались благоприятной ситуацией, чтобы набить карманы…

Но негаданно возник совсем другой мотив: месть.

Месть выжитой из своей квартиры женщины. Женщины, работавшей в засекреченной донельзя лаборатории – с растениеводством, надо понимать, связанной более чем косвенно. Лаборантки, имевшей возможность утащить с работы какую-нибудь опасную химию…

Редкий яд, например.

Отравление? Если и так, то не до конца успешное. Колыванов выжил, и…

Граев понял. Или ему показалось, что понял, где провел предприниматель долгие месяцы. Там, в лже-ВИРе. За толстенной броневой дверью…

Тогда все срастается. Костикова выносит из лаборатории отраву – возможно, что-то экспериментальное, засекреченное – травит Колыванова. Кража вскрывается, и лаборантку устраняют не вызывающим излишних подозрений способом. Колыванова же изолируют, дабы не выплыла правда о тамошних забавах. Выпавшие волосы и прочие изменения в организме – последствия отравления.

Однако: какой смысл столько держать человека взаперти, чтобы потом пристрелить его? И безалаберно бросить тело – вскрывайте, исследуйте, делайте выводы…

Ладно, допустим: Колыванов оттуда сбежал, и…

Граев вспомнил бронедверь, охранника, глазок камеры… Да-а… Сбежал, значит. И понесся голышом на дачу, в Александровскую. А какой-нибудь борец за нравственность пресек нудистскую выходку. Из дробовика, серебряным припоем… Браво, Граев! Ты сегодня в ударе…

И еще: с отравлением лаборантка вяжется хорошо – но только с ним. Представить ее стреляющей из ружья в голову, а уж тем более терзающей мальчика огромными щипцами, Граев не мог.

Опять тупик. В лучшем случае приоткрылся еще один уголочек тайны…

Марин должен уже закончить свои анализы, хотя толку от них… Точное название яда Граева не заботило. Но результаты у доктора взять стоит.

Да, кстати… Марина интересовали нападения неустановленных собак… Надо забрать из «Ориона» пришедшие на факс сообщения и отдать ему. Пусть великовозрастное дитя потешится…

3

В ответы на свои неформальные запросы Граев не заглядывал. Некогда было. Тем более что запрашивал старых знакомых исключительно по настоянию Марина.

Сегодня время нашлось – бегло просмотрел пачку накопившихся за три дня посланий. Помрачнел. Стал изучать самым внимательным образом – с карандашом и крупномасштабной картой…

Сообщенные факты Граева потрясли.

Лето прошлого года: в окрестностях Красного Села неустановленной собакой разорван и частично съеден школьник пятнадцати лет. Расследование ничего не дало. Тем же летом аналогичный случай с женщиной в Тайцах. Сосед, враждовавший с мужем убитой и владевший огромной собакой (московской сторожевой), просидел несколько месяцев под следствием в Крестах – и выпущен за отсутствием доказательств. Несколько случаев с растерзанным скотом в разных районах.

Осень: в сентябре пожилой рыбак на Ижоре. Официальная версия – умер от сердечного приступа, труп обглодан бродячими собаками. Опять нападения на скот. В ноябре растерзан пьяный на окраине Пушкина. Предположительно, отмороженная молодежь затравила пьянчугу собаками. Тогда же в подвале заброшенного дома в Тярлево найден почти полностью очищенный от мяса скелет (свежий, не старше двух месяцев) – похоже, доглодали его крысы, но на костях следы крупных зубов. Случаев со скотом несколько меньше.

Зима: В декабре форменное буйство волков в Ломоносовском районе. Пять человек, скота больше, чем за все предыдущие месяцы. Первый выживший, который почти ничего не смог рассказать: что-то огромное, мохнатое набросилось в темноте, дальше ничего не помнит. Впервые на происходящее обратила внимание пресса – газеты на разные лады подняли вой о грозящем Питеру волчьем нашествии. Поползли панические слухи о виденных на юго-западных окраинах города волках. Проведены несколько больших облав силами милиции, МЧС, егерей и десятков добровольцев из охотников. Убили один выводок волков и два десятка одичавших собак и волчьих метисов; к концу декабря нападения прекратились.

(Пули! Черт побери! Непонятно откуда появившиеся старые пулевые отметины на теле Колыванова! Похоже, в облаву угодили не только волки с собаками…)

Весна: Данных нет. Что, впрочем, ничего не значит. Не из всех мест Граев сумел получить информацию; многие жертвы могли давно числиться как пропавшие без вести. Что подтверждал последний, этого лета, случай. На окраине Павловска, в руинах, известных как замок Бип, а также как Шведская крепость, вездесущие мальчишки отыскали части четырех скелетов.

Останки нашлись в почти полностью засыпанном каземате, в самом дальнем углу, куда только ползком и можно было добраться. Обглоданы дочиста, выжран даже костный мозг. Лежали с зимы, судя по остаткам зимней одежды. Версия следствия: сдуру или спьяну забрались, вызвали обвал, не смогли вылезти и замерзли. По весне, когда осыпавшаяся земля оттаяла и просела – добрались и поработали клыками все те же бродячие шавки.

Во Всеволожском районе – далеком, отделенном от места действия городом, Невой и Финским заливом (Граев использовал его в качестве контрольной территории) – схожих случаев за год не было. Ни одного.

Вот так. На самом деле цифры больше. Гораздо больше – если учесть, что информация пришла лишь из четверти отделов милиции, расположенных на заинтересовавшей Марина территории.

Похоже, зубные протезисты к загадочным челюстям никакого отношения не имели…

Факты складывались в картину, которую мозг отказывался принимать. Твердокаменный реалист Граев пытался расставить их по-всякому, чтобы обойти дикое предположение: трансформацию нормального человека в зверя, одержимого манией убийства, – и не просто сдвиг в мозгу, а полное физическое превращение тела…

Но факты, как известно, вещь упрямая… Теперь, когда на горизонте замаячила засекреченная наука, от которой Граев инстинктивно ожидал любой гнусности – только теперь он плюнул на свой рационализм и стал подставлять информацию в предложенную Мариным схему. И, при всем желании, не находил противоречий…

Он понял, где был все эти месяцы Колыванов.

И чем занимался.

1

Марин позвонил сам, на мобильник – говорил взволнованно, предложил немедленно встретиться. Граев сейчас же выехал.

Они опять сидели на лавочке, на этот раз в самом укромном уголке Парка Победы – вокруг ни одного прохожего.

– Знаешь, Петрович, я, наверное, должен извиниться. Прости, не поверил. Ничему не поверил. Трудно верить в бабушкины сказки на тридцать девятом году жизни. Но тут такое всплыло… Здесь не сказки, здесь, мать ее, наука… Лягушек они растят. С генами фасоли. Или людей с генами волка. Наверняка суперсолдат, бля…

Похоже, Марин не слышал ни одного слова из предназначенных для него извинений.

– Они забрали все образцы, – тусклым голосом сказал он, когда Граев сделал паузу.

– Кто – они?

– Не знаю. Меня на следующий день после нашего разговора отправили для консультации в Лодейное Поле – якобы важнейшее дело. Оказалось – ерунда, любой мальчишка-практикант справится… Но проездил туда-обратно три дня. Вернулся – сейф вскрыт, все исчезло: все пробы, образцы, все записи и снимки по Колыванову. Абсолютно все!

– Сейф вскрыт криминально? – заинтересовался Граев.

– Какое там! Вполне законно, запасными ключами начальника. Бумага пришла сверху – якобы нашли у Колыванова малоизученную инфекцию. Опасную. Вот все и выгребли…

– Кто нашел? Где? Ты ведь полностью закончил экспертизу в Пушкине…

– Ха! Назначили повторную, дело недолгое… И что самое поразительное, знаешь где ее проводили? Вовек не догадаешься…

– Тоже мне бином Ньютона… – проворчал Граев. – Хочешь, угадаю с первого раза? В институте растениеводства, так?

– Та-а-ак… Слушай, Граев, а ты не телепат часом?

– Интуиция. Значит, ты ничего не успел выяснить?

– Практически ничего. Правда, об одной вещи они не знали – отдал образец ткани мозга знакомому цитологу – без всяких бумаг, чисто на личном уровне. Очень мне его мозг не понравился… даже чисто внешне. У друга работы навалом, быстро не обещал, но через день-другой должны быть результаты… А ты что раскопал?

Граев рассказал о лаборантке, имевшей причины ненавидеть Колыванова; о ее подозрительной смерти; о своем визите в лабораторию, охраняемую с таким тщанием. И о заключении Гольдмана, и об эксгумации Филы.

– Бывает такое… – задумчиво сказал Марин. – В какой– нибудь невинной на вид конторе отдел или лаборатория за семью печатями – и порой даже директор не знает, что там на самом деле творится… Значит, думаешь, там готовят сверхсолдат? Вервольфов? Ночных оборотней?

– Скорее уж готовили… Сейчас такие ни к чему вроде. И без них просрали все, что можно. И до конца дело не довели – ну никак не похож был Колыванов на ночного супервоина… Так, обезумевшее животное… Я ведь тебе еще про его подвиги не рассказал.

И Граев выдал доктору сводку, составленную им по разрозненным сообщениям с мест. Потом показал карту-двухверстку – все места нападений соединялись тонкими линиями. И самая густая их паутина пересекалась в районе Александровской. Поселка, в котором были убиты Саша и Горянин; в котором бесследно исчез Колыванов; в окрестностях которого нашли его труп.

Но после мая прошлого года в центре паутины жертв не обнаруживали.

– Типично волчья тактика… – сказал Марин, знавший толк в охоте. – Известен случай, когда логово отыскали всего в четырехстах метрах от деревни. И ни одной собаки или телушки волки там не тронули – разбойничали в отдалении.

– Я не понимаю одного. Не все же, проводившие расследования, такие козлы, как Зуев. И уж наверное могли проверить, человеческие или собачьи зубы отпечатались на жертвах…

Доктор задумался, теребя мочку уха.

– Тут может быть только один вариант, – сказал он наконец. – Мутация шла не сразу, в несколько этапов. И началось все с психики. Мальчика загрыз хищник почти с человеческими челюстями, немного удлинившимися – кости не могут меняться так же быстро, как происходят процессы в мозгу… Физические изменения наступили позже. А серебро выступило как антидот, дало старт обратному процессу – лавинообразному и смертельному… И, как я понимаю, поначалу у него были моменты ремиссии…

– Один-то момент точно. Очухался, увидел дело своих рук (в смысле зубов) и подумал на собаку Горянина. И пристрелил ее вместе с хозяином…

Они замолчали. Граев сам все разложил по полочкам, так что каждый факт встал на свое место – и все равно не верил до конца в безумное объяснение безумных событий. Не мог поверить. Хотел найти последнее, самое веское и не известное раньше доказательство.

– Как такое могло произойти? – спросил он доктора. – Что наука думает? Нечто вроде генетически измененных продуктов, про которые все уши прожужжали? Фасоль с геном лягушки?

– Не похоже… Фасоль, даже с геном лягушки, по болоту скакать не сможет. Тут что-то другое… Не знаю, даже боюсь гадать. Кто-то и когда-то поставил перед собой тот же вопрос, что и я: почему предания всех народов кишат историями про оборотней, боящихся серебра? И это «кто-то» отдал приказ искать реальную первооснову. А кто-то другой нашел ответ и способ сделать стихийную мутацию управляемой… Ну, почти управляемой… Слушай, а ведь это никакой не способ лепить неуязвимых солдат. Это же оружие массового поражения! Представь достаточное количество активатора мутации… ну, скажем, на водонасосной станции Нью-Йорка! Через месяц город обезлюдеет. Просто, со вкусом, экологически чисто – потенциальный противник жрет сам себя – и никаких концов!

Они помолчали, представив апокалиптическую картину, причем печальная судьба нью-йоркцев Граева не взволновала.

– И что теперь нам делать, Граев?

– Тебе – ничего. Сделай вид, что поверил истории с редкой инфекцией. Концы они зачистили вполне грамотно, если не будешь поднимать волну, то все обойдется. А я попробую немного поработать с имеющимися в наличии фактами – без шума, пыли и общественной огласки. Исключительно в интересах вдовы… оборотня.

– Ну уж нет! – вскипел Марин. – Не выйдет! Чтобы всё смогло повториться? Чтобы моих внуков когда-нибудь сожрали? Еще не все потеряно, если выцарапать у них труп… Ну что ты кривишься? Сам знаю, что, скорее всего, уже сожгли и пепел размешали… Но остался же один образец – какое-никакое, а доказательство. Да и пройти по их следам не мешает. Ни одна лаборатория, хоть она семь раз секретная, не может работать в полном отрыве от научного мира: пользуются открытыми источниками, да и наружу пробивается кое-что: обрывки технологий, побочные несекретные результаты исследований… Засяду в библиотеке – кого удивит, что старый Марин сел наконец за докторскую? Просмотрю все материалы, исходившие из ВИРа лет за двадцать. Да и в других пороюсь – могли ведь и не сразу засекретить, пока не поняли, с чем столкнулись. Когда знаешь, что искать – ищется легче. Найду что-нибудь – позвоню. Мы должны взять их за глотку, Граев! Обязаны!

Граев подумал, что гораздо проще взять за глотку их с Мариным. Даже не обязательно убирать – записать сегодняшний разговор и подшить в историю болезни. И рассказывай потом в психушке дюжим санитарам о бродившем вокруг города оборотне. Они, санитары, всяких историй наслушались…

– Об одном прошу, Петрович. Никому и нигде ни слова.

– Не бойся, Граев. Пресс-конференцию созывать не стану… Без железных доказательств только хуже будет. Пройдет как утка – потом вообще ничему на эту тему не поверят…

2

…Граев смотрел вслед удаляющемуся доктору и немного ему завидовал. Марину не надо было приходить к вдове и заявлять ей: «Вы уж извините, но ваш муж стал оборотнем, животным, хищником, потерявшим последние остатки человечности. И вашего сына убил он. Зубами. И еще многих убил. И пристреливший его человек сделал доброе дело». Не поверит…

Косвенные факты, пусть и идеально ложащиеся в схему; доказательства, наверняка бесследно канувшие за бронированной дверью лаборатории; эмоциональные выкладки Марина, – мало, слишком мало, чтобы убедить любящую женщину. Больше года она не верила, что ее муж – убийца… Не поверит и теперь. Ладно, найдем ей доказательства… Граев понял, как и почему убили тварь, когда-то бывшую Колывановым.

Оставалось узнать – кто.

Смущало быстрое и решительное устранение Костиковой.

Надо понимать, убрали ее сразу, как поняли, во что превратился экс-бизнесмен, и установили, какую роль тут сыграла лаборантка. Убрали те, кому проблема давно и хорошо знакома. И тут же начали охоту на Колыванова.

Но серьезные конторы уже не те, что прежде, и такая торопливая и безжалостная рубка хвостов для нашего времени никак не характерна… Самодеятельность низов?

И еще: эти люди уж смогли бы изыскать возможность и отлить настоящие серебряные пули к боевому оружию, а не заряжать дробовик тем дурацким припоем…

Похоже, Граев, ты опять пытаешься втиснуть один икс в две разных формулы…