Текст книги "Зеркало судьбы"

– Ох, мать твою, – вырвалось у Ильи.

Весь пол прихожей был залит маслом. Там и сям валялись самодельные ловушки: крупные осколки стекла, воткнутые в воск.

Ванесса застыла на пороге кухни – бледная, босая, в ночной рубашке. С кухонным ножом в руке.

– Илюша, он там был! Там, снаружи! – её била дрожь. – За окном! Стоял и смотрел на меня. И улыбался. Я позвонила в полицию, но… Рёссель вернулся. Пришёл за нами. С того света пришёл… Господи. Ну почему ты, даже ты мне не веришь?

Она разрыдалась. Нож выпал из разжавшихся пальцев.

– Да потому, что он сдох! – рявкнул Илья, сдерживаясь из последних сил. – Потому что я его убил, этими вот руками убил, вот почему!

В виски впилась острая боль.

Он ведь любил её. Действительно любил. Старался, как мог, спасти её от себя самой.

– Тебе нужна помощь, – сказал он, осознавая необратимость собственных слов. – Помощь профессионалов. Тех, кто знает, что со всем этим делать. Я – уже не знаю. Извини.

6

Она ни слова не сказала в приёмном покое психиатрической больницы, пока оформляли документы, – только поблагодарила кастеляншу за выданное бельё. Словно пытаясь вылечить эту мрачную тишину, парнишка-администратор щебетал за троих:

– Не волнуйтесь, Илья Александрович, у нас лучшие врачи! Настоящие, дипломированные, никаких самоучек. Доктор Рихтер с посттравматикой работает на ура, всех на ноги ставит…

– Вы, милая, проходите, – шепнула Ванессе кастелянша, бросив на Илью укоризненный, до костей прожигающий взгляд. – Третья палата, вон там, за углом.

Но он ведь сделал всё, что мог! Весь день мотался по старым знакомым, умудрился выбить место в частной клинике. И вообще, это действительно ради неё! Сейчас она не понимает, но потом, после курса лечения…

Да что там. Не простит.

– Мне хотелось бы поговорить с лечащим врачом, – повернулся Илья к администратору. – Тут, понимаете, особый случай. Очень важно знать предысторию расстройства…

– Доктор Рихтер сейчас на планёрке. Придётся подождать.

– Как долго?

– Может, час, – не слишком уверенно сказал парнишка. – Или два.

Что ж, день и так был потерян. Рамиро, наверное, рвёт и мечет, так и не дождавшись Ильи в участке; нашёл ли Драган что-то стоящее внимания – неизвестно…

Илья расположился на продавленном диванчике для посетителей. На журнальном столике лежал ворох старых газет, увенчанный журналом мод за январь и крикливо-яркой брошюркой из Центра регистрации.

На обложке брошюрки понурый серый человечек стоял перед зданием ратуши. Со всех сторон на беднягу наплывали крупные буквы:

«Город разочаровал Вас?

Вы думаете, что всё было напрасно? Сожалеете о своём решении?

Не отчаивайтесь! Эксперимент предоставляет каждому из нас удивительные возможности!»

– Да уж, – скривился Илья, переворачивая страницу. И остолбенел. С разворота брошюры на него смотрели знакомые лица.

«В тот майский день меня и моих учеников взяли в заложники – попустительство политиков сделало это возможным. Тогда я, простой учитель математики, не мог ничего изменить. Именно это было самым страшным – ощущение бессилия. Здесь же, в Городе, мы властны над историей. Мы сами её творим. Теперь я, властелин своей судьбы, смотрю в будущее без боязни. Мы сделаем этот мир лучше. Вместе с тобой, мой друг. – Готье Лебёф, 43 года, общественный деятель»

«В своё время я совершил много ошибок: бросил учёбу, связался с дурной компанией. Наставник спас меня не только от тюрьмы, но и от гораздо худшего: от бессмысленной растраты жизни. Здесь я чувствую себя нужным. Мои знания приносят реальную пользу жителям Города. Эксперимент открыл мне глаза на самого себя. Иногда начать сначала – можно и нужно! – Карло ди Пьетро, 27 лет, исследователь»

«Вернуться? Нет, спасибо! Там я была никем. Официанткой в кафе для дальнобойщиков…»

– Чёрт, – выдохнул Илья, переворачивая страницу и глядя на подпись под последней из историй.

* * *

– Мне срочно нужно сделать звонок. В полицию.

Видно, что-то такое было в его голосе, что администратор только кивнул и посторонился, пропуская Илью за стойку.

– Илья, какого хрена? – возмущённо начал Рамиро. – Куда ты пропал? Я к тебе по-хорошему, по старой памяти, а ты…

– Анита Форсберг, модельер. 36 лет.

– Это ещё кто?

– Следующая жертва. Узнай её адрес, срочно. Хватай лучших ребят – и выезжайте. Даже если сейчас у неё всё в порядке – надо приставить к дому охрану. Я подъеду и всё объясню – и вам, и ей. А сейчас – просто сделай, как я прошу.

– Хорошо, – произнёс Рамиро после недолгого молчания. – Но что я ей скажу?

– Да просто объясни ей, насколько всё серьёзно! Расскажи, что этого урода не останавливают ни замки, ни свидетели. Покажи фотографии, дай почитать показания той же любовницы Лебёфа – чтобы Форсберг поняла, с кем мы имеем дело.

– Так, постой. А откуда ты знаешь про Лидию Лисс?

– Ну, из газет…

– Да там ни слова о ней не было! – понизил голос Рамиро. – Она же замужем! Да, она нас вызвала, согласилась сотрудничать – но всё это только на условиях конфиденциальности! Так что, Илья, по-хорошему скажи: от кого ты о ней узнал?

От Драгана. От мальчишки, который так живо интересуется этим делом.

От улыбчивого парня из Центра регистрации, которому откроют в любое время дня и ночи – стоит ему предъявить удостоверение.

– И ещё, – проговорил Илья. – Надо объявить в розыск одного человека…

7

По иронии судьбы, девушка жила в двух шагах от клиники. Если бы только злосчастная брошюра попалась ему в руки на пару часов раньше!

Илья стиснул зубы, глядя на распахнутую настежь дверь дома Аниты – и на колымагу Драгана, небрежно припаркованную у крыльца. Опоздал.

На секунду в душе всколыхнулась безумная надежда: а что, если девушка ещё жива? С Ванессой же получилось? Вдруг и на этот раз…

Рамиро просил дождаться ребят из участка. Не лезть на рожон. Разумная просьба. Но, чёрт возьми, этот урод всё ещё там!

Их всех зарезали. Раз так, у Драгана может и не быть с собой огнестрела. Значит, шансы есть.

Илья поудобнее перехватил рукоять выкидного ножа – единственного оружия, которое у него с собой было; мелочь, но хоть что-то…

Анита ничком лежала на полу гостиной. Драган склонился над ней, рассеянно перебирая пальцами слипшиеся от крови русые волосы.

– Что ты наделал? – севшим голосом проговорил Илья. – Ты хоть сам-то понимаешь?

– Опоздал, – регистратор дико усмехнулся. – Нет, ты представляешь? На пять минут опоздал. Она тёплая ещё. Тёплая. Вот потрогай…

В последнем взгляде Драгана не было ни испуга, ни раскаяния – лишь бесконечное удивление.

* * *

В участке пришлось задержаться до утра. Впрочем, теперь спешить уже точно было некуда.

– И всё-таки не пойму: что ему от тебя-то было надо, этому психу? – спросил Рамиро напоследок. – То есть, он к тебе прицепился, чтобы расследование под контролем держать?

– Похоже на то.

– Да уж, – Рамиро покачал головой. – Повезло. Мы бы сами на него и за полгода не вышли. Ты фоторобот видел? Вообще не похож на Драгана этого, разве что цвет волос…

– Покажи, – попросил Илья. Хотя какая теперь разница-то? Драган на том свете, как и его кумир…

– Ну, как скажешь, – Рамиро протянул ему папку.

Илья вздрогнул: с рисунка на него смотрел Рёссель.

– Обескураживает, да? Шеф на этого шутника-художника так орал – с третьего этажа было слышно. Кстати, насчёт шефа. Мы тут поговорили… в общем, хватит тебе дурью маяться. Ну какой из тебя охранник? Возвращайся в полицию, а? Нет, я знаю: ты Нессе обещал. Но может, вы как-то договоритесь?

* * *

Возвращаться в пустую квартиру не хотелось – но надо было подготовиться к беседе с бывшим, а может, и будущим начальником.

Просроченное полицейское удостоверение вместе со стареньким кольтом должно было храниться в обувной коробке на антресолях. Вот уже лет восемь Илья в неё и не заглядывал – не хотел бередить прошлое. Кто же знал, что оно само влезет в его жизнь?

Он сразу понял: с коробкой что-то не так. Пыли на ней оказалось куда меньше, чем должно было скопиться за все эти годы, да и весила она подозрительно мало.

Илья отшвырнул крышку – и выругался, глядя на подшивку старых журналов.

Может, Ванесса перепрятала пистолет? Но зачем, чёрт возьми? И куда?

Зазвонил телефон – требовательно, настойчиво. Ну кого это чёрт дёрнул звонить в пять утра?

Наяву он слышал этот голос только один раз, пятнадцать лет назад. Но узнал сразу же.

– Приезжай, Илюша, – сказал Рёссель. – Ванессе тут без тебя очень-очень грустно.

8

Впоследствии он даже не мог вспомнить, как добрался до клиники – будто кто-то милосердный взял и стёр из памяти эти несколько часов. Просто постепенно сквозь ту тьму, в которую он провалился, услышав голос Рёсселя, стало проявляться хоть что-то осязаемое: выщербленные больничные ступеньки, пятная крови на паркете… С неинтересными жертвами маньяк не церемонился: сотрудников клиники просто перестреляли, как скот.

* * *

– Где ты, мразь? – прохрипел Илья. Воздух, тягучий и плотный, как расплавленное стекло, еле проникал в лёгкие сквозь сведённое судорогой горло.

– Мы здесь, Илюша, – раздалось из-за приоткрытой двери ординаторской. – Только я бы на твоём месте придержал язык.

Илья пробежал через приёмный покой. Рванул дверь на себя.

Сердце бешено заколотилось. Жива, слава богу.

Ванесса забилась в угол, спрятав лицо в ладонях. Рёссель развалился в кресле главного врача, поигрывая револьвером.

– Что, не поверил жене? А зря, Илюша, зря. Иногда самое простое объяснение и есть самое правильное.

– Да как это вообще возможно? – заорал он. – Ты же сдох! Я же тебя убил!

Ванесса, всхлипнув, часто задышала – и метафизика как-то сразу отошла на второй план. Кем бы или чем бы ни была эта тварь, принявшая обличье дохлого маньяка, сейчас нужно было спасать Нессу.

– Я извинился, – улыбнулся Рёссель. – Сказал, что очень-очень сожалею, что мне нужен второй шанс. И знаешь, прокатило!

– Не верю.

Полшага, нет, треть шага вперёд, навстречу замечательному остроконечному пресс-папье на краю стола. Медленно, по чуть-чуть – чтобы он ни о чём не догадался.

– Со своим Наставником каждый может договориться, – Рёссель потянулся за кофейной кружкой. – Ты до сих пор не понял? Они такие понимающие, такие нетребовательные – точь-в-точь как наша совесть, да?

– Чушь! – чёрт, фальшиво вышло. Но податься вперёд удалось почти естественно.

– Скучный ты, Илюша, – глухо усмехнулся он. – И о главной тайне Эксперимента тоже не спросишь? Хотя что о ней спрашивать – вот он я. Как видишь, для нас смерть в Городе – не конец. Она лишь отшвыривает нас обратно в точку вербовки. Вот так всё просто и грустно, правда? То есть, скажем, если бы ты тогда мне не помешал – моя замечательная Ванесса всего лишь вернулась бы в Нант к своему кухонному боксёру. Видишь? Совсем и не страшно.

Дыхание Ванессы стало прерывистым и тяжёлым. Руки бессильно взметнулись к горлу. Минутку. Потерпи ещё минутку.

– И что, ты всё это затеял, чтобы мне отомстить? – выкрикнул Илья.

– Фу, как пошло, – поморщился маньяк. – Нет уж. Твоим старым полицейским удостоверением я, признаться, воспользовался – надо же было как-то объяснять людям, почему они должны мне дверь открыть? Но это же такие мелочи. Я мыслю более глобально. Эксперимент затянулся, ты не находишь? Вам самим тут от себя не тошно, господа эскаписты? Я и в первый-то раз заскучал… Кстати, Илюша, ты к этой штуке подбираешься?

Отшвырнув кружку – цепочка брызг протянулась по бирюзовому ковру – Рёссель подтащил к себе пресс-папье и подмигнул Илье.

– В общем, я решил, что самый верный способ взорвать этот дурной мирок – открыть вам глаза на природу вещей. Вы же сами друг друга сожрёте, как пауки в банке, стоит вам узнать, что всё дозволено. Но сам подумай: кто бы поверил мне одному? Ну выйду я на площадь Гейгера. Начну орать, что вернулся. Да такие скептики недоделанные, как ты, меня бы в два счёта в дом скорби определили! А вот десяток гостей с того света – это уже аргумент повесомее… Несси, ну что ты? – скривился Рёссель. – Тебе совсем плохо? Астма? Некстати-то как… Так уж и быть, возьми ингалятор. Он ведь в той сумочке, да? Только без фокусов.

Ванесса зашарила руками по паркету. Сумка с вещами, которую она привезла в клинику из дома, лежала на столике у входа. Илья бросился к ней.

– Стоять! – прикрикнул Рёссель. – Она сама. А пока наша храбрая Несси борется с недугом, поболтаем с тобой. Ты главное-то понял? Почему я выбрал именно этих людей?

– Ты выбирал тех, кто, по-твоему, не сможет не вернуться, – тихо сказал Илья. – Тех, у кого в Городе осталось что-то незаменимое, то, чего им в той жизни недодали – дети, власть, успех. Но ты облажался. По полной облажался. Видишь, никому оно сто лет не надо – по новой лезть в Эксперимент. Только таким психам, как ты.

– Где-то они да есть, – Рёссель покачал головой. – Где-то в Городе, я имею в виду. Нет, Илюша. Эти бы – вернулись. Я-то в людях разбираюсь, это ты у нас дурачок. Несси тебе помочь хотела, предупредить – а ты её в благодарность в дурдом сдал. Самому-то не совестно?

Ванесса наконец дотянулась до сумочки – и дрожащими пальцами пыталась справиться с застёжкой-молнией, ловя ртом воздух. В приёмной трезвонил телефон. Осколки кружки поблёскивали на паркете, отражая свет электрических ламп.

Илья бы сейчас отдал всё на свете, чтобы суметь добраться до одного из этих осколков и полоснуть себя по горлу – лишь бы прекратить всё это, отказаться от мира, где возможно существование Рёсселя, собственное унизительное бессилие…

– Кстати, мы тут с Несси радио слушали, – ухмыльнулся Рёссель. – Говорят, ты мальчика какого-то зарезал? От тебя я такого не ожидал, признаюсь. И как тебе? Понравилось? Скажи, есть в этом что-то…

Грохнул выстрел.

Ванесса медленно поднялась, держа в руке пистолет. Тот самый, из коробки. Подошла к Рёсселю. Заглянула в развороченную выстрелом рожу. И улыбнулась. В первый раз за пятнадцать лет.

Илья смотрел на неё – и не узнавал. Такая же, как он привёз её вчера – невысокая, сутулая, с небрежно собранными полуседыми волосами, в домашнем халате, – и всё-таки другая. Будто выстрел вытравил вечный испуг, намертво впаянный во взгляд голубых глаз.

– Прости, – через силу проговорил он. – Несса, прости. Но ты же понимаешь, как сложно было в это поверить?..

– Понимаю, – кивнула она.

И ушла. Как-то вдруг растворилась в сером тумане, залившем двор – словно и не было ни её самой, ни пятнадцати лет вместе.

9

Где-то наверху хлопнула форточка. Из окна полился поток визгливой бабской брани, ввинчиваясь в охваченный сонным отупением мозг:

– Нет, да ты посмотри! Опять он тут сидит, гад! Нажрался и сидит! Иди отсюда, алкаш сраный, сколько можно здесь ошиваться?

Илья зачем-то заглянул в давно опустевшую бутылку. С неожиданной злостью отшвырнул её в придорожные кусты, выругался и привалился спиной к холодной стальной двери подъезда.

Он ждал здесь уже три дня. С самого начала ему было ясно, что шансов мало – и всё же уверенность в том, что Драган вернётся и поможет поставить точку в этом безумии, упрямо не желала угасать.

Как полиция объяснила бойню в клинике? Узнал ли кто-то в одном из трупов маньяка, убитого пятнадцать лет назад? Видимо, нет. В газетах, по крайней мере, была тишина. Недобрая такая, нехорошая тишина – как перед грозой.

– …плохо тебе, значит, раз пьёшь, не просыхая? – продолжала надрываться тётка. – А мне – хорошо? А кому здесь вообще хорошо, паскуда ты этакая?

Илья закрыл глаза.

А когда открыл, чистильщики уже стояли перед ним. Их было трое – два парня и девчонка. На рукавах алели повязки – как у дежурных по школе; господи, да как же давно всё это было, главное – забылось, а вот такая ерунда никчёмная почему-то помнится…

– Новичок? – презрительно спросил главный. – Что, проблемы с адаптацией?

– Старичок, – в тон ему ответил Илья.

– Хорош заливать, – чистильщик сдвинул белёсые брови. – Я таких за версту чую. Что, дома не сиделось? Думал, тут тебе рады? А, ну конечно: Наставник так сказал. А подъезд, который ты заблевал, тоже Наставник убирать будет?

– Олаф, ну что ж ты так грубо? – усмехнулась девчонка. – Мы должны помочь. Оказать содействие участнику Эксперимента, так же в методичках написано?

Вонь квашеной капусты и собственного немытого тела, самодовольные ухмылки молодняка, тусклый жёлтый свет фонаря, грязь, бесконечная грязь – всего этого как-то враз стало слишком много.

– Что рожу кривишь? В глаза смотри, сука, когда с тобой разговаривают! – визгливо выкрикнул третий.

Надо было ответить им, наверное. Хоть что-то ответить. Но вместо слов к горлу подкатила тошнота – и Илью вырвало прямо на сапоги чистильщика.

* * *

Кто-то тряс его за плечо – осторожно, но настойчиво. Илья попытался разлепить глаза – правый совсем заплыл, левый сквозь мутную дымку видел хоть что-то: бетонный козырёк подъезда, край беззвёздного неба…

Он перевалился набок. Сплюнул кровавую юшку. Попытался приподняться на локте – и захрипел от боли.

– Дурак ты, – сказал Драган негромко. – Ох и дурак. Зачем только было нарываться? Поднимайся, уходить надо. Они же вернутся. Поймут, что недобитых оставлять нельзя – и вернутся. Такие быстро учатся.

Рука Драгана оказалась тёплой, как у живого. Всё не получалось принять ту мысль, что для Города второй шанс – это нормально.

– Рёссель сдох, – промычал Илья. – С ним всё…

– А смысл? – безжизненно усмехнулся Драган. – Смог один раз вернуться – сможет и ещё. Я же его не затем искал, чтобы убить.

– А что бы ты с ним сделал? В клетку посадил? На площади Гейгера?

– Не на площади. Идём.

Сгорбившись, почему-то прихрамывая на левую ногу, он побрёл вниз по улице. Илья поплёлся следом – цепляясь за шершавую стену дома, чувствуя на себе неприязненные взгляды из тёмных окон.

– Ты… – выдохнул он, не в силах подобрать слова. Но Драган, как ни странно, понял.

– Как это – умирать? Не так уж и больно… странно, скорее. Тебя словно вышвыривает куда-то… А, узнаешь ещё. И не извиняйся. Я сам хорош. Надо было тебе сразу всё объяснить.

– Куда ты их дел? – спросил Илья. – Элис, ди Пьетро, остальных? Они же вернулись, правда? Вернулись – а ты их поймал… Запер где-то.

– Вернулись, – кивнул он. – Ты не думай, с ними всё в порядке.

– Зачем ты с ними так?

– А ты представь, что начнётся, если все узнают правду, – Драган заговорил быстрее. – Рёссель ведь этого и хотел, правда? Эти, с повязками, совсем остервенеют: им только дай такой козырь в руки. Мол, только они-то тут и живут по-настоящему, а такие, как мы с тобой, – эмигранты – понарошку. А скольким из наших крышу сорвёт? Получается – твори что хочешь, воруй, убивай, а не повезёт – тебя всего лишь домой отправят…

Он остановился.

– Нельзя, чтобы узнали, – проговорил он чётко. – Нельзя – и всё. Чего бы это ни стоило.

Илья промолчал.

– Элли через неделю вернулась, – зачем-то начал рассказывать Драган. – Несколько ночей бродила по окраинам, потом всё-таки решилась домой прийти. Я её у подъезда встретил. Растерялся – это не то слово. Но как-то сразу в голове щёлкнуло: нет, нельзя, чтобы её остальные увидели. Говорю, пойдём скачала ко мне, разберёмся, как быть – она пошла, я же сосед, я же умный, придумаю что-нибудь… Она сидит у меня на кухне и плачет. А я не знаю, что с ней делать, вот веришь? Не знаю! Её же похоронили, в землю закопали, всё как надо. Я сам нёс гроб. И тело видел. Этот урод, Рёссель, на ней места живого не оставил – а она сидит передо мной живая… – он вздрогнул. – Я начал нести какую-то околесицу про врачей: пусть, мол, проверят, всё ли с тобой нормально, а то как тебя к детям пускать… Лажа такая, а она поверила. Пошла за мной. Не знаю, как я только про это место вспомнил. Тут раньше новеньких держали – тех, кого нельзя сразу в Город выпускать.

– И тебя?

– И меня тоже. Я из девяносто девятого, Косово… да ты и не слышал, наверное, про это всё.

– Не слышал, – кивнул Илья. – Я из восемьдесят третьего.

– А кем ты был?

– Да никем. Потому и полез сюда.

– А я до того, как всё началось, библиотекарем работал. Ну да неважно, – Драган тяжело вздохнул. – Значит, слушай. Все они не решаются сразу показаться родным на глаза, бродят по округе. Там их и надо ловить. Действуй по обстановке. Кто-то добровольно за тобой пойдёт, кто-то начнёт сопротивляться. Главное – доставить их сюда, – он остановился, указывая на приземистое здание за низким забором. – Я это к чему рассказываю? Анита со дня на день должна вернуться. Если захочет, конечно – Лебёф вот не захотел, видно, решил остаться там со своими учениками… Только с Анитой я тебе уже не помощник, сам понимаешь. Мне же нельзя людям на глаза попадаться. Вот, – он протянул Илье ключи. – Что хочешь, то и делай.

10

Они смотрели на него из-за решётки. И такая адская смесь ужаса и надежды была в этих взглядах, что выносить их было невозможно – но и отвести глаза тоже.

Драган стоял чуть поодаль. Молча. Всё уже было сказано. Оставалось просто открыть дверь, впустить его к этим троим и как-то жить дальше, взяв на себя роль тюремщика.

Худощавый рыжий человек в серой робе – Иржи – заговорил первым. Осторожно, негромко, медленно – будто подбирал каждое слово:

– Вы нам поможете? Вы ведь за этим пришли, правда же? Ну конечно, за этим. Посмотрите, мы – обычные люди. Мы ни в чём не виноваты. А этот человек, Драган, нас тут запер, как преступников. А у нас тут семьи, друзья… Меня невеста ждёт. У Элли – дети, двое маленьких детей. Вот что плохого в том, чтобы мать вернулась к детям?

– Мы – хуже, чем преступники, – отозвался из угла ди Пьетро. – Знаешь, Иржи, была такая девчонка – Мэри Мэллон, тифозная Мэри. Она тоже ни в чём не была виновата, если разобраться. Как и те люди, которые от неё заразились.

– Рот закрой! – сорванным голосом крикнула Элис – и бросилась к решётке, оттолкнув в сторону Иржи. – Вы его не слушайте, не надо. Он сумасшедший, несёт чушь какую-то… У меня двое детей. Маленькие совсем, Андре и Денни. Им без меня плохо, и я так скучаю… Отпустите меня к ним, ну пожалуйста. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, прошу вас, умоляю…

– Драган, я вообще не понимаю: что этот человек тут делает? Он ведь не один из нас, как я понял? – буркнул ди Пьетро.

– Зато я теперь один из вас, – Драган жалко улыбнулся. – Так что Илья – за главного.

– Да уж, – ди Пьетро вздохнул. – Жаль, жаль. Вы были вполне сносным тюремщиком… Молодой человек, я знаю: Элис может быть очень…убедительной. Но если вы её выпустите – это будет глупо. Это будет очень-очень глупо.

– Ну так и оставайся здесь! – взвилась Элис. – Тебя за шкирку наружу тащат, что ли?

– Тихо! – осадил её Иржи. – Илья, я понимаю, чего вы боитесь. Но подумайте сами: разве кто-то вправе решать за всех? Люди ведь имеют право знать, верно? Драган так уверен, что Город погрузится в хаос – а с чего бы, собственно?

– Да не ждёт она тебя! – вдруг заорал Драган. – Ты же всё это ради Анджелы, да? Она тебя уже похоронила и оплакала, и сама в тебя первая нож всадит, если ты вернёшься!

– Тебе почём знать?

– Мы мёртвые, понимаешь? Мёртвые! Нас нет! И хорошо, и правильно, и пусть так и дальше будет!

– Сам-то зачем вернулся?

– А мне всё равно, где быть мёртвым. Тут или в том мире, – сквозь зубы проговорил Драган.

– Нет. Нет, врёшь, – Иржи впился пальцами в решётку. – Ты нас, дураков, пожалел. Что мы тут сдохнем почём зря от голода. Ты хороший человек. И друг твой – хороший. Я же вижу. Ну так выпустите нас, и пускай всё идёт своим чередом.

– Гражданская война, например, – откликнулся ди Пьетро. – Что вполне вероятно в социуме, разделённом на касты смертных и бессмертных.

– Но это же глупо, – нервно усмехнулся Иржи. – Вот взять хоть моего соседа. Его Наставник, можно сказать, из-под гусениц танка вытащил. Какой он, к дьяволу, бессмертный, если после возвращения он и двух минут не проживёт? Или Анджела. У неё брат задолжал уйму денег каким-то бандитам, и решил отдать сестру в счёт долга. Много ей будет радости, если она снова к ним в лапы попадёт?

– Да нас таких тысячи, – пожал плечами учёный. – Но ты думаешь, товарищей Чистильщиков хоть сколько-нибудь заинтересует тот факт, что кто-то от возможности вернуться в точку вербовки отказался бы с превеликим удовольствием? Это же мелочи, которые только портят красивую схему. Ты пойми, я на подобных идиотов еще до встречи с Наставником насмотрелся. Они так мыслят: раз у участников Эксперимента есть привилегия, которой лишены коренные жители Города, значит, последние – угнетённое меньшинство. А угнетённое меньшинство имеет право на компенсацию… Нет, сто к одному, что рванёт.

– Слушай, а почему бы тебе тогда не убить себя прямо сейчас? – хрипло спросила Элис. – Раз уж ты у нас такой умный и ответственный?

– Так жить-то всё равно хочется, – просто ответил ди Пьетро.

Илья молчал. Нечего было сказать.

Четыре человека, самых обычных человека, не лучше и не хуже других. И многотысячное население Города. Города, который переживал самые безумные извивы Эксперимента – но всё ещё продолжал жить, всё дальше отползая на Юг, к теплу, как упрямый больной зверь.

– Я понимаю: тяжело, – тихо сказал Драган, не поднимая глаз. – Я бы оставил всё как есть, но это я. Но что бы ты ни решил – решай уже. Скоро Солнце включат.

Сколько может весить обычная связка ключей? Граммов сто, не больше. Но Илья ощущал недобрую тяжесть каждого грамма.

Город ждал.

– К чёрту, – глухо проговорил Илья.

Лязгнул замок. И почти сразу же улицу залил беспощадно яркий свет нового дня.