Текст книги "Логово"

– Все чисто, – доложил Миша. – Под периметром – ничего. Даже решетки нет, даже самой простенькой растяжки… Дальше – стена в полкирпича. Старая, явно стройбат ставил – кривая, косая, раствор – почти голимый песок. При нужде без взрывов выдавим. Развернуться, кстати, можно. Все.

М-да… Не хватает лишь таблички со стрелочкой и надписи: «Добро пожаловать!»

– Пойдем под утро, – сказал майор. – Двумя группами, по три человека. Одна здесь, другая – через ограду. Вторая начнет позже, когда первая будет уже внутри, на ударной позиции. Все, как предлагала Надежда – с отключением сигнализации, с отвлекающими взрывами. Сейчас – в лагерь. Отоспимся и распишем все роли.

Миша и Стас заваливали воронку срезанным красноталом. Лисовский повернулся к Надежде и сказал тихо, слышно только ей:

– Мы с тобой идем в разных группах. Так надо.

Она кивнула. Надо – значит надо.

Глава 5

Пасечник потащил ее в комнату – легко, играючи, – как здоровенная собака тащит задушенного котенка. Казалось, ему безразлично, сопротивляется Наташа или нет.

Она не сопротивлялась. Мысли метались в поисках выхода, как стайка рыбешек, угодивших в сеть-ловушку. Что делать? Силой тягаться с этим мастодонтом невозможно. Любые трепыхания его лишь раззадоривают. Если уж бить, то выбрать момент, чтобы – наповал. Сделать вид, что уступает, и. Она торопливо скользила взглядом вокруг в поисках чего-нибудь острого или тяжелого… На глаза ничего не попалось.

Кричать – прав был Пасечник – бесполезно. Дом новый, звукоизоляция хорошая. На окнах стеклопакеты, а про затяжное и шумное новоселье соседей справа Наташа догадалась лишь по груде вынесенных на лестницу бутылок…

Телефон? Для этого нужно время. Хотя бы…

Додумать она не успела. Пасечник приступил к делу решительно. Без разговоров. Не оставляя времени на поиск каких-либо шансов Толкнул ее на диван. Навалился сверху. Блузку – одним движением – в клочья. Бретельки лифчика на мгновение врезались ей в кожу – и лопнули. Юбка задралась, трусики куда-то делись – она не заметила их исчезновения, она отбивалась, забыв, что решила этого не делать, отбивалась отчаянно и безрезультатно. И кричала, забыв, что решила не кричать.

Пасечник тяжело пыхтел, расстегивая одной рукой брюки, а второй небрежно пресекая все ее попытки к сопротивлению. Внутри его при каждом вдохе-выдохе что-то легонько побулькивало, и это было самым отвратительным, – отвратительнее, чем рука, лезущая ей в промежность.

А потом…

А потом она расхохоталась. Истеричным смехом. У этого гиганта, у этого человека-горы мужское хозяйство оказалось более чем скромных размеров. Хуже того, не желало приходить в рабочее состояние. Наташа хохотала.

Ладонь хлестко впечаталась ей в лицо. Губы засолонели кровью.

– С-с-сука… – прошипел Пасечник. И сменил тактику.

Он навис над ней, широко расставив колени, и давил на голову с неумолимой силой гидравлического пресса, придвигая, прижимая к… От запаха мутило.

– Давай, давай! Иначе ручкой от швабры вы…у. На всю длину.

Мелькнуло: вот он, шанс! Вцепиться зубами, стиснуть… Она понимала, что любой великан там уязвим, но не могла… Не могла, и всё.

Голос раздался неожиданно. Спокойный, резко контрастирующий с их шумной возней.

– Достаточно. По-моему, ясно, – девушка вас не хочет.

В дверях стоял Руслан.

Пасечник мгновенно очутился на ногах. Отскочил в дальний угол комнаты. Он был смешон – всклокоченный, торопливо поддергивающий штаны. И он был страшен. По крайней мере, посмотрев на его искаженное, бешеное лицо, и на громадную фигуру (на таком фоне Руслан казался мальчишкой-подростком), Наташа поняла одно: сейчас он будет убивать. Не одного, а двоих. Без всяких сексуальных игрищ.

Руслан стоял неподвижно.

Пасечник кое-как застегнул верхнюю пуговицу и медленно двинулся к нему.

Наташа завороженно смотрела на них, почему-то даже не подумав воспользоваться долгожданным шансом.

«Почему он не стреляет? Эту гориллу в жизни не одолеть голыми руками! Пистолет! У него обязательно должен быть пистолет! Стреляй же!!!» – хотела крикнуть она. Не успела.

Пасечник ударил – ей показалось, что ударил, но наверное, то был ложный замах, а настоящего она толком не увидела, не успела рассмотреть – и все кончилось.

Огромное тело рухнуло на паркет. И стало подниматься – медленно, как при рапидной съемке. Пасечник пытался встать на четвереньки – и ничего у него не получалось, руки и ноги разъезжались. Руслан оказался рядом – двумя какими-то танцующими, скользящими шажками. Лицо было удивленным. Ударил ногой без замаха – в висок. Наташе послышался хруст кости. Она зажмурилась и только через несколько секунд раскрыла глаза.

Пасечник лежал неподвижно. Ей казалось что всё это лишь притворство, что сейчас он вскочит, и расхохочется своим похабным смехом, и весь кошмар начнется снова…

– Нокаут, – констатировал Руслан. – Но череп у парня… Из базуки не прошибешь. Вы в порядке? Ничего не сломал, не отбил?

Голос у него звучал по-прежнему спокойно и слегка равнодушно. Даже дыхание ничуть не сбилось. И Наташа скорее от этого тона, а не от того, что наблюдала глазами, поняла: все действительно закончилось.

Она попыталась что-то сказать, – распухшие, окровавленные губы повиновались плохо – Руслан не понял, повернулся к ней, посмотрел вопросительно.

Наташа сдернула покрывало с дивана, торопливо прикрылась. И с трудом заговорила, старательно артикулируя звуки. Вопрос прозвучал странный и неожиданный. Руслан, по крайней мере, его не ожидал.

– Как вы сюда вошли? – спросила Наташа.

– Самым незаконным образом, – вздохнул Руслан. – Через балкон, балконную дверь и соседнюю комнату.

Говоря, он достал из кармана ремень с хитрой застежкой, столь хорошо знакомый Наташе (она неприязненно поморщилась). Ловко стянул запястья Пасечника. Достал второй, примерился к лодыжкам… Но сам внимательно поглядывал на нее.

– Дело в том, что ваша соседка слева никак не может въехать в свою новую квартиру. Женщина она пожилая, небогатая, получила по очереди, из губернаторских десяти процентов, денег на ремонт нет, а как сдают сейчас жилье, сами знаете, пол – голый бетон, стены – штукатурка, ни плиты, ни сантехники…

Руслан говорил и говорил, сообщил еще массу ненужных подробностей, прекрасно зная, что слова сейчас – не главное. Сейчас важно говорить как можно больше, и всё равно что, лишь бы тон был ровный, успокаивающий…

– В общем, неделю назад бабуля сдала квартиру на полгода, не за деньги, а за приведение в жилой вид. А я снял. Только вот всё не соберусь ремонт сделать…

Он притворно вздохнул, следя за реакцией Наташи. Незамысловатой шутке она не улыбнулась, но глаза мало-помалу переставали напоминать глаза загнанного зверя.

Потом она заговорила, и Руслан понял, что достиг цели – женщина немного успокоилась. И обрела способность логично мыслить. Причем на удивление быстро.

– Но ведь балконы у нас не смежные… – сказала Наташа.

– Ну-у-у… По смежным и дурак переберется. А вы попробуйте вот так…

И он резко сменил тон:

– Вам стоит принять душ и переодеться, Наталья Александровна. И можете не спешить. Мне надо потолковать с этим загадочным незнакомцем.

Он легонько пихнул ногой спеленатого человека. Тот пошевелился и невнятно замычал.

– Какой он незнакомец… Это Пасечник. Шофер Москальца.

– Москальца-а-а… – протянул Руслан задумчиво. – Вот оно что… Тем более стоит потолковать. Тет-а-тет, как мужчина с мужчиной.

Она поняла, что ее бесцеремонно выставляют Хотела возразить – что-то там этот урод говорил про Андрея, на что-то намекал, надо обязательно выспросить… Но кошачьи глаза Руслана смотрели холодно и твердо. Никакой он не благородный спаситель, подумала Наташа. Так сложилось, что зачем-то я ему нужна целой и невредимой. В общем, даже ясно, зачем.

По-прежнему драпируясь в покрывало, она взяла из шкафа первую попавшуюся одежду. И вышла.

Через несколько минут, когда струи горячей воды хлестали по ее коже, Наташа услышала вопль. Истошный, он легко пробился сквозь шум душа.

Наташа улыбнулась злорадно.

– Здесь хорошая звукоизоляция, – сказала она. – Очень хорошая.

На трассе было пустынно.

Вокруг была не тайга, скорее степь, прорезанная островами лиственнично-сосновых лесов, – Нефедовка находилась как раз на границе степных и таежных районов Красноярского края.

Как бы то ни было, дорога к месту, где сидел на камне Эскулап, шла с легким подъемом и по открытому месту. Любой приближающийся транспорт был бы виден за три-четыре километра – если бы действительно приближался.

Но ничего механического и движущегося не виднелось. Не Европа, автостопом не разъездишься…

Очередная капсула только что подействовала, Эскулап получил очередную передышку. Срок действия последнего приема оказался еще короче. На этот раз не намного. На девять минут. Процесс продолжался – неравномерно, но одно-направленно.

Он достал беломорину, чиркнул зажигалкой, затянулся – и тут же отбросил папиросу. Привычный вкус показался донельзя мерзким.

Настроение было паскудным.

Снова охватили сомнения: на ту ли карту поставлено всё!

Эскулап по взглядам на жизнь был материалистом и полным скептиком, как ни странно. Хотя почти всю научную карьеру работал над проблемами, которую большая часть людей почитает несуществующими легендами, а меньшая – существующими, но чудесами. Эскулап в чудеса не верил. Вернее, знал: в основе того, что мы называем чудом, лежат некие физические и химические процессы. Возможно, основанные на неизвестных или неизученных эффектах, но вполне материальные. Не нарушающие законов природы. —

Возможно, именно поэтому после открытия тридцатилетней давности он целиком и полностью сосредоточился на его генетических и биохимических составляющих.

И, по большому счету, проигнорировал странные слухи, ходившие о старухе Ольховской. О знающей. О потомственной сибирской колдунье.

О ведьме.

Евпраксия Григорьевна Ольховская – хоть и носила польскую фамилию – происходила из сибирских крестьян, живущих в этих краях чуть не с восемнадцатого века. Ольховской она была по мужу – очень поздно (по деревенским меркам вообще до неприличия поздно), в двадцать семь, вышла замуж за поляка из живущих в Канске ссыльных – Яна Ольховского. Муж был не из свежесосланных бомбистов, агитаторов или прочих борцов за народное дело – из ссыльных потомственных, упеченных в эти места еще за восстание не то Костюшко, не то Барской конфедерации, ставших уже вполне благонадежной прослойкой населения края, почти элитой, не по капиталам – по уровню образования. Что нашел Янек в простой деревенской девушке не первой молодости – неизвестно. Но брак состоялся, и поселились супруги в Канске.

(Произошло это либо в 1894, либо в 1895 году – точнее Эскулап установить не смог, никаких архивных записей не сохранилось. Но в любом случае старухе Ольховской было ко времени их встречи в 1972-м немногим более ста лет. Возраст достаточно редкий, хотя, конечно, и не запредельный.)

С мужем Евпраксия прожила без малого три года, родив ему двух сыновей-погодков – Яна-младшего и Владислава. Затем овдовела. Обстоятельства смерти Яна Ольховского было не установить – не ввиду их какой-то особой загадочности, но за давностью лет и отсутствием живых свидетелей.

О событиях, последовавших спустя двадцать лет, известно было больше, хотя и не намного. Старший из братьев Ольховских, Ян, с Гражданской не вернулся. Воевал ли он за белых, или за красных, или не воевал вообще, просто сгинув в закружившей страну кровавой круговерти, – неизвестно. Ян мог погибнуть, мог эмигрировать, мог поселиться в любом уголке бывшей Империи (в последнем случае вероятнее всего под чужой фамилией – по крайней мере, в 1972 году поиски Конторой следов такого человека успехом не увенчались).

Судьба Владислава сложилась иначе. В Гражданскую он воевал – и воевал за белых. Служил у Колчака в чине поручика. Правда, карателем, зверствовавшим по тем таежным деревушкам, что укрывали партизан-щетинкинцев, не был, иначе едва ли дожил бы спокойно до 1938 года. На войне Владислав занимался тем же, чем и в мирной жизни – обеспечивал движение эшелонов по Транссибу. (Был он инженером-путейцем, мать смогла таки обеспечить сыновьям хорошее образование.) Гражданская война, как известно, велась в основном вдоль железнодорожных веток, особенно в Сибири, и Восточный фронт порой катился в ту или иную сторону со скоростью паровоза – огромные территории к северу от Транссибирской магистрали меняли на военных картах цвет с белого на красный или наоборот, хотя жители дальних медвежьих углов и в 19-м, и в 20-м, и позже, пребывали все еще под властью временного правительства, а то и самого государя-императора…

Как бы то ни было, под репрессии, коснувшиеся активных участников белого движения в начале двадцатых, Владислав Ольховский не попал. Но был вынужден уехать в Не-федовку – вместе с матерью, вдовой (?) брата и тремя оставшимися после Яна-младшего детьми… К деревенской жизни экс-поручик не был приспособлен – и его мать единолично (и успешно) заправляла всем оставшимся ей от родителей хозяйством.

Через три или четыре года Владислав женился – что характерно, на вдове собственного брата… И та нарожала ему еще пятерых детей – последняя, родившаяся в 1939 году Елизавета Владиславовна отца так никогда и не увидела. (Кстати, среди внуков и внучек бабушки-Ольховской были две Лизы, и часто их так и звали, без имен – Яновна и Владиславовна…)

К 1938 году НКВД вспомнил и про не особо активных участников белого движения – активные к тому времени были все уже перестреляны или пересажаны. Вопрос: чем, интересно, может заниматься затаившийся во глубине сибирских руд бывший колчаковский офицер? Ответ: ясное дело, готовит реставрацию буржуазно-помещичьего строя да шпионит в пользу заграничных империалистов…

Владислав Ольховский получил стандартный, штампованный приговор тех лет – десять лет без права переписки. За измену Родине в форме шпионажа. Единственный пикантный момент следственного дела состоял в том, что бывший поручик сознался, будто шпионит не в пользу обычных в таких случаях Германии или Румынии, но мало кому известного государства Маньчжоу-Гоу. Вопрос о том, что так заинтересовало в далекой Нефедовке марионетку японских генералов – маньчжурского императора – никого не озаботил…

Семья шпиона – старуха, ее дважды невестка и восемь внуков – автоматически угодила в категорию ЧСВН (члены семьи врага народа), но этим все и закончилось – ссылать дальше Нефедовки не стоило и возиться. Впрочем, старшие внучки, Яновны, были к тому времени не такими уж и детьми – девушки на выданье… Но найти себе женихов ЧСВНам было не так-то легко…

С 1939 года Владислав Янович Ольховский числился погибшим при попытке побега. В 1957 году, стараниями матери, был реабилитирован – за отсутствием состава преступления.

В общем, достаточно стандартная для двадцатого века семейная хроника…

На первый взгляд.

Зацепкой, выведшей Эскулапа (тогда еще Женю Черноредкого) на дело необоснованно репрессированного Ольховского В.Я., стал документ, пылящийся в архиве наследников железного Феликса. Письменное заявление, малограмотное и изложенное корявым почерком, от некоего жителя Нефедовки – Старостина Н.Г. Датировано было заявление – а проще говоря, донос – апрелем 1941 года. И казалось написанным человеком, страдающим глубокими расстройствами психики.

Старостин сообщал власть предержащим, что его сосед, враг народа и шпион Ольховский, из мест заключения бежал. И скрывается сейчас не то в тайно выкопанном на подворье матери погребе, не то в секретной, затерянной в лесу землянке…

Это была не первая эпистола, сочиненная Старостиным для органов. Именно он в 38-м году напомнил о бывшем белогвардейце, (Кое-кто из участников белого движения, тихо-мирно сидевших по дальним углам, уцелел в годы великих чисток. Мог уцелеть и Ольховский.) В общем, обычное сведение соседями старинных счетов, с поправкой на дух времени.

Но дальше в доносе излагались странные вещи. Ольховский, якобы, мстил правдолюбцу-Старостину. Причем весьма оригинально. Перекидывался ночами в громадного волка – и в этом обличье загрыз всю имевшуюся на подворье соседа живность, уцелевшую после обобществления в годы коллективизации… А теперь вот подбирается к глотке доносчика. Причем пару раз был близок к успеху.

Ну что тут скажешь? Случай клинический, параноидальный бред в чистом виде…

Но в конце мая Старостин был убит.

Загрызен.

Неустановленным животным.

На трассе показалась машина – «газ»-фургон допотопного вида. Эскулап с трудом встал, подхватил единственный свой багаж, черную сумку на длинном ремне, медленно подошел к обочине.

Натужно завывая разбитым мотором, «газ» приближался. Поднятая колесами пыль клубилась кометным хвостом и никак не хотела оседать на землю. Все повторялось каким-то дурным сном – именно на таком фургоне колесила по здешним местам экспедиция Марченко-Чернорецкого тридцать лет назад. И так же клубилась пыль сзади… Дежа-вю.

Эскулап поднял руку. Голосовать долларовой бумажкой тут без надобности, не город. Если есть свободное место – а с чего бы ему не быть в просторном фургоне? – остановятся и подвезут. Бесплатно.

«Газик» остановился. Место нашлось.

Глава 6

Жора Пасечник попал на крючок.

Причем в самом прямом смысле. Когда встал вопрос: что дальше делать с пленником? – Руслан пришел в затруднение. Тащить с собой этого верзилу опасно, может выкинуть по дороге любой фортель. Иммобилизаторы на его могучих лодыжках и запястьях смотрелись несерьезно.

Да и за Наташей пригляд нужен. Услышав, что Москалец и Пасечник сотворили с Ростовцевым, она молча вышла на кухню и вернулась с длинным ножом для резки хлеба… Руслан такого не ожидал – и с трудом успел спасти Жору от кастрации без наркоза.

Сейчас вроде немного успокоилась, но кто знает, что придет ей в голову при виде той стенки. Или той кувалды…

Оставлять Пасечника в квартире не стоило по тем же причинам. Сам Руслан, даже не обладая такой слоновьей силой, уж нашел бы способ за пару часов избавиться от «имок»… А наручников Наташа в хозяйстве как-то не держала.

Кончилось тем, что при взгляде на рыболовные причиндалы Наташиного младшего брата, Генки (осенью парень должен был вернуться из армии), Руслан вспомнил старинный способ парижских ажанов.

И связанный Пасечник восседал с залепленным скотчем ртом на заднем сидении собственной машины, опасаясь сделать малейшее движение. Тонкие, но прочные лески тянулись к дверцам, а другими концами исчезали в расстегнутых брюках Жоры. Куда Руслан воткнул этому отморозку крючки, Наташа не знала, но догадывалась. На поворотах Пасечник мычал от боли – и никакой жалости у нее не вызывал.

До отъезда Руслан выспросил-таки Наташу о том, что произошло в «Форде» – о том немногом, что она смогла увидеть и услышать. Не хотела рассказывать, даже вспоминать – настолько всё казалось диким, нереальным, страшным. Он настоял. Сказал, что от подробностей во многом зависят шансы найти Андрея живым. И прозрачно намекнул, в чем состоят исследуемые Лабораторией особенности человеческих организмов… Относительно человеческих.

Весть о том, что пятерку бойцов можно списать в безвозвратные потери, Руслана опечалила не сильно. На войне как на войне. Гораздо хуже, что двое оставшихся, посланные на второе место встречи с Генералом, недавно позвонили и доложили: никто на тридцать четвертом километре не появился.

Худшие подозрения подтвердились.

Руслан остался в полном одиночестве.

Только после этого он позволил себе достаточно туманно объяснить Наташе, кем стал Ростовцев. Она не поверила.

Чтобы понять, что здесь произошло, талант следопыта не требовался.

На растворе, не успевшем схватиться, все отпечаталось на редкость четко.

– Не соврал, гад, – констатировал Руслан. – Действительно работяг сюда пригнали, и действительно они пол бетонировали… А потом, когда не пойми кто стенку изнутри ломать начал – нервишки не выдержали, сбежали.

Наташа осторожно, по бруску, служившему направляющей для виброрейки, подошла к разваленной стене. Заглянула внутрь.

– Здесь никого…

– Понятно, никого. Вот его следы, как на ладошке, в три прыжка коридор перемахнул. Посмотрите: кровь там есть?

– Н-не знаю…. – Голос ее дрогнул, – Пятно большое, темное…

Руслан прошел по другому бруску. Заявил безапелляционно:

– Кровь. И тут не соврал. Действительно по затылку шарахнул. Но ошибся насчет последствий – вашему другу такая рана сейчас, что слону дробина.

– Вы опять за свое… – сказала Наташа брезгливо.

– Между прочим, стенка не до конца доломана. Попробуйте выбить из нее пару кирпичей любой валяющейся тут железкой. И представьте, каково это изнутри, голыми руками…

– Может, не голыми…

– Думаете, этот троглодит ему туда лом положил? Вдруг да пригодится в загробной жизни?

– Могли разломать сами рабочие, – не сдавалась Наташа.

– Не могли. Кирпичи выпадали уже на разровненный раствор, рабочие же, раскидав его, к стене не подходили… Кстати, если сравнить объем этой конуры и объем потребляемого человеком воздуха, тоже можно сделать интересные выводы. Обычный человек до утра бы не дотянул. Задохнулся бы.

Наташа резко скомкала спор с бессильным чувством своей недоказуемой правоты:

– Хватит! Скажите лучше, как его найти!

– Не знаю. Сам вот ищу вторую неделю, знаете ли… Впрочем, есть один способ…

Руслан замолчал, и молчал долго. Потом сказал:

– Но что-то не хочется к нему прибегать…

Голос его звучал – Наташа удивилась – тоскливо, без обычной насмешливости в тоне…

Он прислонился плечом к стене, машинально подкидывая на ладони маленькую алюминиевую коробочку. И снова погрузился в раздумья, совсем, по мнению Наташи, неуместные.

– Надо все-таки обратиться в милицию, – сказала она неуверенно. Руслан, казалось, не слышал.

Когда в замке заскрежетал ключ, Москальцу стало не по себе.

Притащилась-таки сюда, проклятая сучка. А он так надеялся, что все сделает Пасечник. Впрочем, посидев тут, в ав-товской квартире Ростовцева, и поразмыслив, он решил, что самому рук марать все же не стоит.

Времени хватало – сочинил и обкатал в деталях достаточно убедительную историю о случайной встрече с Ростовцевым и о надежном загородном убежище, в котором генеральный директор сейчас пребывает. И куда попросил доставить Наташу…

Достаточно позвонить по дороге Жоре – и пусть тот делает дело, которое ему так нравится… История правдоподобная, должна сработать. Но если не сработает, если сучка что-то заподозрит и насторожится…

На этот случай он положил на тахту пистолет, спрятав под покрывалом.

Оружие так себе – боевая переделка газового «Байкала», оснащенная самодельным громоздким глушителем – полулитровой пластиковой бутылкой из-под «Колы», набитой тряпками. Горлышко было надето на ствол и примотано к нему изолентой. В дне бутылки имелось круглое отверстие.

Смотрелась собственноручно собранная Москальцом конструкция нелепо, но он знал – по меньшей мере один бесшумный выстрел из нее сделать можно. А разбивать головы тяжелыми предметами, как Пасечник, он не был способен. Не мог чисто физически.

Ключ продолжал скрежетать – слишком долго, по мнению Москальца. Не может, дура, справиться с незнакомым замком? А если…

Визит воров-домушников был бы сейчас более чем некстати…

Он пошел к двери, стараясь ступать бесшумно. Наклонился было к глазку – и тут дверь распахнулась. Резко, ударив Москальца по лбу.

Какие-то люди ворвались внутрь, втолкнули его вглубь квартиры, он едва устоял на ногах, как тут же выяснилось – зря, и успел потянуться к тахте, к пистолету – тоже зря, потому что его сразу опрокинули, впечатав лицом в пол…

Через несколько секунд Москалец вновь вернулся с относительно вертикальное положение: полувисел с заломленными назад руками, не видя, кто его держит.

Зато двух других, подошедших спереди, мог разглядеть хорошо.

– Ай-ай-ай, нехорошо, Степан Анатольевич, – укоризненно сказал один из них, высокий, лет пятидесяти, с резкими чертами лица и без единого седого волоска в шевелюре. Несмотря на то, что пришелец обратился к нему по имени-отчеству, Москалец был уверен, что впервые видит этого человека.

Второй пришелец стоял молча, вертел в руках нелепую конструкцию из «Байкала» и бутылки. Костюм на нем сидел несколько мешковато, как непривычная, редко носимая одежда. Выглядел не молоденьким, хотя и помладше первого. И тоже не имел ни единого седого волоска в шевелюре – за полным отсутствием оной – по загорелому голому черепу были разбросаны белые пятна ожогов.

Впрочем, долго разглядывать пришельцев Москальцу не дали.

– Нехорошо, Степан Анатольевич, – повторил первый. – Не по-джентельменски. Вам что было сказано? – сидеть тихо, партизанщиной не заниматься, и ждать, когда все закончится. А вы что? – Пришелец кивнул на «Байкал» – Ай-ай-ай…

На третьем «ай» кулак пришельца дернулся неуловимо для глаза – и тут же оказался где-то глубоко в животе Москальца, по крайней мере так тому показалось. Было больно. Было адски больно, и эту боль не получалось даже выпустить наружу вместе с криком – внутри что-то пережалось, из губ вырывался лишь негромкий хрип.

А пришелец продолжал говорить, так же спокойно и укоризненно, словно ничего сейчас между ними и не лроизошло:

– Придется вам, непослушный вы наш, рассказать нам все освоих грязных делишках. Подробно рассказать, обстоя… (Бац! Кулак па середине фразы врезался в то же место!) …тельно, со всеми подробностями.

Москалец последних слов уже не слышал. Лишь видел, как шевелятся губы – звуки до сознания не доходили…

После часовой обстоятельной беседы Мастер, Мухомор и трое их бойцов вышли из подъезда дома в Автово. Расселись в два джипа. И покатили в сторону Старопанова.

Степан Анатольевич Москалец остался в квартире один. Сидел на кухне, уронив голову на стол. На полу, под правой рукой, валялась нелепая конструкция из лимонадной бутылки и «Байкала». В маленьком пулевом отверстии на виске виднелись опаленные кусочки тряпки.

Конструкция, кстати, несмотря на аляповатый вид, оказалась вполне работоспособной. Выстрел, пробивший голову Москальцу, был практически бесшумным. Как сильный хлопок в ладоши, не громче.

Они вышли из недостроенного коттеджа на улицу. Руслан все еще пребывал в глубокой задумчивости, почти не обращая внимания на слова Наташи.

Призадуматься ему было о чем.

Капсулы, подаренные Руслану в свое время покойным Доктором, содержали штамм-52 (предок 57-го, действовавший почти мгновенно) в ничтожном количестве. Когда разрабатывался этот препарат, не были оставлены идеи о его боевом использовании. Сильно ослабленный вирус, принятый однократно, резко усиливал скорость реакций человека и подстегивал работу всех органов чувств, а по прошествии недолгого времени должен был подавляться иммунными системами организма. Времени, вполне достаточного для проведения, к примеру, молниеносной и успешной атаки.

Это в теории.

На практике в девяносто пяти процентах случаев мутация продолжалась – иногда сразу, но чаще после долгого, порой длящегося годами латентного периода. Второй прием резко снижал вероятность того, что латентный период затянется. Третий – уже без всяких вероятностей – оставлял подопытному лишь несколько месяцев жизни в человеческом обличье…

Позднее, правда, появились антидоты, позволяющие достаточно надолго оттянуть конец – при регулярном их приеме фактически на весь срок человеческой жизни. Но страна к тому времени уже не нуждалась в непобедимых солдатах, и тема заглохла, запасы 52-го были уничтожены. Официально считалось – что все.

Первую капсулу Руслан принял в критической ситуации, не имея другого выбора. И хотя никаких последствий пока не ощущал, знал: где-то внутри дремлет страшный враг, невидимый, ждущий своего часа…

Антидоты у него были – но в весьма малом количестве.

(На самом деле, конечно, не антидоты – поскольку ни 52-й, ни 57-й штаммы токсинами в обычном смысле не являлись. Руслан по привычке именовал «антидотом» сложную смесь антибиотиков…)

В принципе, Руслан понимал, что Мастер может попросту махнуть рукой на бывшего начальника службы безопасности – тот либо сам приползет с повинной, готовый на все ради ампулы антидота, либо…

Ползти с повинной Руслан не собирался. Не из гордости – знал, что вместо ампулы получит пулю.

Выхода не было.

Вернее – был, но представлялся счастливым сплетением маловероятных случайностей…

Во-первых, найти Ростовцева, живого и невредимого. И склонить к добровольному сотрудничеству. При нужде открыть ему всё. Объяснить, что сидят они в одной лодке, и, если загадка обратной успешной трансформации не разрешится – конец для них будет одинаковым.

Пункт два – Эскулап.

У Руслана появилась новая информация из Красноярска. Он связался со своим человеком, завербованным прошлом летом. Тот служил в охране Красноярского подразделения, ничего особо важного не знал и сообщить не мог. Но сегодняшнее его известие оказалось бесценно. Как соломинка для утопающего. Оказывается, в Красноярске все сейчас стоят на ушах! ОНИ ПОТЕРЯЛИ ЭСКУЛАПА! Вот так. А то, что потеряли одни, другой всегда может найти…

Но для начала необходимо разыскать Ростовцева. Без него весь план – пустышка.

Способ был. Способ был один. Но прибегать к нему не хотелось…

Руслан наконец решился.

Достал из коробочки капсулу. Держа ее между пальцами, обратился к Наташе:

– Ну что же, сейчас посмотрите, как это бывает… В самой легкой форме. Я приму препарат – и, возможно, дальнейшие мои действия вам покажутся странными. Ничему не удивляйтесь. Возможно, я побегу очень быстро – старайтесь не отставать. По крайней мере, не терять из вида. Не получится – встречаемся у машины. Надеюсь успеть разыскать Андрея, далеко уйти он не мог…

Она ничего не поняла, хотела что-то сказать, но Руслан быстро бросил капсулу в рот, раздавил зубами…

И через несколько мгновений захохотал, пристально глядя на Наташу.

Она не успела возмутиться, и спросить, что весь этот балаган означает, – Руслан низко согнулся, глубоко втягивая ноздрями воздух. Она заметила, что веки его опущены, зрачки поблескивают через узкую щелочку…

А потом, не разгибаясь, побежал. Выскочил за дощатую ограду, пересек дорогу и припустил по заросшей кустами пустоши, подступавшей к поселку отставников.

Наташа послушно старалась не отставать, на бегу думая, что он напоминает взявшую след собаку.

Так оно, собственно, и было.