Текст книги "Дранг нах остен по-русски. Проверка боем"

– Предлагаю где-нибудь в глубинке создать Антиакадемию, – добавил Петро, пролистав докладную записку начерно. – Назвать, конечно, иначе и передать в личное подчинение Седова. Туда собирать всех народных целителей, колдунов, гомеопатов, гипнотизеров и прочих шаманов. К ним добавить технарей, тех же изобретателей вечного двигателя и прочей бредятины. Держать их в черном теле, чтобы заведомых жуликов отмести, но результаты спрашивать, хотя бы раз в году. Кто знает, вдруг есть в неофициальной науке разумное зерно? Я распоряжусь всех колдунов и шаманов из захваченных территорий туда доставлять, к ним можно и негров из Африки добавить. Индейцев, скорее всего, придется на месте изучать, когда опыта наберутся ученые.

– Денег-то хватит? – практично поинтересовался Седов, просчитывая в уме необходимую сумму.

– Хватит, ребята, хватит. – Петро забрался в свое кресло и вытащил из ящика стола пару бумаг, сцепленных скрепкой. Выпуск канцелярских принадлежностей, от скоросшивателей до степлеров и карандашей, промышленники Новороссии наладили лет десять назад, с получением необходимых недорогих сплавов. – Вот справка от герцога Мальборо по чистой прибыли от продажи бельевой резинки и безопасных бритвенных станков с лезвиями за прошлый год. Мы бельевой резинкой всю науку оплатим, еще на культуру останется; вернее, не мы, а остальные европейцы, которые резинку скупают тоннами. Безопасные бритвы медицину поднимут, не хуже бриллиантов доходность выходит, двести процентов чистой прибыли при оптовой торговле.

– Так что, друзья мои, мы давно все деньги из Европы вытягиваем, а сейчас Ближний Восток туда подключим.

– Ну, на Ближнем Востоке народ нищий, да и самого населения маловато, – с сомнением произнес Корнеев, недавно отправивший очередную партию рельсов на строительство чугунки через Суэцкий перешеек.

– Ближний Восток будет только перевалочным пунктом для нашей экспансии в Персию, Индию и Китай. Достроим чугунку из Средиземного моря в Красное море, в Суэц, в порт Акабу. А из них на Средний и Дальний Восток наши корабли пойдут, с новыми товарами и миссионерами. Пусть католики миссионерствуют в Сахаре, нам это все равно на руку – не хватит у них ресурсов на Юго-Восточную Азию. Нам же придется в ближайшие годы направить все силы на Восток: Индия, Индокитай, Китай, Филиппины, Индонезия. Как торговые, так и миссионерские, пока там не обосновались католики. Страны по нынешним временам в разы богаче всей Европы, вместе взятой, покупательная способность огромная. И не за пошлое золото или серебро, а в обмен на пряности, шелковые ткани, драгоценности.

– Мы под это дело промышленный рост в два-три раза освоим, – обрадовался Корнеев, мечтавший об организации подлинно массового производства, способного снизить себестоимость продукции вполовину. – Можно будет начать выпуск кораблей в стальных корпусах, сам процесс уже отработали, дело за госзаказом.

– Госзаказ будет на корабли большого водоизмещения, не меньше двух тысяч тонн. И на товары общего спроса, чтобы не одними ружьями в Индии торговать. Тяпки, ножи, сабли, синтетические ткани, кирзовая обувь; да, чуть не забыл, нужно увеличить выпуск катеров в дюралюминиевых корпусах. В тропиках дерево быстро гниет, катера мы для патрулирования рек будем использовать, ни один нарушитель не уйдет. Испытаем их на Евфрате, это сейчас пограничная река.

– Вот еще, Петр Иванович. – Корнеев традиционно обращался к наместнику по имени-отчеству. – Прошу разрешения перенести самые вредные химические производства в пустыню.

– Но там нужно много воды и горючего, – искренне удивился Головлев. – Нефть в Аравии залегает глубоко, ее лет пять искать будем. С водой в пустыне совсем плохо, как ты знаешь.

– Ну, переносить будем самые вредные производства, и не сегодня. Воду возьмем из Евфрата, нефть за пару лет должны найти, пока строим корпуса и монтируем оборудование, решим с горючим. Все равно на берегу Персидского залива придется нефтеперерабатывающие заводы ставить, технологию отработаем. – Корнеев полез в свой портфель, откуда вытащил тонкую папку-скоросшиватель. Сергей положил ее на стол наместника и добавил: – Тут все обоснования и экономические расчеты. Дешевизна рабочей силы, теплый климат полностью компенсируют все расходы уже через два года, дальше пойдет чистая прибыль. И я прошу утвердить на государственном уровне дальнейшую концепцию промышленного развития страны. Идея в том, чтобы на Острове только разрабатывать передовые технологии, а внедрять их в теплых странах с дешевой рабочей силой и ресурсами.

Да мы уже в шестнадцатом веке перейдем к принципам организации промышленности двадцать первого века, – продолжил Корнеев, глядя на заинтересованные лица слушателей. – На территории островной части Новороссии, как мы и решили, оставим научные институты, военную промышленность, станкостроение, моторостроение и исследовательские центры. Часть шахт и рудников законсервируем на будущее, чтобы сохранить природу Острова. Увеличим количество заповедников и ботанических садов, запретим распахивать леса и луга под новые посевные площади. Пусть крестьяне увеличивают урожайность полей, постигают культуру земледелия. Избыток населения будем аккумулировать в наукоемких производствах, вроде радиотехники, моторостроения, станкостроения, кораблестроения. Остальную молодежь воспитывать в духе первооткрывателей-колонизаторов, чтобы они с детства мечтали о путешествиях и открытиях. Тогда они добровольно и с песнями будут уплывать на освоение Австралии, Южной Америки, Дальнего Востока и американского Запада.

В моей записке есть расчеты по переносу целлюлозной промышленности в таежные регионы Северной Америки, в африканские джунгли. Если вы согласны, уже через два года на Острове не останется вредных промышленных производств, только лабораторные исследования.

– Однако… – не нашел слов на такое предложение наместник. – А вдруг война и блокада Острова, тогда как?

– Откуда блокада появится? Сейчас наши корабли и самолеты сильнее всего европейского флота. Если мы не дадим расползтись новым технологиям по миру, подобное состояние сохранится на полвека или больше. За это время наши технологии уйдут вперед настолько, что догнать не сможет ни одна отдельная страна. Если сами не дадим такую возможность, не вырастим себе врагов и конкурентов. К тому же промышленность не займет плодородные почвы, население Острова всегда сможет прокормить себя, особенно с учетом селекции растений и дозированного применения удобрений. Военная промышленность однозначно останется на Острове, законсервированные шахты можно пустить в строй за считаные недели. Кроме того, можно и нужно создать в нескольких местах стратегические запасы металлов, оружия, боеприпасов, лекарств и продуктов, как это делали в России.

– В этом есть здравая мысль, – задумчиво протянул Валентин. – Остров сохранит нетронутую чистую природу и экологию, можно сделать его всеевропейской лечебницей. Уже сейчас нет отбоя от желающих лечиться в Петербурге, а если мы оборудуем новейшие лечебницы с передовым оборудованием, превратимся во вторую Кубу. Я имею в виду в части лучшей медицины в регионе. Да и богатых европейцев привяжем к Острову, им свое здоровье ближе и роднее, нежели торговые убытки страны. Как у нас восточноевропейские страны на корню предали свои народы за американские подачки, в виде учебы детям и лечения правителям? Так и нам надо привязывать европейцев к нашим товарам и услугам, а получать от них продукты и полуфабрикаты вроде слитков разных металлов и минерального сырья. Тогда в Южной и Западной Европе своя промышленность вовек не разовьется, этот регион превратится во вторую Африку. Нам, русским людям, это даст не только прибыль, но и безопасность Руси, Западного Магадана и Новороссии на многие века вперед. Не забывайте, что в ближайшие четыре века все войны будут приходить на Русь из Европы, так было в нашем времени.

– Тогда и международную валюту надо вводить, – с хитринкой взглянул на собеседников Сергей Корнеев. – Некое подобие доллара или евро, производить которое сможем только мы. Но без содержания золота и серебра, например пластик.

– Говори, хитрец, – ухмыльнулся Головлев, знавший за Корнеевым привычку готовить в тайне промышленные сюрпризы. – Что подготовили твои изобретатели, бумажные деньги? Не рановато? Обрушим нашу экономику фальшивками?

– Нет, не бумажные деньги, а пластиковые! – Корнеев наслаждался искренним удивлением в глазах своих друзей. Затем жестом фокусника вынул из портфеля с документами новенький блестящий бумажник из крокодиловой кожи и вытряхнул на стол его содержимое, прямоугольные и круглые пластинки из разноцветного пластика. – И образцы уже имеются, взгляните!

Высшее руководство Новороссии с интересом любовалось прямоугольными пластинками размером с кредитную карточку, с выдавленными элементами защиты, тонкими линиями металлических полосок и рельефным рисунком. В круглые монетки были впрессованы металлические кресты и звездочки, покрытые прозрачным пластиком. Мужчины с интересом перебирали образцы, соглашаясь с тем, что подобные «купюры» в современном обществе не подделает никто, как минимум лет тридцать-сорок, а то и больше. Поскольку все знали, что изделия из пластика даже Новороссия с Западным Магаданом не производят никакие, а другие страны до этого не доросли.

– Медный бунт не повторится, как в Москве при Алексее Михайловиче? – заинтересованно взглянул на друга Николай Кожин, не сомневаясь, что Корнеев все продумал основательно, в том числе и применение своих денег.

– Я немного посоветовался с Павлом Аркадьевичем по историческим аналогиям и предлагаю следующую схему применения наших денег. – Корнеев заметно волновался, даже вынул из кармана листок с основными тезисами, чтобы не забыть от волнения какую-либо деталь. – Медный бунт в семнадцатом веке возник из-за того, что государство вбросило медные деньги, а налоги требовало исключительно серебром. Если мы не будем так поступать, пластик легко возьмут крупные торговцы, как минимум. Я предлагаю прямоугольные пластинки сделать номиналом от ста до одной тысячи червонцев, а круглые – соответственно от десяти до пятидесяти червонцев. И начать не только с обмена в банках Новороссии, а декларировать продажу самых востребованных товаров иностранцам только за пластик. Аналогично тому, как нефть торгуется только в баррелях за доллар.

– Может вполне пройти, – кивнул головой Головлев, отлично знавший перечень самых востребованных иностранцами товаров. – Те же ружья и патроны будут покупать хоть за стеклянные бусы, да и на другие товары целая очередь существует. Опять же, при лечении иностранцев можно с них исключительно пластиком брать. А оптовую торговлю с нашими колониями вполне свободно на пластик переведем, банки там пока не котируются, всем нужна наличность.

– Особенно, если в первые годы при внутренних покупках государственных товаров за пластиковые деньги ввести небольшую скидку. И обязательно принимать пластиком налоговые платежи и пошлину… – зачитал Корнеев последние строки своей шпаргалки, вытирая пот со лба. Все-таки волновался командир новороссийской промышленности, как примут его инициативу друзья и начальство.

– Договорились, готовьте указы на подпись. По пластиковым деньгам выпускайте первую пробную партию, за месяц управитесь? Хорошо, тогда и начнем претворять в жизнь ваш коварный план, Сергей Николаевич. Дальше, по продовольственной безопасности, завтра приедет Сусекова, решу с ней об организации на Острове селекционного института. И чтобы она прислала к нам нескольких биологов с опытом организации заповедника. Пусть с нашими профессорами выберут необходимые территории, обучат местные кадры. – Наместник записывал свои намерения в ежедневник, уточняя формулировки у собеседников. – Сергей Николаевич, с тебя указ по реорганизации промышленности, не забудь штрафные санкции для нарушителей. Валентин Петрович, готовь документы по расширению лечебниц, с примерной сметой. Николай Владимирович, ты чем займешься?

– Я прошу отпустить меня с Алевтиной в Палестину, надо за евреями присмотреть лично, пока они не наворотили чего непотребного. Пользуясь случаем, хочу уточнить по еврейским кадрам. Что с ними будем делать?

– В каком смысле?

– В смысле сохранения государственной тайны и промышленного шпионажа. – Николай поднялся из кресла, чтобы подойти к двери. Проверил, нет ли кого за дверью, и вернулся к столу. – Помните, как американские евреи передали в СССР атомные секреты? Как потом советские евреи эмигрировали в Израиль и Америку, вывозили туда секреты СССР, и не только военные? Сколько сейчас в наших институтах молодых еврейских мальчиков? Кто гарантирует, что их дети и внуки не продадут наши технологии французам или немцам? Мои контрразведчики не всесильны, могут и прошляпить грамотного шпиона. А православные нынче евреи легко могут под старость лет вспомнить веру предков.

– Что ты предлагаешь? – Все трое его друзей синхронно повернулись к Кожину.

– После организации еврейского государства под нашим контролем нужно развернуть агитацию за возвращение евреев на историческую родину. Возможно, удастся найти средства для материальной поддержки реэмиграции. Учитывая, что натворили нынешние еврейские солдаты при выселении палестинцев, отношение соседних мусульман к ним будет аналогичное нашей истории. Мы же получим преданных союзников на Ближнем Востоке, поскольку с мусульманами заигрывать не собираемся. – Кожин перевел дух и продолжил: – При грамотной агитации через пять-десять лет иудеев в Новороссии не останется, а талантливых еврейских мальчиков на учебу и работу брать надо обязательно. Но с обязательной подпиской о православном крещении и невыезде за пределы Новороссии на постоянное жительство. В нынешних условиях это нормально, по оценкам моих аналитиков, евреи такие меры воспримут спокойно. Зато никаких криков о возвращении на историческую родину не будет, по договору их недвижимость перейдет государству. Никакой политики, исключительно честное исполнение договора.

– Хорошо, – подытожил наместник, – еще вопросы есть? Тогда, как говорили классики, за работу, товарищи!

Глава третья

Старый буйвол, укрывшийся в теплой луже от жары и насекомых, дремал, не пропуская мимо длинных ушей ни единого подозрительного звука. Где-то далеко за пределами джунглей слышались крики людей, не беспокоившие лесного великана привычной суетой. Со стороны джунглей так же привычно орали обезьяны, птицы перекликались, не давая повода для опасений. Совсем рядом изредка шлепали хвостами дремавшие в грязи коровы, всецело доверившись своему вожаку и повелителю. В привычный концерт лесного шума диссонансом на самой грани слышимости вторглись непонятные шумы, напомнившие буйволу жужжание далекого овода или москита. Это жужжание поначалу не беспокоило старого вожака, слишком далеко были непонятные москиты.

Но шло время, жужжание становилось все громче и ближе, не останавливаясь ни на миг, словно целая стая москитов приближалась к стаду, укрывшемуся в луже. Наконец, буйвол вспомнил, что подобное жужжание он слышал давно, будучи еще молодым теленком. И не москиты так шумят, а страшные лесные пчелы, много лет назад едва не лишившие буйвола правого глаза. Тогда молодой теленок по собственной глупости растоптал упавшее с ветки во время бури пчелиное гнездо, решив полакомиться сладким медом. И едва остался живым, спрятавшись от ядовитых укусов в мелкой речушке, где пришлось выжидать полдня. Однако терпеливые пчелы так изжалили ноздри бычка, что два дня приходилось дышать через рот: опухоль от укусов перекрыла путь для дыхания.

Страшное воспоминание от далекой встречи с пчелами подкинуло буйвола из грязи, приближающееся жужжание пугало своей силой и громкостью. Если маленькие пчелы едва не погубили буйвола, то нынешние громко жужжащие пчелы несут непременную гибель всему стаду. Вожак громко заревел, будоража своих подопечных, выждал пару минут, пересчитывая большую семью, и неторопливой рысью двинулся в глубь диких джунглей, подгоняя отстающих грозным рыканьем. Спустя полчаса бега жужжание стало еле слышимым, грозная стая страшных пчел прошла стороной, однако вожак не спешил возвращаться, выбирая новую грязевую лужу, где можно укрыться от невыносимой жары и насекомых. Еще через четверть часа стадо вновь дремало в грязи, не забывая прядать ушами в поисках опасности.

Жужжание, так напугавшее буйволов, не исчезло, оно продолжало свое движение на север, вдоль правого берега великой реки Инд. Если бы буйвол рискнул подняться на пригорок, он наверняка рассмотрел бы даже своими подслеповатыми глазами длинную вереницу грузовых машин, двигавшуюся по дороге вдоль Инда вверх против течения. Именно грузовые машины так надрывно шумели, распугивая местную живность. Разве что любопытные обезьяны рисковали рассматривать с веток ближайших деревьев железные коробки, ползущие по дороге. Одна за другой машины проходили мимо примыкавшего к дороге кусочка джунглей, скрываясь в пыли между полями пшеницы. За машинами неторопливо трусили верховые верблюды, замыкали огромный невиданный ранее караван повозки, запряженные быками и ослами.

Если бы любопытные обезьяны могли разговаривать, как персонажи «Книги джунглей» еще не родившегося Киплинга, и спросили пролетавших в небе коршунов, что происходит, ответ был бы следующим. Подобная же колонна из машин, всадников и повозок двигалась на север вдоль левого берега Инда, а по самой великой реке сутки назад прошли два десятка самоходных катеров вверх против течения, разгоняя шокированных крокодилов шумом своих моторов. И не просто так двигались эти невиданные машины вдоль великой реки, не для развлечения распугивали крокодилов самоходные катера. Коршуны, как множество пернатых падальщиков, второй месяц сопровождали армию вторжения, отъедаясь на трупах животных, а то и человеческих, брошенных на полях сражений. В долине Инда шла война, оставляя после себя разоренные селения и брошенные хозяйства.

Да, второй месяц двигались отряды Новороссии по долине Инда, захватывая одно селение за другим. Давно остались позади болота и рисовые поля нижнего течения великой реки. Там, в отсутствие нормальных дорог, при безуспешных попытках сопротивления местных загиндаров (индусских вождей и князей), скорость движения русских частей не превышала двадцати верст за день. Почти три недели отрядам венгерских, польских и немецких ветеранов приходилось пробиваться вперед сквозь хлипкие ряды ополчения и княжеских дружин, выставленных местными феодалами-загиндарами и помещиками-джагиндарами. У кадровых солдат и офицеров Новороссийской армии подобное сопротивление вызывало усмешку, не более. Даже княжеские дружины выступали на поле боя исключительно с холодным оружием и луками в руках. Впрочем, индусские дружинники были одеты в роскошные доспехи, умели держать строй и не бежали с поля боя от первых выстрелов из ружей.

Но даже простые ружья пробивали их доспехи с расстояния две сотни метров, а пулеметы из боевых машин и грузовиков не давали никаких шансов противнику приблизиться на расстояние удара копьем. Дружины, выставленные загиндарами на поле боя, не могли продержаться более пяти минут. Ополченцам не требовалось и этого, почти все они сдавались в плен и складывали оружие после показательного уничтожения дружинников. При этом для русских ветеранов не играла роли численность противника. С одинаковой беспощадностью полурота русов громила и пару сотен встречных дружинников, и двухтысячные вражеские отряды. Разве что для крупных целей приходилось разворачивать минометы и пушки, что немного задерживало сражение. Но в этом русские офицеры стали непреклонными: после фиаско в пустыне даже поляки и венгры не считали артподготовку трусостью. И давно забыли, как бросаться в бой без разведки и подготовки.

В похожем стиле происходили бои с несколькими мусульманскими отрядами, попытавшимися остановить наступление русов. Принципиальной разницы германские пехотинцы не заметили, кроме расхождения в собранных трофеях. Мусульмане были вооружены гораздо богаче, да и одеты соответственно. Не говоря о более породистых скакунах и тяжелых кошелях с деньгами. Какое-то подобие огнестрельного оружия отряды вторжения встретили на стенах крупных городов, в виде небольшого количества пушек. Правда, осажденным пользы такое оружие не принесло, пушки были расстреляны сразу после обнаружения их на стенах крепостей. Как и сами стены, быстро разбитые фугасными снарядами крупного калибра. Почти двадцатилетняя тактика захвата городов малыми силами и здесь не дала сбоя, потерь у нападавших практически не было.

Никаких потерь, ни боевых, ни «небоевых», наступавшая армия не имела. Строгая дисциплина поддерживалась офицерами и десятниками, невзирая на походные условия. Опыт войны в пустыне не прошел даром, никто из солдат не пытался пить сырую воду, походные кухни блестели, их драили каждый день и ошпаривали кипятком. Редкие случаи инфекционных заболеваний выявлялись сразу, с изоляцией заболевших в палатках лекарей и активным лечением. Потому за первый месяц боевых действий среди шеститысячной армии вторжения умерли девять человек, да восемь десятков находились на излечении. Вскрытие умерших показало гибель от естественных причин – шесть разрывов сердца и два острых аппендицита. Больных просто не успели доставить к хирургам, аппендицит русская медицина оперировала более двадцати лет. И это были все потери наступающих русов, поскольку боевых потерь за первый месяц не было, смертельных не было, только раненые.

Тыловые службы русской армии, воспитанные на постоянных военных конфликтах и строгом соблюдении требований наместника, бывшего кадрового офицера, работали отменно. Не только в части подвоза боеприпасов и продуктов, замены обмундирования и ремонта техники. В привычном быстром темпе собирались многочисленные трофеи, производились захоронения погибших людей и убитого скота, за этим строго следили лекари, во избежание эпидемий. Одновременно тыловики успевали осваивать захваченные территории, действуя строго в рамках новороссийского законодательства. Именно тыловые службы занимались установлением русской власти в занятых селениях, со всеми сопутствующими мероприятиями.

Начинали свои действия оккупационные власти назначением новой власти с сохранением старых чиновников, лояльных к русам, и старой единой налоговой системы, отработанной шахом Акбаром несколько десятилетий назад. Для большинства населения захваченных земель этого было достаточно, поскольку старый принцип о неприкосновенности простых жителей русскими солдатами соблюдался строго. Страдали исключительно те, кто пытался оказывать вооруженное сопротивление русам. Сами индийские дружинники и ополченцы, коим посчастливилось выжить и попасть в плен, активно привлекались к работам по ремонту разрушений и строительству новых зданий. Имущество непокорных загиндаров и джагиндаров было конфисковано, семьи активно переселялись в Южную Африку и опустевшие селения Аравии. Конечно, не в чистое поле и не на голодную смерть, необходимый набор одежды и домашнего скарба все брали с собой. А в новых местах переселенцы обеспечивались работой обязательно, за этим строго следили русские власти.

В результате опустевшие поместья и княжеские дворцы переходили в русскую казну, а поток трофеев спешно доставлялся в Новороссию. Как на Остров, так и в прочие владения, поскольку трофеи из богатых индусских городов превосходили все ожидания русов. Не в смысле редкости и богатства, поскольку индусскими шелками, пряностями и прочими товарами в Европе торговали давно. Нет, удивление вызвал огромный объем захваченных ценностей и товаров, только конфискованного на складах риса было перевезено в Новороссию три годовые нормы потребления. При этом новые власти строго следили, чтобы вывоз товаров, и особенно продуктов, не вызвал голода в захваченных землях. Опыт Британии, в свое время оставившей индусов без пропитания, в результате чего умерли от голода миллионы людей, магаданцы помнили отлично. Объемы поступающего в Новороссию шелка превзошли все ожидания, цены на эту ткань в метрополии упали вдвое, вызвав небывалый ажиотаж. Резко падали цены на пряности по всей европейской территории Новороссии, объемы поступления которых превысили весь испанско-португальский завоз в разы, едва не на порядок.

Но все эти приятные события происходили на внутреннем новороссийском рынке, за границу трофеи поступали по ценам, сопоставимым с европейскими, путем резкого повышения вывозных пошлин на индийские товары. Благо все трофеи шли по государственной линии, и небольшой ручеек частных закупок не мог существенно повлиять на объемы поставок. Вся Европа, примолкшая в злорадной надежде поражения русов от Великих Моголов, скрежетала зубами от зависти и гнева. Португальцы, столетие вывозившие на своих каравеллах шелка и пряности из портов Индийского океана, вместе с турками, оседлавшими сухопутную торговлю с Востока, терпели огромные убытки. Скорость и объемы русских поставок товаров из долины Инда просто не оставляли им никаких шансов на привычные сверхприбыли. И это было только начало экономических приобретений русов от захвата огромной богатой северной территории Индии.

За тыловыми службами на выморочные земли шли геологи и промышленники, торговцы и миссионеры из Новороссии. На новой территории Новороссии повторялась уже отработанная картина освоения ресурсов, пять лет назад начатая в Северной Европе, с учетом полученного опыта и сделанных ошибок, а также с рекомендациями министров промышленности и экономики. Первыми в субтропики с дешевой рабочей силой и ресурсами, где не надо заботиться об отоплении зданий и теплой одежде для рабочих, перемещались целлюлозные предприятия и химические заводы. Где-то перевозили старое оборудование, где-то сразу монтировали новейшее. Вместе с техникой ехали мастера и опытные рабочие, заключившие трех-пятилетние контракты на работу в теплом климате и обучение новых туземных специалистов. Благо было куда ехать. На захваченных землях русы сооружали легкие ангары или просто навесы, за гроши нанимали разнорабочих, которым и такие деньги казались манной небесной. После чего опытные специалисты в меру своих способностей налаживали производство, дававшее более дешевый продукт при меньших затратах и прежнем качестве. Пока русы перевозили производства в Аравию и на Ближний Восток, армия продолжала наступать на империю Великих Моголов, уверенно и быстро продвигаясь на север.

Как бы ни мешали болота и джунгли в первые недели, через полтора месяца боевых действий передовые отряды русов вышли к городам Джемпуру и Бахавалпуру. Позади были почти шестьсот верст трудного пути, до столицы Великих Моголов – города из красного песчаника Фатхпур-Сикри, оставалось приблизительно столько же. Климат в этих местах уже заметно изменился, болотистая долина реки Инд поднялась на возвышенность. Воздух уже не напоминал жарко натопленную баню, был чистым, прохладным, рисовые чеки сменились пшеничными полями. Дороги стали более проходимыми, техника получила возможность проявить свою полную силу. Офицеры большинства отдельных подразделений съезжались на первое совещание, для корректировки планов дальнейшей операции с учетом опыта боевых действий против армии Моголов.

Выбравшиеся из болот на оперативный простор бойцы радовались свежему ветру, принесшему прохладу, хотя и летнюю. Отдыхали от месяца трудного марша, купались в прозрачных быстрых ручьях, ремонтировали технику, подшивали изорванную форму, строили планы по освоению захваченных земель. Многие уже присмотрели себе будущие поместья, намереваясь после заключения мира подать рапорты об отставке и приобретении поместий. Здешние земли и люди не шли ни в какое сравнение с пустынями берегов Евфрата, одни женщины чего стоили. Большинство индусов не отличались внешне от европейцев, а женщины красотой соревновались со славянками, будто подчеркивая общие корни индоарийской расы. Многие офицеры и рядовые были знакомы с творчеством наместника Петра Головлева, активно продвигавшего книги о славянском братстве, общих индоевропейских арийских корнях славян, индусов и персов.

Поскольку фигуры и лица индианок служили лучшим доказательством подобной теории, а климат с каждой сотней верст вверх по течению Инда становился все лучше, польские и венгерские ветераны все чаще задумывались о проживании в этих благословенных краях. Лишь упрямые холостяки поддразнивали сослуживцев, намекая, что дальше на восток женщины станут еще красивее, а земли все богаче и богаче. Учитывая победоносное шествие русской армии по захваченным землям Великих Моголов, пугавших европейских королей лишь одним своим именем, никакого сомнения в своих возможностях у бойцов русской армии в дальнейших успехах не возникало. Блицкриг шестнадцатого века удался; пройдя за шесть недель более шестисот верст по болотистым низменным землям, офицеры не сомневались, что на плоскогорье и сухих грунтах скорость движения подразделений значительно вырастет. Учитывая подавляющее превосходство русской армии над местными дружинами, многие торопыги рассчитывали захватить столицу Великих Моголов через две недели, не больше.

– Сколько войск у них, удалось, наконец, сосчитать, или нет? – злился могольский шах Акбар, не понимая, как найти слабое место у новых врагов. Две недели назад высадившиеся на морском побережье в болотистой дельте Инда европейцы, которым Акбар не придал серьезного значения, через пленного загиндара имели наглость отправить послание самому шаху. В письме, написанном на двух языках – русском и санскрите, высадившиеся на побережье русы объявляли себя освободителями индусов от покоривших их диких кочевников из Афганистана. Объясняли они свое наглое вторжение якобы родственными отношениями с индусами. С подобной наглостью Акбар давно не встречался, разве что лет сорок назад, когда молодым юношей боролся за власть после смерти отца. Но последние тридцать лет никто из ближайших соседей не рисковал демонстрировать подобную дерзость.

Тогда, две недели назад, Акбар велел загиндару Ахмад-бею собрать десять тысяч всадников и привести командира этих нечестивых европейцев в цепях в столицу империи Моголов. Большее количество войск загонять в болота морского побережья Акбар не хотел: жалел коней, конечно. Да и местные загиндары обязаны выставить свои дружины, которых должно набраться вдвое больше основного отряда. Пока Ахмад-бей собирал свои отряды возле города Лахора, шах не забыл отправить к побережью два отряда разведчиков. Несмотря на многочисленные победы, Акбар не ленился выяснять все слабые места врагов до битвы, чтобы ударить противника в самое слабое место. Потому и расширил отцовские владения от Инда до Ганга, захватив полуостров Индостан в полукольцо с севера.