Текст книги "Коварство идеальной леди"

Виктория Александер
Коварство идеальной леди

Пролог

Лондон

1867 год

– Нам не разрешают ходить сюда, – предупредил Стерлинг Харрингтон. В свои двенадцать лет он уже сознавал, что в один прекрасный день унаследует титул графа Уайлдвуда. И его братья тоже не могли не придавать этому значения.

– Если нас не застукают, то никто не узнает, – сказал Куинтон, который был на два года младше Стерлинга. Зажав в руке зажженную свечу, он протиснулся мимо будущего графа и двинулся внутрь чердачного помещения.

– В такой темноте ничего не увидишь, – запинаясь, выдавил из себя младший из братьев. Будучи на год младше Куинтона, Натаниел часто подвергался давлению (хотя никогда не признался бы в этом) со стороны среднего брата, побуждавшего его не отставать от старших.

В других частях Харрингтон-Хауса дробный звук стучавших по крыше капель дождя не производил неприятного впечатления. Но здесь, в просторном помещении чердака, стены которого терялись в непроглядной тьме, мальчику, которому едва исполнилось восемь лет, этот звук внушал определенный страх. Стерлинг поборол желание взять младшего брата за руку, поскольку Натаниелу не нравилась опека, и вместо этого положил руку ему на плечо, напоминая, что находится рядом. В случае с младшим братом он обычно так и поступал.

Их гувернантка, мисс Томпсон, всегда говорила, что Стерлингу присуще похвальное чувство долга, а в будущем бремя ответственности графа Уайлдвуда будет все более увеличиваться. О Натаниеле же она говорила, что у того сердце поэта. А Куинтон, по мнению мисс Томпсон, был наделен тягой к приключениям, что он отнюдь не считал комплиментом, а воспринимал как должное. Время от времени, глядя на брата, Стерлинг даже подумывал о том, что, возможно, лучше обладать авантюрными наклонностями, чем нести тяжесть графской ответственности. Но, как бы то ни было, ему предстояло унаследовать титул и возглавить семью. Большей частью такая перспектива не пугала Стерлинга, хотя трудно было примириться с мыслью, что этому должен предшествовать уход из жизни отца.

– Что ж, – Куинтон поднял вверх свечу и огляделся, – с чего начнем?

– С сундуков, – не колеблясь, ответил Стерлинг. Поскольку они искали пиратскую одежду, было логично начать именно с сундуков. – Пиратская одежда скорее всего находится где-то там. – Стерлинг направился в отдаленный угол чердака под сплошь затемненный навес крыши. Ему было немного страшно, но он не обращал на это внимания. Братья ждали от Стерлинга проявления мужества перед лицом опасности, хотя будущий граф был всего лишь маленьким мальчиком, а темнота чердачного помещения таила в себе опасность неизвестности.

Тем не менее ему хотелось закончить начатое. Каждая минута, проведенная на чердаке, приближала к какому-то открытию. А может быть, к порке или другому наказанию. Как правило, инициатором рискованных предприятий, в которые пускались мальчики, выступал обладавший изобретательным умом Куинтон, но разработку предстоящей операции и общее руководство, равно как и вину за содеянное в случае разоблачения, принимал на себя Стерлинг. Это мог быть и такой чудовищный проступок, как, в нарушение всех запретов, побег из особняка после усыпления бдительности гувернантки, а затем и последующее блуждание по улицам Лондона, или же такая сравнительно невинная шалость, как сооружение шалаша из похищенных из дома зонтов.

Они не оказались бы на чердаке, если бы не дождь. Обычно невозмутимая гувернантка разволновалась, обнаружив лягушку в ящике своего стола. Возможно, сказался не прекращавшийся в течение трех дней дождь и возросшие в связи с этим хлопоты с детьми. Она отослала мальчиков читать, а сама удалилась в отведенную ей гостиную, где часто отсиживалась в дождливую погоду.

Стерлинг остановился перед багажными сундуками, которые, если отвлечься от мысли, что их истинными владельцами были тетушки или кузины служанок, очень походили на сундуки с сокровищами.

– Какой же из них?

– Самый большой, конечно, – с покровительственной усмешкой поделился Куинтон мудростью старшего с маленьким Натаниелом. – Самый большой всегда заполняют самым ценным.

– Ладно. – Стерлинг сдержался и не возразил, что самые ценные вещи как раз не держат в больших сундуках. Он поднял крышку сундука. Как по команде, мальчишки подались вперед и заглянули внутрь.

– Здесь только одежда, – разочарованно протянул Натаниел, который явно надеялся обнаружить здесь настоящий клад.

– Это не просто одежда. – Куинтон передал свечу Натаниелу и, сунув руки в сундук, достал красный мундир – точно такой, как на их раскрашенных оловянных солдатиках. – Вот одежда для пиратов и рыцарей.

– А также для искателей приключений, – с кивком добавил Стерлинг. – Или для первооткрывателей.

– Хочу быть первооткрывателем, – тут же откликнулся Натаниел. – Или искателем приключений.

В ворохе кружев и затхлой шерсти Стерлинг заметил книгу и достал ее.

– Посмотрите на это.

– Это книга, – скривился Куинтон.

– Нет, дневник. – Стерлинг подвинулся ближе к свече и принялся перелистывать трофей. – Это дневник прабабушки.

– Все равно это всего-навсего книжка, – уперся Куинтон.

– Я знаю. – Перелистывая страницы, Стерлинг вглядывался в написанные старомодным женским почерком строки. То тут, то там его взгляд выхватывал слова: «товары», «Франция», «корабли»… – Но это, по-видимому, хорошая книжка.

– И насколько же хорошей может быть книжка? – насмешливо спросил Куинтон.

– Тебе ведь нравятся книжки о пиратах, – примирительно сказал Натаниел.

Стерлинг продолжал листать дневник, и каждая перевернутая страница все больше захватывала его.

– Здесь написано о контрабандистах.

У Куинтона заблестели глаза:

– У прабабушки были знакомые контрабандисты?

Стерлинг перевел взгляд с одного брата на другого.

– Думаю, прабабушка сама была контрабандисткой, – серьезным тоном сообщил он о своем открытии.

– Почитай вслух, – попросил Натаниел.

– Хорошо, – согласился Стерлинг, и братья, поджав под себя ноги, уселись на пол.

Взяв у Натаниела свечу, Стерлинг установил ее так, чтобы она лучше освещала страницы, и начал читать братьям о приключениях их прабабушки, которая, похоже, и впрямь была контрабандисткой. Причем ее преследовал правительственный агент, оказавшийся не кем иным, как их предком – графом Уайлдвудом, что было отмечено чтецом не без гордости. Стерлинг читал о тайных встречах их прабабушки, опасных стычках и душераздирающих погонях и остановился, лишь когда прекратился дождь. Тогда он захлопнул дневник и задумался о последствиях обнаружения ими откровений прабабушки.

– Я считаю, что маме об этом говорить не стоит.

– Потому, что придется признаться, что мы были на чердаке? – предположил Натаниел.

– Нет. – Куинтон с превосходством посмотрел на младшего брата. – Потому что ей вряд ли понравится факт наличия контрабандистки в роду.

– А-а. – Натаниел немного подумал, после чего его глаза возбужденно заблестели. – Давайте вместо пиратов играть в контрабандистов.

– Сегодня нельзя. – Стерлинг отрицательно покачал головой. – Мисс Томпсон спохватится, куда мы подевались. Но мы сможем снова подняться сюда, чтобы продолжить чтение и, возможно, поиграть в контрабандистов.

– И мы сможем пользоваться прозвищами контрабандистов? – запальчиво задал очередной вопрос Натаниел.

Куинтон рассмеялся.

– Что еще за прозвища контрабандистов?

– Такие же, как у пиратов, – самодовольно пояснил Натаниел. – Меня будут звать Блэк Джек Харрингтон.

Стерлинг и Куинтон обменялись взглядами.

– Вряд ли это имя подходит тебе, – с осторожностью подбирая слова, сказал Стерлинг.

Натаниел насупился.

– Почему?

– Хотя бы потому, что твое настоящее имя не имеет ничего общего с именем Джек. Мы ведь не просто играем, понимаешь? – жестко сказал Куинтон. – Выбор нового имени – дело серьезное. Прозвище контрабандиста должно согласовываться с твоим настоящим именем.

– Нейт, – провозгласил Стерлинг. – Звучит вполне подходяще для контрабандиста. А ты можешь быть Куинтом, – обратился он к другому брату.

– Не очень-то впечатляет, – процедил новообращенный Куинтон, но тут же оживился: – А что, если назваться Куинт Деревянная Нога или Куинт Ужасный?

– Уж лучше тогда Куинт Пострел, – ухмыльнулся Стерлинг.

– А себе ты какое прозвище выберешь? – обратился с вопросом к старшему брату Натаниел.

– Я останусь Стерлингом, – высокомерно заявил тот, хотя был бы не прочь подобрать себе контрабандистское прозвище.

– Не очень подходящее имя для контрабандиста, – съязвил Куинтон.

– А я и не буду контрабандистом, – с высокомерной усмешкой заявил Стерлинг. – Я буду отважным графом Уайлдвудом, королевским агентом, бесстрашным охотником за контрабандистами. – Совсем как их предок. В конце концов, это его наследие и его судьба. – И я стану спасителем прекрасной девушки, ее героем.

– Девчонки не могут играть, – сказал Натаниел, упрямо мотнув головой. – Это же девчонки.

– Тогда я буду, – Куинтон упер руки в бока и выпятил грудь, – дерзким храбрецом, предводителем контрабандистов.

– А кем буду я? – Младший брат вопрошающе переводил взгляд с одного брата на другого.

– Ладно. – Стерлинг протяжно вздохнул. Чего не сделаешь для своей семьи. – Пожалуй, я откажусь от прозвища Бесстрашный. Можешь называть себя Бесстрашным Нейтом.

– А я оставлю себе только прозвище Дерзкий. – Куинтон ухмыльнулся. – Так что теперь ты Бесстрашный храбрец Нейт.

Натаниел заулыбался.

– Нас ждет бесподобная игра в контрабандистов, – сказал Стерлинг, подавив мысль о том, что будущему графу в его возрасте следует изучать финансовую документацию, а не играть в контрабандистов. – И мы будем искать сокровища, переживать увлекательные приключения и спасать прекрасных девушек.

– А также странствовать по свету и открывать новые земли, – поддакнул Куинтом.

– И еще… и… – Натаниел смущенно пожал плечами.

– По-моему, нам нужно заключить соглашение. – Стерлинг задумался на мгновение.

Натаниел нахмурился, заподозрив неладное.

– Разве контрабандисты заключают соглашения?

– Я не знаю. – Куинтон пожал плечами. – Ты имеешь в виду – как мушкетеры? Один за всех, и все за одного?

– Это девиз. – Стерлинг задрал голову, разглядывая стропила. Наверняка даже Куинтон понимал, что существует разница между девизом и соглашением. – К тому же мы братья и всегда будем «один за всех и все за одного».

– На веки вечные? – спросил Нейт.

– Мы навсегда останемся братьями, – торжественно заверил его Стерлинг. – А братья должны стоять друг за друга.

– Друг за друга, – согласился Куинтон.

– Друг за друга, – расплылся в улыбке Нейт.

Это было очень хорошее соглашение, отменный зарок, обещание, данное на всю жизнь. Стерлинг знал, что, какой бы путь ни избрали его братья в будущем и как бы ни сложилась дальнейшая жизнь следующего графа Уайлдвуда, они всегда будут стоять друг за друга. Он проследит за этим. Собственно говоря, это его обязанность, его долг.

И он непременно будет жить по этому принципу.

Глава 1

Значительность его титула не вызывала сомнений. Он носил его с той уверенностью, какая свойственна только тем, чей статус определен еще до рождения. Во внешности сочетались привлекательность и надменность, хотя ему нельзя было отказать в теплоте общения. И с того самого момента, как он впервые поцеловал ей руку, она поняла, что это мужчина, на которого можно положиться. Только особенно проницательные собеседники могли почувствовать, что его светлость во многих отношениях натянут и взвинчен как тугая пружина. И только самые отчаянные задавались вопросом, что произойдет, если пружина лопнет.

Впечатление проницательной женщины от встречи со Стерлингом Харрингтоном, графом Уайлдвудом

Лондон

1885 год

– И я хочу, чтобы вы, сэр, – лорд Ньюбери поднял трость и ткнул ею в сторону Стерлинга Харрингтона, графа Уайлдвуда, – помогли спасти мою дочь.

Отпив из бокала глоток бренди, Стерлинг с интересом посмотрел на пожилого человека. Он согласился принять Ньюбери у себя, в Харрингтон-Хаусе, хотя не забыл их последнюю встречу, состоявшуюся десять лет назад. Ту встречу нельзя было назвать приятной. Похоже, что и эта окажется не лучше.

– Боюсь, что вы спутали меня с кем-то из моих братьев. В нашей семье именно они отличаются готовностью спасать и прочими авантюрными наклонностями. Я не такой.

– Ваши братья меня не интересуют.

– Мои братья всех интересуют. – Стерлинг какое-то время разглядывал Ньюбери. – Должен признаться, что согласился встретиться с вами из вздорного любопытства. Теперь же, услышав, с чем вы пришли… – Стерлинг встал с кресла.

– Сядь, мальчик, – выпалил старик. – Ты меня не дослушал.

Стерлинг прищурился.

– Тем не менее мое любопытство удовлетворено.

– Ты любил ее когда-то.

Стерлинг кивнул.

– Когда-то.

– Тогда окажи мне… нет, ей любезность и выслушай меня до конца. – Помолчав, старик тяжело и хрипло вздохнул. – Умоляю тебя.

Лорд Ньюбери был не из тех, кто имел обыкновение упрашивать кого-то. Стерлинг хладнокровно разглядывал его. Несомненно, пожилому человеку тяжело дался этот шаг, и у него явно были проблемы со здоровьем.

Раз ему так хочется высказаться, то можно и послушать.

– Что ж, продолжайте.

– Ты ведь знаешь, что муж Оливии, лорд Рэтборн, умер две недели назад.

– Знаю.

– И смею предположить, что тебе также известны обстоятельства его смерти.

– Грязное дело, – пробормотал Стерлинг.

Тело виконта Рэтборна с перерезанным горлом было обнаружено в саду его лондонского особняка будущей невесткой Стерлинга. Габриэла Монтини через пару месяцев должна была выйти замуж за младшего его брата, Натаниела. Образованная, блистательная и очаровательная Габриэла была сестрой человека, который зарабатывал деньги тем же способом, что и братья Стерлинга. Натаниела и Куинтона можно было бы назвать археологами или на худой конец кладоискателями. Габриэла некоторое время работала на лорда Рэтборна, составляя каталог его большой коллекции антиквариата и памятников материальной культуры.

Наклонившись вперед, Ньюбери вперил взгляд в Стерлинга.

– Не знаю, известно тебе это или нет, но из дома ничего не пропало. Боюсь, что убийца Рэтборна не нашел то, за чем приходил, и еще вернется. Убийство было совершено хладнокровным и безжалостным способом. Совершивший это злодей без колебаний убрал бы любого вставшего у него на пути. Включая жену Рэтборна.

Стерлинг подавил возникший было приступ страха. Ему не было дела до Оливии по крайней мере последние десять лет. Не было ему дела и до ее выбора.

– Наверное, вам самому следовало бы заняться этим делом.

Ньюбери покачал головой.

– Она ни за что не приняла бы помощь от меня. Уже почти десять лет не разговаривает со мной. – Он встретил взгляд Стерлинга. – И, откровенно говоря, я не могу винить ее.

– Не думаю, что ей понравится мое вмешательство.

– Возможно, поначалу. Но ее жизнь под угрозой. – Старик прищурился. – Ты обязан помочь ей.

– Я ничем не обязан ей. – Фраза прозвучала резче, чем он ожидал. Стерлинг отпил из бокала немного бренди и приказал себе успокоиться. – Если вы помните, а это так и есть, поскольку именно вы тогда известили меня о том, что Оливией принято решение о разрыве наших отношений и выходе замуж за Рэтборна. Это было не мое, а ее решение. Так что у меня нет никаких обязательств перед ней.

– Может быть, ты взглянешь на это по-другому… – Ньюбери надолго умолк. – …если обнаружишь, что все обстояло не совсем так?

У Стерлинга непроизвольно защемило сердце.

– Что вы имеете в виду?

– Это я заставил ее выйти замуж за Рэтборна. – Ньюбери прикрыл дряблой рукой лицо. – Знаешь, Уайлдвуд, я вел неправедную жизнь. Совершил кое-какие поступки, о которых дознался Рэтборн, и угрожал, что предаст их огласке, если я не отдам ему в жены Оливию. Это погубило бы меня. Да и ее тоже. Она вышла за него замуж, чтобы спасти мою честь, но так и не простила меня.

Стерлингу сразу вспомнились самые обидные дни его жизни.

Он знал Оливию с раннего детства, поскольку территории загородных усадеб их семей граничили, но почти не обращал на нее внимания до тех пор, пока она не вышла впервые в свет и они не встретились на одном из балов в Лондоне. Оливия отличалась броской красотой и умом, и Стерлинг влюбился в нее с неистовостью и страстью, о существовании коих даже не подозревал. Она была всего на два года младше его, и уже через пару месяцев полностью завладела его сердцем. И ему казалось, что и она была без ума от него. Они часто встречались на светских мероприятиях и пользовались любой возможностью, чтобы уединиться где-то на террасе или укрыться ото всех после якобы случайной встречи во время утренней прогулки в парке для обмена жаркими поцелуями. Он хотел жениться на ней, и она ответила согласием. Им оставалось только объявить публично о своих намерениях, хотя одного взгляда на них было достаточно, чтобы догадаться о тех чувствах, которые они испытывали друг к другу.

Когда вдруг к нему явился лорд Ньюбери и сказал, что Оливия собирается выйти замуж за Рэтборна, решив, что Рэтборн обеспечит ей лучшее будущее, Стерлинга поразило и до глубины души ранило это известие. После этого все закрутилось с невероятной быстротой. Уже через два дня Оливия вступила в брак. Через неделю неожиданно заболел его отец, выразивший пожелание еще при жизни видеть своего наследника устроенным в жизни. Стерлинг остановил свой выбор на Элис (их семьи связывала давняя дружба), которая с детства была влюблена в него. Милая Элис, славная и добрая, была слишком хрупкой для жизни в этом мире. Получив письмо от Оливии на следующий день после визита ее отца и за день перед ее скоропалительной свадьбой, он даже не потрудился вскрыть его. Какой смысл? Оливия приняла решение. А несколько дней спустя, когда его отец уже был при смерти, Оливия прислала еще два письма, и он опять не вскрывал их. Его мысли были заняты более важными делами, а Оливию он вычеркнул из своей жизни. Она осталась в его прошлом. Вскоре после этого умер отец, а через год от горячки умерла и Элис.

За прошедшие с тех пор десять лет Стерлинг редко встречал Оливию. Иногда он мог видеть ее на другой стороне бального зала и старался не приближаться на допустимое для разговора расстояние. Его мать как-то походя заметила, что леди Рэтборн стала отшельницей и большую часть времени проводит в деревне. Не то чтобы это его не трогало: просто он упорно гнал мысли о ней, делая вид, будто ее вовсе не существует. И если образ Оливии преследовал во снах, затаивался в душе, Стерлинг безжалостно изгонял его. Она разбила его сердце, и он не желал снова испытывать ту боль даже во сне.

– Тебе следовало бы знать, что она не хотела выходить замуж. – Ньюбери пытливо смотрел на Стерлинга. – Ты говорил, что никогда не позволишь ей уйти. Она думала, что ты спасешь ее.

У Стерлинга засосало под ложечкой.

Ньюбери тяжко вздохнул.

– Но я знал, что такой человек, как ты, с обостренным чувством гордости, ни за что не станет проявлять интерес к женщине против ее воли.

– Она могла сказать мне. – И тут же в памяти возникло то давнишнее письмо. Она пыталась!

– Рэтборн не позволил бы сделать это. – Ньюбери помотал головой. – Он настоял на том, чтобы я держал Оливию взаперти до дня свадьбы. Я попытался отказаться от сделки до бракосочетания. Предлагал Рэтборну деньги, свое имущество, все, что угодно, но он хотел только Оливию. Рассмеялся мне в лицо. Сказал, что теперь она принадлежит ему. – В глазах Ньюбери застыло запоздалое раскаяние. Казалось, он вернулся в те далекие дни. – Знаешь, мы с ней никогда не были близки. Если бы она была мальчиком… все равно, я должен был обходиться с ней лучше. Это мой последний шанс. – Он с вызовом посмотрел на Стерлинга. – Мои дни сочтены. Доктора говорят, что мне недолго осталось жить на этом свете.

Стерлинг изогнул бровь.

– И вы надеетесь заслужить теперь спасение за счет моей помощи ей?

Ньюбери рассмеялся; сухой клокочущий звук, который он издавал при этом, говорил о состоянии его здоровья лучше всяких слов.

– У меня нет иллюзий по поводу места моего пребывания в вечности. Я наделал кучу ошибок, Уайлдвуд, но самую вопиющую – по отношению к своей дочери. Я не могу загладить свою вину. Но ты можешь искупить свою.

Стерлинг замотал головой.

– Я не думаю…

Старик наклонился вперед.

– Рэтборн швырнул мне своего рода кость, когда женился на Оливии. Я сказал ему, что беспокоюсь о благополучии своей дочери. Даже тогда о нем ходили кое-какие слухи. Он ответил, что будет беречь ее так же, как все, что ему принадлежит. Но я знаю, что он плохо обращался с ней. Тем не менее она жива… – Ньюбери прервался, и на его лице появилась гримаса искреннего сожаления. – Рэтборн сказал, что, если он умрет насильственной смертью, я должен буду предпринять шаги для ее защиты.

Стерлинг бросил на него неприязненный взгляд.

– И это вас устроило?

– Нет. Но и не удивило. Сейчас тем не менее его слова выглядят пророческими.

– Не знаю, чего вы ждете от меня. – Стерлинг пожал плечами. – Не могу себе даже представить, что она захочет видеть меня после стольких лет.

– Ты можешь по крайней мере предупредить ее. Убеди в необходимости принять меры предосторожности. – Ньюбери вздохнул и сразу стал похож на старого, умирающего человека, каким он, по-видимому, и являлся. – Пожалуйста, сделай это ради нее. Уж это ты должен для нее сделать.

– Я не… – Стерлинг глубоко вздохнул. – Вероятно, сделаю. Полагаю, там и делать-то нечего.

– Я признателен тебе, хотя ты не нуждаешься в моей благодарности. Все равно благодарю.

– Не знаю…

– Ты, Уайлдвуд, раз уже упустил шанс спасти ее, – резко оборвал его старик, буравя суровым взглядом, – не проморгай ее на этот раз.

Недавно овдовевшая виконтесса Оливия Рэтборн разглядывала два бланка, разложенных на столе в библиотеке мужа – в ее библиотеке. Эти бланки с ее вытисненными именем и титулом были изготовлены из веленевой бумаги высшего качества. Но конечно же, все, что она носила, вся обстановка в доме, а также в деревенской усадьбе, все, чем она владела, было самого лучшего качества. Иного ее покойный муж не признавал.

Лежавший с левой стороны бланк был новым, хрустящим. В него ее аккуратным почерком были внесены дела, требовавшие безотлагательного вмешательства. С улыбкой она макнула перо в чернильницу и замазала слова «заменить дворецкого» ненужными, но доставившими удовольствие завитушками. За две недели, прошедшие со дня смерти мужа, она успела заменить экономку, повара и весь штат прислуги верхнего этажа, а теперь и дворецкого. В течение следующей недели она намеревалась уволить всю остальную челядь, прислуживавшую при муже. Дворецкий, как и экономка, повар и другие вновь нанятые слуги, возможно, окажутся не столь опытными, как те, что были прежде, и, вероятно, потребуется какое-то время, пока они привыкнут к новой обстановке и новой хозяйке, но это почти не беспокоило Оливию. Некоторые предстоящие неудобства были ничем по сравнению с желанием начать жизнь заново.

Она перевела взгляд на лежавший справа бланк, запачканный, затертый. Сгибы протерлись после многократного складывания и разворачивания, так что части листа едва держались воедино. На этом листе был также начертан перечень всяких мероприятий. Ни один из пунктов этого перечня еще не был вымаран, но с течением времени все будет зачеркнуто. Оливия не торопилась. В конце концов, этот список был составлен почти десять лет назад, и у нее была вся жизнь впереди, чтобы вычеркивать пункт за пунктом. Жизнь, которая наконец принадлежала только ей.

Ни один из списков не был озаглавлен, но то, что было в левом списке, подлежало немедленному исполнению, а то, что в правом, – исполнению после его смерти. Правый список не был длинным, но в процессе замужества Оливия цеплялась за него, словно тонущий матрос за обломок мачты. Этот потрепанный лист бумаги был единственной в жизни вещью, принадлежавшей лично ей. На нем были запечатлены ее мечты, личные желания – и вздорные, и основательные. Осуществимые ими вовсе нереальные. Эти записи были ее тайной, ее спасительным средством. Если бы муж узнал о существовании этого листа бумаги, о том, каким образом она находила поддержку в нем, он, несомненно, наказал бы ее, хотя не делал этого уже много лет. Или возможно, посмеялся бы над ней, что было бы еще хуже.

Оливия находилась в их деревенском доме, когда пришло известие о кончине мужа. Она тут же обратилась к небесам с короткой молитвой о спасении его души. Не потому, что его душу можно было таким образом спасти или обращение к небесам усиливало вероятность спасения. Просто она считала, что так положено. Прочитала она и более длинную молитву – ко всем святым, как это делали многие беззащитные женщины. Нет, она не возносила благодарственные молитвы, это было бы аморально. К тому же он и так был на тридцать лет старше ее и, по идее, должен был уйти из жизни раньше. Но она никогда не молилась и о жаловании ему крепкого здоровья.

А теперь она обрела свободу.

Раздался осторожный стук в дверь.

Свобода и уединение. Губы растянулись в улыбке. Ее мужу путь на небеса определенно заказан, но она чувствовала себя на небесах.

– Да?

Дверь открылась, и в комнату вошел ее новый дворецкий Гиддингс. У него были отличные рекомендации, и Оливия не сомневалась, что ему потребуется не более недели для наведения должного порядка в ее домашнем хозяйстве. Ей было приятно осознавать это.

– Миледи, некий джентльмен хочет видеть вас. – Держа в руке серебряный поднос, на сверкающей поверхности которого белела визитная карточка, Гиддингс сделал шаг вперед и протянул его Оливии. – Он говорит, что ему нужно срочно поговорить с вами по очень важному делу.

– Неужели? – пробормотала она и взяла с подноса карточку.

После смерти мужа визитов с выражением соболезнований было позорно мало. И это неудивительно. У него не было друзей. Люди, приходившие выразить сожаление и сочувствие, хотя и притворные, были прежде всего из числа тех, кто вел с ним дела, включая его поверенного (увольнение которого значилось в ее списке в числе первоочередных задач), представителей Лондонского античного общества, сотрудников нескольких музеев и нескольких владельцев частных коллекций. О виконте Рэтборне можно было говорить все, что угодно, но его авторитет среди поклонников антиквариата и искусства не подвергался сомнению. Его коллекции соперничали с коллекциями любого музея. Но от них она тоже скоро избавится.

Оливия взглянула на визитную карточку. Нельзя сказать, чтобы она ожидала увидеть выгравированное на карточке имя, но и не восприняла это как полную неожиданность. В самом деле, ведь его мать, брат с невестой – втроем приходили к ней. Это был один из тех немногих визитов, которые, по ее мнению, являлись проявлением искренней заботы о ней. Но конечно, у нее больше не осталось друзей. В то время как его родственники лично навестили ее, он счел достаточным послать письмо. Настолько формальное и приличествующее, что она, перед тем как с удовольствием бросить его в камин, предположила, что это мог написать его секретарь, а он мог и не читать, а лишь подписал его.

Гиддингс покашлял.

Стоит ли принять его? Странно, что Оливия могла рассуждать на эту тему спокойно, без лишних эмоций. В конце концов, потребовалось не так уж много времени, чтобы она поняла, что ни он, ни отец не придут к ней на помощь. Что ей следует рассчитывать только на себя. И она справилась с этим. О, конечно, она ничего особенного не предпринимала на протяжении этих лет, чтобы изменить судьбу, только составила перечень предстоящих дел и постаралась выжить. И все-таки ее муж умер, а она выжила.

Она выжила. Пережила и предательство Стерлинга. Она хорошо помнила их последний разговор. Ее переполняла радость в ожидании счастливого будущего. Будущего, в котором она видела себя женой Стерлинга, рожающей ему детей и встречающей старость рука об руку с ним. Этот день, когда они в последний раз говорили о будущей совместной жизни, казался самым ярким из всех. Они собирались пожениться, как только он переговорит с ее отцом. Считали, что именно так нужно поступить.

Она попрощалась с ним в тот день в ожидании предстоящего счастья. И именно в этот день отец сказал, что она должна выйти замуж за Рэтборна. Она, естественно, отказалась. Тогда отец открыл ей тайну своего постыдного поступка. Сказал, что и ему и ей придет конец, если откроется эта тайна. Но она все еще не теряла надежду. Стерлинг любил ее. Он не станет обращать внимание на такие вещи. Он обладал положением в обществе, почитаемой фамилией, деньгами и властью, достаточными, чтобы замять подобный скандал. Нет, он был ее рыцарем, ее героем. Он наверняка мог спасти ее, но он не сделал этого.

Оливия пыталась спастись сама. Рассказала о своих неблаговидных поступках Рэтборну, будучи уверенной в том, что он подбирает безупречную невесту и она не подойдет ему, коль скоро не является таковой. Ему это не понравилось и он разгневался, но не отказался от нее. Даже будучи напуганной, испытывая боль, она пыталась убежать, но Рэтборн пригрозил, что уничтожит и Стерлинга. Оливия почти не сомневалась в том, что правильно оценила ситуацию.

У нее не было выбора. Она могла бросить на произвол судьбы отца, но ни за что не стала бы рисковать жизнью Стерлинга. Спасла его, хотя он и не подозревал об этом.

– Миледи?

Голос Гиддингса вернул Оливию к действительности. Почему бы не повидаться с ним? Она не собиралась оставаться затворницей, какой стала после замужества, и не собиралась избегать ни Стерлинга, ни кого-либо другого. Встреча с ним была бы первым шагом.

– Проводите его… – Оливия запнулась. Она еще не сменила обстановку в доме, не избавилась от всего, что напоминало о муже, хотя и собиралась это сделать. Был, правда, еще один выход – продать этот дом и навсегда покончить с прошлым.

– Проводите его в гостиную. – Оливия распрямила плечи. – Я подойду не медля.

– Как прикажете. – Дворецкий с готовностью кивнул, повернулся и вышел.

У Оливии внутри шевельнулось чувство страха. Наверное, граф просто понял, что неприлично отделываться только письмом. Возможно, мать надоумила его, что необходимо нанести визит. Его появление объясняется не более чем соблюдением этикета. Если и придавать этому какое-то значение, то только в том смысле, что эта встреча может послужить знаком окончания прошлой жизни и начала новой. Новой жизни, которую она намеревалась прожить без сожалений.

И эта встреча должна послужить решению ее собственных задач.

Оливия сложила лист бумаги с перечнем надежд и желаний, многие годы поддерживавших ее, и положила его в ящик стола. Теперь не было нужды прятать его. Уже не имело значения, увидит ли кто-либо этот листок. Тем не менее ей не хотелось, чтобы он увидел его сегодня.