Текст книги "Венец для королевы проклятых"

Глава 2

За окнами замка ревел и метался, горестно завывая, злой зимний ветер. Где-то внизу шумело море, волны бились о камни, и в неумолчном гуле чудилось что-то зловещее и безнадежное.

Свеча на низком резном столике догорала, чадя и потрескивая, но Гвендилена, казалось, не замечала этого. Глядя в темноту за окном, она думала о том, что время позднее, она устала, и давно пора ложиться в постель – ведь завтра ей предстоит еще один долгий день, с утра до темноты заполненный бесконечными хлопотами и суетой. Самое время раздеться, снять тугой корсет, распустить волосы и юркнуть под одеяло… Но спать ей совсем не хотелось. Трудно заснуть, когда гнетут невеселые мысли и печаль угнездилась в сердце подобно змее под корягой в лесу!

С тех пор как Гвендилена стала дамой-компаньонкой – а по сути, служанкой принцессы и нянькой ее детей, – для нее мало что изменилось. Да, теперь она каждый день ест досыта, носит красивые платья, у нее появилась комната с мягкой постелью – пускай не роскошные хоромы, но, по крайней мере, здесь можно закрыть за собой дверь и остаться одной – и даже собственная горничная… Принцесса Эвина разрешила ей оставить при себе Летту, но Гвендилена до сих пор вздрагивает, когда та, обращаясь к ней, говорит «госпожа».

Поначалу было особенно тяжело. Гвендилена очень старалась поскорее привыкнуть к дворцовым порядкам и научиться всему, что нужно знать и уметь в ее нынешнем положении, – грациозной походке, поклонам и реверансам, искусству правильно выбирать платья и прически, вести себя за столом, а главное, говорить, как подобает благородной даме, но получалось плохо. Другие фрейлины из свиты принцессы почти открыто насмехались над ней, называли дикаркой и неуклюжей деревенщиной. Было обидно, но Гвендилена старалась не подавать вида. Что могут знать о ее жизни эти разряженные куклы? Дочки благородных родителей, они с колыбели купались в роскоши, ни в чем не знали отказа, и теперь видеть рядом с собой вчерашнюю кухонную рабыню для них оскорбительно! Людей, подобных ей, они и замечать-то не привыкли, как не замечают пыль под ногами. Гвендилена понимала это и терпела насмешки, стиснув зубы. «Ничего, – думала она, – все еще может измениться… Мне ли не знать об этом?»

Принцесса Эвина оказалась на диво чадолюбивой матерью, и фрейлинам приходилось разделять ее заботы о детях. Маленький Альдерик, ее новорожденный сын, был слабеньким, болезненным, беспокойным, плохо спал и часто плакал. По заведенному порядку вместе с кормилицей на ночь с ребенком непременно оставалась одна из фрейлин, и Гвендилене такие ночи выпадали нередко… Каждый раз она улыбалась и кланялась, благодаря за оказанную честь, хотя сама порой готова была выбросить мерзкого крикуна в окно, прямо на камни.

Немало хлопот доставлял и старший сын принцессы, маленький принц Римеран. После падения в очаг он благополучно поправился, но его лицо так и осталось изуродовано шрамами от ожогов. Целительница Гила была права – красавчиком ему никогда не стать… В замке говорили, что до этого происшествия он был веселым и добрым мальчуганом, но теперь стал капризным и злым, как звереныш. Любимым его развлечением было спрятаться в темном закоулке и неожиданно выпрыгнуть с диким криком под ноги кому-нибудь из проходящих. Служанки визжали от страха и неожиданности, фрейлины, бывало, падали, путаясь в длинных платьях, а гадкий мальчишка заливался счастливым смехом и тут же убегал, чтобы спрятаться снова.

Хуже всего было в те дни, когда принц Хильдегард наведывался в покои супруги. Госпожу надо было причесать, умастить ее тело и волосы драгоценными ароматами, облачить в сорочку из тонкого белоснежного полотна с кружевами… И скромно выйти из ее спальни, закрыв за собой дверь. Бывало, принц оставался на всю ночь, а иногда случалось, что он не выходил из ее покоев день или два. В такие дни еду для них нужно было оставлять у порога, а служанки шептались, что в ближайшее время Эвине и Хильдегарду следует ждать появления нового отпрыска.

Другие фрейлины рады были провести время за чашкой душистого отвара из трав, сдобренного медом и пряностями, сплетничая и хихикая, но для Гвендилены это было мучительно. Каждый раз она зажимала уши, стараясь не слышать звуков, доносящихся из покоев принцессы, но, как нарочно, это не помогало. Скрип кровати, вздохи, стоны, смех и ласковое воркование – все это резало как ножом по сердцу. Как она мечтала хоть раз оказаться на месте госпожи! Все в замке знали, что своей благосклонностью принц Хильдегард не обходит даже служанок и судомоек… «В отца пошел!» – шептались старые слуги. Но напрасно Гвендилена прихорашивалась и старалась почаще попадаться принцу на глаза – он даже не замечал ее. Просто проходил мимо, беззаботно насвистывая, и обращал внимания не более чем на мебель. От этого можно было сойти с ума!

Однажды, в ненастный осенний вечер, принц пожелал отужинать в покоях супруги. Он был в хорошем настроении, пил вино, шутил с фрейлинами, даже покачал на колене старшего сына, и мальчик был вне себя от радости, впервые, может быть, позабыв о собственном уродстве… Казалось, Хильдегард обладал удивительном даром делать счастливыми всех вокруг, не прилагая к этому ни малейших усилий! В который раз Гвендилена искала его взгляд, жадно и трепетно – и, как всегда, напрасно.

Отправляясь спать, она видела, как принц сидел у камина, рассеянно почесывая за ухом любимую охотничью собаку, и почувствовала острую, жгучую зависть к ней. В этот миг она охотно бы поменялась местами со старой пятнистой сукой с артритными лапами и мутными глазами, лишь бы быть рядом с любимым, смотреть ему в глаза, чувствовать на себе его руки… Даже собаку он иногда удостаивает лаской, разве она хуже?

С того дня Гвендилена почувствовала, как в ее душе словно что-то надломилось. Ее не радовали больше ни вкусная еда, ни нарядные платья, ни жизнь во дворце… Раньше о таком она бы и мечтать не могла, но к чему все это, если нет надежды?

И сейчас, гладя в темноту за окном сухими воспаленными глазами, она думала о том, сколько еще ночей ей придется провести, плача в подушку? Сколько лет прожить без любви, пока ее тело не иссохнет и не состарится, а душа не зачахнет окончательно? Ни один мужчина не смотрел на нее с вожделением – если только не считать тот случай, когда пьяный отчим попытался влезть к ней в постель после похорон матери. Неужели так будет всегда? И принц Хильдегард останется недосягаемым, как звезда в небе…

«Я не знаю, что делать, – с тоской думала Гвендилена, – я совсем одна…»

Она почти не удивилась, когда рядом послышался знакомый тихий голос:

– Если не знаешь, что делать, спроси у того, кто знает! Или у той.

Неожиданно перед глазами встало лицо Гилы. Да, наверное, эта женщина сведуща не только в целительстве… Гвендилена вспомнила, как когда-то в деревне многие женщины и девушки бегали тайком к знахарке Милве за приворотным зельем. Даже сестра Айя наведывалась туда – говорила, что просто за компанию с подругой, чтобы ей, бедняжке, не было страшно идти одной… Что входило в состав вязкой черной жидкости, доподлинно никому не известно, но Вета, дочь соседа-сапожника, старшая в многочисленном и бедном семействе, не блиставшая к тому же красотой – в детстве девушка переболела оспой, и следы остались на всю жизнь, – совершенно неожиданно вышла замуж за Арведа Пека из соседней деревни. Человек он хоть и пожилой, но добрый и зажиточный, так что Вете не пришлось голодать. К тому же она счастливо избежала нашествия шеди-аваль и рабской доли – впрочем, как и сама Милва.

Что и говорить, знахарка знала свое дело! Впервые Гвендилена задумалась – так ли уж случайно вышло, что сама Айя приглянулась графскому конюху Вилерду? Ее единственная драгоценность, серебряное колечко, подаренное матерью, куда-то пропало вскоре после того случая! Сестра говорила, что потеряла его, но что, если на самом деле все было не так?

«А может быть, и мне повезет? – думала Гвендилена. – Конечно, Гила может и отказаться помочь, но вдруг… В конце концов, есть только один способ проверить это!»

Наконец она решилась – протянула руку, звякнул серебряный колокольчик, и вскоре на пороге появилась, протирая глаза, отчаянно зевающая горничная Летта. Видно было, что она уже давно спала… Гвендилене даже стало немного стыдно за то, что разбудила ее – давно ли она сама чистила котлы на кухне и радовалась, если удавалось поспать немного?

Впрочем, эта мысль была мимолетной. «Бери, что хочешь, и заплати за это!» – говаривал когда-то отчим, стоя за прилавком, и, надо признаться, он был прав.

– Что вам угодно, госпожа?

– Пойди и приведи ко мне Гилу, целительницу! Мои руки… – она беспомощно вытянула пальцы перед собой, – мои руки все еще беспокоят меня, особенно по ночам.

Так же отчаянно зевая, Летта поклонилась и вышла, шлепая разношенными башмаками.

Ожидание показалось очень долгим. Гвендилена старательно пригладила волосы, поправила покрывало на ложе, зажгла новую свечу взамен чадящего огарка, а Гилы все не было. Девушка уже испугалась, что она вовсе не придет… Она кусала губы от волнения, глядя в темноту за окном, и думала, что зря затеяла все это.

Гила вошла почти неслышно, ступая мягко, как большая кошка. Только дверь чуть скрипнула, послышалось шуршание накрахмаленных нижних юбок, да сильнее затрепетало пламя свечи на сквозняке… Не говоря ни слова, она поставила на стол свою сумку, с которой, кажется, никогда не расставалась, и строго спросила:

– Что с тобой? Руки еще болят? Странно…

Гвендилена лишь кивнула. Было очень страшно, что ее уличат во лжи… Но и отступать уже поздно.

Гила поставила свечу поближе, быстро осмотрела руки девушки, покачала головой и чуть прищелкнула языком.

– Твои руки не болят, – она заглянула Гвендилене в лицо, – что тебе нужно на самом деле?

Целительница смотрела так же строго, как и в тот день, когда Гвендилена впервые увидела ее, и невозможно было соврать, чувствуя на себе этот взгляд.

– Да, правда, – призналась она, – мои ожоги давно зажили. Но я чужая здесь, никого не знаю! Бедной одинокой девушке всегда нужен совет мудрой опытной женщины…

– В самом деле? – прищурилась целительница. – А мне показалось, что ты прекрасно обходишься и так.

Гвендилена опустила голову, а Гила продолжала говорить, безжалостно отчеканивая каждое слово:

– Ты хитрая девочка и, видно, далеко пойдешь. Из кухонной рабыни стать дамой-компаньонкой самой принцессы – это не каждой удается! Наш маленький принц Римеран очень кстати упал в очаг.

Гвендилена почувствовала, как внутри все холодеет от ужаса. Если эта женщина догадалась о ее тайне, для нее все кончено!

– Когда ты… узнала? – выдохнула она.

– Сразу же, – пожала плечами Гила, – это было совсем не так уж трудно. Я видела твои глаза.

– Почему же ты не выдала меня? – Гвендилена старалась говорить спокойно, но голос ее предательски дрогнул.

Целительница ответила не сразу. Ее лицо омрачилось, губы сжались в нитку, и тонкая морщинка залегла между бровей.

– Я не питаю большой любви к династии, – призналась она, – и с тех пор как оказалась здесь, я не нашла ни одной причины испытать это прекрасное чувство!

Она замолчала, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Казалось, эту женщину, на вид спокойную, бесстрастную, даже холодную, гнетет какое-то горе, такое давнее, что она свыклась с ним… Молчание длилось довольно долго, но Гвендилена не смела заговорить. Наконец, будто вспомнив о ее существовании, целительница спросила резко, почти зло:

– Так что тебе нужно?

Гвендилена вздохнула и почти до крови прикусила губу. Признаться в том, что не дает ей спать по ночам, было непросто!

– Я слышала, что мудрые женщины, вроде тебя, бывают сведущими не только в целительстве, но и в любовных делах, – осторожно вымолвила она, – не знаю, правда ли это… Но так говорят.

Гила посмотрела на нее с интересом.

– Значит, ты влюблена, а твой избранник не желает отвечать тебе взаимностью? – уточнила она.

Гвендилена опустила глаза.

– Да. Он просто не замечает меня.

– И кто он?

Девушка почувствовала, как горячая волна захлестнула ее с головы до ног. Как сказать вслух о том, о чем и мечтать-то смеешь лишь украдкой? Но и промолчать нельзя, другого случая изменить судьбу может и не представиться! Наконец, она набрала побольше воздуха в грудь и выдохнула:

– Это… Это принц Хильдегард!

– Кто? Не ослышалась ли я? – переспросила целительница и коротко, резко расхохоталась. – Пожалуй, тебя не назовешь скромницей! – добавила она, покачивая головой.

Гвендилена молчала, пристыженная и смущенная. Было обидно, что целительница посмеялась над ней и тщательно лелеемая надежда оказалась напрасной, но, наверное, этого и следовало ожидать! Сейчас она встанет и уйдет, и хорошо еще, если никому не расскажет об этом, иначе слухи мигом поползут по замку, и тогда ей несдобровать. В лучшем случае ее просто прогонят прочь, а в худшем… Даже подумать страшно!

Но Гила почему-то и не думала уходить. Отсмеявшись, она поправила чуть сбившуюся повязку на голове и сказала уже серьезно:

– Как говорили когда-то в моих родных местах, – если уж мечтать, то ни в чем себе не отказывать!

– Ты… нездешняя? – несмело спросила Гвендилена.

– Да, – кивнула Гила, – я с севера, с острова Зорвал.

О том, где находится остров Зорвал, Гвендилена не имела ни малейшего понятия. Было бы очень любопытно узнать что-то о чужих краях, но вместо этого она спросила совсем другое:

– Как же ты здесь оказалась?

– Так же, как и ты, – пожала плечами целительница, – только давно.

Гвендилена поежилась, будто снова ощутила тяжесть цепей и удары кнута. О прошлом она старалась не вспоминать…

– Неужели ты тоже была рабыней? – удивилась она.

– Я и сейчас рабыня, – равнодушно ответила Гила, – мой прежний хозяин преподнес меня в подарок на свадьбу Эвины и Хильдегарда. Но сейчас это не важно. Дай-ка посмотреть на тебя, девочка…

Она бесцеремонно взяла Гвендилену за подбородок и принялась рассматривать ее лицо, словно читая только ей ведомые знаки. Это было непривычно и странно, но девушка покорно терпела. Наконец, Гила отстранила ее.

– Значит, ты желаешь заполучить принца Хильдегарда? – сказала она, медленно и четко выговаривая каждое слово. – Что ж, пожалуй, я помогу тебе! А ты поможешь мне в свое время.

И с жесткой, злой усмешкой добавила:

– Если будешь во всем слушаться меня, скоро он будет бегать за тобой, словно пес за сукой!

Это прозвучало грубо, но Гвендилена задохнулась от радости.

– Разве это возможно?

– Почему нет? – удивилась целительница. – Все мужчины одинаковы! Они – звери, да… Но даже медведя можно научить плясать и кланяться.

Гвендилена потупилась.

– Ведь я некрасива… Даже мать когда-то мне говорила об этом!

Гила чуть улыбнулась.

– О, это не так важно, – утешила она девушку, – поверь, внешность – не главное! К тому же… В тебе есть особая красота – та, что сродни колдовству. Она незаметна беглому взгляду, спрятана глубоко, как сокровища, что лежат на дне моря. Ты и сама об этом знаешь… Или хотя бы догадываешься. Думаю, когда-то тебе довелось пережить нечто… – Она прищелкнула пальцами, будто подыскивая подходящее слово. – Нечто особенное!

Гвендилена готова была уже рассказать об озере Трелоно, о волшебном венце с зеленым оком во лбу, о смерти сестры, даже о том, как побывала в Аннуне… Но лишь она открыла рот, Гила остановила ее, выставив руку вперед, словно защищаясь.

– Нет! Я не хочу об этом знать. Есть вещи, о которых не стоит рассказывать. У женщин всегда есть тайны… Скоро ты и сама это поймешь.

Целительница таинственно улыбнулась. В этой улыбке было нечто такое, что Гвендилена всей душой поверила – ее мечта действительно может воплотиться в реальность, и задохнулась от переполняющей ее благодарности. Гила по-прежнему казалась ей жестокой, холодной, даже страшной, но сейчас от радости она готова была целовать ей руки.

– Благодарю тебя… Благодарю! – залепетала она. – Я отдам все платья и драгоценности, к тому же принцесса Эвина обещала мне десять золотых…

Но Гилу это ничуть не обрадовало.

– Можешь оставить себе свои украшения и платья, – резко сказала она, – перестань, а то я передумаю!

– Чем же я смогу отблагодарить тебя? – растерялась Гвендилена.

– В свое время узнаешь, – ответила целительница.

Она легко поднялась и вышла, чуть шурша накрахмаленными нижними юбками.

Глава 3

С того дня для Гвендилены началась совсем другая жизнь. Внешне все осталось по-прежнему – она выполняла обязанности компаньонки, развлекала госпожу, занималась детьми, но почти каждый вечер девушка тенью выскальзывала из своей каморки и шла в Угловую башню, туда, где ждала ее Гила.

Обиталище целительницы находилось высоко, под самой крышей. Чтобы попасть туда, приходилось долго подниматься по крутой винтовой лестнице, и поначалу Гвендилена входила потная, запыхавшаяся и растрепанная. Правда, вскоре она привыкла и стала преодолевать ступеньки легко, перепрыгивая с одной на другую, словно коза.

Комната была странная – округлой формы, с высокими стрельчатыми окнами, уходящими под крышу. Казалось, она открыта всем ветрам и парит высоко над миром… То, что происходило там, было новым, непривычным, одновременно прекрасным и пугающим.

Каждый раз, приходя, Гвендилена не знала, что ждет ее. Целительница то растирала ее тело остро пахнущими снадобьями, то поила горьким настоем неведомых трав, то заставляла повторять за ней непонятные слова, глядя на пламя свечи… Бывало, что она просто сидела, уставившись в пустоту и одним дыханием напевая бесконечную тягучую мелодию, от которой все внутри мелко дрожало и трепетало.

Иногда, напротив, Гилу охватывало безудержное веселье, и она начинала танцевать, увлекая за собой Гвендилену. В свете масляной лампы тени их плясали на стене, и иногда казалось, что к ним присоединяется кто-то еще! Тени появлялись и исчезали, они то сплетались друг с другом, то прятались, затаившись, у оконных проемов. Девушке казалось даже, что она слышит музыку, словно где-то рядом играют свирели и арфы, заливаются скрипки и бьет большой барабан… Это было, конечно, странно, но Гвендилена скоро перестала задаваться подобными вопросами. Она точно знала – Гила творит волшебство, а кто может его объяснить? В него можно только верить!

К себе Гвендилена возвращалась глубоко за полночь, а то и под утро, без сил падала в постель и сразу же засыпала. Случалось, по утрам она просыпалась совершенно разбитой, а иногда, наоборот, на удивление бодрой и свежей. Девушка очень боялась, что кто-нибудь догадается о ее тайне, и к своим обязанностям стала относиться ревностнее обычного. Это было непросто, но она очень старалась… И к удивлению своему, начала замечать, что ее усилия не напрасны.

Постепенно ушли в прошлое бессонные ночи с маленьким Альдериком. Неожиданно оказалось, что ребенок лучше засыпает под тягучие колыбельные песни, что Гвендилена слышала в родной деревне, и девушке, убаюкав младенца, удавалось и самой поспать хоть немного.

Со старшим принцем, Римераном, было гораздо сложнее. Осознав свое уродство и непохожесть на других, мальчик все больше уходил в себя. Теперь он все время прятался по темным углам, закрывал лицо руками и почти перестал разговаривать. Даже слуг и фрейлин пугать ему надоело.

Принцесса Эвина очень беспокоилась о нем. Однажды она решила поделиться с мужем своей тревогой, но тот лишь беззаботно отмахнулся. Легкий, веселый, принц Хильдегард не любил плохих новостей…

– Все будет хорошо, – со своей всегдашней обаятельной улыбкой ответил он, – а если даже нет… У нас ведь есть и младший сын, не так ли? И будут еще другие!

– Как можно так говорить? – возмутилась Эвина. Всегда такая кроткая, покорная мужу, в этот миг она выглядела испуганной, но преисполненной решимости защитить свое дитя. – Ведь он наш первенец, наследник!

– Да, ты, пожалуй, права, – задумчиво отозвался Хильдегард, – его и людям-то показывать страшно…

Лицо его омрачилось – впрочем, ненадолго. Принц не любил предаваться печальным мыслям.

– Ничего! – улыбнулся он. – Ведь у нас впереди еще много лет, все может случиться… И в конце концов, есть еще монастыри и храмы! Если наш сын захочет провести жизнь в молитвах и благочестивых размышлениях, мы ведь не станем ему препятствовать, не так ли, дорогая?

Он нежно потрепал юную супругу по щеке, но принцесса Эвина разрыдалась и выбежала прочь. Повернувшись на каблуках, принц вышел, не говоря ни слова, и на его лице впервые мелькнуло совсем другое выражение – одновременно злое и обиженное, как у ребенка, которого оставили без сладкого за обедом. Впервые за все время, что Гвендилена служила своей госпоже, принц покидал покои супруги таким раздосадованным и недовольным!

С того дня он стал наведываться к ней значительно реже. А если и приходил, то уже не оставался надолго, и из спальни не слышно было больше ни смеха, ни нежных словечек… Принц Хильдегард лишь исполнял супружеский долг и тут же спешил куда-то прочь, словно покончив с надоевшей обязанностью. Эвина тяжело переживала охлаждение мужа и часто ходила бледная и печальная. Вместе с другими фрейлинами Гвендилена утешала госпожу, но в сердце ее уже шевелилась робкая, слабенькая надежда.

Однажды малыш Римеран не пришел к ужину. Поначалу это никого особенно не встревожило, но мальчик не появился, даже когда пришло время ложиться спать, и мать не на шутку забеспокоилась. Фрейлины отправились искать его в дворцовых закоулках. Вместе с ними искала и Гвендилена. Со свечой в руке она обходила темные коридоры, досадуя на несносного мальчишку. Там, в башне, Гила снова ждет ее, но вместо того, чтобы постигать ее науку, приходится ловить этого сорванца!

Она и сама не знала, что заставило ее зайти в кладовую, где обычно хранились вещи, вышедшие из употребления, прежде чем отправиться в приют для бедных – принцесса Эвина любила заниматься благотворительностью! – и открыть тяжелую створку стенного шкафа. Там, среди пыльных подушек и траченных молью бархатных занавесей, свернувшись в клубочек и подложив ладонь под щеку, спал маленький принц. Он выглядел таким одиноким и беззащитным… Лицо, изрытое глубокими шрамами, казалось уродливой грубой маской. На щеках остались мокрые дорожки от слез, и видно было, что малыш долго плакал, перед тем как заснуть.

Глядя на несчастного ребенка, Гвендилена почувствовала острый укол стыда за то, что сделала с ним. Она сама готова была расплакаться, но тут мальчик проснулся.

– Кто здесь? – пробормотал он, отворачиваясь от света и прикрывая лицо рукой. – Уходи!

Глаза были синие, отцовские… И взгляд такой же. «Наверное, он должен был вырасти красивым юношей, если бы не тот случай, – подумала Гвендилена. – Но я ведь не знала, что так получится!»

– Это я, Гвендилена, одна из фрейлин вашей матушки, – сказала она. – Пойдемте скорее, ваше высочество, она очень волнуется!

Она протянула ему руку, но мальчик вовсе не собирался сдаваться просто так.

– Не хочу! Не пойду! – кричал он, отталкивая ее.

Гвендилена осторожно поставила свечу на пол и ловко подхватила малыша на руки. Он отчаянно отбивался, но девушка не обращала внимания и прижимала к себе, как в тот день, когда вытащила его из очага. «Ничего, не плачь, все будет хорошо…» – шептала она, гладя его по голове, и постепенно ребенок затих, уткнувшись ей в плечо. Отчаянные рыдания перешли в тихое всхлипывание, и Гвендилена уже собиралась отнести его к матери, когда он вдруг встрепенулся и поднял голову.

– Теперь я урод… Зачем ты спасла меня? – выдохнул он.

Он выглядел маленьким старичком, и в голосе его звучало совершенно взрослое, беспредельное горе. Хотелось как-то утешить его, но что тут поделаешь? В замке полно зеркал, и любое из них поведает мальчику горькую правду.

Почему-то девушка вспомнила сказки, что рассказывала старая Аливель. Она знала много историй, и большую часть Гвендилена давно позабыла, но одна всплыла в памяти.

– Людрих Великий тоже был покрыт роговым панцирем вместо кожи! – выпалила она. – Его обожгло дыхание дракона, но он стал героем и великим королем.

Мальчик явно не ожидал такого. Он мигом перестал плакать, утер слезы кулаком и удивленно уставился на нее.

– Это правда? – озадаченно спросил он.

– Конечно! – храбро ответила Гвендилена. Старая Аливель, конечно, была сумасшедшей и часто несла всякий вздор, но ведь история об Аннуне оказалась правдой…

– А ты расскажешь мне про Людриха? – спросил маленький Римеран.

– Расскажу. Непременно расскажу! – улыбнулась Гвендилена. – Но это будет наш секрет. И только если ты будешь слушаться.

– Буду… Правда буду.

– Тогда пойдем к маме. Я только возьму свечу, чтобы мы не заблудились в темноте…

Мальчик доверчиво прижался к ней, обхватив за шею, и Гвендилена чувствовала его теплое дыхание у себя где-то возле уха. Когда она вошла в покои принцессы, ребенок уже крепко спал.

Принцесса Эвина была вне себя от беспокойства. Она металась из угла в угол и распекала фрейлин за нерадивость, что вообще-то случалось с ней нечасто. Увидев Гвендилену с малышом на руках, она кинулась к ней.

– Что случилось? Что с моим сыном?

– Ничего… – пожала плечами Гвендилена, – его высочество просто играл в кладовой и заснул.

После этого случая принц Римеран действительно стал гораздо более покладистым. Он послушно соглашался мыть руки, есть, отправляться гулять в парке и даже учиться грамоте, но только если Гвендилена была рядом. Старый Эйрик – он ведал библиотекой в замке и когда-то давно обучал еще короля Людриха – не уставал удивляться успехам маленького принца. А вскоре и сама Гвендилена с удивлением обнаружила, что непонятные закорючки в книгах стали сами собой складываться в слова… Она даже писать научилась потихоньку, выводя буквы тонкой палочкой на покрытой воском доске!

Как-то само собой получилось, что в свите принцессы Гвендилена оказалась на особом положении. Госпожа часто хвалила и отличала ее, ставила в пример другим и даже подарила лаввис – тяжелый золотой браслет, украшенный самоцветами, служащий знаком отличия для девушки из знатной семьи.

– То, что не дано от рождения, можно заслужить терпением и преданностью! – сказала она и, обернувшись к другим девушкам, добавила: – Пусть для всех вас это послужит уроком.

Вскоре Гвендилена стала замечать, что другие фрейлины перестали смеяться над ней. Некоторые даже заискивали и искали ее дружбы, но она так ни с кем и не сблизилась. Товарок она в глубине души считала сборищем безмозглых куриц и не видела особой разницы между обществом благородных девиц и служанок на кухне, но держалась со всеми ровно, спокойно и приветливо.

Но еще удивительнее было другое. Каждый день Гвендилена видела, как расцветает ее красота – кожа становится белее и мягче, на щеках проступает легкий румянец, и волосы блестят, отливая цветом воронова крыла. Ее талия стала такой тонкой, что все платья приходилось ушивать, налилась грудь, раздались бедра… Исчезла неуклюжесть и скованность, теперь ее движения были грациозными и легкими, а походка – плавной. Но главное – ее отражение в зеркале все чаще, все сильнее напоминало то прекрасное лицо, что когда-то Гвендилена увидела в водах озера Трелоно! Только венца на голове не хватало…

Это и радовало, и пугало одновременно. Изменения были такими разительными, что Гвендилена пыталась до поры до времени спрятать их – притушить сияние глаз, скромно опуская ресницы, скрыть под одеждой фигуру, спрятать лицо от любопытных взглядов. Но, как она ни старалась, перемены, происходящие с ней, скоро стали заметны и окружающим. Даже принцесса Эвина однажды сказала:

– Ты так похорошела, Гвендилена… Стала совсем другой. Может, ты влюблена? Скажи правду, не стыдись! Каждая девушка хочет быть счастливой.

Гвендилена вспыхнула от смущения. Сама мысль о том, что Эвина догадается о ее чувствах к принцу Хильдегарду, повергала ее в ужас… Она покраснела и, опустив глаза, тихо вымолвила:

– О нет, ваше высочество! Служить вам – уже счастье для меня.