Текст книги "Семь дней страсти"

Глава 3

Виконт ночью спал плохо. Ему привиделась странная женщина в белом, стоявшая перед ним.

Она показалась ему смутно знакомой, но слишком быстро исчезла, и ей на смену пришли старые ночные кошмары, наполненные болью и страхом. Когда он проснулся, то пожалел, что вернулся в Йоркшир.

День был тихий и грустный, покрытая туманом местность казалась ограниченной и бесконечной одновременно. Ланкастер слышал слабый шум океана и чувствовал соленый запах. Осознание того, что он не в Лондоне, стало понемногу развеивать его плохое настроение. Даже несмотря на то что сейчас его путь лежал в семью умершей девушки, куда он направлялся, чтобы принести свои соболезнования.

Она была единственной Мерриторп в доме. Ее отец давно умер, и леди Мерриторп вышла замуж за дородного мужчину по имени Камбертсон, который редко улыбался и часто кричал. Именно по этой причине Синтия часто убегала в Кантри-Мэнор. Мистер Камбертсон не трогал ее, пока она не попадалась ему на глаза, и девушку это устраивало. Николас тоже не вспоминал о ней все это время, и теперь чувство вины терзало его.

Но у него было о ком заботиться. Его мать, которая целиком и полностью зависела от молодого виконта и не хотела признавать их тяжелое финансовое положение. Его сестра, девушка на выданье, которую следовало представить светскому обществу, а это требовало немалых затрат. И его брат, в своем юношеском расцвете, потакающий всем своим прихотям. Счета за одежду, выпивку и развлечения уже давно вышли из-под контроля. Как и мать, Тимоти не хотел мириться с бедностью. У них ничего не было. Почти на всю собственность были установлены ограничения на право распоряжаться ею. Имя Ланкастера и титул были, в сущности, единственным оставшимся у них имуществом. Его имя, титул и тело.

От этих мыслей его бросило в жар, и Николас, пытаясь избавиться от них, даже сменил позу. Пальцы коснулись ледяного стекла, когда он решил открыть окошко экипажа, но именно холодный воздух мог сейчас отвлечь его. Он даже подумал попросить кучера остановиться и остаток пути пройти пешком, но так и не решился на это. Вскоре показалось имение Оук-Холл, и под колесами захрустел ракушечник.

В груди все сжалось от знакомого пейзажа. В юности Николае бывал здесь десятки раз, но частенько старые воспоминания лежат забытыми в кладовой памяти до тех пор, пока вдруг вид чего-то или запах не возродят их к жизни. В данном случае это были три старых дерева, которые выросли выше каменного здания и затеняли его. И еще необычная темно-синяя краска, которой были выкрашены ставни и фронтоны дома.

Впервые с тех пор как он услышал печальную новость, Ланкастер почувствовал прилив настоящей печали по Синтии. Она умерла и никогда больше не станет карабкаться на дерево под своим окном, никогда не будет смотреть на него с недовольным видом, упрямо задрав подбородок, никогда не будет округлять глаза, слушая чушь отчима по какому-либо сомнительному вопросу.

Как только экипаж остановился, виконт тяжело спрыгнул на землю и с трудом поднялся по ступенькам. Удивительно, но никто из слуг не появился встретить его. Понятно, что обстановка в доме мрачная, но ведь прошло уже несколько недель. Ланкастер постучал в дверь и подождал.

Очевидно, титул виконта в этой части Йоркшира больше не принимается во внимание. За последние двадцать четыре часа ему уже дважды пришлось напрасно стучать в двери. Он почувствовал, как упала капля дождя. Николас поднял глаза к небу, но тут дверь открылась.

– Чего?

О Боже. Слуга, если это действительно слуга, а не проникший в дом коробейник, был всего около пяти футов ростом. У него как-то странно росли волосы на голове. Они мыском спускались ко лбу и росли по бокам.

– В чем дело?

– Это вы ко мне обращаетесь? – спросил Ланкастер.

Седой старик взглянул на него красными глазами. Глаза без преувеличения были красными. Николас совершенно четко видел кровеносные сосуды. Он был готов спорить на соверен, что этот человек – пьяница. И к тому же агрессивный.

– Ну хорошо, – вздохнул Николас, – я виконт Ланкастер и приехал сюда выразить свои соболезнования мистеру и миссис Камбертсон.

– Милорд, – человек, тяжело дыша, поклонился, хотя выражение лица осталось недовольным, – если вы пройдете за мной, я посмотрю, принимает ли хозяин.

Ланкастер последовал за сгорбленной фигурой, пообещав себе, что больше никогда не будет сокрушаться по поводу молодости своего дворецкого. Он был настолько загипнотизирован странным, похожим на привидение слугой, что почти не заметил поразительных перемен в Оук-Холле. Они уже почти перешагнули порог небольшой столовой, когда Ланкастер заметил царившее повсюду запустение.

Не стало… всего. Светлые квадраты на обоях говорили о том, что здесь когда-то висели картины. Столы стояли пустыми, на них не было ни ваз, ни других предметов интерьера. Даже деревянные полы, некогда покрытые толстыми коврами, заглушающими шаги, теперь были голыми. Виконт медленно обошел помещение, когда слуга шаркающей походкой вышел в коридор.

Трудно поверить. Складывалось впечатление, что из дома медленно выносится все. Возможно, подобное ждет и его самого. От такой мысли Николас нахмурился.

– Мистер Камбертсон примет вас.

Появившийся дворецкий произнес это таким тоном, будто на этот счет существовали сомнения.

Ланкастер снова последовал за ним, замечая, как при каждом шаге в воздух поднимаются пылинки. Служанки нигде не было видно, похоже, ее здесь давно не было.

– Достопочтенный виконт Ланкастер, – невнятно пробормотал дворецкий, когда они подошли к двери кабинета.

Из комнаты донеслось ворчание, потом послышался скрип старого кресла. Мистер Камбертсон встал им навстречу.

Виконта едва не передернуло от отвращения. Комнату наполнял запах дешевых сигар и джина. Шторы были опущены, и вся комната находилась в полумраке, а в воздухе чем-то нестерпимо воняло. И сам мистер Камбертсон соответствовал обстановке: без сюртука, небритый и с затуманенным взглядом.

– Милорд, – проскрежетал он, – для меня большая честь принимать вас.

– Мне тоже очень приятно, – солгал Ланкастер.

Хотя курчавые волосы Камбертсона оставались черными, теперь они поредели, да и сам он заметно постарел. Под глазами залегли глубокие морщины, а некогда широкие и крепкие плечи согнулись, словно на них положили тяжелый груз. Николас поспешно подошел к нему, чтобы пожать руку.

У Камбертсона оказались цепкие пальцы, и это вдруг напомнило Ланкастеру о тонущем человеке, который хватается за спасительную соломинку. А может, это отчаяние в его глазах создавало такое впечатление.

– Пожалуйста, садитесь, – предложил Камбертсон. И тут же крикнул: – Юинг! Чаю!

Его слова эхом разнеслись по дому, оставив их в угрюмом молчании.

Ланкастер осмотрелся, размышляя, не попал ли он в какой-то странный полуденный сон, но окружающая обстановка была вполне реальной.

– Мистер Камбертсон, я хочу выразить вам и миссис Камбертсон свои искренние соболезнования. Меня поразила печальная новость о мисс Мерриторп. Я даже представить себе не могу, насколько вам обоим сейчас, должно быть, трудно.

– Миссис сбежала в дом сестры, и я не знаю, когда она вернется.

Он провел рукой по лицу, поскреб щетину.

– Трудно, – произнес он, словно обдумывая слова виконта. – Да, было трудно.

– Мне действительно очень жаль. Она была красивой девушкой. Моя семья нежно помнит о ней и скорбит. Бедная миссис Пелл так страдает, что сегодня утром ни слова не произнесла.

– Красивой, – повторил, качая головой, Камбертсон. – Да уж, она была красивой, Хотя, в конечном счете, Синтия оказалась эгоисткой и ни о чем не думала, кроме своих собственных желаний. Вам известно, что она сделала с этой семьей?

– Я… – Ланкастер не смог придумать подходящего ответа.

Он просто смотрел, как серое лицо Камбертсона наливалось краской.

– Она погубила нас. У нее был шанс вытащить семью из беды, а она вместо этого поддалась дурацким девическим страхам и бросилась с обрыва!

– Она… Что? – Ланкастер вскочил со своего места, ударившись коленкой о стол Камбертсона. – Она… Она бросилась с обрыва?

– Да! Как героиня сентиментального романа. Между прочим, с одного из ваших обрывов.

– Но я думал…

Николас думал, что она умерла от болезни или в результате несчастного случая. Но покончить жизнь самоубийством? Что же, черт возьми, случилось с упрямой молодой девушкой, которую он когда-то знал? Комната поплыла у него перед глазами.

– Почему? – произнес он, наконец.

– У нее были какие-то глупые девические страхи перед мужчиной, за которого она должна была выйти замуж, – бросил Камбертсон.

– Но… – Ланкастер не знал, что сказать, он даже не знал, что думать.

В кабинет шаркающей походкой вошел дворецкий, но Камбертсон продолжил рассказ:

– Наша семья находится в отчаянном положении, и она знала это. Но продолжала вести себя так, словно была любимицей всего Лондона. «Я не выйду за него замуж, и ты не можешь меня заставить», – грубо передразнил голос девушки Камбертсон. – У нас ничего нет, виконт. Здесь нет никого, кроме Юинга, который может в любой момент упасть замертво, и глухонемой горничной, которую никто не возьмет на работу. Я даже не могу позволить себе держать лошадей. Вы знаете, каково это – ехать в церковь в повозке, запряженной мулом? А она все думала, что ей должно быть позволено мечтать в ожидании любви какого-нибудь молодца, семья которого все равно не приняла бы ее. Недальновидность молодости, которая выводит из себя.

– Я не понимаю, – только и смог произнес Николас. Он встретился взглядом с отчимом Синтии. – Вы продали ее за деньги?

– Я договорился о выгодном браке с титулованным джентльменом со значительными средствами. – Камбертсон наклонился вперед, поставив локти на стол. – У нее совершенно не было причин для истерик. Здесь все предельно понятно. Эта девушка не любила, чтобы ей указывали, поэтому сознательно все разрушила.

– Покончив жизнь самоубийством.

– Да.

Ланкастер больше не мог смотреть на него, поэтому отвел взгляд и стал рассматривать комнату, засоренную бумагами и пустыми стаканами. Все было покрыто толстым слоем пыли.

– А я думал, вы в трауре.

– Я действительно в трауре. Мы разорены. Но я, конечно, не желал ей смерти. Конечно, нет.

Не в силах сдержаться, виконт с презрением посмотрел на него.

– Ха! – В смехе Камбертсона не было и намека на веселье. – Вы, наверное, позабыли, каково это – быть простым «мистером», лорд Ланкастер. У людей, которым от рождения не достался такой высокий статус, жизнь нелегка. У нее был долг перед семьей, и она его отказалась выполнять. Поэтому я расстроен, что она умерла, но не стану рвать волосы и скрежетать зубами. Я слишком занят тем, что стараюсь изобрести какой-нибудь способ получить доход. В прошлом году наши овцы сильно пострадали.

Долг перед семьей. Вот это Ланкастер понимал как раз очень хорошо. Но у него в голове застряла одна деталь.

– А что это за титулованный джентльмен, который может предложить «выгодный брак», но неожиданно для себя платит за такую привилегию?

– Там были определенные обстоятельства…

Камбертсон откинулся на спинку и скрестил руки на груди.

Ланкастер прищурил глаза и смотрел, как тот вздернул подбородок, словно готовясь к защите.

– Не более чем слухи. Но этого оказалось достаточно, чтобы немного омрачить его перспективы на брак. Ричмонд уверял меня, что все это неправда.

Ричмонд. Ланкастер уже ничего не слышал, кроме этого имени. Его барабанные перепонки звенели как колокол.

– Нет, – только и смог выдохнуть Николас.

Ему не хватало воздуха в легких, кровь прилила к лицу, обжигая жаром. Эта вспышка словно выжгла его нервы, поэтому он теперь ничего не чувствовал.

Камбертсон что-то еще рассказывал, говорил слова, которые, похоже, не требовали ответа, потому что виконт был не в состоянии ни слушать, ни отвечать.

Ричмонд. Она должна была выйти замуж за Ричмонда.

Неудивительно, что она свела счеты с жизнью. Этот человек был монстром. Ланкастера прошиб холодный пот.

– Ее заставляли выйти замуж за Ричмонда, – Николас сам не узнал своего голоса.

– Заставляли! – усмехнулся Камбертсон. – Заставляли выйти замуж за графа! Черт, да он умер бы лет через десять и оставил бы ее графиней, свободной поступать так, как ей нравится. Вот уж действительно заставляли!

Виконт не мог смотреть ему в глаза. Он понял, что если встретится с ним взглядом, то ударит его, собьет высокомерие с этого подлого лица.

– Этому человеку место в сумасшедшем доме.

– Я, конечно, не дал бы разрешения, если бы верил в сказки, – вздохнул Камбертсон, – но, правда или нет, а немного грубоватые забавы в постели никогда никого не убивали.

– Простите, – Николас встал и на деревянных ногах направился к выходу. – Передайте мои соболезнования своей жене.

Камбертсон что-то пробормотал в ответ, но Ланкастер не стал слушать. Он был готов убить этого человека.

Грубоватые забавы. Да как он смеет! Как посмел думать о том, чтобы послать молодую девушку в постель к этому человеку ради какого-то долга!

Долг. Семья. Страх. И смерть. Смерть, или, по крайней мере, желание смерти. Все это было хорошо знакомо Николасу.

Хлопнув дверью, он вышел из кабинета и устремился по коридору, размышляя, неужели все семьи одинаковы.

Виконт не помнил, чтобы они поворачивали, когда дворецкий вел его в кабинет. Ему пришлось остановиться и осмотреться. В этом проклятом мавзолее ничего не было видно, но Ланкастер помнил, что выход где-то слева. Он свернул, и тут его взгляд уловил что-то яркое, диссонирующее с общей обстановкой. Он остановился и повернулся, чтобы внимательнее рассмотреть увиденное.

Виконт дотронулся до полуоткрытой двери, она открылась шире, и на дальней стене уютной комнаты его взору предстал портрет молодой женщины. Он был небольшой, насыщенный красками, полный жизни. Художник потрясающе передал сходство. Ланкастер знал это, потому что, хоть и не был здесь последние десять лет, сразу узнал слегка загадочную улыбку и мудрые карие глаза, упрямый подбородок и широкие скулы. Он подозревал, что она станет симпатичной, но Синтия Мерриторп превратилась в женщину, которая была не просто миловидной, но необъяснимо неотразимой.

И именно ее он видел прошлой ночью.

Бушевавшая в нем ярость отступила, рассыпавшись в прах.

Он видел ее прошлой ночью. В своих снах. Сначала в библиотеке, потом в своей спальне, в лунном свете она стояла у его кровати. Но как она могла присниться ему такая? Именно такая? Может быть…

Виконт покачал головой и с трудом сглотнул. Нелепо. Она стала взрослой, а черты лица совершенно не изменились. Конечно, во сне он видел ее именно такой. Как еще она могла выглядеть в его снах?

Николас вышел в коридор и, оглянувшись, бросил долгий взгляд на портрет. Ему показалось, что глаза Синтии на портрете печальнее, чем он помнил их в жизни.

Ланкастер, чертыхнувшись, пошел, радуясь, что ему никогда больше не придется переступать порог этого гнилого дома. Однако в его собственном доме его ждали воспоминания, и он боялся приближающейся ночи.

– Что ты натворила? – требовательно спросила миссис Пелл.

– Ничего, – с бесстрастным выражением лица ответила Синтия.

– Не говори мне «ничего». Думаешь, я не вижу блеска в твоих глазах? У виконта сегодня утром был измученный вид.

Но она действительно ничего такого не сделала. Может, у него слабый организм. Она что-то слышала, что праздная жизнь в течение долгого времени может стать причиной этого.

– Синтия! – раздраженно воскликнула экономка, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что Адам с новыми служанками еще не вернулся, и снова посмотрела на Синтию.

– Ничего, я просто…

Она поежилась, теребя свою непомерно большую ночную рубашку.

– Так что?

– Я должна вынудить его уехать, разве вы этого не понимаете? Даже если он сам ничего не поймет, посмотрите, сколько людей будут вертеться под ногами. Еще две девушки призваны на помощь. Мне придется сидеть взаперти здесь. Все абсолютно безобидно, – пыталась защищаться девушка. – Я просто подумала, что…

Ее неуверенность не изменила настроения экономки.

– Синтия.

.– Ну хорошо. Я придумала, что буду привидением, вот и все. Я не думала, что безвредное привидение будет мучить его всю ночь. В юности он не был таким впечатлительным.

– Ты была в его покоях? – задохнулась от возмущения миссис Пелл.

– Только минутку. Он слишком чутко спит, и это заставило меня понервничать.

– Понервничать? Да ты с ума сошла!

Синтия пожала плечами, смутившись, что ее блестящая идея не нашла поддержки.

– Но это сработало. Если он не может спать, значит, не станет задерживаться. Зачем он сюда приехал, он говорил вам?

– Это не мое дело – задавать вопросы. И тебе не пристало находиться в спальне мужчины ночью. Это неправильно и неразумно. Если только ты не надеешься, что тебя схватят?

– Нет, – заявила упрямица, хмуро посмотрев на миссис Пелл. – Я придумала план.

– Еще один?

Девушке было хорошо известно, что думает о ее планах миссис Пелл, но другого способа сбежать и обеспечить безопасность своей маленькой сестре у нее не было. Ей нужны деньги прямо сейчас. К счастью, у Синтии были дневники двоюродного дедушки. И план.

– У меня нет другого выхода, – пробормотала она. – Как мне обыскать скалы, если виконт здесь?

Миссис Пелл что-то пробормотала об опасности, но девушка вновь принялась ругать Николаса. Ей только удалось убедить экономку, что план удастся, как его приезд свел к нулю все ее усилия. Надо что-то делать.

Синтия повернулась к кухонному столу и отрезала кусочек хлеба.

– Ну что он, по-вашему, может сделать для меня? – Не получив ответа, она покачала головой и придвинула к себе горшок с маслом. – Известно, что денег у него нет. Даже здесь, в глуши Йоркшира, мы слышали, что он должен жениться на богатой наследнице, поэтому не надо мечтать, что он подхватит меня и увезет к роскошной жизни. Ему даже не по карману сделать меня своей любовницей.

– Мисс… – начала миссис Пелл, готовая прочесть лекцию, но тут же замолчала, словно ей не хватило смелости для этого.

Девушка повернулась к ней спиной, проглотив кусочек хлеба, и пожала плечами:

– В любом случае я вряд ли гожусь на роль любовницы, поэтому не представляю, как, по вашему мнению, виконт может мне помочь.

Миссис Пелл собралась что-то сказать, но только покачала головой, теребя в руках фартук.

Девушка посмотрела на толстую фланелевую рубашку, которую ей дала миссис Пелл. Кроме грязного серого платья, в котором она появилась здесь, у нее больше ничего не было. Но ведь, готовясь к самоубийству, вещи не собирают, да Синтия и не хотела вызвать подозрения.

– Куда он поехал?

– К мистеру Камбертсону. Думаю, когда он вернется, вопросов у него станет еще больше, а я вряд ли смогу на них ответить.

Миссис Пелл едва успела закончить последнюю фразу, как за дверью кухни послышались звуки подъезжающего экипажа.

– Уходи! – воскликнула она, но Синтия уже и без нее все поняла. – И сиди тихонько, не высовывайся и не броди нигде!

Синтия положила в рот последний кусочек хлеба и отодвинула панель, спрятанную в стене кухни, но, прошмыгнув туда, не стала закрывать ее плотно. Она осталась там, в старом коридоре для прислуги, и ждала, когда придет Николас. Она услышала его шаги и прижалась к оставленной щели.

Его темно-русые волосы были взъерошены, и Синтии нестерпимо захотелось пригладить их или взъерошить еще больше.

Он был таким знакомым и любимым, что ее сердце было готово выпрыгнуть из груди. Да, она уже дважды видела его, но оба раза он спал. Сейчас он был таким, каким она его помнила, и все же она, оказывается, много чего забыла. То, как он наклонял голову, когда думал. Розоватый оттенок его губ. Линию носа, который был сломан в детстве, и теперь там была небольшая горбинка. И глубокие морщины между бровями.

Раньше их не было.

Синтия настолько увлеклась изучением его лица, что прослушала разговор, который Ланкастер завел с миссис Пелл. Экономка с побледневшим лицом только кивала ему в ответ.

Синтию не очень волновала реакция семьи на ее предполагаемую смерть, но печаль и волнение на лице Николаса заставили ее осознать, насколько она эгоистична. Она никогда не была особенно близка с матерью или с сестрой, а уж тем более с отчимом, но теперь понимала, что сердце матери, должно быть, разбито, а сестра напугана и несчастна. Но исход вряд ли был бы другим, если бы ее отдали замуж за лорда Ричмонда. Ее семья никогда бы больше ее не увидела. Саму девушку скорее всего очень скоро нашли бы мертвой.

Пусть она повела себя эгоистично, но она жива и практически невредима.

Николас смотрел в пол и слушал что-то, что говорила ему экономка. А Синтия вдруг поняла, что эти морщинки между бровей далеко не единственное, что изменилось в нем. Он определенно стал крупнее, чем десять лет назад. Выше, шире, мужественнее. Его голос звучал глубже и грубее. Волосы он носил гораздо короче, чем прежде, и на затылке больше не было беззаботных локонов.

И вид у него был… усталый. Но это, возможно, из-за поездки.

Девушка плотно закрыла панель и на ощупь пошла к узкой лестнице у задней стены. Она коснулась языком рубца на нижней губе, вспомнив ощущение мокрых губ, присосавшихся к ней, и острые зубы, прокусившие губу, когда она попыталась вырваться. Этому монстру понравилось это. В его глазах Синтия заметила блеск сумасшествия, скрывавшегося за безупречным фасадом жениха.

Чувство вины перед семьей, начавшее было беспокоить ее, исчезло. Она не чувствовала угрызений совести из-за бессонных ночей виконта. Она не винила себя в горе матери. На кону была ее собственная жизнь, и никто и никогда не заботился об этой жизни раньше. Только она сама.

Отбросив чувство вины, Синтия коснулась одной рукой стены и стала тихо подниматься по ступенькам, чтобы спланировать ночное путешествие.

Шея Ланкастера не переставала болеть, несмотря на то что он выпил три бокала, один за другим. Он оперся о стену на кухне, скрестил ноги и уставился на пустой бокал.

Теперь он понял, что случилось с девушкой, по крайней мере, в общих чертах. Но еще больше осталось неизвестным. Ему надо знать, надо знать все.

Его жизнь проходила за сбором информации и формулированием правильного ответа. Вытягиванием каждой крупицы знаний, которые он мог собрать, чтобы выжить. Эту технику он отточил до блеска, когда семья переехала в Лондон. Он не получил никакого образования, в отличие от других мальчишек его положения, поэтому ему пришлось наблюдать, учиться и завоевывать себе место в обществе, тщательно анализируя каждую ситуацию и обдумывая каждый шаг.

Это не был вопрос выживания в обществе. Это был вопрос жизни и смерти и тех страданий, которые приходилось переживать в процессе. Ланкастер провел рукой по волосам, поднял глаза и увидел одну из служанок. Она робко кивнула на пустой бокал.

– Лиззи? – Виконт улыбнулся, видя ее бледное лицо.

– Мэри, сэр.

– А, Мэри. Прошу прощения. Значит, Лиззи – твоя сестра?

– Да, сэр. – Ее голос прозвучал немного громче шепота.

– Ну что ж, Мэри, спасибо, что помогаешь миссис Пелл. Похоже, для того чтобы обслужить одного виконта, требуется целый отряд женщин, но вряд ли так бывало раньше. Могу я попросить тебя оставить нас с миссис Пелл одних на минутку? Я хочу поговорить с ней наедине.

– Сэр! – прощебетала девушка, поклонилась и выбежала.

– Милорд, – поспешила к нему миссис Пелл, – не хотите ли отдохнуть в гостиной, пока готовится ужин? Надо потерпеть еще час, там вам будет удобнее.

– Мне нравится здесь.

Он махнул в сторону стола и стульев, стоявших возле плиты.

– Присядьте, миссис Пелл.

– Я не могу, сэр! – вздрогнула она и посмотрела на него так, словно он только что ущипнул ее за зад.

– Я не собираюсь постоянно нарушать деликатное равновесие между мужчиной и его экономкой, уверяю вас. Просто я хочу поговорить с вами кое о чем… сложном. Я решил, что здесь нам будет удобнее.

– О сложном? – побледнев, шепотом переспросила экономка.

– Да. – Николас взял стул и подвинул его ближе, чтобы женщина могла сесть. – О мисс Мерриторп, конечно.

– Я… Я надеялась… – Ей не хватало воздуха. – О, сэр, умоляю, простите меня!

– Что я должен вам простить?

Виконт сел на стул.

.– Ну, я знала. Конечно, я знала! И хотя была уверена, что она делает большую ошибку, не могла придумать, как еще помочь ей!

– Но как вы могли остановить свадьбу мисс Мерриторп? – смущенно поинтересовался Ланкастер, видя, что миссис Пелл нахмурилась. – Вы знали, что она планировала покончить жизнь самоубийством?

– Нет! – покачала головой экономка, потом помолчала, словно собиралась с мыслями. – Конечно, нет. Я бы никогда не допустила этого. Но я знала, в каком отчаянии она пребывала. Этот человек…

– Ричмонд? – От этого имени он почувствовал привкус желчи во рту. – Ее жених?

– Да, хотя она никогда не давала согласия выйти за него, милорд.

Экономка наклонилась вперед, и ее лицо приобрело здоровый цвет на волне эмоциональных переживаний.

– Она отказала, сказав, что он дьявол. После этого мистер Камбертсон запер ее в ее комнате и посадил на хлеб и воду, но она все равно не согласилась.

– О Боже!

– Я так переживала за нее, но ничего не могла сделать. И тогда… И тогда мистер Камбертсон решил, что, если он не смог убедить ее, может, это удастся сделать ее жениху! Он послал за ним, и… Она только дважды видела его раньше, но сразу заметила, что он…

Миссис Пелл слегка отшатнулась назад и внимательно посмотрела на Ланкастера. На этот раз он не знал, что написано у него на лице. Ужас или просто усталость?

– Вы должны знать его, виконт, но надеюсь, вы с ним недружны.

– Нет.

– Хорошо. Как я уже сказала, Синтия слышала, что с ним не все в порядке… вы понимаете. В любом случае она не хотела выходить замуж за незнакомца, даже если он был лордом. Но когда она познакомилась с ним, она испугалась. И в тот последний раз… – Экономка покачала головой, и глаза ее заблестели от слез. – Она, наконец, умудрилась спастись.

Спастись. Бросившись со скалы. А что случилось с ней до того, как она сбежала?

– Мне очень жаль, – прошептал в тишине Ланкастер. – Я не знал.

– А откуда вы могли знать, сэр? Вы были заняты своими делами в Лондоне. Осмелюсь сказать, что драмы нашего маленького графства не имеют никакого отношения к жизни там.

– Да, но…

Он, конечно, не мог знать, что Синтию Мерриторп вынуждали выйти замуж; но ему следовало не спускать глаз с графа.

– Я хочу посетить ее могилу, – произнес он.

– Могилы нет, – покачала головой миссис Пелл. – Самоубийцу никогда… И потом, ее тело не нашли.

– Не нашли? – Виконт резко поднял голову. – Тогда откуда вы знаете, что она мертва? Может, она просто сбежала? Это больше похоже на Синтию, которую я знал.

– Я видела это. Я сама видела, как она прыгнула, поэтому сомнений в том, что она мертва, нет. Милорд, я хотела сказать… Это просто невозможно. Если… Я…

Ему самому было больно об этом говорить, и Николас понимал, что слишком многого требует от миссис Пелл. Она была в трауре и страдала больше, чем он предполагал. Как ужасно видеть, как любимый тобой человек бросается в океан.

– Простите меня за этот вопрос, миссис Пелл, – мягко сказал Ланкастер, – и за боль, которую причиняю вам своим допросом.

– Ничего, сэр. – Экономка встала, поправляя юбки. – Не надо никаких извинений. Позвольте мне наполнить ваш бокал.

Виконт наблюдал, как янтарная жидкость вытекает из графина, наполняя бокал. Он все еще наблюдал за игрой золотистых отблесков огня на бокале в его руке, когда вдруг понял, что остался один.

Слава Богу. Сейчас ему было просто необходимо побыть одному, чтобы привести в порядок мысли. Но, несмотря на уединение, он не поднял руку, чтобы потереть болевшую шею. Он давно научился не обращать внимания на грубый шрам, который опоясывал его шею, никогда не прикасаться к нему… Даже когда этот шрам сдавливал шею, как петля, как было сегодня.

Она снилась ему ночью. Она стояла на краю скалы, ветер прижимал к ногам ее платье и развевал волосы, словно извивающиеся щупальца медузы. Когда она оглянулась на него, ее взгляд был полон осуждения.

Синтия знала то, что знал он, была уверена в его полной неудаче. Но теперь он мог спасти ее, потянуться и вытащить из зияющей утробы серых вод.

Но что-то удерживало его, что-то грубое, тесное и душившее его. Ланкастер потянулся, чтобы разорвать сжимавшее его кольцо. У него устали глаза, пока он искал кого-нибудь в помощь, но никого не было. Он видел только девушку, которая сделала шаг, и ее тело медленно опрокинулось вниз. Кольцо вокруг шеи сжалось еще сильнее…

Только сила воли позволила Николасу очнуться от сна. Он упорно трудился над этим навыком, поскольку были в его прошлой жизни такие моменты, которые он не хотел узнавать снова. Но прошло уже много лет, с тех пор как он страдал от подобных ночных кошмаров, поэтому его мозг сопротивлялся без тренировки.

Ланкастер открыл глаза, но они опять закрылись. Ему показалось, что что-то белое двигалось в лунном свете в комнате. Он выдохнул и вновь попытался открыть глаза. На этот раз перед ним была темнота, ничего белого. Ланкастер сел, опустив ноги на пол. Холодный пол вызвал в нем озноб, принесший облегчение после лихорадочного страха от сна.

Бодрящий воздух также стал облегчением. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоить участившийся пульс. Это сон, всего лишь сон.

Перед его глазами опять промелькнуло что-то белое, пересекающее комнату, на этот раз отчетливее. Очертание платья, расплывшееся пятно лица. Но ничего не было, просто остаток ужаса, и больше ничего. Николас провел рукой по волосам, потянулся за кувшином с водой, который стоял рядом с кроватью. И замер.

Вода была на месте, и лампа стояла там же, но там было что-то еще. Что-то небольшое и тусклое, со слабым отблеском в лунном свете. Что-то такое, чего прежде там не было.

Виконт окинул взглядом комнату, посмотрел на дверь и ничего не увидел. Может, приходила миссис Пелл, принесла… Что? Ланкастер покосился на незнакомый предмет и потянулся к лампе. Немного потрескивая, загорелся фитиль, и в свете лампы он увидел какой-то лоскуток ткани.

Лампа разгорелась ярче. Подняв лоскуток, Ланкастер увидел, что это ленточка. Шелковая ленточка для волос, жесткая и выцветшая, в белых пятнах соли… Как будто ее опустили в океан и оставили на камнях сохнуть на солнце.