Текст книги "Эмигрантский синдром"

Фирочка, не торгуясь, быстро отдала всё. Это было еще 6 долларов. Целый капитал, ведь своих законных у нее было 35 долларов. С таким огромным состоянием (по тем временам) она снова отправилась по вчерашнему маршруту.

На второй день базар не казался ей таким огромным, а люди не такими навязчивыми. Они просто хорошо выполняли свою работу.

Вещей на имеющуюся сумму она купила много. Две дубленки, большое верблюжье одеяло. И массу разных мелочей. Она была всем этим очень довольна. Теплоход отплывал в 17—00. Надо было спешить. К назначенному времени руководитель путешествия ходил по каютам, пересчитывая туристов. Но не в 17—00, не в 18—00 пароход не отчалил. Оказалось, что исчез один из пассажиров. Вернее, он просто не вернулся, хотя был без паспорта. Перепуганный руководитель, и с ним пассажир (видимо, чекист), начали звонить в управление полиции, и только через два часа стало известно, что даже без паспорта, пропавший турист попросил политического убежища и захотел навсегда остаться в Турции. Турецкая сторона выдавать его отказалась.

Больше теплоход ждать не мог. Стоянка его стоила больших денег. Они покидали большую мусульманскую страну в сильном волнении. Что же будет с ними по приезде домой в Одессу? – думал каждый. А дальше – Греция. В Греции они находились только четыре часа, их никуда одних не отпускали. Боялись, что снова кто-нибудь сбежит.

А через 8 дней Фирочка, полная радостного восторга от увиденного, снова была на рабочем месте. А в отделе ничего не изменилось. Конструктора продолжали делать «халтуру», а технологи читали новые любовные романы.

Из всего коллектива только Софья Израилевна засыпала Фирочку вопросами:

– Как? Что? Почем?

И опять потекли тоскливые дни ожидания перемен.

* * *

Последние два года Фирочке жилось очень сложно. Она успела разойтись с мужем, с которым прожила 15 лет. От этого брака у нее остались два несовершеннолетних сына. Детей она очень любила, а вот муж. Как в песне: «я тебя слепила из того что было, а потом, что было, то и полюбила».

Дружить с мальчиками она начала еще в 16 лет. Но все это были детские увлечения. А потом встретила молодого симпатичного, но крестьянского парня, без элементарных понятий о воспитании.

Попав в город, он очень старался стать городским, но ему это никак не удавалось. Повстречавшись с Фирочкой, он вначале подумал, что влюбился. В тот момент он и не заметил, что она из скромной религиозной еврейской семьи, а он получил совершенно другое воспитание, и врядле ему в этой семье будет комфортно. У нее от свиданий, цветов и поцелуев, просто кружилась голова, и жизнь казалась розовой.

В те далекие семидесятые, строгие родители очень следили за ее нравственностью. А уж если пошли поцелуи, то определенно нужно замуж. Глупо, но так было. А спустя месяц после замужества, когда «любимый зять» впервые послал «куда подальше» надоедливую соседку по коммунальной кухне, все поняли, что ошиблись в выборе. Потом начались скандалы в семье, и зять запил.

Промучилась Фирочка с ним почти 15 лет и решила, что так жить нельзя. Она подала на развод и теперь была совершенно свободна. Но кому нужна свобода, если уже 35лет, общее жилье с родителями и при этом два любопытных желторотика – сына?

Конечно, ей очень хотелось любить и быть любимой, но обстоятельства оказались сильнее. И ей оставалось только варить, стирать, убирать, делать с мальчишками домашние задания и читать в тишине любовные романы.

* * *

В конце мая Марик пригласил всех в городской ЗАГС на роспись. Невеста его была уже на шестом месяце беременности, и это было очень заметно. Марик гордо надел невесте кольцо, и они поцеловались. Потом все пили шампанское на ступеньках ЗАГСа.

В июне Моня попросил ребят помочь с погрузкой вещей. Он с женой и ее родителями уже получил документы на выезд в Израиль. Что их там ждет, он не знал, но жить без будущего в бурлящей неустойчивой стране, тоже не хотел. А через неделю контейнеры с вещами погрузили на теплоход, куда сел и Моня с семьей. Прощай Одесса навсегда, – говорили отъезжающие.

Отдел ТНП (так он теперь назывался) продолжал тихо скучать. Чтобы как-то занять сотрудников, Главный предложил мужчинам по очереди посещать производственный цех, где делали разные новые товары. А Фирочку назначили (временно) кассиром всего Института. Она долго отнекивалась, но ее уговорили. Зарплату и аванс необходимо было получать в центральной кассе два раза в месяц, и потом по ведомостям выдавать всем отделам. Работа была серьезная. Приходилось все время пересчитывать деньги. Они ведь были чужие. Фирочка готовилась к этим дням особенно. Такая ответственность!!!

Отец Фирочки проработал на этом же заводе 40 лет и уже год, как ушел на пенсию, мать уже была пенсионерка, поэтому Фирочкины дети были под присмотром. Но с родительской пенсией, из-за сумасшедшей инфляции и полного отсутствия продуктов в магазинах, жить было очень сложно.

Как-то, придя после работы, Фирочка услышала тихий разговор родителей. При ее появлении разговор умолк. Вечером за ужином отец начал исподволь:

– Знаешь ли ты, кем были родители со стороны моей мамы, твоей бабушки? – спросил он.

– Нет, – сказала Фирочка, – ты мне никогда не рассказывал.

– Понимаешь, мы с твоей мамой пережили ужасы 1937 года и до сих пор боимся ночных приездов «черного воронка», – продолжал отец.

– Так вот, моя мать, твоя бабушка, родилась в очень богатой семье. Ее отец имел свою усадьбу в центре Одессы. Вся ее семья жила на втором и третьем этажах этой усадьбы, а на первом этаже был крупный ювелирный магазин. Товар прадед закупал в разных городах. Выбор в магазине был очень большой. Много золотых изделий с драгоценными камнями, изделий из серебра и платины. Покупателями была вся одесская знать. Магазин прадеда приносил очень большой доход. Я, правда, знаю все это со слов моей старшей сестры. Ведь тогда я был младенцем. В семье у прадеда было 18 детей. Все они к 1924 году были живы и здоровы. Младшие ходили в школу и помогали по дому. А все старшие работали в магазине. Бабушка и служанка целыми днями готовили, убирали, стирали на такую большую ораву. Но не все дети хотели продолжать дело прадеда. Кто-то ударился в политику. Кто-то стал играть в казино. Всех поименно я не знаю, но знаю, что младшего сына, который постоянно воровал изделия, чтобы поиграть в казино, прадед привел в порт и устроил юнгой на корабль, идущий в Америку. Больше его никто в Одессе не видел. Потом во время «НЭПА» все закончилось, все нажитое отобрали. Магазин пришлось закрыть, а старшие дети, взяв немного денег, срочно, по указанию деда, покинули Одессу. Кто-то поселился в Киеве, кто-то в Москве. А вот два младших сына так и остались жить с родителями.

Когда жить стало совсем невозможно, они написали в Америку брату, тому из сыновей, которого отправили юнгой. Тогда еще, при наличии денег, выпускали из большевистской России. С тех пор прошло много лет, и вот сегодня пришло письмо о том, что пожилой американец, не имеющий семьи, ищет наследников в Одессе по фамилии Зельцман. Этим занимается Инюрколлегия. Конечно, 5 лет назад я бы сразу ответил, что ничего не знаю. Но сейчас такое время. В общем, тебе решать. Признавать этого американца родственником или нет.

– Ладно, я подумаю, – сказала Фирочка.

Прошло несколько дней, а Фирочка никак не могла принять правильного решения. Можно было, конечно, вступить в права наследства. Это заняло бы от 10 до 12 месяцев, но деньги в СССР ничего не значили и могли исчезнуть каждый день. Конечно, лучше познакомиться с родственником лично, стать наследницей, но в Америке.

* * *

А жизнь в отделе тем временем текла своим чередом. Как – то, в сентябре, в дверях отдела появилась Софья Израилевна с заплаканными глазами.

– Что случилось? – удивилась Фирочка.

Ой, деточка, – разрыдалась Софья, – вчера мой «локшеватый» сын решил жениться на одной из натурщиц. И, как я понимаю, она уже побывала в его постели, а сегодня они идут подавать заявление в ЗАГС. Так мало этого! – продолжала она. Теперь эта девка с длинными ногами, вообще не хочет уходить из моей квартиры. А вчера у меня исчезли фамильные сережки. Я в крик, а мой сын Сеня мне говорит: – Моя Ниночка захотела поносить, тебе что, жалко? – продолжала она, – он сделает мне инфаркт. А Ниночка сразу заявила, что она уже готова выезжать с нами в Канаду.

– Как же быть? – продолжала Софья, – приглашение моя сестра уже выслала на нас троих: меня, моего сына Сеню и мужа Борика. А про Ниночку там нет ни слова. Все время проблемы. Кроме этого, я еще никуда не готова ехать. У нас прекрасная дача на Каролино – Бугазе и чудесная трехкомнатная квартира. А мебель! Боже, как она мне дорого досталась! И все это надо бросить, ради чего? Сначала я думала, что ради сына, но теперь я вижу, что ради Ниночки, – и она опять заплакала.

Немного разрядил обстановку Марик, который сообщил, что вчера у него родился сын, и он выставляет шампанское на всех.

* * *

А Фирочка все думала о своих делах. Родители стареют, их пенсии на жизнь не хватает. Сама она зарабатывает мало, а тут такая удача. Нужно, наконец, принять окончательное решение. Пусть отец пишет ответ. Письмо должно выглядеть так: «Доверяю вести все дела с американцем моей дочери. Она должна познакомиться с родственником в Америке и вступить в права наследства на территории США» – так, наверняка, будет правильно.

* * *

В начале октября пришло письмо от Мони из Израиля. Он писал, что прибыли хорошо. Их всех поселили в «кибуце», будут учить язык. Что такое «кибуц» тогда еще не знал никто, но пусть ему там будет хорошо, решили все.

И вдруг в конце октября Марик написал заявление на увольнение в связи с выездом в Израиль.

– Какой Израиль? – удивились все. Но Марик упорно молчал, только в последний день он сообщил, что выезжает в Италию по израильской программе со своими родителями, женой и маленьким ребенком. Так хочет его русская жена Лариса, а мама не может отпустить их одних.

– Да, но у тебя пожилые родители и смогут ли они пережить переезд? – спросила Фирочка.

– Жизнь покажет, – сказал грустный Марик.

А через неделю он уехал. Спустя 9 месяцев в отдел пришло письмо. Марик писал, что они долго жили в солнечной Италии в ужасных условиях. Все, кто хотел в Израиль быстро туда уехали, а они всё ждали въезда в Америку. Америка, сперва, громко объявила о разрешении въезда, а потом тихо отодвинула решение этого вопроса по срокам. Многие семьи остались надолго без каких-либо прав в Италии и Австрии. Вдруг в представительстве Америки дали разрешение на въезд только для молодых, а старикам предложили Израиль. Молодые согласились, а старики отказались. Уезжая, Марик обещал родителям срочно найти родственников в Америке, которые вызовут стариков. Другого пути не было. Прождали старики этого приглашения больше шести месяцев. За это время мать Марика заболела и попала в больницу. Страховки у нее не было, денег на оплату лечения тоже. Через неделю мать Марика умерла в итальянской больнице. Там же ее и похоронили, за счет красного креста. А через три дня после ее смерти пришел вызов, и отец срочно вылетел в Америку

В Америке он встретился с Мариком и его женой. Вместе они сняли квартиру, Марик пошел работать грузчиком в магазин и, кажется, все налаживалось. Теперь только оставалось получить вид на жительство. Ну, вот, и заветная печать. Радости их не было конца. А на второй день жена Марика Лариса исчезла. Когда он пришел домой с работы, на столе лежала записка: «Прости. Смотри за нашим сыном и не ищи меня. Лариса»

Это письмо вызвало у Марика полный шок, а потом бурю негодования и возмущения. Но, что же теперь делать, каждый сам выбирает свою судьбу.

* * *

К концу этого сложного года на заводе оканчивали строительство нового восьмиэтажного жилого дома, и в отдел пришел очень пожилой хорошо одетый мужчина. Он обратился к Фирочке:

– У меня к вам есть разговор, – сказал он. Мне так кажется, что вам нужны деньги на жизнь?

– Предположим, – ответила удивленная Фирочка.

– Тогда я предлагаю вечером встретиться в кафе и все обсудить, – сказал мужчина.

Встреча состоялась, как договаривались, в кафе. – Понимаете, – начал мужчина, – меня зовут Исаак, у меня уже год как умерла жена, а я 5 лет вместе с ней стоял в очереди на получение квартиры. В конце этого года квартирные списки будут пересматриваться и утверждаться. Если они там, в комиссии по распределению определят, что я один, меня просто снимут с очереди. Если же я буду женат, то получу квартиру, потом ее приватизирую.

– А я здесь причем? – никак не могла понять Фирочка.

– Я вам предлагаю стать моей женой, ну только на короткое время. О цене договоримся, а потом, когда квартира будет у меня, то разведемся.

– Можно я подумаю?

– Вы ведь при этом ничем не рискуете. Все оформление и расходы я возьму на себя. Вы только один раз должны пойти со мной в ЗАГС, что бы они видели, что я вас не придумал.

– Ладно, – решилась на такую авантюру Фирочка.

* * *

Все на удивление было решено очень быстро. Не нужно было ждать положенные 3 месяца. С Фирой вообще никто не разговаривал. Она зашла в какую-то комнату с черного хода и только махнула головой. Потом расписались на каком-то листке и все. Первую договоренную сумму она получила сразу, а через шесть месяцев, когда Исаак получил квартиру – вторую. Осталось только развестись, и тут появился Исаак. Он сделал ей неожиданное предложение.

– Давайте не будем разводиться, – начал он прямо с порога. Я собираюсь подавать документы на Америку, а вы, как я уже понял, женщина порядочная. Я продам квартиру, и на первое время нам с вами в Америке будет на что жить. Вы разве не понимаете, что в этой ужасной стране все уже рухнуло. Пока все восстановят можно не дожить.

– Мы с вами так не договаривались, – возразила Фирочка.

– Ну, как хотите, – сказал Исаак, – тогда завтра я принесу документы о разводе.

Странно, но для развода Фирочку даже не пригласили. Исаак уже поковал чемоданы и готовился к выезду, но…

Через месяц он оказался в больнице. Он просто пошел перед отъездом к другу, в один из старых одесских дворов. Народу в маленькой квартирке набралось много. После первой рюмки всем захотелось покурить, и некурящий Исаак вышел на балкон вместе со всеми. Дом был еще довоенной постройки, и большое количество народа привело балкон второго этажа в движение. Балкон от тяжести наклонился, и вся публика вывалилась вниз. Первым вылетел Исаак, а все остальные на него. Из всех выпавших машина «Скорой помощи» забрала только Исаака. Он поломал ноги и повредил позвоночник. Сможет ли он после всего нормально ходить или проведет оставшуюся жизнь в инвалидной коляске в Америке, было неизвестно.

* * *

А к концу года конструктору Вите стало совсем плохо. Говорили, что у него раковая опухоль гортани. Откуда, почему?

В момент Чернобыльской катастрофы на Одессу не пошло радиоактивное облако. Но ведь в Черное море впадают две реки, одна из которых Днепр. Питьевую воду в городе в тот период интенсивно очищали, отстаивали, хлорировали, однако от радиоактивных элементов очистить ее было невозможно. Всю воду пускали в общий водопровод, и жителям города ничего другого не оставалось, как ее пить. С начала 1988 года в городе стало быстро расти количество онкологических больных. Новая онкологическая больница расширялась очень быстро, оборудования и персонала не хватало. Строительство больницы длилось много лет, но до 1987 года она была почти пустая. Для закупки нового оборудования нужны были деньги, а у города их не было. Основной методикой по борьбе с опухолями была операция. Нагрузка на врачей была очень большая, а зарплата маленькая, и врачи начали уезжать.

Инженер Витя, был спортивен, любил шумные застолья, курил и в свои сорок лет никогда не думал, что именно с ним может такое произойти. Он, с такой болезнью знаком не был и был очень удивлен, когда ему поставили диагноз – рак, но лечить его болезнь тогда не умели.

К концу января Виктор умер.

* * *

Народу в отделе становилось все меньше.

Совершенно неожиданно заболел Фирочкин отец.

Он был уже на пенсии и в последние годы много занимался своим здоровьем. Он подробно изучал книги таких советских академиков, как Амосов и Микулин. Все последние годы жизни он посвятил спорту. Он бросил курить. Не посещал никаких общественных мероприятий и застолья. Каждое утро пробежка, потом холодный душ. Два раза в неделю бассейн и один раз сауна. Все в его жизни шло по расписанию. Присутствовало и голодание, проросшее просо, очистка всего организма и так далее. Но…

Совершенно внезапно у него появилась общая усталость, потеря веса. Участковый терапевт, как всегда, поставил диагноз «ОРЗ». Но ничего относящегося к инфекции не было.

Когда через неделю никакие прописанные доктором лекарства не помогли, Фирочка заволновалась.

Отец для нее был всем, другом, помощником в делах, нянькой для мальчишек, финансовой поддержкой.

В тот сложный период перестройки пройти нормальное обследование в городе можно было только по большому «блату». Найдя такой блат, она проверила отца в центральной лаборатории города. Но получать результаты вызвали почему-то ее. Отца попросили постоять за дверью. Когда доктор открыл готовую распечатку анализов, он удивленно посмотрел на Фирочку.

– Ваш отец что, алкоголик?

– Боже сохрани, что вы! Он уже много лет в рот не берет спиртное.

– Тогда я ничего не понимаю. У него разрушена практически вся печень. С такой печенью не живут. Это даже не цирроз. Я за всю практику вижу такое впервые.

– А сколько он еще может прожить?

– Это зависит от его сердца и легких, но самое большее – 7 месяцев.

* * *

Отец умер осенью этого же года в страшных муках. Помочь ему никто не мог. Не умели. Доктор «Скорой помощи» приезжал по вызову два раза в день, удивленно разводил руками и, чтобы снять ему боль, колол наркотики.

* * *

Теперь Фирочка ходила, как во сне. Умер самый дорогой для нее человек. Все время вставал вопрос: как жить дальше?

В отделе были и хорошие новости. Софья Израилевна получила, наконец, приглашение в Канаду на всю семью. У ее длинноногой невестки скоро будет ребенок.

А через месяц по новым законам Фирочкин отдел закрыли, к этому времени Софья Израилевна пришла прощаться. Она уезжала в страхе за семью, за свое будущее, за сына. Ведь денег она с собой не везла. Все, что она получила от продажи дачи, ей пришлось выложить за билеты на самолет. Обещала звонить. Но куда, ведь отдела больше не было, всех уволили, а в городских домах ни у кого не было телефонов.

* * *

После множественного увольнения и закрытия заводов простым людям стало реально, нечего есть. Везде возникали стихийные базары.

Люди выносили из квартир все: посуду, игрушки, белье, вещи накопленные годами – и это продавали за бесценок.

Но, что самое ужасное – в городе закрыли торговый порт. Его просто уничтожили. Все пассажирские суда отдали во «фрахт» вместе с командами. Моряки уходили в чужие порты под чужими флагами, не зная ни слова на чужих языках. Грузы в порт приходить перестали, и все пришло в тоскливое запустение.

Тростник с Кубы перестал завозиться, ведь дружба была с СССР, а он распался. Украина дружбы с Кубой не имела. Но из-за отсутствия тростника, в Украине остановились почти все сахароперерабатывающие заводы. Они не могли перерабатывать свеклу, и из продажи исчез сахар. А что делать без сахара, если все лето большой урожай фрукты: вишня, абрикосы, смородина, слива, яблоки. Для того чтоб зимой было что есть, необходимо было делать заготовки. Ведь прилавки магазинов опустели. Сахар продавали по знакомым мешками. Килограммами уже никто не покупал. Цена на мешок сахара выросла во много раз.

Начался принцип «ДОМИНО». Рассыпался бывший Советский Союз, как карточный домик, не осталось ни партии большевиков, ни КГБ, ни ЦК КПСС.

Появились таможни, изменился паспорт. Теперь красный «серпастый – молоткастый» никому не был на Украине нужен. Многие организации продолжали по старинке выдавать документы с корочкой СССР, которые скопились в запасниках в большом количестве. Но по существу, они были недействительны, ведь страны такой уже не существовало.

И, что самое ужасное, в одно мгновение исчезли деньги. То есть бумажки остались, но они ничего не стоили. Их даже банки не принимали.

Там, у них наверху, выходили бороться с танками, проливали кровь в мирное время, стреляли по Белому дому, а на Украине все стихло. Все сидели по домам и пытались снова найти по радиоприемнику «Голос Америки». Только по «Голосу Америки» можно было узнать хоть что-то вразумительное.

Фирочка в ужасе металась по знакомым, чтобы хоть как-то разобраться в ситуации. Чего ждать завтра? Кто уже уехал и кто из знакомых готовился уезжать? И главное – не будет ли еврейских погромов? Но эти походы мало что ей объясняли. Одно она поняла, что ее отъезд, к искавшим ее родственникам в Америку, надолго откладывается, потому, что Инюрколлегия была при Союзе. А вот как это будет теперь? И главное, на ее руках остались пожилая мать и два сына-студента. Денег в семье нет, и чтобы как-то выжить, необходимо срочно сделать две вещи: первая – найти мужа, вторая – взять анкету на выезд в Германию. Несмотря на остановку всех заводов города, полное отсутствие продуктов в магазинах, отключение света, идущего из России, город как – то жил. И каждый выходной в Домах культуры организовывались танцы для тех, кому за 30. Люди не работали и от безделья не знали чем себя занять. Как ни странно, в этот период все танцплощадки ломились от посетителей.

Фирочка решила с замужеством подождать, а вот за анкетой необходимо было ехать в столицу Украины – Киев.

Немногие помнят Киевский железнодорожный вокзал в 1991 году, напоминающий фильмы про беженцев перед бомбежкой.

Перед немецким посольством столпилось огромное море народа. Чтобы получить заветную анкету, Фирочке пришлось провести ночь перед дверьми деревянного строения возле посольства. Людей было так много, что составляли списки, через каждые 2 часа перекличка. Если человек заснул или отошел – все. Очереди нет. Начинай все сначала.

Ей повезло. Утром выспавшиеся, выбритые немцы открыли дополнительное окошко, и спустя некоторое время у нее в руках уже были четыре заветные анкеты. Правда, срок подачи на них был – через четыре года. Но…

И вот, покупая билет на обратный поезд до Одессы, в жуткой вокзальной толчее, она познакомилась с очень активным, еще с виду не старым полноватым мужчиной лет пятидесяти. Оказалось, он тоже приехал за анкетами и тоже едет домой в Одессу. Мужчина был очень разговорчивым, а Фирочка после бессонной ночи ужасно устала, ей было совсем не до общения. Тем не менее, они обменялись адресами.

* * *

– Все это конечно, супер, – сказал ее старший сын в ответ на рассказ Фиры о будущих перспективах отъезда, но жить нужно сегодня.

– Что ты собственно предлагаешь? – удивилась Фирочка.

– Понимаешь, – продолжал старший сын, – все сегодня что-то продают и покупают.

– Это правильно, – отвечала Фирочка, – но чтобы что-то продать, нужно сначала что-то купить. А для этого нужны начальные деньги. Ты же понимаешь, что деньги делают деньги.

На семейном совете решили так: «Берем 100 долларов из неприкосновенного запаса и шлем гонца в Киев за каким-нибудь дефицитом». А что сегодня в дефиците, нужно определить по рекламе.

Через две недели ее 16-ти летний сын, отправился в Киев закупить на все деньги иностранную парфюмерию.

Дорога в Киев из Одессы поездом всегда была удовольствием. Чистые купейные вагоны, горячий чай, милые проводницы и чисто белое белье. А с 1991 года поезда превратились в ночлежки. Чай не давали, белье было мокрое и серое, а в купе набивалось по 6 человек. Спать вообще было опасно. Пока ты спишь, твой сосед по купе мог вынести все твои вещи, забрать стоявшие на полу обувь и по приезду в город ты оставался без обуви и без документов. Проводницы прятались на ночь по своим купе, закрываясь на ключ от пассажиров.

Несмотря на эти ужасы, первая поездка неопытного юноши прошла успешно, и весь товар, привезенный им, в течение нескольких дней разошелся по комиссионным магазинам. Так протянули еще полгода. Семья при таких доходах не шиковала, но жить было можно. В Киев ездили по очереди. Чужих не брали. Закон об индивидуальной коммерческой деятельности еще не существовал, а жизнь продолжалась.

* * *

Спустя полгода в дверях Фирочкиной квартиры появился тот самый полный мужчина и пригласил ее в ресторан. Она и слово это уже подзабыла. Какой ресторан, когда денег в доме как раз на сегодняшний обед, но она согласилась.

И понеслось.

Мужчина оказался добрым и заботливым, но очень несчастным человеком. Звали его Гарик. В прежней семье он прожил 15 лет. Имел дочь, но жене всегда было мало денег. Она требовала их все больше и больше. Еще в 1970 году, из-за каких-то махинаций на продуктовой базе, его посадили и отправили на «химию», после чего у него появились проблемы со здоровьем. По окончанию отсидки стал садиться голос. Общее состояние было неплохое, но что будет с голосом, не знал никто. Обо всем этом он тогда же рассказал своей жене, а та указала ему на дверь.

* * *

Первое время их знакомства Фирочка очень сомневалась, зачем ей все это? Но когда каждую среду к дому подъезжала грузовая машина, и незнакомый водитель, посланный Гариком, нес в дом фрукты, овощи, молочные продукты ящиками, она задумалась. На фоне общего голода достаток семьи вырос в разы. Мама вздыхала: «Нам его послал бог!» – говорила она.

Внезапно Гарик, Фирочкин воздыхатель, начал болеть, и его все время переводили из одной больницы в другую. Работать он перестал, и продукты, которыми он снабжал Фирочку, просто исчезли.

Теперь он стал периодически появляться, выходя из очередной больницы. Приходил на обед, чтобы посидеть в семье. Спустя еще полгода на его имя пришли документы на выезд в Германию.

– Послушай, – как-то сказал Гарик Фирочке, – давай распишемся. Может, это тебе поможет уехать раньше на пару лет. Фирочка согласилась, и они расписались. Когда Гарик получил официальное приглашение на въезд в Германию, его здоровье резко ухудшилось. Ему пришлось уволиться, и теперь он постоянно находился в онкологии. Оформлять его документы на выезд пришлось Фирочке, она поехала в Киев. Он же в это время лежал в очередной одесской больнице. Местная медицина ничем не могла помочь. Когда все формальности с документами были улажены, улетать в Германию можно было только через Кишинев. Больше ни откуда самолеты за рубеж не летали. От Молдавии в это время отделился независимый русскоговорящий Тирасполь, там началась гражданская война. Вдоль всей трассы Одесса – Кишинев стояли БТРЫ. Через каждые 300 метров проверяли документы. Но ехать было надо, и Фирочка сделала все, чтобы Гарика благополучно посадить в самолет. Гарику одному ехать было очень страшно, он хотел взять Фирочку непременно с собой, но как она могла оставить совершенно больную маму и двух неустроенных сыновей? Спустя 8 месяцев Гарик умер от рака горла в больнице Германии. Его было поздно спасать. Одновременно с этим событием в Одессе заболела раком и умерла Фирочкина мама.

И Фирочка осталась совсем одна. А через несколько месяцев пришло приглашение на выезд для Фирочки. Она, ни минуты не мешкая, стала собираться. Несмотря на то, что сердце щемило от предстоящего расставания с любимым городом и морем. Но разум и надежда на достойное существование пересилили. Прощай, старая жизнь, здравствуй новый заграничный «рай». Каким он будет? Кто знает?