Текст книги "Дочь обмана"

Родерик сразу понял, что огорчил меня, и тут же раскаялся в этом. Я сказала:

– Ничего, все в порядке. Я в самом деле очень хочу посмотреть раскопки. Ты так интересно о них рассказывал.

– Это одно из самых потрясающих открытий в стране. Когда-то там было нечто вроде угольных шахт и всем этим, должно быть, руководил какой-то очень знатный человек. Поблизости находилась его усадьба. Видишь этот великолепный мозаичный пол, белое с красным, мел – белые фрагменты, песчаник – красные. Так остроумно, изобретательно и вполне современно. Разрушение Римской империи было трагедией. Если бы этого не произошло, мы бы не скатились во времена мрачного средневековья, – он засмеялся. – Ах, прости меня, я совсем заговорился. Понимаешь, это очень захватывает.

– Я понимаю. И мне интересно об этом слушать. А что это там, чей-то домик?

– Не совсем. Это владения Фионы. Ее мастерская.

– Фионы?

– Да, Фионы Вэнс. Я тебя с ней познакомлю. Она, наверное, сейчас там, вся в работе. Сейчас объясню. Ты спросила меня, что это за домик. В каком-то смысле это действительно домик – флигель, во всяком случае, был таковым. Потом его забросили, и никто о нем не вспоминал. Он стоит особняком, на отшибе. Мы вообще собирались его сносить, но тут были найдены эти развалины, и флигель оказался рядом с ними. Начались раскопки, стали находить множество всяких черепков, оружие и тому подобное. Все это надо было как-то обрабатывать, хранить. Вот тогда-то и приехала Фиона.

– Что же именно она делает?

– Работает непрерывно, такая уж она одержимая. Видишь ли, большей частью попадаются не целые предметы, а обломки, их нужно составлять вместе, как в детской головоломке, когда собираешь картинку из кусочков. Это могут делать только специалисты. Черепки, обломки дерева, металла, – все это обрабатывается особым образом. И если этим займется несведущий человек, многое может быть просто испорчено.

– А Фиона, она настоящий специалист?

– Да. Интересно, как это все получилось. Онаживет со своей бабушкой, миссис Карлинг. Это не совсем обычная дама. Скорее даже, совсем нербычная. Некоторые суеверные люди утверждают, что она колдунья. Они опасаются задевать ее, боятся ее «дурного глаза» – ты знаешь, как это бывает. Она в Фионе души не чает, воспитывала ее с младенчества после смерти ее родителей. Экипаж, в котором они ехали, перевернулся, и они оба погибли, когда Фионе не было и года. Она совсем не похожа на свою бабушку. Да ты сама сейчас в этом убедишься.

– Я нахожу ее очень интересной. И ее бабушку – тоже.

– Я уверен, Ноэль, ты найдешь здесь для себя массу интересного.

– Ты и твой отец, вы так добры ко мне.

Я почувствовала, что голос мой дрогнул, и Родерик быстро произнес:

– Мы собираемся показать тебе все, что здесь есть интересного. Мы хотим, чтобы тебе у нас было хорошо. Я знаю, тебе сейчас тяжело, но это пройдет.

– Расскажи мне еще о Фионе.

– Ну, все началось с того, что она нашла у себя в саду несколько старинных монет. Поднялся большой переполox – ведь это означало, что древности могут находиться прямо у нас под ногами. Сэр Гарри Харкорт – ты слышала о нем? – одно из наших светил археологии. Недавно он был в Египте и сделал там невероятные, фантастические открытия. Не может быть, чтобы ты о нем ничего не слышала.

– Да, это имя мне знакомо.

– Так вот, он лично посетил сад миссис Карлинг, и, я полагаю, Фиона произвела на него весьма благоприятное впечатление. Ей тогда было уже около шестнадцати лет, и он предложил ей работу в одной из своих фирм. Старая миссис Карлинг не хотела отпускать ее от себя, но сердце Фионы уже было отдано археологии. И, разумеется, для нее это была прекрасная возможность. Фиона была страстно увлечена раскопками и умела работать. Поэтому, когда все это обнаружилось здесь, ее послали сюда, присматривать за всеми этими обломками и осколками, которые потекли рекой, как только начались раскопки. Старая миссис Карлинг радовалась, что в результате ее внучка опять рядом с ней, Фиона тоже была довольна. У нее доброе сердце, и ей было неприятно огорчать бабушку. Таким образом, теперь Фиона смогла заниматься любимым делом и не чувствовать при этом угрызений совести. А ее мастерская почти в двух шагах от дома миссис Карлинг.

– Мне не терпится познакомиться с Фионой.

– Я как раз собираюсь показать тебе наши важнейшие находки, а потом мы заглянем к Фионе. Вот, взгляни. Это остатки древней усадьбы. Осторожнее, смотри, куда ступаешь. Здесь сплошные ямы. Лучше держись за мою руку.

Я так и сделала, и он крепко сжал мою ладонь.

– Ступай осторожно, следи за каждым своим шагом. Это часть усадьбы. Мозаичная мостовая – одна из наиболее хорошо сохранившихся во всей римской Британии. А теперь я покажу тебе то, что считаю самым важным. Это доказывает, насколько высока была римская цивилизация. Осторожнее! Фиона вообще считает, что лучше было бы огородить этот участок.

– Сюда, наверное, многие приезжают посмотреть на раскопки?

– То и дело. Особенно, когда есть какая-нибудь новая находка и о ней упоминается в прессе. Но я хотел показать тебе бани! В те времена, когда большинство народов, населявших землю, не слишком заботилось о чистоте своего тела, римляне уделяли этому огромное внимание. Бани сохранились в отличном состоянии. Здесь три бассейна: тепидариум – то-есть теплый, калидариум – горячий и фригидариум – холодный, в который, вероятно, они и бросались в самом конце. Спартанские привычки. Смотри, вот здесь видна глубина бассейнов. Только не подходи слишком близко. Если упадешь, это будет неприятно. Сэра Гарри очень взволновала эта находка. Постоянно приезжают новые экспедиции, чтобы продолжать раскопки. Можно сказать, жизнь в Леверсоне стала другой. Мы приобрели некоторую известность в мире археологии. Так что уж извини, если мой энтузиазм перехлестывает порой через край.

– Все это так увлекательно, мне очень нравятся твои рассказы.

– Могу тебя заверить, ты еще многое услышишь. Смотри-ка! Вот и Фиона. Наверное, она услышала, что мы здесь.

Из флигеля вынырнула девушка. На ней был зеленый рабочий халат, красиво оттенявший ее русые волосы. Я заметила, что глаза у нее тоже зеленые, и цвет их кажется еще ярче от зелени халата. При виде Родерика ее лицо расплылось в радостной улыбке. Затем она с плохо скрываемым любопытством посмотрела на меня.

– Привет, Фиона, – сказал Родерик. – А я как раз говорил сейчас о тебе.

– Ах, Боже мой! – произнесла она, изображая притворное смущение.

– Восхваляя твои добродетели, разумеется. Это мисс Ноэль Тримастон. Она живет у нас.

– Добрый день, – сказала Фиона. – Я слышала с вашем приезде. Новости у нас разлетаются быстро.

Родерик засмеялся.

– Мисс Тримастон – Ноэль – уже знает, кто ты такая мисс Фиона Вэнс, знаток археологии.

– Он мне льстит, – сказала Фиона. – Я всего лишь дилетант.

– Нет уж, перестань, Фиона, не скромничай. Ты бы видела, какую работу она проделала с одной из находок. Теперь благодаря Фионе, ее кропотливому труду, мы можем представить, какую посуду тогда употребляли, каким орнаментом украшали. Фиона, а ты не собираешься пригласить нас войти?

– Я надеялась, вы сами выскажете такое пожелание.

– Тогда пошли, – сказал Родерик. – Мисс Тримастон хочет посмотреть, какие ты творишь чудеса.

Она улыбнулась мне.

– Я только сложила вместе то, что было, – сказала Фиона. – А сейчас я как раз собиралась выпить чашку кофе. Не хотите ли присоединиться?

– С удовольствием, – ответил Родерик за нас обеих, и я немедленно с ним согласилась.

Действительно, было видно, что флигель был превращен в мастерскую. Из двух комнат сделали одну. Вдоль стен установили стеллажи, и сейчас они были завалены разными странными предметами и инструментами. О некоторых из них я не имела ни малейшего представления, пока Фиона не объяснила мне, что к чему. Оказывается, это были мехи, чтобы сдувать лишнюю землю, грубые металлические сита, черпаки, стальные стержни, которыми прощупывают землю, они так и называются – щупы, и различного вида и размера кисти. Кроме того, там было множество ящичков и коробочек, склянок с клеем и различными растворителями, а в центре комнаты возвышалась плита с кастрюлей горячей воды.

Из этой комнаты можно было попасть в небольшой закуток за загородкой, служивший кухней. Там были глубокая раковина и водопроводный кран, старая кухонная плита и буфет, из которого Фиона достала чашки и кофейник.

В комнате было четыре стула с плетеными спинками, на которые она и предложила нам присесть, а сама пошла за загородку варить кофе.

Родерик рассказал мне, что флигель не пришлось значительно перестраивать. Лестница около кухни вела в две небольшие комнатки наверху, они служили спальнями и их оставили без всякого изменения.

– Там Фиона отдыхает, когда устает.

– Вот и неправда! – запальчиво возразила Фиона из-за загородки. – Я никогда не устаю во время работы. И обычно обхожусь захваченным из дома бутербродом и чашкой кофе. Иногда, правда, я поднимаюсь наверх, чтобы перекусить там, но это только для того, чтобы сбежать от всего этого беспорядка и запахов некоторых веществ, которые я использую.

Она внесла на подносе чашечки с кофе.

– Вы долго пробудете в Леверсоне? – спросила она.

Я не знала, что ответить, и Родерик сказал:

– Мы пытаемся уговорить ее.

– Полагаю, вы приехали из Лондона?

– Да.

– Боюсь, вам здесь покажется скучновато.

– Фиона, стыдись! – воскликнул Родерик. – Как можно такое говорить при всем этом богатстве, что у тебя под ногами! Я только что показывал ей бани.

Ее глаза засияли:

– Разве они не великолепны?

– Я еще никогда такого не видела, – заверила я ее.

– Да, это большая редкость… и чтобы в таком отличном состоянии. Правда же, Родерик?

– Видишь, как мы расхвастались? И ты, Фиона, еще больше, чем я.

Они обменялись взглядами, и я подумала, какого рода отношения могут их связывать. Было совершенно очевидно, что она ему нравится, а он ей? Может быть, еще рано было делать какие-то выводы, но мне представлялось, что и он ей – тоже.

Фиона продолжала рассказывать о вазе, которую она складывала из осколков.

– Это совершенно необычная вещь, – говорила она. – К сожалению, пока что не хватает слишком многих фрагментов. И это очень жаль.

– На ней такой оригинальный рисунок.

– Да, вот поэтому-то особенно обидно, – она пожала плечами и улыбнулась мне. – Ладно, все это в нашем деле в порядке вещей. Часто находишь что-то стоящее, из чего можно было бы сделать отличную вещь, но не хватает основных деталей.

– Кофе замечательный, – сказала я.

– Спасибо. Надеюсь, вы будете заглядывать ко мне, если окажетесь поблизости.

– А я не помешаю вашей работе?

– Вовсе нет, что вы.

– Фиона обожает рассказывать об этих находках. Верно, Фиона?

– Не стану опровергать. Кстати, я сделала набросок того сосуда для питья – так, как я представляю его себе целым. Конечно, пока в наших руках только одни фрагменты. Набросок у меня там, дома. Заходи взглянуть, когда пойдешь мимо.

– Обязательно, – сказал Родерик.

Мне вдруг пришла в голову мысль, что так же, как я интересуюсь ею, возможно, она интересуется мной. И, может быть, тоже задает себе вопрос, в каких я отношениях с Родериком.

Она внимательно наблюдала за мной. Нельзя сказать, чтобы в ее взгляде читалась какая-либо враждебность. Наоборот, она была со мной чрезвычайно приветлива и гостеприимна.

Я вдруг подумала, что она, должно быть, влюблена в него. Всю обратную дорогу к дому, пока мы шли, обсуждая увиденное этим утром, я размышляла о моих собственных чувствах к Родерику.

Несмотря на неопределенность моего положения, жизнь в Леверсон Мейнор затягивала меня все больше и больше. Мною владели не просто смешанные чувства, но иногда меня бросало из крайности в крайность. Дом начинал все больше интересовать меня. Временами мне казалось, что он благосклонен ко мне, временами – что отвергает.

Однажды я заблудилась. В первые дни после приезда заблудиться было нетрудно. При таком множестве дверей очень легко было потерять ту, что искал, и в результате оказаться в неисследованной части дома. Так и случилось со мной в один из первых дней. Я вышла из своей комнаты и свернула в коридор, который, по моим расчетам, должен был привести меня к лестнице. Поняв, что ошиблась, я попыталась проделать обратный путь. Я была уверена, что шла правильно и должна была бы непременно попасть в зал.

Однако я оказалась в совершенно незнакомой мне части дома. Я вошла в комнату с несколькими окнами и рядами портретов на противоположной стене. В комнате было достаточно светло – все происходило утром, и я как раз направлялась на завтрак, к тому же окна комнаты выходили на восток. Было очень тихо. Это действовало на меня угнетающе. В одном углу комнаты располагался стол, а рядом – натянутый на раму незаконченный гобелен, в другом – стояло кресло-качалка.

Я огляделась. Мне показалось, я попала в одну из стариннейших частей дома. Я попыталась избавиться от постоянно возникавшего у меня здесь смущения, что за мной следят. Крайне неприятное, жуткое чувство.

Мне следовало попытаться немедленно вернуться назад, но в этой комнате было нечто такое, что не позволило мне сразу уйти.

Я пробежала взглядом по висевшим на стене картинам, их было около шести. На них были изображены люди в одеждах разных исторических эпох. Я рассмотрела их внимательнее – Леверсоны и Клеверхемы, догадалась я. Глаза некоторых персонажей, казалось, смотрели прямо на меня, их взгляды повергали меня в смущение. Выражение лиц постепенно менялось, они разглядывали меня сначала с насмешкой, потом с недоверием и неприязнью.

С тех пор, как я приехала сюда, у меня слишком разыгралась фантазия. Вероятно, потому, что, несмотря на гостеприимство Чарли и Родерика, в душе я чувствовала, что не должна здесь находиться. Я подумала, какой бы стала моя мама, если бы вышла замуж за Чарли и приехала жить сюда. Дом бы тогда стал другим. Она бы сумела рассеять этот дух холодной официальности. И не стала бы так цепляться за прошлое.

Я подошла к натянутому на раму незаконченному гобелену и сразу узнала, что было на нем изображено. Это был сам дом, во всем его великолепии. Я узнала гербы, вытканные синим, красным и золотым.

Сзади послышался шорох, я виновато вздрогнула. Леди Констанс, неслышно войдя в комнату, наблюдала за мной.

– Интересуетесь моим рукоделием, мисс Тримастон?

– О, да… Это великолепно.

– Вы когда-нибудь занимались изготовлением гобеленов?

– Нет, никогда не пробовала.

– Вот это, как видите, сам дом. Дом для меня очень важен.

– Я понимаю. Это восхитительное место.

Она подошла ближе, в упор глядя на меня.

– Со дня моего приезда сюда я делаю все возможное, чтобы сохранить устои, заложенные нашими предками.

– Я уверена, что вам это удается.

– Я сделаю все от меня зависящее, чтобы они не были нарушены.

– Да, – сказала я. – Было бы очень жаль, если бы что-то подобное произошло.

– Вы здесь что-то искали?

– О, нет, нет. Я просто заблудилась.

– Человеку новому и непривычному так легко заблудиться здесь, – голос ее прервался.

Я чувствовала, что у меня начинается мелкая дрожь. Возникло непреодолимое желание повернуться и броситься вон из этого дома.

– Я хотела спуститься к завтраку, – произнесла я еле слышно.

– Да-да. Вам нужно вернуться тем же путем назад. В конце коридора вы увидите лестницу. Она ведет вниз, в холл, комната для завтрака направо.

– Теперь я понимаю, как мне нужно было идти. Благодарю вас.

С облегчением я вышла из комнаты. Она дала мне понять, что я здесь чужая. Это было в каждом ее жесте, в интонациях ее голоса. Я должна уехать, не откладывая.

Но в тот же день позднее, упражняясь в верховой езде, я почувствовала, как счастлив Родерик, что я здесь, и мне захотелось остаться.

Неуверенность вскоре вновь вернулась ко мне. Я могла бы поехать в Лондон. Робер с самого начала убеждал меня, что я могу жить в доме сколько угодно и когда только захочу. Он постоянно настаивал на том, чтобы я по-прежнему считала этот дом своим. Этого хотела бы моя мама. В то же время и Чарли теперь, когда ее не стало, мог находить утешение только в том, что выполняет ее волю. Мне необходимо было выждать. За это время я должна была подготовить себя к тому, чтобы спокойно принять свою судьбу, какой бы она ни была. Теперь боль утраты уже не чувствовалась так остро, а ведь совсем недавно, занимаясь верховой ездой с Родериком или восхищаясь вместе с ним древнеримскими развалинами, возбуждавшими во мне не меньший интерес, я не могла даже представить себе, что эта возможно. Я подружилась с Фионой и иногда, если Родерик был занят, одна ходила во флигель. Фиона показала мне, как мягкой щеткой счищать землю с найденных черепков. Занимаясь этим, я любила представлять себе людей, когда-то пользовавшихся этой посудой в своей обычной повседневной жизни. Я открыла для себя, каким увлекательным может быть изучение истории и попытки воссоздать прошлое. Это было прекраснейшим способом укрыться от настоящего. Я старалась не вспоминать о леди Констанс, да, честно говоря, и видела ее не часто. Она, как правило, спускалась к обеду, но завтракать и ужинать предпочитала в своей комнате. За столом я обычно сидела рядом с Чарли, и он оживленно беседовал со мной, защищая тем самым от слабо завуалированных выпадов леди Констанс. Нет, она не часто обращала на меня внимание. Ее стратегия была иной – обращаться со мной с холодным безразличием, как с гостем, который, она надеется, не пробудет здесь долго. По-видимому, никто другой не замечал этого, но для меня скрытый смысл ее действий был очевиден.

Я завязала дружбу с Герти, горничной, в чьи обязанности входило заботиться обо мне, приносить горячую воду утром и вечером и убирать комнату.

Ей было лет семнадцать, а в доме Чарли она начала работать с двенадцати. Герти привязалась ко мне, может быть, потому что я не была с ней так же официальна, как большинство гостей, приезжавших в Леверсон Мейнор. Мне нравилось болтать с ней.

Узнав, что я дочь Дезире, она отнеслась к этому с благоговейным почтением.

– Я один раз видела Дезире, – рассказывала она мне. – Это было несколько лет назад, когда выходила замуж моя сестра. Он был хороший парень, ее ухажер, держал два лотка в Пэддингтоне, на тамошнем рынке, торговал всякой всячиной. Торговля шла бойко. Когда они уже были обручены, он водил сестру и меня в театр. Это было здорово. Он сказал: «Я поведу вас смотреть великую Дезире. Это делает сейчас весь Лондон». Мы тогда ходили на «Молодую цыганку».

Я закрыла глаза. Как хорошо я помнила этот спектакль! Ему предшествовали обычные ссоры: мама отказывалась одевать какие-то платья, Долли топал ногами и грозился уйти, затем, получив на это ее благословение, возвращался и шел на некоторые уступки относительно костюмов. Тоска по всем этим временам была почти невыносимой.

Герти не знала об этом.

– Ах, она была прелесть, – ничего не подозревая, продолжала она. – У нее в ушах были такие большие золотые серьги кольцами. А как они танцевали с лордом Джеймсом, как кружились по всей сцене! Это не передать!

– Да, я хорошо это помню.

– А сейчас вы здесь, мисс. Это такое событие.

Мое прямое родство с Дезире в большой степени предопределило ее отношение ко мне, и я надеялась, что через некоторое время она станет со мной откровеннее, чем с кем-либо другим. Она сказала мне, что леди Констанс «немного мегера».

– Все должно быть в точности так, как она хочет. А нет – так сразу тебя вызывают к ней. На первый раз – предупреждение, а повторится – может и выгнать. Она все время твердит про какие-то тра… тра…

– Традиции, – подсказала я.

– Да, мисс, вот именно. Все в доме должно идти, как положено, как было в давнишние времена.

– Могу себе представить.

– Она может быть очень строгой. Взять вот хотя бы Эмму Джентл.

– Одна из горничных? – спросила я.

Герти кивнула.

– Она была, конечно, гуляка. Больше интересовалась мужиками, чем работой. Кидалась на любого дурня, который только попадался на пути. И все время что-нибудь разбивала. Иногда нам удавалось это скрыть, но этот дорогой фарфор… Ее один раз предупредили, второй раз. И вот опять это случилось – в третий раз. Тут уж – все. А найти новое место не так-то просто, особенно без рекомендаций. Эмми ничего не смогла найти. И пошла по кривой дорожке.

– По кривой дорожке?

– Ну да. Так обычно это называют. Вы бы теперь ее видели! Вся разряженная, платье из настоящего шелка. Говорит, лучше так, чем быть как рабыня у леди Констанс. Но это только показывает, что с ее светлостью шутки плохи.

Герти рассказала мне о своей семье.

– Нас было восемь человек. Но только двое могли пойти работать. Я сколько могу, посылаю домой. Хоть и небольшая, да все помощь.

Как и большинство слуг, она пребывала в постоянном страхе перед леди Констанс. Случай с Эмми Джентл послужил наглядным уроком для всех них.

– Ее светлости не по вкусу, что мисс Вэнс часто видится с мистером Родериком, – продолжала Герти.

– Неужели? – спросила я. – Почему?

– Да, небось, опасается, почему же еще? Ведь она, мисс Вэнс, кто? Ее бабка, говорят, колдунья… Эмми Джентл однажды ходила к ней, когда попала впросак. Эмми потом все твердила, что она ее спасла белой магией. Нет, сама-то молодая леди, мисс Фиона, она не такая. Образованная. Уж старая миссис Карлинг об этом позаботилась. Она все для нее готова сделать. И потом, этот сэр Гарри, как там его… Он ее научил разбираться в этих старинных римских штуковинах и дал ей работу. Она уехала, а потом вернулась. Нет, она вполне приличная девушка, но не то, что леди Констанс хотела бы для мистера Родерика.

– А сам мистер Родерик?

– Да я думаю, у него своя голова на плечах. И у него, и у хозяина. Они сами решают, когда дело касается чего-то важного, а так, в мелочах они уступчивые. Похожи они в этом. Но, я так думаю, когда надо будет, мистер Родерик сам разберется и помощи у матери не попросит. Хотя шуму, конечно, будет много. Ну, посмотрим. Она хочет, чтобы он выбрал себе настоящую леди, с титулом. Сама-то ведь она – леди Констанс. И хочет, чтобы все об этом помнили.

– Да, ты правильно сказала, мистер Родерик сам должен будет решать.

– Ага. Да только тут еще эта старая миссис Карлинг. Она такая, что своего добьется. Говорят, она все может.

Я замолчала, раздумывая, правильно ли я поступаю, ведя такие беседы с прислугой в доме, где я живу в качестве гостя. Я перевела разговор на древнеримские развалины, сказала, как интересно, что их нашли именно здесь, на землях Леверсонов. Но у Герти далекое прошлое не вызывало такого же интереса, как настоящее, и разговор сам собой закончился. Я ушла, предоставив ей заниматься своим делом.

Однажды я зашла во флигель, но вместо Фионы встретила там странного вида женщину. Я сразу догадалась, что это была миссис Карлинг, о которой я так много слышала.

Выглядела она в самом деле весьма примечательно – высокая, прямая, с густыми темными волосами, уложенными в косы вокруг головы. В ушах покачивались большие креольские серьги. Но что в ней поражало прежде всего – это яркие, пронзительные глаза. Они как бы светились изнутри и, казалось, различали нечто, невидимое остальным. От ее пронзительного взгляда мне стало как-то не по себе. Она как будто пыталась проникнуть в мои мысли.

– Вы, вероятно, миссис Карлинг, – сказала я. – Я так много слышала о вас. Меня зовут Ноэль Тримастон.

– Вы угадали. Я тоже о вас много слышала. И очень рада наконец познакомиться. Как вам нравятся наши места?

– Здесь много интересного. Особенно эти исторические развалины.

Она кивнула.

– Фиона ушла. Там опять нашли что-то в саду. Она пошла посмотреть, старинное это или современное. Вы не поверите, сколько людей считают, что они нашли что-то ценное, с тех пор, как все это началось.

– Наверное, это неизбежно, ведь сразу трудно определить, действительно ли это важная находка или нет.

– Садитесь, прошу вас. Не хотите ли кофе?

– Нет, спасибо. Я только что позавтракала.

– Фиона должна скоро вернуться. Она ушла час назад, а, может, и больше.

Я села.

– Она так увлечена всем этим, – сказала миссис Карлинг.

– Да, ее можно понять, это очень захватывает.

– М-с, – произнесла миссис Карлинг. – Она и Родерик Клеверхем – вот пара энтузиастов.

– Я знаю.

Она напряженно смотрела на меня.

– А вы, моя дорогая? Я знаю, вы перенесли огромную утрату.

Я промолчала.

– Простите меня. Мне не следовало об этом упоминать. Но я… знаю об этом. Возможно, вы что-нибудь слышали обо мне?

Я кивнула.

– Вы понравились Фионе, и я хотела бы помочь вам.

– Спасибо. Но тут никто не сможет помочь. Раз это случилось.

– Я знаю, дорогая, но вы еще молоды. Если бы я могла вам хоть чем-то помочь… Не знаю, слышали ли вы, Господь наградил меня особым даром.

Говоря это, она не сводила с меня пристального взгляда, и я почувствовала себя довольно неловко.

– Да, слышала, – подтвердила я.

– Я тоже многое пережила, так что мне нетрудно понять ваше горе, – продолжала она. – Я потеряла дочь, когда ей было всего двадцать два года. Я в ней души не чаяла. Я взяла к себе Фиону, и она стала моим утешением. В жизни, моя дорогая, всегда находится утешение. И нужно об этом помнить.

– Я стараюсь помнить об этом.

– Я, конечно, слышала о вашей маме. И знаю, что она была не только знаменитостью, но и прекрасным человеком. Мне хорошо известно, каково внезапно потерять самого близкого человека. Но даже и такое страдание несет с собой частички добра – оно учит нас понимать страдания других. Я только хотела вам об этом напомнить.

– Благодарю вас. Вы очень добры.

– Зайдите ко мне как-нибудь на днях. Возможно, я смогу чем-то помочь вам.

– Благодарю вас за вашу доброту.

– Обещайте, что придете.

– Обещаю.

– Ну вот, я сказала то, что должна была сказать, и хватит об этом. Расскажите мне о себе. Расскажите, что вы думаете обо всем этом шуме по поводу раскопок. Клеверхемы очень милые люди, не так ли? То есть и старший и младший. Лучших хозяев поместья просто не найти. Такой замечательный старинный род. Родерик будет таким же, как его отец. И это именно то, что нужно всем в округе. Я уверена, они очень добры к вам.

– Да, это так.

Она посмотрела на меня с легкой усмешкой.

– А ее светлость?

Ее вопрос застал меня врасплох, и она засмеялась.

– Она слишком важничает из-за своего знатного происхождения. Но мистер Клеверхем добрый и отзывчивый человек, и его сын Родерик пошел в него.

Неожиданно в ней произошла перемена. Возможно, ей пришло в голову, что она немного переборщила в своей откровенности при таком поверхностном знакомстве, и она принялась рассказывать о сельской жизни, об изменениях, которые принесло с собой открытие древнеримских развалин и о том, как она рада, что Фионе удалось найти любимую работу так близко от дома – такую увлекательную работу, которой она может заниматься вместе с Родериком. Она рассказала о нескольких деревенских жителях, как она вылечила их от каких-то недугов благодаря тому, что у нее есть огород со всякими целебными травами, и ее особые познания помогают ей использовать их во благо.

– Некоторые называют меня колдуньей, – сказала она. – В старые времена меня бы, наверное, сожгли на костре – стольких добрых женщин постигла эта участь. Но колдуньи-то бывают разные. Белые колдуньи несут людям только добро. И если называть меня колдуньей, так уж белой. Я помогаю людям. И я хочу помочь вам.

Я испытала облегчение, услышав цоканье лошадиных копыт. Миссис Карлинг встала и подошла к окну.

– Это Фиона, – сказала она, и через несколько секунд в комнату действительно вошла Фиона.

– Ноэль! – воскликнула она. – Хорошо, что ты пришла. Вижу, ты уже познакомилась с моей бабушкой.

– Мы очень приятно беседовали, – сказала миссис Карлинг.

– Мне пришлось поехать в Джасмин Котедж, – сказала мне Фиона.-Там в саду нашли несколько черепков. Должно быть, года два назад кто-то выбросил старый молочный кувшин, – с сожалением сказала она и улыбнулась. – Такое случается то и дело. Но все равно, мы должны просмотреть каждую находку, ничего нельзя пропустить.

– Да, конечно, – согласилась я.

– Ну что ж, я рада, что ты тут не скучала. Спасибо, бабушка.

Фиона выглядела немного смущенной, и сейчас, после знакомства с ее бабушкой, я могла понять причину этого.

– Я полагаю, Фиона, сейчас неплохо было бы выпить по чашечке кофе, – сказала миссис Карлинг.

– Да, я бы не отказалась, – ответила Фиона.

Когда миссис Карлинг ушла варить кофе, Фиона почти вопросительно посмотрела на меня. Я понимала, что ей хочется узнать, что говорила мне ее бабушка.

Я сказала, что мы очень интересно побеседовали, и ее беспокойство, казалось, немного улеглось.

Мы пили приготовленный для нас кофе, когда приехал Родерик.

Он сказал, что ездил по делу к одному из фермеров-арендаторов и проезжая мимо, не мог не заглянуть. Он был рад встретить меня здесь. Я знала, что он очень доволен нашей дружбой с Фионой.

Фиона рассказала о том, как она ездила осматривать осколки молочного кувшина.

– Очередной кувшин! – засмеялся он. – Можешь не сомневаться, нас ждет еще много таких находок.

– Беда только в том, что заранее никогда не знаешь.

– Мы не оставим здесь камня на камне, – с пафосом произнес Родерик. – Ведь, кто знает? Может быть нас ждет здесь открытие века. А как подвигается твоя ваза?

– Медленно. У меня скопилось так много черепков от разных сосудов, что я не знаю, как и разместить их.

– Тебе надо выделить комнату в Большом доме.

– При условии, если бы я сама этого хотела.

– Почему бы и нет? Комнат там хватает. Все, что от тебя требуется – это сказать.

– Я буду это иметь в виду.

– Да, а то ведь у нее здесь просто повернуться негде, – сказала миссис Карлинг, с ласковой улыбкой глядя на внучку.

Когда мы с Родериком собрались вместе возвращаться в Леверсон Мейнор, миссис Карлинг взяла меня за руку и пристально посмотрела в глаза.

– Я очень хочу, чтобы вы навестили меня, – сказала она.

– Спасибо, буду рада.

– Пожалуйста, обещайте мне.

– Я приду.

– Думаю, вы найдете это полезным для себя.

Мы распрощались и вышли. Родерик спросил:

– Ну, что ты думаешь о старой леди?

– Она очень необычная.

– Необычная! Некоторые считают ее просто ненормальной.

– Она сама говорит, что еще лет двести назад ее сожгли бы как ведьму на костре.

– Ее счастье, что она живет в наше время.

– По-моему, она просто боготворит Фиону.

– Вне всякого сомнения. Фиона вполне достойна и обожания и восхищения. И, конечно, совсем не похожа на свою бабушку – никаких пустых фантазий. Она твердо стоит ногами на земле. И очень хорошо относится к бабушке, хотя та доставляет ей временами немало хлопот.

Мы подъехали к дому. Я вошла внутрь, а Родерик повел наших лошадей в конюшню.

Вскоре я получила весточку от Лайзы Феннел: