Текст книги "Долгий путь к счастью"

Я предчувствовала приближение зловещих событий – совсем как в том сне.

Эсмеральда ходила немного растерянная. Без меня ей никуда не хотелось ходить, я же сопровождала ее теперь только на прогулках в парке и на благотворительных мероприятиях.

Каррингтонов в нашей жизни теперь стало чрезмерно много. Это были самые близкие друзья кузины Агаты. Имя леди Эмили упоминалось на дню раз двадцать.

Филипп часто принимал участие в семейных мероприятиях, даже ходил в театр вместе с Эсмеральдой, кузиной Агатой и кузеном Уильямом. Тогда в театре Сент-Джеймса впервые в сезоне давали «Веер леди Уиндермир». Я слышала, что эта пьеса была полна остроумных ремарок, оригинального юмора. Боюсь, что Эсмеральда не смогла оценить всей прелести постановки.

За их отъездом и возвращением я следила из окна. Вечером я перехватила Эсмеральду и велела все подробно рассказать. Она подробно изложила сюжет пьесы, а потом стала говорить о Филиппе, который, оказывается, весь спектакль безудержно хохотал. После театра они были на ужине и все было очень-очень мило, призналась Эсмеральда. Она выглядела даже хорошенькой в своем искристом голубом платье, в голубом бархатном плаще. Я просто мечтала о такой рдежде, но еще больше мечтала оказаться в театре и вдоволь посмеяться с Филиппом.

На следующий день мы гуляли в парке вместе с нянькой Грейндж, которая все еще была при нас. Возможно, она останется в доме и после замужества Эсмеральды, чтобы нянчить ее детей. Кузина Агата считала, что старых нянек следует подольше держать в семье, всегда будет на кого положиться. К тому же во всех приличных домах именно так поступают.

Теперь, когда мы повзрослели, Грейндж всегда держалась лишь «безукоризненных» мест в парке, строя при этом наблюдая за окружающими. Стоило какому-нибудь мужчине только приблизиться, она со всех ног неслась грудью вставать на нашу защиту. Меня это умиляло и смешило.

На той прогулке мы встретили Филиппа. Он зашагал рядом с нами. Это не возбранялось, его персона не пугала няньку Грейндж. В конце концов, он был Каррингтон.

Филипп с укором поинтересовался, почему вчера меня не было в театре.

– Никто не приглашал меня, – ответила я.

– Ты хочешь сказать, что… – Он запнулся, посмотрел на меня:

– Нет! Не может быть!

– Да вот может. Неужели ты не знаешь, что я всего лишь бедная родственница?

– Ой, перестань, Эллен, – заныла Эсмеральда, – не могу слышать, когда ты так говоришь.

– Можешь, моя дорогая, или нет, не важно, главное, что я говорю то, что есть на самом деле.

– Когда мои родители пришлют вам ответное приглашение, я буду настаивать, чтобы ты была в театре непременно, – пообещал Филипп.

– Это очень мило с твоей стороны, – сказала я, – но я не хочу бывать там, где мое присутствие нежелательно кому-либо.

– Дура! – шутливо прошипел Филипп, толкнув меня при этом, совсем как в детстве. Я немного приободрилась: хоть Филипп не признает во мне несчастной сиротки.

Скоро дом занялся приготовлением к большому балу. Раздвижные двери трех нижних гостиных предстояло снять, чтобы почти весь этаж превратить в просторный большой зал. Бал этот имел особое значение – ему предстояло стать светским дебютом Эсмеральды. По этому случаю ей шили потрясающее платье из голубого шелка и кружев. Портниха Тилли Парсонс предполагала, что на работу уйдет не меньше недели. «Боже правый, все эти сборки и рюши…» – бормотала она.

Мне было позволено появиться на балу, поэтому тоже понадобилось выходное платье. Я мечтала о наряде из шифона глубокого синего цвета, который подчеркивал бы яркость моих глаз. Я так и представляла себя фланирующей по просторному залу, мечтала, что единодушно буду признана королевой бала. Эсмеральда есть Эсмеральда, она не обиделась бы. Всегда благожелательная и добродушная, она неуютно себя чувствовала, когда привлекала всеобщее внимание.

Меня вызвала кузина Агата. Можно было догадаться, в чем дело. В конце концов, восемнадцать мне уже исполнилось, и угроза, висевшая надо мной все детство и отрочество, стало реальной.

– О Эллен, ты можешь присесть.

Я настороженно села.

– Ты, конечно, понимаешь, что достигла возраста, когда тебя можно выпускать в мир. Должна признаться, что я делала все возможное, чтобы подыскать для тебя место, и вот наконец мои труды вознаграждены. Я нашла подходящий вариант.

Мое сердце забилось тревожно.

– Миссис Оман Лемминг… Достопочтенная миссис Оман Лемминг… через полгода в ее доме освобождается место гувернантки. Я уже имела с ней один разговор о тебе, но она хочет познакомиться с тобой лично, чтобы выяснить, насколько подходящей будет твоя кандидатура.

– Миссис Оман Лемминг… – выдавила я.

– Достопочтенная миссис Оман Лемминг, – поправила кузина, – она дочь лорда Пиллингзворта. Мы знакомы многие годы. Однако смущает меня то, что мы в ее доме частенько бываем. Это очень щекотливый вопрос. Тебе следует быть благоразумной и осмотрительной и ни в коем случае не появляться, если мы прибудем с визитом. Миссис Оман Лемминг проявила такую деликатность в связи с этим, ну, она наш старинный друг. Я просила ее навестить меня, чтобы выпить чаю, и она собирается сделать это на следующей неделе. У нас ей представится прекрасная возможность взглянуть на тебя. И я умоляю, Эллен, внимательнейшим образом отнесись к ее визиту. Если ты чем-нибудь не угодишь ей, то устроить тебя будет крайне сложно. Такие места на дороге не валяются.

Я просто онемела. Если честно, я не думала, что все так просто и быстро кончится. Мой дурацкий оптимизм не позволял мне раньше верить в такое. Но вот, пожалуйста! Вот она, моя судьба. Через шесть месяцев – конец.

Кузина Агата, которая безусловно ждала от меня бурной благодарности, наконец вздохнула и пожала плечами.

– Не хочу, чтобы ты ходила в обносках, поэтому я обдумала вопрос о твоем выходном платье. Ткань я уже подобрала. Черный цвет очень практичен, и Тилли Парсонс сошьет тебе что-нибудь «вне моды», чтобы наряд этот послужил тебе не один год. Я не могу допустить, чтобы ты осталась совсем без гардероба.

Я уже знала, что это будет за платье – для женщины без возраста. Такое, чтобы дожило до моих зрелых лет. Я расстроилась.

А встретившись с достопочтенной миссис Оман Лемминг, я поняла, что подтверждаются мои худшие опасения.

Она, как и кузина Агата, была женщиной крупной; в шляпе с перьями и в длинных узких лайковых перчатках. На ее мощной холмообразной груди сияла тяжелая золотая цепь, на блузке сверкала огромная брошь. По духу она также явно была близка кузине Агате, и сердце мое упало.

– Это и есть моя воспитанница Эллен Келлевэй, – пропела кузина.

Достопочтенная миссис Оман Лемминг подняла лорнет и принялась пристально изучать меня. Не думаю, что она пришла в восторг от увиденного.

– Она очень молода, – наконец произнесла гостья, – но, возможно, это к недостаткам не относится.

– Молодые ведь более податливы в руках, Лет-ти, – сказала кузина Агата, и меня прямо резануло несоответствие этого имени и такой дамы.

– Ты права, Агата. А как она управляется с детьми?

– Должна сознаться, что у нее небольшой опыт общения с ними, но зато росла и училась она наравне с Эсмеральдой.

Достопочтенная миссис Оман Лемминг закачала головой, будто какая-то всевидящая жрица. Я успела заметить, что глаза ее слишком близко сидели от носа, что рот, пока она рассматривала меня, был сжат в тонкую жесткую линию. Внешне она мне сразу не понравилась, а уж мысль о том, что предстоит войти в ее дом, стать в какой-то степени предметом обихода, угнетала донельзя.

Тут она вновь повернулась ко мне.

– Итак, в доме четверо детей. Хестер, она старшая, ей четырнадцать лет, Клэрибель – одиннадцать, Джеймсу – восемь, Генри – четыре. Джеймс скоро будет отправлен в школу, в свое время последует за ним и Генри. В доме останутся девочки, и вашей обязанностыо – если я все же найму вас – будет обучать их.

– Я уверена, – вступила кузина Агата, – ты не заметишь у Эллен недостатка в знаниях. Наша гувернантка уверяет, что для своего возраста она необыкновенно образована.

Первый раз в жизни я услышала похвалу из уст кузины! Впрочем, это говорило о том, как страстно она мечтала избавиться от меня.

Сговорились на том, что через пять месяцев, за месяц до отъезда прежней гувернантки, я буду принята в дом, чтобы заранее получить от нее необходимые инструкции и консультации. Не могу передать, как я была подавлена.

В парке на прогулке мы опять столкнулись с Филиппом. Встречи эти стали уже привычными. Втроем мы шли вперед, обогнав няньку Грейндж.

– Ты сегодня как хмурая туча, – сказал Филипп.

Я вдруг почувствовала, как трудно мне говорить, так что первой начала Эсмеральда:

– Это все проклятое гувернерство…

– Что?.. – воскликнул Филипп.

– О да, ты ведь ничего не знаешь. Мама подыскала для Эллен место. В доме достопочтенной миссис Оман Лемминг.

– Место? – Филипп оцепенело смотрел на меня.

– Ты ведь всегда прекрасно знал, что когда-нибудь мне придется выметаться отсюда. Пора зарабатывать на жизнь. И так я уже зажилась за чужой счет. Это пожизненное право только настоящих членов Семьи.

– Ты… в гувернантки! – рассмеялся наконец Филипп.

– Я вижу, тебе это понравилось, – резко сказала я.

– Представляю, как ты будешь учить деток! Нет, я умру со смеху.

– Что же, умирай. А вот мне что-то смеяться не хочется.

– Эллен все-таки думает, может, что-нибудь еще подвернется, – сказала Эсмеральда, – и я на это надеюсь.

– Может, и подвернется, – согласилась я. – Если уж быть мне гувернанткой, то я сама лучше найду себе работу, чем идти в дом к такой вот миссис Оман Лемминг, вот что я вам скажу.

– Вдруг только хуже будет? – засомневалась Эсмеральда. – Ты помнишь старую мисс Хэррон и ее компаньонку?

– Помню, только не уверена, что достопочтенная Оман Лемминг лучше.

– Не переживай, – сказал Филипп, беря меня под руку, – я буду навещать тебя.

– Ты такой добрый, Филипп, – тихо сказала Эсмеральда.

– Да вы все забудете обо мне! – сердито воскликнула я.

Филипп не ответил, но руку мою все не отпускал.

Меня стало беспокоить то, с какой скоростью полетели дни. Обсудили мы с Тилли Парсонс мое выходное платье, если его можно назвать таким. Черное, из тяжелого бархата, с воротом, из-за которого я поцапалась с портнихой. Я хотела фасон с низко вырезанным воротом, а это совершенно не совпадало с указаниями кузины Агаты. В конце концов удалось уломать Тилли, чтобы она заузила талию и сделала вырез поглубже, но как же старило меня это платье! Права была кузина Агата, когда говорила, что такой наряд может прослужить лет двадцать и всегда будет выглядеть «модным».

Нянька Грейндж грустила. Пришла пора ей расставаться со своими воспитанницами. Людям ее занятий всегда суждено переживать это. Приходишь в дом к малюткам, нянчишь их, пестуешь, а они вырастают, жаловалась она.

– Ну, няня, – утешала я ее, – не могут же люди всю жизнь оставаться маленькими, чтобы только у тебя было любимое дело.

– Да просто грустно, – отвечала она, – годы идут, Вот, правда, когда мисс Эсмеральда обзаведется детьми, они попадут в мои руки. А это время, насколько я понимаю, уже не за горами. Бедняжка мисс Эсмеральда, ей обязательно понадобится помощница.

А вот Рози поделилась со мной слухами, которые! принес ее жених-кучер.

– Ну, говорят, и у нас, и у них вовсю идут серьезные разговоры. Свадьбу они затевают. Все твердят, что молодежь нынче так торопится, так торопится… Мы с моим Хэрри обсмеялись. «Торопится»! Наша мисс Эсмеральда, например, даже не подозревает, что ей есть куда торопиться.

– Ты хочешь сказать, что Эсмеральду хотят выдать замуж?

– За Филиппа, – прошептала Рози. – Конечно, хозяйка предпочла бы в качестве жениха того, другого.

– Ты говоришь о старшем брате?

– Вот-вот. Об этом Ролло.

– А почему бы им и не попытаться?

Тут Рози поджала губы, всем своим видом давая понять, что знает о чем-то таком, что страстно желает сообщить мне, но не решается сразу. Я прикинула, что, пожалуй, понадобятся долгие уговоры, чтобы «расколоть» ее, однако в конце концов усилия мои были вознаграждены.

– В общем, дело было около года назад… Все держится в страшном секрете – фамильная тайна. В обществе никто не знает.

– Да о чем, Рози, о чем?

– Свадьба. Тайком обвенчались. Разговоров было очень много, но все за закрытыми дверями. А я тебе скажу, двери в особняке на Парк-Лейн – лубовые да тяжелые.

Я сочувственно покивала.

– Но ты случайно узнала…

– Да, кое-что просочилось. Они сбежали вместе, девицу он вроде как похитил и все такое… родственники остались крайне недовольны. Своих мистеру Ролло удалось уговорить, что, мол, теперь все в порядке. Вроде уладилось. Но ее ни разу не видели. Вот это-то и странно. Просто будто мистер Ролло с женой были за границей… Сначала это казалось забавным – никто не видел ее в доме. Но потом-то мы узнали, в чем дело…

– Так что, Рози?

– Неладно что-то с этой женитьбой. Страшную ошибку сделал мистер Ролло. А она где-то ведь живет, вот только в доме мужа не появляется.

– Но они все еще муж и жена?

– Конечно, а как же. Вот поэтому мисс Эсмеральде только молодой мистер Филипп и достанется.

Я много думала об этом Ролло. Уверенность в его неординарности, в том, что обычная жизнь, не под стать ему, похоже, подтверждалась.

Прошло еще около недели. Предстоящий поход в театр, который теперь устраивали Каррингтоны, радовал меня, ведь я оказалась в числе приглашенных. Филипп сдержал свое слово. А вот кузина Агата была просто вне себя.

– Не понимаю, почему леди Эмили решила включить Эллен в список, – услышала я ее слова, – совсем это не ко времени, учитывая, что скоро ей придется уже не жить в нашей среде, а работать. Это может вызвать пересуды в обществе. Не знаю, может, даже стоит поговорить с леди Эмили…

Как же она была ненавистна мне в эти минуты, больше, чем когда-либо. Будущее все сильнее страшило меня. Я старалась не думать об этом, но мое умение отбрасывать все неприятное и верить только в хорошее стало изменять мне.

Пьеса тоже принадлежала Оскару Уайльду – «Незаметная женщина». Спектакль давал Хэймаркет-театр. Искусство мистера Тре восхитило меня, и в перерывах между действиями мы с Филиппом и мистером Карринтгоном живо обсуждали представление.

Я заметила на себе крайне недовольные взгляды кузины Агаты, что совершенно меня не смутило. Я полностью предалась собственным восторгам. Рол-ло – таинственной личности – не было, а Эсмеральда, сидевшая по другую сторону от Филиппа, говорила очень мало.

На следующий день, конечно же, состоялся разговор с кузиной Агатой.

– Ты стала слишком уж разговорчивой, Эллен, – заявила она, – с этой привычкой тебе придется расстаться. Я думаю, мистеру Каррингтону было неловко.

– Совсем непохоже, что ему было неловко, – возразила я, – он казался вполне довольным и проявлял немалый интерес к тому, что я говорила.

– Эллен, милая, – сказала кузина Агата тоном, выражающим что угодно, только не умиление, – он джентльмен, нельзя даже подумать, что он проявит на людях раздражение или недовольство. Я уверена, что, не совсем благоразумно было со стороны леди Эмили включать тебя в список приглашенных – учитывая твое положение. Вынуждена вновь и вновь призвать тебя к скромности. В будущем это пригодится.

Что бы она ни болтала, радость, полученную от театра, испортить она не могла. И мистер Каррингтон действительно приветствовал и мои высказывания, и наши с Филиппом споры. Что касается леди Эмили, женщины немного не от мира сего, то она, по-моему, не подозревала, что я жадно глотаю последние глотки свободы перед заключением в гувернантки.

Теперь осталось ждать бала.

Все три гостиных первого этажа превратили в просторный танцевальный зал. Из окон с одной стороны открывался вид на парк, с другой, через террасы вокруг дома, – на наш сад и городские строения. Вечнозеленые растения, тщательно и со вкусом аранжированные в вазах, украсили окна, обилие пышных цветов радовало глаз.

В одной из комнат оборудовали буфет с закусками, расставили маленькие столики. Пригласили небольшой оркестр, из шести музыкантов, который должен был обеспечить музыку для танцев, а в конце бала – просто стать приятным звуковым фоном для закусывающей толпы. Денег на это мероприятие явно не жалели, еще бы – бал-дебют Эсмеральды! Пусть все, а особенно Каррингтоны, знают, если кто-то еще в неведении, что юная Эсмеральда неплохо устроена в жизни и что приданое будет серьезное.

Я была захвачена восторгом предстоящего праздника, несмотря на то что туалет мой, конечно, был не ахти какой. Черный – цвет «не мой», платье было неуклюжим и тяжеловесным, да и вообще едва ли подходило под категорию бальных нарядов. А уж когда я увидела Эсмеральду в потрясающем сооружении цвета морской волны, с пеной белых кружев и оборок, я почувствовала настоящий укол зависти. Вот такое платье мне бы хотелось надеть! Но, конечно, разве оно было практичным? Разве послужило бы оно мне верой и правдой много лет, как мое бесформенное черное бархатное одеяние?

В ночь накануне бала вновь увидела я тот сон: комната, камин, красный ковер… Вновь стояла я посредине, вновь слышала далекие приглушенные голоса… все как всегда. Только в этот раз звуки были ближе, цвета ярче, предощущение ужаса сильнее. И вдруг – новый штрих. Дверь! Дверь начала открываться. Невыразимый ужас сковал меня. Не в силах я была отвести от той двери глаза. Медленно, зловеще медленно она отворялась, и я знала, что за нею – моя погибель.

Тут я проснулась – дрожащая, в холодном поту, пережив почти физическое ощущение неизбывного кошмара.

Рывком я села на постели. Что за вздор пугаться каких-то снов, в которых видела-то… всего лишь комнату!

Вдруг боковым зрением я увидела, что створка гардероба тихо открывается… темные очертания чьей-то фигуры зашевелились за ней. Вот она – кошмарная явь! Через мгновение, однако, я поняла, что это мое черное новое платье болтается на вешалке. Должно быть, я не заперла шкаф на ключ.

Я откинулась снова на подушки и стала корить себя. Это сон! Сон – и все. Но почему эти ночные кошмары повторяются со зловещим постоянством, преследуя, меня уже не один год?

Никак не могла я избавиться от мучивших меня дурных предчувствий. И неудивительно. Первый разговор с миссис Оман Лемминг состоялся полтора месяца назад. Мой час был недалек. Но – все мысли прочь! Завтра – бал. Конечно, не нравилось мне это платье, но ничего, сойдет. Главное – танцы, которые я обожала. Вот уж в чем я была мастерица, в отличие от Эсмеральды, которой недоставало чувства ритма. И хотя бы на завтрашний день я выброшу из головы миссис Оман Лемминг.

С утренней почтой пришла небольшая посылочка, и, к величайшему изумлению, она оказалась адресованной мне. Ее принесла Рози, которая и приняла коробку от посыльного.

– Взгляни-ка, мисс Эллен, – сказала она, – это тебе. Ну и красота, я вам скажу!

Под защитой двух картонных коробочек хранились потрясающей красоты и изящества искусственные орхидеи. Две настоящие красавицы в лилово-розовых тонах. Именно такого украшения мне и не хватало, чтобы «оживить» черное платье. Вот молодец Эсмеральда! И я побежала благодарить ее.

Она немного смутилась.

– Да, мне непременно стоило подумать об этом, Эллен. Они так идут к твоему платью. А я просто решила, что раз цветов и так много в доме, любой сможет взять себе букетик.

– Любой – но не бедная родственница, – отрезала я, однако без раздражения. Эсмеральда всегда была добра ко мне, и сейчас она разделяла мои восторги по поводу орхидей.

Что за удовольствие было гадать, кто же прислал мне эти цветы! Я предположила, что это сделал мистер Уильям Лоринг, которого, как я догадывалась, немного смущал мой предстоящий отъезд в дом миссис Оман Лемминг. А Рози доложила мне, что слышала краем уха, как он говорил супруге, что «совершенно необязательно отсылать девочку».

– Он предположил, – добавила Рози, – что Эсмеральда, выйдя замуж, может взять тебя в качестве компаньонки или личного секретаря, потому что Филипп, скорее всего, вступит в дело, будет очень занят, значит, его жене придется взять на себя все хлопоты светской жизни. Мне кажется, ему совсем не нравится мысль о твоем гувернерстве, но Сама осталась непреклонна.

Так что вполне возможно, что орхидеи – дело рук доброго кузена Уильяма.

Цветы были очаровательны, и платье мое они просто преобразили. Замарашкой я себя уже не ощущала. Эсмеральда предложила мне булавку с бриллиантовой головкой, чтобы прикрепить орхидеи к лифу. Наряжалась я очень тщательно, соорудила и прическу, собрав волосы в высокий узел. В общем, я решила, что выгляжу почти элегантно.

Эсмеральда в своем умопомрачительном платье была прелестна, но ужасно нервничала из-за того, что ей выпала роль виновницы торжества, а сама мысль о предложении просто угнетала ее.

– Лучше бы мы не вырастали так быстро, Эллен, – сказала она. Предстоящий брак ее ужасал. – Все говорят о моем замужестве. А я всегда знала и знаю сейчас, что Филиппу совсем не нравлюсь. Ведь это он столкнул меня тогда в Серпентин.

– Ну, мы тогда были детьми. Мужчины часто увлекаются девушками, которых в детстве даже не замечали.

– Но меня он заметил… чтобы пихнуть в воду.

– Если ты не хочешь выходить замуж за него, ты всегда можешь сказать «нет».

– Да, но ведь мама так мечтает об этом…

Я согласилась. Ее мамаша всегда добивалась осуществления всякой своей мечты.

Я стала утешать Эсмеральду, сказала, что отец будет на ее стороне, что совершенно необязательно выходить замуж вопреки своим желаниям и чувствам.

За несколько дней до бала я получила очередные наставления кузины Агаты.

– Эллен, ты можешь очень пригодиться. Проследи, чтобы в столовой все были довольны угощением. Особое внимание уделяй леди Эмили, предупреждай любое ее желание. Я подыщу пару джентльменов, которым можно будет тебя представить, возможно, придется танцевать.

Я живо представила картину роскошного бала. Вот и Эллен, бедная родственница, в мрачном черном платье, чтобы, не дай Бог, ее не спутали с приглашенными дамами. «Эллен, скажи Уилтону, пусть подадут еще лососины» или «Эллен, вот тот пожилой мистер что-то сидит совсем одинокий. Пойдем, я тебя представлю. Может, он захочет потанцевать с тобой». И вот Эллен придется топтаться около этого старого подагрика, в то время как ее тело будет просто рваться в вихрь танца…

На самом деле все оказалось иначе. Не подтвердились мои опасения. Уже с самых первых минут около меня был Филипп Каррингтон.

– Значит, ты получила мои орхидеи, – сказал он.

– Твои?!

– Кто же еще, кроме меня, пришлет тебе цветы?

Я рассмеялась – некоторая фамильярность всегда нравилась мне в наших отношениях.

Танцевали мы вместе. Интересно, заметила нас кузина Агата? Хорошо бы! В танце мы двигались привычно и раскованно. Ведь сколько раз мы делали это.

– А ты знаешь, что сегодня я здесь лишь в роли бедной родственницы?

– То есть?

– То, что мне надлежит развлекать скучающих гостей.

– Прекрасно. Вот и развлекай меня. Я – самый скучающий.

– Ты… из семьи Каррингтонов… скучаешь, – усмехнулась я.

– Да я ведь только младший сын Каррингтонов.

– А сам Ролло здесь?

– Сам Ролло далеко. Вряд ли он здесь.

– Стало быть, ты – «гвоздь сезона»?

– Слушай, – сказал Филипп, – нам надо поговорить. Мне есть что сообщить тебе. Нет ли где-нибудь местечка потише?

– На этом этаже есть две маленькие гостиные. Их предполагается использовать сегодня для личных разговоров.

– Вот и пойдем туда.

– Стоит ли – тебе, а главное, мне? Орлиный взор кузины Агаты достанет меня всюду, если ей подвернутся стареющие джентльмены в качестве партнеров по танцу для меня.

– Повод, чтобы сбежать, есть.

– Ты шутишь? Нам уже не четырнадцать лет, забыл?

– Слава Богу, что не четырнадцать, я серьезно.

– Случилось что-то неприятное?

– Может, совсем напротив. Но мы должны поговорить, Эллен.

Мы расположились на канапе в маленькой гостиной, щедро украшенной цветами и зеленью.

– Эллен, – сказал Филипп, – я тут кое-что слышал. Ваши слуги делятся новостями с нашими, и наоборот. Эта публика осведомлена о всех домашних делах не хуже нас. А может, и лучше. По слухам, дело решенное, что тебя направляют гувернанткой к потомству пресловутой Оман Лемминг.

– Я же говорила тебе об этом.

– Я как-то сразу не поверил. Ты… гувернантка!

– Это единственное приемлемое занятие для девицы, достойно воспитанной и образованной, но без гроша.

– Но почему вдруг… после стольких лет?

– Кузина Агата тратила себя лишь на несчастного осиротевшего ребенка. Ребенок вырос, стал женщиной, которая должна сама себя обеспечивать, так что меня ласково, но твердо выпроваживают на все четыре стороны.

– Мы должны положить конец этой затее. Гувернантка – в семье этой бабы! Да она просто змея!

Я резко повернулась к нему. Страх перед таким будущим вдруг всерьез охватил меня.

Филипп взял меня за плечи, привлек к себе и засмеялся.

– Эллен, глупая девчонка, и ты думаешь, что я допущу это?

– А какие у тебя права распоряжаться моей судьбой?

– Самые лучшие права. Конечно, тебе не придется возиться с детками, этой матроны. Говорят, это не дети, а настоящие исчадия ада. Я всегда думал о том, что нам с тобой надлежит быть вместе, Эллен. Мы поженимся. Вот мое слово. Я всегда хотел этого.

– Ты… женишься на мне? Ты должен жениться на Эсмеральде. Все уже решено. По этому случаю и дают бал сегодня.

– Что за вздор!

– А вот и ошибаешься. Бал – в честь Эсмеральды, и я знаю точно, что в течение приема или сразу после него все надеются услышать известие о вашей помолвке.

– Как говорится, живи надеждой… Что же, «их», полагаю, ты говоришь о Лорингах, надежды оправдаются только частично. Помолвка будет – но с Эллен, а не с Эсмеральдой.

– Ты хочешь сказать, что сегодня собираешься объявить о нашей помолвке?

– Конечно. Я слаб до эффектов, ты же знаешь.

– А что скажут твои родители?

– Они будут в восторге.

– В восторге – принять меня в качестве?.. Ты смеешься.

– Я – нет, – серьезно заявил Филипп, – отцу ты нравишься. Говорит, ты такая веселая, а он сам любит веселье.

– А леди Эмили?

– И она будет довольна. Для нее мое счастье превыше всего.

– Может быть, но вряд ли они мечтали о такой невестке, как я.

– А вот тут ты ошибаешься. Я намекнул им как-то о своих намерениях, они полны поддержки и одобрения. Они считают, что со свадьбой не следует тянуть.

Я не могла в это поверить. Я даже растерялась. Филипп такой шутник. Конечно, он для меня близкий, самый лучший, не считая Эсмеральды, друг. Он всегда расстраивался, если кузина Агата не допускала меня на какие-то светские мероприятия. Все так. Но я не была влюблена в него все это время! Это я твердо знала, потому что мысль об их с Эсмеральдой браке нисколько не задевала меня. К тому же факт моего жалкого и ничтожного положения и величия Каррингтонов, внушенный мне кузиной Агатой, не давал мне даже подумать о возможности войти в эту семью в качестве жены, пусть даже Филиппа. А сейчас я пришла в восторг, но, увы, приходится признать, что не из-за Филиппа, который, конечно же, очень нравился мне, а из-за того, что само замужество могло означать, что не нуждаюсь я больше ни в каких местах гувернантки для выводка ужасной миссис Оман Лемминг, чьи отпрыски, уверена, были под стать ей. Но главное, наверное, меня воодушевил мой триумф. Выражение лица кузины Агаты в случае оглашения нашей помолвки вознаградило бы меня за многие годы унижений, и было неестественным, если бы я не радовалась этому. Что касается Эсмеральды, к которой я была искренне привязана, то вряд ли она расстроилась бы из-за этой новости. Она никогда не стремилась замуж за Каррингтона, более того, она утверждала, что Филипп ни во что не ставит ее с тех пор, как когда-то столкнул ее в Серпентин.

– Ну, похоже, ты лишилась дара речи, – сказал Филипп.

– Первый раз, насколько я знаю, мне сделали предложение.

– Эллен, нам с тобой будет легко и весело.

Взглянув на него, я подумала, что это правда.

– Ни разу в жизни не думала о тебе, как о муже.

– Что ж так? Я-то полагал это само собой разумеющимся.

– И никогда не говорил об этом…

– А вот сейчас говорю, – с этими словами он сжал мои руки и поцеловал меня.

– Ну, что теперь?

– Дай мне время подумать, – сказала я, – мне надо привыкнуть к этой новости.

– Застенчивой вдруг стала? На тебя это непохоже.

– Посмотри на ситуацию с моей точки зрения. Я явилась сюда сегодня, чтобы услышать о том, что Эсмеральда выходит замуж.

– За меня!

– Конечно, за тебя. Кузина Агата мечтала о зяте из семьи Каррингтонов. А свои мечты она обычно воплощает в жизнь.

– Ей придется пока обойтись мужем ее юной родственницы…

– …Которая ей седьмая вода на киселе.

– Впрочем, какое нам до нее дело?

– Ты мне все больше и больше нравишься!

Филипп крепче обнял меня после таких слов.

– Все будет просто здорово, Эллен. Отныне никаких бедных родственниц! Я как только услышал впервые о гувернантке, понял сразу, что надо действовать. Семья не против моего брака, они давно думали об этом. Им ужасно хочется иметь внуков, а пока не похоже, чтобы у Ролло появились дети.

– Почему?

– Ну… все не так просто. Его жена… немного странная. Я когда-нибудь расскажу все тебе. Но главное, все просто мечтают о моей женитьбе.

– Ты будешь очень молодым мужем.

– Ты будешь совсем молодой женой.

Постепенно я привыкала к этой мысли, и она очень даже нравилась мне. Филипп мой старинный друг – муж. Какие могут быть осложнения? Растерянность уступала место радости.

Филипп начал говорить мне, что он всегда любил меня, только раньше сам не понимал этого. Просто ему всегда было очень хорошо со мной. Приезжая на дачу в Сассекс, он прежде всего думал о том, увидит ли он меня.

– Славное было время, а, Эллен? – спросил он.

Потом он принялся мечтать о нашей будущей жизни. Нам придется много ездить по свету. Того потребуют его дела, которыми он собирался заниматься вместе с братом Ролло. Вот будет здорово, говорил он, когда мы отправимся в Индию, в Гонконг, он там продолжит отцовский бизнес, а я буду ему отрадой и подмогой; в Лондоне мы окажемся в гуще светских развлечений.

Он рисовал блистательные перспективы. В Лондоне мы обзаведемся недвижимостью, наш особняк будет недалеко от родительского гнезда. Меня он отправит к лучшим модельерам.

– Ты будешь просто умопомрачительна в соответствующих нарядах, – уверял он, – ты ведь настоящая красавица, Эллен, просто у тебя не было возможности воспользоваться этим.

– Кузина Агата настаивает на том, чтобы я не вылезала со своими способностями и достоинствами, – сообщила я ему, – я же из тех, кто не прочь их продемонстрировать.

– Ну и правильно. Бог ты мой, Эллен, все будет просто чудесно!

– Да, – согласилась я, – верю, что будет.

Он обнял меня, и мы вместе засмеялись.