Текст книги "Роковой выбор"

У него были проницательные серые глаза, от взгляда которых мало что могло ускользнуть, густые каштановые волосы, орлиный нос и тонкие губы. В целом он выглядел внушительно, хотя был невысокого роста, худощав и слегка сутулился. На лице у него были заметны следы оспы, но он держался с таким достоинством, что, несмотря на его физические недостатки, сразу чувствовалось, что это человек, с которым нельзя не считаться.

Когда он стоял там рядом с королем, я подумала, что трудно было бы найти двух людей, менее похожих друг на друга.

На этой встрече присутствовали очень немногие придворные, что меня удивило, но причину этого я поняла несколько позднее.

– Милая Мэри, – сказал король, – почему бы вам не посидеть и не поговорить с кузеном? Ты могла бы рассказать ему о нашем дворе, а он рассказал бы тебе о своем.

Отец наблюдал за мной с гордым и в то же время напряженным выражением лица. Порой мне казалось, что его глаза гневно поблескивают, но я чувствовала, что ко мне этот гнев не имеет отношения.

Было крайне неловко сидеть рядом с этим молодым человеком, в то время как поодаль король и мой отец о чем-то говорили, но так тихо, что я не могла ничего расслышать. Мне не понравилось, как пристально глядел на меня принц. Он просто глаз с меня не сводил.

Я не помню, о чем мы говорили. Я только все время думала, поскорее бы этот разговор кончился и я могла удалиться. Он спрашивал меня о нашем дворе, о наших обычаях, о том, как я провожу время. Я хотела задать ему те же вопросы, но не решилась. Ведь я была всего лишь неопытная пятнадцатилетняя девочка; ему же было двадцать семь лет, и он был глава государства, очень важная особа, иначе его бы не принимали в Уайтхолле с таким почетом.

Я вздохнула с облегчением, когда церемония встречи наконец закончилась и мне дозволено было уйти.

Отец проводил меня до двери и с серьезным видом поцеловал меня. Он по-прежнему казался чем-то разгневанным или огорченным.

* * *

На следующий день после полудня ко мне пришел отец. Он прошел со мной в мою комнату, где мы могли остаться наедине. Я отчетливо видела теперь, что он был очень расстроен.

Мы сели рядом, и он обнял меня, тесно прижав к себе. Потом он сказал: «Мэри, любимая моя доченька, я должен сказать тебе кое-что». Он остановился в нерешительности, как будто ему трудно было продолжать. Чувство страха охватило меня. Наверно, случилось что-нибудь ужасное.

– Да, милый папа, – с трудом выговорила я.

– Ты взрослеешь, Мэри. Ты уже не ребенок, а люди нашего положения… иногда им бывает необходимо сделать что-то, что может сначала показаться неприятным… пока…

– Пожалуйста, папа, скажите мне, в чем дело.

– Мы из королевской семьи, и иногда нам приходится делать то, чего бы мы не желали. Это наш долг. Долг перед страной.

– Что я должна сделать?

– Я… я и сам бы хотел, чтобы это случилось позднее… но… – На миг он замолчал, словно набирался решимости, и вдруг сказал: – Дитя мое, ты выходишь замуж.

– Замуж? – воскликнула я в ужасе. – Но ведь я еще так молода!

– Тебе уже пятнадцать лет, – возразил отец. – Твоей мачехе было почти столько же, когда она выходила за меня.

Я как будто отупела, не в состоянии воспринять это ошеломляющее известие.

– Кто он? – вырвалось у меня наконец. – За кого я выхожу замуж? Когда?

– Окончательно еще не решено, – сказал отец. – Необходимо составить договора, обсудить церемонию.

– Пожалуйста, скажи мне, кто он?

– Это наш родственник. Ты с ним уже встречалась, и мне кажется, что вы понравились друг другу. Это Вильгельм, принц Оранский.

Принц Оранский! Этот холодный маленький человечек с пронизывающим взглядом, которого я видела всего один раз в жизни. Выйти за него! Он так хмур и настолько старше меня. Он непохож на моего отца и на короля, и на других мужчин, которых я встречала при дворе дяди. Пока он говорил со мной, он ни разу не улыбнулся. Он приехал из далекой страны. Голландия! Эта мысль внезапно поразила меня. Мне придется уехать с ним, с этим чужим холодным человеком в чужую холодную страну, покинуть сестру, отца, Фрэнсис и Анну Трелони. Я подумала о том, как к нам приехала бедная Мария-Беатриса, чтобы выйти за человека еще старше. Но этот человек был мой добрый милый отец, а я должна была достаться Уильяму Оранскому.

Это было слишком. Выйти за этого чужого человека – покинуть родину! Я протянула руки, как бы отталкивая от себя свою жестокую судьбу.

– Нет, нет, нет! – закричала я.

Отец обнял меня и стал поглаживать как ребенка.

– Не позволяйте им отослать меня отсюда, – взмолилась я.

– Я буду так же несчастлив, как и ты, любимая.

– Тогда вы должны помешать этому!

– Моя бедная Мэри, мое бедное дитя, – сказал он медленно. – Ты должна понять. Мы из королевской семьи, и я уже говорил тебе, мы все должны исполнять то, что требуется от нас. Это наша участь и наш долг. Нам приходится мириться с этим. Народу понравится такой брак.

– Но замуж-то выхожу я!

Он вздохнул:

– Видишь ли, дитя мое, таково твое положение.

– Вы имеете в виду трон…

– Твоя мачеха и я, мы надеемся иметь сына, но сейчас наследница английской короны – ты, моя любимая, и поэтому народ желает для тебя брака с протестантом. А более ревностного протестанта, чем принц Уильям, найти трудно. Он отстаивает эту веру на континенте, и он очень способный человек. Он молод, но мир еще о нем услышит. Он – великий человек, и когда-нибудь ты будешь гордиться тем, что ты его жена.

– Отец… мой дорогой отец… но он мне не нравится… я не люблю его…

– Возможно, любовь придет после свадьбы.

– Значит, вы этого хотите.

Он печально покачал головой:

– Я бы хотел, чтобы ты оставалась со мной всю жизнь, но я знаю, что это невозможно. Увы, это наш долг. Твой брак нужен стране, нужен королю.

– Мой дядя всегда был так добр ко мне. Быть может…

Отец покачал головой:

– Твой дядя любит тебя, но даже он не может избавить тебя от этого. Ему нужна эта свадьба. Он хочет укрепить наш союз с Голландией, и твое замужество – одно из условий союза. Это великолепная возможность для двух наших стран. Если ты заговоришь с дядей, он проявит доброту и сочувствие, но таков уж у него нрав. Этот брак необходим. Он нужен Уильяму, а нам нужна дружба с Уильямом. Поэтому король будет непреклонен. Я сам пытался разубедить его, но безуспешно.

– Значит, выхода нет.

– Я думаю, Уильям окажется неплохим человеком. Благополучие его страны – для него все, а это очень благородно. Он и сейчас является претендентом на английский трон – отдаленным, правда, но все же претендентом. Союз с тобой укрепит его права. И в Голландии, и во всей Европе его положение станет более прочным.

– Значит, принц женится на мне ради выгоды?

– Ты не должна судить его за это слишком строго. Это дипломатия. Но он желал встретиться с тобой, лично познакомиться с тобой, прежде чем вступать в соглашения. Он увидел тебя, и ты ему понравилась. Это хорошее начало.

– Мне все это ненавистно. Как я могу расстаться с вами?

– Это произойдет еще не сразу, но я хотел, чтобы ты все знала, чтобы у тебя было время привыкнуть к этой мысли. Ты увидишь, что все не так плохо и, клянусь тебе, что со временем твой теперешний страх покажется тебе напрасным. Принц – хороший человек, и твой дядя уверен, что ваш брак будет счастливым.

– Но вы его не хотите, я же вижу, что не хотите!

– Я надеялся видеть тебя женой наследника французского престола.

– Тогда мне все равно пришлось бы уехать из дома.

– Я предпочел бы союз с Францией. Но народ хочет союза с Голландией.

Тут я не могла сдержаться и заплакала. Я хотела просить его, умолять его предотвратить это ужасное событие. Но говорить я не могла. Рыдания душили меня.

* * *

Моя сестра Анна хотела узнать, что меня расстроило.

– Я выхожу замуж, – сказала я.

Она уставилась на меня в ужасе.

– Мне придется уехать, – жалобно продолжала я.

– Нет! Ты не уедешь! Я хочу, чтобы ты оставалась здесь, всегда оставалась здесь. Мы не можем друг без друга. Ты не можешь покинуть меня.

Бедная Анна, она была так огорчена. До сих пор она, как и я, жила счастливо и беспечно. Когда Анна не хотела учиться, она просто говорила, что у нее болят глаза, и никто ее не принуждал. Правда, читала она плохо, но это ее не волновало. Ее убеждали не есть много сладостей, но при этом окружающие только улыбались и качали головами, когда она клала себе в рот лакомые кусочки.

Теперь она расстроилась всерьез. Я не должна уезжать. Она не могла вообразить себе свою жизнь без своей старшей сестры, которая была с нею с ее рождения и которой она так старательно во всем подражала.

Ей было двенадцать лет, и она уже понимала, что речь шла о серьезном деле, потому что она вдруг расплакалась и уцепилась за меня, как будто бросая вызов тем, кто попытался бы нас разлучить. Мы плакали вместе; я не могла успокоиться с того момента, когда отец сообщил мне это известие.

Я написала письмо Фрэнсис, рассказав ей обо всех строящихся вокруг меня планах. Все девушки, казалось, погрузились в уныние. Леди Фрэнсис выглядела озабоченной. Что произойдет с нашим двором после моего отъезда? Анна еще пока останется, конечно. Но все уже станет по-другому. Не будет прежней пышности. Я была ближе к трону, чем Анна. Как эти перемены скажутся на их положении?

Они перешептывались. Меня жалели, потому что мне выбрали такого жениха.

– Принц Оранский! – донесся как-то до меня шепот. – Бедная леди Мэри!

Я знала, что они имели в виду. Он не вызывал у них восхищения. Он не соответствовал их идеалу мужской красоты. Ему не хватало изящных манер; он был резок и одевался очень просто; у него не было обаяния, которым был в высшей степени наделен король, которому все окружающие старались подражать.

Я чувствовала себя все более несчастной по мере того, как неумолимо бежали дни и заканчивались приготовления к свадьбе. На улицах радостные люди жгли костры в знак одобрения предстоящего протестантского брака и перспективы появления протестанта-наследника. Почему-то против склонности к католичеству самого короля никто не возражал. Ему прощалось все. Он был весел, обворожителен, приветлив со всеми. Это был Веселый монарх, вернувшийся к своему народу из изгнания. И народ был счастлив настоящим. Что их волновало, так это будущее. Поэтому они были довольны моим браком со стойким протестантом. Не нравился он только тем, кого непосредственно больше всего касался: моему отцу и мне.

Я посетила Марию-Беатрису. Она должна была вскоре родить, и, если бы у нее был сын, наш брак, надеялась я, уже не будет настолько желательным для принца. Вдруг Уильям передумает и откажется на мне жениться!

Но все это был вздор. Ведь наш брак был одним из условий договора между нашими странами.

Мария-Беатриса тоже плакала вместе со мной, хотя и пыталась утешать меня:

– Моя бедная, бедная Мэри. Он не кажется красавцем, но он может оказаться хорошим мужем. По крайней мере у него не будет толпы любовниц. Супружеская верность многого стоит.

– Мне придется уехать, – рыдала я.

– Как пришлось и мне.

– Я знаю. Вы тоже страдали. Но вы приехали в Англию, к моему отцу, хорошему и доброму.

– Говорят, что Уильям тоже хороший человек.

– Дома вас наказывали, когда вы не выучивали псалмы, а меня все любили.

– Да, у тебя очень любящий отец. Он не позволил бы никому наказывать тебя или Анну, и ты всегда была его любимицей. Мэри, ему так же больно, как и тебе.

– О дорогая моя мачеха, мне придется расстаться с вами тоже и с Анной.

Она пыталась успокоить меня, но безуспешно.

– Говорят, что, если у вас родится сын, принц Оранский уже не будет так стремиться жениться на мне, – сказала я, глядя на нее умоляюще, как будто спасти меня было в ее власти.

– Я думаю, он захочет жениться на тебе при любых обстоятельствах. Твой отец говорил мне, что ты ему очень понравилась. Он не захотел бы на тебе жениться, если бы ты ему не понравилась.

Я была в этом не уверена, и в любом случае мне он не нравился.

– Неужели я больше никогда не увижу вас всех?

– Голландия недалеко. Мы будем часто приезжать к тебе, а ты к нам.

Я кинулась к ней и обняла ее.

– И все равно я не хочу уезжать. Помолитесь, чтобы что-нибудь этому помешало.

Но она ничего не могла сказать мне в утешение.

* * *

Элизабет Вилльерс была очень возбуждена.

– Я так рада, что буду сопровождать вас в Голландию.

– Вы? – воскликнула я.

– Да. У вас будет свита, и я войду в нее. Вокруг вас будут знакомые лица. Моя мать будет старшей статс-дамой, и моя сестра Анна тоже поедет с нами. Ведь правда, это прекрасные новости?

Для меня в это время могла быть только одна прекрасная новость – что брак не состоится. Я была не в восторге, что Элизабет Вилльерс ехала со мной. Леди Фрэнсис была мне в какой-то мере симпатична. Она часто делала нам строгие внушения, но она несла за нас ответственность, и я понимаю теперь, что ее заботил успех ее дочерей, чувство, естественное для матери. Я была рада, что она уезжала со мной.

Вошла Анна Трелони, и я сразу увидела, что у нее были какие-то хорошие новости.

– Ваш отец сказал, что, раз мы такие друзья, я тоже буду сопровождать вас в Голландию.

Мы нежно обнялись.

– Я так и думала, что это вас немного подбодрит, – сказала она с чувством.

– Я рада, что ты едешь, – сказала я. – Когда я думаю об этом, я не чувствую себя такой несчастной. Только одному известию я обрадовалась бы больше.

– Я знаю, – сказала Анна. – И все равно хорошо, что мы будем вместе.

Я немного повеселела.

Моя сестра Анна очень грустила. Она была бледна и непохожа на себя. Щеки ее утратили так красивший ее румянец.

– Мне не нравится все это, Мэри, – сказала она. – Я просто заболеваю при мысли о нашей разлуке. Знаешь, как я умоляла отца не отпускать тебя в Голландию.

– Это не в его власти. – Разлучить нас! Мы никогда не разлучались. А теперь еще этот Джон Черчилль. Он хочет увезти Сару. Я не позволю.

– Джон Черчилль, – повторила я и тут же вспомнила об Арабелле Черчилль с ее замечательными ногами и все, что я узнала о ее дружбе с нашим отцом.

– Сара увлеклась им, – продолжала Анна, – хотя и не признается в этом. Он все время тут околачивается. Арабелла Черчилль его сестра. Он был пажом при дворе нашего отца. Ты, наверно, его видела. Говорят, что Арабелла помогла ему продвинуться. Потом он стал гвардейским прапорщиком. Он уже побывал за границей, во Франции, во Фландрии и даже в Танжере. Должна сказать, что он очень красив. Сара говорит, что, если он станет ухаживать за ней, ему придется бросить свое волокитство за другими девушками. Ты знаешь, что наш дядя услал его в Танжер, потому что он очень понравился Барбаре Каслмейн. А теперь он увивается за Сарой.

Анна редко бывала так многословна. Обычно она не принимала участия в разговорах, а довольствовалась тем, что слушала других, не утруждая себя лишними усилиями.

Но теперь она была действительно взволнована. Я еще больше расположилась к ней, и трагедия расставания стала казаться еще ужаснее. Как мне будет не хватать любимой сестры. Как они могут оторвать меня от всего, что составляло счастье моей жизни?

– Конечно, семья Джона Черчилля считает, что Сара ему не подходит, – продолжала Анна.

– Я уверена, что Сара с этим не согласна, – не могла удержаться я.

– Разумеется, нет. Она в ярости. Поэтому она и держит его в неуверенности, а он с каждым днем все больше жаждет на ней жениться. Но я знаю, что он ей нравится. Это-то меня и волнует. Она не должна за него выходить, иначе ей придется уехать. Вдруг его пошлют за границу. Я не могу потерять и тебя, и Сару. Мэри, не оставляй меня!

Но мое замужество было уже делом решенным. Меня уже поздравили члены Королевского Совета. Глаза у меня были постоянно красными от слез, и я, вероятно, имела очень жалкий вид.

А за этим последовало еще множество церемоний. Лорд-мэр устроил банкет, чтобы отпраздновать помолвку, на который был приглашен весь двор. По дороге к Вестминстеру народ толпился по берегам реки, а мы с принцем плыли на королевской барже. Король положил руку мне на плечо, принц стоял с другой стороны, а отец чуть сзади. Я изо всех сил старалась не показать своего отчаяния.

Дело быстро шло к бракосочетанию. Я уже смирилась с тем, что ничто не может предотвратить его и мне придется выйти замуж за этого странного молчаливого человека, намного старше меня. Двенадцать лет – это большая разница, когда невесте пятнадцать. Прошло лишь две недели с того дня, когда я услышала известие, лишившее меня покоя, но эти две недели казались двумя годами.

Церемония должна была совершиться в моей комнате. Там был воздвигнут алтарь, перед которым нас должен был сочетать браком епископ Комптон, мой бывший наставник, поскольку архиепископ Кентерберийский внезапно заболел.

Рано утром ко мне явилась несколько растерянная Элизабет Вилльерс и сказала, что ее мать, леди Фрэнсис, очень нездорова – и не сможет присутствовать на церемонии.

– Леди Анна тоже нездорова, – добавила она.

Я ужаснулась, поскольку, когда я открыла дверь и хотела войти к сестре, внезапно передо мной появился доктор Лейк.

– Миледи, – сказал он, – вам нельзя входить в апартаменты леди Анны. Ваш отец категорически запретил вам это.

– Что вы хотите сказать, доктор Лейк? Разве мне нельзя видеть сестру?

– Она нездорова… и нуждается в покое.

Я изумилась, но доктор Лейк больше ничего не сказал. Так ко всему прочему я лишилась еще и общества сестры.

Я вернулась в свои покои совершенно потерянная. За всю свою жизнь я еще не чувствовала себя такой несчастной.

* * *

Было девять часов вечера, когда собрались приступить к церемонии бракосочетания.

Присутствовали король и королева, мой отец и моя мачеха, которая вот-вот должна была родить, епископ Лондонский и придворные, без чьего участия нельзя было обойтись. Для такого случая присутствующих было не так много, но комнату они все же заполнили.

Мне промыли холодной водой глаза, чтобы скрыть их красноту – очевидный признак моего горя, и одели, как подобает невесте – я уверена, что более несчастной невесты еще не видел свет.

Отец подвел меня к установленному в комнате алтарю. Я обратила к нему умоляющий взгляд. Неужели было уже слишком поздно?

Увы! Я увидела отчаяние в его глазах и поняла, что, если только было бы возможно сделать что-нибудь, чтобы спасти меня от этого брака, он бы это сделал.

Король был весел. Если он и догадывался о моем отвращении и ужасе, он не показал и вида. Взгляд мачехи был полон сочувствия. Ее присутствие удивило меня, настолько близко было уже время родов.

Король ласково мне улыбнулся и прошептал, что он завидует жениху такой красавицы невесты. Сам жених особого восторга не обнаруживал. Возможно, его смутило мое явное нерасположение к нему.

– Где же Комптон? – воскликнул король. – Поторопись, поторопись, не то вдруг герцогиня родит нам сейчас мальчика, а тогда от этого брака нам мало толку.

Принц при этом поморщился слегка, а по комнате пробежал смешок.

Дядя продолжал смотреть на принца со странной усмешкой, которую я уже не раз замечала.

Началась служба. Это был кошмар. Меня соединяли с человеком, который даже после очень краткого нашего знакомства внушал мне страх и неприязнь.

Повторяя за епископом слова, что он наделит меня своим земным богатством, принц символически возложил на Евангелие несколько золотых и серебряных монет.

Король по-прежнему шутливым тоном, воскликнул:

– Бери деньги, бери скорее, милая племянница, и положи себе в карман, ведь это чистая прибыль!

Губы принца передернулись от раздражения, а между тем служба продолжалась.

Наконец все было кончено, и я стала принцессой Оранской.

Не знаю, как я прожила остаток ночи. Долгое время я старалась полностью стереть ее из своей памяти.

Я смутно представляла себе, что меня ожидало. Я слышала только перешептывания и рискованные шутки. Я впервые задумалась над этим в последние несколько дней перед ожидавшим меня испытанием.

Никогда в жизни я так не боялась.

После обряда вокруг меня все болтали и смеялись. Ко мне подходили с поздравлениями. Я выпила немного вина.

– Больше не надо, милая, – сказала королева, сжимая мою руку.

Меня стали готовить ко сну. Как я хотела избежать этого старинного обычая. Как мне хотелось исчезнуть куда-нибудь.

Королева и Мария-Беатриса помогли мне раздеться. Это было частью отвратительного ритуала.

Мария-Беатриса выглядела усталой. Я была уверена, что роды близки. О, почему это не случилось раньше? Почему не родился здоровый мальчик? Почему принц Оранский не сказал, что, раз уже родился наследник, он больше не желает нашего брака! Но ребенок еще не родился, а я уже была его женой.

Меня уложили. Я лежала в постели, дрожа. Потом рядом со мной оказался принц.

Король смеялся. Он задернул занавеси у постели с возгласом:

– А теперь за дело, племянник, с тобой Англия и святой Георг!

Я услышала смех. Вокруг была тьма, и я старалась напрячь все силы для грядущего испытания.

* * *

Всю свою жизнь я старалась побыстрее забыть всякого рода тягостные события, выпадавшие на мою долю, хотя это мне и не всегда удавалось. Одним из таких событий была моя свадебная ночь. Я проснулась в полусознании. Дневной свет был мне ненавистен так, что я закрылась с головой одеялом. С глубочайшим облегчением я почувствовала, что была в постели одна.

Она миновала, эта ночь, ночь боли, ужаса, унижения, и наступило чудовищное пробуждение. Если бы я была опытнее, как большинство девушек, все обошлось бы легче. Моя невинность была отнята у меня холодным, расчетливым человеком, нетерпеливо преодолевшим мое сопротивление, безжалостным к моим слезам и стонам протеста.

Я ощущала его раздражение и инстинктивно понимала, что и ему происшедшее было не более приятно, чем мне. Для него это тоже был только долг. Он презирал меня, а я его боялась.

Неужели это так и будет каждую ночь, спрашивала я себя. И я молилась, глупо, по-детски, чтобы ночь никогда не наступала.

Некоторое время я пролежала неподвижно, униженная, подавленная, чувствуя себя так, словно я вывалялась в грязи.

Вошли мои фрейлины, Элизабет Вилльерс со своей сестрой Анной и моя любимая Анна Трелони, глядевшая на меня с тревогой и сочувствием. Она обняла меня и нежно поцеловала.

– Я буду с вами в Голландии, – напомнила она мне. Эти слова были восприняты мной как слабый проблеск радости в темном, мрачном мире.

– Вы опять плакали, принцесса, – сказала Анна Вилльерс.

Элизабет смотрела на меня насмешливо, и я ненавидела ее. Я подумала, не попросить ли отца не отправлять ее со мной. Но это казалось пустяком по сравнению с моим отчаянием.

– Я промою вашему высочеству глаза, – сказала практичная Элизабет. – Они у вас опухли.

Меня одели. Я не знала, придет ли принц. Я молилась, чтобы он не приходил. Я не хотела его видеть.

Ко мне явился посетитель. Это был Уильям Бентинк, и я содрогнулась при виде его, так как я знала, что он был любимцем моего мужа и между ними существовала тесная дружба. Я догадывалась, что в этом человеке было что-то необыкновенное, потому что принц обычно не выказывал расположения к окружающим и в то же время он, несомненно, выделял этого человека.

– Я пришел по поручению его высочества принца Оранского, – сказал Бентинк. – Он просил передать вам это.

Он поклонился и вложил мне в руки ларец, после чего с видом человека, исполнившего свой долг, попросил разрешения удалиться и вышел, низко поклонившись.

Я продолжала держать ларец. Элизабет смотрела на него с любопытством.

– Ваше высочество намерены взглянуть на его содержимое? – спросила она.

Обе Анны тоже проявили любопытство, но я смотрела на ларец с отвращением, словно ожидая, что из него выползут ядовитые змеи, потому что мне прислал его человек, подвергший меня никогда прежде не испытываемому мной чувству унижения.

Дрожа, я открыла ларец. В нем лежали драгоценности, в том числе кулон из бриллиантов и рубинов на золотой цепочке.

Элизабет в восхищении затаила дыхание.

– Какая прелесть! – воскликнула ее сестра.

– Вы должны примерить кулон, – сказала Анна Трелони.

– Таков обычай – посылать молодой жене драгоценности утром после свадьбы, – сказала Элизабет.

Я ощутила холод драгоценных камней на шее. Я никогда этого не забуду, подумала я. И это было еще только начало.

– Ну не прекрасно ли! – сказала Элизабет. – Подумать только, сколько это стоит. – Глаза ее совсем перекосило. Она завидует мне, подумала я. О если бы она была на моем месте, а я на ее!

– Снимите его, – сказала я, – и положите обратно в ларец.

Они все удивились. Даже Анна Трелони не понимала меня. Все они были в восхищении от красоты и ценности присланных мне украшений.

Принца я видела недолго. Он почти не смотрел в мою сторону, и у меня появилась надежда, что, может быть, события прошедшей ночи больше не повторятся.

Весь день я принимала поздравления. Казалось, все были довольны этим браком, кроме моего отца, мачехи и, разумеется, самих новобрачных. В эту ночь я лежала в своей брачной постели в страхе, ожидая вот-вот услышать шаги мужа. Я было задремала и тут же проснулась, вздрогнув. Было уже очень поздно, когда я поняла, вне себя от радости, что он не придет.

* * *

Было решено, что до нашего отъезда, я останусь в Сент-Джеймском дворце, моем любимом доме. Уже несколько дней я не видела свою сестру Анну. Говорили, что она слишком больна, чтобы принимать кого-либо. Ей нужен покой. Я хотела поговорить с ней и была уверена, что, как бы она ни была больна, она тоже хотела видеть меня.

Мои придворные дамы все время толковали о принце Оранском. Я знала, что он казался им странным. Они говорили, что он был непохож на пылкого любовника. Он не бывал со мной наедине, а когда нам приходилось встречаться, он избегал смотреть на меня. Он не выказывал ни малейших признаков расположения ко мне.

Ему хотелось, чтобы все церемонии поскорее кончились. Я полагаю, ему так же наскучили поздравления, как и мне, но то, что он старался держаться подальше от меня, было лучшее, что он мог сделать.

Через два дня после свадьбы Мария-Беатриса родила.

Отец пришел ко мне, и я сразу же увидела, что он был очень доволен, потому что он обнял меня с выражением сочувствия, понимания, раскаяния и нежности. Я хотела рассказать ему о своих бедах и дать ему понять, что не считаю свершившееся его виной.

– Моя милая, – сказал он, – я пришел сказать тебе, что у меня сын.

Моей первой мыслью было: как жестоко, что это не произошло неделю назад, тогда моего замужества могло и не быть.

– Сын, – повторил он, – да, сын.

– А как герцогиня?

– Она прекрасно себя чувствует и вне себя от радости.

– А ребенок?

– Он будет жить.

– Дорогой отец…

– Моя дорогая дочь, если бы только…

Бесполезно было говорить об этом, но было все же отрадно, что он сочувствовал мне.

– Принц, твой муж, будет недоволен, – сказал он.

Я покачала головой.

– Лучше бы он родился до… – я не кончила. Отец обнял и прижал меня к себе.

Я выразила желание видеть герцогиню, на что он сказал мне, что она очень утомлена, однако, как только она сможет принимать посетителей, я буду первой, кого она увидит.

Когда отец ушел, я испытала некоторое удовлетворение оттого, что надежды моего мужа не оправдались. Он женился на мне, потому что было вполне вероятно, что я когда-нибудь унаследую английскую корону. Несмотря на любовь к своей стране, оплоту протестантов в Европе, он жаждал получить английскую корону и ради этого готов был жениться на нелюбимой им девушке, и теперь он навсегда связан с ней, а его надежды на английский трон почти развеяны. Он получил по заслугам.

Я хотела видеть сестру, но мне по-прежнему говорили, что ее нельзя беспокоить. Я не могла дольше выдержать разлуки с ней и решила, что настою на нашем свидании.

Когда я пришла в ее апартаменты, как и раньше передо мной появился доктор Лейк.

– Я должна навестить сестру, – сказала я твердо.

– Простите, ваше высочество, но это невозможно. Леди Анна очень больна, и герцог приказал не допускать вас к ней.

– Вы хотите сказать, что это распоряжение моего отца?

– Да. Я должен сказать вам, ваше высочество, что у леди Анны оспа, и ваш отец опасается, чтобы вы не заразились.

– О нет… не может быть! – воскликнула я. – А… леди Фрэнсис?

– У леди Фрэнсис та же болезнь, ваше высочество.

Я была в ужасе, но я сказала:

– Я все равно хочу видеть мою сестру.

– Невозможно, – отвечал доктор Лейк. – Герцог категорически запретил.

В этом лишний раз проявилась любовь и забота обо мне отца.

Теперь у него был сын, наследник трона, но я знала, что он любил меня и Анну так, как он никогда не смог бы любить других своих детей. И вот теперь одна из его дочерей страдала от ужасной болезни, часто оказывавшейся смертельной, а другую он отдал человеку, к которому у него не было никакой симпатии.

* * *

Страх за сестру заставил меня забыть о моем собственном несчастном положении. Я не могла без содрогания думать, что немногие выживали после этой болезни, а если им и удавалось избежать смерти, у них на всю жизнь оставались следы, портившие их кожу. Такие следы были на лице и у принца Оранского.

Со времени нашей брачной ночи я очень мало его видела. Я думала, что ему было, вероятно, так же стыдно, как и мне. Он только исполнял свой долг. По крайней мере, так ему должно было казаться. Как он был непохож на короля и его придворных, грешивших с радостью! В моем муже радости не замечалось.

Он приехал в Сент-Джеймский дворец, и я была в панике, когда Элизабет Вилльерс сказала мне, что он сейчас посетит меня. Сама она почтительно держалась на заднем плане. Когда он вошел, она потупила глаза и сделала реверанс. Его взгляд задержался на ней на несколько секунд, прежде чем он обратил его на меня.

В его глазах не было любви, в них была только холодность. Я понимала, что он уже раскаивался в женитьбе, которая утратила теперь для него все свое значение.

– Приготовьтесь сейчас же отправиться в Уайтхолл, – сказал он мне.

Покинуть мою сестру! Я этого не сделаю. Я почувствовала упрямство и злость. Я так любила сестру! Я знала, что скоро должна буду уехать, покинуть все, что я любила и что было мне дорого, но до отъезда я ее не оставлю. Что, если она позовет меня? Я должна быть при ней.

Меня удивила твердость, с какой я ответила ему:

– Нет!

Он уставился на меня, видимо, не веря своим ушам. Он сказал мне, что я должна делать, и я отказалась без всяких объяснений. Я видела, что он пытается убедить себя, что он не ослышался.

– Вы отправитесь немедленно, – сказал он.

– Нет, – повторила я. – Я не покину свою сестру.

Он явно изумился. Элизабет Вилльерс пристально наблюдала за мной. Последовало молчание.

– Ваше высочество, я буду готовиться к нашему отъезду, – сказала наконец Элизабет.

Я стояла неподвижно. Мне было все равно, что со мной станется. Я не уеду из дворца ни на минуту раньше, чем сочту необходимым.