Текст книги "Исправь меня, если сможешь"

Конечно, это всё очень интересно, но причём тут собственно я!? Разговор отягощал, словно пудовые кандалы!

– Причём тут я? – я стал немного вскипать, так как время неумолимо двигалось вперёд и слушать про отца хвалебные речи не сил не желания.

– А притом! – Мойра немного повысила голос, и промелькнули нотки жёсткости. Я невольно поёжился. – После того, как ей сделали чистку, девочка бредила! Ты знаешь вообще, что такое чистка? – Глаза Мойра пылали гневом, но я не мог понять чего конкретно она от меня хотела.

Пока действительно не вспомнил это имя. И образ.. он пронёсся в моей голове мгновенно! Чёрт! Я её вспомнил!

Твою же мать!!!

– Аборт? – смело сказал я.

Конечно, я знал, что это такое, разве можно не знать очевидных вещей, если твой отец ведущий хирург? Мне кажется, мы с братом с закрытыми глазами сможем пересадить почки макаки в организм игуаны.

– Практически! Так вот, сынок, в бреду, она звала тебя! – Мойра остановилась и посмотрела так внимательно, что я мысленно выстроил блокаду для того, чтобы она не поняла истинных эмоций. – Просила прощение за то, что не смогла уберечь вашего ребёнка. Ты ничего не хочешь мне объяснить? Сынок…

У меня отвисла челюсть, мысленно, конечно же. Внешне я постарался придать лицу спокойное, и даже отчужденное выражение. Ситуация патовая! Надо же было так вляпаться!!!

Чёртова Винслоу!

Теперь недостающий пазл сложился в моей голове, и картина впереди меня не радовала. Зачем Нейт потащил меня на этот кутёж? Под гневным взглядом собственной матери я медленно окунался в воспоминания. Которые как сейчас, оказалось, имели последствия.

ЧЁРТ!

Винслоу – девочка из моей параллели. Весьма неказистая, забитая и с невероятными очками. Совсем не мой тип. Но, как известно, после пары бокалов спиртного ты уже ни черта не соображаешь, и вокруг все кажутся весьма симпатичными. Так же было и в тот вечер!

Я вспомнил тот вечер, точнее чётко помню его начало. Нейт всю дорогу пел мне про то, что там будет круто, так как родители Грега Джонсона укатили на какую-то там свадьбу племянницы и Грега оставили учиться. А то они не знают, какой он кутёжник? Почище меня будет. Естественно, я понимал, что Нейт так усердно настаивает на нашем посещении этой вечеринки только для одной цели: он каким-то образом узнал, что там будет Брикман и грезил провести с ней вечер в зажигательных танцах, чем, собственно, славится Лайла. Эта девочка пить не может совершенно. В этот раз за пять минут до приезда Нейта, я снимал её со стола практически в невменяемом состоянии. Благо, что приехал я раньше! Нейт задержался дома, чем-то помогая матери. Случайности, как известно, не случайны.

На первый взгляд и не скажешь, что такая собранная девушка может быть развязной танцовщицей. Так вот, если бы Нейт её нашёл ещё в таком состоянии, то моему братцу едва ли светило провожать её до дома. Именно для этого пришлось приводить её в чувства и, обманув изрядно подвыпившую Брикман, что её отец, шеф полиции, приедет за ней сию же минуту, отправить с братом до дома. Чему Нейт был рад, а я почувствовал себя лучше, потому что хотя бы как-то помог «сблизится».

Отправив окрылённого Нейта, я расположился на одном из диванов, потягивая коньяк. Рядом со мной, я уже не помню как, оказалась Винслоу. Она тихо сидела рядом, иногда что-то спрашивала. Я отвечал односложно «Да», «Нет». Но выпитое, будь оно проклято, дало мне в голову, и я стал, сам не знаю почему, смотреть на неказистую девушку по-иному.

Смутно помню, как тащил её на второй этаж мимо развлекающейся молодёжи в одну из уединённых комнат. А Винслоу без конца шептала мне на ухо про то, какой я красивый и как сильно она меня любит, как даже не думала о том, что мы можем быть вместе. Помнится, я сказал ей что-то вроде: «Да малыш». Тогда, да вообще и всегда, мне совершенно всё равно на чьи-то чувства к себе. Она просто попала не в то время и не в то место. Я до сих пор не помню, предохранялись мы или нет – как правило, я не такой рассеянный и помню, если не каждую мелочь, то этот момент запоминается: я во время прелюдии мысленно не даю себе забыть и постоянно твержу: «Презерватив не забудь! Презерватив в кармане рядом с пачкой сигарет». Трахаться в невменяемом состоянии вообще не стоит, но я практикую это и должен быть постоянно начеку. В такие моменты рядом нет папочки, который заставит меня надеть чёртову штуковину на член.

После сделанного дела я спокойно оделся и на ватных ногах вышел из комнаты. Что-то сказал, не помню что конкретно.

Да, точно она была девственницей, мне пришлось постараться, чтобы лишить её невинности. Не помню, чтобы она рыдала всё время! Если мне не изменяет память слёзы появились в тот момент, когда я натягивал майку. Кажется, она что-то говорила, но вроде бы не кричала на меня. Я не могу точно сказать, отчего её глаза были наполнены слезами. Думаю, вариантов не так много.

1: Хотела больше, чем просто перепих.

2: Не тот, не с тем, не так.

3: Тот и не так (я ожидала большего).

4: Боль.

А было ли ей больно? Не помню! Мне было хорошо! Как правило, трахаю я далеко не девственниц и что называется периодически пролетает со свистом! Но не тогда!

Всё это было как в тумане – ещё пара порций крепкого коньяка, смешанного с пивом, меня добили, и Нейт, будучи на таком же веселе, практически тащил меня домой. Попутно говоря что-то вроде «Чёртов ты засранец! На хрена так налакался? Но всё равно спасибо!»

Чёрт!

Вернувшись в реальность, встретился с уже разъярённым взглядом матери.

– Мама, – спокойно начал я. – Кажется, я припоминаю Анжелу Винслоу, но у нас ничего не было. Мы пару раз обмолвились какими-то фразами, – я пожал плечами. – Но не более. Ты, я думаю, видела её. – Мама утвердительно качнула головой. – Так вот! – я уцепился словно за соломинку. – Она не моего полёта, как бы это грубо не звучало. К сожалению, это так… совершенно ничего общего, – талант искусно врать, не моргнув глазом, у меня от природы.

Мойра прищурила глаза, ища возможность зацепиться за признаки лжи, но, не найдя ничего, заметно расслабилась. Тем самым позволила расслабиться мне. Я мысленно смахнул со лба каплю пота. Натужную каплю, словно я проработал в чистом поле в роли обычного хлебопашца где-нибудь на задворках цивилизации, целый день. Признаться честно в этот момент я испугался. И готов был наговорить всё что угодно, лишь бы меня не уличили в связи. Мозг лихорадочно искал выход.

– Ты же понимаешь, что отец может сделать анализ, – это практически угроза, и она мне не верит.

Вот же вляпался! Идиот!

– Конечно! – я невозмутимо смотрю в глаза матери и продолжаю безбожно лгать. И самому себе тоже вру, что ни черта не боюсь мести громовержца.– Пусть делает всё, что нужно, это же его работа, – я многозначительно смотрю на Мойру. – Но это меня не касается даже косвенно. Не веришь мне?

Спросил и мысленно дал себе подзатыльник! Чувствую, что перегибаю!

Это может быть мой ребёнок, чёрт! Как всё некстати. Почему именно мне выпала честь быть отцом, не рождённого ребёнка? Где же я так накосячил?! За что мне вся эта хренотень?!

Если откинуть все внутренние терзания и занятия самобичеванием, то я не такая уж и скотина, о девушке тоже подумал.

Да, я понимаю, что на здоровье молодой девушки останется отпечаток непреднамеренного (вопрос: а непреднамеренный ли?) выкидыша. И что, скорее всего, в этом виноват я тоже. Сколько прошло с той вечеринки? Если мне не изменяет память, то около двух месяцев. Становиться отцом в таком возрасте не входит в мои планы, да и невзрачная Винслоу едва ли смогла бы когда-нибудь разжечь во мне хоть какие-либо чувства, даже призрачно похожие на похотливые. Всё сходится к одному. И осознание этого одного никак не покидает моё сознание. Это неправильно и грешно, но я искренне рад, что меня не будет обременять чья-то беременность.

– Хм… – Мойра отворачивается к окну. – Если она звала тебя, я думаю, что тебе нужно хотя бы навестить её, – мама вновь поворачивается ко мне. – Ты так не думаешь? И я, конечно, верю тебе, точнее хочу верить. Но и ты меня пойми, я должна быть уверен, ведь мы не о разбитой чашке говорим!

Боги! В маме проснулась женщина, которая сокрушается после каждого удара судьбы, будь он направлен на неё, либо на кого-нибудь другого. Спорить бесполезно. Не хочу туда идти! Трусость… но я всё равно не хочу идти! Не хочу смотреть в её глаза и разговорить ни о чём не хочу. Да и что скажу? В колледже мы практически не общались, да что уж там! СОВСЕМ НЕ ОБЩАЛИСЬ! И да… Если он был моим, почему она не сказала собственно МНЕ?

– Подожди! – попытался отговориться. – Если я туда пойду, то сразу же будет ясно, на кого спустить всю свору сплетен. – Я, конечно же, не боялся сплетен – я не хотел смотреть на Винслоу и, тем более, даже задумываться над тем, что это мог быть мой ребёнок. – Но мы же с тобой знаем, что это не так, – главное заставить оппонента поверить в то, что он в этом тоже причастен, и человек сразу же начинает проецировать сказанные тобой слова на свои собственные мысли – очень удобная тактика. – У нас небольшой город, и об этом начнут говорить. Особенно, если она звала меня, и кто-то уже пронюхал про то, что она была беременна. Зачем мне подставляться?!

– Во-первых, она находится в отдельной палате, а во-вторых, я сделаю тебе алиби, если ты так переживаешь за репутацию, и сегодня никто не узнает про то, что ты ездил к ней. Точнее, навестить её. И, в-третьих, что самое важное, об этом никто не знает, кроме отца и той медсестры, которая сидела вчера ночью с ней.

Мысленно чертыхнулся. Отец… мать его! Вот его провести будет сложно. Конечно, я не уверен на сто процентов в своей вине, но если это так, то нужно придумать сказку правдоподобнее!

– А вдруг меня к ней не пустят? И день прошёл зря, может быть… – тут я внезапно вспомнил Уайта, чёрт! Точно Уайт! Я же слышал, как они мило щебетали в столовой. – Пусть этим занимается человек, с которым она больше всего общалась?

Мама прищурилась, подловив меня.

Вот же…

Да я и сам понял, что только что сглупил! Не нужно было употреблять фразы: «больше всего общались».

– Кого ты имеешь в виду? – мама нахмурилась. – Обращаешь внимание на девушку, которая тебя не интересует? Не ты ли говорил, что она не твоего поля ягода? Или я что-то путаю?

Мама опять старается поймать меня на лжи, и ей практически удалось. Но и я не дурак!

– С моей параллели – ты его не знаешь, – отмахнулся я. – Я просто внимательный, – широко улыбнулся, за улыбкой пряча нервозность.

– Настолько внимателен, что замечаешь ту, на которую не посмотрел бы? – чёрт, неужели я попался? – Кайл! Даже если в твою тираду включить всё то, что ты сейчас наплёл про непонятного человека, с которым общалась бедняжка, я не снимаю с тебя ответственности.

У меня отвисла челюсть в прямом смысле слова!

Негодования не было придела. Даже если учесть, что я её просто знал, и она бредила это не делает меня ответственным за то, что её постигло!

– Какой ответственности? Мама, что ты стараешься мне приписать? Я тут не причём, кажется, мы это выяснили! – В конец взбеленился я. – Мне нет никакого дела до того, что там произошло с девушкой, которая никаким боком ко мне не относится! И вообще, я уже опаздываю!

– Сядь!

К тому моменту, когда я закончил свою тираду, то уже поднялся, но голос матери заставил рухнуть обратно.

– Конечно, мама. – Как можно язвительнее проговорил я, складывая руки на груди.

– Прости, родной! Я оговорилась, – Мама положила мне руку на плечо. – Я, в любом случае, переживаю за неё. Откуда мне знать: может быть, ты был ей дорог как человек, и ей было бы приятно поговорить с тобой. Прошу тебя, поезжай к ней, поддержи девочку. Пусть это будет и бесполезно. Сделай это хотя бы для меня, – очень ласково и безапелляционно.

Удивительное сочетание. Могу, наплевав отказаться, но обижать маму мне бы не хотелось.

– Конечно, – я натужно улыбнулся.

– Спасибо, дорогой.

– Да что ты, обращайся. – Едко замечаю я.

– Кайл. – Мойра поднялась. – Возьми с собой вот это, я забыла отдать вчера в магазин «Ранель», ты же знаешь Патрис? Отдашь ей?

Мне протянули непонятно откуда взявшийся увесистый пакет с лейблом какой-то спортивной одежды.

– Хорошо.

Выйдя из гостиной, проклинал всё на свете за то, что попал в такую идиотскую ситуацию.

Иного выбора, как согласиться, у меня не осталось. Выйдя к гаражу, я увидел свою чёрную BMW и невольно усмехнулся, так как увидел, что на капоте засверкали ключи от моей малышки. Нейт уже умчался на встречу к своей ненаглядной. Не смотря на показательную весёлость в моей голове буря, самая настоящая и беспощадная!

Сумрачная картина: больные люди, каталки со стариками, приветливые медсёстры, кажется это единственное, что меня сейчас радует. Они все как один меня знают, особенно молодые и сексуальные медсёстры, а как иначе? Мимо меня прошла Катрин Холп с натугой толкающая каталку с недовольным стариком – он ворчал и постоянно пыхтел. Осыпая проклятиями всех и всё вокруг. Катрин ласково улыбнулась мне, а я вдруг ещё раз пожалел, что пришёл сюда. Ответил девушке несвойственной мне натянутой улыбкой и даже не обернулся в след для того, чтобы посмотреть, как больничный халат поднялся, обнажая ноги, когда она наклонилась к старику, чтобы в слуховой аппарат сказать что-то. Сексуальная штучка, ничего не скажешь, но весь её флёр меня сейчас не трогает.

Мрачнее тучи подошёл к столику с надписью «информация», где светло-карие глаза мисс Берднер уставились на меня в немом вопросе, так как, когда мне нужен был отец, я сразу же шёл в его кабинет, не пользуясь чьей-либо помощью. И моё появление её явно озадачивало. Меня перекосило.

А ведь я мог узнать интересующую меня информацию у отца, но не стал. Протвино признаваться в своих слабостях, но я просто… испугался!

– Добрый день, могу я узнать, в какой палате находится Анжела Винслоу, – спокойно спросил я.

Постоянно хотелось посмотреть назад, проверить, не стоит ли кто-либо знакомый прямо за моей спиной. Не хочу быть пойманным. Потому что существует большая вероятность, что ребёнок был мой.

Опять подумал об этом! Твою же мать!!!

А сколько видели нас тогда? Тогда когда я вёл её наверх? Сказала ли она сама кому-либо?! Чёрт! Ответов на мой вопрос не было, а вопросы мать их, да.

– Эм… конечно, – Мисс Берднер опустила глаза на монитор и исподтишка посмотрела на меня. – Анжела Винслоу находится на пятом этаже в пятьсот двадцать третьей палате.

Я уже развернулся для того, чтобы уйти, как вспомнил, что даже не сказал спасибо. Вежливость превыше всего, тут меня знали как хорошего и открытого «мальчика», не хотелось бы выходить из образа.

– Спасибо, миссис, – миссис специально было сказано для того, чтобы подчеркнуть её не увядшую молодость. Тем самым выразить своё восхищение её «красотой». – Берднер, вы профессиональны как никогда! – я подарил ей свою фирменную улыбку и пошёл прочь.

Шёл быстро, не оглядываясь и по лестнице, потому как существовал большая вероятность натолкнуться на кого-нибудь знакомого в лифте. К чёрту всех знакомых, не хочу никого видеть.

Рядом с палатой Винслоу никого не было; на самом деле, я боялся встретить здесь её родителей, но к моему глубочайшему счастью из палаты вышла миловидная блондинка в больничном халате.

– Доброе утро, – девушка развернулась и подняла на меня усталые голубые глаза – видимо, она ночная медсестра: слишком усталый вид для 10 часов утра.

– Могу я увидеть Анжелу Винслоу? – насколько это было возможно, спокойно спросил я.

– К ней нельзя! – грубо ответила девушка. – А Вы вообще кто такой? – она практически впилась в меня взглядом. – И как ВЫ сюда попали? Если вы не знали, то это закрытый корпус, вход посторонним воспрещён! Будьте добры, покиньте помещение.

Удивился! Да не то слово! Повелительные нотки в голосе и сведённые брови показывали во всей красе настрой оппонента. И её вот это вот «вы» было крайне пренебрежительно. Уже был готов ответить в её духе, как за спиной услышал до боли знакомый голос.

– Силена, все хорошо – это мой сын. Спасибо вам за бдительность, вы можете идти.

Чёрт, как же я не хотел попадаться ему на глаза. Силена потупила взор, спустя секунду, посмотрела внимательно на Адриана, а потом перевела взгляд на меня. Сравнивая… И её смена настроения не прошла мною незамеченной, как-то слишком быстро она что называется «осела» ниже плинтуса.

– Доброе утро, – чопорно пробубнила девушка, сверкнув на меня злым взглядом.

– Доброе. – Спокойно ответил мой отец.

Пришлось повернуться к отцу лицом. Адриан смерил меня спокойным и так знакомым мне холодным взглядом. Отец всегда так смотрел, слегка с высока, показывая так надоевшую мне надменность. Иногда казалось, что я не сын ему вовсе, а дворняжка гадящая на газон около дома.

Я невозмутимо смотрел в светло-карие глаза отца и держал оборону. Что-то неизбежно надвигалось за моей спиной, под спокойным взглядом родителя я чувствовал себя полным ничтожеством и это невероятным образом злило меня. Только вот «холодная война» не продлилась долго.

– Расслабься, герой-любовник, – спокойно сказал отец. – Мойра ничего не узнает, – отец подтолкнул меня к двери.

Больничный халат на моих плечах начал спадать, пришлось подхватывать его и поправлять. За этими незамысловатыми движениями я прятал свой страх. Страх перед сложившейся ситуацией. Одно дело, когда твой родитель знает, что ты мог бы сделать и совсем другое, когда он знает наверняка об уже произошедшем.

– Ты о чём? – я поднял бровь.

Не смотря на патовую ситуации, продолжаю делать вид, что я тут совершенно не причём. Да и какой смысл менять тактику. Мир вокруг меня замедлился – я слышал, как бешено бьется сердце в груди. Стало по-детски страшно гнева отца, как в далёком детстве, когда я велосипедом поцарапал его машину, припаркованную около дома.

Когда шёл сюда искренне верил, что мне плевать, сейчас смотря на человека подарившего мне жизнь, уже не так уверен в этом. Мнимая уверенность с каждой секундой всё больше и больше таяла.

– Иди.

А потом он развернулся и пошёл прочь. Оставляя меня одного. И вроде бы ничего не произошло, но у меня было такое чувство, что моя голова только что побывала в дерьме.

Стоял долго, смотрел в спину отцу и злился, сжимал руки в кулаки до боли. Как только отец свернул за угол, гулко выдохнул и проклиная свою пьяную голову, натворившую дел, нехотя отворил дверь палаты. В глаза ударил свет из окна, ослепляя. Сфокусировал взгляд спустя несколько секунд и вновь смачно выругался!

Лучше бы не приходил и не открывал эту дверь.

Анжела сразу же подняла на меня глаза, будто бы знала, что я приду. Никогда не замечал насколько у неё глубокий цвет глаз, необычный, не такой как у всех. Она носит очки, а сейчас без них, я чётко помню, что она их носит. Может быть, поэтому я заметил их цвет, ведь стекло искажает, не так ли?

Застыл на пороге, даже не представляя, что мне сейчас делать. На самом деле, представлял, точнее не представлял, а надеялся, что она в истерике вышвырнет меня из палаты, и на этом я смогу со спокойствием снять с себя это бремя. И самое приятное со спокойно душой и с чувством выполненного долга вернуться восвояси, но вместо этого она прошептала:

– Я знала, что ты придёшь. Проходи.

Скрежет стекла по металлу!

Чёрт!

На прикроватной тумбочке стоял стакан с водой и полуторалитровая бутылка. Я бросил взгляд именно туда, так как на девушку мне было тошно смотреть. Что сказать ей, что просить? Зачем я вообще пришёл к ней?

Молчание угнетало нас обоих. Анжела молчала, не знаю о чём думала она, но я с ума сходил от самобичевания и нелепости происходящего! Как же я мог так вляпаться.

Ещё раз, посмотрев на девушку, я поправил не мешающий мне ворот рубашки. Нужно было куда-то деть глаза, руки, всё…

– Мне сказали, что ты меня звала, – вкрадчиво начал я.

Я не знал, что сказать и поэтому решил, что нужно начать именно с этого. С того самого вопроса, который меня мучил больше всего. По сути, мне было абсолютно фиолетово насколько ей сейчас хреново или наоборот. Может быть, её накачали сильнодействующими обезболивающими. Плевать, главное – знать. Мучиться в догадках – это не для меня. Винслоу со своей шокирующей новостью для меня словно кость в горле, и я намеревался вырезать её так же эффективно, как это сделали с тем бременем, что она скрывала. Думаю, что скрывала, иначе бы прибежала со скорбным личиком и с благими намерениями если не женить, то приковать к себе однозначно.

Я мальчик из достаточно обеспеченной семьи и даже и финансовая поддержка была бы весомой. Конечно, тогда бы я получил по самые не хочу, но всё же!

Не скрываю того, что зол на неё, что, даже сейчас видя, как она устала и измучена. Всё равно виню её даже в том, что пришлось ехать на другой конец города!

– Мне сказали, что я бредила, – шепнула Винслоу, и наши глаза встретились.

Я чувствую, как напряжена каждая клеточка моего тела, в глазах застыл свинец, а в голове северо-антарктический буран. Анжела смотрит на меня убитым взглядом, словно над ней издевались несколько лет напролёт. Скорее всего, эта процедура не из приятных, да и всё равно: главное, что есть результат. И я бы посочувствовал ей, если бы наверняка знал, что я тут не причём.

В какой-то мере я чувствую себя последней тварью. Да только поделать ничего с собой не в силах. Я – такой!

– Это правда?

Спросил и замер. Спросил то, что мне было нужно. Глаза девушки заблестели и от созерцания слёз меня спасли её руки, которыми она закрыла лицо. Время потекло как вода сквозь пальцы. Сердце в груди колотилось настолько быстро, что казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Ждал и мысленно взывал к богу, чтобы он отвёл от меня беду! Понимаю, что она уже не беременна своим ребёнком, но всё же, быть в подобной ситуации замешанным, тоже не хочу!

– Да, – ее слышно прошептала она.

Меня словно громом поразило. Растерялся! Вместе с осознанием спустя мгновение пришла ярость! Неосознанно вновь сжал руки в кулаки. Смотрела на давящуюся слезами хрупкую и такую маленькую девочку и не чувствовал ничего кроме нереальной по своим объёмам ярости.

Конечно же, знала! Чёртова сучка знала и не сказала мне, что он был от меня! Неужели хотела объявить об этом на моих «похоронах»?

И ещё один уточняющий вопрос:

– То есть, это было от меня?

После слова «это» Анжела едва ли не задохнулась от злости, отняла руки от лица и пронзила меня взглядом. Вот уж не ожидал, что она может вскипеть так: в ней есть страсть, но уж очень глубоко, и раскрывать её тщательно закопанный потенциал я не намерен… Я увидел ненависть в чётком контрасте с болью. Глаза на короткий миг вспыхнули, но вскоре безжизненно погасли, словно так и не набрав должной силы. Я буравил её взглядом, мысленно подталкивая к ответу.

– Это был плод нашей любви, – собравшись с мыслями, ответила девушка, всё ещё не веря, что я так холодно выяснял подробности.

Я вскинул бровь, искренне посчитав, что она не в своём уме. И дальнейшие пытки излишни – мог бы подумать так, и это было бы верно, но не подумал и продолжил с новой силой. Я не знаю, зачем я сказал ей все это, почему на несколько минут, та часть мозга, что отвечает за сочувствие «ближнему своему», отключилась. Я практически задрожал от гнева и перестал отдавать отчёт в собственных действиях: неведомая сила заставляла меня рубить не только головы, но и разбивать ко всем чертям всю хрупкость души этой девочки.

Я не видел в ней женщины, лишь неотёсанную девчонку, которая до сих пор не поняла, что я своим вмешательством, возможно, навсегда сделал из неё бездушного монстра. По логике вещей так и должно произойти – практически жизненный факт. Щенячий взгляд даже тогда, когда любая мать (даже несостоявшаяся) перегрызла бы горло – она смотрела на меня с презрительной для меня самого любовью. Уму непостижимо. А ведь только что на долю секунды она ненавидела меня со всей искренностью. Прямо говоря, я разочаровался в ней. Наверное, ближе мне были бы истерики и крики, так бы я уважал её, понял, но она рушит стандарты и поймёт это потом. Не сейчас. Жертва… сама идущая на плаху – убойная роль.

– У нас не было любви, и я немного сомневаюсь в том, что этот, как там ты его называешь, «плод» был от меня, – саркастически заметил я. Меня стала раздражать её покорность, да что там раздражать, меня откровенно затошнило. Марионетка, даже не женщина… безвольная куклёшка.

Анжела опустила взгляд, посмотрела кода-то на своё одеяло, а потом спокойно сказала вещи, которые ударили сильнее, чем молот наковальню.

– Ты боишься… Я не виню тебя в том, что ты не испытываешь ко мне тех чувств, которые питаю я. И мне искренне жаль, что наш ребёнок так и не увидит света, бьющего в окно детской, и никогда не сможет сказать «мама». Мне жаль… прояви хоть каплю сочувствия если не ко мне, то к нашему не рождённому малышу. Он не виноват ни в чём. – И её голос сорвался.

Вновь приступ агрессии. Я не могу себя контролировать! А раньше славился умением держать эмоции в узде. Мне хотелось вылить на неё ведро воды, построить стену и замуровать эту проблему. Отрешиться, бежать. Уйти! Да всё что угодно. Чтобы не чувствовать себя виноватым! А я се6бя чувствовал именно таким! Она вынуждала меня себя таким чувствовать. Ия ненавидел её за это!

– Пенсакола – самый дождливый город в штате! – съязвил я.

Дышу глубоко и прерывисто. Воздух со свистом покидает лёгкие, нестерпимо хочется покурить или выпить что-нибудь покрепче!

Этими словами я практически плюнул на несбывшуюся мечту, разбил вдребезги чьё-то счастье и растоптал все самое хорошее и светлое. Со стороны я выглядел полным козлом и бесчувственной тварью – так оно и есть: в моём сознании напрочь отсутствовал пункт о поклонении нелюбимой, да ещё с ненужным чадом. С её чадом: он мне совсем не нужен – это факт. Мне не нужно чтобы она надеялась на что-то. Нас ничего не связывает и связывать никогда не будет. Только сейчас я первый раз подумал над тем, что отец мог заставить меня быть обязанным этому ребёнку. И этого я не хочу и не хотел бы вдвойне!

Анжела отвернулась к стенке. По щеке стекла слезинка, я уловил ее краем глаза, девушка некрасиво шмыгнула носом. Так тихо и безропотно – в этом была вся Винслоу, слишком кроткая – мне нужна была боевая! Та, что и на порог не пустила бы меня, та, что кричала, кидалась бы на меня. Я любил темперамент. Разве можно любить ту, которая и так стоит на коленях? Мужчина должен жить иллюзией того, что иной раз не может дотянуться, это как охотничий инстинкт, постоянно подстёгивает.

Женщина, даже, несмотря на то, какая она, должна быть неким призом. Она должна внушать тебе это, а ты вестись на эту «подводку», как на должное. Женщина что-то вроде приза, повторюсь, даже если она «конченая дрянь», таких как ты очень много, и поэтому ты изо всех сил стараешься сделать так, чтобы очередная девушка повисла именно на твоей шее, а не, например, Грега Джонсона.

Исходя из человеческих качеств и не проросших отцовских чувств, я должен был хотя бы проявить какое-нибудь сочувствие, но я не посчитал это нужным. Каждый виноват только в том, что делает сам. Винслоу могла и сама сделать аборт. Или обратиться ко мне: едва ли отец отказал бы нам. Он же прекрасно знает, что меня заставить нести ответственность за то, что я не желаю, невозможно. Так было со щенком по кличке Рекс, которого притащил Нейт, а отец заставлял нас его воспитывать. Я бы нашел возможность заставить его пойти на этот шаг, даже если бы пришлось врать, что это не мой ребёнок. Не важно, на войне все средства хороши.

– Уходи, я не хочу больше тебя видеть!

Это было последнее, что она сказала мне.

Я вышел из палаты без сожаления, без горести, на моём лице не отразилась гримаса ужаса после того, что я узнал правду. Я не чувствую себя должным, а, тем более, обязанным. Пусть выпутывается сама. Винслоу слишком рьяно даже для себя самой захотела оказаться в моей кровати, вот и поплатилась. Дура.

Уже с улыбкой выходил из здания больницы искренне радуюсь сложившимся обстоятельствам. Переживал на тему отцовства я не стану, слава небу, что всё решилось удачным для меня образом!

Не спеша шёл вдоль корпуса. Навстречу мне шли люди и смотрели на меня как на ненормального. Потому как я не мог прекратить улыбаться. Завернув за угол, где находилась парковка, пропустил момент, когда в меня врезалась девушка.

Ощутимый удар в грудь выбил из меня остатки воздуха и стёр улыбку. Согнулся пополам и закашлялся.

– Ой, простите! – практически взвизгнула незнакомка.

Откашлявшись посмотрел на «налётчика» в упор. Передо мной девушка, на вид чуть больше двадцати лет, невысокая, но с необычным разрезом глаз, похожим на лисий. Девушка смотрела на меня испуганными серо-голубыми глазами, а ветер нещадно теребил белые волосы, разнося к чертям собачьим аккуратно уложенное каре.

– Ну что вы! Это я по своей невнимательности налетел на вас. Вы не ушиблись? – я одарил девушку нежной улыбкой.

Девушка, придя в себя, рассеянно покачала головой, смущённо улыбаясь.

– Я считаю своим долгом угостить вас чашечкой горячего кофе, – девушка непонимающе моргнула, я заметил эту заминку и продолжил. – Прошу вас, – я подал ей руку. – Не отказывайте мне, иначе я буду чувствовать угрызения совести до скончания своих дней.

Девушка глупо улыбнулась и протянула мне руку для того, чтобы познакомиться, я с охотой пожал её, продолжая улыбаться.

– Лили, – прозвучало у меня в ушах.

– Кайл, – я одарил её ещё одной улыбкой. – Так что, Лили, составите мне компанию? – отступать я был не намерен. Она может быть хорошим развлечением и отвлечением от всего того дерьма, что я натерпелся с самого утра. – Или вы опаздываете?

Лили посмотрела на наручные часы, а после ответила:

– Я уже опоздала.– Сокрушенно покачала она головой, а потом добавила – Так что не вижу смысла спешить!

И не смотря на то, что я навязался на это «свидание» с незнакомкой в моей голове была только она мысль и общий смыл, заключался в том, что они все слишком одинаковые! Быстро соглашаются продолжить беседу, выпить, перейти на «ты», потом на плоскость. Видимо женщины со слабым передком моё кредо. И ещё… это ничуть меня не задевает как мужчину. Пусть так, они по крайней мере у меня есть, чего не скажешь об многих моих сокурсников.

Глава 4

Никогда не любила долгих прощаний. И сейчас, когда мама в очередной раз прошептала, что любит меня и что не хочет чтобы я уезжала, я внутренне сжалась. Не хочу уезжать! Не хочу оставлять её с НИМ! Потому что он – самая настоящая болотная падаль, не человек, а тварь! Ненавижу его!

Сэм прожигает меня взглядом, его идеальный тёмно-синий костюм сидит до омерзения хорошо и так же идеально по-доброму и трепетно он улыбается мне. По моей коже бегут мурашки, но это до того, когда я прохожу контрольную линию, а там! Там я разворачиваюсь и с самой довольной улыбкой показываю ему неприличный жест. Мама этого не видит, она оттыкается ему в грудь и её плечи подрагиваю. Я знаю, что она плачет, что ей больно. Чувствую себя ничтожеством, потому что меньше всего хотела бы, чтобы она плакала из-за меня, чтобы считала, что я бросаю её!