Текст книги "Странное происшествие в сезон дождей"

– Итак, – произносит Костас, глядя Дарлинг в переносицу.

– Это Дарья, – произносит Вассилис, глядя в переносицу брата. – Я тебе о ней говорил.

Больше всего Дарлинг боится, как бы чертов василиск не сморозил что-нибудь лишнее. Например, что она близкая подруга его жены Коко. Это было бы самым провальным резюме из всех возможных. Странно, что это так ее волнует, ведь еще пять минут назад она и не помышляла о притязаниях на место личного помощника. И странно, что ее ноздри улавливают легкий запах табака и ванили. Никаких предпосылок к ванили нет.

– Дарья. Отлично. Меня зовут Костас. Хотите работать у меня?

Дарлинг так и подмывает выдохнуть: «Хочу». Но… как это будет выглядеть со стороны?

– Я бы хотела знать, каковы условия. И насколько предложенный вариант совпадает с профилем моей нынешней работы. – Не бог весть какая удачная стилистическая конструкция, вот проклятье! К тому же Коко больно пинает ее ногой под столом: «Не будь идиоткой!»

– Вы работаете в нотариате?

– Да.

А еще я с пониманием отношусь к летчикам-камикадзе, но это к делу не относится.

– Мне нужен человек с хорошим знанием английского. Коммуникабельный, но не чуждый рутинной работы. Достаточно мобильный, поскольку речь идет о частых зарубежных командировках. Пунктуальный. Способный принимать быстрые решения. Нюансы можно оговорить позже. Что скажете?

То, что происходит в следующую секунду, иначе чем помутнением сознания, не назовешь. Во рту Дарлинг толчется несколько полагающихся случаю фраз: нейтральных, но призванных продемонстрировать начатки необходимого для зарубежных командировок и рутинной работы интеллекта. Но вместо них выползает одна-единственная:

– Вы могли бы спасти Джин.

– Что?

Еще не поздно остановиться. Коко с такой силой жмет на ногу Дарлинг, что вот-вот ее отдавит. Да и застегнутые на все пуговицы фразы никуда не делись: они так и стоят за перегородкой губ – с электронными ключами от офисных помещений. И только фразе про Джин никакие ключи не нужны, она свободно пройдет везде.

– Вы могли бы спасти Джин.

Вассилис разочарован. Коко страшно разочарована и едва не плачет. Но Дарлинг совершенно наплевать, что там думает парочка окольцованных имбецилов. По большому счету ей плевать и на то, что сделает сейчас Костас. Разочарование – слишком сильная эмоция для людей, подобных ему. Потеря пары миллионов долларов – вот разочарование. Потеря активов в одной из развивающихся стран – вот разочарование. А микроскопическая Дарлинг и разочарование финансиста Костаса несовместимы. Скорее всего, он пожмет плечами и теперь уже откровенно посмотрит на часы. И попрощается так же, как и поздоровался, – легким кивком головы.

Но вопреки ожиданиям Костас не уходит. Он смотрит на Дарлинг в упор. И Дарлинг ничего не остается, как уставиться на Костаса с той же пристальностью. Теперь между Костасом и Дарлинг протянулся мост или скорее улица: та самая, черно-белая, из финала A Bout De Soufflé. Минута-другая – и по ней начнет свой долгий-долгий, бесконечный побег Мишель, преданный сумасшедше красивой Пат. Но пока улица пуста, на ней только дома и автомобили, и среди них нет ни одного пыльного.

Ни одного.

– Жду вас завтра в десять у себя в офисе. Вассилис заедет за вами. Эта стрижка вам очень идет.

– Да. Я знаю.

– И вот еще что… – Голос Костаса остается таким же ровным, как и секунду назад. – Я не мог бы спасти Джин.

– Я знаю. Да.

– Проводи меня, – поднимаясь, говорит Костас брату.

И Дарлинг с Коко снова остаются одни. Коко шумно втягивает носом воздух, отпивает большой глоток кофе и только после этого решается посмотреть на Дарлинг.

– Что это было? – наконец спрашивает она.

– А что?

– Что это ты тут устроила? Какая еще, на фиг, Джин?

«Пора вас познакомить» не пройдет. Коко вовсе не обязательно знать, кто такая Джин. В мире по Коко, где всякой твари по паре, неприкаянной Джин места не найдется.

– Никакая. Так просто. Психологический тест, вот и все.

– А со стороны выглядело как полная бредятина. Корпоративные тренинги, да?

– Именно.

– Вообще-то я тебя убить была готова. И убила бы, если бы ты со своими примочками пролетела мимо кассы. Такой шанс нельзя упускать, ты хоть понимаешь?

– Пока нет.

– Когда поймешь – с тебя… Чего бы такого с тебя содрать?

– Йогуртовый торт с вишенкой, – подсказывает Дарлинг.

– Нет-нет-нет! – пугается Коко. – Торты исключены. Я теперь мужняя жена и должна следить за фигурой. Привезешь мне какой-нибудь пиздельфонс из Лондона или Сингапура. Или откуда-нибудь еще. У тебя теперь весь мир в кармане.

«Пиздельфонс» – любимое словечко Коко, в тот же синонимический ряд могут быть воткнуты «штученька» и «бздына». Они означают что-то очень маленькое, но, несомненно, ценное, блестящее и дорогое. В понятии Коко, разумеется. Иногда пиздельфонс примыкает к штученьке, и получается кольцо с бриллиантом, сапфировые серьги или золотой браслетик. Альянс пиздельфонса и бздыны классом пониже: серебряные цепочки, кулоны из оникса и глупейшие нефритовые черепашки – именно оттуда.

– Штученьку или бздыну? – уточняет Дарлинг на всякий случай.

– Исходя из судьбоносности момента – штученьку. Скажешь, нет?

– Ты все-таки меркантильная сучка, Коко.

– Я твой добрый ангел. Нет, ты скажи, как тебе Костас? Правда, классный мужик? Одна харизма чего стоит, я уж не говорю о его личном состоянии…

– Список Форбса отдыхает?

– Не будем впадать в крайности, но человек он не бедный. На свадьбу подарил нам «BMW»-седан, вот это штученька…

Ну вот, теперь Вассилис будет ковырять в ушах ключом от «BMW»-седана, на общем состоянии ушных раковин это скажется мало.

– Что же не «Майбах»?

– «Майбах» он подарит тебе, если будешь слушаться тетю Коко и не включать городскую сумасшедшую, как ты любишь. По-моему, ты ему понравилась. Стопудово, понравилась!.. Обычно он проверяет соискателей до седьмого колена, а потом еще назначает испытательные сроки в тысячу лет. А тут – и трех минут не прошло. И пожалуйста – тебя ждут в офисе.

– Я смотрю, ты хорошо о нем осведомлена. И что он за человек? Давай колись.

Дарлинг даже откидывается в кресле, готовясь выслушать эпическую историю финансиста Костаса от начала до конца, но Коко неожиданно сникает:

– Да я толком ничего о нем знаю. И Вассилис, кстати, тоже. Они ведь родные только по отцу, и до прошлого года Вассилис вообще не знал о его существовании. Костас сам его нашел. Но в общем, нам всем, похоже, повезло. Это я знаю точно. A-а… Вот, вспомнила! Он окончил универ, как и ты. Долго жил в Европе, потом вернулся… У него был свой банк, но в дефолт он накрылся медным тазом. И Костас вроде бы уехал куда-то в Азию, лет на пять. Потом снова вернулся, организовал парочку компаний, потом продал их, потом нашел Вассилиса… Я не знаю точно, чем он занимается сейчас, может, снова организовывает компании. Или даже целые холдинги… Круто, да?

– Впечатляет. Особенно в том месте, где брат нашел брата. Сюжет, однако. Индийское кино.

– Иди в жопу, – без всякой злости советует Коко.

Вернувшийся Вассилис выглядит несколько удивленным. Не говоря ни слова, он протягивает Дарлинг сложенный вчетверо листок бумаги. Не говоря ни слова, Дарлинг разворачивает его:

«Оклад $2000 плюс премиальные, на случай, если вы решите передумать. Надеюсь, что нет».

Все дело в пустой черно-белой улице, а не в ней самой: Дарлинг почему-то уверена в этом. Любое другое объяснение выглядело бы банальной пошлостью – в стиле тех романов, которые она изредка читает в метро. Привлекательный мужчина средних лет, не стесненный в средствах и не обремененный семейными обязательствами, положил глаз на юную простушку и решил приблизить к себе… Впрочем, не так уж она юна: почти двадцать семь – солидный возраст. Уже не предательница Пат, но еще и не Джин, которую никому не удалось спасти. Рассказать бы кому-нибудь об этом странном человеке Костасе. Рассказать бы о нем Паоло, но – странное дело – Дарлинг больше не чувствует потребности делиться своими переживаниями ни с Паоло, ни с верной жежешечкой. Эсминцы и линкоры меняют дислокацию. Уходят из территориальных вод. Летчики-камикадзе, усыпанные лепестками сакуры, тоже могут возвращаться домой.

Всем спасибо.

Наверное, правильно бы было закрыть жежешечку именно этой фразой, озадачив не только Паоло, но и последних романтиков Омска, а заодно Томска и Новосибирска. Но тогда начнется игра в вопросы и ответы, понаблюдать за которой соберется некоторое количество праздных зевак. Игра не слишком долгая и призванная подтвердить истину, с которой никто не хочет мириться:

рано или поздно забывают всех.

Чаще – рано, иногда – поздно, если тебе повезло оказаться незаурядной личностью. Плата за незаурядность, как правило, слишком высока. Так было с Джин и с другими – говорили ли они об этом с Паоло? Наверное, нет – иначе бы Дарлинг запомнила.

Чтобы потом благополучно забыть.

…На следующее утро, без трех десять, Дарлинг, сопровождаемая василиском, входит в офис Костаса на Конногвардейском бульваре. Наличие феерического брата несколько примирило Дарлинг с существованием мужа Коко, и она была даже не прочь поболтать с ним в дорожных пробках (о Костасе, о ком же еще!), но из него и слова не вытащишь. «Ага» сопровождает любое ее замечание, «угу» – любое предположение. И лишь припарковавшись, Вассилис позволяет себе вполне самостоятельное: «Удачи».

– Как я выгляжу? – спрашивает Дарлинг.

– Нормально.

– Нормально для человека, который хочет получить работу, или нормально для девушки?

– Просто нормально.

– А сама я нормальная? Как ты думаешь?

– Э-э-э… Какая разница, что я думаю? Разве тебе не все равно?

– Все равно. Но хотелось бы услышать что-то ободряющее.

– Угу. Ты странная.

– Точнее, у меня не все дома?

После секундного колебания Вассилис выдает самый исчерпывающий ответ:

– Угу.

– Так и думала, что ты это скажешь. Ты очень меня поддержал. Спасибо.

Кабинет Костаса, вопреки ожиданиям, вовсе не поражает воображение Дарлинг. Он не так огромен, как принято изображать в долгоиграющих отечественных сериалах. И к тому же совершенно не обжит. Во всяком случае, она не находит ни одной вещи, которая хоть как-то утепляла бы его. Нет ни личных фотографий, ни самых простеньких безделушек, только несколько картин на стенах. Картины заслуживают того, чтобы приглядеться к ним повнимательнее, но Дарлинг совершенно сознательно отводит взгляд и сосредотачивается на добротной кожаной мебели, огромном пустом столе с сиротливо стоящим на нем монитором. И, наконец, на самом Костасе.

А с картинами она разберется потом.

Сегодняшний Костас отличается от вчерашнего только цветом рубашки: на этот раз она бледно-голубая.

– Итак… Дарья. Перейдем к делу сразу?

Нет, для начала можем сходить в зоопарк. Конечно, ничего такого Дарлинг не говорит, две тысячи плюс премиальные из записки выглядят слишком уж соблазнительно. Кабинет финансиста и, по непроверенным сведениям, создателя холдингов разной величины – это не жежешечка, так что никаких вольностей, никаких колкостей, никакого выпендрежа. Молчать и слушать, а лучше – внимать с крайней степенью почтительности.

– Да. Перейдем к делу сразу.

– Вы окончили университет?

– Юридический факультет. Работаю помощником нотариуса.

Звучит омерзительно и навевает скуку. До сих пор Дарлинг не задумывалась, как затрапезное «помощник нотариуса» выглядит со стороны. Как банка с заплесневевшими огурцами, позабытая в холодильнике.

– Не слишком успешная карьера. – Легкая улыбка, взбежавшая на лицо Костаса, кажется Дарлинг иронической. И зачем только было писать записки с тремя нулями? Чтобы затем ткнуть человека носом в его несостоятельность?

– Я не амбициозна. Мне двадцать семь, я всего лишь помощник нотариуса, и я не амбициозна.

– Ну хорошо… Вассилис сказал мне, что у вас отличный английский.

– Мне он сказал, что у меня не все дома. Но английскому это не мешает.

Ну вот, началось!.. Еще утром, едва сунув в рот зубную щетку, Дарлинг дала себе слово не пороть чепухи на собеседовании (утреннюю встречу с Костасом она рассматривала именно как собеседование). Привычка отпускать малопонятные шуточки не раз подводила ее при устройстве на работу: так, сразу после универа было потеряно место юрисконсульта в одной небольшой, но перспективной компании. Стезя адвоката по гражданским делам (о которой страстно мечтала оторванная от реальности мама) тоже оказалась непроходимой. Но что поделать, если любой официоз вводит Дарлинг в ступор и она начинает вести себя не совсем адекватно? Вот и сейчас, когда хлебная должность была уже почти в кармане, одна дурацкая фраза может все испортить. Или не все и есть еще шанс?.. Если в ближайшие пять секунд Костас не укажет ей на дверь, она постарается быть паинькой и больше не лажаться.

– …Вот как? – Костас приподнимает бровь. – Забавно. Что, терпеть не можете собеседования?

– Ненавижу, – честно признается Дарлинг. – Всегда их проваливаю.

– Тогда считайте, что мы разговариваем как друзья.

– Это проблематично, но я постараюсь.

– Обязанности несложные, но круг их достаточно широк. Бронирование гостиниц, бронирование билетов, деловая переписка, подготовка встреч. Мой распорядок полностью ляжет на ваши плечи, и проколов быть не должно. Вы будете сопровождать меня в поездках, так что готовьтесь к частым командировкам. Что еще?

– Вы не спросили, страдаю ли я аэрофобией.

– Да, действительно. Летать придется много. В основном – летать. Надеюсь, с этим у вас все в порядке?

– С этим – да.

– Заграничный паспорт?

– Да.

– Отлично. В ближайшую неделю вам сделают Шенген…

– Шенген? – снова не выдерживает Дарлинг и закатывает глаза. – Не спятить бы!

– Приступать к работе можете уже сегодня. Через полчаса подъедет Ольга, мой бывший помощник. Она любезно согласилась ввести вас в курс дела. Гардероб тоже придется менять согласно дресс-коду. Ольга вас проконсультирует. Если возникнут вопросы…

– Уже.

– Слушаю.

– Вот эти картины… Мне бы хотелось знать имя художника.

– Увлекаетесь живописью?

– Нет. Но эта мне как раз нравится.

– Это Саорин, испанец. И мне он тоже нравится.

Дарлинг не сильна в определении стилей. Первое, что приходит на ум, – фотографический гиперреализм. На всех четырех картинах, развешанных по кабинету, нет людей. Только вещи. Отжившие свой век, навсегда забытые и брошенные умирать. В отличие от быстроразлагающейся плоти – человеческой, животной, растительной – плоть вещей так легко сдаваться не намерена. Она изо всех сил хранит иллюзию жизни. Возможности жизни, проглядывающей сквозь паутину и пыль. Мотоцикл без заднего колеса; аптечные пузырьки в навесном шкафчике без дверцы; банки с высохшей краской, стопки писем и старых газет, Дарлинг снова думает о Джин. С ней мог бы случиться мотоцикл, еще хранящий элегантность линий, с ней могли случиться письма; а в одной из пожелтевших, истрепанных газет наверняка отыскалось бы хоть одно упоминание о ней.

– Наверное, его еще можно отреставрировать. Мотоцикл, нет? Снять ржавчину, покрасить заново. Поставить колесо. Я бы так и сделала.

– А я бы оставил все как есть. Так лучше, поверьте.

– Как называется эта картина? С мотоциклом?

– «Иллюзии Хесуса Галиано».

– А кто такой Хесус Галиано?

– Не знаю. Может быть – вы. Может быть – я.

Лишенная всяческого чувства субординации, Дарлинг с удовольствием поболтала бы с Костасом об иллюзиях. Иллюзия, что все еще можно исправить, так же далека от истины, как иллюзия, что ничего исправить невозможно в принципе. Истина, как обычно, лежит где-то посередине. Время от времени принимая ту или иную сторону.

В зависимости от момента.

А вот строить иллюзии насчет Костаса и вовсе не следует. Это стало ясно из знакомства с Ольгой, оказавшейся симпатичной и дружелюбной девахой лет тридцати. К тому же глубоко беременной. Огромный живот, к которому она время от времени прикладывала руку, вовсе не мешал ей в течение нескольких часов посвящать Дарлинг в тонкости будущей работы. А в самом финале Дарлинг была вручена тоненькая тетрадь, значение которой она смогла по достоинству оценить гораздо позже. На двенадцати страницах в школьную клетку было собрано все, что касалось привычек и пристрастий Костаса. С таблицами, диаграммами и примечаниями, выделенными красным. Дарлинг была так потрясена царским подарком, что немедленно пригласила Ольгу на кофе.

К кофе Ольга заказала бутылку шампанского.

– А малышу не повредит? – осторожно поинтересовалась Дарлинг.

– Малышке. У нас будет девочка. Вот она, кстати, и требует этого проклятого пойла. А я его терпеть не могу. У меня вообще от него изжога, но что поделаешь. Все лучшее – детям.

Дарлинг приуныла было, готовясь к артиллерийской канонаде из ахов, охов, присюсюкиваний и пришепетываний, но умница Ольга тотчас же свернула детскую тему:

– Тебе, я думаю, неинтересен весь этот предродовой бред. Тебя интересует Костас, так?

– Наверное, ему было жаль потерять такого человека, как ты… – Никогда еще Дарлинг не была так искренна в признании заслуг другого человека.

– Сожаление – слово не из его репертуара. Думаю, что даже досады он не испытывал. Костас не затрачивается на подобные пустяки, просто направляет силы на поиски оптимального варианта решения проблемы. Видимо, ты показалась ему оптимальным вариантом.

– Скажем, у меня были рекомендации.

– Рекомендации для него ничто. Рекомендации он может принять к сведению, но выводы сделает сам. Иногда – самые неожиданные. Он хороший психолог. И хороший физиономист. Это неудивительно для людей его уровня. Удивительно, что при прочих равных он выберет человека… Как бы это поточнее выразиться… Человека-воспоминание.

– Не поняла.

– Ну вот… Так я и знала. – Ольга закусила губу и побарабанила пальцами по краю стола. – Сейчас попытаюсь объяснить. Он отдаст предпочтение человеку, который в состоянии напомнить ему что-то из прошлой жизни.

– Другого человека?

– Не думаю. То есть это, конечно, может быть и человек. Прикинемся блондинками и решим, что это может быть женщина, которую он любил. Хотя мне кажется, что такой вариант исключен, Костас не сентиментален и живет сегодняшним днем. Но есть вещи, которые он может с удовольствием вспоминать. У каждого есть такие вещи. Моменты, когда он был счастлив, или что там понимается под счастьем?.. Так вот, если ты войдешь в этот счастливый пейзаж из прошлого без проблем и хорошо в него впишешься… Впрочем, ты, видимо, уже вписалась.

Невозможно представить себя в пейзаже жизни Костаса. Разложить его на составляющие еще труднее, чем вынуть астролябии и секстанты из-под циферблата часов «Улисс Нардин»: просто потому, что и секстанты, и астролябии в них ненастоящие.

Иллюзия Хесуса Галиано.

Джин – не иллюзия. Вчера, в «Ноа», когда Дарлинг упомянула Джин и Костас откликнулся, – ей на секунду показалось, что они понимают друг друга. Говорят на одном языке, малопонятном для непосвященных. Но таких языков может быть тысячи, для каждого свой, а пейзажей – еще больше. И пейзаж с Джин не назовешь счастливым. Или ключевым словом, доминантой ландшафта было не «Джин», а – «спасти»?..

– А как в его пейзаж вписалась ты?

– Как фрик, – рассмеялась Ольга. – История трехлетней давности, но я иногда ее вспоминаю. Я была фриком с синими волосами и амбициями начинающего писателя.

– Значит, ты пишешь?

– Нет. Теперь нет. Сначала я рассталась с синим цветом волос, а потом уже и с амбициями.

– Надеюсь, это временно. Мне кажется, ты бы смогла… Определенно. Ты интересный человек и…

– Не напрягайся, – остановила Дарлинг Ольга. – Ты ведь и понятия не имеешь, какой я человек. И если уж так хочешь мне понравиться, чтобы получить лишний гигабайт информации о Костасе…

– Мне бы хватило и пары мегабайт.

– Тогда тем более не напрягайся. Ты мне нравишься по определению, потому что он выбрал именно тебя. Значит, было за что. Хотя ты совсем не фрик.

– И даже не начинающий писатель, – подтвердила Дарлинг.

– Я отношусь к Костасу с симпатией… Черт возьми, я люблю Костаса! Как босс он идеален, как собеседник бывает очень интересным, если не занят работой и может позволить себе полчаса на расслабон. Но такое случается редко. Он показался тебе симпатичным человеком, с которым можно построить симпатичные отношения? По-человечески доверительные и все такое?

– Ну… в общем, да.

– Забудь об этом. Он никогда не посягнет на твое личное пространство и потребует того же от тебя. Как показывает опыт – ты не будешь знать о нем больше, чем узнала в первую встречу. Ты можешь строить уйму версий относительно его жизни, но он и пальцем не пошевелит, чтобы подтвердить хотя бы одну. Или опровергнуть. И у него нет слабостей. Нет ничего, к чему бы он был искренне привязан.

– Так не бывает.

– Бывает.

– А семья?

– Пустой звук. – Ольга залпом осушила бокал шампанского и тут же наполнила его снова. – Я даже не знаю, был ли он когда-нибудь женат, но романов в последние три года у него не было точно.

– Ты как будто сожалеешь.

– Только о том, что мне не удалось увидеть его чем-то взволнованным. Выбитым из привычной колеи, хоть ненадолго. Уж не знаю, какой должна быть женщина, чтобы задеть его.

– Возможно, женщиной из прошлого, нет?

– Возможно, но это всего лишь твоя версия…

– …которую никто не подтвердит и никто не опровергнет. Я уяснила.

– Отлично. Он любит азиатскую кухню и останавливаться в одних и тех же номерах одних и тех же отелей. Список отелей я тебе передала… Он любит летать самолетами одних и тех же авиакомпаний, они тоже есть в списке. Столик, который ты зарезервируешь ему в ресторане, обязательно должен быть в глубине зала – так, чтобы имелся полный обзор. Архитектура и достопримечательности его не интересуют, зато интересуют антикварные лавки.

– Он коллекционер?

– Я не знаю. На моей памяти он не сделал ни одной покупки, хотя мы посетили не меньше сотни подобных заведений.

– И что же вы там делали?

– Понятия не имею. Видимо, рассматривали ассортимент. Каждый день он заучивает по одному слову из разных языков.

– Зачем?

– Опять же – не имею понятия. В этом заучивании нет никакой системы. Я, во всяком случае, ее не обнаружила. Раз в год он исчезает на несколько дней. Куда – я не знаю. Во всяком случае, в этот период времени он обходился без меня.

– И когда… ждать его исчезновения?

– Особенно ждать не советую. Все равно это происходит неожиданно, без всякой привязки к сезону. Звонить ему в этот период не нужно, да и без толку. Он отключает телефоны. Во всем остальном Костас довольно предсказуем. Сигары H. Upmann он выкуривает с коньяком «Шабасс», и ни с каким другим. Сигары Punch идут в комплекте с коньяком «Камю Кюве». «Шабасс» с «Упманном» – не самый хороший знак, это означает, что в делах наметилась запендя и у Костаса пока нет решения проблемы.

– А «Камю»?

– «Камю» с «Панчем», запомни! Это символ победы над трудностями. Когда увидишь «Камю Кюве» поблизости от Костаса, пыхающего сигарой, знай – он в хорошем расположении духа. И можно подкатить к нему с животрепещущим вопросом повышения зарплаты.

– Срабатывает?

– Нет. Но попытка не пытка. У меня не получилось – вдруг у тебя получится? Дальше… Если вы летите одним рейсом, не рассчитывай на место рядом. Костас всегда оттягивается в бизнес-классе, а ты, соответственно, будешь прозябать в эконом. За исключением полетов на частных самолетах.

– Такое тоже бывало?

– Пару раз. Ничего сверхвыдающегося.

Отпив еще пару глотков шампанского, Ольга потянулась к сумке, вынула из нее связку ключей и положила на стол перед Дарлинг.

– Это ключи от его квартиры.

Ничего особенного в ключах не было: один длинный, ригельный, один от английского замка, еще один с двумя бородками и совсем крошечный – видимо, от почтового ящика.

– Ключи? Зачем мне ключи от его квартиры? Надеюсь, это не…

– Ну-ну, не стоит обольщаться. И ты невнимательно слушала. – Ольга насмешливо улыбнулась. – Костас не заводит романов, и его дом вовсе не похож на гнездышко для романтических встреч. Просто иногда он настолько занят, что приезжает в аэропорт непосредственно к регистрации на рейс. Твоя задача – собрать ему тревожный чемоданчик. В тетради есть список необходимых вещей и предметов. Он совсем небольшой, его можно запомнить с одного прочтения. Твоя задача – вовремя метнуться к нему домой и упаковать все нужное. В дорожный саквояж – он стоит в гардеробной, справа от двери, вторая полка снизу. Длинный ключ – от нижнего замка. Тот, что покороче, – от верхнего. Маленький ключ от почты, тебе он вряд ли понадобится…

– А этот? С бородками? – спросила Дарлинг, подбросив на руке неожиданно тяжелую связку.

– Этот? Хороший вопрос. Возможно, это ключ от его души. Костаса, я имею в виду.

– Романтично…

– Бесперспективно, так будет точнее. Замка к нему я не нашла. И двери к замку тоже. Я даже не уверена, что она существует.

– Ты сожалеешь?

– О том, что ее не существует?

– О том, что ты ее не нашла.

Было бы совсем неплохо подружиться с темноглазой умницей Ольгой, но тогда бы пришлось постоянно разговаривать. Искать двойные и тройные смыслы в самых простых и незамысловатых фразах. Чувствовать себя второстепенной героиней ненаписанной книги, потому что главной всегда будет Ольга. Интересно, сколько френдов в ее ЖЖ? Наверняка на несколько порядков больше, чем у Дарлинг.

– Я была влюблена в Костаса ровно три дня. Потом это прошло. Любовь – это узнавание многих вещей про себя самого. А с Костасом ты не узнаешь ничего нового.

– Странно. Я всегда думала, что смысл как раз в узнавании другого человека.

– Честно? Я бы ничего не хотела знать о нем. Ничего личного. Ничего, что выходит за рамки отношений начальник – подчиненный. Вдруг он окажется Синей Бородой?

Еще пять (пятнадцать) френдов в гипотетический ЖЖ начинающего писателя: тезис о Синей Бороде всегда вызывает нездоровый ажиотаж.

– Ну… К Синей Бороде все-таки прилагается дверь, нет?

Ольга посмотрела на Дарлинг, Дарлинг посмотрела на Ольгу – и обе рассмеялись, совершенно синхронно.

– Тебе не кажется, что мы похожи на двух дур? – сквозь смех спросила Ольга.

– Точно. На двух напыщенных идиоток, – сквозь смех подтвердила Дарлинг.

– Давай прикинемся блондинками, что ли?

– Хотела предложить тебе то же самое.

– Без дураков – у тебя наступают хорошие времена. Не жизнь, а картинки в калейдоскопе, каждый раз разные. Через пару месяцев ты взвоешь, через полгода втянешься. Через год тебе захочется повеситься от кочевой жизни, но все это можно пережить. Главное, проснувшись утром, побыстрее вспомнить, в какой ты стране и на каком континенте. Это получается не всегда.

– Н-да… Ну а положительные моменты во всем этом кошмаре имеются?

– Один. Но он все искупает. Ты увидишь мир!..

* * *

…Все получается именно так, как предсказывала Ольга.

До встречи с Костасом в послужном списке Дарлинг числились Турция с Коко, двухнедельный пляжный отдых в Египте с Леркой и мамой (ненавистница Египта Лерка права голоса тогда не имела в силу малолетства), одиночный заплыв в испанский Аликанте и несколько демисезонных приграничных Финляндий. И Прага на католическое Рождество с бывшим одноклассником Сережей Палочкиным, безответно влюбленным в Дарлинг со школьных времен. Дарлинг согласилась на Прагу исключительно из-за того, что Коко, уже побывавшая там, все уши прожужжала ей, какая это сказка, а не город. В Праге все пошло не так, как ожидали оба: Сережа провел пять тоскливых дней в обществе конченой динамистки, Дарлинг провела пять тоскливых дней в обществе сексуально озабоченного урода, и оба остались крайне недовольными друг другом. Не получивший желаемого Сережа слился в канун Рождества уже православного, оставив Дарлинг наедине с зубодробительной истиной: терпение иссякает и у безответной любви, и лучше бы до этого не доводить. Иначе, случайно забредя на интернет-страницу своего бывшего воздыхателя, прочтешь о себе столько гадостей, что мало не покажется.

Ах да, еще было побережье Хорватии, где Дарлинг умудрилась наступить на морского ежа, и глубокий порез на ступне давал о себе знать еще месяц после возвращения.

Турция, Коста-Брава, Финляндии, сексуально озабоченная Прага и морской еж находились друг от друга на весьма почтительном расстоянии, а с Костасом… С Костасом время и пространство ужались до размеров несерьезного летнего топика, где (в качестве аппликации) наползали друг на друга Андорра, Германия, Туманный Альбион, остров Корсика; Гибралтар и Куала-Лумпур, Мехико и Токио, идущие в одной связке (такие варианты перемещений в пространстве, без залета в родные пенаты на помыться-побриться-переодеться тоже существуют). А в швейцарском Берне Дарлинг успела побывать целых три раза – и это всего лишь за первые месяцы работы!..

– Вы международный человек-загадка, – сказала однажды Дарлинг Костасу, когда они ожидали посадки на очередной рейс.

– Все проще, чем вы думаете, – ответил Костас. – Я всего лишь оказываю консультационные услуги в финансовой сфере, а такие услуги нужны всегда. И везде.

– Я тоже оказывала услуги… правда, это были совсем не мировые финансы. Но мои услуги тоже были нужны всегда. И везде. Хотя и оплачивались они не в пример хуже.

– Вся разница в масштабе, Дарья. И потом… Открою вам большой секрет – я хороший переговорщик. А они – на вес золота.

– По биржевому курсу?

– По его ментальной стоимости.

Масштаб Костаса пока еще труднопредставим, а ведь последние полгода Дарлинг видит его гораздо чаще, чем кого-либо в своей жизни. Она видит его почти каждый день, за исключением редких выходных. И тех случаев, когда он отправляется в полет один, такое тоже бывает. Для этих краткосрочных отлучек (они длятся не больше шести-восьми часов) нет необходимости бронировать гостиницы и согласовывать графики встреч с принимающей стороной; единственное, что требуется от Дарлинг, – постоянно быть на связи.

За полгода у Дарлинг скопилась целая стопка визиток, от которых ее меркантильная сестра Лерка надолго впала бы в ступор. Или даже в травматический шок: сплошь директора компаний, главы концернов и прочий вялотекущий топ-менеджмент. Из соображений личной безопасности Дарлинг ничего не рассказывает Лерке о своей новой работе и новом работодателе – иначе бы та просто задушила ее вопросами относительно Костаса. Вытянула бы все, что Дарлинг успела узнать о нем, и это в лучшем случае. В худшем – уже через день она была бы в ненавистном Питере. Села бы на хвост Дарлинг с требованием тотчас же познакомить ее с беспривязным богатеньким буратино. Не нужно большого воображения, чтобы представить себе поведение Лерки при таком знакомстве; и, представляя это, Дарлинг загодя сгорает от стыда и неловкости за сестру. Дешевый флирт с мелодраматическими эффектами и сочинская напористость, помноженная на умопомрачительное мини… Нет уж, лучше не доводить до греха!.. И Лерка ведь совсем не такая: в своем естественном состоянии, без оглядки на мечту захомутать олигарха, она вполне вменяемый человек, неглупый и добрый, с чувством юмора, отработанным на миллионе бесперспективных воздыхателей. Отважный дайвер, отважный альпинист и просто лучшая сестра, какую только можно пожелать. А быть свидетелем превращения отважного дайвера в тупорылую охотницу за чужими миллионами Дарлинг вовсе не улыбается.