Текст книги "Смерть на кончике хвоста"

Дверь мгновенно захлопнулась, послышался звон снимаемой цепочки, и Марголис был впущен в прихожую. Из-за закрытой двери раздавался лай. А фигурка у нее ничего, груди явно не хватает, а в общем – ничего, ничего.

– Вы меня разыгрываете, – покраснев, сказала девушка. – Как вы можете быть агентом Воронова?

– Волею судеб, дорогая моя, волею судеб. И тем не менее это правда. Вы же видели договор… Я даже могу предъявить вам самого писателя. Если вы, конечно, согласитесь.

– Я?! Соглашусь ли я?

– Вы ведь собираете его книги, насколько я понимаю.

– А… Откуда вы знаете?

– Мне положено. Я ведь его литагент. Так как, знакомимся с мастером детектива?

– Я не понимаю… Этого быть не может… Разве он живет не в Москве?

Вот она и пришла, расплата за три года верной службы Воронову. Экзальтированные барышни принимают болезненного писателишку за небожителя, Синдбада-морехода и Ваньку-Каина в одном лице.

– Нет. Он живет не в Москве. И не в Нью-Йорке. И даже не в райских кущах. Он живет под вами, дорогая барышня. И вы, кажется, сегодня залили его. Я прав?

Девушка непонимающе смотрела на Марголиса.

– Вы шутите?

– Нисколько. Мы можем связаться с кем угодно – я имею в виду литературных функционеров, – и они вам все подтвердят. Владимир Воронов действительно живет здесь.

– Вы хотите сказать, что мужчина, который приходил ко мне…

– Он и есть. Владимир Владимирович Воронов. А я – его правая рука.

В зрачках девушки мелькнула едва уловимая тень разочарования. Марголис шумно вздохнул: как же я тебя понимаю, детка, он совсем не эротический идеал…

– И что же вы хотите от меня? – Похоже, он ее недооценил: девушка легко справилась с разочарованием и теперь внимательно разглядывала Марголиса.

– Участия.

– В каком смысле?

– Видите ли… Я могу быть с вами откровенным?

– Попробуйте.

– Вы ему понравились.

Это было смелое предположение, но Марголис знал, что говорит. Если его и выгнали в свое время с факультета психологии, то отнюдь не за профнепригодность – не стоило соблазнять дочь декана, только и всего. А эта милашка чем-то задела Воронова, тут и к гадалке ходить не надо.

– Я?!

– Ну да. И он хотел бы с вами познакомиться. Я, кстати, тоже. Как вас зовут?

– Дарья.

– Очень хорошо. Дарья. Его любимое имя. Вы спуститесь к нам? Минут через двадцать – двадцать пять?

– Я… Я не знаю.

– Да или нет? Я обещаю, ничего с вами не случится.

– Не знаю. Да.

– Вот и отлично. Ждем.

Она заглотнула наживку, Марголис это видел. Любая бы заглотнула. Баба – вот чего не хватает Воронову, вот откуда все творческие кризисы. Лишенные выхода сперматозоиды безнаказанно шастают по всему вороновскому телу, устраивают заторы в башке, перекрывают спокойное течение мыслей и – от нечего делать – посягают на святая святых: умение стряпать детективы.

Марголис еще раз улыбнулся девушке Дарье и ретировался из квартиры.

9 февраля. Наталья

Странный человек по имени Семен Борисович Марголис ушел, а Наталья все еще стояла в прихожей с прозрачной папкой в руках.

Бред.

Сначала появляется жалкий тип в шлепанцах на босу ногу, представляется соседом снизу и заявляет, что она залила его. В это еще можно поверить, особенно если учесть, что всю квартиру заволокло паром, а в ванной – воды по щиколотку. Но когда спустя полтора часа приходит еще один тип, сует документы, представляется литагентом ее любимого писателя и предлагает познакомиться… С тем самым деятелем в шлепанцах…

Бред.

И почему она назвалась Дарьей? Кто тянул ее за язык? Или, примерив на себя чужую квартиру, она захотела примерить и чужую жизнь? Нинон права: нужно бежать отсюда, а черные доберманы до добра не доводят.

Она машинально вытащила из папки договор, оставленный Марголисом. Это действительно был издательский договор.

«ЗАО «Издательство…» в лице Генерального директора…»

Наталья прочитала строчку ниже:

«…и Воронов Владимир Владимирович через доверенное лицо – Марголиса Семена Борисовича, действующего на основании доверенности от…»

«…именуемый в дальнейшем Автор…»

Автор.

Но почему она назвала себя Дарьей?

И Воронов… Боже мой, как глупо она себя вела! Еще и книгу предложила… Вот уж воистину, никогда не заговаривайте с незнакомцами, еще неизвестно, что может скрываться за стираной ковбойкой и жалкими волосками на щиколотках. Но она не виновата – на обложках книг никаких портретов не публиковалось. Никогда. И никаких телевизионных интервью Воронов не давал. Никогда. Она не виновата. Сколько времени дал ей литагент? Двадцать пять минут. Этот литагент, с располагающей к себе акульей улыбкой, почему она ему поверила? А почему десятилетние школьницы верят дядям, которые подкатывают к ним на улице с вопросом: «Девочка, хочешь сниматься в кино?» Не всегда такие истории заканчиваются хорошо, но это, кажется, не тот случай. И договор, который она держит в руках… Наталья метнулась в комнату и схватила телефон.

– Нинон! – Она даже не дала подруге произнести дежурное «слушаю». – Нинон! Ты сейчас умрешь…

Реакция Нинон на подобное заявление была довольно странной.

– Это ты сейчас умрешь. Ты уже дома, я надеюсь?

– Нет, пока нет. Но ты представить себе не можешь!..

– Господи, ты должна поскорее уйти оттуда! Включи телевизор.

– Зачем?

– Криминальная хроника по питерскому каналу, она и сейчас идет. Обзор преступлений за неделю. Ты говорила о каком-то Радзивилле? Фамилия редкая, и я запомнила… И про три тысячи трупов я удачно пошутила…

Наталья была слишком занята своими мыслями, чтобы обратить внимание на взволнованный щебет Нинон.

– При чем здесь питерский канал? – рассеянно спросила она.

– Включай и перезвони мне сразу же! Обязательно!

Нинон самым хамским образом бросила трубку. Интересно, с каких это пор журнальная сирена и певица подростковой free love стала интересоваться криминалом? Наталья взяла телевизионный пульт и нажала кнопку. Давно пора было это сделать: огромный плоский телевизор на стене выдал шикарную картинку. Когда-нибудь она тоже заведет себе такой же… Когда-нибудь в другой жизни с преуспевающим мужем…

По питерскому каналу шла реклама опилочного чая, по всем остальным – бесконечные ток-шоу. Бесцельно пощелкав кнопками, Наталья остановилась на MTV и задумалась: поход в квартиру этажом ниже выглядит авантюрой, но всегда можно подстраховаться. Сунуть, например, в карман сотовый телефон – на всякий случай. Если дела примут нежелательный оборот (писатели и их агенты – живые люди, а приглашение провести остаток вечера в обществе двух мужчин можно расценивать как угодно), то всегда можно скрыться в ванной или в туалете и призвать на помощь компетентные органы. Наталья прошлась по комнате и тут же устыдилась подобных мыслей. Писатель, который сделал последние два года ее жизни не такими тоскливыми, который подарил ей пятнадцать изящных загадок, из которых она разгадала только три… Даже Джава в лучшие месяцы их жизни ревновал ее к книгам Воронова, а это чего-нибудь да стоит…

Надевать вечернее платье глупо, это может быть неправильно истолковано. А вот что-то нейтральное подойдет – длинная юбка и глухой свитер под горло, традиционная форма любительниц традиционного неспешного детектива. В котором количество подозреваемых соответствует количеству ножевых ранений, нанесенных жертве… Но почему же она назвала себя Дарьей?..

Должно быть, Дарья Литвинова тоже любила традиционный детектив: в запасах ее одежды нашлись и юбка, и свитер. Переодевшись и все-таки сунув в карман сотовый телефон (с номером «02» и службой спасения она погорячилась, но телефон придаст ей солидности в глазах писателя), Наталья отправилась к Воронову. Двадцать пять минут, отпущенные ей на сборы Марголисом, прошли.

9 февраля. Воронов

– Ну, и где твои ампулы? – подозрительно спросил Воронов у Марголиса, как только тот переступил порог квартиры.

Идея столь позднего визита литагента не понравилась ему с самого начала: нужно быть последним дураком, чтобы поверить в существование метандростенолона в ампулах. Метандростенолон всегда выпускается в таблетках по 0,001 и 0,005 грамма. И это так же незыблемо, как и стабильность доллара, как и цветение вишни на горе Фудзияма. Наверняка хитрый Марголис придумал какую-нибудь комбинацию, за три года можно было изучить его повадки.

Марголис потряс целлофановым пакетом, в котором что-то призывно звякнуло.

– Вот они.

– Что-то великоваты для ампул.

– В самый раз.

Он плечом отстранил Воронова и попытался было проникнуть в комнату.

– Ботинки! – выдохнул Воронов. – Ботинки сними! Нанесешь мне микробов. Сколько я могу говорить об этом?

– А ты повесь табличку, – хохотнул Марголис, но ботинки все-таки снял.

Через три минуты на столе в комнате были выставлены бутылка шампанского, бутылка коньяка и фрукты. Последней Марголис извлек из пакета коробку конфет. Воронов со все возрастающим любопытством следил за манипуляциями своего агента, но на ассорти «Петербург вечерний» сломался.

– Это как понимать?

– У нас сегодня небольшая вечеринка.

– С каких это пряников?

– Тебе нужно развлечься, иначе от кризиса не избавиться. А поскольку на дискотеки ты не ходишь, казино не посещаешь и богемные вечеринки игнорируешь, придется все устраивать на дому. И радуйся, что у тебя есть такой друг, как я.

– Что именно будем устраивать? Дискотеку, казино или богемную вечеринку?

– Ну-у… Скажем, богемная вечеринка с элементами дискотеки.

– Отлично, – Воронов сел в кресло против стола, уставленного элементами богемной вечеринки. – Дискотека. Ты и я. И что мы будем исполнять? Краковяк? Самбу? Или аргентинское танго, не дай-то бог?

Марголис надорвал зубами целлофан на конфетной коробке.

– Вкусные конфетки. Пьяная вишня и пьяный чернослив. Угощайся, Володенька.

– Не буду. Подозреваю у себя диабет.

– Вот как? – Марголис даже не удивился. – Ты сдал анализы?

– Нет. Но некоторые симптомы совпадают. Сухость во рту и постоянная жажда. Я сверялся со справочниками… Так что жри сам.

Марголис сунул конфету в рот и растянул губы в улыбке.

– Забыл тебя предупредить… У нас сегодня будут гости. Гостья. Очаровательная девушка и твоя поклонница.

– Рояль в кустах? Ну-ну… Вот ты и будешь ее развлекать. А я спать пойду.

Это была обычная вороновская тактика. Несколько раз Марголис приводил к нему готовых на все почитательниц таланта. Почитательницы готовились к подобной встрече заранее, брили ноги и подмышки, покупали псевдофранцузское белье на вещевых рынках и псевдофранцузскую косметику в ларьках у метро. Но все заканчивалось одним и тем же: через пятнадцать минут после знакомства Воронов уходил спать в маленькую комнату. А еще через час поклонницы Воронова оказывались в койке с его литагентом.

– Когда-нибудь ты обязательно нарвешься на венерическую болезнь, Семен, – обычно говорил в таких случаях Воронов.

– Нужно же как-то исправлять впечатление о знаменитом писателе, – обычно парировал в таких случаях Марголис. – И потом, какая, к черту, венерическая болезнь? Все они – добропорядочные любительницы детективов, только и всего.

– Любительницы детективов всегда мыслят категориями «преступник – жертва». А быть жертвой я не хочу…

…Вот и сейчас ситуация грозила съехать на накатанную колею. Если, конечно, девушка не перестанет вызывать у Воронова отрицательные эмоции. Тогда есть надежда на нестандартное развитие отношений. Марголис взглянул на часы: двадцать пять минут прошло, пора бы ей и появиться, этой Дарье с шестого этажа.

Едва он успел подумать об этом, как раздался звонок.

– Это она, – провозгласил Марголис. – Откроешь?

– Ты пригласил – ты и открывай.

Хрустнув коленными суставами (чертово отложение солей, перед журналистками неудобно, честное слово!), Марголис поднялся и направился к двери.

Девушка пришла. Уже хорошо. Свитер и юбка, должно быть, стоят дорого, гораздо дороже, чем она сама, – во всяком случае, именно об этом говорят ее испуганно поднятые плечи.

– Проходите, Дарья, – Марголис был сама любезность.

– Спасибо, – сказала девушка, но так и осталась стоять на месте.

Марголису пришлось приложить некоторые усилия, чтобы загнать испуганную овцу с верхнего этажа в вольер комнаты. И конечно же, Воронов в своем репертуаре: сидит в кресле, забросив ногу на ногу, и постукивает драным шлепанцем.

– Познакомься, Володя. Это Дарья.

– Уже виделись. – Шлепанец с ноги Воронова неожиданно упал, но он даже не обратил на это внимания. – Можете пройти в ванную и посмотреть, что вы там натворили.

– Простите еще раз, – девушка покраснела.

– Ну, не будем омрачать нашу встречу коммунальными склоками, – призвал обе стороны Марголис и ухватился за бокалы. – Что вы предпочитаете, Дарья? Коньяк, шампанское?..

– Минеральную воду, – промямлила пристыженная девушка. – Боржоми.

Марголис не удержался и подмигнул Воронову. Вечер обещает быть! Во всяком случае, сам Воронов не пьет ничего, кроме боржоми, и такое трогательное совпадение вкусов не может оставить его равнодушным.

– Пойду принесу, – Воронов встал и нащупал ногой шлепанец. – Ты не поможешь мне, Семен?

– Тару дотащить?

– Именно…

Марголис извинительно развел руками и поплелся за Вороновым. Сейчас начнется: оспинки на щеке Воронова побелели – первый признак скрытого гнева. За этим обычно следуют громы и молнии.

Марголис не ошибся.

Едва выйдя на кухню, Воронов плотно закрыл за собой дверь и набросился на своего литагента:

– Что это за гиньоль, я тебя спрашиваю?

– Почему же гиньоль? Скорее театр классицизма: единство места, времени и действия. Накал страстей, чувства в их первозданном виде, включая гипертрофированную ненависть на почве протечки потолка.

– Вот именно! – Воронов не удержался и заорал: – Вот именно!

– Тише! – взмолился Семен. – Девушка услышит. Неудобно…

– А удобно тащить первых попавшихся девок ко мне в дом?

– Ничего страшного… Потом сделаешь дезинфекцию. Если захочешь, – не к месту сострил Марголис. – Хотел как лучше. Хотел тебя развлечь. Поговорите о творчестве, послушаешь мнение народных низов. Да, в конце концов, просто пофлиртуешь, развеешься, нельзя же быть таким мизантропом!

– Это ты ей сказал? – Воронов достал из упаковки несколько бутылок минеральной воды.

– Что именно?

– Про боржоми?

– И не думал. Определенно, это она сама. Определенно.

9 февраля – 10 февраля. Наталья

Определенно, ее разыгрывают.

Наталья присела на краешек кресла и осмотрелась. Все ее представления о писателе и обители писателя пошли прахом. Самая обыкновенная комната, никакого намека на то, что здесь создаются детективы.

И никаких эксклюзивных вещей, призванных стимулировать творчество: ни кресла-качалки, ни коллекции колокольчиков, ни кальяна, ни ятаганов на стене, ни медвежьей шкуры на полу, ни даже скудных образцов огнестрельного оружия.

Старенький «Ундервуд» на голом столе. Нетронутая пачка бумаги, Большой энциклопедический словарь и потрепанный разговорник Сольмана – вот и все соседи «Ундервуда».

Облупленный книжный шкаф, вытертый ковер (безвкусные бордовые маки на темно-зеленом фоне). Тахта, покрытая пледом; комод в одном углу и торшер, стилизованный под китайскую цаплю, – в другом. Громоздкая полинявшая ширма «Лао Цзы[13]13
  Лао Цзы – автор трактата «Дао дэ цзин», канонического сочинения даосизма.


[Закрыть] на буйволе покидает пределы Китая»… Колченогий журнальный столик, два кресла, две картины на стене – написанные маслом жанровые сценки. Пастораль в стиле позднего Буше[14]14
  Франсуа Буше (1703–1770) – французский художник, представитель рококо.


[Закрыть] и индустриальный пейзаж в стиле раннего Нисского[15]15
  Нисский Г. Г. – советский пейзажист.


[Закрыть]. Заброшенный мебельный склад и тот выглядел бы лучше.

И вообще – ничего выдающегося.

Наталья подошла к книжному шкафу и пробежалась глазами по корешкам: странный набор книг – медицинские справочники и атласы. В воздухе висит едва уловимый запах лекарств – послеоперационный бокс, да и только. Загадочные хозяева даже не думали возвращаться, и это становилось просто неприличным. Чтобы хоть как-то развлечь себя, Наталья вытащила из коробки конфету и, воровски оглядываясь на дверь, сунула ее в рот.

Ого, пьяная вишня, любимое лакомство Нинон. Вот кто искренне порадовался бы вечеру!

Кстати, о Нинон.

Она даже не позвонила ей, увлекшись выбором оперения. Стоило ли так напрягаться, чтобы сидеть сейчас в полном одиночестве и слушать недовольный гул голосов, который доносится из кухни? Интересно, о какой криминальной хронике лепетала Нинон? Кажется, это связано с фамилией Радзивилл. Сунув еще одну конфету в рот, а руку в карман юбки, она достала сотовый телефон Дарьи Литвиновой и набрала номер Нинон.

– Ну, рассказывай, – шепотом потребовала Наталья, как только Нинон сняла трубку.

– А почему ты говоришь шепотом? – сразу же насторожилась Нинон.

– Потому что… Ладно, долго объяснять. Что ты там лепетала о криминале?

– Ты видела хронику?

– Реклама чая, вот и все, что я видела. «Друзьям предлагают лучшее»…

– Очень актуальный тезис. Его убили.

– Кого?

– Ты же сама назвала мне его фамилию по телефону. Очень экзотическую… Так вот, цитирую близко к тексту: тело Германа Радзивилла, крупного питерского банкира, было найдено в багажнике собственного автомобиля, – замогильным голосом произнесла Нинон. – Труп не показали. Очевидно, пощадили нервы телезрителей… Только машину – какая-то крутая банкирская иномарка.

– Я не понимаю, – только и смогла выговорить Наталья.

– А чего тут понимать? Ты же зачитывала мне паспортные данные… Радзивилл Г. Ю., если память мне не изменяет… Правильно?

– Ну и что… Мало ли…

– Мало, – отрезала впечатлительная Нинон. – Таких фамилий мало. Такие фамилии – большая редкость. Я же предупреждала тебя: черные доберманы до добра не доводят. Ты слышишь меня?! Почему ты молчишь?

– Что я могу сказать? Может быть, это не имеет никакого отношения…

– Никакого! – Нинон фыркнула. – Кроме того, что в доме, в котором ты сейчас находишься, лежит паспорт убитого человека. И все. И больше ничего!

Наталья почувствовала, как у нее засосало под ложечкой. Нинон права, и нечего упрямиться: с самого начала вся история выглядела скверно, и нужно быть слепой, чтобы не заметить этого. Вполне объяснимое желание хотя бы несколько дней отдохнуть от коммуналки может обернуться большой бедой. Если уже не обернулось. Сначала она как привязанная пошла за чужой собакой по кличке Тума. Потом оказалась в чужой квартире. И не самым законным образом. Потом появились эти двое. Один – выдающий себя за писателя. И другой – выдающий себя за литагента. И она попалась на удочку, явилась сюда на ночь глядя… Единственная правда во всем этом одна: она действительно залила квартиру снизу. И больше ничего.

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть.

Наталья оглянулась по сторонам в поисках телефона и только секундой позже поняла, что звонит ее собственный сотовый телефон. Вернее, телефон Дарьи Литвиновой. Только этого не хватало! Зуммер был так настойчив, что Наталья с трудом подавила в себе желание включить кнопку приема. Она и так сделала слишком много ошибок, не нужно допускать еще одной. Кто-то хочет поговорить с Дарьей. Дарьей Литвиновой, но отнюдь не Натальей Широковой. И может быть, сообщить ей что-то важное. Или убедиться в том, что ей ничто не угрожает.

Или убедиться в том, что она мертва.

Последняя, так неожиданно пришедшая мысль едва не сбила ее с ног. Но, с другой стороны, если человек, который назвал себя Семеном Борисовичем Марголисом, прав и она действительно находится в гостях у известного автора детективов, то ничего другого ей на ум прийти не могло. Пятнадцать книг – довольно внушительный багаж. И если все они были написаны здесь, а слово в конечном итоге материально… Наверняка отблеск придуманных преступлений лежит на всех вещах в этой комнате. Стоит взглянуть на нее по-новому. Пожалуй, рюмка коньяка – коньяк подгонит застоявшуюся кровь и разбудит воображение.

Она плеснула себе терпкой жидкости в приготовленный бокал и поднялась.

Книжный шкаф был заполнен не только справочниками по фармацевтике. «Криминалистика» и «Судебная психиатрия», «Уголовный кодекс», пятитомник Кони[16]16
  Кони А. Ф. (1844–1927) – русский юрист и общественный деятель.


[Закрыть] и странная вещица в дальнем углу шкафа: кусок прозрачного минерала, стилизованный под раскрытую книгу. Единое целое со страницами книги составляла лупа, выполненная из того же минерала. А к ее основанию крепилась крохотная гравированная табличка с вязью: «ВЛАДИМИРУ ВОРОНОВУ ЗА ЛУЧШЕЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ В ДЕТЕКТИВНОМ ЖАНРЕ. МОСКВА. ЯНВАРЬ 199… ГОДА». Год она так и не разглядела.

Очевидно, какая-то литературная премия. И совершенно очевидно, что она попала в гости к писателю.

Наталья еще раз пристально осмотрела комнату. Вещи, поначалу напуганные появлением в доме посторонней женщины, успокоились и снова зажили своей жизнью. Даже те, которые она не заметила раньше. Теперь понятно, откуда Воронов черпает антураж для своих романов. Ну, конечно же!.. Из-за картины Буше были отравлены двое статистов в третьем романе. Часы с облупленным козлоногим сатиром, стоящие на комоде, показывали точное время убийства в пятом романе. В вытертый ковер (бордовые маки на темно-зеленом фоне) заворачивали жертву из шестого… О достоинствах торшера-цапли беседовали убитый и убийца на первых страницах седьмого. И наконец легендарная ширма «Лао Цзы на буйволе покидает пределы Китая». Она стояла в комнате героя предпоследнего вороновского шедевра – серийного убийцы. И вдохновляла его на кровавые подвиги.

Черт возьми, почему она не заметила всего этого раньше? А Воронов к тому же и замечательный мастер детали, она всегда это подозревала.

– Не соскучились? – голос Марголиса заставил Наталью вздрогнуть. – Вот и ваш боржоми.

– Поздно. Вы так долго отсутствовали, что я успела приложиться к коньяку.

По лицу Воронова, вошедшего вслед за Марголисом, пробежала едва заметная гримаса отвращения: что и требовалось доказать – девица лишь прикидывалась трезвенницей, сейчас надерется коньяку и вытащит из кармана сигареты.

Сигаретный дым Воронов ненавидел.

– Вы позволите закурить? – спросила Наталья.

– Только на лестничной площадке. – Воронов был не очень-то любезен. – Пассивный курильщик всегда страдает больше, чем активный.

– Простите…

В комнате повисла неловкая тишина.

– Дарья – твоя старая поклонница, – решил исправить положение Марголис. – Не правда ли, Дарья?

И зачем только она назвалась чужим именем? Теперь ее ежесекундно будут уличать во лжи, но исправить ситуацию уже невозможно.

– Да, – покраснев, сказала Наталья. – Я ваша старая поклонница, Владимир Владимирович.

– Можно просто Владимир. – Марголис сделал приглашающий жест рукой: – Садитесь, Дашенька. Неплохой коньяк, не правда ли?

– Неплохой…

Воронов фыркнул носом и демонстративно скрылся за ширмой. И ее ночной визит сразу же стал выглядеть нелепо. Так же нелепо, как и сам Семен Борисович, вынужденный вести светскую беседу с совершенно посторонней женщиной.

– А чем вы занимаетесь, Даша? – лучшего вопроса и придумать невозможно.

– Я… Я работаю. В туристической фирме.

За ширмой раздался грохот. Видимо, это сообщение так поразило Воронова, что он уронил стопку книг. Или горшок с резедой. Или пресс-папье. Скорее всего – пресс-папье.

– Ты слышишь? Даша работает в туристической фирме! – повысил голос литагент. – И наверняка может проконсультировать тебя по некоторым вопросам.

– Счастлив за нее, – Воронов даже и не думал выходить из своего укрытия.

– Пресс-папье, – тихо и совершенно машинально произнесла Наталья.

– Не понял? – Марголис вскинул брови.

– Пресс-папье. Кажется, Владимир… Владимир Владимирович уронил пресс-папье?

Марголис крякнул и залпом осушил только что налитый коньяк.

– В самом деле, Володенька! Долго ты еще будешь там торчать и ронять предметы? Между прочим, Дарья утверждает, что это пресс-папье.

– Допустим. – Воронов показался из-за ширмы и растерянно дернул себя за мочку уха. – У вас музыкальный слух, девушка. Я действительно уронил пресс-папье.

Определенно, в нем что-то было, стоило только присмотреться: нескладная фигура, нескладные конечности, даже волосы были нескладными – всклокоченными и торчащими в разные стороны. Даже оспинки на щеках не портили его, наоборот – придавали некоторую таинственность.

– Совсем как в вашем четвертом романе, – сказала Наталья.

– Не понял…

– Пресс-папье времен Третьей республики, которым был убит коллекционер Трахтенберг…

– Вы даже это помните? – Воронов посмотрел на Наталью с неподдельным интересом, а Марголис отставил свой коньяк.

Она откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза и процитировала:

– «Малахитовое пресс-папье, светящееся изнутри ровным светом; с прожилками, похожими на вены, в которых застыла испуганная кровь… Как прихотлив и разнообразен мир орудий преступления, и как богата бывает его флора и фауна!.. И как часто благородные предметы служат самым низменным целям. В этом нет ничего сверхъестественного, вещи лишь старательно подражают людям, только и всего…»

Марголис не удержался и зааплодировал:

– Браво, Даша! Сразили наповал. За это стоит выпить!

Воронов устроился напротив, поднял стакан боржоми и посмотрел сквозь него на Наталью.

– Во всяком случае, очень близко к оригиналу, – недоверчиво морщась, сказал он. – Вы заучиваете наизусть все романы?

– Нет. Только избранные места. И потом – я не заучиваю. Запоминаю с одного прочтения. А ваши тексты вполне можно предлагать профессиональным разведчикам для тренировки памяти.

– Вы полагаете?

– Слишком много причастных оборотов, а они не всякому под силу.

– Похоже, вы знаете, о чем говорите, – в устах Воронова это прозвучало как «похоже, общаясь с вами, нужно держать пистолет снятым с предохранителя».

– А вы сами никогда не пробовали писать, Дарья? – неожиданно спросил Марголис.

– Нет, – это была истинная правда, хоть здесь повезло. – А почему вы спросили?

– Просто так. Мне показалось, что такая умная, тонко чувствующая девушка, – подвыпивший Марголис не жалел красок, – вполне могла бы заняться беллетристикой. Тем более при ее профессии… Объездили полмира, признавайтесь!..

Наталья благоразумно промолчала, но Марголис даже не заметил этого.

– Перенесете действие куда-нибудь в экзотическую страну. Страсти на фоне лагуны, сцены обольщения на фоне рододендронов. И «пальмовый вор», как единственный свидетель роковой близости героев.

– Любовные романы не мой жанр.

– Тогда детектив, – с готовностью предложил Марголис. – Сейчас все пишут детективы. Или думают, что пишут. Извини, Володенька, к присутствующим это не относится… Почему бы и вам не влиться в стройные ряды, Даша? А я выступлю в роли вашего литературного агента. Говорят, у меня неплохо получается.

– Боюсь, мне это не под силу, – наконец-то Наталье удалось расслабиться. Или всему виной коньяк вкупе с пьяной вишней? – Слишком много соискателей. Хотя один симпатичный сюжет у меня есть.

Еще какой симпатичный! Найденная в парке собака втянула ее в неприятности, а возможно, и нечто большее, чем неприятности. И хотя лепет Нинон еще требует дополнительной проверки, сам факт подобного рокового совпадения имени и фамилии погибшего отвратителен.

– Валяйте ваш сюжет, – вдруг равнодушно произнес Воронов. Пожалуй, чуть более равнодушно, чем следовало бы.

– Не могу сказать, чтобы он был таким же изысканным, как убийство с помощью пресс-папье.

– Валяйте не изысканный.

– Ну, хорошо. Начнем с того, что молодая женщина находит в скверике, недалеко от своего дома, добермана. Вернее, доберманиху. Девочку.

– Девочка – это принципиально? – быстро спросил Воронов.

– Нет. Принципиально то, что на ошейнике указаны адрес и телефон хозяев. Несколько дней женщина… Назовем ее Натальей, – в этом месте Наталья снова внезапно покраснела. – Так вот, несколько дней Наталья безуспешно звонит по телефону, указанному на ошейнике. Но телефон не отвечает.

– Должно быть, она думает, что с телефоном что-то произошло, – включился в игру Воронов. – Повреждение на линии. Или отключили за неуплату.

– Да, примерно так она и думает. И после работы отправляется вместе с собакой по адресу. Дверь, естественно, оказывается закрытой.

– Естественно.

– Молодая женщина… Наталья… Она уже готова уйти, когда обнаруживает в почтовом ящике с номером квартиры письмо. Письмо она вскрывает…

– Вскрывать чужое письмо неэтично, – вклинился знаток издательских требований и книжной конъюнктуры Марголис. – И вряд ли прибавит симпатии героине.

– Она вскрывает конверт, потому что он никому не адресован.

– А в письме находит ключ от двери, – лениво процедил Воронов. – Ход незатейливый, но хороший…

Наталья выразительно посмотрела на Воронова. А чего ты еще хотела, голубушка? Недаром он считается одним из самых сильных детективщиков в стране.

– Да, вы правы. Она находит ключ. И таким образом попадает в квартиру. Собака счастлива: она вернулась к себе домой. Героиня тоже – какое-то время.

– Подождите, я не понял. – Марголис вертел головой, переводя взгляд с Воронова на Наталью. – Что это за письмо? И как в нем оказался ключ?

– Ваша версия, Владимир Владимирович? – Наталье неожиданно стало весело.

– Все, что угодно. Родственник, уехавший во внеурочное время. Или бывший возлюбленный, который решил порвать с опостылевшей любовницей. Очень уж она его в последнее время раздражала, – желчно сказал Воронов.

– Отлично. Тогда я продолжаю. Она остается в квартире, которая очень ей нравится. Она ищет для себя массу оправданий.

– Собака. – Воронов откинулся на спинку кресла. – Ваша героиня – Наталья… Кажется, так вы ее назвали… Она мотивирует это тем, что за собакой нужно присматривать, пока не появились хозяева. И лучше это делать в родной для животного обстановке.

– Тухловато выглядит. – Ночи, проведенные с журналистками и литературными критиками, не прошли для Марголиса даром: теперь он находился в жесткой оппозиции к творцам. – Почему бы ей не вернуться к себе домой? Вместе с собакой…

– Ваша героиня замужем? – неожиданно спросил Воронов.

– Нет.

– И живет одна?

– Да.

– Жаль. Если бы она была замужем, то легко можно было бы объяснить это тем, что муж страдает аллергией на животных. Или кто-нибудь из домашних. Но, в конце концов, повод всегда можно найти, даже самый невинный. Иногда люди совершают эксцентричные поступки. Продолжайте, Даша.

Что-то неуловимо изменилось – и в комнате, и в самом Воронове. Угрюмые складки на его лице разгладились, ноздри завибрировали, а глаза стали излучать почти нестерпимый свет. Такса у лисьей норы, да и только! Пожалуй, он стал даже привлекательным. Очень привлекательным, совсем не к месту подумала Наталья.

– Продолжайте, – властно повторил Воронов.

– Она остается. И квартира, скажем так, завораживает ее.

– Квартира принадлежит женщине совсем другого социального статуса? – уточнил Воронов. – В ней есть то, о чем всегда мечтала героиня?

– Может быть… Может быть… А сама героиня, что вы о ней думаете, Владимир Владимирович?

– Думаю… Думаю, ей около тридцати, и она одинока – идеальный вариант для детектива. Привлекательность поздней молодости еще не прошла, а кое-какой жизненный опыт появился. Не думаю, что она обладает какими-нибудь сверхвыдающимися способностями или экстраординарными качествами. Совершенно усредненный человеческий тип.