Текст книги "От самого темного сердца"

Глава 15

– Тебе нужно ему довериться, – наставляла маму Линда. – Хватит мучить беднягу постоянными сомнениями.

Весь декабрь Мэтти где-то пропадал. Сказал, что уехал в Ирландию навестить родителей в Грейстоуне. Эта деревушка в округе Виклоу – богом забытое место, настоящая глушь. Гуляй хоть дни напролет – не встретишь ни души.

– Мило, – ответила мама, когда он упомянул предстоящую поездку. – Тишь да гладь. Что скажешь, Софи?

Видимо, он не понял намека.

Из его скупых рассказов о родителях складывалось впечатление, что нрав у них крутой. Вот почему, как мама объяснила Линде, он не позвал нас с собой.

Линда снова навестила нас. Потянулась еще за одним песочным печеньем «Уокер» и макнула его в чай. За пять лет в Великобритании я так и не смогла постичь это пристрастие англичан к мокрому печенью.

– Возможно, он стыдится их бедности, и потому не взял вас.

– Думает, я буду его осуждать? – ужаснулась мама.

Линда низко опустила подбородок и почесала нос. Бабушка сказала бы, что нельзя делать такое лицо, а то такой и останешься.

– Уверена, в душе он это понимает. Но вспомни, как он одевается. Запонки, пиджаки, идеальная стрижка…

– О чем ты?

Линда пожала плечами:

– Внешний вид, приличия несомненно ему важны.

– И?..

– И он хочет, чтобы его представляли определенным образом, а если ты увидишь, откуда он родом…

– То стану хуже о нем думать?

– Он может этого опасаться.

– Просто смешно.

– Что не отменяет моей правоты.

Мама прикусила губу, теребя крестик:

– Думаешь, поэтому он так и не сделал мне предложение?

– Бог знает, что у мужчин на уме, Эми…

Я приникла к стеклу, наблюдаю, как падает за окном снег; слышен щелчок зажигалки, Линда затягивается и протяжно выдыхает.

Оглядываюсь на маму, не сомневаясь в ее реакции.

Дедушка выкуривал по три пачки в день и бросил, только когда ему удалили половину легкого. Мама сказала, что после операции он смягчился. «Сейчас и не скажешь, а до того характер у него был не сахар. Чуть что – впадал в ярость, стоило задеть его самолюбие. Ты немного на него похожа…»

Сомнительный комплимент.

– Курение убивает, – с укором сказала она Линде.

– Всем когда-то умирать, Эми, – не смутилась та и выпустила ровное колечко дыма.

– Ты как Риццо из «Бриолина»[12]12
  Бетти Риццо – персонаж знаменитого мюзикла «Бриолин», эксцентричная предводительница группы девушек «Розовые леди», которые учат скромную главную героиню Сэнди Оллсон наслаждаться «радостями жизни», включая курение.


[Закрыть], – отметила я.

– Нечем восхищаться, – осадила меня мама. – Видела бы ты ее легкие.

Линда хмыкнула и покачала головой.

– Занятное настроение у тебя сегодня, Амелия-Роуз.

– Прости. Это все из-за Мэтти. И погоды. Из-за снегопада Софи уже неделю не ходит в школу.

Я подышала на стекло и нарисовала улыбающуюся рожицу. Сказала маме, что, по мне, так все отлично.

– Попроси маму сходить на Парламент-Хилл покататься на санках.

– Пойдем, мам?

– Когда погода наладится.

– Говорят, так холодно не было с начала века, – вставила ее подруга, умудряясь оставаться по обе стороны баррикад.

– По всей стране жизнь остановилась. Что не так с британцами? Им известно, что существуют снегоуборщики?

– Покатаемся на санках, согреемся… – Я перевела разговор в интересное мне русло.

– Нет, Софи.

– Линда права. У тебя ужасное настроение, – пробубнила я.

– Что ты сказала?

– Что Линда права. Могли бы повеселиться.

Мама поглядела на меня, прищурившись, и они вернулись к обсуждению своих тревог по поводу молчания Мэтти.

– Он три недели не звонил. Даже в Рождество. Софи просто рыдала.

С моей гордостью не церемонились.

– А вот и нет! – возмутилась я, но меня не слушали.

– Эми, сейчас не пятидесятый год. Можно самой ему позвонить.

– Он не оставил номера.

– Серьезно? Ты не пробовала узнать в справочной?

– Не получится, она даже не знает их имен, – не без злорадства сообщила я.

– Она?! Так ты называешь мать? – вскинулась мама.

– Ты ведь женского пола.

– Марш в свою комнату!

– Почему? Я же только…

– Сейчас же!

Я метнулась вон, с грохотом хлопнув за собой дверью, села у порога и обняла колени. Раздумывала, как накажу ее, когда она постучит, – долго ждать извинений не придется. Но она не пришла.

Неудивительно, что Мэтти не звонит. Кто захочет ей звонить?

Я приоткрыла дверь, проведать обстановку. Ничего не поменялось. Они с Линдой сидели на диване и поедали уже вторую пачку печенья, на этот раз с шоколадной крошкой.

– Он там кого-то нашел. Других объяснений нет.

В животе все перевернулось. Глаза жгло.

Неужели правда? Мэтти от нас ушел? Бросил, как мой отец? Увидимся ли мы еще?

Линда отвечала утомленно, словно не в первый раз:

– Господи, Эми… Он тебя любит. Дай ему каплю свободы.

Я ухватилась за эту соломинку, лишь бы Мэтти вернулся.

Мама все время меня контролировала, душила заботой. Может, с Мэтти было так же? Тогда понятно, почему он сбежал в Ирландию и не звонил. Хотел перевести дух. Отдохнуть от мамы, которая постоянно что-то за него домысливала, наседала со свадьбой, придиралась к каждому слову и поступку…

В тот момент я решила, что, если он вернется, я сделаю все, чтобы ему было легче. Встану за него горой, как он сам всегда за меня заступался.

– Ты моя самая любимая девочка, яблоко от яблони, – говорил Мэтти, что бы это ни значило.

Однажды я поинтересовалась, что он имеет в виду, а Мэтти только засмеялся и переадресовал вопрос маме.

– Господи, верни его домой, – молилась я шепотом, крепко зажмурив глаза. – Если ты это сделаешь, обещаю, я больше не позволю маме его обижать.

С этого все началось? С того, что я закрыла на все глаза и отказывалась верить, что он может быть не прав? Или я делала так задолго до этой слезной молитвы? И мама тоже?

Дженис любит говорить: «Нутром чуешь раньше, чем успеваешь понять».

Неужели мама что-то чувствовала? Подозревала, что он только кажется идеальным? Поэтому сомневалась в нем? Заваливала вопросами?

Или хуже того: ее вечное нытье довело его, разозлило, вывело из себя?

Заставило убивать тех, кто был на нее похож?

Глава 16

Январь 1982 года. С прошлого сентября о новых убийствах не сообщалось, и напряжение, охватившее нашу округу, пошло на спад. Все с облегчением выдохнули.

«Убийства прекратились. Возможно, нападавший попал в тюрьму за другое преступление или даже покончил с собой», – сообщала газета «Пост» в одной из своих передовиц.

Близились ненавистные выпускные экзамены. Нам задавали ежедневно читать новости, желательно из нескольких газет с разными политическими взглядами. И уж совсем чудесно, если в подборке серьезные издания будут соседствовать с желтой прессой, наставляла нас классная руководительница миссис Коутс, любительница давать задания со звездочкой.

Мисс Бекон давно осталась в прошлом, как мой американский акцент и неспособность влиться в коллектив. Первое меня радовало, второе немного огорчало, третье стало спасением. Я пыталась убедить себя, что прекрасно справляюсь без друзей, но, как говорила мама, человек – не остров. Забавно услышать такое именно от нее, но менее справедливым утверждение не становится.

Пока я не завела друзей, на меня находила особо мучительная стеснительность: так ли стою, так ли держу руки? Да и разглядывать школьную доску объявлений никогда не было интереснее.

Теперь же мне было с кем поговорить, с кем сесть за обедом, с кем прогуляться до дома. И хотя веснушчатая задира Салли Снайдерс по-прежнему камнем лежала на моей идеально гладкой дороге, я научилась отпинывать ее с пути.

Мамина любимая присказка про то, что нельзя судить о человеке, не побывав на его месте, в случае с Салли работала так: мама предположила, что Салли обижала других, поскольку боялась, что обидят ее.

– Подозреваю, что она борется с неуверенностью в себе за счет окружающих.

Когда мама вышла из комнаты, Мэтти шепнул мне, чтобы я выбросила подобные глупости из головы.

– Тебе нужно поставить девчонку на место. Покажи, кто сильнее, и она отстанет.

Этот подход был мне по душе, как и мысль ударить Салли по лицу. Между тем предыдущая попытка разобраться с обидчицей на кулаках закончилась полным провалом, о чем я и сообщила Мэтти.

– Слышала выражение: «От палки или камня тело заболит…»?

– «…а слово не заденет и мимо пролетит».

Он кивнул и добавил:

– Поверь мне, все наоборот: словом можно уничтожить.

Так могла сказать моя бабушка, а ирландский говор Мэтти напомнил о дедушке.

Весь вечер я подбирала нужные слова, которые больнее всего ударят по Салли.

На следующий день, стоило мне переступить порог класса, Салли просияла:

– Вот и наша Мисс США.

Все притихли, предвкушая утреннее представление.

Я смерила ее взглядом, как Клинт Иствуд в любимом фильме Мэтти «Вздерни их повыше». Мэтти рассказывал, что смотрел его когда-то с отцом.

– Смейся над моим акцентом сколько влезет, Салли Снайдерс, все равно останешься жирной уродиной.

Раздались смешки. Одноклассники придвинулись ближе.

Снайдерс прошипела:

– Зато я типа правильно говорю.

– Типа?

Снова смех, кто-то из толпы подбадривает: «Так ей, Софи!»

Мы препирались, пока Снайдерс не признала поражение. Когда все разошлись, она предложила мне дружить и пригласила к себе на чай после уроков.

Мне не особо хотелось проводить с ней больше времени, чем необходимо, но меня учили никогда не отвергать извинения, что я и сделала:

– Наверное, смогу заглянуть…

В тот день Салли подарила мне книжку с наклейками и журнал «Джеки», которые я тоже учтиво приняла.

Когда мы перешли в класс миссис Коутс, я уже несколько лет как никого не била и даже писала слова по всем правилам британского английского. Но оставались и темные пятна.

Меня регулярно спрашивали про папу, а я не находила что ответить. К тому же близился День отца – каждый июнь я с ужасом думала, что на уроке труда мы снова будем готовить поздравительные открытки любимым папам.

«Мисс Блайт, но у Софи же нет отца…»

«Конечно, есть. Как бы я родилась?»

Жить без отца – полбеды. Жить с матерью – проблем не оберешься.

Моя была не похожа на других мам. Она не пекла кексы, не завтракала в кафе с подружками. Из-за работы она не могла посещать школьные концерты и участвовать в благотворительности. Мамы моих одноклассниц сплошь были домохозяйками, днем хлопотали по дому, а вечером ходили с мужьями в театры и рестораны. Мама работала в бухгалтерии, а вечера коротала за книгой.

Когда тебе одиннадцать, нелегко быть не такой, как все.

– У тебя прекрасная мама, Софи Бреннан, – сказал Мэтти, когда я стала было на нее жаловаться. – Вкуснее ее яблочного пирога я в жизни не ел. А еще она потрясающе играет в джин рамми[13]13
  Джин рамми – одна из самых популярных на Западе карточных игр на двоих; вариант игры рамми, в которой игроки получают очки за собранные комбинации карт.


[Закрыть], – добавил он, видя, что похвала ее кулинарному таланту меня совсем не впечатлила.

– Не так уж потрясающе, я всегда у нее выигрываю.

– Она поддается.

Я помялась с ноги на ногу и уставилась в пол.

– Была бы она как все…

– Может, им лучше брать пример с нее?

Я упрямо возразила:

– Нет. Ни в коем случае.

– Думаешь, мамы-наседки твоих одноклассников смогли бы в одиночку прокормить семью и воспитать ребенка? Хватит ли им ее упорства и изобретательности?

– Но я бы хотела…

Он положил руку мне на плечо:

– Вырастешь – поймешь.

– Возможно, – сказала я, хотя очень в этом сомневалась.

Пока Мэтти был в Ирландии, кое-что произошло, и, как он предсказывал, я действительно посмотрела на маму другими глазами.

Однажды у нас на пороге появилась заплаканная Люси Аллен. Она училась со мной в одной школе и жила где-то неподалеку. «На ней лица не было», – потом рассказывала мама.

– Ты не видела Моцарта? – всхлипывая, спросила Люси.

Моцарт – ее такса, старая, хромая и больная. Из-за проблем с легкими пес хрипел, как заядлый курильщик.

– Он потерялся в парке. Если не найду, родители меня убьют.

За моей спиной возникла мама, на ходу набрасывая пальто.

– Мы поможем искать. Надевай обувь, Софи.

Люси шмыгнула носом.

– Я не знаю, где…

– Если стоять здесь и плакать, его точно не найдешь. Пойдем.

Поиски заняли несколько часов. Вечерело, на фоне серого неба вырисовывались черные силуэты деревьев.

Люси подняла руки:

– Я сдаюсь. Ничего не получится. Мы никогда его не найдем.

Мама была настроена решительно:

– Нельзя сдаваться. Только представь, как ему страшно одному в темноте…

Вдруг я заметила, что совсем стемнело и в парке безлюдно. В голове прозвучал голос Мэтти: «Легкая добыча».

– Может, нам вернуться? – Я посмотрела на маму, на то, как ветер играет ее кудрями. – Здесь опасно.

– Абсолютно безопасно. Я никому не дам тебя в обиду.

– Но что, если…

Я не могла заставить себя сказать об убийце. Говорить о нем дома за закрытыми дверями – одно, а произнести его имя здесь – почти что призвать. Как черта помянуть.

Мама не разделяла мои суеверия:

– Если нервничать, лучше никому не станет. А теперь думай. Что бы ты делала на месте Моцарта?

– Искала бы еду.

В маминых глазах промелькнула искорка озарения, и она уверенно зашагала в сторону кафе, так что мы за ней едва поспевали.

– Кто тут у нас?

Такса сидела у входа в кафе и ждала, что ее впустят.

– Твоя мама лучше всех, – сказала на обратном пути Люси. У ее ног семенил Моцарт.

– Да, классно она догадалась про кафе.

Подруга покачала головой и, дотронувшись до моей руки, повернула к себе.

– Не в этом дело. Кто еще весь вечер искал бы чужую собаку?

– Ей несложно.

– Вот именно.

Глава 17

«Можете читать любые газеты – главное, чтобы умели свободно обсуждать новости. У вас должно быть свое мнение обо всем, что происходит в мире». Это наставление на рождественские каникулы миссис Коутс повторила еще раз, когда мы вернулись к учебе и раскладывали по партам книги.

Пожалуй, именно тогда во мне по-настоящему разгорелся интерес к убийствам. Хотя с прошлой весны новых трупов не появилось, Тень оставался излюбленной темой журналистов.

В начале восемьдесят второго особых новостей не было – разве что в те три дня, пока искали пропавшего Марка Тэтчера[14]14
  Сэр Марк Тэтчер, 2-й баронет Тэтчер (р. 1953 года) – британский предприниматель, автогонщик, сын 71-го премьер-министра Великобритании М. Тэтчер. В 1982 г. принял участие в ралли «Париж – Дакар»; по ходу гонки его машина отделилась от общей колонны по причине поломки и ремонта – и затерялась в песках Сахары. Ее нашли с воздуха спустя шесть дней; никто из экипажа не пострадал.


[Закрыть]. Рассуждения об убийце заполняли полосы газет и мои мысли. Раньше я довольствовалась случайно услышанными обрывками фраз из телевизора, теперь же в моих руках была вся возможная информация. Я наизусть знала даты, факты, целые теории.

– Ты в курсе, что женщины в три раза чаще становятся жертвами своих близких, чем незнакомцев? А треть погибших до этого пытались уйти от своих партнеров, – делилась я с мамой вскоре после истории с Моцартом. Мэтти не появлялся уже почти четыре недели.

– Ужасно.

Я кивнула:

– Думаешь, наоборот тоже бывает?

– Что ты имеешь в виду? – переспросила мама.

– Женщины убивают своих мужей?

Она отодвинула от себя тарелку с кашей:

– Сменим тему, Софи. К чему говорить об этом с утра пораньше?

К завтраку поспели свежие новости:

«По результатам расследования убийств, в которых жертвами безжалостного палача стали шесть женщин, найдены повторяющиеся детали, и в полиции делают вывод, что все они совершены одним и тем же человеком. Череду случайных убийств, когда убийца нападает вновь и вновь, не имея никакого мотива, в ФБР принято называть серийными».

Мы выяснили, что в Северном Лондоне усилили патрули, а в Скотленд-Ярде делают «все возможное» для поимки убийцы. Я постоянно умоляла маму сменить прическу и носить каблуки, чтобы казаться выше, но она отказывалась мне «потакать».

Любая новость, если в ней давно не появляется ничего нового, когда-то иссякает, и о ней перестают писать. Убийства прекратились, и Тень больше не мелькал на страницах газет, уступив место другим историям.

Во время матча между регбистами из Англии и Австралии на поле выбежала обнаженная Эрика Роэ. Песня группы «Мэднесс» обосновалась в главной десятке синглов. Королева открыла Центр искусств Барбикан.

Жизнь вернулась в нормальное русло. Мне перестало мерещиться, что за мной следят, что за каждым углом таится опасность. Я перестала прислушиваться к подозрительным шагам на лестнице и звуку мотора под окнами – наш сосед Дес Баннистер часто возвращался домой ночью. Перестала спрашивать себя, почему все жертвы так похожи на маму.

Погода наладилась, снег почти растаял, сизые тучи рассеялись. На кристально-синем небе ясно заулыбалось зимнее солнце.

– Антропоморфизм[15]15
  Антропоморфизм – перенесение человеческих черт и свойств на отличные от людей объекты.


[Закрыть], – заметила мама. Она начала привыкать к отсутствию Мэтти, и ее настроение улучшилось. – Возьми это слово на заметку, впечатлишь экзаменаторов.

Я тихо ненавидела этих безликих судей, от чьей прихоти зависело мое будущее. С ужасом думала о выпускных экзаменах в начальной школе и о том, как с треском их провалю. Друзья разделяли мои тревоги, но ни для кого ставки не были так высоки.

Чтобы поступить в престижную частную школу с поездками за границу и первоклассными научными лабораториями, мне нужна была стипендия. Мама столько не зарабатывала.

– Без шансов, – вздыхала я.

– С шансами, – успокаивала мама.

Она бросила учебу, когда забеременела мной. «У меня не было возможности чего-то добиться в жизни». И, как это бывает с родителями, которые желают дать детям то, что не получили сами, мама хотела, чтобы у меня было «самое лучшее образование» и я могла «оставаться собой и делать все, что захочу».

– Очень одаренная. Старательная. У нее блестящее будущее, – хвалили меня учителя.

Однако прежде нужно было сдать экзамены. Над моей кроватью висел календарь, в котором я зачеркивала дни подготовки.

Сейчас мне не хотелось обсуждать учебу, не хотелось даже слышать об этом:

– Давай просто погуляем.

Мы стояли на Парламент-Хилл, и я уговаривала ее купить мне воздушного змея.

– Это идеальное место для запускания. Открытое. И так высоко.

– Помнится, в прошлый раз змей застрял на дереве.

– Я подросла и теперь знаю, что делаю.

Она засмеялась:

– Не вижу связи.

Мы взяли в кафе горячий шоколад и расположились на скамейке. От стаканчиков поднимался пар, а мы сидели и неспешно наблюдали, как вокруг течет жизнь.

Я выпустила изо рта облачко пара, и оно закружилось в воздухе.

– Как дракон.

– Я тебя люблю, – сказала мама.

Слова прозвучали неожиданно; я не могла вспомнить, когда слышала или говорила их в последний раз, и только улыбалась в ворот пальто.

Мы сидели на морозе, прижавшись друг к другу, и никуда не спешили. Впервые за долгое время никто не заговорил о Мэтти. При виде того, как папа с мамой вели за руки маленькую девочку, что-то во мне екнуло, но быстро прошло.

Я взяла мамину ладонь в свою:

– Мама, я тоже тебя люблю.

Мимо, покачивая ушами, промчался спаниель с зажатым в пасти шоколадным круассаном. За ним гнался старичок в кепке и зеленой стеганой куртке.

– Вернись, скотина! Отдай мой завтрак!

Мама, едва сдерживая улыбку, поймала мой взгляд, и мы от души расхохотались. Не от курьезности погони – просто было приятно посмеяться вместе.

Она обняла меня, притянула к себе и прошептала на ухо:

– Все будет хорошо.

– Да.

Когда мы вернулись, на автоответчике мигала красная лампочка. Мама включила запись, а мне предложила выбрать занятие на вечер:

– Хочешь играть в «Скраббл» или смотреть кино…

Голос на пленке оборвал ее на полуслове:

– Это Мэтти. Я вернулся.

Глава 18

«Я вернулся»…

За все это время он ни разу не вышел на связь. Ни единого звонка. Ни открытки. Ничего. Растворился. Пропал без следа. Точно как Оливия Пол, чья мать в тот вечер снова призывала с экрана сообщить информацию о дочери.

Пока не включился автоответчик, мама почти что пришла в себя. Исчезло отчаяние первых недель без Мэтти. Понемногу она смирилась, перестала мучиться вопросами, где он и что делает, больше не вспоминала его в каждом разговоре. Даже не заметила, как начала жить своей жизнью.

Иногда в ее рассказах мелькал какой-то Барри с работы, судя по всему, ничем не примечательный бухгалтер. Он пускал шутки в духе «Я боюсь за календарь. Его дни сочтены», – и мама находила их уморительными. Для меня оставалось загадкой почему – ведь Мэтти был намного остроумнее и никогда не опускался до примитивных шуточек.

Я очень скучала. Просыпалась и засыпала с мыслями о нем. Невыносимо было думать, что мы больше не увидимся и я когда-нибудь забуду его голос так же, как забыла голос отца.

Тем не менее во мне тоже произошли изменения; я уже не так злилась на маму за уход Мэтти. Не винила ее за пустоту, которая осталась после него.

Она часто была с ним неприветлива и несправедлива. Хотя и он бывал не в настроении, если вспомнить. У него в последнюю минуту менялись планы, или он вообще не приходил… И даже когда мы проводили время вместе, мыслями был где-то далеко.

– Опять витаешь в облаках? – говорила в таких случаях мама.

– Ты что-то сказала?

Меня это смешило, даже если ответ не задумывался как шутка. Секунду Мэтти сидел с удивленным лицом, затем тоже хохотал, словно до него только дошло.

На Рождество мне подарили дневник, и я фантазировала, что стану, как Адриан Моул из книжек Сью Таунсенд[16]16
  Речь идет о серии книг, в которых повествование стилизовано под дневники; в первом романе Адриану 13 с половиной лет.


[Закрыть]. Пять дней подряд я фанатично записывала все свои рассуждения.

«Да, с мамой бывает сложно, но нельзя из-за этого отворачиваться от своей семьи. Нельзя не звонить. Нельзя, чтобы они не могли позвонить тебе».

И вот из автоответчика доносится «я вернулся»…

В миг все изменилось. Все станет, как прежде, все будет хорошо.

Разочарование – гадкое дитя надежды. Возможно, если б я не настроилась на перемены к лучшему, не было бы так больно, когда все пошло под откос.

Однако тогда, у телефона, мы обе верили в лучшее. Улыбались до ушей, словно Мэтти уже пришел.

– Давай устроим ему сюрприз, – предложила мама. Щеки у нее разрумянились, лицо сияло.

За все это время мы ни разу не были у Мэтти в гостях. Всегда или он приходил к нам, или мы вместе шли куда-нибудь гулять. Оказалось, что он жил совсем рядом в двухэтажном многоквартирном доме на Хэмпстед-роуд-лок.

Мама долго держала палец на кнопке звонка, подергала ручку.

– Дай ему шанс, – попросила я.

Я прекрасно знала, как она умеет разозлить. В любом случае нельзя было его снова потерять.

В глазке на секунду промелькнула тень, послышался звук открывающегося замка, лязг дверной цепочки.

Он стоял на пороге одетый, как с картинки. Из треугольного выреза светло-голубого свитера выглядывала строгая белая рубашка, на коричневых брюках – идеально отутюженные стрелки.

– Мои любимые девочки! Какой приятный сюрприз!

Он обернулся, не убирая руки с дверного косяка. Не давал зайти.

Мама тоже заглянула через его плечо вглубь квартиры.

– Ты нас не пригласишь?

– Тут такой бардак, – весело предупредил он. Как же я скучала по его смеху, по морщинкам вокруг глаз. – Если вас не смущает, прошу!

Он шагнул в сторону и сделал рукой гостеприимный жест:

– Добро пожаловать в дом Мелгрена.

Мама наморщила нос:

– Чем тут пахнет?

– Трубы засорились, а сантехника не дозовешься.

– Поговори с Десом. Он поможет.

Мэтти подмигнул мне и скорчил страшное лицо. Между собой мы называли соседа Зомби-Дес. Мама это не одобряла: «Он не виноват, что не очень-то общительный».

Я захихикала, взяла Мэтти за руку, как недавно держала в парке маму. У него была рука побольше, и моя ладошка целиком тонула в его.

– Рада, что ты вернулся, – призналась я.

– Я тоже, тыковка.

Он притянул меня к себе и поцеловал в макушку. Все мои тревоги из-за его бесследного исчезновения и злость потери развеялись. Наш Мэтти, куда мы без него…

Мама не была готова так легко все забыть.

– Рада меня видеть? – прошептал он ей на ухо, как провинившийся ребенок. – Ты меня еще любишь?

Она отстранилась:

– Шесть недель. В Ирландии нет телефонов?

– Этой зимой – нет.

Она вскинула бровь и посмотрела на него с явным недоверием.

– Сильнейшие снегопады. На почте сказали, что такого не бывало сто лет. Не успел я приехать, как у них оборвало все провода. Меня мучило, что вы переживаете. Вы, наверное, решили, что я про вас забыл. А когда я не позвонил на Рождество… – Мэтти покачал головой. – Прости, Эми.

Она пожала плечами:

– Я догадалась, что все из-за погоды.

– Умница, я и не сомневался.

Даже если он осознал, что противоречит сам себе, то не подал виду.

Я посмотрела по сторонам:

– А ты не преувеличивал. Ну и помойка!

Мама залилась краской:

– Софи!

– Что? Ты сама сказала, здесь плохо пахнет.

Мэтти хмыкнул:

– Устами младенца… Квартира – кошмар. Как место преступления.

Я снова заметила, как он всегда встает на мою сторону, даже когда ему это не выгодно. Тогда это казалось мне знаком любви, и только потом, когда я избавилась от детской доверчивости, до меня дошло, что дело было в другом.

Он не врал о беспорядке – в квартире как будто и вправду произошло что-то плохое. На диване свалена мятая одежда. Рядом валяются пустые бутылки из-под шампанского.

Я подняла поводок на толстой серебряной цепи с кожаной ручкой:

– Ты завел собаку?

Он аккуратно забрал у меня поводок и посмотрел на маму.

– Откуда это?

Я разволновалась, в животе словно лопались пузырьки лимонада. Я пританцовывала от счастья, улыбалась во весь рот:

– Ой, Мэтти! Это нам? Ты купил нам щенка? На Рождество?

Глазами искала, где спрятался черный влажный нос, прицокивала, подзывала. Мэтти, посмеиваясь, отрицательно покачал головой:

– Прости, тыковка. Это поводок от собаки моей мамы; раньше она держала собаку, бигля. Тот еще пройдоха: отвернешься от тарелки, а он уже съел твой обед. Маму это очень веселило, а мне было не до смеха.

Мэтти, как мы знали, был жаден до еды. Разрешить мне украсть хотя бы одну палочку картошки фри было невиданной щедростью с его стороны.

– Чем вас угостить, леди? У меня тут апельсиновый лимонад, кола…

Мама не дала ему договорить:

– И давно ты начал курить? – Она подняла и показала ему полупустую пачку «Мальборо».

Он повел плечами и покрутил головой:

– Сигареты – отличный повод завести разговор. Помогает расслабить собеседника.

– Твоих пациентов? – уточнила я.

Он ответил улыбкой:

– А кого еще?

Мама стояла в замешательстве, как будто решала в уме сложное уравнение. Мэтти приступил к уборке. Я воспользовалась возможностью осмотреть комнату.

– Вот круто!

На стуле висел бинокль. Я приставила его к глазам. Картинка была размытой; бинокль был настроен так, чтобы рассматривать что-то вблизи, а не вдалеке.

Мэтти ухватил меня за нос, взял бинокль и убрал в выдвижной ящик.

– Давай тоже купим, мам? Я буду как Шпионка Гарриет[17]17
  Шпионка Гарриет – героиня американской детской писательницы и художницы Л. Фицхью, одиннадцатилетняя девочка с литературным даром.


[Закрыть].

Я как раз читала книжку о ее приключениях.

– Мам?

Она что-то взвешивала на руке. У нее было странное выражение лица, и я ощутила, как у меня забился пульс. В воздухе повисло напряжение.

– Что такое, Эми?

Слова Мэтти прозвучали непринужденно, но чувствовалось, что за ними кроется беспокойство. Так говорят дети, когда понимают, что наказание неизбежно.

Мама медленно, как фокусник, разжала ладонь и продемонстрировала маленькую круглую золотую сережку. Посмотрела на пустые бутылки, смятую одежду.

– У тебя здесь была женщина, Мэтти?

Она говорила напряженно, подозрительно прищурив глаза.

Кровь прилила к щекам, в животе открылась зияющая пропасть. Мэтти никогда бы нам не изменил. Да?

Он зашелся смехом и назвал ее зайчишкой-глупышкой.

– Ты серьезно?

– Это точно не моя сережка.

Я сложила в голове пазл и немного успокоилась.

– Это маме, правда? Раз уж ты не купил щенка.

– Для твоей мамы я приготовил кое-что другое. – Он игриво посмотрел на нее, она не ответила на его призывный взгляд. – Кстати, о подарках… – Мэтти порылся в спортивных сумках и вытащил кубик Рубика. – Лови!

Я не успела среагировать, как кубик попал мне в лицо.

– Прости, тыковка… Больно?

Веко пульсировало, но я ответила, что нет.

– Точно? Глаз покраснел.

– Ты же не специально.

– Я все еще жду ответа. Откуда эта сережка? – чеканя слова, повторила мама.

– Моей мамы, как и поводок.

– Как много ее вещей перекочевало в твой чемодан… Ты вообще ездил в Ирландию?

– Конечно, ездил.

– Телефон выключен, а в квартире полно пустых бутылок…

– Люблю себя побаловать. В чем дело, Амелия-Роуз?

Ее плечи обмякли и, раскрыв руки, мама шагнула ему навстречу:

– Просто скажи мне правду, Мэтти.

– Это правда.

– Неужели ты думаешь, я поверю, что ты пил шампанское в одиночестве, а материна сережка случайно оказалась в твоем багаже?

– Я не ожидаю, что ты поверишь. Но что тогда ты здесь делаешь, если так плохо обо мне думаешь?

Много лет спустя мама вспоминала: «В его голосе звучала такая горечь, что я почти купилась».

Из блога MattyMania.com

Мэтти Мелгрен НЕВИНОВЕН!

Нужны доказательства? Пожалуйста.

До своего ареста Мэтти помог полиции раскрыть дело Кларенса Уолша, известного как Ночной Душитель, который ранее обращался к Мэтти как к психологу, когда в пожаре в их доме погибла его дочь Дьердре.

Еще интереснее то, что оба мужчины до своего приезда в Лондон в восьмидесятых годах, в семидесятых искали работу в Бостоне в американском штате Массачусетс. Однако мы не знаем, были ли они знакомы в то время.

Доподлинно известно, что у Уолша, как и у Тени, фетишем были ноги.

Доказывает ли это, что полиция арестовала не того? Что Мэтти, возможно, подставили?

Такой сценарий очень вероятен.

5 комментариев

Бренда725

Может быть, он выставил Уолша козлом отпущения? Признак вины, а не невиновности?

Шокоголик1975

Мэтти и Ночной Душитель встретились в 1970-х и могли сговориться…

СьювЛондоне

Кто поджег дом Уолша? Вот что хотелось бы узнать.

Мамаэнджи

Это одно из дел, которые так и останутся загадкой.

ТоммиБ

Не понимаю, при чем здесь ноги…