Текст книги "Зло"

– Эли! Ты выбрался!

Виктор тихо выругался и отступил наверх. Пробираясь между телами, он услышал собственное имя. Вырвавшись, добрался до площадки второго этажа и нашел там свободную спальню с ванной. На середине пути через комнату он остановился. У стены стоял книжный шкаф – и оттуда, из самого центра, ему в глаза бросилась собственная фамилия, напечатанная заглавными буквами.

Он вытащил с полки массивную книгу о самосовершенствовании и открыл окно. Шестой том из девяти, посвященных эмоциональному воздействию и реакции, упал на тонкий слой снега с приятным стуком. Виктор закрыл окно и ушел в ванную.

На туалетном столике у раковины он разложил все необходимое.

Сначала – телефон. Он набрал сообщение для Эли, но не стал нажимать «отправить», отложив мобильник в сторону. Дальше – шприц с адреналином. Температура у него будет нормальная, так что, надо надеяться, одной дозы достаточно. Организму адски тяжело – как впрочем и от всего того, что он собрался предпринять. Шприц он положил рядом с телефоном. Теперь – кокаин. Вик высыпал все в аккуратную кучку, а потом начал разделять ее на дорожки с помощью карточки из отеля, обнаруженной в заднем кармане: карточка завалялась от зимней поездки, в которую его уволокли родители. Несмотря на воспитание, при котором большинство подростков стали бы наркоманами, Виктор не испытывал особой тяги к наркотикам, однако хорошо представлял себе все этапы – спасибо немалым порциям криминальных фильмов. Когда кокаин был разделен на дорожки (целых семь), он извлек из портмоне долларовую купюру и свернул ее в узкую трубочку, как показывали по телевизору.

Виктор посмотрел в зеркало.

– Ты хочешь жить, – сообщил он своему отражению.

Отражение выглядело не слишком уверенно.

– Ты должен это пережить, – сказал он. – Обязательно.

После этого глубоко вздохнул и наклонился к первой дорожке.

Чья-то рука появилась из ниоткуда, схватила его за шею и отбросила назад, к стене напротив туалетного столика. Виктор удержался на ногах и, успев выпрямиться, увидел, как Эли проводит рукой по стоящему несколько сот долларов кокаину, смахивая его в раковину.

– Какого хрена? – прошипел Виктор, бросаясь за ним.

Но оказался недостаточно быстрым: обсыпанная кокаином ладонь Эли снова оттолкнула его назад, прижала к стене, оставив белый отпечаток на груди его черной рубашки.

– Какого хрена? – переспросил Эли с пугающим спокойствием. – Какого хрена?

– Тебя здесь быть не должно.

– Если ты приходишь на вечеринку, это замечают. Эллис написала мне, когда ты явился. А потом мне пишет Макс и говорит, что ты скупаешь кокаин. Я не идиот. О чем ты думал?

Свободной рукой Эли схватил телефон со столика и прочел сообщение. У него вырвался звук, похожий на смех, но пальцы сжались у Виктора на воротнике, а другая рука швырнула мобильник в душевую кабинку, где при падении тот развалился на несколько кусков.

– А если бы я не услышал сигнал? – Он убрал руку. – Что тогда?

– Тогда я был бы мертв, – ответил Виктор с напускным спокойствием.

Его взгляд скользнул к шприцу. Эли проследил за ним. Не успел Виктор пошевелиться, как Эли схватил шприц и всадил себе в ногу. Тихо охнув, он сжал зубы: содержимое затопило его кровоток, ударив по легким и сердцу, но оправился он в считаные секунды.

– Я просто пытаюсь тебя уберечь, – сказал Эли, отбрасывая пустой шприц-тюбик.

– Мой герой, – тихо проворчал Виктор. – А теперь греби отсюда.

Эли всмотрелся в него.

– Я тебя здесь одного не оставлю.

Виктор устремил взгляд мимо него, на раковину, край которой еще был присыпан кокаином.

– Догоню тебя внизу, – пообещал он, указывая на свою рубашку, на раковину и телефон. – Надо убраться.

Эли не двинулся с места.

Холодный взгляд Виктора поднялся навстречу ему.

– Со мной больше ничего нет. – Тут по его губам пробежала тень улыбки. – Обыщи меня, если хочешь.

Эли коротко хохотнул, но его лицо тут же снова стало серьезным.

– Так неправильно, Вик.

– Откуда тебе знать? Хоть лед и сработал, это не значит, что другого не…

– Я не о методе. Я имею в виду – одному. – Он положил Виктору на плечо ладонь, не испачканную в кокаине. – Одному этого не сделать. Так что обещай, что не будешь.

Виктор выдержал его взгляд.

– Не буду.

Эли прошел мимо него в спальню.

– Даю пять минут, – объявил он на ходу.

Виктор слушал, как вечеринка захлестнула комнату через открытую Эли дверь, а потом ее снова отрезало захлопнувшейся створкой. Виктор шагнул к раковине и провел рукой по ее поверхности. Пальцы стали белыми. Он сжал кулак и ударил по зеркалу. Оно треснуло одной идеально ровной линией по центру, но не разбилось. Ощущая боль в костяшках, Виктор ополоснул их под краном и, не глядя, потянулся за полотенцем, оттирая оставшийся порошок. Его пальцы на что-то наткнулись, и по руке разлилась резкая боль. Он отшатнулся и, повернувшись, увидел в стене розетку. Рядом был неуклюже прилеплен скотчем листок с надписью: «Розетка сломана не трогать серьезно».

Кто-то красным фломастером добавил в конце точку.

Виктор нахмурился: пальцы от удара чуть покалывало.

А потом время замерло. Воздух у него в легких, вода в раковине, снежные вихри за окном в комнате. Все застыло – точно так же, как прошлой ночью на улице с Эли, только на этот раз от шока рука горела не у Эли, а у Виктора.

Его осенило. Подняв с пола душевой кабинки три детали мобильника и снова их соединив, он набрал сообщение. Виктор обещал, что не будет пытаться в одиночку. Он и не будет. Но и помощь Эли ему не нужна.

«Спасай», – написал он, добавив адрес вечеринки.

А потом нажал «отправить».

XX

Два дня назад

Отель «Эсквайр»

В комнате дальше по коридору лежала Сидни Кларк, свернувшись в гнездышке из одеял. Она слушала шаги Виктора в соседней комнате, тихие и размеренные, словно капель. Она слышала, как разбилось стекло, слышала звук льющейся воды, а потом снова шаги, кап-кап-кап. Она слышала Митча – его тяжелую поступь, приглушенный разговор. Сквозь стену до нее доносилась только интонация. Она слышала, как Митч удалился по коридору. А потом – тишина. Звук шагов Виктора сменился странной тишиной.

Сидни не доверяла тишине. Она пришла к убеждению, что тишина – это плохо. Она неправильная, неестественная, мертвая. Сидни села в незнакомой кровати в незнакомом отеле, и ее прозрачные голубые глаза уставились на дверь, не видя, пока она пыталась проникнуть сквозь дерево и тишину за ним. Так ничего и не уловив, она соскользнула с постели в своих мешковатых трениках и босиком прошлепала из спальни в просторную гостиную апартаментов.

Перебинтованная рука Виктора лежала на валике дивана, развернутого к окнам, и пальцы некрепко удерживали небольшую стопку, в которой остался только маленький глоток жидкости – по большей части, остатки растаявшего льда. Сидни на цыпочках обошла диван, чтобы оказаться лицом к нему.

Вик спал.

Он не казался безмятежным, но дыхание у него было тихим и ровным. Сидни пристроилась на кресле и стала рассматривать человека, который ее спас. Нет: она сама себя спасла… а он ее нашел, взял к себе. Она пыталась понять, кто он такой и следует ли его бояться. Она совсем не чувствовала страха, но у нее уже хватало ума не доверять страху, и уж точно не доверять его отсутствию. Она не боялась своей сестры, Серены, и даже ее нового парня (вернее, боялась, но недостаточно сильно) – и вот к чему это ее привело!

К огнестрельной ране.

И потому она напряженно сидела на спинке кожаного кресла и наблюдала, как Виктор спит, словно задержавшиеся на его лбу хмурые морщинки способны поменять конфигурацию и поведать все его тайны.

XXI

Десять лет назад

Локлендский университет

На первом курсе, до того, как Эли появился в университете, Анджи тянуло к Виктору. В чем-то они были противоположностями: Анджи вроде как ко всему относилась легкомысленно, а Виктор вроде как ни к чему не относился легкомысленно – но больше между ними было сходства. Оба были юными, опасно умными и не выносили обычную студенческую толпу с их ребяческой реакцией на внезапное прекращение родительского надзора. Благодаря этим общим чувствам Виктору и Анджи постоянно требовался удобный предлог, надежный способ избавиться от ситуаций, в которых им не хотелось находиться, от людей, с которыми не хотелось общаться.

И потому однажды, уютно устроившись в МОЗЛ в секции десертов, они придумали довольно примитивное кодовое слово.

«Спасай».

Предполагалось, что кодовым словом не будут злоупотреблять, но его неизменно будут уважать. Сначала спасение, и уже потом вопросы. При его отправке вместе с адресом это означало, что одному из них отчаянно нужно, чтобы второй его вытащил – с вечеринки ли, с занятия или с незадавшегося свидания. Сам Виктор ни разу не имел счастья пойти с Анджи на свидание, будь оно задавшимся или нет, если не считать тех совместных трапез, которые у них порой происходили после того, как они выручали друг друга. Виктор их считал – те вечера, проведенные в бургерной рядом с университетом, когда они делились друг с другом молочными коктейлями. Он предпочитал шоколадный, а она вечно выбирала какую-нибудь жуткую смесь с массой сиропов и топингов, но в итоге он все равно никогда не запоминал их вкус, а помнил только, как от холода губы у Анджи становились краснее, и как они почти касались друг друга носами, пытаясь пить одновременно, и как на таком близком расстоянии он мог разглядеть зеленые искорки у нее в глазах. Он медленно ел картошку фри и рассказывал ей об идиотах из своей учебной группы. Она хохотала, добирала ложечкой остатки коктейля и признавалась, насколько неловко сложилось ее свидание. Виктор закатывал глаза, слушая перечень очередных ляпов, и думал о том, что он бы сделал все иначе, и как хорошо, что кто-то – кто угодно – довел Анджи Найт до того, что она попросила ее спасти.

Попросила его.

Спасай.

Виктору уже полтора года не приходило в голову использовать это кодовое слово. Последний раз был еще до Эли – и, уж конечно, до того, как Эли с Анджи стали неразлучной парочкой, но она все равно явилась его спасать.

Она остановила свою малолитражку на стоянке прямо у того места, где ждал ее Виктор, который наполовину вылез, наполовину вывалился в то же окно, в которое выбросил родительскую книгу. И на мгновение (очень короткое мгновение), когда он залез в машину и еще не объяснился, они словно вернулись на первый курс, когда были только они двое, сбегающие от неудачного вечера. Ему безумно захотелось, чтобы она поехала к их прежней бургерной. Они завалились бы за столик, и он сказал бы ей, что вечеринки не стали лучше, а она бы стала смеяться – и все как-то наладилось бы.

Но тут она спросила, где Эли, и мгновение миновало. Виктор закрыл глаза и попросил, чтобы она отвезла его к техническим лабораториям.

– Они закрыты, – сказала она, хоть и повернула в нужную сторону.

– У тебя есть ключ-карта.

– И что все это значит?

Виктор сам себя удивил, ответив правдиво. Она знала про курсовую Эли, но Виктор сообщил ей о самом последнем открытии – о роли ОКС. Он рассказал ей о своем желании проверить эту теорию. Он изложил ей свой план. Единственное, о чем он ей не стал говорить, так это о том, что Эли уже успешно это проделал. Это он пока утаил. И надо отдать Анджи должное: она его выслушала. Она вела машину, стискивая руль так, что костяшки побелели, и сжимая губы, и не мешала Виктору говорить. Он закончил как раз в тот момент, когда она заезжала на стоянку у технических лабораторий, но она ничего не сказала, пока не припарковалась. Выключив двигатель, она повернулась к нему.

– Ты с ума сошел? – спросила она.

Виктор с трудом улыбнулся:

– Не думаю.

– Так, дай разобраться, – сказала она. Короткие рыжие волосы обрамляли ее лицо: зимой они начинали сильно виться. – Ты считаешь, что если умрешь и сумеешь вернуться, то превратишься в кого?.. В одного из Людей-Икс?

Виктор засмеялся. В горле у него першило.

– Я рассчитываю на Человека-Молнию. – Его попытка задать шутливый тон не удалась: на лице у Анджи по-прежнему читалось нечто среднее между потрясением, ужасом и раздражением. – Послушай, – он перешел на серьезный тон, – я понимаю, что это звучит безумно…

– Ну еще бы. Потому что это и есть безумие. Я не собираюсь помогать тебе кончать с собой.

– Я не хочу умирать.

– Ты мне только что сказал, что хочешь.

– Ну… не хочу остаться мертвым.

Она потерла глаза, ткнулась лбом в руль и застонала.

– Ты мне нужна, Анджи. Если ты мне не поможешь…

– Не смей выворачивать это вот так!..

– …то я просто снова попробую сделать это один…

– Снова?

– …и сделаю нечто идиотское, от чего не смогу восстановиться.

– Мы можем найти тебе психиатра.

– У меня нет тяги к суициду.

– Да, зато есть мания.

Виктор откинул голову на кресло. У него в кармане зажужжало. Эли. Он не стал отвечать на звонок, зная, что уже через несколько секунд Эли позвонит Анджи. У него мало времени. Явно недостаточно, чтобы убедить ее помочь.

– Почему ты не можешь просто… – пробормотала Анджи в сторону руля, – ну, не знаю… Устроить передоз? Что-нибудь мирное.

– Боль важна, – объяснил Виктор, мысленно ежась. Значит, ее не так уж расстраивает то, что он делает. Только то, что он привлек к этому ее. – Боль и страх, – добавил он, – это два фактора. Черт, Эли убил себя в ванне со льдом!

– ЧТО?!

Он выложил этот козырь с мрачной торжествующей улыбкой. Виктор знал, что Эли еще ничего не сказал Анджи. Именно на это он и рассчитывал. По ее глазам было видно, что она чувствует себя преданной. Она вытащила ключ из зажигания, вышла, захлопнула дверь и привалилась к ней. Виктор тоже вылез из машины и обошел кругом. На снегу оставались его следы. Через затемненные стекла он увидел на водительском сиденье ее мобильник, где вспыхивал красный сигнал. Виктор перевел взгляд на Анджи.

– Когда он это сделал? – спросила она.

– Вчера вечером.

Она посмотрела на тонкий слой снега, накрывший бетон между ними.

– Но я заходила этим утром, Вик. Он выглядел нормально.

– Вот именно. Потому что это сработало. И опять сработает.

Она застонала:

– Это безумие. Ты сумасшедший.

– Ты ведь знаешь, что нет.

– Но зачем бы ему…

– Он тебе ничего не сказал? – разбередил ей рану Виктор, который уже дрожал в одном пиджаке.

– Он в последнее время был странным, – пробормотала она, но тут же сосредоточилась уже на нем. – То, о чем ты меня просишь… безумие. Это же пытка.

– Анджи…

Она сверкнула на него гневными глазами:

– Я вообще тебе не верю. А если что-то пойдет не так?

– Не пойдет.

– А если все-таки?

Его телефон злобно зажужжал в кармане.

– Исключено, – ответил он максимально хладнокровно. – Я принял пилюлю.

Она нахмурила брови.

– Мы с Эли, – начал он объяснять, – выделили те компоненты адреналина, которые включаются в экстремальных ситуациях. Мы их изготовили. По сути, эта таблетка действует как инициатор. Как трамплин.

Это была ложь, но он увидел, как идея этого якобы существующего вещества подействовала на Анджи. Наука – даже полностью фиктивная наука – имела власть. Анджи выругалась и сунула руки в карманы куртки.

– Долбаный холод! – проворчала она, шагая ко входу в лаборатории. Виктор знал, что само это место может стать проблемой. Камеры охранной системы. Если что-то пойдет не так, останутся записи.

– Где Эли сейчас? – спросила она, задействовав свою ключ-карту. – Если вы заодно, то почему ты здесь со мной?

– Он весь в наслаждении своим новым статусом бога, – с горечью ответил Виктор, проходя за ней через запертые двери и оглядывая потолок в поисках красной лампочки записывающего устройства. – Послушай, тебе всего-то надо отключить меня с помощью электричества. А потом включить обратно. Остальное обеспечит таблетка.

– Виктор, я изучаю ток и воздействие наведенных полей на приборы, а не на людей.

– Тело – это механизм, – негромко сказал он.

Анджи завела его в одну из электротехнических лабораторий и включила рубильник. Половина ламп загорелась. Вдоль одной из стен стояло оборудование – разнообразные устройства. Часть казались медицинскими, часть – техническими. В комнате было множество столов – длинных и узких, но достаточно больших, чтобы разместить на них тело. Он почувствовал нерешительность стоящей рядом Анджи.

– Это надо спланировать, – сказала она. – Дай мне пару недель, и, наверное, я смогу модифицировать кое-какие приборы…

– Нет, – возразил Виктор, шагая к устройствам. – Это должно произойти сегодня.

Она явно ужаснулась, но он не дал ей возможности протестовать: подхватил уже использованную ложь и развил ее.

– Та таблетка, о которой я тебе сказал… я ее уже принял. Она как выключатель, и ее действие зависит от того, в каком состоянии находится организм. – Он посмотрел ей прямо в глаза, мысленно молясь о том, чтобы она разбиралась в гипотетических компонентах адреналина гораздо хуже, чем в электрических цепях. – Если я не сделаю этого в ближайшее время, Анджи, – тут он для убедительности поежился, – то вещество меня убьет.

Она побледнела.

Он затаил дыхание.

Телефон снова завибрировал.

– Сколько осталось? – спросила она.

Он шагнул к ней так, чтобы одно колено у него чуть не подогнулось от вымышленного напряжения. Поморщившись, он удержался, ухватившись за край стола, и поймал ее взгляд. Вибрация мобильника в кармане прекратилась.

– Минуты.

* * *

– Это безумие, – снова и снова шептала Анджи, помогая привязывать ноги Виктора к столу.

Даже сейчас, когда приборы вокруг них загудели, просыпаясь, а она деловито приматывала его щиколотки резиновой лентой, он боялся, как бы она не отступила, и потому согнулся в притворной боли, пытаясь свернуться калачиком.

– Виктор! – окликнула она его. – Виктор, ты как?

В ее голосе звучали боль и паника, и ему пришлось бороться с желанием остановиться, успокоить ее и пообещать, что все будет хорошо.

Вместо этого он кивнул и сквозь сжатые зубы прошипел:

– Быстрее.

Она поспешно завязала узлы и показала ему покрытые резиной перекладины, на которые можно было пристроить руки. Ее ореол рыжих волос всегда казался наэлектризованным, но сегодня кудри окружили ее щеки. Виктору казалось, что благодаря этому она выглядит незабываемой. Прекрасной. В день их первой встречи она выглядела именно так. Тогда было довольно жарко для сентября, и лицо у нее покраснело, а из-за влажности волосы стали непослушными. Он оторвался от учебника и увидел ее, стоящую у входа в МОЗЛ с какой-то папкой, прижатой к груди. Она оценивающе осматривала помещение. Одинокая, но спокойная. А потом ее взгляд упал на Виктора, сидящего за столом с учебником, – и ее лицо просветлело. Не просияло в полную силу, но явно осветилось. Она прошла через зал и без разговоров устроилась напротив него. В тот первый день они даже не разговаривали. Просто провели какое-то время в общем пространстве. Позже Анджи говорила, что они находятся на сходных частотах.

– Виктор!

Ее голос заставил его вернуться назад – на холодный лабораторный стол.

– Я хочу, чтобы ты знал, – заявила она, начиная закреплять датчики у него на груди, – что я никогда и ни за что тебе этого не прощу.

Он вздрогнул под ее прикосновениями.

– Знаю.

Он сбросил пиджак и рубашку на стул, а содержимое карманов брюк лежало на столе. Рядом с ключами, бумажником и пропуском лаборатории домедицинской подготовки лежал его мобильник с отключенным звонком. Индикатор яростно мигал, вспыхивая то голубым, то красным, то снова голубым, сообщая о телефонных вызовах и текстовых сообщениях.

Виктор мрачно улыбнулся. «Поздно, Эли. Теперь моя очередь».

Анджи стояла у какого-то прибора, скусывая ногти с одной руки. Вторая лежала на переключателях. Сам аппарат жужжал, завывал и мигал. Это был незнакомый Виктору язык, который его пугал.

Ее взгляд зацепился за что-то, что она взяла, вернувшись к нему, – полоска резины.

– Ты знаешь, что делать, – сказал Виктор, изумляясь своему спокойному голосу. Под кожей у него все тряслось. – Начни с небольшой мощности и прибавляй.

– Включить и выключить, – прошептала она и поднесла резину к его губам. – Зажми в зубах.

Виктор в последний раз глубоко вздохнул и заставил себя открыть рот. Полоску он прикусил, пальцы сжал на перекладинах. Он справится. Эли оставался под водой. Виктор тоже сможет.

Анджи вернулась к аппарату. Их взгляды встретились, и на мгновение все остальное исчезло: лаборатория, гудящие приборы, существование ЭО, Эли и годы, которые прошли с тех пор, как Виктор с Анджи вместе пили молочный коктейль, – и он просто был счастлив тем, что она на него смотрит. Видит его.

А потом она закрыла глаза и повернула ручку на один щелчок, и единственным, о чем он смог думать, была боль.

* * *

Виктор упал на стол в холодном поту.

Он не мог дышать.

Он шумно вдохнул, ожидая паузы, мгновения, чтобы прийти в себя. Ожидая, что Анджи передумает, остановится, отступит.

Но Анджи повернула ручку снова.

Позывы на тошноту сменились потребностью заорать, и он прикусил резиновую полоску с такой силой, что испугался, как бы не сломались зубы. И все-таки вырвался стон, и он подумал, что Анджи должна была его услышать и уж теперь-то отключит аппарат, но ручка двинулась снова.

И снова.

И снова.

Виктору показалось, что он сейчас вырубится, но раньше, чем это случилось, ручка повернулась, и резкая боль вернула его в сознание и на стол, и в комнату – и он не смог сбежать.

Боль удерживала его на месте.

Боль связывала его, простреливая каждый нерв в каждой части тела.

Он попытался выплюнуть резину, но не смог открыть рот. Челюсти свело.

Ручка повернулась.

Каждый раз Виктору казалось, что шкала закончилась, что боль не может стать еще сильнее, но она становилась, становилась и становилась. Виктор слышал, как орет, несмотря на по-прежнему зажатую в зубах резину, и ощущал, как рвется каждый нерв в его теле – и хотел, чтобы это прекратилось. Он хотел, чтобы это ПРЕКРАТИЛОСЬ.

Он умолял Анджи, но словам мешала полоска резины и очередной поворот переключателя – и звуки, похожие на растрескивающийся лед, рвущуюся бумагу и радиопомехи.

Темнота вокруг него мигала, и он желал ее, потому что она принесла бы прекращение боли, но он не хотел умирать и боялся, что темнота – это смерть, и потому резко отшатывался от нее.

Он чувствовал, что плачет.

Переключатель повернулся.

Пальцы, сжимавшие перекладины, болели – судорогой их свело так, что не оторвать.

Переключатель повернулся.

Он впервые в жизни пожалел, что не верит в Бога.

Переключатель повернулся.

Ему показалось, что сердце пропустило удар – забуксовало, а потом сжалось два раза подряд.

Переключатель повернулся.

Он услышал предупреждающий писк аппарата – и сигнал тревоги.

Переключатель повернулся.

И все прекратилось.

XXII

Два дня назад

Отель «Эсквайр»

Сидни заметила, как морщины на лице у Виктора стали глубже. Наверное, он видел сон.

Время было позднее. Ночь за огромными окнами стояла темная, вернее – настолько темная, насколько это вообще возможно в таком большом городе. Она встала, потянулась и уже собралась пойти лечь, когда увидела бумажный лист – и вся похолодела.

На диване рядом с Виктором была развернута статья. Сначала ее внимание привлекли густые черные линии, но взгляд задержался на фотографии под текстом. У Сидни пережало грудь, резко и больно, так что дышать стало нельзя. Ощущение было такое, словно она тонет – опять: Серена окликает с веранды, у нее на сгибе руки в зимнем пальто корзинка для пикника, она говорит, чтобы Сид поторопилась, а то весь лед растает… а он и тает под хрупкой коркой наста и снега… но когда она зажмуривается, то вокруг нее смыкается не полузамерзшая вода озера, а воспоминание об этом поле год спустя. Участок замерзшей травы, труп – и ободрения сестры, а потом звук выстрела, эхом ударивший по ушам.

Два разных дня, две разные смерти наложились друг на друга и стали сливаться. Она заморгала, прогоняя оба воспоминания, но снимок по-прежнему остался на месте, уставившись на нее, – и она не могла оторвать от него глаз. И не успела она опомниться, как протянула руку, мимо Виктора, к газете с улыбающимся мужчиной на странице.

Все произошло стремительно.

Пальцы Сидни сомкнулись на газетной странице, но когда она стала забирать лист, то случайно коснулась предплечьем колена Виктора и не успела сменить позу или отпрянуть, как он резко сел с открытыми, но пустыми глазами, крепко стиснув ее хрупкое запястье. Без предупреждения боль метнулась вверх по ее руке и пронзила худенькое тело, обрушившись на нее волной. Это было страшнее, чем утонуть, страшнее, чем получить пулевое ранение, страшнее всего, что она когда-либо испытывала. Казалось, каждый нерв ее тела разрывается, и Сидни сделала единственное, что ей оставалось.

Она завизжала.

XXIII

Десять лет назад

Локлендский университет

Боль снова за ним последовала, и Виктор очнулся с воплем.

Анджи возилась с его руками, стараясь отцепить от перекладин. Он резко сел, хватаясь за голову. Почему электричество все еще не отключено? Боль била волной, стеной, крушила ему мышцы и сердце. От нее рвалась кожа. Анджи что-то говорила, но Виктор сквозь мучительную боль ничего не слышал. Он сложился пополам, глотая очередной крик.

Почему боль не перестает? ПОЧЕМУ ОНА НЕ ПЕРЕСТАЕТ?

А потом резко, словно от поворота рубильника, боль исчезла, и Виктор остался, ничего не чувствуя. Аппараты были отключены, огоньки, разбросанные по их поверхностям, погасли. Анджи продолжала говорить, ее пальцы скользили по его коже, отстегивали крепления на лодыжках, но Виктор ее не слышал: уставившись на свои руки, он пытался разобраться с внезапной опустошенностью – словно электричество выжгло ему нервы, оставив только пустые оболочки.

Пустые.

«Куда она девалась? – пытался сообразить он. – Не вернется ли снова?»

Во внезапном отсутствии боли он попытался вспомнить, как она ощущалась, вызвать это чувство, хотя бы его тень, и тут словно щелкнул выключатель, и энергия вернулась, потрескивая в воздухе, как радиопомехи. Он услышал шелест воздуха, а потом – крик. Секунду он не понимал, откуда исходит звук, но боль была теперь снаружи Виктора, вне его – гудела на коже, не касаясь ее.

Замедленно, оглушенно он попытался понять происходящее. Ничего не болит – тогда кто же кричит? А потом на лабораторный пол у его стола рухнуло тело, и прорехи между его мыслями схлопнулись, и он резко пришел в себя.

Анджи. Нет!

Виктор спрыгнул со стола и увидел, как она корчится на полу, продолжая вопить от боли. Он подумал: «Стоп!» – но электрический гул в комнате продолжал нарастать вокруг него. «Стоп!»

Она схватилась за грудь.

Виктор попытался помочь Анджи, но, когда он до нее дотронулся, она заорала еще громче, и он отшатнулся, ощущая недоумение и панический страх. «Гул!» – подумал он. Его надо было отключить. Он закрыл глаза и попытался представить гул в виде переключателя, попытался вообразить, будто настраивает какое-то невидимое устройство. Он попытался ощутить себя спокойным. Оцепеневшим. И даже удивился, насколько легко оно пришло к нему посреди хаоса – спокойствие. А потом он заметил, какая ужасающая тишина воцарилась в комнате.

Он открыл глаза и увидел Анджи, распростертую на полу, голова откинута, глаза открыты, рыжие волосы облаком окружают лицо. Гул утих до еле слышного перезвона, а потом и вовсе замолк, но все равно было уже слишком поздно.

Анджи Найт была мертва.

XXIV

Два дня назад

Отель «Эсквайр»

В гостиничной комнате царили боль, шум и хаос.

Виктор очнулся, застряв между университетской лабораторией и номером в отеле. Крик Анджи у него в голове, и крик Сидни – в ушах. Сидни? Но девочки нигде не было видно, а его притиснул к дивану Митч, чье тело заметно сотрясалось от усилий, но не сдвигалось с места, а вокруг них стоял гул.

– Отключай! – тихо рыкнул Митч.

Виктор окончательно проснулся. Он прищурился, гул смолк, и Митч моментально расслабился, а все признаки боли исчезли. Он отпустил плечи Виктора и перевалился в кресло.

Виктор тихо вздохнул, успокаиваясь, и медленно провел рукой по лицу и волосам, а потом посмотрел на Митча.

– Ты в норме? – спросил он.

На вид Митч был усталый и угрюмый, но целый. Виктор знал, что, когда ему снятся кошмары, окружающие неизменно страдают.

– В полном порядке, – ответил Митч, – но вот насчет нее не уверен.

Он указал на фигурку в мешковатом костюме, и Виктор перевел взгляд на Сидни. Та сидела на полу, ошеломленная. Он отключил им нервы, как только сообразил, что происходит, – или, по крайней мере, притупил их чувствительность настолько, насколько это было безопасно, так что физически с ней должно было быть все нормально. Однако она действительно выглядела потрясенной. Он ощутил под ребрами укол стыда – чувство, от которого за десять лет тюрьмы совершенно отвык.

– Извини, – негромко сказал он.

Он протянул было руку, чтобы помочь ей встать, но в последнее мгновение одумался. Вместо этого встал и направился в сторону ванной.

– Митч, – бросил он себе за спину, – проследи, чтобы она отправилась в кровать.

И с этими словами он закрыл за собой дверь.

XXV

Десять лет назад

Локлендский университет

Виктор не реанимировал Анджи. Даже не пытался. Понимал, что должен был бы – или должен был бы хотеть, – но ему меньше всего нужно было оставлять дополнительные свидетельства своего присутствия на месте преступления. Он судорожно сглотнул, содрогаясь как от своей способности быть настолько рассудочным в подобный момент, так и от самого этого термина. Место. Преступления. И потом – он ощущал, что она умерла. Никакого заряда. Никакой энергии.

И он сделал единственное, что пришло в голову. Он позвонил Эли.

– Где тебя черти носят, Вейл? – В трубке послышался хлопок автомобильной двери. – Если ты решил, что это дерьмо смешно…

– Анджи мертва.

Виктор сам не знал, скажет ли об этом, но слова сформировались и вылетели прежде, чем он успел их поймать. Он ожидал, что они расцарапают ему горло, застрянут в груди, но они хлынули беспрепятственно. Он понимал, что ему следовало бы паниковать, но чувствовал себя оцепеневшим – и это оцепенение придавало спокойствия. Он попытался понять, было ли оно последствием шока, это самообладание, которое теперь к нему пришло, которое так легко удалось призвать, когда Анджи умирала у его ног? Или это было нечто другое? Он слушал молчание в телефонной трубке, пока Эли его не нарушил.

– Как? – прорычал Эли.

– Это был несчастный случай, – сказал Виктор, передвигая трубку так, чтобы можно было надеть рубашку обратно. Ему пришлось обойти тело Анджи, чтобы до нее добраться. Он не стал смотреть на труп.

– Что вы делали?

– Она помогала мне с проверкой. У меня появилась идея, и она сработала, и…

– Что ты имеешь в виду, говоря «сработала»?

Голос Эли стал ледяным.

– Я имею в виду… имею в виду – на этот раз все получилось.