Текст книги "Вампиры не стареют: сказки со свежим привкусом"

Укусы и кровь,
или Почему вампиры сосут?
Зорайда Кордова
и Натали С. Паркер

Давайте признаем: вампиры – комары сверхъестественного мира. Они прячутся в темных местах, передвигаются совершенно незаметно и, когда вы меньше всего этого ожидаете, кусают вас. Кровососущие мифические существа появляются в сказаниях всего мира, от древней вавилонской богини Ламашту, поглощавшей кровь и плоть детей, до индийских сказок об оборотнях-ракшасах и веталах – наполовину людях, наполовину летучих мышах. Так почему же вампиры пьют кровь? Всё просто: кровь – это жизнь. Она необходима живым… и мертвым. Есть причина, по которой «договор, подписанный кровью», называется именно так. Как в земном мире, так и в магическом, кровь – это всё. В рассказе Ребекки Лукас должен принять участие в кровавом ритуале, чтобы стать одним из Парней Кровавой реки. Он должен сделать выбор и принести жестокую жертву. Чтобы стать вампиром, Лукас должен отнять то, что ему не принадлежит.

А что вы могли бы принести в жертву, чтобы жить вечно?

Выпускной класс – отстой
Джули Мёрфи

Суитуотер, штат Техас, наиболее известен своими энергосберегающими ветряными турбинами, стоящими вдоль автомагистрали I-20 между Форт-Уэртом и Одессой. А также Фестивалем гремучих змей – это событие посвящено измерению, взвешиванию, доению, обезглавливанию и свежеванию змей. У нас даже есть конкурс на звание Мисс Заклинательница змей, где каждая участница должна, помимо прохождения привычных для конкурсов красоты испытаний, обезглавить змею. Тетя Джемма считает, что этот фестиваль неоправданно жесток, а мама говорит, что жестокость – единственный способ выжить в таком месте, как Суитуотер. В нашем маленьком городке не всё так просто, как кажется на первый взгляд.

Кроме гремучих змей, на самом деле мы должны были бы быть известны тем, чего вы никогда о нас не узнаете, и на то есть одна простая причина: женщины моей семьи просто чертовски хороши в том, чем занимаются. Мы, по сути, как те люди, что спасают мир, когда мир даже не знает о том, что его надо спасать. Ядерная война. Политические убийства. Враждебные пришельцы из космоса. Кто-то, работающий где-то над усилением защиты, чтобы спасти мир, пока остальные живут в блаженном неведении, уткнувшись в свои электронные гаджеты.

Дело, в котором так хороша моя семья, – убийство тех, о чьем существовании великие люди Суитуотера даже не знают. Бессмертных. Кровососов. Детей ночи. Вампиров.

Каждый год во время фестиваля мы видим кучу протестующих, кричащих об издевательствах над животными и вымирании гремучих змей. И это довольно неприятная ситуация, если задуматься. Гремучие змеи – маленькие твари, конечно же, но они ведь не выползают на наши улицы ночью, охотясь на людей, как некоторые вампиры, которых я встречала. Как насчет вымирания вампиров? Ну, это как название маминой любимой песни: «Сладкие мечты»[4]4
  «Sweet Dreams (Are Made of This)» – песня британского поп-дуэта Eurythmics.


[Закрыть]. Один вампир за раз.

Меня зовут Джолин Крэндалл, и я самая молодая из охотников на вампиров в Суитуотере, штат Техас. Когда мне было тринадцать лет, я поклялась своей жизнью защищать этот неприветливый городок. Пока вампиры чудесным образом не вымрут. Я могла бы посвятить этому вопросу всю оставшуюся жизнь, но в моей клятве не было ни слова о том, что я не могу стать участницей команды по чирлидингу. Берегись, Баффи.

– Готовы? Смелей! – кричу я в мегафон. – Хэй! Хэй! Мустанги! В бой! В бой! В бой! Повторяйте за мной!

Пусть это и банально, но я мало что люблю больше, чем выступать, выкладываясь на двести процентов, в поддержку команды морозной ноябрьской ночью под звездным техасским небом в каком-нибудь городе, где в эту ночь, в этот момент происходит самое важное событие за всю неделю. Короткие разлетающиеся юбки, хруст листьев у нас под ногами, безостановочное движение, чтобы отогнать холод. Эта исступленная энергия, которой мне бы хотелось наполнить бутылку в качестве напоминания на все те дни, когда единственное мое желание – сбежать из этого места и от этой жизни. Мама всегда говорит: чтобы по-настоящему что-то любить, надо это самую толику ненавидеть.

Позади меня команда выполняет построение, я оставляю мегафон рядом с помпонами и отступаю назад, чтобы занять свое место в основании пирамиды.

– Хэй! Хэй! – снова кричу я, толпа вторит мне, оркестр отбивает ритм.

Я делаю выпад вперед, и Кэрили, миниатюрная белая девушка, встает на мои толстые рябые бедра. Один за другим чирлидеры поднимают ее всё выше и выше.

Я та, кого некоторые люди назвали бы мясистой или жирной. Мое тело не подтянутое и стройное, какого большинство людей ожидают от охотников-убийц. Я пышнотелая белая девушка с округлыми бедрами и почти полным отсутствием груди. Моя задница досталась мне от папы, а он свою унаследовал от мамы. Я этакая рама, из которой получается отличная база для пирамиды, и мой удар ногой с разворота – серьезное оружие. Как оказалось, охотникам на вампиров необязательно быть толстыми, худыми или какими-то еще, когда они способны отвесить солидного пинка.

Моя команда снова и снова повторяет кричалку, пока Кэрили не делает той-тач[5]5
  Прыжок с максимальным разведением рук и ног в стороны.


[Закрыть] и не приземляется на колыбель из рук.

– Мустанги, впереееееед! – кричим мы.

– Кажется, исход игры уже предрешен, – объявляет диктор через громкоговорители. – Очередная победа «Бульдогов» у себя дома.

Вся толпа на трибунах для болельщиков гостевой команды перед нами начинает стонать.

Пич, стоящая рядом со мной, громко выдыхает.

– Ну что в этом такого сложного? – кричит она на футбольную команду. – Что? Мы здесь выполняем смертельно опасные в прямом смысле трюки в воздухе, а ваша единственная задача – гонять мяч по полю. И всё!

Пич моя лучшая подруга – низкорослая кореянка с выкрашенными в блонд волосами и острым, как бритва, языком. В прошлом году она заявилась на фестиваль в костюме окровавленной змеи и кричала о жестоком обращении с животными всем, кто мог ее услышать, пока шериф не выдворил ее с территории. Она единственная, кто в курсе, что моя семья отличается от других. Правда, она не знает, в чем именно. Я обвиваю рукой ее плечо.

– Ну, зато мы всё еще самые совершенные существа в кампусе.

Она смеется.

– Ага. Безоговорочно!

Лэндри скрещивает руки на груди над эмблемой «Мустангов», нанесенной на его красно-белую форму чирлидера.

– Ага. Мне нравится мысль, что футбольная команда Суитуотера работает у нас на разогреве. Все знают, что эти помпоны – настоящие любимцы публики. – Он шлепает себя по обеим ягодицам, чтобы ни у кого не осталось вопросов, про какие именно помпоны он говорит.

Уэйд Томас, белый парень с накачанной грудью, оборачивается на нас со скамейки футбольной команды.

– Вы ведь знаете, что мы вас слышим, да? – говорит он.

– И это хорошо, – говорит Пич. – Всё, что вам всем нужно, чуть больше настоящих разговоров и чуть меньше людей, радостно дующих вам в попу.

Уэйд играет бицепсами и подмигивает.

– И этими губами ты целуешь свою маму, Пич?

– Всех, кроме тебя, – пропевает она.

На табло горит счет: «Гости: 11 Хозяева: 48». Только одно может наводить тоску еще сильнее – наблюдать, как тетя Джемма пытается приготовить ужин изо всех остатков, что накопились из того, что мы заказывали на протяжении недели.

– Вы были близко, парни! – кричит кто-то из толпы.

Я закатываю глаза. Близко? Почему все так беспокоятся о том, чтобы наградить парней типа Уэйда за то, что они делают самый минимум? Хотите знать, кто и вправду был близко? Скитающаяся вампирша, ужином которой на прошлой неделе едва не стал этот самый Уэйд во время одиночной смены на заправочной станции его отца. Большой, сильный Уэйд, просидевший на скамье последние две недели, но чье эго по-прежнему размером с трактор. Ну, он и понятия не имел, как близок был к тому, чтобы стать очередным мешком с кровью.

Однако то, что я спасла Уэйда, нисколько не улучшило ситуацию, потому что я не убила эту странницу, а три дня спустя тетя Джемма обнаружила в пруду на окраине города троих водителей грузовиков с разодранными горлами.

– Так, вы все, загружаемся! – кричу я остальным членам своей команды.

– Принято, Кэп, – отвечает Лэндри, и несколько девчонок из команды-соперника свистят ему. Лэндри горячий. Горячий не только для захолустья где-то в Техасе, а по-настоящему горячий. Это бисексуальный красавчик шести футов ростом с очень смуглой кожей и тугими и гладкими афрокосичками. От него не может отвести глаз весь мир, но он в последнее время не сводит глаз только с Пич – еще бы она это заметила.

Мы все собираем наши знаки, помпоны, спортивные сумки. Уже в автобусе я натягиваю под юбку треники и надеваю толстовку.

– Эй, Кэрили, – кричу я в темном автобусе. – Отличный той-тач!

– Да! – вторят мне еще несколько людей.

– Спасибо вам всем, – отвечает высокий голосок девятиклассницы с задней части автобуса.

Мисс Гарза устраивается в первом ряду со своей лампой для чтения и книгой, пока наш автобус громыхает по дороге.

Я сижу одна, а Пич и Лэндри – через проход от меня, оба пялятся в телефон Пич, на котором включено видео ее любимого бьюти-блогера с подробностями ее весьма неприятного и весьма публичного расставания.

Я никогда не узнаю, каково это – не подозревать о существовании вампиров и о необходимости их бояться, но в такие моменты, как этот, я ближе всего к блаженному неведению. В этом автобусе я не отвечаю за жизни всех людей в радиусе десяти миль. В этом автобусе мы летим по дороге быстрее любого вампира. Я обожаю безопасность этого автобуса, когда мы едем домой поздно вечером после очередной выездной игры, и я могу ослабить бдительность.

Даже если бы я захотела уклониться от своих обязанностей в Суитуотере, моя анатомия мне бы этого не позволила. Вампиры запускают во мне какую-то реакцию. Мой внутренний свист, каким подзывают собак. Это как когда ты знаешь, что забыл что-то, но не знаешь, что именно, или как то чувство, когда ты просыпаешься среди ночи, понимая, что не написал работу, которую тебе завтра сдавать. Вся эта энергия накапливается внутри меня, и я не могу найти покой, пока не выпущу ее. Внезапно каждый обескураживающий час тренировок с мамой и тетей Джеммой перещелкивает внутри меня, и все остальные желания и заботы испаряются, оставляя во мне одну лишь цель: защитить Суитуотер.

Но здесь, в этом желтом школьном автобусе, несущемся по фермерским дорогам, это чувство исчезает. Ни единого кровососа в зоне видимости.

Никто не знает, что появилось первым: Дом воскрешения неупокоенных душ или город Суитуотер. Или, возможно, город Суитуотер был основан группой неупокоенных душ. В любом случае правила просты: они не покидают территорию Дома воскрешения, и моя семья позволяет им продолжать использовать их чары для прикрытия в качестве Пятидесятнического приюта для молодежи на окраине города. Это не идеальный компромисс, но он успешно работал на протяжении более ста лет.

Мне нравится считать это место домом временного проживания или центром реабилитации для вампиров, где кровососы учатся контролировать себя и пить кровь из пакетов от частных доноров. Единственная проблема этого рехаба – туда приходят и уходят только три вида вампиров. Первые – это воспитанные вампиры, которые проходят через Суитуотер после успешного пребывания в Доме. Вторые – это вампиры, которые направляются в Дом и ищут последнюю живую, дышащую дозу. Третьи – это те, кто приходит в Дом воскрешения, но не находит покоя и выходит оттуда еще хуже, чем был.

Автобус грохочет по гравию на обочине, меня встряхивает, и я просыпаюсь, только в этот момент понимая, что всё это время я то и дело погружалась в сон. Автобус останавливается.

– Похоже, это автобус группы поддержки из Суитуотера, – говорит мисс Родос, выглядывая в водительское окно и указывая на припаркованный впереди автобус с включенными аварийками.

Чувство накрывает меня, словно кирпичная стена. Адреналин. Что бы ни было в этом автобусе, ничего хорошего ждать не следует. И у меня такое чувство, что там все или мертвы, или бессмертны.

Мисс Гарза встает.

– Наверно, он сломался. Может, нам удастся избавить их от необходимости высылать еще один автобус.

Мисс Родос давит на рычаг, пневматическая дверь со скрипом поднимается, открывая непроглядную темень поля вдоль дороги.

Я вскакиваю на ноги.

– Подождите.

Вся команда смотрит на меня. Это не первый раз, когда я появляюсь в центре толпы, кричу «Стойте!» или пытаюсь как-то еще привлечь внимание. Если вы спросите горожан, люди даже расскажут вам, что женщины Крэндалл «исключительные в особом плане, но при этом и мухи не обидят». (Предположительно.) Но в нас нет ничего исключительного, кроме того, что мы знаем о происходящем под носом у смертных больше, чем должен знать любой человек.

– Я, эм, пойду с вами, – в смысле, ну правда, что мисс Гарза будет делать при встрече с вампиром? Бросит ему в клыки свой любовный роман с разрывающимся корсажем на обложке? Ага, это вряд ли.

Мисс Гарза отмахивается от меня:

– Джо, оставайся в автобусе. Ты и вправду думаешь, я позволю ученикам выйти из автобуса на обочину дороги непонятно где? Нет уж, мэм!

Она сбегает вниз по ступенькам прежде, чем я успеваю ответить ей.

Я иду к передней двери автобуса и нависаю над ступеньками. На каждую выездную игру город отправляет один школьный автобус с болельщиками, на котором написано: «Группа поддержки». Чтобы поехать на этом автобусе, необязательно быть учеником школы. Черт, да для этого, наверно, даже не надо предъявлять документы. В конце концов, Суитуотер – такое место, где каждое лицо тебе знакомо. Так что, по сути, в этом автобусе может быть кто угодно и что угодно.

– Отойди назад. Ты слышала, что сказала учительница, – говорит мисс Родос.

– Да, да, да, – бормочу я. Будем надеяться, что я быстрее того, что ждет меня в этом автобусе.

Затаив дыхание, я смотрю, как она идет по обочине. Если бы мы только были чуть ближе, наши фары светили бы чуть дальше, и я смогла бы разглядеть, что, черт побери, там находится.

Слишком тихо. Есть одна вещь, характерная для людей: где есть люди, там есть шум. Вампиры, так как их жизнь растягивается на долгие промежутки времени, тоскуют по тому, что позволяет скоротать это время. Тишина. Темнота. Для людей же сила в количестве. Намек, намек, мисс Гарза.

Когда мисс Гарза стучит в дверь другого автобуса, я отключаюсь от всех звуков вокруг меня и сосредоточиваюсь на ней. Не заходи в автобус, не заходи в автобус, не заходи в автобус.

Она заходит в автобус. Конечно же, она заходит.

Да ладно, леди.

Я решаю сосчитать до десяти. Так поступают разумные люди. Они считают до десяти. Один, два, три, четыре – к чертям всё это. Я сбегаю по ступенькам вниз и мчусь к другому автобусу, ожидая найти милую, наивную мисс Гарза в луже ее собственной крови, а также склонившегося над ее бездыханным телом вампира.

Я взбегаю по ступенькам, и мисс Гарза вскрикивает, потому что я застаю ее врасплох. Я тут же встаю перед ней.

Оглядываюсь вокруг, но… не вижу ни единой капли крови.

– Джо, я же просила тебя остаться внутри, – любезно, сквозь сжатые зубы выдавливает она, отталкивая меня локтем, чтобы пройти вперед.

– Я просто… – пришла спасти вашу жизнь, едва не говорю я, но потом вдруг замечаю, что автобус наполовину заполнен болельщиками «Мустангов», и большинство из лиц мне знакомо.

– О, хвала небесам! – говорит мистер Буффорд, спонсор автобуса группы поддержки. – Мисс Гарза предложила нам всем пересесть в автобус команды по чирлидингу. Включая тебя, Дейдра! – говорит он водителю.

Из задней части автобуса доносятся ликующие возгласы.

– Город отправит техпомощь завтра утром, – продолжает он. – А сейчас, пожалуйста, трижды проверьте свои личные вещи. Мы не будем возвращаться за чьими-то телефонами или рюкзаками.

Ну, теперь я чувствую себя просто до крайности неловко. Но всё равно не могу избавиться от своего ощущения. Я окидываю взглядом всех присутствующих, но здесь слишком темно, чтобы заметить кого-то постороннего.

Когда мы загружаемся в наш автобус, я сажусь на свое сиденье, и так как теперь нас намного больше, нам приходится рассаживаться по двое. Почти все пассажиры другого автобуса находят себе места, не вынуждая меня освободить кресло рядом с моим, пока мисс Гарза не восклицает:

– А, вот! Альма, ты можешь сесть рядом с Джолин.

Высокая худая девушка со слегка смугловатой кожей и шелковистыми черными волосами, заплетенными в рыбий хвост на половину длины, садится рядом со мной. Ее кожа касается моей, и я со свистом втягиваю воздух. Те же чары, что защищают от смертных Дом воскрешения, скрывают ее острые клыки за идеальной во всем остальном улыбкой. Еще один бонус моей работы: на меня не действуют чары.

Когда я была ребенком, рядом с городом была маленькая церковь, занимавшаяся укрощением змей. Ну, знаете, это такие придурки, считающие отличной идеей перебрасывать змей туда-сюда, чтобы показать, что бог защитит их от укусов. Конечно, может, бог и существует, и, возможно, он действительно защищает людей, но я не думаю, что где-то в Библии говорится о защите идиотов. Однажды вечером мама и тетя Джемма отправились туда, чтобы оценить ситуацию, и я помню, как услышала их разговор, когда они сидели на кухне.

– Это был какой-то кошмар, – сказала мама. – Словно мы смотрели на толпу ничего не подозревающих людей, танцующих на краю обрыва.

И именно такое ощущение у меня прямо сейчас, в то время как мисс Гарза наклоняется к нам из прохода, а мисс Родос заводит двигатель.

– Джо, это Альма. Она только недавно приехала в Суитуотер. Я сама познакомилась с ней только вчера на четвертом уроке. Так ведь, Альма?

– Да, мэм, – любезно отвечает девушка.

– Добро пожаловать в Суитуотер, – произношу я, выплевывая каждый слог.

– Какой… теплый прием, – отзывается Альма. Мисс Гарза садится рядом с мистером Буффордом.

Когда мы трогаемся и шум дороги становится достаточно громким, чтобы заглушить наши голоса, я поворачиваюсь к ней:

– Я должна убить тебя.

Она смеется.

– Что, прости? – произносит она. – Где твои манеры?

– Ты меня слышала. – Она прикидывается скромницей, но на самом деле точно знает, кто я. Инстинкты, дарованные мне свыше, работают в обе стороны.

– Осмотрительность, – говорит она. – Разве это не один из столпов для вас, охотники? Я уверена, что, кого бы ты ни называла своим боссом, он не придет в восторг, узнав, что ты убила одну из нас в желтом школьном автобусе, набитом смертными.

– Ты из Дома воскрешения, – делаю я вывод. – Уезжаешь или только приехала?

– Откуда ты знаешь, что я не просто проезжала мимо? Может, я медленно прокладываю себе путь до Лос-Анджелеса?

Я усмехаюсь.

– Ага, в автобусе группы поддержки старшей школы Суитуотера?

Она раздраженно фыркает, откидываясь на спинку сиденья в такой совершенно человеческой и знакомой манере, что мне становится не по себе. Эта штучка привыкла быть человеком, и у меня внутри всё сжимается от чувства вины, пока я размышляю, каким человеком она могла быть.

– А может, я просто соскучилась по жизни среди людей? Может, я просто хочу стать на один вечер обычным подростком? – Ее голос звучит так по-девичьи.

На мгновение между нами повисает тишина, прежде чем я издаю нервный смешок. Я не нервничаю из-за нее. С чего бы мне нервничать? Я никогда не нервничала из-за вампира.

И всё же я не думаю, что когда-либо обменивалась с вампиром больше, чем пятью словами. И определенно не с таким… прелестным. Я качаю головой. Прелестный вампир. Ага, как же.

Она смотрит на меня пронизывающим ясным взглядом.

– Ух ты, – сдерживая дыхание, говорит она, и выражение ее лица слегка меняется. – Ты и вправду думаешь, что мы все жадные до крови монстры? Не все из нас беснуются в городах, словно толпа парней-подростков в Интернете без родительского контроля.

– Но тебе же для жизни нужна человеческая кровь, так ведь? Так. Конец. Кроме того, ты явный нарушитель соглашения Дома воскрешения.

– Тебе ведь нужна еда, чтобы жить, верно? Но ты не крушишь каждый продуктовый магазин в зоне видимости. У тебя есть приемы пищи. Ты ешь приготовленную еду. Для того, чтобы поесть, необязательно впадать в беспамятство. – Ее голос дурманит. Даже очаровывает. Но мне всё равно приходится сдерживаться, чтобы не ударить ее.

– Ты не единственная, кто хочет быть обычной девочкой-подростком, – произношу я, и моя бдительность потихоньку ослабевает. Кроме того, я в любом случае не могу убить ее на глазах у всех этих людей.

– Поэтому большой страшный охотник оказался капитаном команды по чирлидингу в коротенькой юбчонке? Она просто хотела быть нормальной девочкой?

– Как ты поняла, что я капитан?

– От тебя пахнет превосходством, – говорит она.

– Серьезно? – Надо признать, я пока еще много чего не знаю о вампирах.

Она издает мелодичный смешок, откидывая голову назад и выставляя напоказ свою длинную шею, на которую надет пластиковый тату-чокер, подобный тем, что продаются в моллах. Я помню, как украла упаковку с такими из магазина Claire’s, когда мы с Пич ездили на экскурсию в Даллас в средней школе.

– Не в буквальном смысле, – говорит она. – Но со стороны ты кажешься девушкой, которая либо возглавляет, либо вообще не участвует.

– Ух, – отвечаю я с искренним смехом. – Это даже слишком близко к правде.

– Ну, и к тому же у тебя на толстовке написано «Капитан».

Я опускаю взгляд на нашивку курсивом у себя над сердцем.

– Туше.

Она кладет руки себе на колени и закрывает глаза, становясь совершенно беззащитной.

Я ощущаю себя ученым-бихевиористом, и это мой единственный шанс изучить мой объект. Мимолетное мгновение.

– Можно задать тебе вопрос?

– Что будет, если я отвечу «нет»?

– Я всё равно спрошу.

– Конечно, спросишь, – говорит она.

– Сколько тебе на самом деле лет?

Она улыбается с закрытыми глазами.

– Что, если я скажу тебе, будто мне сотни – нет, тысячи лет? Получится отличная история, правда?

– Ты так и не ответила на вопрос.

Ее улыбка тает.

– Моему телу навсегда семнадцать. Тем не менее мне уже восемнадцать лет и сто восемьдесят четыре дня. Ты разочарована?

– Ну так. Вампир это вампир это вампир[6]6
  Отсылка к строке из стихотворения «Sacred Emily» американской писательницы Гертруды Стайн («Rose is a rose is a rose is a rose»).


[Закрыть].

– Охотник это охотник это охотник, – в ее голосе явно сквозит отвращение.

– Эй, я всё еще жива, – напоминаю я ей.

– Знаешь, я ведь тоже не просто проснулась однажды, решив стать вампиром. Меня вероломно лишили моей человеческой сущности. Я продолжаю жить так, как умею. – Она произносит это бесхитростно. Невинно.

Этого достаточно, чтобы на минуту заставить меня замолчать.

– Мне свою судьбу тоже особо выбирать не пришлось, знаешь ли. – И это правда. Хоть мне и неприятно признавать это, у нас с Альмой есть кое-что общее.

– Ты не кажешься особо расстроенной этим фактом. – Она вытягивает надо мной руку, и всё мое тело напрягается в защитной реакции. Я хватаю ее за предплечье, готовая разорвать его надвое. – Спокойно, котенок. Просто открываю окно.

Моя хватка ослабевает, она давит на ручку окна, морозный ноябрьский ветер вихрем врывается внутрь, и спертый автобусный воздух мгновенно свежеет. Альма глубоко втягивает его.

Прядь волос, выбившаяся из хвоста, скачет у меня перед лицом, и Альма вытаскивает из своей косы невидимку. Одним точным движением она приглаживает мою прядь назад, быстро перекручивает пальцем и закрепляет заколкой.

– Так скажи мне, милый охотник, если ты так предана своему делу, своей судьбе, зачем тратить время на команду по чирлидингу?

Я дотрагиваюсь до своих волос, где только что была ее рука, и у меня не сразу получается подобрать слова.

– Я всегда буду охотником. Пока не умру. Но эти четыре года старшей школы будут в моей жизни лишь однажды. Я ответила на твой вопрос. Теперь моя очередь. Ты мне так и не ответила. Дом воскрешения для неупокоенных душ. Ты только приехала или уезжаешь?

Она вздыхает.

– Быть создателем – всё равно что быть родителем. Стать им может каждый, но не каждому стоит это делать. Можно сказать, последний год был… учебным. Я услышала о Доме воскрешения и подумала, что, возможно, смогу найти здесь то, что ищу. А потом… – Она закрывает глаза и качает головой, словно понимая – то, что она собирается сказать, будет звучать странно. – А потом я увидела вашу школу и не смогла вспомнить, каково это – быть просто… подростком. Я отвлеклась. Но пусть твоя милая головка не волнуется, охотник. Следующая остановка: Дом воскрешения. Никаких промежуточных остановок. Клянусь честью девочки-скаута. – Она поднимает вверх три пальца, давая торжественное обещание.

Автобус сбрасывает скорость, когда мы въезжаем в город. Так как мы остановились забрать пассажиров из автобуса группы поддержки, футбольная команда уже давно разъехалась, и наша группа высаживается у школы последней. На парковке разрозненно стоят несколько машин.

– Никаких остановок, – говорю я Альме, не успевая хорошенько обдумать, стоит ли ее отпускать. – И будет лучше, если я тебя больше не увижу.

Она подмигивает мне, прежде чем выскочить из автобуса.

– Никаких остановок.

Альма исчезает прежде, чем я успеваю хотя бы посмотреть, в какую сторону она направилась, чтобы удостовериться, что никто из остальных случайно не пересечется с ней по дороге. Я сижу на капоте своей машины, наблюдая, как все медленно расходятся, пока мисс Родос не отъезжает от школы, направляясь на парковку для автобусов. Мисс Гарза говорит мне, чтобы я ехала домой, но дольше всех задерживаются Пич и Лэндри. Мы обсуждаем все яркие моменты этого вечера, а потом Лэндри наконец достает ключи от своей машины и предлагает Пич подвезти ее. Пич бросает на меня вопросительный взгляд и заставляет дать честное слово, что я напишу ей, когда доберусь домой. Когда-нибудь она получит от меня все ответы, которых заслуживает, но сейчас я очень ценю, что она считает меня обычной девушкой, которая должна бояться мужчин в ночи и всего остального, на что можно натолкнуться в темноте.

Когда они уезжают, я жду еще несколько минут, пытаясь распознать хоть какой-то признак присутствия Альмы, прежде чем достать из рюкзака ключи и открыть машину.

Мне не следовало ее отпускать. У меня не выходят из головы те три тела, что нашли мама и тетя Джемма. Если бы я только была быстрее или сильнее, чем та вампирша, что едва не заполучила Уэйда, еще трое людей были бы живы.

Стоя спиной к погруженной во тьму парковке, я вдруг ощущаю дуновение ветра на шее, резко оборачиваюсь и обнаруживаю меньше чем в дюйме от себя Альму. Свободные пряди волос развеваются у нее перед лицом, задевая мои щеки. Одним быстрым движением я хватаю ее рукой за шею и разворачиваю, пригвождая к своему вишнево-красному «Доджу Неону».

– Я же велела тебе ехать в академию. Без остановок. – Дергаю ее вперед и снова толкаю на машину, чтобы придать своим словам больше выразительности. Потом протягиваю руку через открытое водительское окно за деревянным колышком, который всегда лежит у меня в подлокотнике двери.

– Я не выполняю ничьих указаний, – шипит она, спокойно обхватывая мое запястье. Теперь я вижу в ней вампира. В позиции ее тела, в его готовности к драке. Она проводит языком по клыкам. – Кроме того, у меня есть к тебе предложение.

Я приставляю заостренный конец колышка к месту над ее грудной клеткой – месту, которое я так хорошо знаю.

– Я не веду переговоров с вампирами.

Она сглатывает, и ее горло перекатывается под моей ладонью.

– Дай мне выпускной год. Всё, чего я хочу, – это выпускной год, которого у меня никогда не было. Как только я получу диплом и сойду со цены, я сразу уеду. А если нет, охота открыта.

Я пристально всматриваюсь в нее в поисках подвоха.

– Почему именно выпускной год? Выпускной год – отстой. У тебя впереди целая вечность, чтобы снова и снова проживать выпускной год. Почему в Суитуотере?

– А ты попробуй пожить вечность в качестве ученицы одиннадцатого класса. Бесконечно мечтая стать выпускницей[7]7
  В США двенадцатый класс школы – выпускной.


[Закрыть]. – Она окидывает меня игривым взглядом, словно я вовсе и не собираюсь впихнуть кусок дерева в ее небьющееся сердце.

Ну, это и вправду звучит ужасно. Как мне кажется.

– Кроме того, мне нравится здесь. Мне нравятся… люди.

Я еще крепче сжимаю ее горло, и от дискомфорта ее глаза впервые широко распахиваются.

– Когда я пройду через ворота Дома воскрешения, я знаю… я изменюсь. Всё изменится. Сейчас я еще пока чувствую себя человеком. Но когда я окажусь там… среди таких же, как я… я больше не буду прежней. Я хочу пережить это, пока еще могу оценить. И если я почую вампира, пересекшего черту, ты узнаешь об этом первой.

– Если ты тронешь хоть одного человека до выпускного, мое слово обнулится и больше не будет иметь силы.

Она закатывает глаза:

– Ладно.

– Где ты собираешься брать кровь?

– Там же, где брала последние полтора года. В банках крови.

В Суитуотере только один банк крови. Ей придется быть осмотрительной.

– Выпускной год, – повторяет она. – Это всё, чего я хочу.

Мне так много нужно обдумать. Мама. Тетя Джемма. Запасы крови. Другие вампиры, проходящие через город. Но у меня в ушах звенят слова Альмы: «Меня вероломно лишили моей человеческой сущности. Я продолжаю жить так, как умею». Если бы рядом с Альмой оказался охотник, то сейчас она бы училась в обычном двенадцатом классе и понятия бы не имела ни о чем таком. Как Пич. Или как Лэндри.

Я убираю ладонь с ее горла и опускаю колышек. Всё ее тело расслабляется. Сжимая в одной руке колышек, я протягиваю другую, чтобы закрепить соглашение рукопожатием. У нас впереди тот еще цирк.

Альма берет меня за руку, но вместо того, чтобы пожать ее, тянет меня к себе, и наши губы оказываются так близко, что я могу попробовать на вкус ее вишневый блеск для губ.

– Давай лучше закрепим соглашение поцелуем.

Ее губы касаются моих, и через пару мгновений я бедрами снова вжимаю ее в машину, но уже по совершенно иным причинам, чем несколько минут назад. Ее руки обхватывают меня за талию и притягивают еще ближе.

Внутри меня бурлят эндорфины, словно конфеты-шипучки, брошенные в бутылку с колой, словно раздавшиеся точно ко времени аплодисменты в морозную ночь. Оказывается, целовать вампира может быть так же приятно, как и убивать его.