Текст книги "Дома стоят дольше, чем люди (сборник)"

– Как здоровье? – дружелюбно спросил Сабир.

– Не притворяйся шлангом, – ответила «цыганка».

– Как это? – не понял Сабир.

– Ты змея, которая притворяется шлангом.

– Я не змея. Я все прямо говорю, – ответил Сабир. Он понял, о чем речь.

– Ты пользуешься безвыходным положением человека.

– Она сама так решила. Это ее решение.

– Она так решила, потому что ты ее припер к стене.

– Какой стене? Какой припер?

Сабир высоко поднял свои густые полукруглые брови: на что она намекает?

– Ладно, – махнула рукой Оксана Дмитриевна. Выбросила окурок.

На крыльце появилась Анна Андреевна. Оксана Дмитриевна перевела тему.

– Через год у тебя юбилей, – напомнила она. – Ты рада?

– Чему?

– Тому, что дожила.

– А что хорошего в старости? Никакого здоровья, никакой любви.

– Человек должен пройти свой путь до конца.

– Смотря в каком виде…

– В любом. Здесь жизнь, а там волновое состояние.

Старухи замолчали, глядя на костер, где тлели листья.

Были зеленые – красиво, потом стали желтые – тоже красиво, теперь горят. Кремация. Природа завершила свой цикл.

– Юбилей справим, – бодро отозвался Сабир. – Плов сделаем, гостей позовем.

Продажа квартиры затянулась.

Риелтор Лида объяснила, что в стране кризис. У людей нет денег. Никто ничего не покупает, наоборот – продают и уезжают. Рынок стоит. Пришлось опустить цену на двадцать пять процентов. Потом еще на пять.

Длинное затишье.

И вдруг все покатилось, – легко и неожиданно быстро.

Покупателем оказалась молодая женщина с двумя детьми от разных браков. Тихая, одинокая, – откуда деньги? Но деньги были заплачены и переведены на счет Сабира.

Сабир стал жить как белый человек. У него появилась банковская карта.

Деньги не должны лежать мертвым грузом. Они должны работать.

Сабир приступил к воплощению своей мечты: собственный таксопарк. Он – хозяин, как Алик. Сабир приобрел шесть новых машин. Подержанные стоят дешевле, но потом все деньги уйдут на ремонт.

Понадобился офис, регистрация, штат. Все это трудно, когда нет денег. А с деньгами не трудно ничего. В стране действительно кризис, доллар вырос, рубль упал, и люди рады любому заработку.

Сабир легко набрал штат: диспетчер Таня, бухгалтер Николай Егорыч и медсестра Оля.

Таня сидела на телефоне, принимала заказы. Медсестра приходила к восьми утра, мерила водителям давление, проверяла на алкоголь, после чего выдавала путевки.

Бухгалтер Николай Егорыч – тихий пенсионер, свое дело знал. Сабир ему доверял. У Алика бухгалтера не было. Он сам себе бухгалтер, сам считал выручку. Его руки пахли деньгами.

Медсестра Оля – незамужняя, двадцатишестилетняя. Она планировала найти мужа среди водителей и явилась в боевом оперении: короткая юбка, рыжая челка, губы и ресницы накрашены в восемь слоев.

Оля не стала дожидаться, пока ее выберут, и выбрала сама: Сабира. Тому были две причины: начальник и молодой. И относительно свободный. Жена где-то в тьмутаракани не считается.

Сабир не сопротивлялся. Оля была не в его вкусе, но те, кто в его вкусе (женщина возле банка), – недоступны. К тому же Сабир был застенчив, не умел ухаживать, да и времени не было. А Олю судьба ему протянула как таблетку на ладошке. Остается положить в рот и запить водичкой. Сабир так и сделал. Он привел ее в съемную квартиру, когда была Колькина смена.

В дом к Анне Андреевне Олю не приводил, не хотел сталкивать двух женщин.

Анна Андреевна была пожилым человеком, но все равно женщина. Старухи тоже разные бывают: одни вянут окончательно и бесповоротно, а другие до конца несут в себе батарейку, которая вырабатывает энергию.

Так что Сабир оставлял Олю за кадром. Он ее скрывал ото всех, и правильно делал, потому что на крупном плане его жизни светилась Румия и дети.

Ко всему прочему Оля не украшала того, кто рядом. Можно сказать, компрометировала. Казалось, что ее причинное место не спрятано, как у всех, а вынесено на лицо. На лоб, например.

Несколько раз они ночевали вместе, и по утрам, не успев накраситься, Оля преображалась. Становилась милая, очень русская, бесхитростная и теплая. Но это длилось недолго. Оля вытряхивала на стол свою косметичку и наводила марафет: губы – двумя помадами плюс контур, ресницы – несколько слоев. Становилась похожа на куклу из дешевого магазина.

Любовью Оля занималась с большим и даже излишним энтузиазмом. Включала звук и ревела утробно, как корова в хлеву. Сабир боялся, что соседи услышат. С одной стороны – пусть слышат, какая разница, а с другой стороны – неудобно шуметь после одиннадцати. Сабир был деликатным человеком и не мог получать удовольствие за счет других.

Оля – мать-одиночка. Ее ребенка воспитывала бабушка с нищенской пенсией. Оля работала, зарабатывала, как могла: бегала по уколам, делала массажи.

Сабир понимал, что ей надо замуж и он отнимает у нее время. Но Оля вперед не заглядывала, жила сегодняшним днем, надеялась на авось.

У Анны Андреевны стала кружиться голова.

Сабир испугался. Почему кружится голова? Может случиться удар, и что тогда?

Мусульмане идут к Аллаху. А неверные куда? А вдруг никуда? В пустоту. Ей там будет скучно и холодно, и ничего нельзя поправить. Бедная Анна Андреевна. Она сделала для него больше, чем родная мать, дала вторую жизнь, и ее нельзя отпускать в никуда.

Сабир привез врача. Врач прописал уколы.

Оля вызвалась ходить к старухе на дом. За деньги, разумеется.

Олю поразил дом Анны Андреевны.

– А сколько здесь метров? – спросила Оля у хозяйки.

– Четыреста. А что?

– С ума сойти. А кто здесь живет?

– Я.

– И всё?

– И всё.

– А где ваши родственники?

– У меня их нет. Только Сабир.

– А кому же достанется дом?

– Когда? – не поняла Анна Андреевна.

– Потом, – дипломатично ответила Оля.

– Кому-нибудь достанется…

– Государству, – предположила Оля.

Анна Андреевна пожала бровями.

Вечером Оля обнимала Сабира.

– Столби дом, – сказала она в антракте между сексуальными действиями.

– Это нереально, – отозвался Сабир.

– Ну и дурак. Дом перейдет государству. А знаешь, что такое государство? Председатель местной администрации Малышев. Алкоголик и взяточник. Он так обстряпает, что дом перейдет в его личное пользование. Лучше уж тебе. Ты ей не посторонний.

– Я ей никто. Меня сразу выпрут, если что.

– Пусть напишет завещание, – предложила Оля. – Это документ. Никто не выпрет.

– Я не хочу об этом думать.

– А ты не думай. Возьми завещание и не думай.

Сабир мучительно хотел спать, поэтому не стал продолжать разговор. Секс действовал на него как снотворное.

Засыпая, он слышал:

– Твоя бабка меня кормила жареной рыбой. Что-то весело чирикала, как облезлый воробей. Не понимаю, как может быть хорошее настроение у человека, который знает, что скоро помрет…

Придвигался юбилей.

Оксана Дмитриевна позвонила и поинтересовалась:

– Что тебе подарить: мультиварку или брошку?

– Внучку, – ответила Анна Андреевна.

– А где я ее возьму?

– В том-то и дело…

Оксана Дмитриевна положила трубку и стала размышлять: а почему бы не осуществить желание близкой подруги? Имя внучки известно: Дженна. Фамилия известна: Тучкевич, как у Семы. Год рождения: 1986-й. Дженне сейчас тридцать лет. Что еще нужно, чтобы найти человека? Америка далеко, но знакомые в Америке имеются. Не много, но и не мало. Есть к кому обратиться. Дженна – не иголка в стоге сена, можно поискать через определенные службы. Пусть хоть что-то отойдет родной внучке, иначе Анну Андреевну попросту ограбят. Анна как была, так и осталась романтической идиоткой. Ей кажется, что все ее любят за то, что она это она. А на самом деле ее просто качают, как нефтяную скважину. И хорошо, что скважина не пуста, как у других стариков.

Известный писатель сказал: «Как страшно умирать, когда ты ничего не оставляешь своим детям». Оксана Дмитриевна хорошо понимала писателя. Это был как раз ее случай.

Вспомнила, как они с Анютой бегали на танцы в Дом офицеров. Входили в зал, и сердце замирало от предчувствия счастья. Счастье летало где-то здесь, среди лейтенантов, иногда касалось лица, и они слышали это касание. Дыхание останавливалось.

А теперь – юбилей. Подведение итогов.

Юбилей решили праздновать дома. Сабир поехал на ферму, выбрал живого барана. Он умел выбирать. Тут же на ферме барана превратили в мясо. Сабир выбрал лучшие куски.

К плову полагалось: круглый рис, лук, морковь, приправы, зира, нут (крупный горох), головки чеснока, айва.

Плов должен был прозвучать как симфония и остаться в памяти навсегда.

Но плов не прозвучал и не остался. В таксопарк Сабира поступил выгодный заказ: поездка по Золотому кольцу. Свободных водителей не оказалось. Сабир поехал сам. Не хотелось терять деньги.

В результате плов готовила Оля, получилась каша с мясом, поскольку рис разварился. Плов – это искусство, наподобие игры на фортепиано, и если не умеешь, то и не сыграешь.

Сабир вернулся в двенадцать часов ночи.

Гости разошлись. Осталась только старушка, неуловимо похожая на Анну Андреевну, и какая-то незнакомая молодая женщина.

Анна Андреевна была принаряжена, возбуждена и выглядела на двадцать лет моложе.

Сабир достал подарок, который он купил для Анны Андреевны. Это была икона, написанная на дереве, покрытая лаком. Авторская работа. Не дешевая. Все кинулись смотреть.

Старушка оказалась сестрой Анны Андреевны. В молодости они отличались друг от друга с точностью до наоборот. А сейчас стали идентичны, как две картофелины из одного клубня. Они и были из одного клубня.

– Знакомься, это моя внучка! – представила Анна Андреевна.

Внутри Сабира все похолодело. Он понял, что внучка явилась за приданым и теперь придется возвращать деньги за квартиру.

Дженна подошла к Сабиру и протянула ему руку.

– Дженна, – произнесла она.

Сабир сунул свои холодные пальцы.

Дженна пожала. Она смотрела ему прямо в лицо. Он никогда не видел таких глаз и такого рта. Дженна была как гроза – пугала и завораживала. Она была похожа на ту банкиршу, которую он видел рядом с Семой.

Анна Андреевна журчала рядом. Рассказывала, каким образом Дженна появилась в ее доме. Сабир слушал краем уха.

В комнату вошла Оля и сообщила:

– Я ухожу.

Анна Андреевна сходила за кошельком и вручила Оле деньги за труды.

Оля осталась довольна гонораром, это было видно по ее лицу.

– Ты меня отвезешь? – спросила Оля у Сабира.

Сабир вышел вместе с Олей. Сели в машину.

– Писец котенку, – сказала Оля. – Дом попел.

– И мой бизнес тоже попел, – отозвался Сабир. – Придется продавать.

– Почему?

– Вернуть деньги.

– А ты скажи: что упало, то пропало. Что они с тобой сделают? Ничего не сделают. Они же не бандиты. Просто женщины. Одна старуха, другая – иностранка. У нее вообще никаких прав. В крайнем случае, можно попугать.

– Кого ты собралась пугать? Она по-русски не понимает.

Сабир высадил Олю возле ее дома. Оля потянулась для поцелуя. Сабир почувствовал на губах запах глины. Поторопился отъехать. Вытер рот кулаком. На его руке остались следы помады.

Сабир вернулся к Анне Андреевне и сразу поднялся на свой второй этаж. «Продам Алику, – подумал Сабир. – Он оторвет с руками…» Это была последняя мысль перед тем, как заснуть. Сабир устал как пес.

Проснулся через два часа от лязга посуды. Повертелся. Перелистал свои мысли. Мысли были такие: Алик – везунчик, а он – неудачник. Он притягивает к себе несчастья. Такова его карма. Судьба – динамо, как говорят русские. Поманила и кинула.

Сабир понял, что не заснет. Спустился вниз.

Дженна стояла на кухне и сбрасывала с тарелок остатки еды. Потом ставила тарелки в посудомойку.

Сабир подошел к ней и стал помогать. Какое-то время работали молча. Потом Дженна сказала:

– Ты делал все, что должна была делать я.

Сабир напрягся. Он решил, что началась разборка: он забрал часть наследства, которая принадлежала ей, родной внучке.

– Ты был возле бабушки в ее трудное время, – продолжала Дженна. – Она мне рассказала. Я не знаю, как тебя благодарить.

– Анна Андреевна меня уже отблагодарила. Она отдала мне квартиру. Если хотите, я вам ее верну.

– Зачем она мне? Зачем мне квартира в Москве, если я живу в Америке?

– Деньги, – объяснил Сабир.

– А мне не надо. У меня все есть. У моего мужа ювелирная мастерская. Это очень выгодный бизнес.

У Сабира что-то отпустило внутри, он почувствовал такую легкость, будто плывет в невесомости в космическом корабле. Сабир испугался, что его радость будет заметна, и это неприлично.

– Вы идите, – сказал Сабир. – Я сам все сделаю.

– Ты хороший… – проговорила Дженна.

Она подошла к нему и стала смотреть молча. Рассматривать. Глаза у нее были пестрые, серые с зеленым, как драгоценные камни.

– Идите, идите, – поторопил Сабир.

Он боялся сделать что-то непоправимое. Например, обнять Дженну, и тогда она даст ему по морде, и будет совершенно права. Кто он и кто она?

Сабир не мог заснуть. Он переступил через границу засыпания и теперь знал, что не заснет. Закрыв глаза, попробовал хотя бы забыться.

Заскрипела дверь.

Вошла Дженна в чем-то легком, белея в темноте как призрак.

Легла рядом.

У Сабира высох рот. Было трудно глотать. И трудно дышать.

– Молчи, – сказала Дженна. – Просто лежи и молчи.

То, что было дальше, видела только полная луна. Она висела в окне, как бесстыжая рожа.

Сабир не мог понять: явь это или сон?

Дженна была высокая, и, куда ни ткнись, везде ее горячее длинное тело. Оно отвечало на каждое его прикосновение, и Сабир понял, почему русские употребляют глагол «живут». Говорят: «Они живут». Правильно, это и есть жизнь, когда он и она сливаются в одно, и от этой жизни родится новая жизнь. И все это называется – любовь. Так вот она какая, любовь. А он и не знал. То, что он знал, – просто короткое замыкание. И больше ничего.

Дженна замерла, лежала неподвижно, потом проговорила:

– Как давно у меня этого не было.

– Ты же замужем, – удивился Сабир.

– Мой муж – гей, – сказала Дженна.

– Это как? – не понял Сабир.

– Он любит мужчин.

– А как же он на тебе женился?

– Он не знал.

– Чего?

– Того, что он гей. Молодой был.

– А зачем он тебе такой?

– У нас двое сыновей. Они его любят. И он их тоже.

– Все равно… Это как-то криво.

– Я знаю. Но мой муж хоть и голубой, но он очень хороший человек. И при деньгах. Если я его брошу, сразу выхватят. А я – кому нужна?

– Мне.

– Зачем?

– Я буду любить тебя всегда. Мы каждый вечер будем ложиться вместе, как сегодня. Вместе есть, и спать, и молчать.

Дженна улыбнулась в темноте. Сабир почувствовал это по движению воздуха. Воздух как будто разрядился вокруг ее лица.

– Ты же не свободен, – напомнила Дженна. – У тебя семья, трое детей. Мне бабушка говорила.

– Я все устрою. Я стану свободный и богатый. Только скажи «да».

– Я хочу спать.

– Скажи «да», потом будешь спать.

– Поговорим завтра.

– Нет. Сейчас. Я не отстану, пока не скажешь.

– Да.

Дженна заснула. Сабир чувствовал тяжесть ее головы на своем плече и боялся пошевелиться, чтобы не потревожить.

Самарканд – второй по величине город в республике, но все равно – провинция. Раньше, до распада Союза, в Самарканде было много заводов и фабрик – и рабочих мест. А сейчас все развалилось, работать негде, таджики и узбеки рванули в Россию. В России они живут как рабы, но на что не пойдешь ради заработка. Мужчина должен кормить семью, в этом его предназначение и святой долг.

Сабир выкроил неделю и приехал в Самарканд. Он привез в семью деньги – это главное. И второе: хотел переговорить с женой о будущем, о раздельном проживании.

Сабир гулял по городу, обдумывал предстоящее объяснение.

Лазуревый купол мечети был виден отовсюду. Вокруг мечети толклись иностранцы. Красота и значительность древней архитектуры накрывала людей с головой.

Самарканд всегда относился к Таджикистану, но его передали узбекам. Кажется, это сделал Ленин.

Сабир не мог решиться на разговор с женой. Язык не поворачивался. Румия была такая преданная, такая родная, мать троих его детей. Кому нужны дети, кроме родителей? Мальчики будут расти без отца, как сорняки.

В конце концов Сабир принял решение: у него может быть две жены – старшая и младшая, это в традиции мусульман. У мусульманина столько жен, сколько он может содержать. И не обязательно ставить Румию в известность. Есть такая дурная правда, которая хуже всякой лжи.

Последний вечер с семьей был особенно теплым и веселым. Мальчишки висели у него на шее. Румия приготовила манты. С ее лица не сходила туманная улыбка. Было заметно, что женщина счастлива.

Ночь была нежной, но не возникало полета. Румия – глубокая родственница, как сестра, например. Невозможно же заниматься любовью с сестрой. Как поется в цыганской песне, «это просто ничего, по любви поминки». Так и с женой: любви поминки.

Когда-то в ранней молодости полет был, конечно, но не такой яркий и яростный, как с Дженной. Какое может быть сравнение… Однако Румия создавала стабильность и уверенность в завтрашнем дне. Сабир – не осколок, а часть целого. Как корабль на воде, который не потонет, удержится на плаву, что бы ни случилось.

Сабир спал глубоко и сладко. Отдыхал каждой своей клеточкой. Так он спал только дома.

Сабир вернулся в Москву рано утром. Его встречал водитель Мишка. Русский. Рыжий. Лопух. Довольствовался малым, все по минимуму.

Сабир чувствовал свое преимущество. Он не желал помнить, что и сам совсем недавно жил в таком же режиме. Сабир взлетел над прошлой жизнью, как на воздушном шаре. А земля далеко внизу, в дымке, в тумане, не разобрать. Да и вглядываться не хочется.

Сабир не считал свой взлет везением. Он приписывал его к собственным заслугам. Заслужил. Чем? Всей своей жизнью, терпением, трудом, умом. Да. Он такой. С новыми достижениями пришло другое видение себя. Он – особенный. Лидер. Другого Дженна не приняла бы. Дженна – вот его главное завоевание, главное счастье и божия заря.

Москва бежала за окнами. Москва – столица. Здесь его бизнес и его будущее. Все здесь.

А зачем Дженне возвращаться в Америку? Здесь стоит уже готовый дом, готовый свежий воздух. Богатые вообще предпочитают жить за городом. И это логично: зачем жить в асфальте, когда можно жить на природе?

У Дженны – сыновья. Очень хорошо. Пусть приезжают в Москву. Дом – четыреста метров, всем места хватит. Пусть живут на две страны, на три страны. Люди мира. И он, Сабир, недавний чурка, тоже станет человеком мира. Как поется в песне, «кто был никем, тот станет всем».

Сабира никто не встретил. На кухне стояла Оксана Дмитриевна и смотрела в кастрюлю. У нее что-то варилось.

Здесь же, за кухонным столом, сидела девочка-подросток и что-то писала в тетради.

– А где все? – удивился Сабир.

– Никого нет, – сказала Оксана Дмитриевна.

– А когда придут?

– Не знаю.

– Как это не знаете?

Оксана Дмитриевна поднесла ко рту ложку и шумно потянула свое варево.

– Они улетели в Америку, – сказала старуха.

– Что? – переспросил Сабир, хотя все услышал.

– В Америку улетели. Обе. Дженна забрала Анюту с собой, и правильно сделала. Собак и тех не бросают.

– Бабушка, а что такое сказуемое? – спросила девочка.

– От слова «сказать». Тебе что положить в суп: картошку или лапшу?

Сабир стоял с чемоданом в руках. Спросил:

– А с домом что?

– Ничего. Они не будут его продавать. Хотят оставить на всякий случай. Иметь свою точку в России. Дженне очень понравилась Москва. И это понятно. Все же она наполовину русская.

Сабир стоял и молчал. Внутри был вакуум. Он ничего не чувствовал, кроме пустоты и желания уйти из-под чужих глаз.

– Хотите чаю? – спросила Оксана Дмитриевна.

– Нет. Спасибо.

Сабир вышел на улицу.

Мишка еще не уехал. Ковырялся в моторе.

Сабир сел в машину. Назвал адрес Оли. Больше ему податься было некуда.

Оля бросилась Сабиру на шею и поджала ноги. Повисла всей тяжестью. В ней было килограммов семьдесят, не меньше.

Среди ночи Сабир проснулся, смотрел в потолок.

За окном горел фонарь, освещал нижние ветки деревьев. В батареях разговаривала вода. Оля тихо спала, дышала неслышно. Казалось, что ее нет вообще.

Вакуум в душе Сабира рассосался. Поползли мысли.

Дженна… Ее можно понять. Там, в Америке, у нее все: дом, дети, деньги, муж – хороший человек. Секса – нуль, но ведь секс важен только в молодости, а потом, в семейной жизни, он не имеет определяющего значения. Важен сад и огород, который ты посадил вокруг себя и должен взрастить и снять урожай: поднять детей, дать им образование, и рядом тот, кто помогает, зарабатывает деньги. Все так живут, не важно где: в Америке ли, в Москве, в Самарканде… Век потребления, а значит – деньги, деньги…

С Дженной все ясно, но Анна Андреевна… Как она могла исчезнуть молча, подло, не попрощавшись, не посмотрев ему в глаза? После всего, что было между ними…

А что было между ними? Ничего. И все. Анюта, Анна, Анна Андреевна – все эти женщины – юная, зрелая и старая – слились в одном флаконе.

Поэт написал: «Но кто же мне была она? Не то сестра, не то жена. А иногда, казалось, дочь, которой должен я помочь…»

Нечто похожее испытывал Сабир. Когда человек дорог, то он дорог целиком, со всем мусором, который в нем есть.

Как это называется? Дружба? Нет. Больше. Любовь без поступка любви.

Старуха была нужна Сабиру. Для чего? Для всего: чтобы на нее злиться, чтобы ее жалеть, варить ей супчик, мучить, грабить, сострадать. Просто видеть. Сидеть рядом.

А теперь ее нет. И как будто воронка в душе. Воронка от дерева, вырванного с корнем.

Слеза покатилась по щеке Сабира и затекла в ухо.

Сабир боялся пошевелиться, и в ухе образовалось маленькое озеро.

Самолет летел над облаками.

Анна Андреевна сидела возле круглого окошка и смотрела в космос.

Дженна не любила самолеты. Она боялась летать, хотя правильнее сказать: боялась падать.

Она всегда пыталась представить себе, что делается в салоне во время авиакатастрофы. Как это происходит? Взрыв… Самолет разламывается в воздухе, и люди высыпаются, как апельсины, и летят вниз… И что? Сразу замерзают? Сразу умирают? Ничего не успевают понять? Или все-таки успевают…

Анна Андреевна держала на коленях книгу, но не читала. Время от времени снимала пальцем слезу со щеки, при этом ее лицо ничего не выражало. Каменное лицо и медленно ползущая слеза.

– Перестань, – сказала Дженна. – Кто он тебе?

Анна Андреевна молчала, смотрела в иллюминатор. Под самолетом пенились облака.

– Кто он тебе? – повторила Дженна.

Анна Андреевна перевела глаза на Дженну и сказала:

– Друг.

– Дружба – это барабанная дробь. Главное – семья. Компрене?

Анна Андреевна не ответила. «Компрене» – французское слово. Значит, Дженна знала не только английский и русский, но и французский. Сейчас такое время. Весь мир говорит на многих языках.

Сабир работал с утра до вечера. Он стал понимать Алика, прежнего хозяина таксопарка.

Водители – все, как правило, приезжие из бывших союзных республик – народ ушлый и неуправляемый, внаглую шабашат на служебных машинах. У каждого имеются личные клиенты, которые вызывают водителей напрямую, минуя диспетчера.

Сабир постоянно проверяет каждого. Держит перед глазами мобильный телефон, звонит и спрашивает: «Ты гиде?»

Оказывается слово «где» – неудобное из-за двух согласных рядом. Легче произносить через гласную: «Ты гиде?»

Дженна, ты гиде? Гиде ты, счастье, свобода от денег, вечная весна?