Текст книги "Искры летнего костра"

4

            Ну да ладно, так все будет только лучше, видимо.

– Вы возьмёте на себя третий отряд, – бабушка сверяет свои слова с бумагами, что держит в своих руках. – Деткам там по девять-десять лет. Уверена, вы справитесь. Главное в первую очередь найдите с ними контакт.

            Ой, думаю, главное – это найти контакт между мной и Егором. И уверена, только при попытке это сделать, нас ждёт мощнейший взрыв. Не исключено, что ядерный.

            Не могут люди, у которых разные взгляды на жизнь в целом, прийти к общему знаменателю. К тому же, когда один из двух уже на протяжении восьми лет испытывает к другому пламенную, яркую неприязнь.

            Следующие быстротечные и невероятно скучные часы, проведённые за бумажной волокитой и расселением множества спиногрызов, совсем нет времени подумать о том, как в целом мы будем «уживаться» с Холодовым.

            Правда они уже показывают, что взгляды на воспитание у нас слишком разняться.

            Первый конфликт возникает между пятью девочками, которые категорически не хотят брать в свою комнату шестую, из-за того, что она привезла с собой в лагерь мягкого медведя.

– Но я не могу без него спать, – шепотом произносит она, прижимая к своей щеке игрушку.

– Нужно учиться, Нина, – уверенно заявляю ей. – Ты уже совсем взрослая девочка, и если не хочешь, чтобы над тобой смеялись…

            Слышу, недовольное фырканье сбоку и раздраженно закатываю глаза.

– Вот что, малыш, – заботливо произносит Егор, присаживаясь возле девочки на корточки, и тем самым вытесняя меня. – Давай сходим в соседнюю комнату и спросим, может, там живут не такие привереды и кто-то захочет с тобой поменяться.

– Это совсем не правильно – решать конфликты таким способом, – решительно заявляю я, скрещивая руки на груди, но взгляд, которым окидывает меня Егор, буквально осаждает меня, отчего позволяю ему повести Нину в соседнюю комнату.

            Спустя пять минут обратно в комнату влетает счастливая Нина, и хватая свой чемодан, попутно обнимает зашедшего Егора и уплетает в другую комнату.

– Это неправильно, ставить мой авторитет под сомнение, – раздраженно заявляю я, как только мы выходим в коридор.

– Твой авторитет тут совсем не причём, его у тебя пока попросту нет. И не будет, если продолжишь вести себя так бесчувственно, – буквально вспыхиваю от его слов. Какого черта он смеет себе позволять? – Ты совсем не постаралась разобраться в проблеме.

– Я считаю, что это обычные детские закидоны, – осаждаю его. – А ты так просто пошёл на поводу у девочек, которые просто не захотели жить с другой. И да, я и правда считаю, что для её возраста брать игрушку с собой в лагерь – это через чур.  Нельзя потакать всем детским прихотям.

– Первое. Девочки не хотели жить с Ниной, потому что их подружку заселили в другую комнату. Игрушка – всего лишь предлог, чтобы вытеснить её из комнаты. Второе. Игрушку Нине подарил погибший отец, и с того дня она везде носит мишку с собой, потому что без него девочку мучают ночные кошмары, – раскладывает по полочкам Егор. – Учись быть менее черствой и безразличной к другим проблемам. Дисциплина далеко не всегда самое основное.

            Он уходит, оставляя меня озадаченно стоять посреди коридора. И я ощущаю стыд и неприятный осадок от разговора с ним.

            Да, возможно, я поступила неправильно. Но такая я и есть. Мне далеко до взаимопонимания с другими детьми, сложно вникнуть в их проблемы и внутренний мир. За пару часов Холодов дал понять, что его коммуникационные навыки общения с детьми на высшем уровне. Мне таким похвастаться, думаю, никогда не придётся. В первый же день совместной работы я остаюсь в аутсайдерах, с уязвлённой точкой зрения и совестью. Спасибо, Егор Холодов. Ты, как всегда, в своём репертуаре. Месяц обещает быть очень насыщенным.

            Знакомство с отрядом проходит в беседке. Всего в лагере таких штук двадцать. Они довольно объемные, чтобы вместить в себя целый отряд, но самое главное – окружены лесной просторной поляной. Одно удовольствие находиться тут по утрам и слышать пение птиц.

            До сих пор, после разговора с Егором, ощущаю себя, будто в воду опущенной. Правда он не подаёт виду, что между нами вообще был тот неприятный разговор и берет весь удар на себя. Как-то у него получается наполнить беседку весёлой атмосферой с первых слов, с первой широкой улыбки. И вот уже дети, даже те, кто сначала смущался говорить хоть что-то, сами наперебой пытаются рассказать о себе побольше. Имена, любимые игры и занятия, клички домашних любимцев. Вся информация никак не укладывается в моей голове, и для начала пытаюсь хотя бы запомнить их имена и лица, чтобы не спутать со спиногрызами с соседних отрядов.

            Влиться в общее веселье мне удается не сразу, потому что совсем не понимаю, что должна говорить и делать. Максимально ощущаю своё отсутствие опыта общения с детьми.

            Другое дело Холодов, который играючи располагает к себе, и на удивление своими вопросами и меня присоединяет к общему разговору и суматохе. Где он только этому научился? Я даже не помню, есть ли у него братья и сестры? Вроде бы, ничего такого о нем не слышала, и в лагере в детстве он всегда отдыхал один. Откуда тогда такой опыт?

            После обеда мы отправляем отряд на тихий час, а сами занимаемся изучением плана. Кошмар. Каждодневные конкурсы, игры , дискотеки. Как только в детстве нам хватало столько сил, чтобы выдерживать это все, принимая активное участие, ещё и не спать днём? Сейчас бы, к примеру, я не отказалась часок поваляться в кровати, потому что первая половина дня оказалась довольно утомительной и насыщенной разными эмоциями.

– Завтра будет первый конкурс талантов, есть какие-то идеи? – Егор нарушает тишину просторной комнаты, в которой мне все равно слишком тесно с ним наедине.

– Думаю, это нужно спрашивать у детей, – нервно черчу на листочке что-то непонятное.

            До сих пор меня волнует тот факт, что Холодов может меня вспомнить. Уверена, как только это случится, работать вместе мы никак не сможем. Он первый начнёт морально давить меня, когда поймёт, что я – это я. Майя Теплова, которая восемь лет назад совершила непоправимую ошибку.

– Нина сегодня говорила, что она ходит на кружок пения, – вспоминает он, записывая что-то в своём блокноте. – А Инесса и Леша ходят на танцы. Может получиться неплохая постановка.

            Поднимаю на него удивленный взгляд. Надо же, я ещё не смогла запомнить всех имён, а он, кажется, как записал в свою память абсолютно все услышанное сегодня.

            Как только с такой памятью можно было забыть меня? Очень странно.

– Многие из них зажатые, и могут не захотеть участвовать, – вспоминаю Нину, которая стеснительно отводит взгляд, стоит только попытаться у неё что-то спросить. Какая может быть речь о том, чтобы выйти на сцену и спеть?

– Для этого и существуют такие лагерные конкурсы, Майя. Чтобы ещё с раннего возраста побороть свои страхи и смущения. Во взрослой жизни они совсем ни к чему.

– Ну не будем же мы принуждать детей, – фыркаю.

– Ты снова смотришь на ситуацию однобок. Всегда можно найти контакт таким образом, чтобы ребёнок сам загорелся твоей идеей.

            Ох, ну да, как я могла забыть, что мне в напарники попался Мистер Совершенство по части понимания детской психологии.

5

            Куда уж мне до него?

            Ещё раз окидываю его взглядом, конечно же, так, чтобы он этого не заметил. Егор явно чувствует себя комфортно и уверенно, удобно расположившись в мягком кресле с листами и блокнотом.

            За прошедшие года он изменился, возмужал. Линия подбородка теперь, кажется, выступает гораздо чётче, придавая лицу завораживающей жёсткости. Помню ещё в детстве каждое лето он проводил на спортивных площадках во время наших поездок в лагерь и выигрывал большинство спортивных соревнований.  Если судить по его физической форме сейчас, то он однозначно так же продолжает уделять всему этому время.

            Тогда ощутимо чувствовалась эта разница в возрасте. Как ни крутить, пятнадцать и без нескольких дней восемнадцать лет – это буквально целая пропасть.

            Сейчас я так же ощущаю эту яму, отделяющую нас друг от друга. Правда теперь возраст совсем ни при чем. Тут дело в обстоятельствах, которые однажды полностью поглотили меня.

– Ощущение, будто ты готова убить меня одним взглядом, – заявляет настолько неожиданно, что я дергаюсь. Вот же черт, он даже не смотрел в мою сторону ведь.

– Больно надо, – фыркаю и сосредоточенно утыкаюсь в лист с планом.

            Никогда. Больше никогда не посмотрю в его сторону.

            Оставшаяся половина дня проходит немного спокойнее из-за сильного ливня. По его причине отменяется первая дискотека, да и само атмосфера дождя, тарабанящего в крышу, располагают мелких дьяволят к спокойному просмотру фильмов в кинозале, а после к играм в настолки.

            Я облегченно вздыхаю, когда первый день подходит к концу. После того как мы с Егором контролируем, чтобы все ребята разошлось по своим комнатам, в коридоре меня вылавливает бабушка.

– Майя, пожалуй, сегодня тебе придётся поехать со мной, – бескомпромиссно заявляет она. – Мне нужна твоя помощь.

            Перевожу взгляд на Егора, который присутствует при разговоре и ощущаю некоторую неловкость.

            Конечно, я планировала пользоваться своей прерогативой, но сейчас чувствую себя неловко. Ведь, по сути, вся ответственность за ораву детей остаётся на нем. Что добавляет мне ещё вагон минусов, как вожатой.

            Правда и совсем забыть о том, что моё пребывание здесь вынужденное и его причина именно в том, чтобы помочь бабушке, я не могу. Если бы она могла справиться сама – никогда бы не попросила меня.

– Езжай, – Холодов бросает на меня одобрительный взгляд. – Я справлюсь.

            Ох, будто тут кто-то сомневается в твоих способностях. Мысленно закатываю глаза, но все-таки бросаю его напоследок легкую благодарную улыбку.

– Идём уже, – киваю бабушке и только тогда мы отправляемся к машине.

            По дороге, любуюсь видами ночной дороги и вдыхаю чистейший воздух через приоткрытое окно, высовывая ладонь и расставляя пальцы.

– Как тебе первый день? – заинтересованно спрашивает бабушка, наблюдая за моими действиями.

– Я по-прежнему убеждена, что подпускать меня к детям – это самая большая ошибка в твоей жизни. Мы словно обитаем с ними на разных полюсах и мне сложно понять и вникнуть в логику их поступков и желаний. Я не могу мыслить, как они.

– О Боже, Майя, ты выросла настоящей эгоисткой, – она закатывает глаза.

– Просто я не люблю детей, – говорю, потому что действительно в этом убеждена.

– О нет, девочка моя, – усмехается она. – У тебя просто не получается находить с ними контакт. Вот что злит тебя и не даёт даже попытаться приложить усилий.

            Вздыхаю, потому что не разделяю ее мнения. Но какой смысл что-то доказывать? Кто-кто, а эта женщина всегда остаётся при своём мнении. Без исключений.

– К тому же ты Теплова. Разве Тепловы должны сдаваться? – просчитывает мои эмоции и бросает вызов.

            Ухмыляюсь сама себе. Вот же черт в юбке. Конечно, Теплова никогда не сдаётся.

            Или есть исключения, когда в игру вступает сам Холодов? Проверим. Но я крупно сомневаюсь.

            Уже дома, как только мы заходим в уютную гостиную, бабушка объясняет, что и правда решила воспользоваться мной, как бесплатной рабочей силой.

– Где-то на чердаке должны быть старые документы, и они мне очень нужны, – даёт указание.

            Меня могло бы задеть такое обращение, но я прекрасно знаю, почему она сама не хочет подниматься туда. Там целый ворох старых памятных вещей.

                Будто какой-то негласный устав этого дома – бабушка никогда не поднимается на чердак. Думаю, связано это с тем, что там витают воспоминания. Серьезно. Ими буквально пропитан воздух. Старые фото, вещи, игрушки…Кажется, где-то там даже можно найти мою первую погремушку.  Воспоминания – это не по бабушкиной части. Какими бы замечательными они не были, она не любит в них погружаться и всегда живет настоящим. Не переживает из-за пройденных неудач и не кичится старыми победами и заслугами.

6

              Переодеваюсь в домашнюю одежду, которую оставила здесь на всякий случай и сразу бреду по лестнице наверх.  Дверь скрипит, как только я нажимаю на ручку и отворяю её. Кто бы сомневался. Ба точно не заходила сюда целую вечность. Об этом говорят даже ящики и полки, припавшие пылью. Провожу ладонью по одной из них и тут же несдержанно чихаю.

Да уж, не помешает провести здесь уборку. Генеральный ремонт явно обошёл стороной это помещение. Руки тянутся к одной из коробок. И бинго! Мои детские игрушки. Все они до сих пор в хорошем состоянии, особенно серая сова с зелеными глазами. Ещё бы, я очень любила в раннем возрасте все подарки и хранила их крайне бережно. Игрушки, которые хранились у нас дома, мы уже давным-давно или раздали знакомым, либо отправили на мусорку. И от осознания того, что в этом месте я до сих пор могу буквально «дотронуться» до своего детства, в теле разливается невероятно приятное тепло и уют. Голова тут же рисует картинки безоблачного веселья и радости. Детство точно было лучше. Не думаю, что хотела бы так рьяно взрослеть, зная, что ждет впереди. Нет-нет. Наоборот, я бы вдоволь наслаждалась абсолютно каждым моментом и принимала с радостью уроки, исходя из своих неудач. Как же жаль, что подобные истины мы понимаем так поздно. А ведь родители с самого детства твердят, чтобы мы не спешили взрослеть. Но этого мало. Нужно лишь  ощутить, чтоб понять, насколько они были правы.

Следующим шагом натыкаюсь на фотографии. Тут их целая кипа, которая занимает большой ящик комода. Вот где действительно хранится множество поколений, начиная с того самого момента, как вообще придумали фотографию. Есть даже сотню раз перерезанные из-за ссор фото, старанно склеенные скотчем.

Они будто способны пронять необъяснимой энергией и пробудить интерес узнать у бабушки о каждом, из людей, запечатлённых на фото.

Ещё немного порывшись в старых вещах, натыкаюсь на странную коробочку. Раньше мне не приходилось её видеть, а судя по выцветшему цвету, она достаточно древняя.

Удивляюсь, когда открываю её, и натыкаюсь на старые письма. Приходится пробежаться по аккуратным строчкам взглядом, чтобы понять, что это действительно было написано для кого-то. Так же в коробочке находятся листы, вырванные из личного дневника, и датированы не самыми безоблачными годами.

– Майя, тебя только за смертью посылать! – слышу требовательный зов бабушки.

И правда, сколько я здесь провела? Минут сорок точно. К счастью, в следующие десять я шустро нахожу документы, которые нужны бабушке и спускаюсь с чердака, отряхиваясь от пыли.

Не знаю, зачем и для чего, но я хватаю вместе с собой коробку с письмами. Она вызывает какой-то загадочный интерес и желание таким способом вмешаться в любовную историю этих людей. То что письма личные, трогательные и ранимые, сомнений не возникает с их первых строк.

Ещё немного помогаю бабушке провозиться с заполнением документов, и замечаю, что теперь она надевает очки, когда хочет что-то прочесть или написать. Этот факт немного неприятно отдаёт где-то в области сердца. Все-таки, люди стареют. Даже если упорно пытаются делать вид, что этого не происходит.

Найденные письма складываю в свой рюкзак, так как день оказался слишком утомительным, и единственное, что мне хочется сделать – это коснуться тяжелой головой желанной подушки и мгновенно заснуть. Так, собственно, и происходит.

Этим утром приходится просыпаться очень рано, чтобы к пробуждению детей уже быть на своём рабочем месте.

Но с ответственностью бабушки, по приезду в лагерь у меня остаётся ещё полтора свободных часа. Закидываю вещи в свою комнатку и решаюсь на утреннюю пробежку. Раннее пение птиц и едва взошедшее солнце упорно придают этому желанию возможность осуществиться. В целом, пробежки, тем более в такое время – это не про меня. Но как откажешься от таких пейзажей и порции свежого воздуха, который гарантирует заряд энергии и сил на целый день?

И я совсем не ошибаюсь – преодолевая собственный маршрут, ощущаю, что способна буквально свернуть горы, которые виднеются вдали.

Полностью вовлекаюсь в свои мысли, и когда замечаю боковым зрением чьи-то резкие движения, от неожиданности и испуга теряю ориентацию в пространстве и ощущаю, как моя нога, зацепившись об палку, тут же подворачивается в левую сторону и вот я уже с криком лечу вниз и встречаюсь носом с землёй.

– Ауч, – шиплю я, приподнимаясь и потирая ушибленное место.

– Ты в порядке? – слышу рядом мужской голос и утыкаюсь взглядом в кроссовки человека, перепугавшего меня едва не до смерти.

7

            И кому только в голову пришла идея установить турник прямо посреди леса? Конечно, Холодов был бы не собой, если не опробовал его. Именно его резкие движения поспособствовали моему феерическому падению.

            Замечаю протянутую руку и специально игнорирую её, поднимаясь на ноги самостоятельно. Фокусирую на Егоре свой яростно-злой взгляд, сдвинув брови на переносице для пущего эффекта. Только вот и тут мне совершенно не везёт. Ощущаю, как вдыхаю пыль, что осталась на носу и резко чихаю. Да так, что сомневаюсь в том, что мои бациллы и сопли не заполняют собой весь обнаженный пресс Холодова.

            Стоп, что?

            Медленно опускаю взгляд и едва не охаю вслух. Надо же, и права скинул с себя футболку, видимо, чтобы подтягиваться было удобнее. И, признаться честно, вид впечатляющий. Слишком. Я бы даже присвистнула, будь на месте Егора любой другой парень. Но ему точно нет.

– Будь здорова, – он ухмыляется, пока наблюдает за тем, как быстро на моем лице сменяются эмоции. Думаю, со стороны и правда забавно выглядит. – Пошли в корпус, тебе лицо нужно обработать.

– Занимайся своим делом, – торможу его. – Я на пробежке, и ещё не закончила её.

            Попутно шевелю носом, проверяя таким образом его сохранность. Вроде нормально, только немного щиплет, а значит, ничего страшного.

– Если это не обработать в ближайшие минуты, к детям тебе в ближайшие дни лучше не приближаться, – игнорирует все мои слова. – Моральные травмы им явно ни к чему.

– Все так плохо? – ощущаю, что лицо начинает печь все сильнее. Печь и чесаться.

– Поправимо, – подмигивает он и отходит к турникам забрать свою футболку. – Пойдём.

            И я иду. Иду, потому что до смерти боюсь сама обрабатывать собственные раны. В детстве от волнения в таких ситуациях я даже теряла сознание. Да и сейчас иногда близка к этому. И сейчас чувствую, как начинает подташнивать от мысли о перекиси и зелёнке.

            Холодов воплощает все свои угрозы в жизнь, и уже через десять минут мы сидим в его комнате, а на моем лице ликующе шипит и щиплет ненавистная перекись.

            До боли закусываю губу, потому что голова идёт кругом от происходящего. Угораздило же мою психику обладать такими интересными качествами.

– Ну ты чего? – явно пытается взбодрить Егор, прежде чем ещё раз начать промачивать ватным диском раны. – Это ведь совсем не больно, даже дети знают.

            Но мне совсем наплевать, что они там знают, потому что тошнота по-прежнему стоит комом в горле. Не будут же я делится тем, что в свои двадцать два не могу справиться с собственной головой.

            А вид у меня действительно шикарный. Как только Егор заставил умываться, смогла оценить его собственными глазами. Перепачканное землёй лицо, с кровоподтеками на носу.

            К счастью, или не совсем, но глубоких ран не оказалось. Вместо них полностью краснючий, стертый до мяса, нос. Прекрасное начало очередного многообещающего дня. Ничего не скажешь.

            Егору приходится выкрутиться и заставить меня прикрыть эту красоту мягким пластырем телесного цвета. И выглядит это смешно. Даже не сдерживаю смех, когда в очередной раз смотрю на своё отражение в зеркале.

            Пластырь телесного цвета прекрасно выделяется на фоне раскрасневшегося лица.

– Спасибо, – на секунду я даже забываю, что это тот самый Холодов, которого я когда-то до смерти боялась.

            На губах играет легкая улыбка, но когда я вижу, что внимательный взгляд серьезно заострён на моем лице, становится не по себе. Неужели, все-таки узнал?

            От одной этой мысли по телу пробегают неприятные мурашки.