Текст книги "Искры летнего костра"

12

« Июль мой самый любимый месяц в году. Летнее солнце прижигает плечи, пока я выбираюсь из прохладной, вопреки жаркой погоде, воды и отжимаю её со своих длинных волос. В такие дни, когда мне удаётся выбраться к озеру – считаю самыми счастливыми. Думаю, потому что пока нежишься в воде, заплывая все глубже, забываешь обо всех проблемах и придаешься собственным мечтам, воссоздавая в собственной голове прекрасные картины. Совсем забывается самое страшное – полным ходом идёт война. Она кажется полнейшим безумием, которое нужно немедленно прекратить… Но все продолжается изо дня в день, с каждым днём лишь чётче очерчивая то, что это не страшный сон, а реальность.

Когда отец с братом отправлялись на фронт, мне все казалось, что это чья-то неудачная шутка, которая вмиг закончится… Но нет, прошёл год. К счастью, наш поселок не располагает ничем особенным и находится вдали от больших городов. И все время казалось, будто война все-таки обходит нас стороной. Не считая того, что в доме больше не было возможности услышать задорный смех брата и суровое отцовское наставление.

Так казалось лишь до тех пор, пока землю нашего посёлка не оккупировали. Атмосфера наступила гнетущая и о прошлой жизни решительно можно было забыть. Но, видимо, мечтательную натуру внутри меня не способно погубить ничто. Даже после такого, она продолжает гореть надеждой, что в один из дней совершится чудо и по щелчку пальцев все вернётся на круги своя.

Немцы, в целом, просто жили, продолжали стоить свои жизни, требуя от нас налог в виде еды и прочего. Ужиться можно, но ощущение, будто твою шею сковали в жёсткие тиски, никак не покидало.

Я увидела его в тот самый день, когда вновь наслаждалась июльской погодой, покидая воду и привычно выкручивая длинные волосы – мама говорит, что у бабушки они были такие же темно-каштановые и насыщенные. Точнее, я абсолютно точно ощутила на себе чужой взгляд. Чувство, что за мной наблюдают, не покидало меня на протяжении всего получаса заплыва, но теперь, оказавшись на суше, полностью в нем убедилась. Мне всегда казалось, что о своём тайном месте знаю только я. Вода здесь была чище, и уже сколько лет не наблюдалось никого кроме меня. Как минимум потому, чтобы добраться до сюда, нужно пройти сквозь колючие лесные заросли, да ещё и знать наперёд, что за ними открывается выход к водоему с такими невероятными видами.

Молодого человека заметила не сразу, хотя он и не скрывался, а стоял вальяжно облокотившись об ствол дерева.

Брюнет с густыми бровями и чётко выделенной линией подбородка. Казалось, что своим взглядом он мог физически меня пощупать. Что и делал, совершенно без смущения и попыток отвести взгляд.

Моё лицо тут же мгновенно залилось горячим румянцем, а глаза опустились в землю. Наспех промокнув мокрое тело полотенцем и надев вещи, снова бросила взгляд в сторону злосчастного дерева. Он по-прежнему смотрел на меня.

Определенно немец. Среди местных жителей знаю всех в лицо, не такой уж огромный у нас посёлок.

Кинула последний гневный взгляд на незнакомца, несмотря на краснеющие щеки и волну дикого смущения и быстро покинула своё любимейшее место на всём белом свете. Теперь казалось, что оно стало не только моим. Чертовски неприятное чувство, будто коснулись самого сокровенного»

От первой прочитанной части личного дневника, который я стащила с чердака, по коже пробежали мурашки. Создалось ощущение, будто нарочно подглядываю за чьей-то жизнью, сквозь плотно завешенную штору, которую удалось немного сдвинуть. Такое чувство однозначно будоражит. За прочтением дневника даже не заметила, как улетучилась моя гневная злость, причиной которой был Холодов. Он так и не взглянул на меня больше ни разу, продолжая исправно исполнять свою работу. Поэтому по окончанию дня в свою комнату я вернулась на полном взводе, готовая рвать и метать.

Решила лечь спать, успокоив свои эмоции записями из дневника. Захотелось растянуть эту историю и не читать все сразу – интуиция подсказала, что история стоит терпения. К тому же, теперь я уверена, что благодаря Холодову у меня теперь будет много вечеров, когда буду превращаться в огнедышащего дракона, желающего спалить все вокруг.

Кажется, наша давняя история совсем не может остаться в прошлом. Пускай он и не в курсе этого.

Первый поход на озеро с детворой требует стального запаса нервов. Пускай я не подаю никаких признаков, но внутри меня сеется настоящая паника из-за того, что страшно недоглядеть за кем-то. Так ведь бывает? Конечно, прикладываю все свои усилия и смотрю в оба за каждым, но липкое чувство совсем не хочет покидать и без того израненные мысли.

Холодов в отличие от меня однозначно не выглядит озабоченным. Наоборот, дорогой он рассказывает историю, которая явно увлекает малышню.

Все отряды разделены так, что во время походов на озеро не пересекается. Каждому выделены разные зоны, чтобы не создавалось массового скопления людей.

Егор с самого утра ничем не выдает нашего вчерашнего разговора. Спокойно поздоровался со мной утром, правда, в этот раз без каких либо улыбок. Даже уголки его губ были не приподняты. Оно, может, и к лучшему. Я уж точно не собиралась водить с ним дружбу, особенно после того, как воспоминания из прошлого так ярко всколыхнулись в моей памяти.

Ребятня стала шумной и активной, как только мы оказались на берегу озера. Благодаря жаркой погоде и щадящему солнце, впору как раз оставалось понежиться в прохладной воде. Все предусмотрительно надевали панамки, футболки и, в случае девочек, легкие летние платьица, чтобы плечи и спина не сгорели на солнце. И когда только дети стали такие умные и предусмотрительные? Помню, в детстве мы каждое лето первые дни мучились от покрасневших спин, на которые было невозможно лечь. И ведь ничему не учились, повторяя прошлые ошибки из года в год. К счастью, в моем случае я практически жила в лагере, и загар ожогами ложился в первую неделю, а потом с каждым днём я начинала приобретать все более темный загар. К концу последней летней смены я напоминала папуаса и Новой Гвинеи. Кстати, в отличие от Холодова. На нем загар брался едва заметно в первые дни и все, солнце будто тут же переставало действовать по отношению к нему. Даже не помню, чтобы видела его сгоревшим с покрасневшими пятнами на теле и лице. Даже в этом везучий, засранец.

13

Все шустро начинают скидывать с себя одежду и что-то оживлённо обсуждать. Кажется, они по-детски счастливы тому, что сегодня погода не помешала нашему походу на озеро.

Ещё бы, вспоминая себя в их годы,  так же впечатлялась от восторга и радости. Да что там, даже сейчас, стоило лишь прийти к берегу, с которого открываются прекрасные виды на горы, в душе все будто начало трепетать. Одновременно от ностальгии и нового чувства. От того, что эти пейзажи вновь покорили моё сердце. Кажется, теперь даже сильнее, чем когда была ребёнком.

Пока я заворожено не могу отвести взгляд от красот, дети уже находятся в полной боевой готовности к плаванию.

Даже Егор успел скинуть с себя чёрную майку и остался в одних плавательных шортах и солнцезащитных очках – заметила, когда он попал в поле моего зрения. И тут же чертыхнулась, потому что взгляд то и дело тут же зацепился за его рельефный пресс. Он впечатлил ещё вчера в лесу, но я пыталась сильно не заострять своё внимание, потому что была крайне раздражена. А вот теперь, когда чувствую себя спокойной и воодушевлённой, глаза то и дело невольно цепляются за рельеф его тела, отчего злюсь сама на себя.

Оправдываю себя тем, что Холодов всегда был красавчиком и нет ничего зазорного полюбоваться чуток. Все равно это не исправит того факта, что человек он далеко не самый лучший. Пускай, он совершенен по части общения с детьми, но что касается человеческих чувств, думаю, Егор губит их на раз два. Для него такое в порядке вещей.

Тяну пальцами край майки, и стягиваю её через голову.

Кожу буквально прожигает взглядом – даю голову на отсечение, что кто-то на меня не стесняясь пялится. Тут нахожу глазами Холодова и не ошибаюсь. Пускай его карие глаза, которые со вчерашнего вечера, пожалуй, не выражают по отношению ко мне совсем ничего, скрыты за черным стеклом солнцезащитных очков, но именно я определенно сейчас нахожусь в фокусе его зрения. Кажется, его взгляды уже чувствую где-то на незримом и неосязаемом уровне и это одновременно пугает и сеет в голове кучу ненужных вопросов.

Ощущаю жжение на щеках от подступившего смущения. Дико странно. Чего-чего, а своей фигуры точно никогда не стеснялась. Наоборот, от угловатого подростка без особых форм давно ничего не осталось, отчего теперь всегда могла с гордо поднятой головой продефилировать по пляжу, обязательно словив на себе заинтересованные взгляды.  Поэтому сейчашний прилив смущения никак не вяжется в голове. С чего ему вообще взяться?

Крикнуть бы на Егора, чтобы даже смотреть не смел в мою сторону. Но, по факту, мне нечем крыть.  Его очки – его алиби, что в данную секунду он может смотреть абсолютно куда угодно, а мои догадки и ощущения – это лишь игры воспаленного воображения.

Пытаюсь никак не выдавать того, насколько хочется спрятать голову в песок, расстегивая пуговицу на джинсовых шортах. Конечно, на мне далеко не бикини, а самый обыкновенный раздельный купальник. И даже цвет его черный, совсем некричащий и не привлекающий внимания. Но вот ощущается он сейчас так, будто на мне надеты исключительно тонкие веревочки ядовито красного цвета, которые едва что-либо прикрывают.

К счастью, дальше все проходит спокойнее, и волна моего озабоченного смущения отплывает, оставляя полнейший штиль. Перед походом в воду, Холодов, конечно же, снимает очки и больше не смотрит в мою сторону. Знаю наверняка, потому что меня какой-то невесомой силой тянет посмотреть на него, из-за чего чертовски злюсь сама на себя. Ещё один веский факт, что он не смотрит даже мельком – я больше не ощущаю его взгляда. Совершенно. Несносный человек.

Как ни крути, но такой коктейль из разнообразных чувств сыграл мне только на руку. Страх за детей отступил немного в сторону, отчего смогла вести себя более раскрепощено с ними. Кто-то даже посмеялся с шутки, сказанной наспех и все хором поддержали идею поиграть в мяч в воде. Безусловно мне польстило, что они наконец-то восторженно смотрели не только на Холодова. Значит, даже в ситуации, когда я совсем не знаю, что делать и куда себя деть, могу дать ему хоть и маленькую, но фору. Конечно, и сама не понимаю, откуда в мне такой ужасный дух соперничества с ним. Ну, серьезно? Мы ведь напарники, а не наоборот. Но, если мозгом это и понимаю, то своими действиями показываю совсем иное.

Холодов будто всегда лучше кого-либо. Ещё с детских лет многие сверстники им восхищались – оно не удивительно, его упорство никогда не знало границ, особенно в спорте. Но после того случая, я не могла принять то, каким вижу его. Все превозносили того, кто был этого совсем недостоин.

С того момента, как я узнала его грязную тайну, его светлый образ тут же стал ей запятнан, безвозвратно. Тогда, семь лет назад я узнала, что Морозова рассталась с Холодовым в тот же вечер, когда я написала ей сообщения. Говорили, что сцена была фееричная – вещи летели в ход, от её крика, казалось, мог треснуть корпус лагеря, и она даже отважилась отвесить Егору щедрую пощечину. Маша, кстати, стала свидетельницей. Не удивительно – о таких, как она, всегда говорят «в каждой бочке затычка». Она пересказывала мне все события того вечера с таким восторженным выражением лица, будто выиграла миллиард евро в лотерею. Думаю, на это она и рассчитывала, ведь в её мыслях теперь путь к Холодову был максимально расчищен. Кто-кто, а Маша сто процентов не собиралась терять свой единственный шанс.

Рассказала мне, что после пощечины Егор бросил на Морозову такой взгляд, что даже тем, кто просто находился рядом, впору стало провалиться сквозь землю. Ох, я понимала, о чем она говорит. Точно таким же взглядом он успел одарить и меня.

После этой сцены их никто не видел рядом, так будто они избегали друг друга. Да и уже через несколько дней я услышала о том, что Морозова позвонила родителям и они забрали её домой, не дожидаясь конца смены. Холодов, кстати, тоже свалил. На этом и закончилась та летняя история с моим участием и диким страхом перед Егором, который, как мне казалось, обязательно будет мстить. Нет. Он даже не смотрел на меня больше никогда. И на следующий год, конечно, не приехал в лагерь – ему ведь уже исполнилось восемнадцать. Зря только нервничала. То странное лето ушло, оставив за собой кучу вопросов и размышлений, которые никак не покидали мою голову в течение следующего года. Но, к счастью, оно научило меня никогда не лезть в чужие отношения. Неблагодарное дело. Отвратительно неблагодарное.

14

После того лета вина немного душила меня. Вроде, сделала хорошее дело и помогла Ане открыть глаза, но как сложилась её жизнь после этого? Рада ли она и смогла за долгие годы найти себе более подходящего парня? Ведь многие без угрызений совести могут закрыть глаза и не обращать никакого внимания на неверность избранника, продолжать строить отношения и радоваться жизни. Возможно, пока я не влезла, Морозову вполне устраивала такая роль? Ей нравилось быть обманутой и не хотелось знать правду? Ведь может же такое быть. Только вот кроме этих назойливых мыслей, в моей голове не было никакой информации. Совсем. И пускай было интересно узнать, как сложилась их дальнейшая судьба, я упорно прогоняла такие мысли и запретила себе даже произносить фамилию Холодова.

Маша, кстати, узнала, что именно я написал сообщение. Сама ей рассказала, потому что никто другой даже не догадывался из-за чего между Аней и Егором произошла ссора. Кто бы мог даже предположить, что яблоком раздора стала я? Никто, абсолютно. Даже бы я не поверила, если не знала всей правды.

Тогдашняя подруга отреагировала на новость бурно и крайне негативно. Ведь получается, что именно по моей вине, так это выглядело в её глазах, её неоправданные любовные ожидания в виде Холодова скоропостижно свалили из лагеря. После того как Маша узнала об этом, больше со мной и не общалась. Да и мне, честно, было все равно. Потерять такого «друга» не жалко, напротив, хорошо, что я без особых потерь увидела её настоящее лицо.

Будучи подростком никак не могла понять, почему поступок совершенно чужого человека устроил в моей душе такой раздирай из разных эмоций и подтолкнул к тому поступку. Сейчас я понимаю. Предательство – это то, что не приемлю никогда в жизни. Оно вызывает во мне буру негатива и отвержения. Неважно строишь ты с человеком дружеские отношения, любовные, или вы просто знакомые, которые могут поддержать теплую беседу – предательство подлейшая вещь, которая не имеет места быть между людьми.

Особенно точно я поняла это, стоило матери узнать о предательстве отца. Его поступок в моих глазах не находил никакого прощения и смягчения ответственности. Пускай он каялся и в моих детских мечтах хотелось стереть его поступок из памяти и вернуть прежнюю крепкую семью – четко понимала, что этому никогда не быть. Даже сейчас, когда мама с папой начали снова общаться и, вроде как, она искала в себе силы, чтобы попробовать вновь, я уверенно её не понимала, как бы сильно не любила отца. Он её предал. Такое нельзя прощать и отпускать. Никогда. Думаю, таким с того момента стало моё жизненное кредо, отмахнуться от которого никак нельзя. Как подтверждение того, стало моё расставание с Ваней – старшекурсником с моего университета. Вот уже как несколько месяцев мама называет его моим женихом, сразу после того, как состоялось их знакомство, а я не могу поверить, что наши отношения гладко длятся уже на протяжении полугода. Точнее длились. Наше совместное «счастье» кончилось как раз перед моим отъездом, когда совсем ничего даже не предвещало беды.

Саша – моя одногруппница и по совместительству подруга сказала, что на вечеринке, на которую я не попала из-за простуды, Ваня пытался с ней флиртовать.

По сути, я не удивилась, Сашка всегда привлекала взгляды противоположного пола и таких подкатов ей приходилось видать по несколько раз в день. Отчего-то я не сомневалась в том, говорит ли подруга правду – понимала, что она точно не врет. И даже то, что при мне Ваня никогда не смел посмотреть в другую сторону, не помогало оставить его невиновным.

И, пускай многие думают, что флирт – это мелочь. Он сплошь и рядом, но люди продолжают строить отношения дальше, закрывая глаза. Но нет. Внутри меня происходит такой раздирай, что даже невинный флирт для меня приравнивается к предательству. У предательства нет меры, будто то флирт, поцелуй или секс. Все это для меня недопустимо и, как бы иногда не хотелось, не могу пойти на компромиссы с самой собой. Сердце и разум не слушает никаких уговоров, безжалостно вычеркивая дорогих людей из жизни.

Ваня до сих пор названивает каждый день, а я лишь стираю с уведомлений информацию о пропущенных звонках. И в душе мне сложно его отпускать, потому что в целом между нами было все хорошо и спокойно. Но головой понимаю, что простить и забыть даже такую мелочь не могу. Так к чему тратить время, чтобы прийти к ничему и в результате все равно разбежаться?  Пусть он безоговорочно признает свою вину и клянётся, что такое было впервые и не всерьёз… Это пройденный этап, который не имеет шансов на продолжение.

Дети довольны и от этого радуюсь и я. Кажется, сегодня впервые удалось с ними хоть какой-то контакт. Это воодушевляет и придаёт сил пробовать дальше.

Они неоспоримо вовлечены в игру и даже когда самой младшей Софии прилетает мяч прямо в голову, она совсем не думает начинать лить слезы, при том, что ещё по дороге сюда разревелась из-за того, что по её ножке пополз муравей.

Да что там, даже я испытываю от этой забавы кайф, будто сейчас нахожусь вовсе не в роли вожатой, а попросту вернулась в беззаботное детство.

Смех, кажется, звучит со всех сторон. Ойкаю, когда мяч летит прямо в мои руки, но так и не касается их, потому что кто-то врезается мне в корпус и оступившись, я теряю равновесие.

Ошарашено обнаруживаю, что остаюсь стоять на ногах благодаря рукам на моей талии, что обжигают так же, как торс, к которому теперь прижимается моя оголенная спина.

Гадать, кто именно спас меня от позорного погружения под воду не приходится – я знаю лишь одного человека с таким рельефным прессом. И, признаться честно, смотря на него, я даже не думала, что по ощущениям он словно сталь – твердый, непробиваемый.

В этот момент все вокруг меня замирает и начинает казаться, что происходит в замедленной съемке. Вадим – причина теперешнего положения, – смотрит напугано-виновато, растягивая тонкие губы в извиняющейся улыбке. Он так сильно хотел перехватить мяч, что совсем не заметил препятствие в виде меня. Вот уж точно будущий волейболист. Не зря родители отдали его на эти секции, если даже здесь он отдается на полную.

– Жива? – его голос напротив моего уха пробирает до мурашек по всему телу, а ладони продолжают прожигать кожу на талии.

Это первое, что он говорит мне после вчерашнего наставления не совать нос в чужое дело. По ощущениям, прошла целая вечность. И совсем непонятно, отчего сердце начинает тут же трепыхаться в груди раненной птицей.

Резко отшатываюсь от него. Пускай, малышня не обращает на нас никакого внимания, продолжая активно перекидывать и отбывать мяч, но момент нашего соприкосновения кажется настолько интимным и недопустимым, что точно не должен быть замечен кем-либо. По внутренним ощущениям, будто совершила самое страшное преступление и теперь старательно скрываю его следы. Одно правда скрыть не удастся – мои щеки горят адским огнем, и я могу только представить, насколько лицо красное от смущения.

– Все в порядке, – откашливаюсь, чтобы придать голосу уверенности и даже не смотрю на Холодова. Чувство, что слова я адресую в первую очередь самой себе, потому что от того, как идет кругом голова, создаются сомнения в нормальности происходящего

– Майя Валерьевна, Вы поможете завязать мне волосы? У меня совсем не выходит, как у мамы! Постоянно распускаются! – обращается ко мне Света.

 Её волосы это что-то завораживающее. Они достают до её коленных чашечек и имеют насыщенный блондинистый цвет. Ещё вчера я заметила, что её коса была явно заплетена на быструю руку, потому что выглядела неважно, но, конечно же, лезть не решилась. Оно и понятно, как её самостоятельно заплести такую длину, если раньше никогда не приходилось этого делать?

Испытываю мгновенный порыв отказаться и кинуть взгляд, молящий о помощи, на Егора, но тут же беру себя в руки. Пускай я и заплетала в жизни лишь свои волосы, это ведь не повод опустить руки и даже не попробовать?

– Конечно, Света, –  пытаюсь тепло ей улыбнуться и скрыть панику, возникшую в груди. – Пошли на берег.