Текст книги "Замуж. За сводного!"

Глава 4

Тимур

Больше всего на свете я терпеть не могу вот эту мраморную ванну на бронзовых львиных лапах. Узкая выпендрежная зараза, хоть и произведение искусства! Любе она запала в душу с первого взгляда. Аж вскрикнула, когда в каталоге увидела. Я и купил, желая порадовать.

– А как же конспирация? – вскинулась тогда моя умная девочка. – Твоя мама сразу обо всем догадается.

Да, Альбине Манучаровой трудно навесить лапши на уши. Она прекрасно знает цену такой эксклюзивной вещи, которая Любе даже со скидкой не по карману.

Вот и пришлось установить у себя. Хотя сам предпочитаю двухместное джакузи. Но в нем я хоть помещаюсь полностью! А здесь колени торчат над бортиком. А спина затекает от неудобного наклона мраморных стенок.

Но чего ни вытерпишь ради любимой. Оттащить бы ее в джакузи и там хорошенько покувыркаться. Хотя за окном ночь, и с утра навалится много дел. Поэтому пока не затекла спина, нужно промыть Любины мягкие как шелк волосы и отнести ее в постель.

О коленях я стараюсь не думать. Меня сейчас больше волнует другая, более напряженная часть тела.

Люба сидит между моих ног. Трется спиной о мою грудь и пытается руководить процессом.

– Не ерзай, – шепчу угрожающе. Зарываюсь пальцами в мыльные от шампуня пряди. Осторожно массирую голову.

– Сейчас улечу, – шумно выдыхает Люба.

– Подожди, птичка, – смеюсь я. – А то полетишь в мыле.

– Конечно, – лениво тянет она и, стащив с волос немного пены, мажет мне колени. А головой ведет по плечу. – Тебе не мешало помыться!

– Я такой грязный, Люба? – хохочу, намыливая девчонке грудь и живот. – Сейчас я кого-то помою, как маленькую!

– Нет, мужчина, – отмахиваясь от моих рук, довольно фыркает она. – Мы договаривались только на мытье головы. – Быстро отстраняется и, выскочив из ванны, на цыпочках бежит в душевую, оставляя после себя лужицы на полу.

– Не упади! – ору, подрываясь с места.

С трудом выбираюсь из мраморной пыточной и на затекших ногах бреду следом.

– Ты как старый дед хромаешь, – веселится Люба, становясь под тяжелые струи африканского душа. – Иди сюда, Тимур. Помою тебя, как малыша.

– Да что ты, девочка? – рыкаю, прижимая ее к мраморной стене. – От меня не убежишь…

– Я и не собираюсь, – Люба показывает мне язык и, обвив руками шею, а ногами – торс, зарывается пальцами в волосы. – Тиму-у-ур, мур-мур-мур, – напевает довольно.

Никто и никогда не произносит мое имя как она. Да я с ума схожу, когда слышу это мурчание. И готов просто сдохнуть от счастья.

– Какой срок? – спрашиваю, когда, вернувшись в постель, Люба укладывается поудобней в кольце моих рук.

– Восемь недель, – приподнимается она на локте.

– Спи уже, – довольно чмокаю в нос. И сам закрываю глаза.

Но сон не идет. Прислушиваюсь к дыханию Любы. Моя девочка спит после долгого дня. И боюсь пошевелиться, чтобы не разбудить. Осторожно кладу руку на живот и пытаюсь осознать новую реальность.

У нас будет ребенок. Как вообще в плоском накачанном Любином животике умудрился поселиться малыш? Какой сейчас он? С семечку или с горошинку? И как женщина ощущает, что уже не одна?

От наивных вопросов кружится голова. Улыбаюсь собственным мыслям. Представляю, как возьму на руки новорожденного сына или дочь. Как наконец-то смогу во всеуслышание назвать Любу своей…

И неожиданно вижу перед глазами разгневанную морду Рината Алимова. Дергаюсь от неожиданности и, осторожно переложив любимую, сажусь на кровати. Тру лицо, переносицу, пытаясь понять, какого хрена мне привиделась эта злая гиена. Неужели что-то пронюхал? И готовится к войне.

«Нет! Откуда? – отмахиваюсь от глупых мыслей. – Я сам только узнал. Еще никто ни о чем не догадывается!»

Закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться. Нужно что-то решать! И побыстрее!

Осторожно поднимаюсь с кровати и, ступая босыми ногами по теплому деревянному полу, на ходу накидываю халат. Бреду в кабинет и, открыв в ноутбуке программу «Мастер Майнд», начинаю рисовать самую простейшую схемку. В центре большой квадрат – «Алимов», рядом поменьше – «Лейла». Напротив каждого пишу вопросы. Любые, которые приходят в голову. Уже к утру понимаю, как мне действовать.

Основной план прост, как труселя за рупь десять. Прийти к Алимову. Подарить крупный бриллиант каратов так на двадцать. Старик ценит хорошие камни. Повиниться, как перед родным отцом. Люди такого уровня любят, когда к ним приходят с поклоном.

А пока я буду низко кланяться и строить из себя блаженного идиота, мои безопасники накопают компромат на самого Алимова и его чудесную внучку. Меня не интересует, кого убил этот упырь. Народу в девяностые полегло немало. Но ничего не удалось доказать. Только ленивый в те годы не читал расследования журналистов-правдорубов. Но они со временем повывелись. Тон в статьях стал более благожелательный, а в текстах появились недомолвки и странные намеки. А сам Алимов в одночасье стал уважаемым человеком, примерным семьянином и лучшим предпринимателем области.

Мне же его боевое прошлое по барабану. Тут важнее знать, есть ли какие-то слабости или внебрачные дети у старого крокодила. И на это давить. Как на болячку в спарринге. Разжалобить вряд ли удастся. А вот задеть за живое скорее всего получится.

А кто не без греха?

Плюс еще Лейла! Жирный такой плюс.

Нужно выявить полный круг общения. Интересно, участвует ли она в отвязных вечеринках, больше известных как вписки? Покуривает ли втихаря травку? Кричит ли на слуг? Или страдает энурезом? Сейчас важна каждая мелочь, способная расторгнуть помолвку.

Потираю лицо, стараясь сосредоточиться на главном и, достав из сейфа ключи, иду в хранилище. Вполне вместительная комната расположилась за фальшивой панелью книжного шкафа.

Только вот о ее сосуществовании не знает никто, кроме Любы и Марата. Двое людей, которым я доверяю свои жизнь и сердце.

Глава 5

Люба

Я просыпаюсь одна в пустой постели. Укутываюсь в шелковую простыню и бреду по огромной квартире искать Тимура. Ежедневный наш ритуал. У Манучарова дикая работоспособность. Четыре часа сна ему обычно достаточно. А я люблю поспать подольше. Вот и приходится потом искать по всем комнатам.

Тимура я застаю в хранилище. Заглядываю в приоткрытую сейфовую дверь, на которой болтается другая, с книжными полками.

– Ты как Кощей, с утра над златом чахнешь? – смеясь, обнимаю сзади.

– Выбираю камешек для колечка, – весело ухмыляется Тимур, поворачиваясь ко мне. Впивается в губы сладким поцелуем. Таким долгим и томительным, что я забываю сразу обо всем.

Отодвинув в сторону плоскую коробку, отделанную черным бархатом, где в своих ложах покоятся бриллианты, Тимур подхватывает меня на руки. Сажает на стол из дерева венге. И медленно, словно со статуи, спускает с плеч простыню.

– Об этом я и мечтал, – вздыхает Тимур, становясь между моих бедер. Притягивая к себе, снова лезет целоваться. А когда раздается трель домофона, громко ругается.

– Твою мать, у этой женщины есть хоть немного такта?

Про госпожу Альбину, как я мысленно называю мачеху, можно рассказать многое. Но какой от этого толк?

– Марат? – хмурится мой любимый, вызывая личного помощника и телохранителя. – Ты уже здесь.

И получив утвердительный ответ, закрывает одну за другой обе двери.

– Мы в хранилище. Впусти мою мать и объясни ей, что мы уехали на выходные. Да! Ранним утром. Куда? А ты не знаешь! Когда эта красавица свалит, позвони. Мы выйдем. И постарайся избавиться от нее побыстрее!

– Все! – Тимур поворачивается ко мне. – Сейчас маман убедится, что нас нет дома, и отстанет.

– Не уверена, – хмыкаю, оглаживая башку любимого. Коротко стриженые волосы приятно щекочут ладони.

– Сюда она точно не ворвется, – морщится Тимур, стаскивая халат. А когда через какую-то секунду мы становимся одним целым, из головы напрочь вылетают все мысли. Там по дому шастают отец и Альбина. Марат явно в курсе, чем мы сейчас занимаемся в хранилище. Но мне абсолютно все равно. С каждым выпадом уношусь все дальше и дальше.

– Дождись меня, – рычит Тимур. – Давай вместе.

– Догоняй, – выдыхаю, запрокидывая голову. И через секунду выгибаюсь дугой, почувствовав всю силу своего мужчины. Без сил укладываюсь ему на плечо и стараюсь выровнять дыхание после любовного марафона.

– Жрать хочу, – недовольно бухтит Тимур, возвращая меня с небес на землю. – Нужно тут холодильник поставить.

– И мультиварку, – фыркаю я, слезая со стола. Завернувшись в простыню, сажусь в кожаное кресло. Тимур плюхается во второе и, положив голову на высокую спинку, задумчиво тянет.

– Может, действительно возьмем палатку и смоемся на природу. Поедем на машине Марата. Никто не догадается.

– Великий Манучаров один среди коров и деревьев? – хмыкаю я, укладывая ноги на крепкие мужские колени. – Охрана с ума сойдет, Тимур.

– Ну почему один? С тобой, Люб! Мы Марата возьмем. – весело отмахивается он и напевает себе под нос. – На улице Марата я счастлив был когда-то… А что, Люб, может, лучше в Питер махнуть? – Лениво проводит большими пальцами по моим ступням.

– Вот прямо сейчас? – уточняю, не веря. И осекаюсь, чувствуя, как мурашки бегут по телу.

– А почему нет, – довольно, будто кот, улыбается Тимур. – Там хата стоит пустая. Пошляемся по Невскому. Пожрем в том французском ресторане, который ты умоляла купить. И вернемся домой. Ты утром пойдешь на работу, а я улечу к Алимову. Будем потом вспоминать, как шатались, никого не таясь, по улицам. Залезем на колоннаду Исаакиевского.

– Это все мечты, Тим, – томно вздыхаю я, чуть приоткрыв глаза. – А на самом деле, если мы прилетим в Питер, приедем в лес или внезапно попадем на Манхеттен, то забьемся в спальню, как кролики. – Веду ногой по бедру Манучарова. Кончиком большого пальца касаюсь живота.

– И на дорогу можно не тратиться, – фыркает Тимур, понимая намек. Неожиданно потянувшись к моей ноге, целует пальцы. Облизывает один за другим и смотрит лукаво, как я ерзаю от нетерпения.

– Интересно, она там окопалась, что ли? – сердито бросает он, косясь на дверь, но не выпускает мою ногу.

– Марат, как дела? – рычит в трубку. – Дай я с ней сам поговорю.

Смотрит куда-то в потолок и, как только в динамике слышится резкий голос Альбины, спрашивает грубо.

– Мам, ну какого хрена?

– Это я тебя хочу спросить! – взрывается она. – Мы с Андреем ночь не спали. Никак понять не можем, где ты схлестнулся с этой мерзавкой? Я же всегда следила…

– Остановись, пожалуйста, – рявкает Манучаров. – Перестань говорить то, о чем потом пожалеешь…

– Это тебе нужно подумать, Тимур, – театрально вздыхает Альбина. – Приезжай быстро. Надо поговорить. Если дойдет до Алимова, нам всем не поздоровится. Думаешь, отец от хорошей жизни заключил контракт с Ринатом? Ты и так с рождения на всем готовом! Пора отвечать за богатую жизнь…

– Я? – подскакивает Тимур. – Ты ничего не перепутала, мама? – Набрав полные легкие воздуха, выдыхает шумно. – Не жди меня. Я не вернусь сегодня. Пойди, проспись.

– Как ты со мной разговариваешь? – орет Альбина. И клянусь, мне ее прекрасно слышно и без телефона.

– Ты не спала ночь, я предлагаю тебе отдохнуть, – криво усмехается Тимур. – Отдай трубку Марату, – приказывает строго. И когда верный оруженосец крякает краткое «да», просит настойчиво. – Проводи гостей, Маратик.

Забиваюсь в кресло, стараясь не расплакаться. Настроение безнадежно испорчено.

– Старею. Теряю хватку, – устало чешет Тимур затылок. – Знал же, что она припрется. И не принял никаких мер.

– Нам нужны парашюты, – невесело улыбаюсь я. – Только Альбина на порог, и мы прыгаем вниз.

– Вот ты фантазерка, – вставая, отмахивается он. Взяв коробку с бриллиантами, садится рядом. – Я тут выбирал камень для одного важного заказа, не поможешь определиться?

Внимательно гляжу на камни, разложенные в бархатных лунках.

– Сердечки и прямоугольные сразу отпадают, – деловито размышляю вслух. – Если заказчик – солидный тип, то лучше предложить ему круглые. Больше заработаем. По прайсу Рапапорта какой дороже?

– Этот, – показывает Тимур на более приплюснутый камень.

– Я опять не угадала, – тяну разочарованно. – Мне казалось, этот более ценный.

Осторожно беру в руки бриллиант такого же диаметра, но немного другой огранки. В свете люминесцентных ламп камень играет всеми цветами радуги.

– Этот на полкарата меньше, – хитро улыбается Манучаров. – Но первый слегка мутноват. И качество огранки хуже. Пожалуй, ты права. Сделала отличный выбор.

Вглядываюсь в довольное лицо Тимура. Он все заранее выбрал сам. А мне устроил маленький экзамен. Сколько вечеров мы провели здесь, разглядывая камни! Тимур не просто учит, бубня сухие факты, он сам словно бриллиант загорается от радости, стоит только коснуться излюбленной темы. А теперь, когда я немножко обтесалась в ювелирном бизнесе, иногда устраивает проверки.

– А кто будет делать? Харбинский? – интересуюсь запальчиво.

– Да, хочу поручить Леониду, – кивает Тимур и, прочитав в айфоне сообщение, велит. – Осада окончена, Люба. Медуза Горгона улетела. Надевай мой халат, и выходим.

Послушно забираю из рук Тимура махровую тряпку, доходящую мне до щиколоток. Плотно запахиваюсь, завязывая потуже поясок.

Честно говоря, при Марате, коренастом суровом мужике, я чувствую себя скованно. Никак не могу привыкнуть, что в этом доме на нем держится все хозяйство.

Хихикаю, глядя на любимого, завернувшегося в простыню, как в тогу.

– Только лаврового венка не хватает! – смеюсь беззаботно. И неожиданно замираю от нехорошего предчувствия.

– Ты чего? – настороженно смотрит на меня Тимур. – Привидение увидела?

Глава 6

Люба

Отмахиваюсь от нехорошего предчувствия. Так уже было. Моя вечно спящая интуиция просыпается за пять минут до ядерного взрыва, когда уже ничего нельзя предотвратить.

– Все в порядке, – отвожу взгляд от настороженного Манучарова. Веду ладонью по бриллиантам. Какие же они все-таки необыкновенные. Даже представить трудно, что мать-природа так расстаралась. Конечно, есть искусственные, прогретые. Но здесь, в хранилище Тимура нет ни одного дешевого камня. Каждый уникален по чистоте и огранке. Но даже красота сверкающих бриллиантов не трогает меня. Сердце ухает от тревоги. И я ничего не могу с этим поделать.

Пялюсь в спину Тимуру, открывающему хитромудрые засовы. И все пытаюсь взять себя в руки. А так хочется подскочить сзади, обнять и закричать от отчаяния.

– Не уезжай! Тим! Пожалуйста!

«Успокойся, – твердит мне здравы смысл голосом старшей сестры Кати. – Ему надо ехать. Без согласия Алимова твоя жизнь не стоит и копейки!»

Засунув руки в карманы халата, утыкаюсь носом в черную махру, все еще таящую запах любимого мужчины. И снова оказываюсь во власти паники. Умом понимаю, что за те пару дней, что Тимур будет в отъезде, ничего не случится. Но сердце сжимается от глупой тревоги. И даже в воздухе пахнет бедой.

– Что происходит? – поворачивается ко мне Тимур. – На тебе лица нет.

– Я боюсь, – признаюсь честно. Умные черные глаза словно подергивает болью. А пальцы любимого ложатся на мой подбородок, слегка приподнимая лицо.

– У нас нет другого выбора, – хмурится он. – Никто никого не грохнет. Не переживай, Любовь моя. Девяностые давно прошли. В самом лучшем варианте, примут подарок и отпустят с миром. В самом плохом, выставят счет. И я его оплачу. Нет проблем, Любушка. Одни расходы.

– Да, конечно, – киваю стараясь взять себя в руки. И тут же замечаю робко. – А твоя мама? Она уже против. Альбина не даст нам спокойно жить.

– Она сдастся, – беззаботно отмахивается Тимур. – Особой любви не гарантирую. Но лезть к нам точно не будет. Поэтому забей. Я хочу завтракать и массаж…

– Попроси Марата. Он разомнет тебе спину, – фыркаю я, выбегая из хранилища. Но не успеваю сделать и пары шагов, как попадаю в захват сильных мужских рук.

– На фиг мне Марат, дорогая! Я с утра отработал, теперь твоя очередь, – жарко шепчет мне в ухо Тимур.

Шелковая простыня, держащаяся на честном слове, начинает скользить с плеча вниз. И мы в четыре руки начинаем ее ловить. Хохочем как сумасшедшие. И снова целуемся.

А в душе бьется страх колокольным набатом.

Но Тимур прав, и я ему всецело доверяю. У нас и вправду нет другого выхода. За свое счастье придется бороться. Хотя это и не борьба даже, а искусство переговоров. А Манучаров у меня прирожденный медиатор.

– Тимур, – стучится Марат в приоткрытую дверь кабинета. – Тут такое дело…

– Что-то срочное? – морщится любимый, обнимая меня.

– Пацаны из следственного звонили. Алтуфьевские цацки выплыли…

– Мы сейчас придем, – рыкает Тимур, мрачнея.

Уже чуть позже на кухне, когда мы вдвоем усаживаемся за прозрачный стеклянный стол, уставленный оливками, помидорами и мясной нарезкой, Манучаров прихлебывает американо из высокой чашки. И кивнув Марату, облокотившемуся о дверной косяк просит.

– Рассказывай, бро. Не томи.

Марат выразительно кивает на меня. Я сижу к нему спиной. И он даже не задумывается, что мне его видно в отражении горки.

– При Любе можно, – кивает Тимур и добавляет самодовольно. – Как только я расторгну помолвку с Алимовой, мы поженимся. Поэтому, можешь базарить в открытую.

Повернувшись, замечаю, как у флегматичного обычно Мурата отвисает челюсть. Но он быстро возвращает ее на место.

– Пацаны говорят, – начинает он, откашлявшись, – что вроде нашлось кое-что по мелочи из коллекции Павла Афанасьевича.

– Что именно? – серьезно бросает любимый и даже перестает есть.

– Кулоны, кольца, – пожимает плечами Марат.

– Какие камни? – снова уточняет Тимур, закидывая в рот оливку.

– Рубины вроде, – вздыхает Марат.

– Рубины или шпинель? – хмурится Манучаров.

– Откуда я знаю, – морщит нос помощник. – Я в таких тонкостях не разбираюсь.

– Цена разная, – вздыхает Тимур и снова принимается за еду. Любимый прав и в отличие от Марата я знаю, как отличить один камень от другого.

Профессионалы называют рубин королем драгоценных камней, а шпинель прозвали великой самозванкой. И если рубин играет гранями и светится, то цвет шпинели остается неизменным. Камень красивый. Драгоценный. Но в разы дешевле рубина. Вот только неспециалисту на первый взгляд отличить трудно.

– Следаки тебя в понедельник ждут, – бесстрастно сообщает Марат. – У тебя вроде никаких важных дел не намечено. Я по планингу сверился.

– Я к Алимову поехать хотел, – ощерившись бросает Тимур. Трет лоб, пытаясь выкрутиться из создавшейся ситуации. – Попробуй отменить, Марат.

Поднимается из-за стола, с шумом отодвигая стул. Внимательно смотрит на Марата, потом на меня.

– Я буду в спальне, Люба.

– Бро, прости, я не знал, – бросает вслед помощник. А я, поспешно отхлебнув латте из высокого стакана, несусь следом.

Тимур останавливается. Схватив за руку, притягивает меня к себе. Привычно целует в темечко. И сморщившись словно от боли, бросает нехотя помощнику.

– Ты все сделал правильно. Просто получилась накладка. Постарайся избавить меня от этой канители. Хотя бы на время. Вернусь из Дубая, посотрудничаем. Спецов дам для экспертизы. Сам знаешь, лучшие геммологи только у нас.

– Сейчас попробую все откатить, – коротко кивает Марат. И взяв с холодильника сотовый, уходит в свой маленький кабинетик.

Естественно, у Манучарова полно секретарей и референтов. Длинноногие красивые девушки занимаются рутинной работой и украшают собой офис. А настоящий помощник у Тимура один. Всецело в курсе всех дел шефа только Марат. И немножко я.

Глава 7

Тимур

Вернувшись в спальню, со всего размаху плюхаюсь на кровать. Моя маленькая лиса мостится рядом. Укладывает голову мне на грудь. Ногу закидывает на бедро.

– Драгоценности Алтуфьева… Это как-то связано с гибелью твоего отца.

– Да, – киваю скупо. А в душе радуюсь, что Любе ничего не нужно объяснять. Она и так член семьи и в курсе основных вех жизни Манучаровых.

– Паша Алтуфьев – второй учредитель компании, был женат на Марине, маминой сестре. «Алмаз» изначально развивался как семейный бизнес, Любушка.

– Там что-то было с заказом, насколько я помню, – вздыхает она. – Отец с Альбиной при мне обсуждали.

– Алтуфьев где-то раздобыл заказ на целый гарнитур. Серьги, подвески, браслеты, корона какая-то дурацкая… Все с рубинами. Отец воспротивился категорически. Кажется, он навел справки о заказчике и посоветовал отказаться. Но Паша уже взял аванс. Пришлось впрягаться. До сих пор непонятно, на каком этапе подменили камни. Отправили клиенту рубины, а он получил шпинель. Решил, что его обманули. Разбираться не стал. Грохнул всех разом.

– Взорвал офис?

– Кабинет отца, – морщусь, словно от боли. Из всех щелей лезут воспоминания. Факты, детали, о которых я предпочел бы забыть.

Мама, лежащая пластом. Врачи, дежурящие сутками. И мой потаенный страх, что останусь сиротой в свои четырнадцать.

Это потом уже через пару лет мать сойдется с Андреем. Быстро забеременеет и родит Миланку. Но первые полгода после папиной смерти она была похожа на приведение.

Мама! Еперный театр! Как бы следаки не добрались до нее. Опять начнется эта мышиная возня. Недомолвки, намеки. Снова вылезет какая-нибудь байда, а истинного убийцу так и не найдут. Да и хрен его сыщешь спустя двадцать три года!

Потянувшись, беру с тумбочки сотовый. Звоню матери. Лучше принять меры сразу, чем ждать, когда снова откроется ящик Пандоры и нас всех накроет его содержимым.

– Не хочу с тобой разговаривать! – капризно заявляет маман. – Ты – хам, Тимур! Отец в домовине переворачивается.

«Папу хоронили в закрытом гробу. И то благодаря экспертам удалось отделить останки от двух других жертв, – некстати вспоминаю я. – И там точно переворачиваться нечему», – морщусь от черного неуместного юморка.

Но с матерью так пошутить я себе не позволю. Сколько бы лет ни прошло, старая рана до сих пор саднит и кровоточит. Мои родители любили друг друга. Парочка однолюбов. Сэм обожал Альбину. А она души в нем не чаяла.

– Мам, – обрываю я заполошные крики. – Мы с Любой сейчас к вам придем на кофе. Там же торт остался свадебный. Я ни кусочка не съел.

– Как же так, Тимочка! – причитает она. – Вроде бы всем разносили по кусочку. А ты еще выкупил один за тридцатку.

– Так часто бывает, купишь и хрен воспользуешься. Кто-то сожрал! – вздыхаю я, пытаясь удержать рядом строптивую Любу. Девчонка смотрит на меня возмущенно и все норовит смыться. Приходится усилить захват.

– Конечно, торт остался, сыночек, – ласково уверяет меня мама и тут же настороженно спрашивает. – Ты сказал – с Любой? Видеть не хочу эту мерзавку! Втравила нас в историю…

– Нашлись Пашины цацки, мам, – выдаю я истинную причину встречи. – Нужно поговорить. Люба как член семьи и эксперт компании должна присутствовать. Времени мало, а я не собираюсь повторять одно и то же по несколько раз.

– Ну, приходите, – сквозь зубы соглашается мама и отбивает звонок.

– Я не пойду к ней! – возмущенно заявляет любимая. – Эта злыдня меня отравит.

– Сейчас хороший повод помириться, Любовь моя. От Альбины хрен куда денешься. Лучше дружить с ней, чем ссориться. Она же голову вынесет… Одевайся. Пойдем. Разговор предстоит серьезный.

– Ты думаешь, нам грозит опасность? – распахивает и без того огромные глазищи Люба.

«Ага! Если я тебе все расскажу, ты ночей спать не будешь, – усмехаюсь мысленно. – Да ну на фиг – пугать беременную жену! А вот дать усеченную информацию, чтоб вела себя осторожно, не помешает».

– До сих пор неясно, кто стоит за гибелью отца и Алтуфьевых. Непонятно, кто поставил бомбу. Метили в отца и в Павла. А заодно попала и Марина. Темная история, Любушка.

Обняв девчонку, покрепче прижимаю к себе. Слышу, как стучит сердце любимой, как замирает дыхание.

– Приставлю к тебе охрану, – рычу я и добавляю сердито. – Не спорь.

– Хорошо, – неожиданно соглашается она. – Как скажешь, Тимур-мур-мур… Только идти к родакам я не хочу. Избавь меня от этой повинности.

– Люба, пожалуйста, – хрипло прошу я, зарываясь пальцами в блондинистую гриву волос. – Мне самому неохота. Но поверь, лучшего способа настоять на своем у нас не представится.

Целую лоб, глаза, щеки. Жадно веду ладонями по спине, сминая пальцами упругие ягодицы.

Любин нос утыкается в меня где-то в районе ключицы. Ее губы скользят где попало, а руки уверенно заныривают под майку.

– Она меня не любит, – ноет моя ненаглядная.

– Ну и не надо, – фыркаю я. – Главное, тебя люблю я.

– И я тебя, – хнычет Люба. – Но идти никуда не хочу.

– Мать воспримет твой отказ как смертельную обиду. Поэтому пять минут на сборы.

– Я не успею, Тимур! – возмущенно вопит девчонка.

– Хорошо, – тут же соглашаюсь я, вставая вместе с Любой. – Тогда десять! Время пошло!

Мы вваливаемся к матери и Андрею минут через сорок. Сразу считываю напряженную атмосферу. Мать явно не в духе, Андрей насуплен.

А еще чувствую панику, витающую в воздухе. Дикую, почти животную, она точно ощущается в родительском пентхаусе.

Не осуждаю мать. Не имею права. Напротив, отлично понимаю ее. Она до сих пор боится за меня и Милану. Война, объявленная много лет назад, еще не окончена. И самое ужасное, мы до сих пор не знаем, кто ее начал.