Текст книги "Одержимость. Рассказы"

Как он мог работать простым рабочим? Все возмущалось во мне! С его образованием, с его опытом! Ведь он, только он научил меня всему! Только благодаря его советам я стала управляющей! Я потерплю не только месяц, а столько, сколько будет нужно, чтобы он мог получить нормальную должность! У него все получится!

В ответ я видела его светящиеся глаза, его благодарный взгляд! Ведь я верила в него, я давала ему надежду! Я никогда, ни за что не предам его, как его жена! Я никогда не изменю ему! Никогда не упрекну его ни в чем!

– Я благодарю Бога, что встретил тебя, любовь моя! – эти слова были лучше любой награды.

Я была счастлива и слепа целых два года.

И еще, мне пришлось поссориться с Риткой. Она лезла в мои с отношения с Костей. Говорила, что он должен делать, а чего не должен. Я понимаю, она многого не знала, но мне все это надоело. Мне пришлось приструнить ее, ведь я стала ее начальником. И наше общение свелось к двум словам в день. Здравствуйте и до свидания.

9.

Я не могу точно сказать, когда я стала понимать, какой большой груз я несу на своих маленьких плечах – себя и взрослого здорового мужчину, и полную ответственность за всю его и свою жизнь, и за съемную квартиру. Сначала я гнала от себя эти мысли – мы вместе, вот что самое главное. Я никогда не брошу его. Я не могу предать его. Я не могу не оправдать его надежд. Надежд на что? На то, что всегда буду ему мамой? Буду водить его за ручку? Покупать ему пиво? Слушать, как с ним несправедливо обходятся все, кому не лень? И закрывать глаза на то, как несправедливо обходится со мной он?

Прозрение было долгим и мучительным. Привычный стыд одолевал меня. Я снова не справилась. Я не выдержала. И моя любовь стала таять, исчезать с пугающей скоростью. И скоро превратилась в отвращение. И виновата в этом была снова только я. Я смотрела на своего Костю – на его седые старомодные усы, отвисший живот, кривые ноги, семейные трусы. И видела все это, как будто в первый раз. Я слышала его глупые пошлые шутки, его гадкие слова обо всех окружающих людях. Я наблюдала за его самодовольством и распущенностью, за его умением переложить всю ответственность на меня. И поражалась! Этот человек паразитировал на мне столько месяцев, а я была счастлива! Я была рада! Я была ему благодарна за это!

Бежать! От него нужно бежать! Но уходить мне было некуда. В логово моих родителей? На это я была не согласна. И только понимающий взгляд Ритки давал мне поддержку. Я делала вид, что не замечаю, что она понимает – последствия моей безумной влюбленности наступили. Но все равно была ей благодарна. Ведь больше у меня никого не было. Только Костя, который из единственного друга превратился в персонального врага.

Я познакомилась с Андреем в ресторане. После работы, не в силах идти домой, я решила выпить бокал вина в красивом месте. В последнее время Костя пил все чаще и чаще. И его непонимающий дикий взгляд вызывал во мне отвращение. Границы в отношениях с ним, которые я не очертила вовремя, восстановить было уже нельзя. Он на это не соглашался. Мои попытки объяснить ему, что, то, что я для него делаю, я делать не должна, вызывали в нем ярость. Он не хотел понимать, что я взяла на себя эти обязанности временно, только чтобы поддержать его. И в своей ненависти он обижал и оскорблял меня самыми предательскими словами.

– Шлюха! – орал он мне, хотя я ни разу ему не изменила даже в мыслях, – ведь отец твой меня предупреждал! Тварь! Я из-за тебя не вернулся к жене, потерял семью, детей! Это из-за тебя я остался без работы!

Такие оскорбления он считал чем-то обыденным. А извинялся только, если ударит меня. Да, он позволял себе даже рукоприкладство. Понимая, что теряет свою власть надо мной, в бессилии удержать. Даже сейчас, синяк под моим глазом был тщательно замаскирован тональным кремом.

Андрей подсел ко мне за столик в ресторане. Мне было плохо, скучно, грустно, и я не стала возражать. В нем было одно преимущество перед Костей – он был молод, лет тридцати.

– Что для тебя главное в отношениях? – спросила я, когда мы уже перешли на ты.

– Честность, – ответил он.

Я не могла ему сказать, что дома у меня живет монстр – Костя. Я соврала, что одинока. Чтобы получить приглашение на свидание. Мне стало окончательно наплевать на Костю, как когда-то на родителей. Я приходила в нашу общую квартиру только переночевать. Я не отвечала на его звонки, на его устные расспросы и претензии, не давала ему больше денег. Это вызвало новый виток оскорблений и подозрений в мою сторону. Но мне было все равно. Его отношение ко мне больше не трогало меня.

Зато Андрей был чудесен. Он работал, дарил мне подарки. Не я, а он покупал продукты для романтического ужина у него дома. Главным преимуществом в отношениях для него была правда. Подтверждением этого была его фамилия – Правдин. Он дал мне ключ от своего дома, чтобы я могла приходить в любое время. Он был внимателен, нежен, честен и справедлив. Он старался сделать так, чтобы мне было хорошо. Не принимал с благодарностью или без нее мои усилия, а предпринимал их сам. Он был влюблен, немного наивен, и отчаянно боялся потерять меня.

А потом он меня изнасиловал.

10.

Это начиналось, как обычный пикник на природе. У меня был долгожданный выходной день. Утром Андрей заехал за мной на машине. Я уже была влюблена, и не ожидала ничего плохого.

– Зайка, познакомься, это Степа, – показал мне Андрюша на молодого человека, который сидел на заднем сиденье.

– Очень приятно, Таня, – ответила я с улыбкой.

Степа был давним другом Андрея, только что вернувшимся из длинной заграничной поездки. И Андрей пригласил его на наш пикник. Я была немного разочарована, присутствие чужого человека исключало романтику. Я еще не вступала в близкие отношения с Андреем, но мы обсудили это. И решили заняться любовью на природе, в уединенном уютном месте. Именно сегодня. Но улыбка Степана была такой доброй и искренней, что я передумала расстраиваться. В конце концов, после пикника мы можем поехать прямо к Андрею и совершить запланированное.

Когда мы приехали на место отдыха, на берег реки, Андрей расстелил одеяло на траве, чтобы я могла позагорать в купальнике. И я прилегла с книжкой, наслаждаясь солнцем и летним ветром. А мальчики делали шашлыки. А потом я задремала.

Проснулась я от негромких стуков шампуров друг о друга. Оказывается, Андрей со Степой уже приготовили шашлык, и усаживались на одеяле, одновременно раскладывая тарелки с нарезанными овощами. Я потянулась и улыбнулась Андрею. Но не увидела улыбки в ответ. Он не смотрел мне в глаза, а Степа, судя по координации его движений, уже был сильно пьян. Я села и стала одевать сарафан. Мне стало неприятно, что пьяный чужой человек так откровенно разглядывает меня.

– Эй, Андрюха, что-то твоя цыпочка меня не привечает! – пьяно закричал Степа и громко засмеялся, – ты ее научи, как надо с твоими друзьями себя вести!

– Надо будет, научу, – зло огрызнулся Андрей.

Шашлык ели в полном молчании. Мне было неприятно. Я хотела домой. Но в эту минуту Степа начал говорить странные вещи.

– Ну что, пора исполнять? – спросил он Андрея.

– Пора, – ответил мой любимый и поднялся. Посмотрел на меня сверху, и стал покачиваться с носков на пятки. Мне стало не по себе. Я хотела спросить, в чем дело, возмутиться и потребовать отвезти меня домой. Но не успела. Андрей поднял руку и со всего размаха ударил меня по щеке. Я упала, из носа брызнула кровь, нижняя губа сильно пульсировала. Я даже не успела спросить, за что? Я увидела свой хлопковый сарафан в руках у Степы, Андрей четкими движениями снимал с меня купальник.

– Я первый! – пьяно крикнул Степан.

– Нет, я, – ответил Правдин, – я месяц ее обхаживал, – руки держи ей. Андрей уверенными движениями залез на меня сверху и стал расстегивать брюки. Я пыталась кричать, но получалось только мычание. Больше ни разу Правдин не посмотрел мне в глаза. Ни пока ерзал на мне, насилуя, ни пока предлагал Степе залить мне в рот водки и умыть лицо от крови, ни пока держал мои руки, когда его друг совершал свое страшное действо. Он не кричал на меня, не разговаривал со мной и не смотрел на меня. Только один раз пнул ногой в живот, когда я, воя и сплевывая кровь на землю, пыталась отползти подальше.

– Она не поняла, – сказал Правдин, – давай еще раз. И Степа снова приблизился ко мне…

Что я должна понять? За что? Я не знала. Мне было больно, страшно, мерзко, противно… Я не знала, сколько это продолжалось. Помню только, что нижняя губа моя занемела, и мне стало холодно. У меня дрожали руки и ноги, зубы стучали. Хотя на улице было тридцать градусов тепла. Увидев, что трясусь, Степа попытался влить в меня водки, но меня вырвало. Голова моя закружилась. Его кроссовки, испачканные моей рвотой – последнее, что смогла увидеть. Недолго эта картинка тряслась и вздрагивала. А потом я провалилась черный тоннель.

11.

Уже неделю я лежу в больнице. У меня болит все – руки, ноги, спина, живот. Нижняя челюсть моя сломана. А еще сломана я сама. То, что внутри меня. Сама основа. Как будто я была стеклянной и вдруг разбилась. Я вижу все осколки в отдельности, но как собрать их в целую вещь, не знаю. Меня нашли на обочине дороги. Видимо, мои мучители выкинули меня из машины.

Я лежу на кровати, лицом к стене. И вижу себя по привычке сверху. Ко мне приходила мама. И еще приходила полиция. У них был ко мне один и тот же невыносимый вопрос: кто это сделал?

Только мама объясняла, что отцу необходимо это знать, а полиция хотела поймать преступника. Но я молчала. Как я могла объяснить им, что главный преступник – я сама. Я просто забыла, кто я. И оказалась в беде.

Я знаю кое-что про эту палату: кто-то все время сидит на соседней кровати. Но я не хочу смотреть. Мне все равно. Главное, что это не мои отец или мать, и не Костя. Никого из моих врагов, это я знаю точно. Я слышу ровное дыхание за спиной и чувствую взгляд. Но он не прожигает мне спину, а согревает ровным теплом.

Спустя несколько дней родители пришли ко мне вдвоем. Я вздрагиваю, услышав голос отца. Ведь кошмары из моего детства снова мучают меня уже несколько ночей. Глаза мои опухли от слез. Я полностью опустошена.

– Татьяна, посмотри на меня! – приказывает отец. И я не в силах сопротивляться. Я медленно поворачиваюсь и вижу родителей. Отец смотрит на меня немигающим взглядом, с сознанием своего превосходства, и на лице его отпечаталось его право, присужденное ему им самим – быть моим судьей и собственником. Мать смотрит в пол.

– Ну что, будем признаваться, кто тебя имел? – с насмешкой спрашивает папа, – или опять наговорим, что спал с тобой я, твой отец?!

Я вижу перед глазами вспышки, как будто взрываются петарды, и слышу ровный гул в голове. Он! Это он! Чудовище из моих кошмаров! Я не знала, кто… в тринадцать лет! И, одновременно, я знала! Знала! Это был он! Только мне никто, никто не поверил! И я перестала верить себе сама!

– Это был ты! – в ужасе кричу я, – Ты! Ты! Ты! Ты!

Отец подскакивает ко мне, зажимает мне рот рукой.

– Теперь ты поняла, шлюшка бесстыжая, что должна вернуться домой?! Я твой хозяин! Я!

Я вижу в глазах его безумие, одержимость, опасный неестественный блеск. Это его соревнование, его война, которую он должен выиграть любой ценой. Это он был порочным, похотливым и грешным. Таким же, как его мать! Он, а не я! Я срываю его руку со своего рта, челюсть мою свело болью, но я выкрикиваю снова и снова: Это был ты! Ты! Ты! Ты!

Эта правда, вырвавшись из меня в первый раз, как саднящая многолетняя заноза, кричала на всю палату.

Сначала я услышала хлопок, а только потом поняла, что получила пощечину. Мама ударила меня.

– Какая же ты тварь! Заткнись! Отец всегда прав! Всегда прав! – прокричала мама и заплакала.

– Это был ты, – уже спокойно говорю я, – я все прекрасно помню. Я ЗНАЮ ПРАВДУ!

Конечно, я помню. Ведь я годами просыпалась от кошмаров, видя во сне ЕГО лицо. Эта жуткая, но такая нужная мне правда догнала меня поздно, в двадцать четыре года. Теперь я его не боялась. Я стала сильнее его!

– Интересно, кого мы абортировали, мам? – спросила я, – его сына или его внука?

Мама упала в обморок.

– Ах ты, мразь, – отец снова приблизился ко мне и схватил меня за предплечья, – Правдин тебе показал твою правду! Ты жалкая шлюшка, и вернешься домой! Теперь ты поняла, кто твой хозяин? Я! Я твой хозяин!

Он все тряс и тряс меня изо всех сил, и орал, брызгая слюной мне в лицо.

– Твое приключение стоило мне всего двести долларов! – орал он. Глаза его выпучились, и, мне казалось, они сейчас выскочат из орбит, – двести долларов! И так будет каждый раз, когда ты свяжешься с очередным мужиком!

Правдина нанял мой отец. Все просто. Очень просто. ОЧЕНЬ ПРОСТО!

–Хватит! – услышала я звонкий молодой знакомый голос.

Отец меня отпустил, как-то обмяк и отступил от кровати. И я увидела в палате людей, много людей… Полиция, медсестры, врачи. А также обладатель того спасающего голоса – Ритка. Ритка! Это она сидела на соседней кровати несколько ночей подряд, поняла я! Ритка! Увидев ее, я смогла заплакать. Я закрыла руками лицо и плакала, а моя подруга обнимала меня и гладила по плечам.

– Ты ни в чем не виновата! Ты ни в чем не виновата! Девочка моя! – повторяла и повторяла она. И эти слова звучали, как музыка, – это они! Это все они! Они плохие, а ты хорошая!

Потом она вытянула мою руку, чтобы медсестра могла сделать укол. И в этот момент стена вокруг меня, не дающая мне дышать, рухнула. И я поняла, что мне есть зачем жить.

12.

Моего отца не посадили в тюрьму. У него случился инсульт. Он не выдержал допросов и откровенного презрения полицейских. А еще он проиграл. Он хотел забрать мою жизнь, и лишился своей…

Я позвонила маме.

– Мама, я могу чем-то помочь?

– Не звони сюда больше. Теперь ты не сможешь его отобрать у меня! – закричала она, – надо было тебе влить не слабительное, а яд! Все из-за тебя!

Я положила трубку. Видимо, она говорила о моем неудавшемся выпускном вечере.

Временно я живу у Ритки. Я учусь заново дышать, ходить, разговаривать и мечтать. Когда-нибудь я встречу своего мужчину, теперь я это точно знаю. Когда-нибудь потом, когда научусь снова верить людям.

А сегодня мы с Риткой взяли в свой дом собаку.

Неизбежность

1

Сегодня я снова спустилась вниз. Был солнечный день. Я особенно люблю такие снежные ясные зимние дни. Все искрится вокруг. И это сияние напоминает мне дом. Там, наверху, все – белое сияние. Даже я. И ты тоже. Ты родила меня сегодня. Ты – моя мать. А я – дочь. Ты прижимаешь меня к себе трясущимися руками. В глазах твоих стоят слезы. Как долго ты ждала! Сколько попыток! И вот, наконец, чудо – ребенок. Ты плачешь от счастья и облегчения. У тебя все получилось. Я немного пугаю тебя своим взглядом – взглядом древней старухи. Обычные младенцы так не смотрят. Но ты отбрасываешь все мысли, настораживающие тебя. Главное – ты стала матерью. Ничто не может нарушить твоего счастья. Ребенок рожден, ребенок здоров. Это был твой последний шанс. Ведь тебе уже сорок. Я вылетаю из своего младенческого тела и гуляю по больнице. Через стеклянные двери палат замечаю еще несколько наших. Некоторые души стоят около своих младенческих тел, некоторые парят в воздухе над колыбелью. Никто не покидает пределы палаты, но мне это можно. Если душа выйдет ненадолго, с телом ничего не случиться. Организм будет функционировать, воспроизводить рефлексы, и даже испытывать чувства, правда, самые низменные. Поэтому души иногда покидают пределы кожаной оболочки тела. Не только ночью, когда тело спит, но и когда оно бодрствует. А некоторые люди вообще живут без души. Всю жизнь.

Я лечу вдоль коридора, и вижу все парочки через стеклянные двери – мать и младенец, мать и младенец. Души матерей никак не реагируют на мое появление, они не видят меня. Все правильно, они в глубоком анабиозе земной жизни. Они не помнят, как пришли сюда. Они даже не знают, что они – души.

А души младенцев замечают меня. Некоторые улыбаются – их сияние становится более ярким, а плотное белое их существо начинает вибрировать. Это значит, что они рады мне. Души не разговаривают между собой в прямом смысле этого слова. Ведь у них нет рта, языка и других органов, составляющий речевой аппарат. Но, чтобы передать сообщение, нам не нужен голос. Мы передаем мысль!

Некоторые души отворачиваются от меня. Прячутся в тело или закрывают свою новую плоть от меня! Боятся – темнеют и становятся меньше в объеме. Это – незрелые души. Души низкого уровня. Они пришли сюда, на землю, чтобы жить в первый или во второй раз. Эти люди будут глупыми эгоистами. Когда-то, много столетий назад, я тоже была такой.

В конце коридора в последней палате я не увидела никого. Вернее, я увидела только тела – мать и ребенок. Душ не было. Душа матери, скорее всего, запечатана в теле и спрятана от меня. Но где душа – ребенок? Я замечаю темную тень в углу палаты, и мне становится все понятно. Душа продана, передана по договору. Ребенок будет расти без души. Может быть, мать и отец чернокнижники. Колдовство приводит к таким последствиям. В принципе, людей, живущих без души на земле очень много. Наверное, процентов десять. Это те, кто не может ориентироваться в окружающем мире. Внутри у них пустота. Их можно узнать по их особой бесчувтственноти или крайней жестокости. Мне стало не по себе. Существо в углу палаты пошевелилось. Оно пришло за душой, и мое появление раздражало его. Нужно уходить. Я повернулась и поплыла по коридору в сторону родильной палаты. Палата была пуста. Мою мать и меня уже перевели в стеклянный бокс. Я быстро нашла их. Мать пыталась меня покормить, но молока не было. Это нормально, нужно подождать дня два или три. Мама положила меня в кроватку, и я тут же уснула. Мое тело проспит часов десять-двенадцать. Я посижу рядом со своей мамой. Мне нужно успеть все сделать до. До того, как исполнится три месяца с даты моего рождения. Если я не успею, то в три месяца все забуду. Забуду, кто я и зачем пришла сюда. Я приму, что я человек. Мое тело станет всем моим существом. И вряд ли я буду настолько развита, чтобы разбудить свою душу и вспомнить о своем предназначении. Я спустилось сюда экстренно. И действовать нужно быстро.

2

Нас выписали домой через несколько дней. Твой муж – мой отец забирал нас из родильного дома. Ты бережно передала мужу ценный сверток. Внутри была я. Отец осторожно раздвинул пеленку, закрывающую мое лицо. Я мирно спала. Краснота и сморщенность, присущая детям в первые дни их жизни, уже прошли. Мое маленькое лицо было гладким и белым, неправдоподобно маленький рот напоминал вишню. Я вздохнула во сне и ресницы мои вздрогнули. Отец с умилением и осторожностью закрыл пенеку и прижал меня к себе. «Какое счастье!»:подумал он. Я парила за его спиной, но он не знал этого.

Мои родители жили в небольшом деревянном домике. Там было достаточно уютно. На самом деле меня зовут Ом, но в земной жизни имена дают родители. Вы назвали меня Наташей. Вы часами разглядывали меня с восхищением и восторгом. Вам казалось совершенным мое тело-миниатюра. Младенца неправдоподобно похожи на взрослых людей. У них есть все то же – руки, ноги, пальцы и ногти, уши, брови, ресницы, глаза. Но все такое маленькое! Как будто работа искусного ювелира! Люди не верят, что смогли сами создать это чудо! Но они и не создавали его.

Ты, моя мать, кормила меня грудью и радовалась. Молоко пришло! На самом деле ты стеснялась своего возраста и внутренне боялась. Вдруг у тебя будет все не так, как у других?! Но молоко пришло, и это событие как будто бы застолбило за тобой право быть матерью. Через две недели после рождения я стала улыбаться. Вадим, мой отец, спешил с работы домой. Каждый вечер он всматривался в мое лицо с ожиданием этой улыбки! Я следила за тобой, мама, я ждала. Вот ты просыпаешься утром и улыбаешься. Вспоминаешь, что у тебя есть счастье! Потягиваешься и легко спрыгиваешь с кровати, бросаешься к моей колыбели. Но я сплю. Ты тихонько выходишь из комнаты, боясь разбудить меня. Под твоими глазами залегли синие тяжелые тени. Бессонные ночи и особая диета для кормящих матерей даются тебе с трудом. Но ты не жалуешься, ты ни капли не сомневаешься в том, что это нужно. Слишком маленькие жертвы за такое большое счастье. Ты проводишь со мной все свое время. Ни на секунду не отвлекаясь на себя. В твоих рыжих волосах проглядывает седина. После нескольких неудачных беременностей ты словно выцвела. И удачные роды тоже добавили тебе седины. Но тебе все равно! Ты не потратишь на покраску волос ни минуты! Подумаешь, волосы! Ведь у тебя есть я. И поэтому каждый твой день наполнен нескончаемым счастьем!

Ночью я решила поговорить с тобой. Ты уснула, и я пробралась в твой сон. Я знаю, что тебе обычно сниться, и куда улетает твоя душа. У тебя есть несколько излюбленных мест, и сегодня я нашла тебя в первом из них. Ты сидела на берегу водопада, неправдоподобно красивого. Вода с шумом врывалась в озерную гладь, пенилась и искрилась голубыми и розовыми отблесками. Тебя зовут Мэй, но ты не помнишь этого. Твоя душа запечаталась в теле, ты не знаешь, зачем ты пришла сюда. Тебе кажется, что твоя земная жизнь – это настоящая жизнь. И больше, кроме этого, ничего нет. Ты права, это – настоящая жизнь. Но кроме нее есть еще более важные вещи. Я подхожу к тебе сзади. Ты в образе амазонки. Рыжие волосы твои распущены, глаза устремлены вдаль. Короткая кожаная юбка, кожаные сандалии, верх без одежды. Один раз ты была амазонкой, но это было очень давно. Видимо, тебе понравилась та твоя жизнь, раз ты никак не забудешь об этом.

– Мэй, посмотри на меня, – шепчу я. Я не говорю, а передаю эту мысль прямо в твою голову. Но ты не хочешь смотреть. Ты вздрагиваешь, как от удара, но не оборачиваешься. Ты посылаешь мне сигнал, который не оставляет мне выбора. Ты не будешь вступать со мной в контакт. Ты не готова.

– Мэй, ты все знаешь. На этот раз все будет по-другому.

Плечи твои опустились. Ты трясешься, как будто плачешь.

– Почему вы выбираете для меня все самое сложное?! – ты почти кричишь.

– Мэй, я рядом, я помогу тебе. И еще одно. Это неизбежно. Тебе пора понять слово неизбежность.

Я улетаю из сна и врываюсь в нашу темную уютную комнату. Я кружусь и танцую над своей спящей семьей. Ты мечешься во сне, стонешь и вздрагиваешь. Вадим, мой отец, сквозь сон тянет к тебе руку, чтобы почувствовать тебя. Малышка Наташа нежно посапывает между ними. Сегодня они решили оставить меня спать в своей постели. Ведь я уже достаточно большая, целых два месяца.

3

Как я уже говорила, многие люди живут без души. Если души не дано было изначально, то и смерть такого человека происходит внезапно и обыденно. Но, если пространство вдохнуло в новорожденного смысл – душу, то этот человек может умереть, только потеряв с ней связь.

Если мгновенно вылететь из тела и устремиться домой, то плоть мертвеет, так как теряется смысл его существования. Вот и мое тело умерло. Когда пришел срок, мне было уже два с половиной месяца, дальше тянуть было нельзя. Ночью я резко вылетела из тела, сделала молниеносный круг в воздухе, разрывая нить, которая связывала меня с телом маленькой Наташи. Я устремилась вверх, отдаляясь все дальше и дальше от дома. Всю ночь я кружила в пространстве, проникая то в сон моей матери, то в сон моего отца. Когда утром я пробралась в наш дом, Наташа уже умерла. То есть я. На мгновение привычный страх проник в меня. Это бывает всегда, когда мы умираем, и осознаем свою душу. Еще осознаем невозможность вернуться в тело и продолжить жизнь, наступает паника. Я усилием воли сдерживаю страх. Я знаю, так должно быть. Этот страх инстинктивный. Да, у душ тоже бывают инстинкты.

Было раннее утро, в комнате царил полумрак. Плотные шторы закрывали окна, и в пространство между полотнами штор проникали косые лучи утреннего солнца. Сегодня мои родители будут спать дольше обычного, как всегда в воскресенье. Мать и отец спали, обнимая друг друга. Мать сладко посапывала, а отец привычно искал рукой ее руку. В колыбельке мирно лежала мертвая я. Мое лицо было сосредоточено, брови нахмурены. Такую маску выбрала смерть для маленького человечка. Мама проснулась первой, встала с кровати, укрыла отца, погладила его по плечу. Он в ответ что-то пробормотал сквозь сон. Мама подо шла к моей кроватке и протянула руки к дочери. А потом упала в обморок.

4

Даже я, зная, что страдания только иллюзия, а земная жизнь – лишь очередной страшный сон в веренице нашего существования, понимая весь смысл происходящего, помня то, чего не помнишь ты, корчусь от жалости к тебе. Безысходность, отчаяние, боль – вот что ты испытываешь сейчас. Внутри твоего сердца огонь, который никто не сможет погасить. Только смерть избавит тебя от этого. Мое белое существо пульсирует. Я страдаю вместе с тобой. Внешне ты совершенно спокойна, даже немного заторможена, но внутри тебя разгорелось пламя, сжигая твое сердце, превращая твою душу в пустыню. После похорон Вадим ушел от тебя. Он ушел к другой женщине, молодой, которая может рожать.

– Я больше не могу, – тихо сказал он. Ты промолчала. Тебе было все равно. В той черной бездне, в которой ты оказалась, не было места даже твоему любимому. Теперь ты вся состоишь из боли. У тебя болят руки и ноги, и голова. Горит огнем вся кожа. И главное – болит душа, вибрирует от наплывов страданий. Ты корчишься на постели несколько дней подряд. Совсем не встаешь, не можешь даже говорить. Звонит телефон, но ты не берешь трубку. Я проникаю в твой сон в образе Наташи, поймав тот редкий момент, когда ты забываешься в неглубокой тревожной дреме. Я улыбаюсь тебе, хохочу детским смехом и тяну к тебе руки.

– Я не хочу жить, – говоришь мне ты и уходишь.

5

В это утро ты встала с намерением. Ты даже причесываешь волосы и пьешь кофе. Потом начинаешь рыться в аптечке. Ты не хочешь жить. Я с ужасом мечусь вокруг тебя, даже толкаю тебя в плечи, но ты не замечаешь меня. Ты намерена уйти. Так же, как в своем сне. Чем я могу тебе помочь? Как остановить тебя? Ты уже нашла несколько упаковок таблеток, которые могут испортить твое тело, усыпить его навсегда, вздумай ты это выпить. Я понимаю, что ты снова не справляешься. Ты хочешь убить себя. Мэй, дорогая Мэй, если бы ты только помнила, сколько раз ты уже сделала это! Так уже было! Теперь нельзя! Ты должна жить, справиться с болью! Мы договорились об этом там, наверху. Я мечусь по комнате, пока ты наливаешь в стакан воды, и раскладываешь на столе таблетки. Сегодня у тебя будет смертельный обед! Ты была самоубийцей – рецидивистом. Несколько последних твоих жизней закончились именно так. Ты сама заканчивала свои муки.

Я Ом, твой наставник и инструктор, в некотором роде учитель, приняла решение, и ты со мной согласилась. Это будет еще одно испытание для тебя, Мэй. Мой наставник Хилл одобрил мою инициативу. Он улыбнулся мне тогда.

– Ты выросла, Ом, – вот, что сказал он мне, – я не зря потратил на тебя несколько воплощений.

Я решила помочь тебе, воплотиться вместе с тобой в твоей жизни, стать твоим ребенком. Какая ирония, я была старше тебя на несколько столетий. Я придумала, что помогу тебе не убить себя. Но сейчас в момент твоего отчаяния я бессмысленно стою рядом. Я абсолютно бесполезна для тебя. И я начинаю кричать, кричать детским голосом Наташи. Сначала ты не слышишь меня, но потом звук становится громче, он взрывает пространство и, хотя он не материален, ты реагируешь. Мой крик проник в твое сердце. И ты заплакала. Впервые за неделю, прошедшую с моих похорон.

6

Ты не стала сопротивляться. Приняла свою боль в сердце. Перестала выстраивать забор, отгораживающий тебя от твоей боли. Ты окунулась в нее полностью. Прошло несколько месяцев. Ты привела себя в порядок и вышла на работу. Ты выдержала. Меня ничего не удерживало больше возле тебя, и я решила уйти. Я так настрадалась вместе с тобой, моя дорогая Мэй! Меня трясло от жалости к тебе, от твоего горя. И еще, я чувствовала себя виноватой. Ведь это я заставила тебя все это пережить! Я побыла в человеческом теле совсем немного в этот раз, но эмоции, присущие человеку, сжигали меня! Нужно уходить. Каждый раз после смерти меня разрывает целая куча эмоций. Злость от того, что невозможно снова войти в свое тело, грусть, жалось к родным, боль от расставания с ними, обида и горечь, отчаяние, безысходность, страх! Это начинается сразу после смерти. Вид собственного неживого тела как будто разблокирует какой-то механизм в психике, и начинается ужас! Это продолжается все время, пока душа ходит по земле. Обычно сорок дней. Но, в некоторых случаях души задерживаются на несколько лет и даже столетий. Даже когда я ныряю в белую воронку, которая возникает надо мной, я боюсь. И когда лечу вверх в этой воронке. Это прекращается сразу, когда я выныриваю из нее. Там, дома, меня встречают родные лица. Облегчение я испытываю всегда! Каждый раз, когда я вспоминаю, что земная жизнь – на самом деле просто ночной кошмар. А страдания – иллюзия. Очередной экзамен на пути эволюции существа. В этот раз ты прошла экзамен. Мэй, я поздравляю тебя!

7

Меня встретил наставник. Хил сегодня выглядел стариком. Глубокие морщины на лице, седые длинные волосы. Хил держал в руках посох. Он протянул мне руки и обнял меня. Мы ненадолго слились, потом отплыли друг от друга на несколько метров.

– Пойдем, Ом. Мне есть что обсудить с тобой, – прикласил он меня в свою хижину. Вернее, в учебный класс, но сегодня он выглядел, как хижина.

– А где То и Ийле? – спросила я. Мне не терпелось увидеть моих друзей.

– С ними позже увидишься. Ты не хочешь меня спросить, почему именно я встретил тебя?

Только сейчас я задумалась. Почему Хил? Разве его воплощение прекратилось? Хил был мужем Мэй и моим отцом, земное имя Вадим. Неужели он…не выдержал?

– Прошло пять лет по земному времени. Поэтому я здесь, – сказал мне учитель и лукаво улыбнулся, – умер от инфаркта.

– Мэй прошла экзамен? – нетерпеливо спросила я. Я ожидала, что меня похвалят. Ведь Мэй выдержала, не убила себя. Вообще-то, я была уверена, что Мэй отлично прошла экзамен. И я вместе с ней. Ведь я ее инструктировала.

– Скажи мне, Ом, в чем состояла задача Мэй? – тихо спросил меня учитель.

– Неизбежность. Принять то, что случается неизбежно. Смирится с этим, – ответила я.

– Можно сказать по-другому. Не спорить со своей судьбой, – продолжил Хилл.

– Верно. Но она выдержала. Справилась, – уверенно заявила я.

– Ответь мне, Ом, в чем состояла судьба для этой женщины, – попросил он.

– Ее судьба – это смерть единственного ребенка.

– То есть, ее судьба состоит в том, чтобы быть бездетной, правильно?