Текст книги "PSYCHOлогические эксперименты Ву и Безе"

PSYCHOлогические эксперименты Ву и Безе
Виктория Жалуманова

© Виктория Жалуманова, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Психологические эксперименты Ву и Безе» это своеобразная проба пера писателя в жанре философской прозы.

Лёгкие байки, объясняющие с точки зрения законов естественных наук самые обычные психологические проблемы человека, изложены в форме забавных и трогательных диалогов ученого кота и его хозяйки. Здесь и ненавязчивый юмор, и нарочито мудрёные изречения главного героя. Но прежде всего, трогает откровенность, с которой автор раскрывает две свои личности: спонтанной, ранимой девочки Ву и духовно состоявшегося Безе.

Безусловно, с выводами автора можно спорить – в конце концов, размышления кота это субъективный взгляд на мир. Однако они заставляют задуматься над своим мироощущением и сформировать свою точку зрения на повседневные «заморочки».

В том, видно, и прелесть сентиментальной прозы – обнажая душу автора, она приоткрывает дверь и во внутренний мир читателя.

Приятного, полезного чтения!

Букин Е. А.

Поистине, лишь избранным дано слышать о чем молчит человек…

…но еще реже встречаются те, с кем можно об этом помолчать…

Жорж Безе. Не просто кот.

Глава 1. Разрешите представиться…

Что ж, милостивые господа и дамы, как всякое интеллектуально развитое существо… (А вопреки заблуждению масс, коты именно таковыми и являются – я настаиваю!) Так вот, будучи воспитанным, высокоинтеллектуальным индивидуумом, считаю своим первостепенным долгом представиться. Итак…

Прошу любить и жаловать, Георгий Безе. Кот. Впрочем, моя принадлежность к семейству кошачьих стала очевидна еще с первых строк. Странное имя для кота, не правда ли? Не просто странное – отвратительно глупое, на мой взгляд. Все дело в том, что изначально задумывалось меня назвать в честь выдающегося француза, автора незабвенной «Кармен» Жоржа Бизе. Но… регистратор клуба любителей кошек оказалась женщиной несведущей в иностранных языках (да и достаточно ленивой, чтобы прибегнуть к помощи сведущих, что греха таить). Единственным созвучным словом с фамилией Bizet ей показалось название популярного кондитерского изделия. А вот с именем Georges она вообще мудрить не стала! Так и вышло, уважаемые, что назван ваш покорный слуга был не в честь любимого композитора хозяйки, а в честь того, что откладывается на ее бедрах!

Кстати, о ней. Моя суета сует, мои неспокойные ночи и полные приключения дни, моя Ву. Имя ее в человеческом мире звучит куда прозаичней, но лично я считаю, что первый вариант подходит ей значительно лучше. Посудите сами: завалив меня на спину и щекоча мое нежное (чувствительное, между прочим, ко всяким поползновениям в его сторону) пузо, она глупо улыбается и бесконечно приговаривает: «Ву-у-у-ву-у-у!». И вечером, доставая из пакета полторашку темного, тягучего пива, восхищенно восклицает: «Ву-у!». Зато наутро это же самое «ву-у…» эхом отталкивается от стен ванной. Хотя нет, утреннее «ву» какое-то печальное, полное усталости и отчаяния. Каждый раз, глядя на этот пакет вечером, она знает, что на утро оно станет таким. Но моя хозяйка – отважный экспериментатор. Увы…

К слову, ее вспыльчивая натура несколько лет назад запечатлелась парой очаровательных шрамов в моем паху. В тот самый день, когда по простоте (ну или пылкости) незрелой души я впервые расставил следы своего пребывания по нашей квартире. Ву мой юношеский порыв не оценила. И с тех пор все психологические эксперименты мы ставим вместе: она от склонности к риску, а я оттого, что обычные котовьи радости для меня теперь нисколько не привлекательны.

Ну-с… как я и говорил ранее, я склонен к самокопанию, осмыслению реальности и анализу человеческих поступков. А Ву как никто умеет создавать ситуации, в которых мое аналитическое мышление и прагматизм вполне уместны. Мы идеальная пара. Ожидаете, что здесь я процитирую Александра Сергеевича? Ну, те самые строки о полярном тандеме Онегина и Ленского «они сошлись как лед и…» Пожалуй, это было бы к месту, но все же нескромно со стороны обычного домашнего кота, а потому я перейду к сути, дабы не заставить читателя скучать над моими унылыми речевыми оборотами. Да и имею смелость попросить вас заранее не судить строго о моих интеллектуальных способностях и сделанных мною умозаключениях. Я все же только кот и «академиев не кончал», лишь отважился высказать свое мнение обо всем происходящем в моем окружении. Смею надеяться, что оно вам будет интересно.

Глава 2. По следам мадам Кюри

Пожалуй, самой известной женщиной-экспериментатором была Мария Кюри. Моей Ву весьма далеко до гениальной ученой, но подобно легендарной исследовательнице, первый свой эксперимент она решила поставить на себе.

Открытие мадам Кюри убило ту, которая посвятила ему свою жизнь… Откровенность, конечно, не радий, но ведь пока не исследовано, что она способна сотворить с душой и, вполне возможно, что она настолько же вредна для человеческого организма, насколько оказалась губительна радиация.

На протяжении почти трех десятков лет Ву оттачивала искусство лжи. Её тренером, вопреки всякой логике, была ее родительница – женщина честная, искренняя и невероятно проницательная. Как ВСЯКАЯ мать, она хорошо чувствовала, когда Ву врала. И как РЕДКАЯ мать, умела объективно смотреть на своего ребенка, а, следовательно, и предполагать, до чего может довести столь нелепая ложь. Любая попытка обмана пресекалась ею на корню, и Ву ничего не оставалось (поскольку каждый ребенок иногда просто обязан врать родителям) как только совершенствовать свои «лживые» навыки. В тот день, когда моя врушка впервые смогла обмануть маму, она вывела главное правило лжи: «Поверь в то, что говоришь, и переживи это, как реальное событие». Отныне обман стал искусством, своеобразной религией ее существования. Он был безопаснее правды, зачастую намного увлекательнее, а главное, наполнял жизнь маленькой девочки вереницей захватывающих событий, в реальность которых она заставляла верить не только окружающих, но и себя.

Со временем, интерес ко лжи перестал быть чем-то особенным: то, что дочуля курит, мама все-таки узнала; школьные тайны вместе с аттестатом спрятались в пыльном ящике комода, да и первая любовь из трепетной девичьей тайны с годами превратилась лишь в еще один повод для сожаления. А обман стал каким-то обыденным… Врать стало привычным о планах на выходные, чтобы не обидеть родственников, горящих желанием в очередной раз пригласить на дачу, а после дружным составом обсудить и осудить. Или же о новом кавалере подруги, чтобы не ранить ее зародившихся чувств к очередному пустозвону, которому (какие весомые доводы не приводи) она готова отдать руку, сердце и квартиру. Или о том, куда подевалась половина зарплаты, чтобы мама подкинула тыщенку-другую, поскольку та половина была бестолково оставлена в ближайшем баре. И о своих чувствах. Чтобы никто не смог задеть той самой потаенной струнки, которая отвечает за слезы. В последнем случае, обман был столь искусен, что моя Ву почти разучилась плакать.

Подруги поражались тому, какая она «сильная девочка», злые языки родственников не уставали перетирать ее «черствость и бездушность», и никто даже не подозревал, что это заслуга не каменного сердца Ву, а ее отточенного мастерства лжи. Тем больше было всеобщее удивление, когда она поставила свой первый эксперимент – душевный эксгибиционизм.

Глава 3. Эксперимент начат

– Знаешь, Безе, – она посмотрела на меня так устало, так отчаянно, – я устала врать. Они смотрят на меня, а видят совсем другого человека. Ту, которую я им наврала. Понимаешь?

Я ответил: «Понимаю. Кто же тебя поймет, если не я…». Только Ву, конечно, этого не услышала. Она хоть и не такая как все, но подобно всякому человеческому существу лишена возможности видеть очевидное и слышать то, что ей говорят на самом деле, а не то, что хочется.

– Хватит! Теперь я буду говорить то, что думаю. Всем! И мне плевать, если кому-то это покажется глупым или грубым. И то, что чувствую. Если я еще немного подержу это в себе, то оно сведет меня с ума.

С того дня Ву стала говорить. И это было, поверьте коту, более чем страшно…

Оказалось, что врать и притворяться Ву заставлял не столько страх возможной душевной боли, сколько страх показаться окружающим смешной или того хуже – глупой. Этот страх лишает человека многого: новых впечатлений, возможностей, знакомств. И ведь не секрет, что казаться дураком, вовсе не значит им быть. Равно как не все умники в действительности умны. Но, черт возьми, как же страшно!

Что ж… для начала решено было сказать ЭТУ правду себе и преодолеть именно ЭТО.

Барьер моя экспериментаторша взяла, что называется, с разбегу. Выбрав ясный зимний денек (ну, уж чтоб бежать было некуда), она нацепила салатовые колготки, сделала на своей тридцатилетней головушке пару детских хвостиков и смело вышла поражать центр города. Она приставала к случайным прохожим с нелепыми вопросами вроде «почем нынче хлебушек?», мурлыкала под нос детские песенки и придурковато улыбалась зимнему солнцу…

Нужно сказать, что дурочкой Ву выглядела не впервые, но в первый раз по собственной инициативе. А разница между первым и последним, как между ссылкой в ГУЛАГ и добровольной поездкой на БАМ, согласитесь.

Ах, жаль, что скудного кошачьего словарного запаса не хватит, чтобы описать состояние маленькой закомплексованной девочки внутри Ву. Ей хотелось бежать, зажмурив глаза, домой, чтобы на нее не упал ни один осуждающий взгляд. Но она шла, с виду уверенна и безразлична, и подходила к людям, каждый раз совершая маленькую революцию внутри себя. Смешно! Ей было невдомек, что помимо нее улица полна еще более нелепо одетых людей, и более интересных, и самобытных. А у прохожих… у них свои заботы, и им вовсе не до комплексов и страхов «городской сумасшедшей». Одни улыбаясь проходят мимо, другие злобно фыркая отскакивают в сторону, но и те и другие через считанные секунды ЗА-БЫ-ВА-ЮТ. Всем все равно! Но она училась не бояться собственной глупости. И это работало!

Так если всем до козы, тогда какой смысл гробить ноги на неудобных ходулях-каблуках, запечатываться в строгие деловые костюмы, каждое утро мучится с выбором подходящей «достаточно вместительной, но стильной» сумки? И зачем пытаться запомнить все эти «идет/не идет», «можно/нельзя», «пристойно/непристойно». Разве маленькая вселенная внутри каждого из нас не лучший советчик в выборе цвета, стиля, образа жизни? Разве гармония это сочетание цветов, фактур, форм? Или все же главное – то состояние внутреннего комфорта, которое дарит согласие с собой и этой самой маленькой вселенной?

Каждый должен в своей жизни построить дом, посадить дерево и вырастить сына. Помните? Чепуха! Никто никому ничего не должен. Зачем строить дом, если ты мечтаешь видеть другие страны? Зачем сажать дерево, если можно своим бережным отношением спасти сотни тех, что посадила за тебя природа? И как растить сына, если и себя-то еще не сделал счастливым!? Зачем вешать на себя кабалу автокредита, если ноги еще способны нести навстречу подвигам, а глаза отказываются наблюдать мир сквозь прозрачную коробку авто, и нос хочет вдыхать ароматы утреннего города, а не сухой запах кондиционера?

Вот так одни зеленые колготки сделали большое дело. Они достойно исполнили свое предназначение и мирно улеглись на полке шкафа ждать очередного звездного часа, а Ву, возможно впервые за свою недолгую жизнь поняла, каково это – быть свободной от мнения окружающих.

Глава 4. Первые раны

Уже с первых дней работы с радиацией руки Марии Склодовской-Кюри были покрыты множественными ранами. Великая женщина не считала нужным отвлекаться на подобные пустяки: в ее сердце было место для любви к гению мужа и волшебству физики, и нисколечко для себя. Но ведь моя Ву вовсе не великая, а потому маленькие ранки на ее душе неизменно причиняли ей страдания. А потом, переносные рентгеновские аппараты мадам спасали и спасают сотни человеческих жизней, а эксперимент Ву – всего-навсего робкая попытка вогнать в нужное русло свою.

– А все-таки Булгаков наврал, – Ву надулась, как надувается от обиды обманутый ребенок, – помнишь: «Правду говорить легко и приятно…»? Ни черта подобного! Правда отвратительна, груба и причиняет много боли. Я вчера сказала правду всем: все, что думала, от начала и до конца. И такими словами, которые до сих пор эхом отталкиваются от моих ушных перепонок. Они там застряли, и никак не выходят из моей головы. Я чувствую себя самым глупым человеком на свете. И мне стыдно!

– Что ж… глупость – самый главный из человеческих недостатков. Глупцы слепы, глухи, жестоки…, и, как следствие, глубоко несчастны. И не так страшно, если человек глуп. Страшно, если он не стремится стать умнее. Так и болтается, как говно в луже (прошу прощения), от берега к берегу… постепенно растворяясь, оставляя после себя лишь дурной запах. Ты сглупила, это правда, и сейчас ты ужасно пахнешь. Но пока ты не растворилась до конца, у тебя есть шанс все исправить.

– Я думала, что поступаю правильно, говоря правду?

Как парадоксально и по-людски! На полу прямо перед моей мордой лежала уже взрослая женщина и так по-детски искренне задавала классические вопросы, присущие всем подросткам-максималистам.

– Быть честной вовсе не значит рубить с плеча. Иногда, для того чтобы не соврать, достаточно суметь промолчать.

– Я не могла молчать. Они сам лезли из моего рта, – робко попыталась оправдаться Ву.

– Но не вылезли! Загляни в себя, если бы они вылезли наружу, кто бы тебя сейчас грыз изнутри? Они просто высунулись на секундочку, полаяли и трусливо спрятались назад. И внутри, там, где их никто не сможет достать, они извергают уже не звуки, они выпрыскивают яд. Но этим ядом убивают тебя саму!

– Как заставить их замолчать?

– Странная. Ты сначала разрешила им делать то, что заблагорассудится, а теперь хочешь, чтобы они замолчали.

– Приказать?

– Можно и приказать. Так делает большинство людей. И они молчат, куда ж супротив воли барина? До той поры, пока человек не расслабится и не разрешит им вылезти снова. Но после каждого заточения они становятся еще более свирепыми, еще более непредсказуемыми. К чему сожалеть о прошлом? Ну правда, ты же не в силах его изменить. Что сделано, то сделано, – я выжидающе посмотрел на Ву и продолжил, – но есть еще вариант (из той же серии). Можно просто перестать их слушать. Хотя… тогда не изменится будущее.

– А если убить? – Ву повернулась на спину и запрокинула голову, в попытке посмотреть на ситуацию по-другому, вверх ногами.

– Их невозможно убить. Они даются человеку с самого рождения. В тот момент, когда ты впервые завидуешь соседскому новенькому велосипеду, оживает первый. В день, когда прячешь дневник с первой двойкой – другой. И так на протяжении всей жизни. А у некоторых, они научаются размножаться вообще без помощи хозяина – просто в определенный момент их становится так много, что разрешение им уже и не требуется.

Она недовольно фыркнула и схватила меня обеими руками за щеки так, как делают все люди с котами. Ах, люди! Ну право, можно ли задавать коту столь серьезные вопросы, сминая его при том, как диванную думку?

– Забери у них то, что заставляет их лаять. Сделай так, чтобы им самим этого не хотелось делать! Перестань кормить их своей злобой, своими обидами. То зло, что окружает тебя снаружи, со временем слабеет и исчезает, но то, которое ты взращиваешь внутри, навсегда остается в твоей душе. При всем желании ты выпрыскиваешь в мир лишь маленькую его часть, а большая остается с тобой. И пожирает. Сейчас ты научилась говорить правду самой себе, и поэтому больше не получится легко забывать свои ошибки. Зато теперь стало возможным их исправить. И ты обязательно найдешь способ это сделать, а для начала, тебе нужно себя простить.

– А вдруг меня не простят те, кого я обидела?

– Они тебя любят, и потому простят. Но с каждым разом делать это будет все труднее. И с каждым разом ты все ближе к тому, чтобы потерять самое главное… Нет, любить тебя они не перестанут, поверь. Человеческая любовь незыблема. Единожды впустив в свое сердце, человек не сможет вычеркнуть тебя оттуда. Но ты можешь потерять их уважение. А потерять уважение любимых людей намного страшнее, чем лишиться их само собой разумеющейся любви.

Мне пришлось впустую пожертвовать двумя ночами своего спокойного кошачьего сна, чтобы усыпить свою экспериментаторшу, но ее полные слез глаза не сомкнулись ни на минуту. Маленькие, но очень страшные червяки не давали ей ни спать, ни есть, несмотря на то, что она, казалось бы, исправила все очевидные ошибки и принесла извинения всем, кому была должна.

Решение пришло внезапно! Она набрала номер человека, перед которым ни разу за всю свою жизни не повинилась, и впервые извинилась. И не за то, что была не права. И даже не за то, ЧТО сделала, не за то, КАК сделала… За то, что не имела морального права этого делать! И тогда улыбка в голосе собеседника заставила улыбнуться тех, кто грыз ее душу эти два долгих дня. И они замолчали.

Глава 5. Про «Солнц» и «паразитов»

Как выяснилось, правду способны оценить немногие. Окружение Ву сразу же разделилось на две лагеря: тех, кто достаточно любил и уважал ее, чтобы принять «душевный эксгибиционизм» как должное, и тех, кто попросту испугался услышать правду. В ряды последних затесались и самые любимые…

Признаться самой себе в том, что тебя не принимает, не понимает и даже не пытается понять близкий, родной человек, оказалось не так больно, ведь какими-то потаенными сенсорами души мы всегда чувствуем то, от чего упорно пытается отговорить мозг. (Видно умение размышлять не всегда играет человеку на руку, а воображение способно нарисовать десятки ситуаций, препятствий, причин, только для того, чтобы оправдать безразличие небезразличных тебе.)

Так вот, оказалось не больно, но очень обидно.

Какими по-детски трогательными бывают слезы человека, заново научившегося плакать! Она сгребла меня в объятия и как обычно уткнулась шмыгающим носом в мое пузо. И хочу заметить, что всякому коту весьма неприятно, когда о его шерсть размазывают сопли и слезы, тем более в таком интимном месте, как живот. Но я стерпел. Потому что, БЕЗУСЛОВНО, был в первом лагере.

– Знаешь, Безе… Все также тяжело разочаровываться в людях… А так хочется очароваться…

– Знаешь, Ву… – улыбнулся я, – порой высшее проявление любви в том, чтобы суметь осчастливить любимого человека своим отсутствием… если для счастья ему не хватает именно свободы от твоего присутствия. И отпустить – не значит отказаться.

– Когда тебя любят те, от кого ты меньше всего того ждешь, это заставляет торжествовать разум, но не сердце. А вот когда не любят те, кто по всем человеческим законам должен, это убивает и то и другое.

– Человеческое сердце – всего лишь мышца. Оно либо становится сильнее, либо умирает от непосильной нагрузки. Человеческий мозг – всего лишь система управления организмом, он либо совершенствуется, каждый раз устраняя ошибки, закачивая новые надстройки, либо дает сбой раз и навсегда.

– А душа?

– Человечество не может не то что разобраться в ней, даже доказать ее существование. Что ты хочешь от обычного кота?

– Совета!

– Я не могу дать тебе ни совета, ни помощи, ни поддержки. Ничего. Кроме безусловной любви. Вопреки всему, что ты делаешь и говоришь.

– Что ж, это не мало, – Ву на мгновение просветлела.

– Это много! Поверь, если тебя любит хоть одно живое существо на земле, значит жизнь твоя не бесцельное изнашивание организма. А если любишь ты, значит, в ней есть смысл.

– Любить больно…

– Не любить еще больнее. Просто ты пойми: есть Люди-Солнцы – те, которые пытаются хотя бы немного согреть мир вокруг себя и сделать его хоть чуточку светлее. А есть люди-паразиты. Они без зазрения совести пожирают то, что с таким трудом создают первые. И им все мало! И с каждой такой трапезой они становятся все недовольнее, все голоднее. И только тебе решать, любить или нет, светить или пользоваться светом.

– Если я стану Солнцем, что будет, когда люди-паразиты съедят весь мой свет?

– Ты погаснешь. Но это не страшно. Ведь если бы не было последних, то для кого тогда тепло и свет первых? Подумай, если некому будет пожирать свет, то в мире его будет слишком много. А разве ночь не лучшее время, чтобы привести в порядок свои чувства и мысли? И разве не из темноты рождаются самые прекрасные мгновения человеческого бытия?

– Получается, они будут питаться моим светом, а я пользоваться их тьмой?

– Получается так. Одни не могут существовать без других. Это ли не Вселенская гармония?

– А в гармонии счастье? – Ву перестала хлюпать и ослабила свои объятия, словно больше не боялась отпустить от себя любящее ее существо. И тогда я прижался к ней сам. Так сильно, как только хватило моей кошачьей мочи. И даже выпустил в ее руку пару когтей, чтоб уж наверняка никуда не делась – я ведь не человек, и мне вовсе не обязательно учиться отпускать!