Текст книги "Индийская мышеловка"

Вилли
Индийская мышеловка
Повесть

Пока не появились те двое русских, все шло гладко.

Всем пострадавшим от моды на просветление посвящается. Аминь.

Индия, январь 2013

Норвежец Маркус вечно топит печь в своем домике, чуть ниже по склону. Дым стоит коромыслом! Он уже четвертый раз в Индии, а в деревушке X – впервые. Он, как и все хиппи из Гокарны, ходит замотанный во всякое индийское тряпье; вечно поправляет пашмину из шерсти яка, которая так и норовит слететь с его плеч. В этой пашмине определенно живут какие-то насекомые. Впрочем, как и в моем матрасе…

Когда я прогрел дом большими камнями из костра – у меня-то нет печки, – меня сразу начали покусывать. Теперь они и в мой спальник забрались, эти подлые насекомые. Они что, тоже собираются путешествовать?! Ну ничего, ничего, их, в общем-то, не так и много, они почти и не кусают. Может, из-за высоты? Мы ведь примерно на двух километрах над уровнем моря. У них, должно быть, как и у меня, голова от такой высоты кружится. Первое время я только и делал, что спал.

Я почти никуда не хожу, торчу здесь, в «пэйнтин-хаус», как называет его хозяин. Домик и правда красочный: стены из серых неровных камней, а швы выкрашены ярко-оранжевой краской. Дверь и окно – зеленые.

Хозяин – этот улыбчивый полутораметровый тамил – берет с меня четыреста рупий в сутки за однокомнатный домик, в котором нет ничего, кроме кровати, маленького складного столика, металлического, проржавевшего до дыр стула и вязанки дров в углу. Ни раковины, ни туалета – ничего здесь нет.

Конечно, вы сразу станете утверждать, что туалет есть в кирпичной пристройке на углу дома и там же есть малюсенький латунный краник, торчащий из стены. Согласен, все это есть, но вода в этом кранике – ледяная! И она всегда льется на ноги. А по утрам здесь вовсе не жарко. Градусов, думаю, десять, не больше. Но все это, конечно, мелочи. Все это глупости и пустяки, ведь с моего крыльца открывается лучший вид на долину! Ни с одного крыльца в этой затерянной в горах деревушке вы не увидите того, что вижу я каждое утро и каждую ночь.

Каждую ночь высыпают звезды и выплывают низкие гигантские облака, из-за которых долина в свете своих мелких оранжевых и желтых огоньков выглядит точно сфера. Ты чувствуешь себя настоящим Мерлином! Или еще кем-то, не знаю… В общем, мистическое создается настроение, хоть я и не верю ни в какую мистику.

А утром, если встать пораньше – часов хотя бы в восемь, – облака выплывают снизу, ползут по склону, разбиваются о тебя влажной прохладой и поднимаются наверх, чтобы слиться с другими облаками или чтобы раствориться на полпути. Незабываемо это все. Я верю, что эти облака даже из последнего мерзавца хоть на пару мгновений, да сделают доброго человека.

Норвежец Маркус уже месяца три торчит здесь, а я торчу всего три недели. Ровно три недели прошло с тех пор, как Кристина меня бросила… Да, опять. Это даже смешно.

В тот вечер мы хорошо покурили травы. Покурили и, как у нас водится, разоткровенничались. О, вот это действительно нелепая вещь – быть откровенным под травой! Мой вам совет – никогда так не делайте. Под алкоголем – еще куда ни шло, а откровенничать под травой – полнейший идиотизм и слабоумие! Нельзя это забывать. И несчастен тот, кто забудет!

Вот, значит, в тот вечер Кристина рассказала, что у нее был небольшой романчик в Гоа, пока я там, в своем мрачном Петербурге, пытался решиться на путешествие, точно Раскольников на убийство бабушки… А я в свою очередь рассказал ей о Нике. Я признался, что выбрал Нику… Но Ника умерла, и вот я, мол, сейчас здесь и с тобой, дорогая моя Кристина. На этом все. Мы посмеялись и легли спать.

Утром она собрала свой рюкзак и сказала мне, что на этом действительно все. Все кончено. Теперь уже навсегда. Она уехала… А я снова остался в дураках. Но я уже привык: привык проигрывать и не считаю, что быть проигравшим по жизни – это так уж плохо. У каждого – свои радости; у меня, например, есть эта деревня, и я наслаждаюсь своими деньками. Ни одна сволочь меня здесь не достанет! Безопасность и благополучие. Здесь можно ненароком превратиться в человеколюбца.

Все хорошо! Все! Вот только нет никакой определенности у меня в жизни. Теперь я торчу здесь и не понимаю, что делать дальше. Никакая кругосветка, похоже, мне не светит – я же топографический кретин, какая тут кругосветка! Ха-ха! Кругосветка! До соседней деревни я еще могу дойти, ну до близлежащего города Y тоже могу. Ну, положим, даже обратно в Гоа я смогу добраться: на автобусе, затем на поезде… затем снова на автобусе… Но вот в кругосветку!.. В кругосветку, сами понимаете, я не могу.

В Индии я с середины октября. А сейчас уже январь на дворе. Вот и считайте… Месяца три я уже в Индии. А словно три года!

«О, о, кто это? Кто там бежит? Вы смотрите! Да это же моя гончая прискакала!»

Она ловко скачет, словно маленькая кобылка, по всем этим горам и ухабам. Тут легко свернуть себе шею. Моя гончая никогда не ошибается: всегда приходит точно к завтраку и точно к ужину – я ведь теперь не обедаю, – приходит и высовывает свой узкий, длинный язык, словно кусок ветчины, и просит еды. «Хэ-хэ, хэ-хэ, хэ-хэ…» – дышит она часто, взволнованно. Я всегда ее кормлю. Всегда! Даже когда самому есть нечего. Мне-то что: я сейчас мало двигаюсь, мне много еды не надо, а вот она вечно носится по горам – ей нужно питаться.

Моя гончая тощая, темненькая, с большими глазами – точь-в-точь как я. Я даже не знаю, самка это или самец. Хм… хм… думаю, все-таки самка… Ну-ка, а действительно, вот же сосцы. Да, это самка. Главное, что я о ней знаю: гончая обожает яичницу с помидорами и луком! Это ее любимое лакомство! Очень ласковая собака. За три недели она ни разу не гавкнула. (Может, она глухонемая?)

«Ладно, ладно, забирай остатки яичницы, я специально тебе на отдельную тарелку положил. Вот, молодец. Ну, не отвлекай меня, я тут кое-чего записываю…

О! А кто это тебя так? Кто тебе попортил шкуру? Что это за ссадина? Ну-ка… а, понятно, да, все ясно, это от колючей проволоки. Ты вечно лезешь, куда не следует. Тут ведь повсюду колючая проволока: и тут и там – по всей деревне. Она отделяет участки или группы участков – где как. Ты хоть понимаешь, что такое частная собственность? А? Ладно, забудь, не верти так мордой…»

Когда еда заканчивается – в конце недели, – мне приходится подниматься вверх по склону, метров на двести или сто пятьдесят, и брести в сторону города на воскресный рынок. Это, говорят, километров десять или около того.

Каждый раз на полпути я встречаю стаю обезьян, которых кормят индийские туристы из Дели и Мумбаи. Туристы в голубых рубашках и в бежевых или черных брюках, они чураются местных деревенских индийцев, задирают свои столичные носы… А обезьяны жрут все подряд, дерутся между собой и кидаются в высокомерных туристов камнями и, возможно, засохшим коровьим дерьмом. В прошлое воскресенье я еле увернулся от хорошего булыжника. (Этих записок могло и не быть.)

В Индии вообще обезьяны наглее, чем в других странах. Вот, к примеру, в Шри-Ланке обезьяны совсем не такие. И дело тут даже не в их разновидностях, нет, ведь и в других странах есть точно такие же, один в один, а ведут себя иначе. В Шри-Ланке у обезьян есть инстинкт самосохранения, а здесь… здесь обезьяны мало кого боятся.

Индийские обезьяны – это гопники обезьяньего мира. Они у меня как-то, еще в Гоа, – вернее сказать, это уже не совсем Гоа… а впрочем, не важно, вы все равно запутаетесь в названиях, если я буду все уточнять; даже я уже начинаю путаться, – в общем, еще в Гоа эти обезьяны ограбили меня! Налетели вдесятером и отняли целую связку бананов! Я пытался сопротивляться: шипел на них, топал ногами, выпучивал глаза, скалился – словом, изображал дикого зверя, но все было без толку, ограбили меня и не постеснялись.

Эти обезьяны только собак боятся. Во всяком случае, если говорить о городах и деревнях, где, разумеется, нет никаких крупных хищников. Зато есть собаки. Моя гончая меня охраняет, пока я кормлю ее завтраками и ужинами…

Обезьяны приходили на прошлой неделе. Они обнесли магазинчик улыбчивого тамила. Украли все его чипсы и лапшу быстрого приготовления, забрались на дерево и давай шуршать пакетами. Хозяин пытался кидаться в них камнями, но промахивался, пытался согнать их длинной палкой, но обезьяны лишь запрыгивали на пару веток выше. Обезьяны всегда выигрывают в этих схватках. Ладно, хватит об обезьянах. Пока хватит. От них, конечно, в Индии никуда не денешься, они повсюду… но пока оставим их.

Так вот, этот славный норвежец Маркус – надо о нем рассказать, ведь, кроме него и одного кудрявого израильтянина, ко мне никто больше не заходит, – норвежец Маркус впервые приехал в Индию три года назад. Приехал в двухнедельную командировку в Дели, да так его Индия впечатлила, что обратно в Норвегию он не захотел. Не захотел, но все же пришлось ему возвращаться: какие-то неотложные дела…

В первый же после командировки день Маркус уволился, а уже через месяц, уладив все свои норвежские дела, вернулся путешествовать по Индии. Это было в 2010-м. С тех пор он и не брился. Глядя на него, представляешь себе Вудсток.

Маркус что-то недоговаривает. Пока не ясно что, но я обязательно выясню, раз уж я взялся все это законспектировать. (Разумеется, все имена и названия изменены. Но если он все-таки получит Нобелевскую премию, то вы поймете о ком идет речь.)

Маркус каждый год на два летних месяца возвращается домой – в Осло, а затем, по осени, возвращается назад в Индию: путешествовать и медитировать. В медитациях он преуспел и этого не скрывает, а даже наоборот – любит об этом рассказать. Он и мне советует медитировать где-нибудь на скале. В этом году он нигде, кроме деревушки X, еще не был. Пока что его планы смутные, как и мои. Маркус не знает, куда, когда и зачем он поедет. Я его понимаю: это место затягивает, здесь никого не хочется видеть. Вполне достаточно звезд, огней долины, гончей и бизонов…

О! Вот про бизонов, про бизонов вы обязательно должны послушать! Бизоны – это их тамил так называет, а на самом деле это индийские быки гауры – это дикие быки. Говорят, они совсем не опасны для человека… Может, в других частях Индии это и так, но насчет деревушки X я ручаться не стал бы. Самки приходят с детенышами, а за детенышей они, сами понимаете, растопчут кого угодно. Не со злобы, конечно, но какая, в сущности, разница, растоптали тебя со злобы или по ошибке?! Мне вот никакой разницы! Но опять же и гауры боятся собак…

Эти «бизоны» приходят по ночам и топчутся у меня на крыльце, за хлипкой деревянной дверью. И если бы они вдруг захотели ко мне вломиться, то им бы это не составило никакого труда. Крыльцо у меня бетонное, и звук еще тот получается. «Цок-цок, цок-цок…» – топчутся они по ночам, словно черти. И дышат так тяжело, словно усталые черти.

Прямо возле моего красочного дома пролегает их бизонья тропа, а около пристройки с туалетом находится их туалет (небольшая, почти горизонтальная лужайка за домом), они там все засрали! Местные говорят, что бизоны нечасто приходят из леса. Но с тех пор как я здесь остановился, они приходят почти каждый вечер, а потом еще и ночью. Так что смотреть на красоты звезд и долины не всегда безопасно. А уж в туалет среди ночи – чистое сумасшествие! А я по большей части вменяемый и знаю, что лучше уж потерпеть до утра, чем нечаянно стать незадачливым тореадором.

Гауры приходят из-за костра… Их наверняка приманил запах еды. Они, как и гончая, хотят поживиться чем-нибудь вкусненьким. Им уже давно надоело питаться одной травой.

А теперь прервемся. Всего лишь на пару мгновений. Вы, должно быть, уже решили, что я так и буду нудеть монотонно до последней страницы? Так ведь? Решили? Но нет, нет, не до последней. Нудеть я, конечно же, буду, но не до последней страницы. Поверьте, все это необходимо, чтобы вы понимали, что к чему в этой деревушке, и понимали мое настроение в тот период. И пока я подробно не расскажу вам про деревушку X, с места мы не двинемся. Наберитесь терпения! В конце концов, некоторые ведь и Марселя Пруста читают! Да, некоторые мои знакомые читают Марселя Пруста и даже – представьте себе! – смеют утверждать, что ни разу не задремали в процессе чтения. Я вот честно скажу: задремал! Да, винюсь, задремал… и не единожды. Но как сладко я тогда спал! Как кот!

Ах, подождите-ка, да ведь я же вам, кажется, еще про здешних евреев ничего не рассказывал! Не рассказывал ведь? Ну тогда слушайте! Это же настоящая еврейская индийская деревня! Израильских бэкпекеров здесь столько же, сколько и местных жителей, а может, уже и больше. Они зависают здесь на недельку-другую, иногда на месяц, иногда даже на два месяца или на три, а потом едут дальше.

В деревушке X нет ни гостиниц, ни гестхаусов, ни хостелов, – ничего такого здесь нет. Здесь только жилые одноэтажные и двухэтажные домики, которые сдаются в аренду местными жителями. Домики – настоящие развалюхи! Многие местные перебрались жить в город Y, а свое старое жилье сдают туристам. Так что туристы живут, как индийцы прошлого века: без канализации и душа. Мыться приходится из ведра.

А израильские евреи здесь повсюду, здесь даже единственное на всю деревню кафе – и то израильское. Вернее сказать, итало-израильское. Я ужинал там однажды… Что тут скажешь, они делают очень неплохой фалафель!

Среди израильтян полно дембелей, даже среди женщин. Они все такие бравые и бесцеремонные, словно негры из Гарлема. И такие же шумные, как негры из фильмов про Гарлем. Они совершенно не похожи на тех евреев, какими я привык их себе представлять.

Ну так вот, Сема – он как-то забрел на мой вечерний костер – до семи лет жил в Одессе, а затем с бабушкой переехал жить в Израиль. Вот Сема похож на тех евреев, какими я привык их себе представлять. Но только в общении, а на лицо – русский русским.

Сема заходит ко мне иногда, он любит покурить биди у костра, у меня на лужайке перед домом. Лужайка совсем пологая, почти горизонтальная, а за ней склон становится круче.

Сема не служил в армии. Он смеется, когда я пытаюсь выяснить, как он в Израиле сумел откосить. С виду он совершенно здоровый человек. (Может быть, у него с головой нелады?)

Сема говорит по-русски с акцентом, иногда он забывает некоторые слова и заменяет их английскими.

– О, Уильям, у тебя в доме нет э-э… китчен?..

– Нет, Сема, я готовлю на костре. Наверное, это из-за него приходят бизоны.

Сема присматривается к моему домику. Он в курсе, что во всей деревне не сыскать такого вида на утренние облака и на ночную долину, какой открывается с моей лужайки. Во всем штате Тамил-Наду не сыскать такого вида! Я думаю, что и во всей Индии не сыскать.

Мне повезло, раньше этот домик не сдавали, это личный домик улыбчивого тамила! Он вырос в нем. Тут повсюду висят фотографии тамила, по пять штук на каждой стене. Фотографии с мамой, папой, сестрой… Многие на фоне Тадж-Махала. У улыбчивого тамила, кажется, пять или шесть домиков и лавка. Словом, он не из бедных. Интересно, из какой он касты?

А Сема все спрашивает, когда я собираюсь уезжать. Он мечтает об этом домике, вожделеет его. Он, похоже, надолго здесь.

– Сема, в этом домике полно насекомых. Оно тебе надо? Ты прививки делал?

И так далее. Оказалось, что прививки он делал. И матрасы можно поменять. У него вот в матрасе никаких насекомых нет.

– Ну и молодец, Сема, молодец! Но домик я тебе не уступлю… Не надо мне твоей травы. Что? Целый пакет? Хм… нет, все равно нет, не уступлю, извини.

А Сема посмеется, посмеется и опять за свое.

Вот так, кроме Семы, Маркуса и улыбчивого тамила, ко мне никто не заходит. Но я этому только рад. Перед тем как продолжить свое путешествие, я решил немного отдохнуть от людей. Понимаете, о чем я? Нет? Индийцы – они утомляют почти так же сильно, как и мои любезнейшие соотечественники… А может, и еще сильнее.

* * *

Вчера ночью ко мне завалились три индийских туриста из Мумбаи. Они искали Маркуса. Туристы хотели купить у него травы. Забавно, не правда ли? Индийцы покупают траву у норвежца. Куда мир катится?! Совершенно неизвестно куда…

В полпервого ночи укуренные индийские студенты начали барабанить в дверь. «Бум-бум-буру-бум-бум» – я уж подумал, что бизоны поумнели и решили меня проучить (чтобы не бросал сковородку с остатками еды на улице).

Ну я открыл… и показал туристам, где живет Маркус. Так они потом – вместе с Маркусом – всю ночь ржали у него на крыльце и жгли двухметровый костер. Почему двухметровый? А я из окна видел, что костер был по плечо Маркусу. А Маркус – два пятнадцать…

Ха! Они даже бизонов не заметили. А ведь бизонья тропа пролегает как раз между моим домом и домом Маркуса. Они и вчера приходили. У них глаза светятся зеленым, когда направляешь фонарь в их сторону. В первый раз было очень страшно.

* * *

– Ты ко мне вчера не заходил, пока меня не было? – спросил Маркус.

– Не-а… А что?

– У меня трава пропала. Целый мешок! Представляешь себе?!

– Ага… Ты думаешь, это я украл?

– Да нет, ты что, я так не думаю, – пошел он на попятный.

– А как бы я, по-твоему, вошел? Через окно? Там ведь решетка.

– Нет, нет, я просто дверь не запираю. Замок заедает.

– Хм… И что же мы теперь будем делать без травы? – осведомился я.

– У меня еще один пакет остался. Я хотел продать, но… Ладно, ничего страшного.

– Ладно… Может, индийские туристы украли? Как думаешь? – спросил я.

– Скорее всего… Но они уже уехали к себе в Мумбаи. Я надеялся, что это ты одолжил. А если они взяли, то теперь точно не вернут.

– Да, – кивнул я.

В сентябре, когда он сюда только приехал, у него была целая сумка травы, грибы, плитка опиума размером с большую шоколадку… Он уже почти всё распродал.

– Крысы, – прошипел Маркус.

– Да, им нельзя было доверять.

– Я думал, что научился отличать подлецов от порядочных.

– О, это непросто. Ты это, наверное, про покачивание головой?

– И про это тоже. Много примет, очень много, легко запутаться.

– А, ну да, ну да…

Ну не знаю, что там насчет остальных примет, а вот покачивание головой – примета самая верная! Вот что я вам, дорогие мои, любезнейшие мои друзья, скажу по поводу этих покачиваний головой, по поводу покачивания из стороны в сторону, от одного плеча к другому. Это всего лишь знак согласия, как у нас кивок; и это, как любит говорить Маркус, язык тела. Так делают те, кто еще не испорчен туристическим долларом. А вот всякие там помогалы – гадкие несносные клопы – давно уже сообразили, что далеко не все туристы понимают, что означает это покачивание. И помогалы бросили это дело, больше они своей башкой не качают! Им это совершенно ни к чему, они же нацелены на результат! В Индии ты первым делом сталкиваешься с этими клопами, и из-за них можно ничего больше не увидеть. Они просто заслоняют собой все остальное, и тебе кажется, что здесь сплошной культ лжи и подлости. А ведь это не совсем так…

Вот! Вот поэтому я и застрял здесь, в деревушке X, где индийцы не такие, как в других городах и штатах. Здесь им на тебя просто-напросто наплевать и начхать, они тебя не трогают по пустякам. Они имеют с тебя четыреста рупий в сутки – и ни рупией меньше. И никаких несносных клопов! (Ну разве что в матрасах…) Все по-честному! Все должно быть по-честному!

Местные просто взяли и сговорились, и никто в этой деревне не торгуется. Четыреста рупий, и хоть ты тресни! В Гоа, к примеру, я снимал комнату за двести рупий. Комната была в два раза больше, чем весь этот дом. Ну, впрочем, я не за этим здесь. Главное – по утрам ты над облаками. Каждое утро – душевное очищение и легкость в груди. На целых две минуты! На дольше удержать это ощущение не получается. Но я не устану пытаться!

А Маркус продолжает:

– Ну, давай покурим.

– Ну давай.

И мы курим…

Индийская трава вставляет как надо. Аж в ушах зазвенело! Улегся на лужайке, смотрю на небо… А гончая куда-то пропала. Теперь до ужина ее не ждите. У нее свои дела! У нее самые хитрые глаза на планете Земля. С этакой немыслимой чертовщинкой.

– Почему в Гоа столько русских? – спросил вдруг Маркус.

– Потому что для русских это дешево, – ответил я почти сразу.

– Ну да, Индия ведь. Индия – для всех дешево.

Я хотел ему объяснить, что туда дешевые пакетные туры и так далее, но из-за травы не смог. По-русски – смог бы, а по-английски – не получилось… У меня, понятное дело, в эти месяцы прогресс с языком, но не настолько и не под травой.

– А как люди в Норвегии живут? – спросил я от нечего делать.

– Очень скучно. Монотонно, – чуть погодя ответил Маркус.

– Как здесь?

– Нет, нет, не как здесь… Здесь ты монотонно наслаждаешься жизнью, а там монотонно гниешь на работе! Работа… работа… работа… материальные блага… – он изобразил тошноту с помощью высунутого языка и двух пальцев.

– О! Вот это мне нравится. Хорошая мысль. Я запишу ее в блокнот, – сказал я и достал из заднего кармана брюк блокнот и ручку.

Вечерами он марает бумагу. Он пишет книгу об Индии. Уже два года пишет. Это что-то вроде исследования индийской души. Серьезная работа, никакой художественности, нет, чистая наука! Маркус жил в индийских семьях – и в бедных, и в богатых, он хорошо изучил их за три года. Он предпочитает бедных – низшие слои общества. Они вроде как аутентичны и честны. Особенно неприкасаемые, они самые аутентичные (его слова)! А богатые – они во всех странах одинаковые. Богатый индиец – уже совсем не индиец. Он как европеец, только с гигантским самомнением… О, вот в этом они похожи на русских толстосумов. Из грязи, как говорится, да в князи!

– Ты обедал? – спрашивает меня Маркус.

– Нет, я не обедаю. На костре долго готовить. Я плотно завтракаю и плотно ужинаю.

– Хм… я собираюсь пообедать. Приготовил вот вчера тали.

– Тали? Что, со всеми соусами?

– Ну не то чтобы со всеми, но с пятью соусами.

– А картофельный там есть? – поинтересовался я.

– Да, конечно, есть. Хочешь?

– Ну… раз картофельный есть, тогда не отказался бы.

Маркус принес рис и соусы… У него есть маленькая газовая плитка, на ней он и готовит. Вообще-то здесь почти в каждом доме есть кухня и маленькая газовая плитка. А я от своей отказался. Боюсь, что взорвется, – ничего с собой не могу поделать.

– Ну как? – спросил Маркус.

– Как в хорошем ресторане! Ты где научился делать эти соусы?

– Я жил в семье повара в Варкале. Он, кстати, несколько лет проработал в ресторане в Москве. Ты ведь из Москвы?

– Нет, Маркус, я не из Москвы. Я из Санкт-Петербурга. Может, слышал?

– Да, конечно, я слышал. Он у меня в списке. В следующий раз я поеду в Индию по земле и обязательно заеду в Санкт-Петербург. Мне много кто советовал там побывать. Только, говорят, там опасно?

– Да нет, что ты, там вовсе не опасно! Почти неопасно… Хотя, если сравнивать… А кто говорит, что там опасно?

– Канадец… Старый канадец. Он жил здесь в октябре. Вон в том доме, – махнул он рукой в сторону домика Семы. – Дед канадца был из Санкт-Петербурга.

– И что этот канадец рассказывал?

– Он был в Санкт-Петербурге. Его там избили и ограбили.

– О, это да, такое там сплошь и рядом. В Санкт-Петербурге надо быть начеку. Особенно иностранцу. Надо знать, что к чему. А если знаешь – тогда почти неопасно. Все как с местными гаурами. Везде свои правила!

– Гауры неопасны, – скептически посмотрел на меня Маркус.

Я пропустил мимо ушей.

– А что он еще рассказывал о Санкт-Петербурге? – спросил я.

– Сказал, что там очень красиво, атмосферный город. Особенно весной, в мае.

– Да, он все правильно сказал. Так и есть, – подтвердил я.

Я доел тали и поставил металлическую тарелку на траву. Облака снова, как и утром, поползли вверх по склону и принесли прохладу. Из-за них мое белье, развешанное на веревке, натянутой между двух деревьев, уже второй день не может высохнуть.

Стало холодать, и я сходил в дом за пончо. Я потерял свою кенгуруху – мою единственную теплую вещь – еще в Анжуне, в Гоа, и мне пришлось купить пончо на блошином рынке. Оно из мягкой шерсти, оно полосатое и нелепое. Кажется, насекомые и в него уже забрались… или мне просто кажется. Вполне возможно, что это опять аллергия.

Я надел пончо и сел на место. Теперь мы точь-в-точь как банда хиппи. Он в своей пашмине, и я – в пончо. Он весь в бороде, да и я уже давно не бреюсь. Здесь никто не бреется. А какой, спрашивается, смысл?! Мы же не англичане!

Маркус посмотрел на меня, как будто хотел что-то сказать, но в последний момент передумал. У Маркуса такой взгляд… Странный, в общем, у него взгляд. У тех, кто долго путешествует по Индии и Непалу, у всех такой взгляд. Просветленный, что ли, не знаю… В этом взгляде совсем нет суеты. Интересно, а какой у меня сейчас взгляд? Маркус ведь сразу догадался, что я впервые в Индии.

– Ну а тот повар, который жил в Москве, что он говорит о России? – поинтересовался я.

– Россия ему понравилась. Только, говорит, очень холодно. И один раз его избили. – Маркус посмотрел на меня. – Как думаешь, меня тоже изобьют в России?

– О, тебя, думаю, нет. Ты же сколько, два пятнадцать, кажется?

– Ну да, – ответил Маркус.

– Тогда нет, можешь не беспокоиться. Ты слишком крупный, тебя не тронут.

Маркус засмеялся. Он доел тали, забрал тарелки и ушел спать. Ночью он ходит по обзорным площадкам. Говорит, что там великолепные виды ночью. И непередаваемые ощущения! Словом, волшебство, сказочные места! Может, и я как-нибудь с ним схожу. Дорога, правда, горная, надо спускаться вниз по гигантским корням деревьев и по камням, а я и днем-то там спотыкаюсь, а уж ночью… Плюс гауры – про них тоже не стоит забывать!

Маркус вошел в дом, и через некоторое время из трубы повалил дым. Печь в доме Маркуса почти все время пожирает дрова. Он любит тепло, хоть и ходит в этой тонкой набедренной повязке дхоти, как индиец. Может, под дхоти у него шерстяные шорты? Кто знает, кто знает…

А дрова, между прочим, не бесплатные: двести рупий за небольшую вязанку! Для меня это дороговато. Очень уж быстро они заканчиваются. Ну а собирать самому – нельзя, таков уговор с хозяевами. Таков уговор! Хочешь собирать дрова – иди в глубь леса. А до леса не так уж и близко, учитывая, какая дорога… и там полно диких зверей. Опять же гауры… Вот около города Y все леса исхожены трекерами – там уже ни на кого не наткнешься, а здесь – запросто. Наверняка в глубине леса сплошные змеи…

Темнеет в деревне X рано, часам к семи – хоть глаз коли, никаких огней вокруг, только свет луны и сфера долины далеко внизу. Ну да, конечно, конечно, на деревянном косом столбе, перед самым домом, есть лампочка. Вот только толку от нее мало: она освещает лишь небольшую полянку, где я жгу костер, и притом подло слепит мне глаза. Ты как бы на виду у всех тех, кто бродит в темноте по склону… Они тебя видят, а ты не видишь ничего дальше двух-трех метров. Поэтому я редко ее зажигаю. «Безопасность прежде всего!» – вот мой рыцарский девиз.

* * *

День потихоньку уползал куда-то за горы, облака стали рассеиваться. Темнело. Небо над горами распадалось на множество слоев: белое, светло-голубое, голубое, синее, темно-синее, оранжевое, желто-оранжевое, желтое, снова голубое вперемешку с белым… Множество оттенков в каждой из полос на горизонте. Горы в тени: плоская, двухмерная чернота гор под цветастыми небесами. Трепет и дыхание. Больше ничего. Я не могу передать, насколько это было пронизывающе и чисто. Просто вспомните самый красивый закат, почувствуйте трепет, и даже если вы настоящий подонок или, как сейчас модно, циник и душная сволочь, то все равно, я уверен, вы почувствуете, что не всё в этом мире сплошная грязь, а только лишь подавляющее большинство прямоходящих (и то не по своей воле).

Я, как и в любой другой вечер, развел костер и стал готовить ужин. Ужин – это главное развлечение здесь. И вот, гончая тут как тут, вертит тощим хвостом и вытянутой мордой. Проголодалась моя любимая сука!

– Картошку будешь? Тебе с овощами или так? С овощами? Ну держи.

Она уплетает и дает себя погладить по голове. У этой гончей настоящая осиная талия и сильная грудная клетка. Она двухцветная: черная и белая.

– Крекеры с авокадо будешь? Нет? Ну как хочешь, а мне нравится. Это даже лучше, чем крекеры со сливочным маслом. Да ты, должно быть, никогда и не пробовала сливочного масла. Бедное животное! У них тут в лучшем случае паршивенький маргарин, и то редко где найдешь.

– Уже с собаками разговариваешь? – появился вдруг из темноты Сема.

Он без фонаря… почему-то. Прогулка без фонаря здесь запросто может стать последней.

– Это умная собака, она умнее многих моих знакомых. С ней приятно общаться.

– Да-а, – покачал он головой и хитро улыбнулся.

– У тебя еще остались биди? – спросил я.

– Да, конечно, – полез он в карман коричневой конопляной куртки.

Сема тоже хиппует, как и Маркус. Он не бреется, ходит весь растрепанный в своей мешковатой одежде из конопли и кожаных сандалиях. Тут вообще все хиппуют!

– У Маркуса украли траву.

– Как украли? Всю? – заволновался Семен.

– Нет, нет, не всю. Но большую ее часть…

– А кто украл? Когда? Как это произошло? – не успокаивался он.

– О, я не знаю. Он не запер дверь, и трава пропала. Возможно, это индийские туристы. Они вчера с ним полночи костер жгли. Но я наверняка не знаю.

– Нельзя доверять индийским туристам! – воскликнул Сема и затянулся биди.

– Да я знаю, я это уже тысячу лет назад понял. Ты лучше Маркусу это объясни.

Гончая слопала свой ужин, дала себя погладить и убежала в сторону кафе. Кафе находится почти на самом верху. Там, возле кафе, заканчивается дорога, ведущая из города Y, и начинаются две тропы, по которым можно передвигаться исключительно пешком (само собой, периодически спотыкаясь!). В первый же день, когда мы с Кристиной только приехали сюда, я упал и порезал руку о какую-то ржавую железяку в самом начале тропы, ведущей к моему домику. Упал и возрадовался, что перед отъездом все-таки не поленился сделать прививки!

У кафе с самого раннего утра и до самого позднего вечера торчат таксисты на своих индийских внедорожниках наподобие УАЗ и седанах наподобие ГАЗ-21. Тут горы и прохлада, так что никаких тебе дешевых рикш – только такси. Таксисты – как и местные домовладельцы – не торгуются! Они лучше целый месяц простоят без работы, чем скинут хоть сто, хоть пятьдесят рупий.

Такси привозит туристов прямо к кафе. Туристы бросают там свои гигантские рюкзаки и идут искать жилье. Потом, найдя себе какой-нибудь домик-развалюху, возвращаются, охая и ахая от великолепных видов деревушки X, говорят друг другу: «Итс эмэйзен… оу йеа, еа… оау… итс эмэйзен!.. Этой деревни нет в Lonely planet, мы великие путешественники! Забрались в такое экзотическое местечко! В моей стране я самый смелый путешественник… да, да!..» – «Определенно, во всей Италии не сыскать такого матерого путешественника, как ты, дорогой Помпео…» Они обедают фалафелем, пиццей, лапшой с курицей или еще чем, кормят мою гончую объедками и расходятся по своим домикам.