Текст книги "Ромео и Джульетта. Перевод Юрия Лифшица"

Акт первый. Сцена пятая

Зал в доме Капулетти.

Входят МУЗЫКАНТЫ и СЛУГИ.

ПЕРВЫЙ СЛУГА. Где же Пат Судомойщик? Хорош помощник, ничего не скажешь! Пора тарелки расставлять, а они еще не мыты!

ВТОРОЙ СЛУГА. Так оно всегда и бывает, когда всем заведует одно лицо, да еще с утра немытое.

ПЕРВЫЙ СЛУГА. Кресла убрать, буфеты отодвинуть, тарелки пересчитать. И позаботься, дружище, о пирожках с марципаном для меня. И вот что, не в службу, а в дружбу, попроси привратника впустить Сюзанну Котлотерку и Нелли. Пат! Пат Судомойщик!

ТРЕТИЙ СЛУГА. Да здесь я. Чего тебе?

ПЕРВЫЙ СЛУГА. Тебя ищут, тебя зовут, тебя спрашивают, тебя требуют, живо беги вниз.

ТРЕТИЙ СЛУГА. Что мне теперь – разорваться?

ВТОРОЙ СЛУГА. Да беги уж! Веселей, друзья! Кто в живых останется, все тому достанется.

Входят КАПУЛЕТТИ, ЛЕДИ КАПУЛЕТТИ и ДЖУЛЬЕТТА с ДОМАШНИМИ встречать гостей в масках.

 
КАПУЛЕТТИ. Прошу вас, проходите, господа,
И ваших дам на танец приглашайте.
А мы сейчас узнаем, у кого
На ножках есть мозоли. Пусть теперь
Жеманницы откажутся плясать.
Мы скажем так: они из-за мозолей
Стоят у стен, мозоля нам глаза.
Что, я не прав? Входите, господа.
И я по балам хаживал когда-то,
И я красоткам нежности шептал.
Давно все это было, ох, давно.
Играйте, музыканты. Шире круг!
 

Входят РОМЕО, МЕРКУЦИО, БЕНВОЛИО, БАЛЬТАЗАР и ДРУГИЕ.

 
Вас, кавалеры, дамы заждались.
 

(Музыка. Гости танцуют.)

 
Скамьи в сторонку! Света! Больше света!
Камин гасите, жарко без него.
Ну, вот и славно, дети, веселитесь!
 

(ДЯДЕ КАПУЛЕТТИ.)

 
А нам бы лучше, дядюшка, присесть.
Свое оттанцевали мы давно.
Когда, бишь, в маскараде были мы
В последний раз?
ДЯДЯ КАПУЛЕТТИ. Тому назад лет тридцать.
КАПУЛЕТТИ. Да, что ты! Много меньше, много меньше!
Лет двадцать пять, не более, назад,
На Троицу, на свадьбе у Люченцо,
Мы танцевали, дядюшка, с тобой.
ДЯДЯ КАПУЛЕТТИ. Нет, больше. Сыну этого Люченцо
Уже лет тридцать.
КАПУЛЕТТИ. Что ты, дядя, что ты!
Он год всего как совершеннолетний.
РОМЕО (БАЛЬТАЗАРУ). Кто леди та, что в Креза превращает
Счастливца – кавалера своего, —
Блистая рядом с ним, как бриллиант?
БАЛЬТАЗАР. Понятья не имею, господин.
РОМЕО. Она сияет, факел затмевая,
Для существа земного – неземная;
Так на челе ночного небосклона
Астральная красуется корона;
Лучится так жемчужина на коже
Арапского царя или вельможи.
Среди ворон сиятельных Вероны
Голубка эта – белая ворона.
Закончен танец. Подойду к святыне
Пред алтарем молить о благостыне.
И я любил?! Нет, я, по слепоте,
Неистинной молился красоте.
Когда б не эта ночь, не этот дом,
Клянусь, я не прозрел бы нипочем!
ТИБАЛЬТ. Знакомый голос! Это Монтегю!
Эй, шпагу мне! Осмелился подлец,
Закрыв лицо печальною личиной,
Прийти в наш дом и праздник осмеять?
Но я вступлюсь за честь семьи и рода.
Не грех – прикончить наглого урода.
КАПУЛЕТТИ. Ты что шумишь, племянник? Отчего?
ТИБАЛЬТ. К нам Монтегю проник на торжество.
Над нами здесь глумится негодяй,
А мы терпи все и не замечай?
КАПУЛЕТТИ. Ромео юный здесь?
ТИБАЛЬТ. Ромео подлый!
КАПУЛЕТТИ. Остынь, дружок. Пускай себе танцует.
Он джентльмен, это видно по всему,
Воспитанный, воздержанный и скромный.
Нет юноши, подобного ему,
Как полагает общество Вероны.
Клянусь я процветанием ее,
Гостей своих в обиду я не дам!
А он мой гость. Засим угомонись.
Велю тебе его не замечать.
И, если чтишь меня ты, будь любезен
Немедленно принять любезный вид.
Быть на виду, любезничать с гостями
Нельзя с таким нахмуренным лицом.
ТИБАЛЬТ. Но лебезить пред гостем-подлецом
Я не привык.
КАПУЛЕТТИ. Так привыкай.
ТИБАЛЬТ. Не буду!
КАПУЛЕТТИ. Что-что? Не будешь? Ничего себе!
Не будет он! А кто ты здесь такой?
Хозяин при хозяине живом?
Не будет! Он – спаси и сохрани! —
Резню устроить хочет у меня!
Развоевался здесь! Головорез!
ТИБАЛЬТ. Но это, дядя, просто оскорбленье!
КАПУЛЕТТИ. Цыц, говорю! Мальчишка! Сорванец!
Привычку взял дерзить! – Вы правы, сэр. —
Попробуй мне задраться, хуже будет!
Подумать только, все наперекор! —
Куда вы, господа? – А ты, буян,
Смирись, иначе живо усмирю. —
Эй, свету! – Веселей, друзья мои!
ТИБАЛЬТ. Мой правый гнев и гневный ваш запрет
Меня пронзили разом, как дуплет.
Я ухожу. Но как бы этот гость
Не стал вам поперек, как в горле кость.
 

(Уходит.)

 
РОМЕО (ДЖУЛЬЕТТЕ). Когда коснуться дерзкими перстами
Руки святой считается грехом,
То грех свой богомольными устами
Я замолю в лобзании святом.
ДЖУЛЬЕТТА. Любезный богомолец, нахожу я
Благим прикосновение перста.
Персты к перстам – святые поцелуи;
Персты – святых паломников уста.
РОМЕО. Но ведь святым без уст, наверно, трудно…
ДЖУЛЬЕТТА. Да, брат святой, – молиться всеблагим…
РОМЕО. Но чтоб, сестра, молить их обоюдно,
В молитве мы уста соединим.
ДЖУЛЬЕТТА. Уста святых застыли, ожидая…
РОМЕО. Святой молитвы, милая святая.
 

(Целует ее.)

 
Теперь мои очищены уста.
ДЖУЛЬЕТТА. Зато мои лишились чистоты.
РОМЕО. Верни мне грех – и будешь вновь чиста.
ДЖУЛЬЕТТА. Целуешь по-заученному ты.
КОРМИЛИЦА. Сударыня, вас матушка зовет.
 

(ДЖУЛЬЕТТА уходит.)

 
РОМЕО. А кто, простите, матушка ее?
КОРМИЛИЦА. Как это кто? Хозяйка в доме этом,
Достойная и добрая матрона.
Я вынянчила девочку ее,
С которой вы весь вечер говорили.
А кто Джульетту в жены заполучит,
Наличными немало огребет.
РОМЕО. Дочь Капулетти! Вот и приговор:
Я разорен, а недруг – кредитор!
БЕНВОЛИО. Закончилось удачно приключенье.
РОМЕО. Придя к началу моего мученья.
КАПУЛЕТТИ. Нет-нет, не расходитесь, господа.
Отужинать прошу чем Бог послал.
Что? Поздний час, и вам уже пора?
Тогда до скорой встречи. До свиданья.
Спасибо вам. И вас благодарю.
Спокойной ночи. Факелы – к подъезду!
Ну, кто куда, а я пойду прилечь.
И то сказать, давно пора в постель.
Спокойной ночи.
 

(Все, кроме ДЖУЛЬЕТТЫ и КОРМИЛИЦЫ, уходят.)

 
ДЖУЛЬЕТТА. Няня, подойди.
Кто этот благородный господин?
КОРМИЛИЦА. Почтенного Тиберио сынок.
ДЖУЛЬЕТТА. А этот, что выходит за порог?
КОРМИЛИЦА. Петруччио, похоже, молодой.
ДЖУЛЬЕТТА. А тот, который следует за ним,
Которому здесь было не до танцев?
КОРМИЛИЦА. Не знаю я.
ДЖУЛЬЕТТА. Ну, так поди узнай.
 

(КОРМИЛИЦА уходит к гостям.)

 
И если он кого зовет женою —
Мне брачным станет ложе гробовое.
КОРМИЛИЦА (вернувшись). Зовут его Ромео Монтегю,
И он наследник нашего врага.
ДЖУЛЬЕТТА. Любовью стала ненависть былая,
Сама собой в любовь перетекая.
Его я слишком рано повстречала,
Кто он такой, не ведая сначала.
Поверить не могу себе никак,
Что страсть во мне зажег мой злейший враг.
КОРМИЛИЦА. Что ты сказала?
ДЖУЛЬЕТТА. Вспомнила стишок,
Что мне партнер по танцу прочитал.
 

(Голос леди Капулетти за сценой: «Джульетта!». )

 
КОРМИЛИЦА. Уже идем! Джульетта, спать пора.
Разъехались все гости со двора.
 

(Уходят.)

Пролог

Входит ХОР.

 
ХОР. Одна любовь погибла. Ей другая
Наследует, наивна и чиста.
И, красоту чужую побеждая,
Джульетты расцветает красота.
Ромео очарован: он впервые
Любим и сам влюбляется опять.
Но, как с крючка приманку, роковые
Услады им приходится срывать.
Не совладав с фамильною напастью,
Не может он с признаньем подойти
К любимой. И она, пылая страстью,
Найти не в силах к милому пути.
Но чувство их и жажда сладкой муки
Прервут часы мучительной разлуки.
 

(ХОР уходит.)

Акт второй. Сцена первая

У стены сада Капулетти.

Входит РОМЕО.

 
РОМЕО. Идти домой? Но если сердце здесь,
Куда я без него? Ну что ж, ищи
Ядро свое, пустая оболочка!
 

(Перелезает через стену сада.)

Входят БЕНВОЛИО и МЕРКУЦИО.

 
БЕНВОЛИО. Ромео, ты куда? Кузен, вернись!
МЕРКУЦИО. Ромео твой нас, кажется, провел:
Он дома и уже, наверно, спит.
БЕНВОЛИО. Он был здесь, говорю: мелькнул, как призрак,
И через стену в сад перемахнул.
Покличь его, Меркуцио.
МЕРКУЦИО. Я лучше
Прибегну к заклинаниям. Ромео!
Помешанный на страсти и любви!
Прелестник наш! Мы многого не просим:
Взамен себя пришли свое «увы»
Или двустишье с рифмой «кровь» – «любовь».
Словцо Венеpе-своднице шепни,
Посмейся над наследником ее,
Амуром, юным, как Мафусаил;
Над тем, как сослепу ее сынок
Стрелою меткой пробудил любовь
К бродяжке в короле Кофетуа.
А он молчит. Притих и затаился.
Лемур издох, но нужно воскресить. (Как дохлого лемура воскресить?)
Ромео, вспомни глазки Розалины,
Припухлость щек и свежесть алых губ,
И стройность ног, и бедер колыханье,
И прочее, что есть там у нее, —
И воскресай скорее в прежнем виде.
БЕНВОЛИО. Обидеться он может, если слышит.
МЕРКУЦИО. Здесь нет обиды. Было бы обидно,
Когда б к орбите госпожи его
Я тело инородное привлек,
И с ним соединилась бы она.
А я пытаюсь чинно, благородно —
Хотя бы светлым именем ее —
Привлечь Ромео. В чем же тут обида?
БЕНВОЛИО. Пойдем домой. Он прячется в саду,
Любовной влагой ночи упиваясь.
Влюбленный слеп, и тьма ему под стать.
МЕРКУЦИО. Но меткости в стрельбе не занимать
Слепой любви. Сидит сейчас Ромео
Под персиковым деревом, мечтает
Любимую, как персик, разломить;
И чтоб ее пленительные губки
С улыбкою раскрылись перед ним.
Так пусть же станет персиком она,
А наш Ромео – косточкою в нем!
Ромео, мы ушли! Пора в постель.
В твоей палатке спать холодновато. —
Идем?
БЕНВОЛИО. Идем. Не выявить того,
Кому явиться – явно не с руки.
 

(Уходят.)

Акт второй. Сцена вторая

Сад Капулетти.

Входит РОМЕО.

РОМЕО. Смеются над больным здоровяки.

(ДЖУЛЬЕТТА выходит на балкон.)

 
Но что это? Зажегся свет… Джульетта!
Взойди, о солнце светлое мое!
И ты убьешь завистницу-луну,
Больную бледной немочью от горя,
Что ты ее прекрасней во сто крат.
И ты ей служишь? Бедная весталка!
Смени свой лунный шутовской наряд.
Любовь моя! Владычица! Богиня!
Ах, вот бы ей поведать, кто она!
Сказала что-то? Ничего не слышно.
Зато ее глаза красноречивы,
И молча с ними говорят мои.
Глупец! Ее слова не для меня:
Две звездочки, сгорая от любви,
Сойти желают с неба на часок
И просьбою сменить их докучают
Ее глазам. Но если заискрятся,
Глаза ее на куполе воздушном,
Прольется столько света с высоты,
Что птицы, словно утром, запоют.
А звезды, заменив ее зрачки,
Померкнут от сияния щеки.
Так утром затмевается свеча
Слепящим блеском первого луча.
Ладонями она коснулась щек.
Когда б я стать ее перчаткой мог!
ДЖУЛЬЕТТА. О горе мне!
РОМЕО. Она заговорила.
О говори же! Голову мою
Ты осеняешь, ночи ореол!
Небесный вестник, светлый херувим,
Парящий среди сонных облаков, —
Мы, смертные, не отрывая глаз,
Взираем на тебя, пловец воздушный,
Твоим полетом заворожены!
ДЖУЛЬЕТТА. Ромео, почему ты Монтегю?
Забудь отца и родовое имя
Или женись немедля на Джульетте,
Чтобы не быть ей больше Капулетти.
РОМЕО. Не знаю – слушать или отвечать?
ДЖУЛЬЕТТА. Мне только имя недруг – Монтегю.
Но ты же не оно, ты – это ты.
Что вообще такое – Монтегю?
Что это – ноги, руки, голова,
Все остальное? Нет! При чем здесь имя?
Ведь если розу назовут не розой,
Она благоухать не прекратит.
Ромео, будь он переименован
Иль совершенно имени лишен,
Останется Ромео совершенным, —
Таким, каков он есть по существу.
Ромео, имя собственное брось
И всю меня возьми себе за это!
РОМЕО. Попалась ты! Я больше не Ромео!
Зови меня возлюбленным своим,
И я в другую веру перейду.
ДЖУЛЬЕТТА. Кто мысли сокровенные мои,
За ширмой ночи прячась, подстерег?
РОМЕО. Боюсь назваться, чтоб не оскорбить
Моей святыни именем своим.
Его я ненавижу, а случись
Мне подписаться им, – порву письмо.
ДЖУЛЬЕТТА. Хотя я смысла слов не уловила,
Зато узнала голос. Ты Ромео?
Ты Монтегю?
РОМЕО. Ни тот я, ни другой,
Когда тебе мы оба ненавистны.
ДЖУЛЬЕТТА. Зачем ты здесь? И как сюда проник?
Сад неприступен, стены высоки.
Тебя убьют на месте, если ты
Кому-нибудь из наших попадешься.
РОМЕО. Любовь крылата, что ей стены сада
И каменный забор! Любовь смела,
На все она с отчаянья способна.
И мне твои родные не страшны.
ДЖУЛЬЕТТА. Но ты рискуешь жизнью. Берегись.
РОМЕО. Твой взгляд суровый стал бы для меня
Страшнее ста мечей. А взглянешь нежно —
И я в броне, и что мне сто мечей!
ДЖУЛЬЕТТА. Будь все же начеку.
РОМЕО. На мне плащ ночи.
Но если ты меня совсем не любишь,
Откроюсь я сородичам твоим.
Мне лучше жизнь утратить в одночасье,
Чем, умирая от любви к тебе,
Обречь себя на медленную смерть.
ДЖУЛЬЕТТА. Но кто тебя провел ко мне?
РОМЕО. Любовь!
Она была моим проводником
И научила видеть в темноте.
А если бы ты за морем жила,
Я бы сумел, хоть я и не пират,
Добыть тебя, сокровище мое.
ДЖУЛЬЕТТА. Вуаль ночная на моем лице,
Не то б ты видел, как оно горит
От мысли, что подслушал посторонний
Девическую исповедь мою.
От слов своих теперь я отрекаюсь.
Да, отрекаюсь! Отрекаюсь, да!
Но что теперь достоинство хранить!
Меня ты любишь? Знаю, знаю, любишь.
Тебе я верю. Только не клянись,
А то еще обманешь. Сам Юпитер
Смеется над неверностью влюбленных.
Ромео милый, ты влюбился, правда?
Что ж ты молчишь? А если ты считаешь,
Что крепость пала, штурма не дождавшись,
Я рассержусь, возьму слова обратно,
И ты за мной побегаешь тогда.
Скажи мне честно, милый Монтегю,
Ты думаешь, что если я нежна,
То отличаюсь легким поведеньем?
Как доказать тебе, что я стыдливей
Притворщиц, позабывших всякий стыд!
Я бы, конечно, тоже притворилась,
Но не остереглась, и ты услышал
Мои слова. Прости за откровенность
И не считай уступчивой меня
За эту страсть, раскрывшуюся ночью.
РОМЕО. Клянусь луной, осыпавшей листву
Своим благословенным серебром…
ДЖУЛЬЕТТА. Нельзя луною. Раз она меняет
Свой облик постоянно, то изменит
Твою любовь своим непостоянством.
РОМЕО. Но чем мне клясться?
ДЖУЛЬЕТТА. Или же ничем,
Или своей прекрасною особой.
Я так боготворю тебя, что сразу
Поверю в эту клятву.
РОМЕО. Если сердце…
ДЖУЛЬЕТТА. Постой! Хоть мне с тобою хорошо,
Но что хорошего в ночной помолвке?
Какая опрометчивость и спешка!
Любовь у нас на молнию похожа,
Которую, приметив, не успеешь
И молнией назвать, – сейчас погаснет.
Спокойной ночи, милый. Подождем,
Чтобы для нас в оранжерее лета
Расцвел бутон любви. Спокойной ночи.
В моей душе такая благодать,
Что и твою должна переполнять.
РОМЕО. Но ты должна со мною расплатиться!
ДЖУЛЬЕТТА. Ну, надо же! И я еще должница!
РОМЕО. Тебе я клятву дал, а ты мне нет.
ДЖУЛЬЕТТА. Да, но твоя дана моей вослед.
А надо мне свою обратно взять.
РОМЕО. Зачем?!
ДЖУЛЬЕТТА. Чтобы отдать тебе опять
И показать, насколько я щедра.
Хотя я не владелица добра,
Которым так внезапно овладела.
Любви моей, как морю, нет предела.
Исчерпана не может быть она,
Тебе до капли мною отдана.
 

(Голос кормилицы за сценой: «Джульетта!». )

 
Пора мне. – Няня, слышу! – В добрый путь,
Любимый! И не вздумай обмануть.
Нет, подожди минуту. Я сейчас.
 

(Уходит.)

 
РОМЕО. О ночь! Благословенная! Святая!
Но если ночь, то я, наверно, сплю?
Не может явь пленять, как этот сон.
 

ДЖУЛЬЕТТА возвращается на балкон.

 
ДЖУЛЬЕТТА. Ромео, на прощанье пару слов.
Когда твои намеренья чисты
И свадьба их венчает, завтра утром
Кого-нибудь к тебе я подошлю
Узнать о нашем бракосочетанье.
К твоим ногам кладу мои надежды
И за тобой пойду, мой господин,
На край земли!
КОРМИЛИЦА (за сценой). Джульетта!
ДЖУЛЬЕТТА. Я сейчас! —
Но если ты недоброе задумал,
То я прошу…
КОРМИЛИЦА (за сценой). Джульетта!
ДЖУЛЬЕТТА. Я иду! —
Коль что не так, забудь о сватовстве
И о моих слезах. До завтра, милый.
РОМЕО. Своей души спасением клянусь…
ДЖУЛЬЕТТА. Прощай сто раз!
 

(Уходит.)

 
РОМЕО. Сто раз она сама,
Со мной простясь, сведет меня с ума!
К любимой мы – как школьники от книг,
А от нее – как в школу ученик.
 

(Намеревается уйти.)

ДЖУЛЬЕТТА возвращается на балкон.

 
ДЖУЛЬЕТТА. Ромео, где ты! Жалко, что сейчас
Не время для охоты соколиной,
А то бы этот сокол был моим.
Неволе впору шепот, а не крик.
А крикни я, пещера Эхо рухнет,
Сама же нимфа нежная осипнет,
Шепча, как я теперь. Ты где, Ромео?
РОМЕО. Меня зовет к себе моя душа,
Чей голос – колокольчик серебристый —
Ласкает слух мой музыкою сфер.
ДЖУЛЬЕТТА. Ромео!
РОМЕО. Что?
ДЖУЛЬЕТТА. Во сколько завтра будешь
Ждать вести?
РОМЕО. В девять.
ДЖУЛЬЕТТА. Только б не проспать!
А ждать до завтра чуть не двадцать лет!
Зачем же я звала тебя? Забыла…
РОМЕО. Останусь я, пока ты не припомнишь.
ДЖУЛЬЕТТА. Чтоб ты остался, все перезабуду,
Пока не вспомню, что тебе пора.
РОМЕО. Пока припомнишь, не уйду отсюда,
Чтоб ты со мной забылась до утра.
ДЖУЛЬЕТТА. Смотри, светает. Надо расставаться.
Жаль, ты не птица, пленница моя.
Взлетал бы ты с руки моей не дальше,
Чем позволяет шелковый шнурок.
Ты был бы скован нитями любви,
Ревнующей тебя к твой свободе.
РОМЕО. Как жаль, что я не птица!
ДЖУЛЬЕТТА. В самом деле!
Я насмерть бы тебя зацеловала.
Ромео, доброй ночи!
РОМЕО. Доброй ночи!
ДЖУЛЬЕТТА. В словах прощанья – сладостное зло.
Прощалась бы, пока не рассвело.
 

(Уходит.)

 
РОМЕО. Покой твоей груди и сон – глазам.
Зачем не сон и не покой я сам!
Пора идти, чтобы скорее вник
В дела любви и счастья духовник.
 

(Уходит.)

Акт второй. Сцена третья

Келья брата Лоренцо.

Входит БРАТ ЛОРЕНЦО с корзиной.

 
БРАТ ЛОРЕНЦО. Серчает ночь на сероглазый день,
Разливший в поднебесье светотень.
Ночной туман, покачиваясь пьяно,
Ползет под колесницею Титана.
Пока трава в росе, пока вполсилы
Сверкают очи летнего светила,
Пойду, корзинку прихватив с собою,
За вредной и полезною травою.
Всему дарует жизнь земли утроба,
Хоронит все и вновь родит для гроба.
Дитя земли, каким оно ни будь,
К ее сосцам торопится прильнуть.
И каждому из нас хотя б одно
Достоинство у ней припасено.
Какой могучий благости росток
Заложен в камень, в колос, в лепесток!
Одно дитя уродливо, другое
Природною сверкает красотою.
Но есть и в злом хорошего частица,
И доброе с пути свернуть стремится.
Порою благодать идет не впрок,
Зато преображается порок.
Кто б угадал по этим лепесткам,
Что есть в них и отрава, и бальзам?
Что сок цветка приводит к малокровью,
А запах – благодействует здоровью?
И в нас, как и в растеньях, рвутся в бой
Две мощных воли – злоба с добротой.
И если в нас гнездится не добро,
Нам черви ада выедят нутро.
 

Входит РОМЕО.

 
РОМЕО. Отец, благословите!
БРАТ ЛОРЕНЦО. Ах как мило!
И где тебя в такую рань носило?
Похоже, спятил ты во цвете лет.
Ты слишком юн, чтобы вставать чуть свет.
Состаришься, – бессонная тревога
Разляжется у твоего порога.
Но свежесть и беспечность не попасть
Не могут золотому сну во власть.
Уж если до зари ты встал с постели,
Не заболел ли ты на самом деле?
Хотя постой, Ромео. Я не прочь
Предположить, что ты не спал всю ночь.
РОМЕО. Да, у меня была не спать причина.
БРАТ ЛОРЕНЦО. И звать ее – о Боже! – Розалина?
РОМЕО. Я знать не знаю, кто она такая,
И даже имя не припоминаю.
БРАТ ЛОРЕНЦО. И славно. Но теперь-то ты откуда?
РОМЕО. Отец мой, я от вас скрывать не буду,
Как встретил я, попав на торжество,
Врага и принял вызов от него.
Мы ранены и жаждем исцеленья
От вашего, отец, благословенья.
Врага простил я, более того,
Как вы велите, возлюбил его.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Ты жаждешь отпущения грехов,
А к исповеди ясной не готов.
Попроще говори, без суесловья.
РОМЕО. Куда уж проще! Я горю любовью
К прекрасной дочке сэра Капулетти.
Мы оба с ней попали в те же сети.
Все так сплелось – не расплести никак.
Спасение одно – священный брак.
Все расскажу: про наше с ней свиданье,
Любовь и обоюдные признанья, —
Но умоляю: сочетайте нас,
Отец святой, сегодня же. Сейчас.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Святой Франциск! Какие чудеса!
А Розалина? А ее краса?
Забыты? Но с юнцами так всегда:
Глаза – огонь, а сердце изо льда.
О Богоматерь! Ты тонул в слезах,
С ума сходил, едва ли не зачах.
Приправил ты любовь морями соли,
А получил оскомину, не боле.
Ты так вздыхал, что пряталось светило.
Ты так стенал, что уши мне ломило.
Так слезы проливал, что их ручьи
Все щеки поизрезали твои.
Не ты ли это был, скажи на милость?
Но разве Розалина изменилась?
Увы, когда нет чести у мужчин,
То верности не жди от розалин!
РОМЕО. За ту любовь от вас мне попадало.
БРАТ ЛОРЕНЦО. За то, что делал глупостей немало.
РОМЕО. Велели вы убить любовь.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Еще бы!
Но не другую извлекать из гроба!
РОМЕО. Теперь на страсть мне отвечает страсть.
Совсем не то, что прежняя напасть.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Той не сумел ты отвести глаза,
Так как, в любви не смысля ни аза,
Произносил чужие монологи.
Но, ветреник, мне с вами по дороге:
Враждующие семьи ваш союз.
Направить может в лоно братских уз
РОМЕО. Нельзя ли поскорей? Нам невтерпеж.
БРАТ ЛОРЕНЦО. Ускоришь бег – скорее упадешь.
 

(Уходят.)

Акт второй. Сцена четвертая

Улица.

Входят БЕНВОЛИО и МЕРКУЦИО.

МЕРКУЦИО. Куда к чертям Ромео провалился?

Похоже, дома он не ночевал.

БЕНВОЛИО. Слуга сказал, что нет.

МЕРКУЦИО. А все любовь!

От этой бледной злючки Розалины,

Ромео наш, того гляди, свихнется.

БЕНВОЛИО. Слугу с письмом прислал к нему Тибальт,

Племянник Капулетти-старика.

МЕРКУЦИО. Могу поклясться жизнью, это вызов.

БЕНВОЛИО. Ромео на него ответить сможет.

МЕРКУЦИО. Писать он может, стало быть, ответит.

БЕНВОЛИО. Нет, он отзовется на вызов, и это будет достойный ответ.

МЕРКУЦИО. Несчастный Ромео! Его ходячий труп исколот темными глазами бледной немочи. Уши просверлены романсами. Сердцевина сердца, словно мишень, утыкана стрелами маленького слепца. И такому, как Ромео, драться с самим Тибальтом?

БЕНВОЛИО. По-твоему, Тибальт настолько опасен?

МЕРКУЦИО. Поопаснее своего тезки, кошачьего короля, это я тебе говорю. По части дуэльного кодекса Тибальту равных нет. Он владеет шпагой, как дирижер палочкой. Все за него: глазомер, ловкость, чувство ритма. А как он держит паузу! Один такт, другой, а третий пронзает тебя насквозь. И попасть-то, злодей, норовит в самую пуговицу. Словом, дуэлянт, каких мало. Джентльмен высшего сорта. Такой дерется даже без всякого повода. Тем более, когда повод есть. Ох, уж эти его бессмертные passado, punto reverso и прочие hai!

БЕНВОЛИО. Что это такое?

МЕРКУЦИО. Чертова абракадабра! Спасу нет от этих современных фигляров с их ужимками, пришепетыванием и притворством! А как они стрекочут – уши вянут! То и дело: «Бог ты мой, какая ловкая шпага! какая силища! какая талия!». И никуда не деться, мой друг почтенный, от этих зарубежных мух, от этих ряженых кривляк, начиненных всякими там pardonnez-mois или bon, bon. Эти модники безо всякой нужды заучили столько новых обычаев, что разучились непринужденно сидеть на обычной скамье.

Входит РОМЕО.

БЕНВОЛИО. Вот и Ромео.

МЕРКУЦИО. Его не слишком много: худющий, как минога. О, человеческая плоть! Каким образом ты перевоплотилась в нечеловеческую? Похоже, он истекает стихами, как Петрарка, преуспевший в воспевании своей Лауры. Между прочим, ей в этом смысле крупно повезло, ведь по сравнению с леди Ромео, Лаура – просто лахудра. А уж о дикарке Дидоне, кликуше Клеопатре, ехидне Елене, гетере Геро и говорить нечего. Сероглазая Фисба еще так-сяк, да и та ни к черту не годится. – Синьор Ромео! Позвольте поприветствовать ваши французские панталоны по-французски. Bonjour! Ловко же вы нас ночью облапошили!

РОМЕО. Здравствуйте. Каким это образом мы вас облапошили?

МЕРКУЦИО. Самым пошлым и безобразным. Это непростительно.

РОМЕО. Прошу прощения, Меркуцио, я был отозван по срочному делу. В моем положении простительно было уйти, не простившись.

МЕРКУЦИО. То есть уйти, не простив себя? Но за что?

РОМЕО. За то, что, уходя, не простирался ни перед кем во прахе.

МЕРКУЦИО. Каков ответ, прах его побери!

РОМЕО. Твоя вежливость, Меркуцио, вся пошла прахом.

МЕРКУЦИО. Нет, она пустила в нем корни, как цветок.

РОМЕО. Если так, то он довольно пыльный.

МЕРКУЦИО. Зато красивый.

РОМЕО. Как цветы на пряжках моих сапог.

МЕРКУЦИО. Ну, ты сказанул! Как гвоздь в подошву забил. Так у нас острят одни сапожники. Того и гляди, ты забьешь меня гвоздями своих острот. Если, конечно, не продырявишь ими своих подошв.

РОМЕО. А ты истопчешь свои, если будешь так долго топтаться на одном месте.

МЕРКУЦИО. Выручай, Бенволио! Он меня совсем затоптал.

РОМЕО. Такого гуся затопчешь. Гони его, Бенволио!

МЕРКУЦИО. Если тебе взбрело на ум гоняться за гусем, то я пас. У тебя хватит ума загнать целую стаю, с моим же и одного не догнать. По-твоему, я похож на гуся?

РОМЕО. Никем иным, как гусем, ты, по-моему, никогда и не был.

МЕРКУЦИО. Смотри, как бы я снова тебя не ущипнул.

РОМЕО. Щиплись на здоровье: от твоего клюва легко увернуться.

МЕРКУЦИО. Зато твои остроты всегда попадают в яблочко.

РОМЕО. Разве тебе не по вкусу гусь с яблоками?

МЕРКУЦИО. Как ловко ты тянешь резину своего остроумия!

РОМЕО. Если бы я изловчился начинить ею тебя, то такого резинового гуся можно было растянуть на весь мир.

МЕРКУЦИО. Разве эта перепалка не лучше любовного плача? Ты снова человек. Ты Ромео. Ты снова не только есть, но и есть то, что ты есть и каким ты был отродясь. А то распускал слюни со своей любовью, точно шут гороховый, который сперва снует туда-сюда, высунув язык, а потом сует свою палку куда ни попадя.

БЕНВОЛИО. Хватит, прекрати!

МЕРКУЦИО. Хватит гладить его против шерстки?

БЕНВОЛИО. Прекрати распускать хвост.

МЕРКУЦИО. Ты опоздал. Я уже сложил его и не собираюсь показывать вторично: мне это противопоказано.

(Входят КОРМИЛИЦА и ПЕТР.)

РОМЕО. Вы только посмотрите!

МЕРКУЦИО. Парус, парус!

БЕНВОЛИО. Даже два: парус мужского рода и парусина женского.

КОРМИЛИЦА. Петр!

ПЕТР. К вашим услугам.

КОРМИЛИЦА. Подай мне веер.

МЕРКУЦИО. Закрой ей веером лицо, Петр: будет на что смотреть.

КОРМИЛИЦА. Здравствуйте, джентльмены!

МЕРКУЦИО. До свидания, прекрасная незнакомка!

КОРМИЛИЦА. Как так? Мы же еще не успели поздороваться.

МЕРКУЦИО. А уже пора прощаться, тем более с вами. Не ровен час похабная рука времени вскроет вас самым непристойным образом.

КОРМИЛИЦА. Типун вам на язык! Кто вы такой?

РОМЕО. Один из тех, любезная госпожа, кто по воле Божьей сотворен себе на зло.

КОРМИЛИЦА. Как вы говорите: «Сотворен себе назло?». Ах, как умно! Но ближе к делу, джентльмены. Мне нужен юный Ромео. Кто-нибудь из вас знает его?

РОМЕО. Я знаю. Но когда юного Ромео узнаете вы, он окажется менее юным, чем теперь, когда вы его еще не знаете. Из всех возможных Ромео я самый юный и, может статься, самый худший.

КОРМИЛИЦА. Лучше не скажешь!

МЕРКУЦИО. Лучше о наихудшем? Очень мудро, честное слово!

КОРМИЛИЦА. Если вы Ромео, мне надо вам кое-что сказать по секрету.

БЕНВОЛИО. Ручаюсь, она сведет его на секретный ужин.

МЕРКУЦИО. Точно, это сводня! Сводня, сводня! Ату ее!

РОМЕО. На кого ты охотишься?

МЕРКУЦИО. Не на зайца, сэр. Хотя если это и заяц, то от него не осталось ни кожи, ни рожи: в самый раз для постного пирога. (Поет.)

 
Плох из зайца навар,
Если тот очень стар.
В пост, однако, сгодятся и кости.
Если ж заячий труп
Высох так, что и в суп
Не годится, – такого хоть бросьте.
 

Ромео, ты идешь? Сегодня мы обедаем у твоих.

РОМЕО. Идите. Я догоню.

МЕРКУЦИО. Прощайте, старозаветная леди! (Поет.)

 
Прощайте, леди-ди!
Навеки, леди-ди!
 

КОРМИЛИЦА. Проваливайте, чтоб вам пусто было!

(МЕРКУЦИО и БЕНВОЛИО уходят.)

Подумать только, каков наглец! Кто этот проходимец, сэр, скажите мне на милость? По нем же веревка плачет!

РОМЕО. Джентльмен, привыкший слушать самого себя. Он не закрывает рта ни на минуту, а сам не дает никому и рта раскрыть.

КОРМИЛИЦА. Хотела бы я посмотреть, как он заткнет мне рот своими речами. Уж я бы дала ему чертей! Тоже мне смельчак выискался! Мне и двадцать таких нипочем. Я на них быстро управу найду! Грязный подонок! Ты со своими девками язык распускай! Или с дружками, такими же головорезами! (Поворачивается к Петру.) Ну, а ты для чего здесь? Чтобы позволять первому встречному мерзавцу честить меня?

ПЕТР. Я здесь не встретил мерзавца, который рискнул бы вас обесчестить. Не то бы я живо схватился за шпагу. Я дерусь не хуже прочих и, если закон за меня, ввязываюсь в каждую потасовку.

КОРМИЛИЦА. Господи помилуй! Я до сих пор вне себя. Меня всю прямо так и трясет. Грязный подонок! Ну, да ладно. Прошу вас, сэр, на два слова. Не помню, говорила ли я вам, что моя молодая хозяйка послала меня по вашу душу? И кое-что велела передать. Впрочем, с этим можно погодить. Сперва я сама скажу. Если вы намерены, как говорится, свести ее в страну дураков, это будет, простите за выражение, такое свинство! Постыдились бы: ведь она еще совсем девочка. Неужто у вас что дурное на уме насчет нее? Право же, с честными девушками так не поступают. Это гадко, это отвратительно, это…

РОМЕО. Постой же. Поклонись от меня своей госпоже и хозяйке. Уверяю тебя, у меня и в мыслях…

КОРМИЛИЦА. Ах, вы мой золотой! Конечно, поклонюсь! Господи Боже, вот будет для нее радость-то!

РОМЕО. Что ты передашь, кроме поклона? Ты же меня не дослушала.

КОРМИЛИЦА. Ваше уверение, сэр, которое у вас в мыслях, и передам. По всему видать, намерения у вас честные.

 
РОМЕО. Скажи ей, чтобы случай улучила
Сегодня же прийти к отцу Лоренцо.
Он исповедь соединит с венчаньем
И нашу страсть навеки освятит.
Возьми за труд.
КОРМИЛИЦА. Ни пенни не возьму!
РОМЕО. Бери, сказал. Не спорить же с тобой.
КОРМИЛИЦА. Сегодня же? Придет, не сомневайтесь.
РОМЕО. А ты иди к воротам монастырским
И жди там человека моего
С веревочною лестницей для нас.
Я нынче ночью с помощью нее
Поставлю парус нашего блаженства.
Теперь ступай и никому ни слова.
Я щедро отплачу тебе за все.
Прощай и передай поклон хозяйке.
КОРМИЛИЦА. Благослови вас Бог! Однако, сэр…
РОМЕО. Я слушаю.
КОРМИЛИЦА. Ваш человек надежен?
Мы заодно, и наше дело – тайна.
А третий проболтается случайно.
РОМЕО. Он крепче стали и не подведет.
 

КОРМИЛИЦА. Сэр, сэр, вы не знаете моей госпожи! Ах, ты моя сладенькая! Господи, Господи! Когда она была совсем малюткой… Да, чуть не забыла, – знаете ли вы некоего Париса? Он тоже готов ввязаться в спор из-за нее. Но для нее, для душеньки моей, он все равно что гадкая жаба и даже хуже. Я как-то шутки ради говорю ей: дескать, она с Парисом – прекрасная пара. Так видели бы вы ее лицо! ни кровиночки, белее самого белого полотна! И вот еще что: разве «розмарин» и «Ромео» с одной буквы начинаются?

РОМЕО. Ну да. С буквы «р». А в чем дело?

КОРМИЛИЦА. Полно смеяться-то! Так только собаки рычат. А вы и розмарин, уж я-то знаю, начинаетесь на «ро». Слышали бы вы, как нежно она щебечет, почем зря упоминая вас и розмарин! Вы бы заслушались.

РОМЕО. Поклон хозяйке.

КОРМИЛИЦА. Тысяча поклонов.

(РОМЕО уходит.)

Петр!

ПЕТР. К вашим услугам.

КОРМИЛИЦА. Забери у меня веер и ступай вперед.

(Уходят.)